Из былого

   РАССКАЗ
   
   Как быстро бежит время... Многообразие событий, мелькание лиц, окрыление, тщета надежд и разочарования сплетаются в безжалостную паутину, выбраться из которой нет никакой возможности. Старость – это реквием по молодости, опыт – это не мудрость, а путы на ногах. И вспоминаешь о том, что было, было...
   А, может, это был не ты, а другой...
   И было ли? Нет, было. И было со мной в середине девяностых годов прошлого века, минувшего тысячелетия в большом шестиэтажном жёлтом доме на бывшей улице Герцена, а ныне Большой Никитской, что за Брюсовым переулком, не доходя Вознесенского, стоящим между памятником Чайковскому, позади которого расположилась консерватория, и старым зданием университета. Дом был с выносным лифтом, нависшим над солидной  дубовой дверью. Лестницу обрамляли решётки с завитушками и перила, по концам напоминавшими гребень морской волны.
   Я поднялся на третий этаж и позвонил в контору. Дверь открыла приятная девица лет двадцати.
   - Вы Борис Иннокентьевич? – спросила она. 
   - Да, - ответил я, - Мне назначено собеседование.
   - Я знаю. Проходите. Ребята обещали сегодня приехать.
   Видя мою нерешительность, она добавила, - Занимайте любую комнату.
   В квартире было пять комнат с непривычно высокими  потолками. В таких апартаментах до Октябрьского переворота обитали модные адвокаты, успешные врачи, видные инженеры. Комнаты были немного запущены, но даже с современной мебелью выглядели весьма внушительно. Я выбрал дальнюю угловую ближе к alma  mater.
   - Извините за беспорядок, - сказала девица, - Меня зовут Катя. Я вам дам чистую тряпочку, смахните пыль, где считаете нужным. 
   - Но я ещё не принят на работу, а собеседование?
   Катя мило улыбнулась,- Чувствуйте себя, как дома. Около ванной есть диванчик, можете присесть. Если ребята остаются на ночь, они на нём спят.   
   - У вас даже есть ванна? – удивился я.
   - Её заколотил санэпидемнадзор. Это же не квартира, а офис. Туалет оставили.
   Я улыбнулся, Катя ответила тем же. Мне всё вокруг начинало нравиться. Катя отправилась на своё рабочее место с длиннохвостым компьютером на столе.  От нечего делать я последовал за ней.
   - Только я научилась набивать на машинке, ребята приволокли компьютер. Приходится заново учиться. А вы умеете?
   - Нет, - признался я, - На прошлом месте хотели приобрести это чудо, но выяснили, что никто к нему даже не подходил, и директор сказал: нечего портить хозяйственный инвентарь.   
 - Ретроград, - заключила Катя и стала осторожно нажимать на клавиатуру, вздрагивая при появлении на экране каждой буквы.
   - Я тоже хочу научиться, - сказал я, - Прогресс безжалостен, он не умеет прощать.
   Катя уступила мне место и стала массажировать веки.
   - Глаза режет, - сказала она,-  Надо выпить кофе.
   Она отошла, но скоро вернулась.
   - Кофе кончился, чай тоже. А где вы будете обедать?
   - Представления не имею.
   - Вам лучше из офиса не уходить. Ребята могут приехать.
   Она открыла ящик стола и вынула пачку долларов, перевязанную резинкой. Я опешил. В те годы иноземные валюты только входили в оборот и мозги людей.
   - Это мне оставили на хозяйственные нужды.
   Она вынула из пачки одну купюру.
   - Я сбегаю за кофе. Вам куплю большой гамбургер. На Тверской открыли Макдональс.
   Катя упорхнула. Я продолжал тюкать на компьютере, который вдруг перешёл на английский язык, потом стал рисовать таблицы, геометрические фигуры. Наконец, появился злобный гном и погрозил мне  кулаком. Я стал  нажимать все кнопки подряд, надеясь выключить безжалостный ящик, но  он, предчувствуя свою историческую миссию, продолжал издеваться надо мной. На экране стали мелькать динозавры и голые женщины. Я покрылся потом от страха и бессилия. В дверь позвонили. Я обрадовался. В конце концов, компьютер поручили Кате, пусть она и остановит эту вакханалию.
Но вместо Кати в офис привычно вошёл милиционер в лейтенантских погонах.
   - Вы Борис Иннокентьевич? – широко улыбаясь, спросил он.   
   - Совершенно верно, - неуверенно ответил я.
   - Я, собственно, заехал, чтобы с вами познакомиться, - он протянул руку, - Виктор. Будем с вами сотрудничать.
   - На какой почве?
   Я поймал себя на мысли, что в моём голосе звучала тревога и решил быть непроницаемо спокойным, как Штирлиц под колпаком у Мюллера.
   - На самой обширной, - заверил меня лейтенант.
   - Тогда помогите выключить этого монстра, - я показал на компьютер,- Если он сломается, я не расплачусь.
   - А где Катя? - спросил лейтенант.
   - Убежала за кофе, - ответил я.
   - Понял, - лейтенант блуждающим взглядом осмотрел компьютер, зачем-то похлопал по принтеру, заглянул за заднюю панель, выдохнул и ткнул пальцем одну из кнопок. Экран бешено замелькал и чудовище сдалось.
   - Спасибо, - сказал я, - Хорошо разбираться  в новинках электронной техники.
   - Главное – уверенность, - лейтенант снова улыбнулся. В его улыбке промелькнуло что-то гагаринское, - Нельзя показывать слабинку.
   - Согласен, - сказал я, - Оставайтесь. Отметим наше знакомство чашечкой кофе. Катя обещала вернуться.
   - В другой раз,- твёрдым голосом сказал лейтенант, - Я на службе. Меня ждут в засаде.
   - В каком смысле? - уверенность и непроницаемость покинули меня
   - В самом прямом, - пояснил лейтенант, - Люберецкая и бауманская  группировки делят территорию. Мы  наблюдаем.         
   - Зачем?
   - За порядком.
   - Вы уж там поосторожней, - посоветовал я, - Пусть злодеи сами перебьют друг друга.
    - Естественно. Мне слишком мало платят, чтобы лезть под пули. Увидите ребят, скажите, что нас ждут великие дела. Есть материал.
   Не прошло пяти минут после ухода героической личности на фронт борьбы с преступностью, как снова позвонили. На этот раз была Катя.
   - Приходил мент, - доложил я, - Назвался Виктором. Обещал великие дела. Жаль, если погибнет в перестрелке.
   - Нужный человек, сказала Катя, - Его пули не берут.
   - Катя, - спросил я как можно более доверительно, - скажи честно, чем занимается фирма.
   Катя задумалась. Молчание затягивалось, пришлось его прервать.
   - Сформулируй основное.
   Катя многозначительно подняла голову, - Помогает людям. Да, лучше не скажешь.
   Она посмотрела на часы и быстро стала выкладывать из сумки магазинную поклажу.
   - Я ещё халву купила. Вы любите халву?
   Она положила добрую треть пачки себе в рот и в отчаянии пыталась проглотить напиханную кашу.
   - Мне в иншишут на-а,- прошамкала она, - Вы меня отпустите? – она проглотила халву и облегчённо вздохнула, - Пораньше.
   - Разве я тебе начальник?
   - Ребята сказали, чтобы я вас слушалась. Так я пойду.
   Она положила на стол ключи.
   - А вы подождите немного и тоже идите. Утром мы начинаем с десяти.
   - А разве не ты отпираешь дверь?
   - У меня электрички вечно опаздывают. Я живу в Мытищах. Но я всё равно приеду.
   - Катя, меня на работу никто не принимал.
   - Мелочи. Я поняла, с вами жить можно.
   И она ушла.
   На следующий день я писал Кате реферат на тему «Становление морально-этических отношений в переходно-перестроечный период». Она училась на историко-психологическом факультете института социальных проблем и культуры. На мой вопрос, кого же там готовят, она скромно ответила, - Специалистов  широкого профиля. Так нам объяснили.
   Катя дважды прочитала мой опус и спросила,- О чём вы написали?
   - Видишь ли, - во мне проснулся мэтр,- Время от времени общество заходит в тупик и тогда появляются лидеры, которые знают, что нужно народу лучше него самого. Народ не понимает своих вождей и общественная психология должна направить тёмную массу на путь истинный.
   - Теперь поняла, - сказала Катя, - А что мне делать, если будут задавать дополнительные вопросы?
   - Скажи, что тема твоего реферата находится в развитии и ответ даст только практика.
   Катя что-то записала в блокноте.
   - Я ещё скажу, что перестройка и гласность – порождение эпохи. Можно?
   - Не забудь добавить, что свобода пришла на смену тоталитаризму и застою.
   - Угу, - Катя снова сделала пометку в блокноте, - Где вы были раньше?
   - Раньше я был комсомольцем, а потом беспартийным.
   Катя обрадовалась.
   - Я тоже была пионеркой. Я даже в хоре пела.
   Она встала и трогательно приложила руки к груди. 
   - Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца,
     И степи с высот огляди, - запела она.
     Оказывается, у неё было приятное сопрано. Я задумался, вспоминая свою молодость.
   - Навеки умолкли весёлые хлопцы, - Катя всхлипнула,-  В живых я остался один.
   Слёзы навернулись на её глаза. У меня тоже защекотало в носу.
   В дверь позвонили. Мы с сожалением вернулись в действительность. Ностальгические воспоминания прервал участковый с двумя подозрительными личностями. Одна из них у порога вынула револьвер, которым в фильмах о революции любили размахивать комиссары и левые эссеры, усмехнулась и закурила, используя оружие пролетарского возмездия, как зажигалку. Другая личность громко цокнула языком и впилась в меня хищным  взглядом, как на обречённую жертву. Участковый сиротливо стоял между ними.
   - Как бизнес? – выдавил он из себя.
   - Сергей Самсонович, - сказала Катя, - Вы приходите уже третий раз.               
   Участковый развёл руками и посмотрел на своих конвоиров. Левый эссер смерил Катю презрительным взглядом, как лицо, не уполномоченное вести переговоры, и уставился на меня.               
   - Спокойствие – залог успеха, - левый эссер, продолжая играть револьвером, как бы случайно направил его на меня, - Центральный округ под нашим контролем.
   - Помогаем органам правопорядка, - стальной взгляд его напарника впился в участкового. Тот обречённо кивнул головой.
   - За умеренную плату, - левый эссер спрятал револьвер в знак миролюбивых намерений.
   - Нечего игрушками размахивать, - уверенно и спокойно сказала Катя, - Наша крыша наверху, вам не дотянуться.
   Участковый облегчёно вздохнул.
   - Я вас предупреждал, - угрюмо произнёс он, обращаясь к своим конвоирам.
   - Ничего,- левый эссер вынул револьвер и дунул в дуло, - Пойдём дальше.
   Конвой стал подниматься по лестнице. Катя закрыла дверь.   
   - Не обращайте внимания,- сказала она, - Экспроприаторов экспроприируют. Мы здесь ни при чём.
   Потом мы пообедали Катиными пирожками, чудесным образом уместившимися в её небольшой сумке. Меня всегда удивляла вместительность женских сумок, в них можно найти всё – от булавки до буровой установки. Пирожки были восхитительными.
   - Мама пекла, - пояснила Катя, - По бабушкиному рецепту. У меня времени нет: работа, институт. На всё я одна. Вообще во мне есть что-то героическое.
   Она вынула конспекты, ушла в соседнюю комнату, но тут же вернулась. 
   - Что вы можете сказать о центральных образах романа Мигеля  де Сервантеса Сааведра «Хитроумный идальго дон Кихот Ламанчский»?
   - Никакой хитроумности, - сказал я, - Это элементарный литературный приём. Два антипода, но один без другого неинтересен. Романтизм и наивность дон Кихота дополняет житейская практичность Санчо Панса. Вместе они смотрятся, как единый образ.
   Катя что-то отметила в конспекте.
   - Совсем, как наши ребята, - сказала она и стала собираться, - Мне сегодня надо пораньше.
   - Завтра я не выйду,- предупредил я её, - Я здесь никому не нужен и сам не понимаю, куда пришёл.
   - Не смейте так говорить,- возмутилась Катя, - Вас могут уволить за прогул, а я всего на втором курсе. Значит так, никому не открывайте, у ребят свои ключи. Завтра не опаздывайте.
   Остаток дня я провёл в тоскливом одиночестве.
   Философ Иммануил Кант, славившийся безукоризненной логикой, на предложение жениться разделил лист бумаги на две половины и, взвесив все доводы pro и contra, навеки остался холостым. Подобную манипуляцию мысленно произвёл и я, всю ночь ворочаясь с боку на бок, терзаемый различными вариациями своей будущности. Под утро из сонного тумана вышла Катя, грозившая мне кулаком, и я решил сделать последнюю вылазку.   
   В дверях офиса я столкнулся с Катей.
   - Неужели электрички перестали опаздывать? – съязвил я.
   - Нет.- Катя была абсолютно серьёзна, - У меня с самого утра предчувствие.
   И тут появились ребята. 
   Один из них лет двадцати пяти был небольшого роста с энергичным взглядом, в свитере с Че Геварой и в таком берете, как у пламенного революционера. Другой был повыше и немного постарше. В его лице сквозили черты Достоевского, каким мы знаем великого знатока русской души по портрету Перова.
   Катя меня представила.
   - Это Борис Иннокентьевич. Мы с ним уже подружились.      
   - Наконец-то, - сказал Че Гевара и крепко пожал мне руку,- я Артур.
     У меня хрустнули пальцы. Я не ожидал от коротышки такого крепкого рукопожатия. Только теперь я заметил, что другой рукой он беспрерывно сжимает резиновое кольцо.
   - Именно таким мы вас себе и представляли, - радостно сказал Достоевский и тоже протянул мне руку, - Николай.
   Я объяснил, что провёл на фирме два бесплодных дня.
   - Бесплодного времени не бывает,- успокоил меня Николай, - Считайте, что знакомились с обстановкой.
   - Пришлось немного задержаться, - пояснил Артур, - Восстанавливали справедливость.   
   - По мамушинскому делу? – спросила Катя.
   - По нему, - Артур забарабанил рёбрами ладоней по краю стола, потом стал резко рассекать ладонью воздух. Очевидно, он тренировался.
   - Обошлось без жертв? – встревожилась Катя.
 - Артуру только волю дай, всё закончилось мирными переговорами, - успокоил её Николай.
  - Слава Богу, - облегчёно вздохнула Катя, - Я каждый раз за вас переживаю. Теперь вам будет легче. 
    Катя с  гордостью на меня посмотрела. Я показал начальникам свои документы. Артура больше всего заинтересовал диплом.
   - Московский государственный университет, - с расстановкой прочитал он, -юридический факультет. Диплом настоящий? – вдруг спросил он. 
   - Доперестроечный, - успокоил его я.
   - Артур, - с укоризной сказал Николай, - Ты видишь перед собой человека с академическим образованием.
   - Да, - подтвердила Катя, - я это уже почувствовала.
   - Извините,- сказал Артур, - Мы живём в смутное время. Нужна бдительность.
   Я вкратце поведал о своём профессиональном пути. Универсальный юрист, я гордился своим опытом. Хозяйственная жизнь предприятий, суды, арбитражи и ни одного проигранного дела.
   - Секрет успеха прост. Главное грамотно подобрать документы. Предыдущие фирмы плохо кончили, потому что не слушались моих советов, -  резюмировал я, - Всё это горько и обидно.
   - Я знал, что не ошибся, - удовлетворёно кивнул головой Николай, - Я в вас сразу почувствовал незаменимую личность. Ещё Достоевский писал: по-настоящему способен страдать только неоценённый талант.  Мы ликвидируем этот пробел.
   Артур встал и сделал несколько энергичных выпадов против воображаемого противника.
   - Всё решает натиск. Печально не иметь друзей, но ещё хуже не иметь врагов. Будьте реалистами – требуйте невозможного. Я вам дам почитать биографию Че Гевары.
   -Как нам вас вчера не хватало, - сокрушился Николай, - Артур чуть было всё не испортил. Ты вспомни Раскольникова и Порфирия Петровича.   
   - Николай увяз в психологизме, - парировал Артур, - Девятнадцатый век, отжившая эпоха.
   - Теперь у нас будет Борис Иннокентьевич, - подытожила спор Катя.
   Я решился окончательно узнать свою судьбу.
   - Я могу считать себя принятым?
   - Естественно, - Николай с недоумением посмотрел на меня.
   Мне стало стыдно за свою ветхозаветную наивность, но сознание незаконченности нового состояния не давало спокойно улечься моему сознанию.
  - Как насчёт зарплаты? – наконец, отважился спросить я и почувствовал ничтожность своего эгоизма перед теми большими задачами, которые мне, очевидно, придётся решать.
   - Своих не обижаем, - успокоил меня Николай.
   Я решил идти ва-банк.
   - По каким числам у вас выплаты?   
   - Скажите, когда вам нужно.
   - Меня дома ждёт семья, - робко сказал я.
   Я всегда считал, что классика оттачивает ум и учит состраданию. Знаток Достоевского взял со стола «Преступление и наказание», которое раньше там не лежало. Вероятно, он принёс его с собой.
   - Моя настольная книга, - пояснил Николай и перелистал сочинение Фёдора Михайловича. Книга была переложена зелёными купюрами. Он остановился на странице с иллюстрацией Раскольникова, прятавшего топор за спиной, и старухи-процентщицы, изъял несколько бумажек и протянул мне. От такой суммы у меня зарябило в глазах.
   - Считайте это авансом.   
   Я приложил все усилия, стараясь выглядеть спокойным.
   - Осталась формальность, составить на меня приказ.
   - Сразу виден опытный юридический ум. Скажите Кате.
   - А как это делается? - недоумённо спросила Катя.
   Мы с ней ушли в компьютерную комнату и родили приказ. Катя шлёпнула на него печать, из которой я узнал, что фирма называется «Щит и меч».
В центре печатного круга был изображён Че Гавара. Приказ до сих пор лежит у меня дома в архивах моей богатой биографии. Я подумал, что не спросил, пожалуй, самого главного, чем же, собственно, занимается фирма, и решил вернуться к своим начальникам.
   Но тут появился Виктор. Он выглядел крайне усталым.
   - Витя, - сочувственно сказала Катя, - Ты губишь себя.
   - Служба такая, - ответил тот и попросил большую чашку кофе, - Крепкий, без сахара, - добавил он.
   - У меня есть халва, - предложила Катя.
   - Давай халву, - он положил на стол объёмную папку, - Дело.
   - Ой, - испугалась Катя, - Ребята только что вернулись. Дай им придти в себя.
   - Хорошие дела попадаются не каждый день, - он многозначительно забарабанил пальцами по папке.       
   Виктор служил в органах правопорядка. Сейчас я уже не помню, где именно и на какой должности. Своих сослуживцев он называл по модному тогда выражению «оборотнями в погонах» и отделял себя от них. Кто ничего не умеет - идёт в менты, я пошёл служить по зову совести, – говорил он.
Также я не помню, а вернее, он сам не особенно распространялся, каким образом ему удавалось изымать дела и передавать их ребятам. По его словам, он ходил по острию бритвы, хотя, по-моему, в этом было больше бравады. В девяностые можно было всё.
   - Наши раздуют из этого уголовщину, - сказал Виктор, не снимая руки с папки, - Всё будет, как всегда. Воры откупятся, а шестёрки попадут под статистику раскрываемости.
   В глазах Артура появились азартные огоньки.
   - Берём, - сказал он, встал в свою любимую позу и сделал несколько выпадов, - Нужна свежая порция адреналина.
   Николай был более взвешен. Он протянул мне папку.
   - Борис Иннокентьевич, посмотрите.
   Бремя ответственности легло на мои плечи. Я, кажется, стал понимать, чем занимаются ребята. Ошибиться мне не хотелось. Уединившись, я засел над папкой, несколько раз изучая каждую бумажку. Лишь однажды меня навестила Катя. Она поставила горячий кофе и два случайно оставшихся пирожка.
   - Халву съел Виктор, - сказала она и добавила, - Не подведите меня.
   Через полчаса я вышел к ребятам. Артур рассказывал что-то смешное, но по их лицам было видно, что они ждут моего вердикта.
   - Никакой уголовщиной даже не пахнет, - успокоил я всех, - Обычный хозяйственный спор, но сумма астрономическая.
   - Поработаете с нами, ещё не такое увидите, - заверил меня Виктор.
   Николай прошёлся по комнате.
   - Мы не анархисты. Пора встать на путь законности,- твёрдо сказал он, - Вы сумеете выбить судебное решение?
   Я объяснил, что не вижу в этом проблемы, но , судя по документам, у ответчика нет на счету ни копейки. Какой смысл в выигрыше?
   - Нужно лишь законное основание, - сказал Виктор.
   Знаток Достоевского утвердительно кивнул головой.
   - И чистая совесть. Если не хватает материала, только скажите, сделаем.      
   Я заверил, что папка изобилует всем необходимым, а желанное решение выдам в месячный срок.
   - Долго, - озабочено сказал Виктор, - Куй железо, пока горячо. 
   Николай потянулся к настольной книге. Я его понял.
   - Не хочу портить деньгами хорошие отношения. Обойдусь коробкой конфет.
   Но Николай всё же вынул из неиссякаемого источника зелёного Бенджамина Франклина.
   - На настоящий швейцарский шоколад.
   - Я знаю, где его можно достать, - вставила Катя,- Что бы вы без меня делали?
   Жизненный опыт понятие условное и измеряется не временем, отпущенным на земное существование, а опасностями, подстерегающими нас и умением избегать их. Слоны, неподвластные хищникам, проживают долгую жизнь, а маленькие  мышки редко умирают своей смертью, становясь добычей для множества плотоядных. Пребыв в этом мире сорок
с лишним лет, я понял, как изменчиво время и природа человека и как я беззащитен перед безжалостно наступающей новой эпохой. Tempora mutantur – справедливо отмечали древние мудрецы. В непреложности этой истины я убедился, когда принёс столь долгожданную бумагу и узнал, что пока я обивал пороги храма правосудия, ответчик с неправедно нажитой наличностью окопался в Звенигороде, где, по словам ребят, у него было лежбище. Я всегда любил красивые географические названия: Звенигород, Рио-де-Жанейро, загадочный Мадагаскар.
   Артур занимался любимым аутотренингом – истязал ладонями  спинку стула и не сводил укоряющего взгляда с Николая. Тот взял в руки Достоевского – классик его успокаивал, и решительно изрёк, - Достанем.
   - Там своя шпана, - сказал Артур.
   - Витя уладит. Они боятся его конторы.
   В девяностых ещё оставался административный страх.
   Виктор был на службе, но ситуация поджимала и Николай позвонил ему. 
Виктор скоро приехал. Состоялось совещание. Итоги были для меня удручающими. Мне предстояло ехать в логово врага одному, без ребят, в которых я уже привык видеть защиту и опору. Территория оказалась поделенной на уделы и мир строился на зыбком основании.
   - Звенигородские  заедут за вами и привезут обратно. Завтра приходите пораньше. 
   - Что я должен делать?
   - Ничего. Но им тоже нужна юридическая гарантия.
   В те далёкие времена беспредел не зашёл ещё так далеко.
   - Может, проще отдать документы? – наивно заикнулся я.
   - Наши коллеги просили именно вас, - сказал Виктор, - Не бросать же дело на полпути.
   Благо в неведении. Если бы человек знал, что его ожидает, он остерёгся бы многих поступков, но не написал бы книгу своей судьбы. И сейчас я не писал бы эти строки. Во всяком случае, отступать мне тогда было поздно.
   На следующее утро я пришёл на службу чуть свет. Все уже были в сборе.
   К своему удивлению я увидел Катю.
   За мной приехали два накаченных амбала с одинаковыми лицами в одинаковых чёрных куртках.               
   Двое из ларца – одинаковы с лица, - подумал я, - Однояйцевые близнецы.
   Они распахнули кожу и заиграли развитой мускулатурой под облегающими свитерами. «Я вегетарианец» гласила надпись на одном из них. Другой скромно умалчивал о своих гастрономических пристрастиях. Очевидно, он был всеядным. Пока близнецы совещались с ребятами, Катя протянула мне монету.
   - Положите под левую пятку. Безотказная примета. Я ей следую всю жизнь.   
   В молодости мы верим в свои силы. Груз прожитых лет заставляет нас верить в приметы. Античные греки считали, что человека преследует рок, который невозможно изменить. Ремарк писал, что пока человек не сдаётся, он сильнее своей судьбы. Вспомнив ещё несколько противоречивых суждений, я на всякий случай взял Катин талисман. Людям рискованных профессий нужна уверенность.
   - Не переживайте. Я дал коллегам чёткие инструкции, - заверил меня Виктор.
   - Помните, – напутствовал меня Николай,- Где бы вы ни были, вы под нашей защитой.
   Артур обнял меня.
   - Я вам всё-таки дам почитать биографию Че Гевары.
   Вперёд выступила Катя.
   - Главное – возвращайтесь.
   В её голосе звучала вера.
   И мы поехали.
   В ранний час Москва была пустынна и очаровательна. Даже реклама не раздражала. Я по-новому увидел Никитскую, Знаменку, Сивцев Вражек. На меня повеяло благословенным девятнадцатым веком. Захотелось увидеть извозчика с важным барином в цилиндре с пышными бакенбардами.
   Мы выехали за кольцевую. Я сидел сзади и изучал затылки своих сопровождающих. Их бычьи шеи начинались от ушей и плавно переходили в мощные плечи. Разговорчивостью они не отличались. Когда потянулись поля, застроенные особняками с глухими заборами, гнетущий режим молчания был нарушен. В амбалах проснулось дружелюбие. Мне рассказали, что в Звенигороде намечается фестиваль собачьего мяса в честь российско-китайско-корейской дружбы, приуроченный к очередному юбилею падения железного занавеса.
   - Местные авторитеты пытаются утвердить свою власть – сказал вегетарианец, - скоро там будет весело и жарко.
   - Но это не наша тема, - успокоил меня всеядец.
   Мы въехали в Звенигород. Все провинциальные старорусские города похожи друг на друга. Они привлекают покоем и интимностью. На фоне старых построек современные многоэтажки нарушают сложившуюся гармонию и натыканы не к месту. Теряется душа и теплота России.  Тропическая природа пышна и разнообразна смешением растительности, но по этой же причине бестолкова. Одинокая берёзка в поле смотрится привлекательнее. Под натиском цивилизации русская провинция превращается в джунгли.
   Мы проехали центр с собором, на куполах которого играли лучи весеннего солнца, и углубились в череду улиц.
   - Сегодня у наших клиентов базар, - информировали меня коллеги.
   Совещание – перевёл я специфический сленг на обыденный язык.
   Мы остановились у жёлтого двухэтажного дома, явно просящего ремонта.
Наружная штукатурка местами осыпалась и напоминала карту Эгейского моря со множеством островов.
   - Это здесь.
   Мы осторожно открыли ветхую дверь и вошли. На дверях висели таблички с названием фирм. Большинство из них было на английском языке. Надо полагать, звенигородцы им в совершенстве владели.
   Я заметил паутину на створках дверей. Жирный паук полз по своей вотчине к перилам лестницы, ведущей  на второй этаж. В его паутине бились мухи. Мои соратники показали на паучью лестницу.
   - Нам туда.
   Второй этаж оживляли фотографии Эйфелевой башни, статуи Свободы и прочего приевшегося, что всегда висело в присутственных местах. На фоне этих дежурных видов выделялась пластиковая сколопендра в изящной рамке. Рядом с хищником располагалась дверь, на которой была табличка «Консенсус. Консалтинговый кооператив». За дверью слышалась жизнь. Мои напарники обменялись опытными взглядами и подвели меня к соседней двери. Вывески на ней не было. Это уже настораживало. Таинственность таит в себе неизбежность. Дверь оказалась запертой. Вегетарианец вынул связку разнообразных предметов, нанизанных на кольцо, и поочерёдно пытался каждым из них открыть замок. Я предложил ему свой ключ от почтового ящика. К моему удивлению дверь открылась.
   - Борис Иннокентьевич, - сказал всеядец, - Вам безопаснее побыть здесь. Мы позовём вас для консультации. Будьте готовы.
   Я вошёл в комнату. Дверь закрылась. Замок взвизгнул несколько раз и неожиданно щёлкнул. Я оказался запертым. В комнате проступали следы обитания человека. На пыльном окне осталась живой надпись «Гнида. Поймаю – кастрирую». Ниже, очевидно, был ответ «Я при делах. Скидывай на пейджер, совок». В те времена мобильная связь была в зачатке. На стене висел календарь. Квадратное окошко застыло на марте.               
   Да, был месяц март.
   «Цезарь, бойся мартовских ид» - предупреждали жрецы реформатора римской перестройки, он не послушал их и был убит. В марте казнили Марию Стюард. В марте убили Павла I и Александра II. Жанну д Арк тоже сожгли в марте. Стоп, кажется, в мае. Но это ничего не меняет. В конце концов, в марте родилась моя тёща. Что ещё было в марте? На память ничего не приходило. Но я-то здесь, в запертой комнате и тоже в марте. Зловещий месяц март.
   За стеной послышалась человеческая речь. Монотонные звуки перешли на повышенный тон. Послышался треск, а может, удары? Кого-то бьют головой о стол? Потом ещё и ещё. Раздался надрывный крик. Вдруг возникла тишина. Резкая перемена настораживала. Тишина повисла, подобно Дамоклову мечу, как предвестник трагической неизбежности. Почему неизбежность всегда бывает трагической? Что там происходит? Я схватился за голову. Нестерпимо захотелось обратно, к своим робингудам. Я судорожно нащупал в кармане Катин пятак и положил его под левую пятку. Пока я завязывал шнурок, мощный удар свалившейся тяжести потряс стену. Зигзагообразная трещина прорезала штукатурку.  Висевшие на стене часы остановились, вздрогнув секундной стрелкой. Свершается – понял я.
   Вдруг взорвался звук. Выстрел – ударило в моё сознание. Они уже стреляют. Это было слишком. А, главное, неизвестно, кто в кого.
   Во мне прозвучало Катино сопрано «Навеки умолкли весёлые хлопцы, в живых я остался один». Со сверхкосмической скоростью пронеслись образы: домашний угол, родной диван, любимая жена – такая далёкая и близкая.
   Я лихорадочно стал дёргать дверь. Тщетно. Я сам себя запер. Снова выстрел. И ещё. Я кинулся к окну. Окно не открывалось. Его створки срослись от времени. За стеной раздалась пулемётная очередь. Я локтём разбил стекло. Второй этаж, под окном лежала куча мусора. Ржавые железные колья торчали, как пыточные дыбы.
   И я всё понял. Меня преследует рок, тот самый беспощадный и безжалостный, которого ещё никому не удавалось избежать. Оставалось одно – набраться мужества и достойно встретить свою судьбу. Выдающиеся борцы со всемирным злом оставили после себя яркую славу, но не изменили этот мир. Без страха мужества не бывает. Героями становятся те, кому судьба не оставила выбора. Мудр тот, кто со смирением принимает свою участь, а не ропщет на происки Провидения. Смирись, гордый человек. Разве не само Провидение привело меня сюда, чтобы преподать мне урок? Нужно уметь читать книгу своей жизни. Я сел на пыльный стул, опустил голову и отдал себя на волю высших сил. Наверное, в эту минуту я был достоин кисти великого живописца.
   - Борис Иннокентьевич, - раздался голос из небытия.      
   На пороге стояли близнецы.
   - Всё,- весело сказал вегетарианец,- Операция заняла семь минут.
   - И сорок секунд, - уточнил всеядец,- Профессиональная работа. Оцените.
   Я вскочил со стула.
   - Как вы вошли?   
   Оба пожали плечами и толкнули дверь. Она легко открылась.
  Идиот! Я же рвал её на себя.
   - Жертвы были?- выдавил я.
   - Обижаете. Мы работаем чисто,- вегетарианец, кажется, действительно обиделся.
   - Добровольная сдача с повинной и глубоким раскаянием, - уверил меня всеядец,- Без вас мы бы не знали, что делать.
   Я посмотрел на настенные часы. Они исправно ходили. Было три часа дня. Трещина на стене исчезла. На её месте висел обросший пылью кусок провода.
   - Мы успеем пообедать. Вы не против?
   - Надо же возместить потраченные калории.
   Мы вышли на воздух. Весна выдалась ранняя и тёплая. По прогнозам учёных  из-за смещения Земной оси начали дружно таять ледники обоих полюсов. Особенно это было заметно в Звенигороде. Огромные лужи заполнили город. Обед состоялся на палубе античной триеры чудесным образом попавшей на Москву-реку. Триера называлась ресторан «Нептун». Бог морей с носа судна уныло взирал на не успевшую растаять ледяную мелочь.
   В каюте было тепло и уютно. Нам подали солидного краба, заполнившего весь стол, икру и салат из обитателей морских глубин.   
   - Хочется вырваться на простор, - высказал свою мечту вегетарианец, наполняя рюмки фирменной водкой «Звенигородская купель», - Провинция душит.
   - Дайте нам рекомендацию, - откровенно попросил его всеядный близнец, - Вашему слову поверят.
   Несколько рюмок водки успели ударить мне в голову. Я вспомнил оконную переписку.
   - Скиньте на пейджер.
   - Закусите, - заботливо сказал вегетарианец и положил мне на тарелку клешню краба.
   В Москву мы приехали ближе к вечеру. На заднем сидении возле меня лежала плотно набитая спортивная сумка. Раньше её не было.
   - Вас в контору или домой? – предупредительно поинтересовались близнецы.
   Я увидел жену в моем любимом цветном халатике, стоящую у окна и тоскливо взирающую на грязный московский снег. На сердце защемило.
   - Только домой!
   - И правильно. Ваш адрес мы знаем.
   Самое большое богатство – чистая совесть.
   Утром, выспавшись за несколько дней, я встал с ясной головой, принял душ, и пошёл на работу с чувством исполненного долга.
   Меня уже ждали. Все собрались в большой комнате.
   - Боевое крещение вы приняли, - поздравил меня Артур и подарил давно обещанную биографию Че Гевары.
   - Но ведь он же погиб, - сказал я.
   - Герои не погибают. Читайте и изучайте.
   Николай тоже оценил меня.
   - Вы проявили творческий интеллигентный подход.
   - Но я...
   - Не скромничайте. Мы всё знаем.
    И он подарил мне свою настольную книгу. Страдания Раскольникова были переложены зелёными ассигнациями.
   - Вам помог мой талисман, - заверила меня Катя.
   Виктор по- гагарински улыбнулся. 
   - Вы сами стали нашим талисманом. Есть новое  дело, - и он положил руку на новую папку.
    Я полистал её.
   - Но ведь ответчик в Калуге.
   - Вас там уже ждут, - сказал Николай.
   Очевидно, я выдал свои сомнения. Катя позвала меня в компьютерную.
   - Нам опять задали реферат. Прямо ужас какой-то. Вы поможете?
   В её глазах светилась уверенность.   
   Я кивнул головой.
   Так решилась моя судьба.
   ... Это было в девяностых.

      Август 2015 г.