Мариенплац

Вечерело. Лёгкие полупрозрачные облака, точно приклеенные к небосводу, не разгонял лёгкий ветерок; спокойствие разливалось в воздухе, и его лишь немного взбудораживали разговоры. А люди сновали и сновали, переходили от магазину к магазину; кто выбирал магнитик в подарок друзьям, а кто и самому себе подыскивал что-нибудь на память. Витрины заманчиво блестели, незнакомые немецкие слова не смущали покупателей. Отдых удался на славу.

Солнце теперь только едва пробивалось на Мариенплац, уже раскладывало на асфальт тёмно-синие полосы теней. Устремлённая ввысь башня ратуши заслоняла огненный шар, резво сбегавший вниз, а внизу вырисовывались очертания ещё тусклых фонарей.
Какая-то девушка засмотрелась на сверкающий шпиль и толкнула плечом мужчину, шедшего ей навстречу.
- Прос... энтшульдигунг, - торопливо исправилась она, автоматически проводя рукой по волосам - проверяя причёску. Она мельком взглянула на него, и её взгляд остановился на тоненьких тёмных усиках.
- Простите, - усмехнулся тот, оборачиваясь. Говорил он без акцента, а улыбнувшись, сверкнул зубами, но тотчас почему-то помрачнел. Девушка качнула головой, собралась уже сделать шаг прочь, но мужчина вдруг повёл рукой куда-то в сторону, и она машинально повернулась туда. - Слышите, да? Катюша!
Там, куда показал мужчина, стояла компания, очевидно, немного под-шефе. На шее у стоявшей среди них девушки развевались объёмные платки. Глаза её достаточно равнодушно блуждали по площади, остановились на каком-то ярком прилавке - и тотчас же переметнулись к другому. Один из парней был в военной форме и активно топал в такт музыке, то хватал девушку под руку, то выпускал её. Из большой чёрной колонки неслась мелодия знаменитой "Катюши". К ней же был подключён микрофон, и ещё один парень, тоже слегка пошатывавшийся, тем не менее очень даже неплохо вёл: "Ра-а-сцвета-а-ли яблони и груши..."
- Господи, опять наши чудят, - с какой-то непонятной нежностью произнесла девушка, - а что, вам не нравится?
- Приезжать в Мюнхен, чтобы петь Катюшу, - пренебрежительно бросил мужчина, и его усики как будто раздраженно дёрнулись вверх.

В кафе напротив за столом сидела пара и с аппетитом уплетала ассорти из сосисок. Вайс Вурст, толстые белые сардельки, подали в бульоне, и над отодвинутыми в сторону плошками, уже опустевшими, тоскливо поднимался пар. Особенным успехом пользовались тоненькие нюрнбергские; их обильно смачивали горчицей, густой, ароматной, и только после этого отправляли в рот.
Официант как раз возвращался с двумя запотевшими бокалами, когда мужчина бросил взгляд на этот столик.

- Приезжать, чтобы есть баварские сосиски, чтобы пить немецкое пиво и слушать советскую Катюшу? - саркастически подняв брови, сказал он. Его ноздри на мгновение даже раздулись - так он был возмущён.
- Да какая вам разница, чем люди зарабатывают деньги, - ответила девушка, замечая перед компанией с Катюшей коробочку, полную мелких монет и даже бумажек. Кажется, русских в это время года в Мюнхене видимо-невидимо, и в каждом из людей временами просыпается какая-то ностальгия, даже на каникулах.
- Разницы-то, на самом деле, никакой, - согласился мужчина, - да парня жалко, глядите.
На этот раз он ткнул совсем в другую сторону.

На молодом парне была белая рубаха и традиционные баварские ледерхозе; он играл каком-то инструменте, похожем на гармошку. Пассажи его напоминали народные мотивы, а кожаные брюки дополняли его образ. Он обаятельно улыбался каждому прохожему, который останавливался перед ним, и, казалось, тогда начинал играть ещё усерднее.
- Красиво и он играет, - снизошла девушка и снова собралась, наконец, уходить, но мужчина опять заговорил.
- Да он же как настоящий бауэр, вы посмотрите, а эти наши раздолбаи... - цокнул языком он и вытащил из кармана два евро; монета сверкнула на солнце, и в эту же секунду шпиль погас.

Когда мужчина опускал монету в коробку парня, девушка заметила ещё только одну, в пятьдесят центов; она лежала на бумажке в пять евро, словно бы защищая её от ветра.
Парень посмотрел в глаза мужчине, поблагодарил его взглядом и продолжил играть, как ни в чем ни бывало. Руки у него, судя по всему, уже устали, но он мужественно извлекал звуки из своего инструмента.

Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, и по правую руку от музыканта зажегся первый фонарь. Люди отдыхали, люди гуляли, люди смотрели в витрины, люди заходили в кафе, люди разговаривали и смеялись. Люди подпевали Катюше, люди слушали музыку, люди проходили мимо, а ветерок настойчиво трепал единственную банкноту. Наконец он вырвал её и понёс по площади, но парень, увлечённый процессом игры, не заметил и этого.