Святая грешница

         Вовка сидел на корточках, склонившись  над  маленьким комочком, который   при ближайшем рассмотрении   оказался щенком. Выглядел он совершенно беззащитным, жалобно поскуливал,   вылизывая окровавленную лапку.  У Вовки  от жалости что-то сжималось внутри,  всё теснее привязывая его к этому несчастному страдальцу,  слёзы наворачивались на глаза,  и, чтобы не пролить их, Вовка вынужден был  моргать часто-часто.  Мокрый и грязный щенок подрагивал своим тщедушным тельцем,  доверчиво поглядывая на Вовку, который никак не решался  на  единственно правильный шаг.  « Вот если бы маме его показать, она бы мигом его вылечила!  А  вдруг станет ругать  за этого грязного незнакомца?» -  две эти мысли боролись  у него в голове.  «Она хоть и добрая, но всё-таки...»

          Мать у Вовки была большая грешница. И чем, дальше, тем больше!  Бывает, вечером  доберётся  до  квартиры, прямо в прихожей  бросит  сумки с продуктами на пол, откинется на диванчике  и выдохнет: «Ох, грехи наши тяжкие!».  А иногда начинает  молиться!  Молится, молится и всё просит  «помиловать  её грешную».  Вот эти слова она чаще всех повторяет. И чем дольше длятся  эти  повторения,  тем  у него больше   подозрений, что греховность её на убыль не идёт, а даже наоборот - тем более, что  она  умудряется брать на себя ещё и чужие грехи.  Не раз  он слышал, как она  сообщала кому-то по телефону, что опять  «взяла грех на душу»  - мало, видно, ей своих! -  делал заключение Вовка.   Да он бы и не беспокоился  по поводу её грехов - ему они никак не мешали.  Если бы не  утверждения Димкиной бабушки о  том, что всем грешникам  уготовано гореть в аду!  Так и говорит:  «А души ваши грешные в ад отправятся!».   
         Про душу он, в свои девять лет,  тоже уже кое-что знал от матери, например, что чужая душа - потёмки. Этим она   недавно делилась с отцом, которого «сократили», но он «стоял на бирже» и одновременно «продавливал диван». Про диван это мамина сестра, тётя Таня, придумала.  Вот, говорит, какой способный - и на бирже стоит, и диван  дома продавливает! Отец  у Вовки умный, а потому  «абы какая»  работа его  устраивать не может: «Уж лучше вовсе без работы оставаться!» - сказал он однажды, как отрезал!  С тех пор диван  им, на законных основаниях,  эксплуатировался денно и нощно.
         Ну, а мать  - она, видно,  такая жадная до работы, что  всё «хватает и хватает»! - это тоже от тёти Тани.
       - Многостаночница ты наша! - говорит она при встрече.

         А всё потому, что три раза в неделю, после дежурства  в больнице, где мать работала медсестрой,  она бежала убирать  бильярдную комнату у богатого бизнесмена, который платил ей «кэшем и по факту». Что это было, Вовка не знал, но всякий раз после этого  мать приносила сумки, полные продуктов - и это было хорошо!
       В выходные дни она «пропадала»  в пансионате для пенсионеров, а если сказать проще, в доме престарелых, а если использовать тёти Танину лексику, то  просто - в «богадельне».  Оттуда она возвращалась какая-то  «пришибленная», молчаливая  -  вот  там  она, видно,  и брала,  по большей части, грехи на свою душу...

          Вовка, продолжал сидеть на корточках,  поглаживая щенка, когда рядом  нарисовалась  пара лакированных туфелек.  Они как будто застыли на фоне  тёмной лужицы, одновременно отражаясь в ней. Подняв глаза, он  встретился с насмешливым взглядом той новенькой, которая полгода назад появилась в соседнем, Димкином,  подъезде.

          Димкина бабушка, которая была в курсе всех событий в доме, потому как находилась всегда  «на посту», сидя у подъезда на персональной табуретке, оповестила  жильцов  о вселении новой семьи  - мать, отец, девчонка и бабка - «божий одуванчик», которая доводилась родной тёткой  «хозяину». Какое-то время спустя, она  эту картину дополнила новыми подробностями. Оказалось, что  «божьего одуванчика»   «сковырнули с насиженного места», да за её счёт и приобрели «богатую» квартиру в нашем доме.
         Вовке довелось познакомиться с «божьим одуванчиком» при весьма неприятных обстоятельствах. Она помогла ему выбраться из  сугроба, где он оказался  не по своей воле, а исключительно ради забавы   старших ребят.  Отряхнув  от снега  его шапку,   она заботливо  расправила   на шее сбившийся шарф, мягкими движениями  надвинула шапку на озябшие  уши и, вытирая  непрошеные слёзы  его,  приговаривала: «Ничего, ничего, малыш,  не расстраивайся...».  С  того самого дня он её больше не встречал. Но она ему   запомнилась  добрыми синими глазами и очень ласковыми руками....

        Девчонка, переступая с ноги на ногу,  всё ближе переставляла свои восхитительные туфельки к носу щенка. При этом  вызывающе дерзко смотрела на Вовку, как бы     вопрошая глазами - ну, что ты мне можешь сделать?!
       Что мог возразить ей Вовка? Она ему понравилась с первого взгляда, когда  только Димка, дружок его закадычный,  указал ему на «новенькую». Она проходила мимо  с мамой, весело щебеча и не замечая никого вокруг.  Их одежда, походка, манера держаться - всё говорило, что они из другого мира, так роскошно и изысканно они выглядели. Они шли, любуясь собой и чётко осознавая, что  милостиво позволяют  другим любоваться ими.  Во всём их облике было нечто  неприступное, величественное  и неземное: они  шли по земле, но в ту же пору  как бы и не касались её, а только  слегка парили  над ней.
       Вот ТАКИЕ  не могут быть грешными!  Они похожи на небожителей. А как же зовутся те, кто живёт на небе? Ангелы?  Святые?  Да!  Ангелы святые - вот кто они! Долго ещё завороженный  Вовка глядел им вслед,  а ноздри щекотал тонкий аромат «от Диора», как определила позже тётя Таня.

      Лакированный носок туфельки уже коснулся   бархатной лапки щенка, который боязливо отдёрнул её, как вдруг грубый окрик обрушился на Вовкину голову:
     -Убери эту гадость с дороги! Или я сейчас в санэпидстанцию  позвоню!
      Над Вовкой возвышалась  горделиво  изогнутая  фигура «небожительницы».  Она спешно схватила  за руку девчонку и,  продолжая возмущаться: «Куда смотрят власти?!», увлекла её за собой в сторону подъезда. 
      Вовка, ошарашенный этим  скандалом, не заметил, как над ним склонилась мама. Протянув руку к кожаному  носику  щенка, она  тут же скомандовала:
      - Нос горячий! Быстро  неси его в дом! 
Вовку будто  взрывной волной  подбросило,  и тут же накрыло второй  волной, от которой   уверенное спокойствие охватило всё его существо.  Щенок в надёжных руках! И он за него в ответе!  С маминой помощью...

      Шло время. Щенок сделался   Дружком. Папа, "оторвавшись от дивана", устроился   на временную работу - он это называл "испытательным сроком". Мама по-прежнему  была многостаночницей. Однажды она, вернувшись  домой из «богадельни», лихорадочно стала кому-то названивать.  Вовка сидел рядом и ему отчётливо был слышен  голос на другом конце провода. Он  был  неприятно пронзительный и повторял одну лишь фразу, неизменную по смыслу, но в разных вариациях: «Мы выполняем условия договора! Деньги перечисляются автоматически! На другие расходы мы не подписывались!».
- Да поймите Вы, ей не нужны дополнительные расходы! Ей просто плохо там! Ей не хватает семьи!  - отчаянно взывала мама к бездушному голосу.
- Вот и возьмите её в свою семью!  - провизжал противный голос,  и разговор оборвался.
     Вовка уже понял, что речь шла о чьей-то бабушке, которую  «сдали в приют». У него тоже была бабушка, которая жила с тётей Таней,  потому что там «позволяла площадь». И хоть они  встречались не часто,  в основном по праздникам, он не хотел, чтобы его бабушка оказалась в приюте.  И ту бабушку, которой было там плохо, ему уже заочно было жаль. Очень! Он прижался щекой к маминой  груди и, заглядывая ей в глаза, робко начал:  «А может быть, ей с нами будет хорошо.....».  Мама, не дослушав,  набросила на себя «семисезонное» пальтецо и, выдохнув своё «грехи наши тяжкие!», выбежала из дому.
      На следующий день, возвращаясь из школы, Вовка, замешкался на лестничной площадке у своей двери.
Кто-то готовился к празднику - вся площадка была наполнена запахом пирогов! Сглотнув слюну, последний раз втянув носом этот неповторимый дурманящий запах,  Вовка ключом открыл  дверь и чуть не закричал от радости - это  у них в квартире  пеклись пироги! В будний день, безо всякого повода!
     Его ликование было прервано появлением на пороге кухни сухощавой фигурки.... Божий одуванчик!  Да, это, несомненно, была она! Только синие глаза чуть потускнели,  да голова  стала белоснежной...

     Они сидели на кухне, и пили чай с пирогами. Вовка рассказывал ей  о своих школьных делах, она внимательно слушала его,  и доброе подобие  улыбки не сходило  с её лица.
- Хорошая у тебя мама,  - вдруг безо всякого перехода сказала она. 
- Да, - живо откликнулся Вовка, -  хорошая, только большая грешница!
  И стал ей излагать свою философию и свои наблюдения.  Она улыбнулась более откровенно,  морщины на её стареньком лице разгладились, глаза засветились, словно васильки,  и, опустив свою тёплую маленькую руку на его затылок, она проговорила:
- Не бойся кающихся грешников - они очистятся. Бойся  тех, кто  силится за ангелов себя выдать - они под ангельской личиной  звериную сущность скрывают.
  Потом, подумав о чём-то, продолжила:
-   А мама твоя очень чистый человек, потому каждую соринку в себе за большой грех  принимает. Очень  уж она к себе требовательна!  А  грехи на душу свою она принимала за тех постояльцев, которых никто не навещал.  Она на свои деньги покупала гостинцы и раздавала их тем обездоленным,  говоря, что это их родственники вспомнили и передали... Обманывала, значит. Потому и сокрушалась сердцем  о своей греховности.  Она  у тебя святая!
       Засыпая в тот вечер,  он слышал  сквозь меркнущее сознание,  как отец  рассказывал про новую работу, за которую ему будут платить большие деньги, и тогда маме не придётся брать грехи на душу. Божий одуванчик превратится в ангела и будет угощать их  горячими пирогами, а Вовка с Дружком  будут следить за порядком во дворе, чтобы фальшивые небожители  не сковыривали с насиженных мест  одуванчики....
       На душе было  покойно и радостно  - за отца, снова поверившего в свои силы,  за «божьего одуванчика», ставшего   его бабушкой, а особенно за маму - святую грешницу. А ещё за Дружка, который в их лице обрёл хорошую семью!