Сказка о том, как бабы Стаса Михайлова делили. Цик

Жила-была в деревне одна баба. Работала на почте, разносила пенсию местному населению. И не было у нее в жизни счастья. Ни личного, ни общественного.  Даже когда по телевизору концерт Стаса Михайлова передавали, только у нее одной во всей деревне телевизор перегорел.
Вот пришла однажды к бабе соседка. Посочувствовать ее горькой судьбе. Ибо нет для другой бабы большей радости в жизни, чем товарке своей в беде сочувствовать.  Налили они по рюмочке и стали друг дружке душу изливать. Баба изливает, а соседка кивает да поддакивает.
- Вот, значит! – баба говорит. – Нету у меня никакого счастья в жизни. Ни личного, ни общественного. И с концертом Стаса Михайлова как нехорошо получилось. А я ведь загодя готовилась, сарафан новый отгладила да чаю заварила. Эх, Клавдя, вот сознаюсь как на духу – есть у меня мечта. Чтоб приехал Стас Михайлов к нам в деревню с концертом. А я бы села в первом ряду в клубе. Увидел бы меня Стас да влюбился бы…
- Ой! – прижмурилась соседка. – Михайлова я люблю, жить не могу. Сама бы за него замуж пошла. Мимимишечка такой, на котика похож, так и тянет за ушками почесать…
- Ты вот что, Клавдя! – насупилась баба. – Ты говори, говори, да меру-то знай… Ишь, чего удумала! Стаса Михайлова за ушками чесать! Ты, чай, замужем. Есть у тебя и любовь, и счастье семейное. Так  еще и мечту мою хрустальную отнять задумала? 
- Ой-ей! – снова заохала соседка. – Зин, ты чо, ты чо? Какое счастье? Генка мой пьет без просыху. Уж если его из скотников погнали, так было, значит, за что. И сын, Васятка, двойки носит. А ты говоришь – семейное счастье. Так что не отдам я тебе Стаса Михайлова, и не проси.
- Гадюка ты подколодная! – завыла баба. – Я на почте вкалываю. Спину гну, пенсии разношу, по морозу да по дождю.  А ты что же? Карьеру сделала, в школе работаешь. И не стыдно тебе последнее у меня забирать?
- Ну, Зинка! – ахнула соседка. – Ну, соседушка, удружила. Карьере моей позавидовала. А того не знаешь, какой труд двести оглоедов  учащихся накормить, да еще и педколлектив с директором …  Он один больше учеников сожрать может. Не отдам Михайлова!
Разругались соседки. Пришла Клавдя домой. Дома свекровь носки вяжет. Излила ей Клавдя душу. Вот, говорит, какая стервь поганая соседка наша, Зинка-почтальонша. Я ей – мечту сокровенную, а она – в амбицию.
Не успела досказать, как у свекровки глаза кровью налились. Ты, говорит, такая-рассякая, чего мне говоришь-то? Как смеешь одной себе Стаса Михайлова присваивать? Я на него, сокола, как гляжу, так и молодость вспоминаю.  Один он и остался у меня, здоровья никакого, сын Генка пьет, проклятик… Так что – руки прочь от Стаса Михайлова. Не то, говорит, корытом зашибу.
А вечером свекровка к своей подружке задушевной ушла. Да, между делом, и пожаловалась той, да и рассказала, как невестка у нее певца Михайлова отбивает…
Встали утром деревенские: глядь – а по деревне как Мамай прошел. Бабы все до единой - как после матча «Спартак – Зенит» -  фингалами украшены. У половины волосья повыдерганы. Стекла в избах повыбиты. А жена главы администрации вообще в город поехала, побои снимать да в прокуратуру челобитную подавать. Ну, понятно, коровы не доены, борщи не сварены… Беда, одним словом.
Думали, думали, как им с бедой совладать, как поделить Стаса Михайлова по справедливости. И придумали. Пойдем, решили, к Фекле - гадалке местной. Пусть она картишки раскинет да скажет, чья судьба Стас Михайлов.
Пришли всей деревней бабы к гадалке Фекле. Объяснили, в чем трагедия момента. Стала Фекла раскидывать картишки. Поплевала, покрутила, да и выдала результат – Зинки-почтальонши судьба, а вы, бабоньки, отдыхайте.
Погоревали бабы, поплакали, поматерили гадалку – да делать нечего. Разошлись по домам. И настала в деревне тишь да благодать. Никто больше на Зинкино счастье рот не разевал. Против судьбы-то не попрешь.  А она перед телевизором садилась в новом сарафане, да на судьбу свою любовалась.
«Хорошо, - думала, - что скумекала я огородами к Фекле добежать. Да пригрозила, что пенсию ей по три месяца приносить не буду. Правильно в телевизоре говорят – за счастье свое бабье бороться надо».