Мандрагора семейства пашлооновсе

Расставив свою мандрагору семейства пашлооновсе на стыд и срам красного убегающего, прикрывающегося ближайшим холмом от позора - вечернего провинциального солнца  - женщина развалилась на скамейке, бухая, расслабленная до полной недвижимости. Она лежала, взгрузив мешок своего туловища на деревянные, давящие в бок перемычки скамейки, чуть-чуть приподнимая вешалки своих плеч, где болтались глаза, помнящие, что у нее есть дочь. Та гуляла неподалеку, каталась на новом купленном матерью велике и ждала, когда бухая мамаша способна будет сама подняться и, встряхнув сединой и перхотью немытых волос - поковылять домой.

Возле мамаши грибницей располагались ее собутыльники, они еще не добрали дневную норму, поэтому продолжали закидываться. Но женщине было норм - и мужики сказали - хватит - когда та - недвижимая - рухнула на земь. Ее вялое разбросавшее руки и ноги тело посадили на скамейку и придали этой "рухляти" форму задумчивости, подтянув голову. Но ноги - так и валялись, не собранные, раскинутые, не знающие меры и стыда и притягивали взгляды посторонних укоренившейся и разбухшей в промежности "мандрагорой"... Женщине было бесстыдно и беспамятно.

Женщина приподнялась на локти - и в туманной мути пыталась рассмотреть, что делает ее дочь. А девочка привыкала к жизе... Она гуляла, зная, что скоро мамаша протрезвеет и они пойдут домой, там бухая чика состряпает какой-то несъедобной лабуды, воняющей перегаром и отрыжкой из глубин материнского нутра, и накормит ее.. все будет, как всегда... может, девочка даже впервые соснет пивка, припасенного матерью на случай утреннего штиля.

***
Издалека учуяв  "своих", в компанию резво лая и доверчиво разбрасываясь хвостом ворвался домашний пес (наверное, сорвался с цепи), и девочка, бросив велосипед, принялась играть с ним. Неугомонное животное - кружилось вокруг маленькой дрессировщицы - и она визжала от восторга. Это насторожило пьяную полумертвую мамашу - и та принялась протирать мутные, как стекло бутылочного пивка, линзы потухших глаз. Игривость и беззаботность ребенка и собаки - вспенила ее прожженную душу. И такая ее досада взяла - как досада покойника, которому уже ничего не светит - кроме мертвецки пьяного лежания на скамье ногами вперед.

Мать подобрала свое тело и съежилась. Пьяным голосом она подозвала к себе мельтешащую и неуемную псину, обхватила мертвой хваткой вокруг шей - и локтем затянула удавку. Животное начало скулить и вырываться, скользя задними лапами... Девочка остановилась и потухла. Пошел отсчет, - ускоряющегося детского сердцебиения, что вырывалось в рупор горла оглушающим криком.

- Не тронь его - кричало детское сердце и сжималось от страха...

Но мать не отпускала пса, а еще больше затянула петлю сильной мускулинно-материнской рукой... да, она - могла убить... она - помнит, что рожала... и новая жизнь вышла из нее, как выходит говно в туалете... и она может - так же с легкостью перекрыть любое дыхание...

- Это тварь, к ноге - кричала женщина.

Вот это настоящая жиза! Не ты, так тебя... и два комочка радости бегающих вокруг пьяной женщины и беззаботно играющих, в один момент - выросли в клубни  перегара и сигаретного дыма - и стали клубится вокруг пышащих материнских ноздрей... Они угорели, удушились в один вечер и прекратили - смеяться, играться, радоваться... Только сердце иногда в рупор горла выкрикивало детским матом свои слезы...