Дома мы не нужны. Часть 4. Глава 7

                ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
                Книга четвертая: "Последняя битва Спящего бога"

                Глава 7. Юра Наурузов. Ветеран вольной борьбы

   Ох, как нелегко вставать на мостик в пятьдесят пять лет. А если еще сверху давит этот проклятый французский ветеран, в котором явно больше восьмидесяти килограммов. В самом Наурузове, мастере спорта по вольной борьбе еще с далекого семьдесят восьмого года, когда ему стукнуло восемнадцать лет и он стал чемпионом Дагестана в первом полутяжелом весе, тоже было далеко за восемьдесят. И хотя Юра старался поддерживать спортивную форму, он не раз пожалел, что согласился на эту авантюру - участие в открытом чемпионате республики среди ветеранов.
   До полуфинала он дошел достаточно легко, а вот здесь против него вышел француз-ветеран, который выглядел моложе и самого Наурузова, и того возраста, что был прописан в заявочном листке, лет на двадцать. И только кавказский характер, и то обстоятельство, что за поединком внимательно следили, отчаянно поддерживая земляка, жители Хасавюрта, где и проводился чемпионат, не дали ему сдаться в первые секунды боя.
   - И что теперь делать, - вертелась в голове мысль, - все-таки сдаваться?
   Мысль эта крутилась, и никак не опускалась ниже - к шее с выступившими от гигантских усилий жилами; все еще крепким рукам, не дававшим сопернику подпрыгнуть на нем, что мгновенно припечатало бы лопатки дагестанца к жесткому мату; наконец к ногам, вопреки всему готовым взорваться вместе с остальными частями тела в отчаянной попытке сбросить с себя неподъемного противника.
   Почему не опускалась? Может потому, что голова тоже вдавилась в этот самый мат так, что борец уже не видел низко склонившегося, практически распластавшегося на ковре рефери - еще одного ветерана, Рафика Саидова, за победу над которым ему, Наурузову, когда-то давно и вручили чемпионскую медаль.
   Рывок, который ждали и ноги, и спина, и шея, был отработан тысячу раз, до автоматизма. Но его могли себе позволить гибкие мускулы молодого атлета, а сейчас, когда до юбилея осталось две недели, такое усилие могло порвать - в прямом смысле - любую из перечисленных мышц, и тогда... тогда одинокий ветеран никому не будет нужен.
   - Да, - все таки решился на отчаянный бросок Юра, - никому я не буду нужен...
   Рывок получился на удивление мощным - словно вернулись двадцать лет - так что противник улетел далеко, как бы не за край борцовского ковра. Наурузов легко вскочил на ноги, еще раз удивившись энергии, которая буквально бурлила в каждой жилке, и в ступоре уставился на противника, которого в нескольких шагах от него рвал на части громадный зверь, ощерившийся на дагестанца громадными клыками.
   Рядом стоял такой же изумленный парень в судейском костюме. И это не мог быть Рафик, которого Наурузов знал больше тридцати лет. Это мог быть его сын, в каждой черточке лица и фигуры повторяющий своего отца. Ему ли, Юре, не знать, как выглядел когда-то молодой борец Саидов - ведь сколько раз они обнимались в жарких схватках и в тренировочных, и в соревновательных боях (тьфу-тьфу - не подумайте чего такого - в вольной борьбе парни могут обниматься без всяких намеков на эдакое).
   Мимо застывших столбом парней с криком бежала девушка в брючном костюме, который никак не позволял сделать это быстро - так, чтобы не мог догнать еще один ужасный зверь. Может он играл с жертвой, как объевшаяся кошка с мышью?
   - А вот фиг тебе! - Наурузов на шаг высунулся с ковра, обрезанному ровно, словно по линейке, и схватил несчастную за руку, дернув ее к себе так сильно, что она буквально впечаталась в грудь парня, - Парня!
   Юра едва сдержал крик; может потому, что в его объятиях слабо трепыхалась девчонка, только что избежавшая смерти. Он не видел себя в зеркале, но вернувшееся в тело легкость и быстрота; необычайный прилив энергии, который, наверное позволил бы ему сейчас высоко подпрыгнуть, даже с грузом в руках, а главное - уставившийся  на них помолодевший Рафик... Юре не нужно было никаких доказательств - он поверил в фантастическое преображение сразу, будто подспудно ждал этого все последние годы.
   Если бы еще не звери, особенно тот, что обиженно ходил сейчас вокруг ковра, лишившись добычи. И остальные - восторженное настроение Наурузова смыло словно весенним ливнем, когда он наконец обратил внимание на окружающую действительность. Ужасную, надо сказать действительность. Люди в развалинах, каким-то неведомым образом оказавшихся на месте Дворца спорта, уже не кричали. Французского борца не было видно - саблезубый тигр утащил его куда-то, оставив на месте, где соперник дагестанского борца принял мучительную смерть, большое красное пятно.
   - Тихо, - парень встряхнул девушку, всхлипывающую в его объятиях, наконец-то разглядев ее лицо - очень даже миленькое, - тише ты, не слышно ничего.
   Он как раз повернулся вслед движению зверя, так и кружившего вокруг ковра, от которого остался приличный квадрат примерно пять на пять метров, и увидел, что Рафик Саидов тоже воспринял его возглас; его осмысленный уже взгляд зашарил по развалинам, в которых Юра расслышал какие-то глухие человеческие крики. Звуки эти словно шли из под земли, и в нем дагестанец не распознал паники и боли, с которыми погибали в когтях зверей люди вокруг. Этот крик  - девичий, кстати - был призывным и недоумевающим. И Юра даже сделал было инстинктивно шаг вперед, на что радостно отреагировал зверь. Хлестнув по тощему боку длинным хвостом, хищник остановился напротив Наурузова, который так и не выпустил из захвата (привычный борцовский прием) девушку, и опять распахнул свою пасть. Четыре громадных клыка завораживали и своими размерами, и слабо-розовыми потеками, показывающими, что спасенная жертва должна была стать сегодня не первой добычей тигра.
   И Юре нестерпимо захотелось зашвырнуть что-то острое и жгучее в эту огромную пасть. Выпустив наконец из рук незнакомку, которая уже  пришла в себя, и смотрела на окружающий мир испуганными, но не безумными, как недавно, глазами, парень нагнулся и выдернул из нутра обрезанного неведомым лезвием ковра горсть синтетического наполнителя. Миг - и этот сжатый до размеров снежка комок полетел точно в пасть зверя. Последний сомкнул ее, и... душераздирающий рев разорвал окрестности на части так, что и девчонка, и Юра с Рафиком мгновенно закрыли уши ладонями, что впрочем, помогло не сильно - даже сквозь них крик зверя, словно получившего смертельную рану, терзал барабанные перепонки до тех пор, пока громадная кошка не исчезла в подступивших к развалинам зарослях.
   Остальные звери замерли в самых невероятных позах. Один из них подставил бок метрах в четырех от островка безопасности, на котором в изумлении наблюдали за странным поведением зверей трое спасшихся людей. И Наурузов не преминул воспользоваться - еще один тугой "снежок" полетел в хищника, попав прямо в грудную клетку с рельефно обозначенными сквозь шкуру рыжего цвета ребра. Юра никогда не видел, чтобы кошки могли прыгнуть в сторону боком; но этот зверь совершил такой прыжок на невероятно дальнее расстояние - точнее совершил бы, если бы этот полет не прервала бетонная стена какого-то полуразвалившегося здания. Тигр при этом издал неприятный мяукающий звук, от которого все остальные звери, до сих пор изображающие неподвижные статуи, мгновенно бросились в кусты. Последним улепетывал, не оглядываясь, хищник, пораженный в бок безобидным снарядом.
   - Это сон, или психушка, - Рафик, как и Юра, когда-то закончил вуз в Воронеже по "спортивной квоте", и не только говорил, но и думал часто по-русски, - это я или не я?
   - Ты! - Наурузов подскочил к другу и от души огрел его по плечу рукой; он бы и засмеялся сейчас громко, если бы не ужасная картина, которую оставили после себя звери, - это ты, Рафик - точно такой же, как в семьдесят восьмом году на чемпионате. Снимай свой дурацкий костюм, я тебе еще раз свой коронный прием покажу.
   - Вы что, с ума сошли? - это подала голос спасенная девушка.
   - Сойдешь тут с ума, - подскочил к ней опять Юра, - я Юра Наурузов, а это мой друг Рафик Саидов. Мы из Хасавюрта, прямо с соревнований, видишь? - он оттянул лямку борцовского костюма, - а ты как здесь оказалась?
   - Молодой человек, - почему-то оскорбилась девушка, - я, конечно, хорошо сохранилась для своих лет, но в пятьдесят шесть лет могла бы рассчитывать на более вежливое обращение.
   - Ух ты, - восхитился парень, - на целый год старше меня, красавица. А на вид больше восемнадцати не дашь. Замужем?
   Юра сам не понял, зачем задал этот совсем не своевременный вопрос; еще больше он не ожидал весьма нервной реакции незнакомки. Она вдруг насупилась, даже сгорбилась, накинув себе без всяких видимых причин не меньше десятка лет, и буркнула:
   - Не замужем... И никогда не была. Никому не была нужна.
   Юру царапнула последняя фраза - где-то он что-то подобное недавно слышал; однако память напрягать не стал, а неожиданно для себя расплылся в улыбке:
   - Ни за что не поверю! А если это правда - только свистни, я первый готов сделать предложение.
   Он вдруг почувствовал, что уши заалели - это у него-то, записного сердцееда и, в общем-то неразборчивого любовника, почему он за свои пятьдесят пять лет тоже ни разу не женился. А девушка, напротив, не смутилась; она опять постройнела, похорошела и протянула ему руку:
   - Я Надя Полетаева, из Дербента. Стояла в очереди, в магазине, когда весь этот ужас начался. Всю очередь звери разбросали, как кубики - меня почти к вам выкинуло - да вон же он, магазинчик - Надя показала пальчиком на строение из двух стен, разделенное надвое прилавком.
    Юра почувствовал, как в животе зарождается неприличное урчание, и он поднял руку  с оттопыренным указательным пальцем вверх, вспомнив о недавних криках. Наступила тишина; несколько долгих секунд ничто не нарушало ее, затем Наурузов громко, чтобы заглушить прорвавшееся все таки урчание, спросил:
   - Рафик, я какие-то крики слышал; не этих несчастных, - его палец уткнулся теперь во что-то кровавое, непонятное, и парень с удивлением понял, что если в душе его сейчас и есть печаль и содрогание, оно не разрастается до таких пределов, которые бы заставили забыть и о голоде, и о красивой девушке, которая проследила за этим жестом. Проследила, и скривила лицо в гримасе пережитого ужаса; впрочем ей до обморока тоже было далеко.
   - Кажется вот там, - Саидов неуверенно ткнул как раз в сторону бывшего продовольственного магазина.
   - Идем, - решительно произнес Юра, - только.., - добавил он, увидев, как отшатнулась в страхе Полетаева, - надо обезопасить себя.
   Он еще раз нагнулся; попробовал дернуть за прочный кожезаменитель, и этот материал, выдержавший бесчисленное множество бросков и топтаний, неожиданно легко поддался. Скоро "украшенные" длинными полосами материала, с запасом "снежков" в карманах судейской курточки, они медленно побрели, озираясь вокруг, к стене, за которой, как уверял Рафик, и были слышны призывы о помощи.
   На ходу Наурузов зацепил из витрины-холодильника, который, естественно, не работал, сразу три кольца конской колбасы и батон хлеба; Рафик открыл дверцу высокого шкафа с напитками и выбрал обычную воду в полулитровых пластиковых бутылках - до сих пор изумительно холодную.
   - Почему изумительно? - задал себе вопрос Юра, отпивая глоток воды такой долгий, что заныли от холода сразу все зубы - даже те, которых еще сегодня не было во рту - и сам же ответил на него, - да потому что в Хасавюрте утром было всего плюс восемь, а здесь Африка какая-то!
   Солнце действительно припекало немилосердно, так что экономить колбасу не было смысла - все равно пропадет. Так что парень откусил очередной большой кусок, и зажевал крепкими челюстями, в которых - он только что убедился, проведя языком - опять наличествовал полный комплект зубов. Куда при этом делись два вставных золотых, и несколько коронок, его почему-то не волновало.
   А волновало его всякое отсутствие жизни вокруг; он даже собрался, откашлявшись, крикнуть, чтобы привлечь внимание, как прямо под ногами раздался все тот же приглушенный призыв. Юра отпрыгнул от неожиданности - почти так же, как хищник чуть раньше - только спиной вперед. Хорошо, на его пути не оказалось бетонной стенки, иначе бы пришлось Рафику копать в одиночку. Копать - потому что отчаянный крик раздался из под кирпичной стены, которую они собирались обогнуть. Наурузов  собрался было заорать что-то в ответ, чтобы подбодрить кричавшую, дать понять, что помощь спешит, но вовремя вспомнил о хищниках, которые, может быть сидели в кустах вокруг развалин и ждали приглашения на обед.
   Лопаты нашлись; новенькие, насаженные на девственно чистые черенки - в какой-то каморке. Там и другого инструмента хватало, но сейчас был актуален именно шанцевый - вот им два борца вольного стиля и заработали без перерыва. Тем более, что копать было нетрудно - земля была легкой, осыпающейся назад, так что пришлось откидывать ее далеко в сторону. И вот уже пробито отверстие в подвальное помещение, вот ход расширился, и к ним тянутся ручонки ребенка - мальчика лет пяти; второй было еще меньше, года три. А девушку, которую вытянули в четыре руки, Наурузов где-то раньше видел.
   - Ну точно! - точно таким волнующим душу грудным голосом обладала любимая певица его юношеских лет Майя Карданова.
   - Карданова, Майя Алибеговна, - протянула ему руку отдышавшаяся девушка, и у парня отвисла.
   - Та самая?, - с придыханием воскликнул Юра, принимая руку как самую великую ценность, - которая про "...темные очи и нежный стан"?
   - Какой уж там стан, - певица совсем по стариковски вздохнула и представила детишек, - а это мои внуки - Миша и Изабелла.
   Теперь челюсти отвисли у Надежды с Рафиком. Девушка спохватилась первой:
   - Да что же мы стоим, - воскликнула она, - дети наверное кушать хотят.
   Детишки были воспитаны на совесть; было видно, что есть они, несмотря на совсем недолгое заточение в подвале, очень хотят, но не дернулись вслед за Полетаевой, посмотрели на юную бабушку с некоторым подозрением, и пошли только взявшись за ее руки. Недалеко. Потому что процессии тут же попались останки растерзанного человека; рядом лежал почти целый труп - отсутствовала лишь голова. Этого "лишь" хватило, чтобы бывшая певица опустилась на бетонную крошку без слов и сознания, а дети прижались к ней, как испуганные звереныши. Так и пришлось нести всех троих на руках до магазинчика - туда, где две оставшиеся стены и длинная витрина оградили маленький мирок от страшных последствий катаклизма.
    Загородив этот островок все теми же лентами, и оставив очнувшуюся Майю с детьми на попечении Полетаевой, парни снова взялись за лопаты. Заросли вокруг их "родных" развалин не внушали никакого доверия; Наурузову даже показалось, что меж кустов неслышно скользнуло длинное худое тело. Так что покидать этот не самый уютный уголок посреди океана пугающей растительности Юра, взявший на себя командование, не собирался. А раз так - значит надо было наводить "дома" порядок. И в первую очередь - захоронить останки людей. Потому, что это было обязанностью выживших - проводить соотечественников в последний путь по-человечески. Ну и жаркое солнце тоже надо было учитывать...
    Братская могила выросла небольшим холмиком на самой границе лагеря; Наурузов не поленился - сбегал до бывшего спортзала, принес еще немного лент от ставшего совсем куцым ковра.
   - Ничего, - бодро подумал борец,  вместе с другом в три ленты огораживая могильный холмик, - там у мата еще подкладка есть. Вот завтра с утра и распустим ее на ленты - огородим весь лагерь, чтобы ходить и не оглядываться на любой шорох. А там все запасы подберем и будем ждать помощь.
   - А если не дождемся? - задал Рафик вопрос на последнюю фразу, произнесенную Наурузовым вслух.
   - Значит, сами пойдем навстречу ей...
   Один из черенков Наурузов приспособил под календарь. Нет - в лагере нашлась и бумага, и шариковые ручки; даже компьютер был, правда обесточенный. Так что Майя Карданова прилежно вела дневник, ведя счет скучным дням. А молодой борец, вспомним книжку про Робинзона Крузо, вел счет по своему.
   - Вот, - сказал он Мише, который целыми днями не отставал то от одного, то от другого парня, которые от скуки даже начали учить его борьбе, заодно сами вспоминая спортивную молодость, - уже пятьдесят восьмая затеска. Почти два месяца мы здесь. Робинзон Крузо мог бы нам позавидовать - он ведь на своем острове был один, а нас тут - целых шесть человек.
   - А долго этот Робинзон Крузо жил на острове? - присел рядом мальчик.
   - Долго, - вздохнул Юра, - очень долго. Но мы столько ждать не будем. Вот выберем направление, где наши живут, и сразу пойдем туда.
   - А где наши живут? - не отставал Миша.
   - Где живут? - с горечью повторил про себя парень, - если бы я знал...
   Он уже сходил в разведку, один, весь обмотавшись ремнями и вооружившись целой сумкой волшебного содержимого спортивного мата - от тигров, и топором на длинном топорище - от других врагов. Впрочем в то, что в лагерь могут пожаловать кто-то еще, кроме саблезубых хищников, Наурузов верил все меньше и меньше. Слишком много было этих тварей, взявших дагестанский лагерь в осаду, и провожавших голодными взглядами из кустов каждое движение людей.
    Разведка принесла результат, но Юра так и не решил, считать ли его положительным. В стороне, откуда всходило солнце, которое с каждым днем светило все жарче и жарче, парень очень скоро наткнулся на протоку, оба берега которой оккупировали громадные, просто невероятно длинные крокодилы. Пытаться прорваться через этот двойной заслон, да еще переплыть вонючую канаву, в которой нет-нет, да и плескали хвостами или другими онечностями земноводные хищники, было делом однозначно самоубийственным. Юра полдня пролежал в кустах, понаблюдал за широкой степью, где медленно брели, опуская головы к ярко-зеленой траве, какие-то животные. Но никого и ничего напоминающего о цивилизации он так и не увидел.
   Следующий день принес еще более неутешительный результат. Все тот же канал, такие же недвижные колоды поджидающих добычу крокодилов, и еще одна напасть за протокой - там, в зарослях, совсем непохожих на те, где сейчас прятался дагестанец - вдруг поднялась еще одна чешуйчатая голова. Змеиная. Она словно принадлежала разумному существу - медленно повела взглядом по окружности и замерла точно в направлении удачно замаскировавшегося (так самонадеянно решил Юра) парня. Какой-то сигнал этот переросток змеиного племени наверное подал, потому что вокруг первой выросли десятки, а может быть и сотни таких же голов, и Наурузов не стал ждать, когда они успокоятся, убрался подобру-поздорову, напоследок пожелав рептилиям схватиться друг с другом; а заодно и с саблезубыми тварями. Впрочем, исполнись это желание, Юра смотреть на битву древних гигантов не остался бы - не было у него стремления к кровавым зрелищам - с того самого дня, как он с друзьями оказался в этом непонятном жестоком мире.
   Впрочем, и здесь были свои привлекательные стороны - хотя бы Надя Полетаева, ради которой он готов был терпеть и не такие лишения. А еще - божественный голос Майи, которым девушка баловала друзей достаточно часто. Вот и теперь она затянула древнюю песню, тоскливую и бесконечную, как их сидение в лагере. Но сейчас Наурузов был рад и такой - ведь она отвлекла мальчика от разговора, и теперь парню не надо было отвечать на неудобный вопрос...
   Наконец песня кончилась, и Юра очнулся от невеселых грез, и тут же вскочил на ноги, сжав в руке шершавый от зарубок черенок. Потому что в той стороне лагеря, где никто не должен был находиться, раздались, что называется, бурные аплодисменты. Наурузов задвинул мальчика за обломок стены и вышел навстречу незнакомцам, людям, которых так жаждал увидеть... но только не таких. Не шестерых бородачей с автоматами в руках, о чем-то громко вдруг залопотавших - на смутно знакомом языке. И парню все не понравилось в них - и их развязные, хозяйские позы; и то, как они бесцеремонно  пялились на поднявшуюся рядом Майю, и особенно - как они оживились, когда из бывшего магазинчика вышла Надежда.
   Парни с короткими - отросшими только недавно - бородами заговорили еще громче, и один из них, совершенно неожиданно для опешившего Юры, рванулся вперед и схватил девушку за косу. Надя коротко вскрикнула; гораздо громче заголосила Майя - ее сейчас явно обожгли мысли о судьбе не только девушки в руках бандита, но и двоих внуков; этот крик шустрому бородачу чем-то понравился - он повернулся к остальным автоматчикам, и засмеялся, зло и предвкушающе. Это его и погубило. Чемпион по вольной борьбе передвигался не менее стремительно. А силу, вновь обретенную вместе с молодостью, и ярость Наурузов сдерживать не стал. Толстая палка поднялась кверху, и невзирая на предупреждающие крики и щелканье затворов, опустилась на лоб повернувшегося насильника с противным звуком лопающегося ореха. Юра  успел отшвырнуть девушку за стену здания, и даже пожалеть, что наставит Надежде этим броском не один синяк, и только потом принял грудью целую очередь автоматных пуль. Сквозь затухающее сознание он услышал чьи-то бранные крики, и упал на бетон, не ощутив боли, почти счастливым от того, что умирает, захватив с собой в небытие врага, а еще от малодушной мысли о том, что не увидит, как страшно будут развиваться события дальше...
   Увы, смерть не пришла к нему в эту минуту. Очнувшись разом, он с трудом сохранил недвижимость и молчание, хотя в груди нестерпимо жгло, а желудок сводил жуткий голод, какого он еще никогда в жизни не испытывал. Но больше этого странного чувства Юра боялся повернуть голову - туда, где раздавались все те же непонятные выкрики и громкий смех победителей. Он все таки начал медленно поворачивать голову, и... наткнулся на безжизненный взгляд Рафика. Связанный, весь взъерошенный; под правым глазом парня наливался огромных размеров синяк, какой не поставишь  голым кулаком, как бы не пытались это доказать голливудские герои. Саидов вдруг встрепенулся, встретив взгляд Юры, и рефлекторно напрягся, словно намеревался  порвать связывавшие его ремни. Впрочем, он тут же расслабился, видимо еще раньше убедившись, что такое обычному человеку, даже тренированному бойцу, не под силу.
    А Наурузов негромко простонал и, перекатившись на живот, с трудом оперся сначала на четвереньки, а затем каким-то немыслимым кульбитом сел. В толпе бандитов зашумели громче; один из них направился к раненным дагестанцам и присел на корточки, совершенно не опасаясь невооруженного Юру. В руках у бандита мелькал  нож с длинным лезвием, а в глазах плеснула такая ненависть, когда он задал вопрос, состоявший из одного слова, что борец невольно отшатнулся.
   - Русский? - выплюнул сквозь зубы незнакомец, и Наурузов, похожий на бандита и отросшей черной бородой, и даже чертами лица восточного типа, вдруг наполнился не меньшей яростью и неожиданно для себя кивнул: "Да!"
   - Ненавижу, - зашипел почти по змеиному бандит, отчего Юра вспомнил головы чешуйчатых гадов за протокой, - всю жизнь ненавижу. Вы пьянствовали, смотрели на меня как на раба, плескались в нашем море, бросали из милости долларовые бумажки, а я ходил, убирал за вами, застилал ваши постели, крутил из полотенец лебедей, и представлял как  режу ваши глотки, как извиваются подо мной ваши женщины, как ваши дети...
   Он вдруг вскочил, и в три гигантских прыжка очутился у стены, где прижимались к серому бетону Надя с Майей. Девушки ("Целые!", - перевел дух Юра) держали в руках детей, и ближнего из них - Мишу, вырвал из рук Надежды садист. Майя, бабушка мальчика, с криком бросилась к нему, и тут же отлетела назад, упав, накрыв телом девочку, после жестокого удара прикладом автомата.
   А чернобородый бандит, явно рисуясь перед  Наурузовым, подскочил к кустам, откуда тут же высунулись сразу несколько морд хищников, и, размахнувшись, швырнул мальчика за их спины. Страшно закричала Надежда, а Юра попытался вскочить на ноги, но ослабевшие конечности подкачали, и он снова оказался на земле, и уже оттуда увидел, как затылок бандита буквально взорвался, и сквозь шевелюру выползло устрашающе широкое лезвие, как таким же образом вдруг начали падать другие бандиты, из глаз которых торчало оперение каких-то коротких толстых стрел, и как из зарослей в лагерь вступил парень ну просто невероятных - не меньше двух с половиной метров высотой  и не меньше метра в плечах - габаритов в камуфляже, к которому прильнул живой и здоровый Миша. Следом в развалины высыпала целая толпа - так показалось Наурузову - людей, тоже в камуфляже, один из которых был не меньше первого здоровяка.
    Но особое внимание борец обратил на стремительно скользнувшего к валявшимся в живописных позах бандитам, сейчас таких неопасных и жалких. Вот незнакомец подхватил за шиворот слабо шевелившегося боевика и потащил его в глубь развалин так легко и быстро, что даже здоровяки, двигавшиеся не в пример медленней, вряд ли бы смогли проделать это так непринужденно.
   На Юру упала тень, и рядом присела, обняв парня осторожно, стараясь не касаться рваных ран на груди, Надежда. Парня затопила волна нежности и легкости - он сейчас был в состоянии вспрыгнуть на ноги с девушкой на руках. Вот если бы еще не дикое чувство голода...
   - Что землячок, - еще одна тень упала уже на двоих - рядом остановился парень, улыбавшийся во все лицо, - сильно есть хочется?
   Наурузов кивнул, проглотив тугой комок. А парень, представившийся Анатолием Никитиным, бывшим трактористом из костромской глубинки, засмеялся еще громче и показал на капот черного внедорожника, медленно выезжавшего из кустов. Автомобиль тащил за собой прицеп необычной конструкции; следом на поляну перед развалинами выкатил внедорожник еще больших размеров - "Линкольн Навигатор" песочного цвета; точно такой же дагестанец видел два месяца назад на Авито. Этот автомобиль был шикарней первого трудяги, которому явно было не меньше десяти лет,  но именно к последнему Юра вдруг воспылал искренней любовью. Может потому, что в открывшуюся заднюю дверцу из него выпрыгнул еще один незнакомец, окинувший лагерь долгим взглядом, и тут же забарабанивший пальцем по клавиатуре непонятно откуда появившегося ноутбука. А вместе с ним из салона выплеснулся такой мощный заряд ароматного запаха копченого мяса, что парень все таки совершил то, о чем только недавно подумал - вскочил на ноги в Надей на руках.
   - Вот-вот, - Анатолий был уже у дверцы багажника, готовясь распахнуть его, - профессор Романов, Алексей Александрович, тебе расскажет, что такое настоящий голод.
   Парень с ноутбуком - тот самый профессор, как понял Юра - посмотрел на изодранную на груди пулями в клочья рубаху дагестанца, отметил наверняка, что сквозь эти прорехи видно на удивление целую кожу, и бросился помогать Анатолию. Наурузов с неописуемым наслаждением впился в толстый кусок сочного мяса, и только с трудом проглотив его, вспомнил о друге.
   Рафик Саидов уже сидел на бетонной крошке, а вокруг хлопотали сразу две красавицы - Майя Карданова с растерянным лицом, и жгучая латиноамериканка, достающая из большой сумки какие-то медикаменты.
   - Ну и ладно, - успокоился парень, откусывая еще больший кусок, хотя только что это казалось невозможным, - Рафик в надежных руках. Только почему он не бежит сюда; почему его не корежит от голода?
   Парень со спокойным волевым лицом в камуфляже, в петлицах которого дагестанец разглядел три большие звезды - тот самый, что утащил куда-то раненого бандита - подошел к внедорожнику. Юра отметил, как подтянулся Анатолий; как профессор, в котором все указывало на сугубо гражданского человека, мгновенно убрал свой ноутбук и тоже практически вытянулся, готовый внимать словам командира - а это был именно командир - такой, что и Наурузов без всякой команды положил недоеденный кусок обратно в багажник и оглядел себя, искренне досадуя, что бандитские пули не позволяли ему сейчас выглядеть опрятно.
   Рядом с полковником стояла девушка, в глаза которой дагестанец почему-то не захотел заглядывать - не потому, что она по-хозяйски приобняла командира за талию, а... по какой-то иной причине, непонятной Наурузову. Это прикосновение девичьей руки что-то изменило в облике командира, и все вокруг дружно расслабились вслед за ним, чуть ли не перевели дух.
   - Ну что, Александр Николаевич? - спросил профессор уже вполне по-дружески, как равного, - что за твари здесь разбрасывались живыми детьми?
   - "Серые волки", - буднично ответил командир,  - да какие волки - даже на волчат не тянут. Сбились подонки, которые всю жизнь изподтишка гадили, в стаю; оружие где-то добыли - вот из них дерьмо и полезло. Ну, больше лезть не будет.
   От этих слов, от будничного тона Наурузова пробило в пот - он понял, что последнего оставшегося в живых бандита он больше никогда не увидит. А командир повернулся к нему:
   - Ну что, познакомился уже с ребятами?
   Дагестанец молча кивнул. Командир протянул ему раскрытую ладонь:
   - Ну, тогда и мы будем знакомы. Полковник Кудрявцев, Александр Николаевич; командую вот этими бойцами, - он почти ласково оглядел своих бойцов, - а это моя супруга, Оксана.
   Юра все таки заглянул в карие девичьи глаза - обычные, в которых пряталась какая-то смешинка, а еще глубже... нет - туда лучше не заглядывать.
   - Юра Наурузов, - представился он в свою очередь парень, - борец вольного стиля... бывший чемпион республики, дагестанец.
   - Ну, бывших чемпионов не бывает, - засмеялся Кудрявцев, - у нас ведь и чемпион мира есть, по тайскому боксу, и чемпион гладиаторских боев - вон он, Спартак Иванович.
   Командир показал на гиганта, с рук которого так и не слез дагестанский мальчик.
   - Почему Иванович? - удивился рядом профессор Романов.
   - А ты это у Анатолия спроси, - командир махнул на тракториста, - он всех на русский манер переиначивает; а вот с нашим новым товарищем такой фокус не пройдет.
   - Почему? - напрягся теперь Никитин, прицелившись взглядом в дагестанца.
   - Поздно, - опять улыбнулся командир, - Юра сам назвал себя русским - поэтому и взбесились эти "волчата". Чувствовали наверное, чья правда на этой земле... А это?..
   Он повернулся к прихромавшему Рафику, и Юра поспешил представить и друга, и девушек, остановившихся за спиной Саидова.
   - А это  еще один чемпион-вольник, Рафик Саидов... И наши девушки - Надя Полетаева, и Майя Карданова, знаменитая певица...
   В глазах Кудрявцева мелькнуло что-то загадочное, и он как-то отстраненно спросил:
   - Тоже русские?
   - Русские, - кивнул за всех троих Рафик, и, ухмыльнувшись кривой от заплывшего глаза физиономией, неожиданно поставил всех в тупик, - а еще я люблю американских генералов.
   Томительная пауза была ему ответом; командир нахмурился, готовый бросить что-то резкое. И только Анатолий Никитин вдруг улыбнулся, резко притянув рукой Саидова за плечо, отчего тот скривился:
   - Мне тоже один генерал нравится - тот, что выпрыгнул в окно.
   Два парня переглянулись, и, улыбнувшись, дружным дуэтом добавили:
   - С криком "Русские идут!"...