Испытание

               
       К маленькому деревенскому домику подходила женщина. На ней было,  что-то в виде плаща с одной пуговицей, другие были оторваны. На голове был покрыт платок не первой свежести. Сколько ей лет – определить было не возможно. Лицо было опухшим, под левым глазом, почти в пол-лица, уже желтел, синяк. Она несла не большую сумку с вещами. Это всё, что у неё осталось.

   В этом деревянном домике жила её старенькая мама. Целый год она ничего о ней не знала, и не давала о себе ни каких вестей. Подойдя к дому, она увидела, что соседка  закрывает дверь на замок.  Рядом стояло ведро с пищевыми отходами.

- Здравствуйте, тётя Вера, - поздоровалась, стоя за спиной женщина.- А, мама где?
- Здравствуйте, - оглянувшись, ответила Вера Ивановна. Она сразу и не узнала, подошедшую женщину.- Вам кого?
- Мама где? – Повторила вопрос женщина.
Наконец-то разглядев знакомые черты, с изумлением и не доверием  Вера Ивановна спросила гостью:

- Галя?!  Это ты?- И не веря своим глазам, окинула с ног до головы  женщину.
- Да, я, я это, - произнесла с раздражением и смущением, Галина.
- А мы вот сегодня девять дней справили моей подруге. Царствие ей Небесное,  новопреставленной рабе божьей Катерине.- Старушка перекрестилась.- Да, что ж я, заходи в дом. Поминки то мы в доме справляли. Полина всё помыла, раньше ушла, а я всё на место поставила. Посуду, стулья… проходи в дом, вот ключ, а я пойду. Если, что надо, заходи…  -  Помолчав,  добавила,-  а тебе телеграмму давали, ты не получала?

- Я по старому адресу не живу.
 Вера Ивановна ещё немного постояла и ушла. Ей хотелось спросить, что же случилось, почему Галя в таком виде. Ведь у неё хорошая работа, муж, тоже работает не простым рабочим. Почему не приехала на похороны?…  Но, она, молча, ушла. Подумала, что Галя расскажет сама, когда захочет.

    Галя прошла в комнату, села на диван. Всё было до боли знакомо, всё стояло на своих местах. Пахло недавно горевшими свечами. В углу под иконами горела лампадка. Кровать была заправлена по старинке с кружевным подузорником. На кровати лежали друг на друге подушки, накрытые тюлевой  накидкой.

  Галя сидела не подвижно, слёз не было. Да ей и не верилось, что мамы нет. Вот, кажется, дверь откроется, и мама войдёт, увидит её,  обнимет, и будет говорить разные ласковые слова. Спросит, почему её так долго не было. А Галя скажет, что она приехала к ней насовсем, потому что…

Дверь открылась, Галя вздрогнула, но не обернулась.
  - Галя, я вот тебе здесь покушать принесла, а то ты с дороги …. Я вот на столе оставлю. Покушай.- Галя молчала. – Приходи к нам,  одна не сиди…
  Галя даже не обернулась и Вера Ивановна, постояв немного, вышла, тихонько прикрыв дверь.

«Надо выпить. Где взять?... Растирание…». Галя встала с дивана и не ровной походкой подошла к тумбочке. Она знала, что там мама хранила всякие лекарства и растирание.  Порывшись, достала флакончик с тройным одеколоном.
  С дрожащими руками Галя прошла в комнату, где на столе стояли, принесённые Верой Ивановной продукты. Галя вытрясла из флакона содержимое в кружку, развела водой   и выпила. Поморщилась, отломила кусочек хлеба, положила в рот и вернулась на диван.
               
 
   
   -  Сходила? Что  там, как Галя?
- Закрыла я её, на замок, - ответила Полине мать. – Спит. Ничего не ела, а вот диколоном пахнет.  Пузырёк пустой стоит. Выпила из кружки.  Спит на диване не раздемшись, прям  в плаще. Я,  и думать ничего не могу, что там у них случилось?
- Сама завтра расскажет, если захочет. Ты говоришь, что плащ грязный и на одной пуговице. Может,  кто в дороге напал, да избил её, вот поэтому, она грязная, и в синяках.

- Ой, не знай. Она какая-то не такая, вроде, как запитая.
- Запитая?!
- Ну, да. Я её прям,  не узнала.
- Галя!? - да запитая! Она же год назад приезжала с мужем. Да, и одеть ей есть что, живут в достатке. Такая хорошая пара. Жаль, что детей нет.
- Да, ведь Пашка то служил где-то во вредном месте. Ему и путёвки дают какие-то. Он ведь часто болеет. Катя со мной поделилась, только уж просила, что бы я ни-ни. Я вот тебе только сейчас сказала, ты уж не говори ни кому.

- Не скажу,-  пообещала дочь.- Кому это надо. Живут и пусть живут.
- А ведь, как Колька то за ней бегал.- Вспомнила Вера Ивановна.- Хороший парень, всё ждал, холостой ходил.
- Женился же.
- Женился. Валя то не очень довольна снохой.
- А, пусть она к ним не лезет, сами разберутся. Завтра перед  работой зайду к Гали.- Переменила разговор Полина.- А сейчас уже спать пора. Натоптались сегодня. Человек тридцать было на поминках.
- Двадцать восемь, Любаня считала. Ты ложись, а я ещё схожу, посмотрю Галю.
         
    Утром Полина подоила  козу,  отвела её на луг, покормила курочек. После завтрака, помыла полы.
- Дочка, ты бы уж полы не мыла, лучше сходи к Гали. Я в пять часов замок открыла, она спала. Теперь уж встала, поди.
- Конечно, схожу. Время, только восьмой час.
- Молока ей отнеси.

- Я с работы домой пойду, сегодня уж к тебе не приду.  Вечером или Алёшка придёт к тебе, или   Миша. Сахар принесут. Давай молоко, пойду к Гали.
  Галя сидела у двора на скамейке, обхватив голову руками.
- Привет, Галя. Как дела? – Полина поставила на скамью банку с молоком,- попей молочка деревенского.

 Галя опустила руки, посмотрела снизу вверх на Полину.
- Привет. Вот приехала, а мамы нет…  Голова болит…
Полечиться бы…
- Принести, что ни будь, от головы?  Цитрамон, анальгин?   
- Выпить есть?
- ???
- Что смотришь? Нету? А-ай! –  Галя рывком  вскочила со скамьи, махнула рукой и забежала в дом.
 Полина взяла банку с молоком и зашла следом за Галей. Поставив молоко на стол, она попыталась разговорить подругу, но у неё  не получилось.   
         

      Прошло уже больше недели, как Галина приехало в родной дом.
С соседями она только здоровалась, о себе ничего не рассказывала.
Она даже не сказала, что полгода назад похоронила мужа.  На операцию и лечение нужны были деньги, пришлось заложить квартиру. Муж не выжил, квартиру потеряла. Оказалась на улице.  Стала пить, нашлись «добрые» люди, - посоветовали, как облегчить горе.

   Что можно было продать, продала. Всё ушло на выпивку.  Однажды, очнувшись от пьяного угара, она оказалась на каком-то пустыре избитая. Как она там оказалась, не помнила. 
    Долго она добиралась до своего «дома». Это был старый многоквартирный двухэтажный  дом, предназначенный для сноса. Он  стоял почти на краю города.   Жителей там давно не было, зато жили там такие, как она, бездомные.
 
     В одной из квартир были обвалены кирпичные стены. В углу под кирпичами Галя прятала сумку с вещами, которые  доставала при надобности, чтобы продать. 
      Когда она добралась до места,  ни кого не было, она решила снять с себя окровавленную, рваную одежду, поэтому пошла в свой тайник.  Там она сняла с себя  всё и обнаружила на голом теле пояс, на нём висели три кольца.

    Она и забыла про них. Это когда ещё муж лежал в больнице, одна старушка посоветовала купить в церкви пояс с молитвами. Она купила для мужа и для себя. Повязала его на голое тело, а когда умер муж,  повесила на этот пояс обручальные кольца своё и мужа, да ещё одно колечко с камнем. Это колечко дарил ей муж на первую годовщину их свадьбы.

   Все украшения, которые у неё были, она продала.  А эти колечки были ей дороги, как память и она их оставила, а потом про них забыла. За несколько месяцев ношения пояса, она его уже и не ощущала.
            Долго она сидела на битых кирпичах, борясь с памятью и желанием продать и выпить, пока не услышала голоса возвращавшихся друзей по несчастью.

   Галя быстро переоделась, вылезла через окно с другой стороны, чтобы никто не видел, где она была, и пришла в комнату их обитания.
  Там уже разливали  какое-то спиртное, удачно добытое за разгрузку вагона.  Гале тоже налили, но ей почему-то расхотелось сегодня пить, но голова болела и она выпила глотка три. Больше не захотела, ушла в свой уголок, где обычно спала и легла. Под платьем нащупала колечки, зажала их в кулаке, так и лежала, пока не уснула. 

  А застолье продолжалось  пока не кончилось спиртное.  Ночью Галя проснулась, её мутило, в голове стучали тысяча молотков. Она попыталась встать, но не смогла, упала. Подползла к воде, попила и тут же её вырвало. Мучила жажда, она пила и снова её рвало.

   Она выползла на улицу, там и лежала до утра, то забываясь сном, то просыпалась от того, что её звал муж по имени и что-то говорил, заставлял куда-то ехать, а она не хотела, не могла встать.  То видела, что мама  гладила по голове, и она чувствовала её тёплую руку.

    Когда Галя проснулась,  то ощутила тепло на голове и на плече,  оказалось, что это вставшее солнце пригревало её.
 Когда она совсем проснулась,  поняла, где она и что  все это было во сне, и ни какого мужа нет. Но его слова чётко стояли в голове, а вот куда он заставлял её ехать, она не помнила.

      Галя села, стараясь вспомнить, увиденное во сне.  Да, конечно надо ехать к маме, но как в таком виде… Она первый раз ужаснулась своего положения.
Она уже давно не писала и не звонила маме.  Нет, она сейчас не поедет, вот устроится на работу. А кто в таком виде её примет на работу?

   Вера встала и пошла  в дом. Войдя в комнату, она увидела, что все спят, и она пошла в свой уголок и легла.  Снова вспомнила о колечках, нащупала их, зажала в руке и уснула.
    Когда проснулась, было далеко за полдень. Друзья-собутыльники  все ещё  спали. Галя почувствовала,  что-то не ладное. Стала будить, но все пятеро были мертвы.

   Галя смутно помнит, как снова от капала свою сумку с вещами и убежала от дома. Всю ночь она бродила по улицам города, то решала ехать в деревню к матери, то отказывалась от этого решения.
  Так прошло несколько дней. Последнюю ночь, она провела в парке железнодорожного  вокзала, на скамейке.  Когда заснула, снова видела во сне маму и мужа они были рядом друг с другом, а Гали махали рукой, как будто она от них уезжала.

     Утром Галя твёрдо решила ехать к маме. Она достала колечко с камушком и отнесла в ломбард. Она хотела купить, какое ни будь, хоть дешёвое платье, чтобы поехать в деревню, но  вырученных денег хватило только на билет и немного осталось на еду.

 В поезде от неё все шарахались, вслух высказывали свое не довольство, но Галю это не волновала, она уже привыкла к такому отношению к ней людей. Она нашла свою полку, хорошо, что она была верхняя, забралась и не опускалась до самого места прибытия.

 Дома её снова ждал удар, оказалось, что мамы уже нет. Снова всё рухнуло. Снова захотелось, что бы забыться, выпить. Или умереть, как те пятеро её друзей.
   Несколько дней Галя не выходила из дома, ни кого не хотела видеть, ни с кем не хотела разговаривать. Год назад она приезжала сюда нарядная, цветущая…

   Вот отойдёт от похмелья, приведёт себя в порядок…  Но руки тянулись к шкафчику, пока там были какие-то спиртовые настойки. Всё что можно было выпить, она выпила.
 Несколько раз пытались с ней поговорить Вера Ивановна и Полина, предлагали помощь, но Галя просто отмалчивалась.
Соседи перестали к ней лезть с разговорами, но кружка парного молока каждое утро стояла на скамейке у двери.


  Вечером Полина пришла к матери проведать её и узнать про Галю.
- Да, я-то нормально, за Галю душа болит.  Сегодня утром вышла козу доить, а у неё стирка висит на веревке. Ночью, что ли стирала? Что ест, не знай?  Я вот блинчиков напекла, понесла ей, а у неё закрыто снутри. Постучала, она не открыла. У Катерине картошка в погребе осталась, да, и новую, уж скоро, копать надо. Помидоры, я видела, она собирала. Огород у Кати всегда был ухоженный…   Да, забыла сказать, Васька то появился.
- Какой Васька?

- Кот. Ведь, как похоронили Катерину, он и пропал. А сегодня утром понесла молоко, а он под дверью сидит. Ну, я и ему плеснула молока. Худой. Где был?
- Мам, я вот принесла два платья для Гали, а как ей отдать, не знаю.
-  Сейчас, пока не отдавай. Пусть у меня полежат, потом  как, ни будь и отдадим.
- Мне вчера Любка Тимофеева сказала, что видела Галю в центре. Она, что уходила из дома?
- Я не видела. Может и уходила.
Они еще поговорили о домашних делах, и Полина ушла домой.


  Галя, действительно, уходила из дома.
Она знала, где мать держала деньги.
Просунула руку за икону, там, в конверте, они и лежали. В шифоньере она увидела своё платье, которое оставила в прошлый свой приезд. Платье было постирано и отглажено. За всё последнее время у Гали промелькнула в глазах радость. Она примерила платье и увидела, как она похудела. Хорошо, что оно было с пояском.

  Галя нагрела ведро воды,  и помылась в холодной бане. Она и забыла, что у неё такие густые красивые волосы.  Синяк прошёл, но лицо было припухшее, под глазами мешки.
Галя оделась в чистое платье и пошла сначала на кладбище к матери. Она быстро нашла свежий бугорок с крестом, на котором было нацарапано, видимо гвоздём, имя «Екатерина», и дата смерти.
 
   Галя долго стояла перед могилой без слёз. В груди ломило, но плакать она не могла, только повторяла, что все родные, её оставили, как жить ей одной.
   Наконец, она украдкой перекрестилась и ушла, не оглядываясь, с кладбища.
Когда была дома, она планировала, что  после кладбища зайдёт в магазин купит продукты. Но сейчас, ей нестерпимо захотелось выпить.

 Выпивку в магазине покупать не стала, знала, кто в деревне продают самогон, он дешевле.
Галя пошла к бабке самогонщице (так прозвали бабку Самогину), и купила бутылку, а в магазине булку хлеба.

  Бабка Самогина  давно торговала самогоном. Давала и в долг, не гнушалась  и вещей, которые приносили на обмен любители выпить. Приносили  разные вещи, и хозяйственную утварь и продукты питания. Всё брала в уплату по дешёвке. Что-то оставляла себе, а что-то везла на базар и продавала.
Вот и Галя стала постоянным клиентом самогонщицы.

Она ходила,  в начале, к ней за бутылкой по ночам, а потом  когда деньги кончились, стала менять  на выпивку вещи. 
 Многие вещи из дома матери перекочевали к самогонщице.
Появились и «друзья», она уже не стеснялась соседей,  и они перестали к ней ходить, поняв не нужность.

    Какое-то время Вера Ивановна старалась вразумить Галю, она соглашалась, говорила, что всё это в последний  раз. Но проходил день, и она снова не могла удержаться от соблазна выпить.  И Вера Ивановна тоже отступила.
Пришло  время, когда в доме  менять  стало нечего. Кроме иконы в углу.   

 Однажды, когда в голове гудело, а желание требовало выпить, Галя не ровной походкой подошла к  углу с иконой Николая Угодника, который всё это время смотрел на греховное падение, ещё молодой женщины.
Ей давно уже намекала самогонщица на эту икону, как на товар для обмена. Она знала, что такие иконы очень ценятся, но Галя всё не решалась.
 
  Икона была очень старая. Она переходила от матери к старшей дочери с благословением. Так что эта икона была от прабабушки. …
Галя подошла к иконе и стала смотреть на неё мутными, пустыми глазами. Ей, то ли показалось, то ли, правда,  Николай Угодник осуждающе,  посмотрел на неё.
Галя попятилась, не удержавшись, упала. Какое-то время она сидела на полу, собравшись с силами, встала, взяла подвернувшуюся под руки тряпку, и снова подошла к иконе.

  Что-то в ней сопротивлялось этому поступку, но желание выпить было сильнее.
 Галя не глядя на икону, перекрестилась, и, не ожидая сама от себя, сказала вслух: « Господи прости». Протянув руки с тряпкой, чтобы накрыть и завернуть икону, взялась  одной рукой за край оклада, и тут же её отдёрнула, как от раскалённого железа.  Да, ещё при этом, как будто какой волной, её отбросило в сторону. Она снова не удержалась на ногах, но на этот раз, упала на диван.
Рука горела, как от ожога,  болела грудь … от удара.

   Галя свернулась калачиком на диване  и … заплакала. Громко, горько заплакала, как маленький ребёнок.  Первый раз за все время,  как потеряла мужа, потом маму. 
  Она плакала долго, и кажется, от этого ей становилось легче.  Это были слёзы раскаяния за весь год, который прошёл в пьяном угаре. Это были слёзы жалости к себе, что она сломалась, не смогла перенести смерть любимого мужа.  Приехала за помощью к маме, и её нет,  единственного родного человечка на всём свете.
 Сколько  она пролежала,  проплакала,  неизвестно,  и, как потом  уснула, не помнит.

  Проснулась  поздно. Осеннее солнышко светило в окна. Галя встала с дивана, тело затекло от неудобного положения, но настроение было хорошим. Что-то хорошее доброе она видела  во сне, но что? Она не могла вспомнить. Но, что-то хорошее, доброе, как мама, Да, конечно она видела маму… и мужа.  Они стояли и махали ей рукой, улыбались, а она маленькая, жаловалась, что  у неё болит рука…
 
 Наконец она вспомнила, что было вчера…. Может, это, тоже был сон? Галя посмотрела на руку, пальцы были красные. На полу под иконами валялась тряпка.
- Что я делаю?! - с ужасом вскрикнула она. -  Мама помоги!
Галя подошла к зеркалу, на неё смотрела уставшая женщина, которой было лет пятьдесят, грязная, не опрятная, с опухшим красно-синим лицом, с мешками под глазами.

- А, мне ведь нет и сорока. - Она  ужаснулась своего вида. – Мама, прости, трости меня.
Она окинула взглядом грязную комнату. Скомканная кровать без подушек, на столе грязная посуда.  Про пол и говорить не чего!
- Господи,  помоги. Я всё сделаю. Помоги мне Господи. – Она стояла у иконки с раскаянием. – Прости меня, Николай Угодник, помоги.

Слёзы побежали по щекам, а она всё стояла и просила.
Наконец, Галя вытерла слёзы и взялась за уборку.
К вечеру она устала, но была довольна, проделанной работой. После не долгого отдыха, она занялась собой. Всё постирала и помылась сама.

  Выздоровление было трудным, со срывами. Но Галя начинала всё сначала. Ей помогали Полина и Вера Ивановна.
Но главное, у неё самой появилось желание бороться.
На зиму она перешла временно  к соседке. Газ у неё в доме,  был отрезан за неуплату, а дров не приготовила. 

 На Новый год Галя уже участвовала в художественной самодеятельности, и ей это нравилось.
     Пока в Новогоднюю ночь почти все жители села,  были около ёлки в клубе, получилось замыкание в доме у самогонщицы. Когда дом загорелся, ни кто не видел, поэтому сгорело всё. Саму   Самогину с большими ожогами положили в больницу.