Израненные души

Сколько надо подорожника, чтобы вылечить душу?

Психологи давно говорят: все наши взрослые проблемы берут начало в детстве. И детские психотравмы — самые стойкие и плохо поддающиеся лечению. Это действительно так.

Банальная ситуация: нагулял молодой человек ребенка и сбежал. А девушка не пошла на аборт. Она родила девочку. И с самых ранних лет упрекала собственного ребенка: «Ты мне всю жизнь испортила!» Девочка не могла возразить, ведь это говорила МАМА — высший и непререкаемый авторитет. Она только понимала, что она в чем-то виновата, что она обуза, что она мешает, что она лишняя, что она не достойна любви.

Сейчас этой девочке под сорок. У нее на шее мама и двое детей, которых она старается любить. Но душа у нее — все той же девочки: я лишняя, я всем мешаю, я перед всеми виновата. Умом она понимает, что нет на ней никакой вины, но детская душевная рана говорит обратное. И ноет все время. И не затягивается. И живет эта уже взрослая женщина в постоянной боли. Боль стала уже частью ее, она уже неотъемлема, как рука или нога. И бессильны доводы разума.

Другая девочка. Я еще не знаю ее доподлинной истории. Она пока и сама только разбирается в ней. То ли она — приемная дочь для женщины, которую всю жизнь считала мамой, то ли для обоих родителей. Этой никто в лоб не заявлял, что она — обуза и нежеланная, но девочка с раннего детства чувствовала именно это отношение. Она хотела любить маму, папу и сестру, но ей не позволяли. Что логично решить в такой ситуации ребенку? Я, наверное, плохая, надо стать хорошей, заработать любовь и право любить. Но годы шли, а все старания девочки ни к чему не приводили. Даже наоборот: ей все чаще говорили, что она упрямая, капризная, у нее отвратительный характер, она эгоистка. Объективных оснований для таких утверждений не было, объяснений никаких тоже. Естественно, у девочки попросту опустились руки. Она поняла, что любовь никогда не заслужит, потому что она плохая и хорошей никогда стать не сумеет. И ушла в себя. Внешне всё было благопристойно: пятерки и похвалы на школьных родительских собраниях, благополучная небедная семья, опережающее возраст развитие. Только вот она росла совсем одна в этой небедной семье, которая даже не считала нужным особо тратиться на нее. Да что там тратиться — с ней даже разговаривали только по деловым вопросам (типа, сходи за хлебом) или для прочтения очередного спича, какая же она негожая уродилась. А девочка боялась даже слово поперек сказать — как бы не было еще хуже. Молча слушала и послушно шла в детскую. Она была никто, она в силу возраста даже не понимала, почему ей больно и плохо. Для нее стало открытием (прочитала в книжке), что мамы и папы называют своих детей дочками и сынками, она никогда не слышала такого обращения. Вот что она пишет сейчас: «А что у меня было внутри — никто не спрашивал. А внутри был пепел любви, непонимание, недоумение, боль, обида, равнодушие к себе, чувство неполноценности, одиночество и — страх, страх, страх, страх. Всего. Пьянок отца. Повышенного голоса матери. Показаться на глаза гостям. Сделать что-нибудь неправильно или не вовремя. Получить новую порцию обиды, равнодушия и боли непонятно за что. Страх, страх, страх.»

Страх, страх, страх, чувство вины и боль определили, как и у первой девочки, всю взрослую жизнь. Это сейчас можно обратиться к психологу (при условии, что есть деньги). Я же говорю о женщинах более раннего поколения, в чьей молодости слова «психолог» широкие массы попросту не знали.

Третья девочка... А впрочем, достаточно. Не могу ничего сказать о мальчиковых психотравмах, не откровенничали со мной мужчины, но думаю, что и это — не редкость. Вывод?

Нет статистики, но, судя по моему жизненному опыту, каждый второй ходит с израненной, искалеченной душой, с болью, вросшей в человека так, что не поможет никакой хирург. И каждый прячет эту боль, считая виноватым в ней самого себя. Не берите чужую вину на себя! Ум понимает, толку нет. Мир за пыльным стеклом, потому что отнята способность любить и видеть солнце и небо над собой и себя под ними. Мысли мышиного цвета, потому что с детства отучили от способности полноценно радоваться. Злые мысли о других — почему у них все хорошо, а у меня... И полное неведение, что рядом, быть может, человек-близнец, который так же боится признаться в своем увечье. И оба редуцируют свои увечья в собственных детях. Ну не может несчастный человек дать кому-то счастье! Он просто не умеет! И все идет из поколения в поколение. А вы говорите: почему мы редко улыбаемся? У нас причин нет, и еще мы боимся. Если только за нас улыбается наша маска...

Почему у нас побеждает культ потребления? Вовсе не потому, что мы любящие блестящее сороки. Мы просто стараемся дать своей болящей душе частичку радости, унять зудящую боль. Радость быстро проходит, а боль остается с нами. И вновь мы ищем новый пластырь, какой-нибудь лекарственный раздражитель-заменитель.

Может быть, найдется какой-нибудь новый Фрейд, который громко заявит, наконец, и об этой на самом деле страшной проблеме. А может быть, и нет... Психологи все это знают, но индивидуальная работа с единичными рискнувшими прийти пациентами — вычерпать чайной ложкой море.

Сколько надо подорожника, чтобы вылечить душу?

Сколько надо подорожника, чтобы вылечить общество?..