Заключение главки 51-60

     Главка 51

В поездки ездили работники её предприятия, были там и молодые мужчины. Вот один такой от поездки к поездке стал уделять мне всё больше внимания. А что я 14-летняя могла смыслить.

Мне было приятно, что взрослый человек уделяет мне, девчонке столько внимания. Помогает надеть пальто, придерживает дверь при входе, занимает лучшее место в автобусе, дарит цветочек. Как и каждой женщине приятны знаки внимания.

Однажды, когда мы возвратились из поездки, на вокзальной площади все вышли из автобуса, а он придержал меня за руку и попросил немного посидеть, перед тем, как уходить домой, поговорить, мы мол не закончили разговор. И я согласилась.

Мы сидели в пустом, полутёмном автобусе. Водитель, его друг пошёл в вокзал в буфет. Свет был погашен и только вокзальные фонари частично освещали салон. Вот тут он меня впервые поцеловал и у меня голова пошла кругом. Мы сидели и целовались, а когда вернулся Славка, я вскочила, взволнованная и слегка растрёпанная и кинулась к выходу, сказав, что уже поздно и мне попадёт дома.

Он попросил меня о встрече на следующий день недалеко от моего дома, на соседней улице и я согласилась.
Домой я бежала взволнованная и растерянная, всё решала предала я свою любовь или не предала.

 Потом решила, что пойду на встречу и скажу ему , что мы не будем встречаться, а потом вновь вспоминала поцелуи и щёки мои горели от стыда. Видимо мой вид, по приходу домой, насторожил мать. Она спросила не заболела ли , я ответила ,что нет. Она более ничего не спрашивала, только молча наблюдала за мной.

Дело в том, что с детства, если я что-то натворю, вдруг развивала бурную деятельность, стремясь убраться или спрашивая не нужно ли чем помочь, при этом очень суетилась и становилась излишне шумливой, тогда мама замечала:
- Ну отвечай, что натворила? А я недоумевая, как она догадалась, как на духу выкладывала ей всё.

 А тут видимо моё стремление отгородиться и ничего не говорить насторожили её всерьёз.
На следующий день мама работала с утра, я пришла из школы без задержек и принялась за уроки, которые никогда не делала более 40 минут, а потом взялась мыть полы и наводить порядок, хотя в доме не было особого беспорядка.

 Просто как всегда волнение заставляло меня выбрасывать энергию.
А волновалась я решая для себя вопрос, идти или не идти на встречу. Можно было бы не ходить, но ведь дала слово, а бабушка приучила меня, что данное слово нужно держать. И потом мне казалось, что просто не пойти, это по-детски, хотя с мальчишками, не из школы, а встреченными на катке, или в клубе мы запросто могли познакомившись и поназначав свидания ,не пойти, а следить из-за угла пришли или нет, а потом насмеявшись убегать.

Но ведь это было вроде бы в шутку и правда детством. А здесь взрослый человек и поступать нужно по взрослому. Решив для себя этот вопрос, я перестала волноваться и стала собираться.

Мама была уже дома и внимательно за мной наблюдала, делая вид, что занята глажкой белья.

Ближе к шести часам, на которые была назначена встреча,я тщательно причесалась, приоделась и сказав маме,” я ненадолго к Нинке,” то есть практически соврав, выбежала из дома.

 Мне нужно было свернуть направо по дорожке вдоль домов, дойти до угла и ещё раз направо пройти до угла соседней улицы, но я решила сделать по-другому, на случай если мама выглянет.

 Пошла прямо в переулок напротив, якобы к дому Нинки, потом свернула в улицу перед её домом, направо и ещё раз направо. Таким образом я обогнула малый прямоугольник наших домов и должна была пройти мимо нашей улицы в конце, чтобы добраться до места встречи.

 Я ни разу не обернулась, иначе увидела бы мать, идущую следом, считая, что хорошо схитрила.
Его я увидела издали. Он стоял облокотившись на забор частного дома и терпеливо ждал. Я шла по маленькой дорожке, а мама по проезжей части, поэтому он не обратил на неё внимания, ну идёт женщина и идёт себе. Он двинулся мне навстречу.

Мы встретились и он протянул мне цветок. Я не успела ещё открыть рот, чтобы сказать ему, что мы не будем гулять и встречаться, как почувствовала, что мне на спину обрушился удар и услышала крик моей матери:-Ах ты поганка!

Я отскочила и уставилась на неё, а она уже кричала на него, что привлечёт его за растление малолетки, что сообщит всё по месту его работы и много ещё чего.
Я стояла с раскрытым ртом, вылитая малолетняя дура, каковой впрочем и являлась.

Он очень быстро ретировался, сказав, что ничего и не было, пусть она не волнуется, а мать погнала меня домой, не слушая моих попыток объяснить, что я пришла сказать о невозможности встреч с ним.

 Она считала иначе и лупила меня до самого дома. Ремнём по спине, на глазах у соседей, при этом она не стеснялась в выражениях поливая мою нравственность всевозможными словами.

За одно я ей конечно благодарна, она отбила у меня охоту обращать внимание на ухаживания взрослых мужчин и приучила сторониться их. Ему-то было 24, а мне четырнадцать, без месяца пятнадцать.

На следующий день мать сходила к бабушке и устроила там скандал, но и дедушка и бабушка объяснили ей, что лишая меня радостей поездок, она добьётся худшего, просто бабушка проследит, чтобы этот молодой человек более не ездил с группой, в которой буду я и объяснит мне, в чём я не права.

Так и вышло, он более не ездил, а мне и объяснять ничего не пришлось, так как я рассказала бабушке всё как на духу и она мне поверила, в отличии от матери.

Но последствия этого случая всё-таки были. Про меня,благодаря тогдашним воплям матери, поползли грязные слухи, не без этого. И теперь все соседки внимательно следили за каждым моим шагом, с кем пошла, куда пошла, когда пришла.






                Главка 52

Близился день моего рождения и с ним у меня связаны нехорошие воспоминания. Дело в том, что мы часто навещали в больнице Таню, её в очередной раз не перевели в Москву или уже перевели обратно, точно не помню в нашу детскую больницу на Новоткацкой.

 Мы классом собрали деньги по 50 копеек, получилось 20 рублей и на эти деньги по выходным, кто-нибудь покупал гостинцы и отвозил Тане. К тому времени, как пришла моя очередь ехать, их оставалось 13 рублей. Мне передали их.
 Я должна была купить гостинцы, а остатки передать потом следующему, кто поедет.

В субботу после школы, я зашла в магазин купила яблок, печенья и конфет, а также пакет кефира и её любимую булочку калорийную. У меня осталось девять рублей с копейками. Сунула всё в портфель, вместе с гостинцами и пошла на вокзал на Новоткацкий автобус. Он один шёл до детской больницы.

На вокзале мне встретилась Рита, она подошла ко мне на остановке. Это та самая соседка Тани, которая вместе с ней приходила ко мне играть.
Она спросила куда я собралась и,  узнав что я еду навещать Таню, вызвалась ехать со мной. Я была только рада компании, вдвоём веселей, да и они с Таней больше дружили. Мы съездили к Тане, посидели у неё отдали гостинцы и отправились домой.

Сразу домой идти не хотелось, поэтому мы вышли на Водонапорной, решив прогуляться и зайти в новый, недавно открывшийся магазин.

Все девочки любительницы поглазеть на товары в магазине, помечтать о покупке, присмотреть что-нибудь. Я была не исключение. Мы походили по этажам и отделам, присматриваясь к товарам. Мне очень понравились туфли брусничного цвета, лодочки на каблучке рюмочкой.

 У меня был 38 размер, вполне взрослый, так что обувь я смотрела естественно во взрослом отделе. Я сказала, что очень хотела бы иметь такие туфельки.. Они стоили 18 руб 50 .копеек.

Таких денег у меня естественно не было, а Ритка знала только то, что я покупала гостинцы на деньги собранные классом, а сколько денег собрано и сколько у меня осталось, она не знала.
Ещё мне понравились полусапожки тоже на каблучке, чёрненькие, на меху, но это и цена в 35 рублей и сами сапожки не были даже для меня мечтой, так сказала впроброс, что нравится и всё. А также в другом отделе косыночка, шёлковая бирюзовая приглянулась.

Походив по магазинам, мы пошли домой. Ритка сказала, что у неё родители придут поздно, ей заняться нечем и можно мы пойдём ко мне. Я обрадовалась, посидим , поговорим.
Лучше бы не соглашалась и не радовалась, но я оказывается заболевала, у меня уже поднялась температура и состояние было лихорадочно-возбуждённым.

Мы зашли домой, а там сидит дедушка. Они с мамой пьют чай, разговаривают и ждут меня. Дедушка объявил:-Верочка мы с бабушкой уезжаем на два месяца в Ригу, поэтому я принёс тебе подарок заранее.

 До дня рождения оставалась неделя. Я обрадовалась, а мама достала из шкафа коробки, видимо сначала они хотели их придержать до дня рождения, но потом передумали. И дедушка, открыв коробки предложил мне примерить туфли и полусапожки. Это было как в сказке, те самые, что мы видели.
 -Если не подойдут, то я схожу обменяю.

Но всё чудесно подошло. Я была вне себя от счастья. Не было только платочка, а так даже сверх того, о чём я мечтала. Я расцеловала дедушку, а Ритка вдруг заторопилась домой- Ой, я вспомнила, мне мама велела за хлебом сходить- и быстро убежала.

Это были первые в моей жизни туфельки на каблучке и они так подходили к моему выходному платью. И полусапожки вместо осенних туфелек зимой были верхом блаженства.

Дедушка ушёл домой. Мама вышла его проводить, а я почувствовала, что меня знобит и я хочу спать. Вынув из портфеля оставшиеся деньги, я сунула их на полочку над кроватью и легла. Когда вернулась мама, я спала, но мама заметив, что я вся горю, потрогала мой лоб и сразу поняла, что я заболела.

Наутро я не могла встать температура поднималась до 40, пришлось вызывать скорую. Это снова оказалась притухшая было ангина. И естественно в школу я в понедельник не пошла, лежала то засыпая, то ненадолго приходя в себя.

 Во вторник состояние было такое же, я спала и проснулась от голосов в кухне возле меня. Голосов было много и кто-то кричал.
Я открыла глаза и в мутной пелене увидела нашего классного руководителя и Танину маму. 

Лариса Харитоновна, спросила меня, где деньги, которые собрали Тане, я показала на полочку и сказала что там осталось 9 рублей с копейками. Мама достала деньги и сказала, "Верочка, здесь восемь рублей", но в это время из комнаты вышел отчим, он произнёс:-Вот рубль, тебя не было и я взял у Верки из этих денег рубль на парикмахерскую. Всё оказалось на месте.

" Ну, вот видите, деньги целы, а вы обвинили Веру зря," - сказала  Лариса Харитоновна Таниной маме. Та начала было опять кричать, но мама оборвала её, заметив, что ребёнок болен и незачем возле него шуметь. На что та возмутилась:
- Да моя вдвое больнее и по её вине".

 Тут уже возмутилась учительница, думайте мол, что говорите, не Вера же заразила вашу дочь тяжёлой болезнью.
Они ушли,а я опять провалилась в сон.

 Свой день рождения я встретила в кровати, едва начав приходить в себя. Ангины протекали у меня крайне тяжело, лечили их тетрациклином, пенициллин мне было никак нельзя, у меня на него аллергия.
Всё что было, помнилось мне смутно и только почти выздоровев я узнала, что произошло.

Выйдя от нас, коварная Ритка побежала к Таниной матери и там под большим секретом, сообщила ей, что в классе собрали деньги на передачки Тане, а Верка на эти деньги купила себе туфли и сапожки. Зачем Ритка придумала это я не поняла, может просто от зависти!?

Танина мама, не разбираясь, помчалась в школу и устроила скандал. Ей объяснили, что мне дали 13 рублей, что до меня уже двое ездили к Тане и всего денег было раньше 20 рублей, а значит я никак не могла купить себе такие вещи на эти деньги.

Но она ничего не желала слышать и требовала разобраться со мной. Вот поэтому учительница и пришла к нам, чтобы узнать, где оставшиеся деньги.

После всего случившегося мне было неприятно идти в школу, что подумают обо мне, но мама объяснила, что подумают плохо не обо мне, а о Таниной маме, я же ничего не сделала плохого. Оказывается следующие, кто поехал к Тане выясняли у неё привозила ли я ей гостинцы и узнали, что привозила и какие. Так что вопрос был закрыт, но как оказалось не для всех.

Когда через две недели я пришла в школу, всё шло нормально, пока в один из дней мы из-за чего-то не поссорились с Серёжкой Арапиным и он, так как сладить со мной не мог, решил куснуть меня побольнее, он закричал мне "воровка". Я смотрела на него во все глаза,-Что я украла?- А помнишь ты украла деньги на завтраки, а теперь украла Танькины деньги.
Вот так меня достал бумеранг прошлого

Я вылетела из класса и понеслась сломя голову.
Не соображала куда бегу и зачем. Мне было плохо, стыдно и больно, а слово " воровка" неслось за мной. Никто его не кричал, оно звучало во мне. Я взлетела на третий этаж, видимо у меня была какая то цель, может учительская или пионерская комната.

Но тут вдруг увидела приоткрытую дверь лаборантской химического кабинета и мгновенная мысль, что вот сейчас кончатся все мои мучения, что я не хочу жить пронзила меня.
 Я влетела туда и стала судорожно пытаться открыть шкаф с химикатами, а по коридору уже бежала с криками лаборантка; она отлучалась в туалет, забыв запереть дверь. А за ней на её крики свободные от уроков учителя.  Сам урок уже начался.

Шкаф не открывался, но на столе стояли наполненные растворами пробирки и я решила их выпить не разбирая, что там. Слава Богу я не успела. Меня остановили, попытались успокоить и отвели в медпункт, куда вызвали скорую, так как начался обычный припадок с обездвиживанием.

А Арапина исключили из школы. Вот так Риткина ложь обернулась бедой и для меня и для глупого Серёжки. А для меня на всю оставшуюся жизнь шопинг, как его теперь называют стал ненавистен. Если я ходила в магазины, то только целенаправленно, со списком и не отклонялась в сторону ни на шаг. Выучили на всю оставшуюся жизнь.






                Главка 53

Но вот уже и Новый 64 год близится и мы готовимся к Новогоднему балу. Я скажу честно, пользуясь своими приступами, которые наступали внезапно, научилась пользоваться положением. Наверное это свойственно любому организму, ставить себе на пользу и хорошее и плохое. Своего рода мимикрия.

 Я могу встать посреди урока, если он мне по какой-то причине не интересен и выйти из класса, не спрашивая разрешения. И меня не останавливают, так как думают , что мне стало плохо и я спешу за помощью. Ввиду того, что уже дважды такое случалось прямо на уроках, учителя решают, что и в этих случаях мне лучше не препятствовать.

 А я иду в пионерскую комнату и там занимаюсь рисованием плакатов для оформления актового зала или просто слушаю музыку. Новая пионервожатая, Валя Глазкова, кажется мне компанейской девчонкой. Она ненамного старше нас, только в прошлом году закончила школу, так что обращаемся мы с ней запанибрата и она с нами так же.

Теперь уже взрослая я понимаю, что была она особой безалаберной, развращённой и абсолютно беспринципной, а тогда в подростковом возрасте она казалась нам независимой, компанейской и бесстрашной. Отчего мы сделали такие выводы? Оттого, что она вела себя независимо по отношению к старшим, учителям, могла высмеять , пошутить, не выйти на работу и потом с невинным видом найти сотни причин уважительных.

  То говорила, что была в горкоме на совещании, то по делам в доме пионеров, то ездила в Москву по вызову.  При этом было понятно, что она врёт, но абсолютно об этом не переживает. А в глазах подростков это выглядело геройством.

 Так часто она например могла послать после школы в дом пионеров с поручением любого из нас, вроде она нам доверяет ответственное дело, а на самом деле сваливала свои заботы на наши плечи. А мы, романтики и простаки ещё и гордились этим.
То ей нужно было сопровождать младших детей на тематический просмотр фильма в наш клуб,а она отбирала человек пять из нашего класса или соседних и направляла их, поручая следить за малышами и потом проводить их до школы, где их заберут родители.

 Мы с радостью берёмся за это, а она упархивает из школы, якобы она повела детей, а сама идёт по личным делам. Так и шло.
Поэтому все практически пионерские дела Валечка решает руками старших подростков и существует безбедно, зарплата идёт, отчётность составляется, так что всё в порядке.

 У меня есть дополнительный ключ от пионерской, она мне его дала. Поэтому я могу бывать там и в её отсутствие и заниматься своими делами. А если она там, то мы и поболтаем и покурим.

Да я ещё ничего не говорила, о том, что я начала курить тоже рано, с тех же 13 лет. Но делала это редко, не чаще раза двух в неделю, поэтому мать пока ни о чём не догадывалась. Я приноровилась иголкой вытаскивать у отчима из запечатанных пачек папироску другую и припрятывать их, до нужного момента.

 Курить меня научила та же соседка, Галя, что гуляла с Виталием. Она мне сказала однажды, после очередного скандала у нас дома, что мол покури и легче станет. И я взяла у неё сигаретку и выкурила. Как ни странно первую же сигарету выкурила с затяжкой и ни кашля никаких иных неудобств не испытала.

Действительно по первости стало легко и спокойно, слёзы ушли. А так как ещё моя бабушка Вера курила, то я не видела в этом ничего особенного и предосудительного.
Единственно Галка сказала мне, чтобы я не говорила дома, а то взрослые будут ругаться. Я и помалкивала.

А так как покупать сигареты я не могла, то и стала тайком брать у отчима. А он курил папиросы Север или Беломор. То что было, то и брала.
А Валя курила импортные дамские сигареты, которые приобретала в Москве, в гостиницах, и она угощала меня ими. Почему-то она сразу поняла, что я покуриваю, хотя в школе я никогда этим не занималась и одежда ещё табаком не пропахла.

Вот так и проходило время. Правда скажу сразу, уходила я с уроков только нелюбимых учителей, а уроки любимых никогда не пропускала.

Новогодний бал прошёл просто великолепно. Нас было очень много. Ученики с восьмого по одиннадцатый класс. Было шумно , весело, проводились конкурсы и выигрывали призы, танцевали под школьный ансамбль.

Ребята из старших классов сделали много концертных номеров, а мы как новички были пока только зрителями. Но мы приняли участие в оформлении зала, поэтому тоже могли считать, что сделали свой вклад.

 Я первый раз была не только в платье но и в новых туфельках под него, так что ощущала себя королевой, и впервые танцевала с ребятами старшеклассниками. Это было весёлым и приятным ощущением. Разошлись в десять. Это тоже было новым, первый раз мы возвращались домой в позднее время, но большой стайкой.

Могу сказать, что не только совместное внешкольное дело, но и такие вечера давали нам больше понимания друг о друге, чем простое пребывание в классе. Ведь на вечерах все чувствовали себя раскованно.

 Кстати нам не запретили станцевать и твист и шейк, учителя смеялись глядя на нас, а нам было весело и хорошо.
Это правда было в первый и последний раз, потом пришли иные времена, когда эти танцы запретили.

Каникулы у меня прошли быстро и незаметно. Я ездила в Москву четыре раза на разные спектакли от бабушкиной работы, а остальное время много читала и писала.

Но вот снова потекли школьные будни, уроки становились всё насыщеннее, мы делали упор на предметы экзаменационные, их даже больше поставили в расписание. Всё равно находилось время и для проказ и для шуток и для прочего.

Так нас с Нинкой пересадили на предпоследнюю парту, с первой из-за того, что за спиной учителя, которая вставала у второй парты и начинала объяснять урок, вернее талдычить его наизусть по учебнику.
 Забыла сказать,что историю снова вела Моргалка.

Мы с Нинкой передразнивали её мимику и показывали всему классу бумажных чёртиков. За этим нас и застукали, оттого что весь класс покатывался со смеху, а мы не успели убрать свои изделия, когда она догадалась обернуться. Но для нас было только в радость пересесть подальше, так как я была любитель Камчатки, как называли задние парты.

Там мы с  Нинкой, на уроке истории чаще всего резались в морской бой или играли в чешского дурака. Нужно было открывая карту, называть её. Валета мосье, даму мадам и так далее.

И вот, увлёкшись однажды игрой, мы открываем карты. У Нинки валет, и она спешит крикнуть мосье, а я шёпотом сбиваю её, шепчу мадам. Она пискливым голосом, на весь класс выкрикивает м-м- мудак.

Весь класс в истерике, а нас конечно же выпроваживают вон, но я от смеха не иду, а почти ползу, придерживась за парты. В коридоре мы смотрим друг на друга и заливаемся дружным хохотом. И такое бывало, так что мы не тихони.
Правда к директору нас не отвели, ограничившись двойками в дневник.

В другой раз, Костик Воронин, дразнит меня во время уроков. Он сидит в соседнем ряду на последней парте. Не помню, что именно он мне говорил, но явно гадости. Я его трижды просила угомониться, но он продолжал.

 Тогда я встала, а портфели свои мы ставили в проходе возле парт, так как в отделение под крышку они не влезали, взяла его портфель и швырнула через весь класс почти к доске, со словами:-Иди подбери мусор,здесь убирают!

 Учительница недоумённо смотрит на нас. Я настаиваю. Он шепча "бешеная" идёт за портфелем, а я следом. Когда он взял портфель, я не успокаиваюсь, заявляя-, А теперь, вон отсюда!
И он вышел, связываться со мной не хочется. А я иду на своё место, говоря учительнице:- Можно продолжать.

И мне снова сошло с рук, видимо поняли, что я в ярости. Вот такие фортеля выкидывала я иногда.
Но мне всё прощали, потому что в остальном я была по-прежнему старательной, исполнительной, училась хорошо , а в классе всегда была заводилой и могла придумать что-то новенькое занятное для всех.








                Главка 54

Начиная с пятого класса и по восьмой нас часто возили на экскурсии по предприятиям нашего города, а их было много. Мы посещали хлебозавод, мясокомбинат, макаронную фабрику, завод концентратов, кожевенный, ватную фабрику, ситненабивную, камвольно-суконную, завод прядильного волокна, новоткацкую, мотозавод, где делали для всего Союза, мотоколяски для инвалидов, литейный завод, лесопилку.

Водили нас для того, чтобы мы могли ознакомиться с производством и по возможности присмотреться к профессиям, может кому понравится работа.
Эти дни мы не учились, но потом навёрстывали упущенное. На год приходилось четыре-шесть таких экскурсий.

 Помимо этого теперь мы не ездили на совхозные поля, но ходили работать в овощехранилище. По весне в основном.
 Запах скользкой гниющей капусты и разлагающейся в кашу картошки преследует меня и до сих пор. Поистине такое не забывается, а мы сидели в этой каше и выбирали оставшееся хорошим.

В мае нас принимали в комсомол. Сначала мы в школе на общем собрании комсомольцев должны были рассказать о себе и об общественных делах, которыми занимаемся, потом за нас давали поручительство два старших комсомольца, так называемые рекомендации, а после с Глазковой мы поехали в горком комсомола, на сдачу Устава.

Горком комсомола располагался в том же здании , что и горисполком,в левом крыле, вход сбоку со двора, на третий этаж.
И здесь тоже не обошлось без приключений. Из нашего класса нас принимали 15 человек, остальных отклонили до девятого класса. И из других классов не меньше ребят было, всего где-то человек 60.

Мы думали что там будет всё строго и дрожали, а оказалось простой конвейер.
По одному по фамилиям вызывали в комнату приёма,где сидела комиссия. Валя открывала дверь, так как она сидела там и называла по алфавиту фамилию.

Человек шёл туда, а мы ждали. Нам нужно ждать долго, мы в конце списка, буква Ч.
Естественно галдели, шутили, чтобы не дрожать, суетливо сновали взад-вперёд. Временами кто-нибудь из комиссии покидал комнату и сбегал с лестницы во двор, покурить.

 Я устроилась на подоконнике, Нинка рядом, ребята вокруг. Поднялась возня. Славка Черкасов наклонил меня назад за плечи, он думал, что я вцеплюсь руками в подоконник, а я не вцепилась. Он сказал, сейчас отпущу, а я сказала, отпускай, уверенная, что он этого не сделает. Всё-таки подростки дурные и бездумные.

Он отпустил, меня перевесило и я полетела вниз, где в этот момент разгружалась машина с песком. Это меня и спасло. Пока я выбиралась из песка и уселась в нём отплёвываясь, под отборный мат абсолютно белого водителя, вниз по лестнице с воплями уже бежали все и приёмщики и принимаемые.

Когда они вылетели во двор и увидели меня целую и невредимую, вырвался вздох облегчения. Потом меня допытывали, что случилось, да как. Славка стоял белый и жалкий. Я сказала, что у меня закружилась голова и я упала сама. Тебя точно никто не толкал?-допытывался секретарь горкома.

-Точно, я сама. В общем всё прошло нормально, нас приняли , а со Славкой мы стали крепкими друзьями. Он меня зауважал, за то, что я его не выдала, хотя Нинка призналась мне, что если бы со мной, что-то случилось, то она всё рассказала бы. На что я ответила- Ну ведь, ничего не случилось.
Каждый раз, когда мы вспоминали это, мы начинали хохотать, больно вид у меня всей набитой песком, был смешной. Мы не думали тогда, что я была на волосок от смерти.

Потом были консультации, после сами экзамены. Аттестат я получила с двумя тройками, оттого, что иногда  отказывалась отвечать, настроение было плохим, мне за отказ ставили два, а за ответы  и работы пять. В среднем и получалось три. Теперь нужно было решать куда идти дальше, поступать ученицей на производство, идти в техникум или в школу дальше.

Ни один из техникумов меня не привлекал и я подумывала куда идти работать, но тут вмешались дедушка и бабушка. Они настояли и убедили маму, что мне нужно учиться в школе дальше. Так на семейном совете и постановили что я иду в 9 класс и я отнесла документы обратно в школу. У меня их приняли сразу, без оговорок, хотя некоторые из наших ребят не были приняты в девятый и вынуждены были идти на завод и в вечернюю школу.

Лето я работала на почте. Мне надоели бесконечные упрёки отчима в том, что ем его хлеб и он меня одевает, хотя видит Бог, что ни одной вещи он мне не купил, всё, что привозил мне ещё ребёнку из Владивостока, бабушка и дедушка ему оплачивали, так что это даже не было подарками.

Поэтому я и пошла подработать. Вернее не на саму почту, а на телеграф, устроилась доставщиком телеграмм.
Проработала все три месяца. Заработала 108 рублей за лето. На эти деньги  купила себе демисезонное пальто, осенние туфли, и то и другое песочного цвета, и два отреза материала.

Недорогого по 3-20, лён с лавсаном. Один был тёмно-серым, другой светло-коричневым. Пусть вам не покажется мой выбор странным. Дело в том, что из этих отрезов я сшила себе два платья для школы.

Я твёрдо решила, что более никакой формы носить не буду, поэтому сшила себе два скромных платья, строгого покроя, с воротничком стойкой. Воротник и манжеты вышила белой шерстью, получилось как нашитый воротничок и манжетики. По талии тонкий тоже расшитый поясок.

 Платья прямые не вызывающие, так что нареканий в школе они не вызвали и я единственная во всей школе ходила без ученической формы. Так прорезались мои независимость и индивидуальность.





                Главка 55
       
И наконец первый день девятого класса. Это уже не тот состав учащихся, что был по восьмой. Но основной костяк сохранился. Все кто принят учиться далее собраны в том же составе плюс новые и снова те же сорок человек.
Мы теперь не Б а В, наш кабинет на третьем этаже первый по узкому коридору.

Как всегда в первый день идём в школу нагруженные по самые уши. Всё, что удалось приобрести в нескольких экземплярах в целях обмена на недостающее. У меня уже не портфель, а вместительная сумка, что-то среднее между хозяйственной и пляжной. Естественно битком набитая.

При входе в маленький коридор, по обе стороны стоят мальчишки. Вроде бы случайно, но нас они настораживают и Нинка прячется за мою спину.
 Как оказалось не зря.

Мальчишки все рослые, возмужавшие, при нашем появлении часть из них, а именно те, кто учился с нами раньше, поспешно отходят в сторонку, вроде их тут не стояло. Остаются только новенькие.

 Чувствуя, что в этом какой-то подвох, я медленно, даже с виду лениво поднимаю согнутую руку, при этом сумка оказывается на уровне плеча за спиной, я держу её подвешенной за ручки на пальцах.

Вот тут действо и начинается. Один из мальчишек толкает меня в сторону противоположного, с тем, чтобы тот отфутболил меня обратно. То есть пятый угол. Но так как я примерно этого и ожидала, то не отлетаю, а удерживаюсь на расставленных ногах, поднимаю руку выше, раскручиваю сумку.

При этом она бьёт всех стоящих по кругу. Мальчишки летят врассыпную, наши бывшие одноклассники хохочут, а мы спокойно проходим в класс. В коридоре начинаются выяснения отношений, при этом слышатся вопли Славика Черкасова:- Я же вас предупреждал, её не трогать.
 Я высовываюсь из класса и спокойно замечаю: -Остальных тоже не трогать.

Как ни странно это действует и мальчишки отменяют глупую прописку.Так происходит первое знакомство с новыми учениками.
В основном пришли новые мальчики и три девочки, тихие серые мышки из деревенской школы, которые чувствуют себя неловко и выглядят запуганными. У нас получилось в классе мальчишек больше, чем девочек. И из-за этого скоро разгорится нешуточная война.

На первом же уроке мы узнаём не сказать, чтобы отрадную новость. Первое-мы попали в школьную реформу, с этого года переходим с одиннадцатилетнего на десятилетнее обучение, то есть программа остаётся той же, но изучать мы её будем в плотном режиме трёхлетнюю за два года.
Вполне в духе пятилеток.

Второе- у нас вводится политчас. Этого нам только не хватало, как говорится, ранее нас Бог миловал, а теперь каждый понедельник все по очереди должны делать недельный обзор важных газетных материалов. Подразумевается политических в стране и в мире.

Третье-всем обязательно сдавать нормы ГТО и изучить противогаз, поведение во время воздушной тревоги, первую помощь при ранениях и прочие прелести. Сразу возникают вопросы, мы что готовимся к войне? Нет, но мол должны быть готовы, на случай ядерной войны. Перспектива не из весёлых.

И ещё мальчики будут отдельно заниматься НВП, начальной военной подготовкой, так как им идти служить в армию.
Помимо этого у нас добавляются новые предметы: биология, астрономия, тригонометрия, к алгебре и геометрии впридачу, обществоведение со второго полугодия ,черчение.

 К тому же мы будем по пятницам и субботам проходить практику на заводе и  должны выбрать на кого хотим обучаться- токарь, слесарь или фрезеровщик.
 Хорошо сказано, особенно когда ты не знаешь, чем одно отличается от другого.

Русского языка теперь не будет, будут по два урока литературы, на которых мы будем не только устно заниматься, но и писать письменные работы, сочинения. Дежурства по школе нам в обязанность также вменяются, уборка школьного коридора по графику, класса по дежурству ежедневно.

Хочу сказать, что когда мы учились, у нас технички были только на первом этаже ,а на остальных они убирали только туалеты. Так что и классы и кабинеты и коридоры убирали сами ученики.

Вот такой плотный график обучения нам предстоял. И с первого же дня включаться пришлось по полной, без расслабления. В перемену произошёл обмен учебниками , в итоге чего у всех всё оказалось в наличии.

Уроков теперь каждый день было по шесть, а если сдвоенные, математика и литература или физкультура, то иногда и без перемены, в зависимости от объёма материала.






                Главка 56

Через две недели после начала занятий к нам в класс пришли завуч старших классов Лидия Николаевна и директор. Да я не упоминала, что директор у нас сменился. Нашего горячо любимого Василия Дмитриевича перевели в приборостроительный техникум директором, а нам дали нового.

По иронии судьбы этого звали Дмитрий Васильевич и был он полной противоположностью прежнему директору. Если тот горячо любил детей и знал всех по именам и фамилиям и не ругал, если ты провинился, а беседовал, стараясь объяснить в чём ты не прав, то этот никого не знал и знать не хотел. Стиль его обращения:- Эй ты, пойди сюда, как тебя там. И всё в таком духе. В общем солдафон и держиморда. С учителями он общался не лучше.

С первого момента, как они вошли в класс и разрешили всем сесть мы почувствовали неладное.
-Ребята-обратилась к нам Лидия Николаевна-при составлении списков классов возникла ошибка и мы её сейчас исправим. И она продиктовала шесть фамилий мальчиков, которые должны сейчас встать и перейти в девятый Д, так как там недобор по мальчикам и эти ученики должны учиться там.

 Мы дружно стали возражать. Директор рявкнул на всех "молчать" и приказал мальчишкам покинуть класс. Но мы упёрлись.

А учитель, пришедший вести урок истории Олег Михайлович, стоял молча у окна и ждал разрешения вопроса. Мальчики не шли, мы не замолкали , стоял гвалт. В итоге директор сказал:- Хорошо, ведите урок, позже разберёмся. И они вышли. Олег Михайлович посмотрел на нас и произнёс:- А вы молодцы, своих не сдаёте.

Потом начался урок. О, этот новый учитель истории, какая же это была полная противоположность Моргалке. Он прошёл войну, у него был нервный тик. Когда он увлекался, объясняя урок, то вдруг резко выбрасывал вперёд руку с двумя вытянутыми, длинными тонкими нервными пальцами музыканта, и вам казалось, что эти пальцы летят именно вам в глаза.

 Но к этому быстро привыкли, так как любил он предмет беззаветно, объяснял великолепно совершенно не касаясь учебника. Он словно вдохновенно пел песню выдвигая все известные гипотезы, заставляя нас думать и делать выводы. Он приносил все известные статьи, новинки, журналы с иллюстрациями результатов раскопок.

Чего только не знал он. И мы все стали любить историю. Учебник вы и сами прочтёте дома,- обычно говорил он- А моя задача открыть вам мир.
И он его действительно открывал.
 Скажу честно, мы наверное все влюбились в него, потому что многие из нас стали встречаться в городской читальне, возле стенда истории , где мы искали нужную литературу по теме и жадно читали.

Но это лирическое отступление, а сейчас началась большая война. На перемене весь класс гудел, решая вопрос с переводом. Спросили ребят, чего хотят они, ребята сказали остаться. Значит не отдаём, вынесли дружный вердикт.

Следующий урок немецкий. Наш классный руководитель теперь Турка Григорьевна начала с перечисления шести фамилий и предложила им встать и перейти в указанный класс, все отказались.

Вообще-то она Нина Гигорьевна, я уже рассказывала,но из-за фамилии Гурова, а росписи похожей на Тур, мы и зовём её Турка.

 В ответ она заявила:- Или вы покидаете класс или я". Все дружно ответили "вы". Она встала и вышла из класса. Снова пришла завуч, целый урок она объясняла нам, что мы ведём себя не по комсомольски, что мы не понимаем важности стоящих задач, что мы узко мыслим. И прочее, прочее. Мы стояли на своём. Тогда она пригрозила, что у нас не будет занятий, пока мы не согласимся.

-Ах, значит мы все свободны?-ехидно спросила я.
-Да- ответила завуч. - Ребята, вперёд-закричал Славик Черкасов и мы все дружно, с сумками и рюкзаками ринулись на выход. Она пыталась нас удержать, но как сладить с лавиной. Мы со смехом и шутками бежали вниз по лестнице, внизу стоял директор. Завуч с несчастным видом и беспомощными криками бежала за нами.

Мы пронеслись мимо директора и высыпали на улицу. Стояло бабье лето. Одеваться было не нужно, так что нам ничто не препятствовало и мы пошли со школьного двора. Директор выскочил на крыльцо и кричал нам вслед, но мы не обращали внимания.

На улице посовещавшись решили пойти в лес, всё равно домой ещё рано. И отправились. Лес был недалеко, примерно в полутора километрах.

 Мы погуляли по краю леса, всё время обсуждая главный вопрос и потом направились по домам. Стратегия была выработана.

На первой неделе, когда проходило классное собрание мы проводили выборы комсорга. Кандидатур было две. Наши ребята предложили меня, новичков-то не знали, а я предложила Славика. Так как самой мне не хотелось связывать себя этой работой, ездить в горком и прочее.

Я сказала, что с удовольствием буду помогать в работе, но сама комсоргом быть не хочу. В конце концов согласились и комсоргом стал Славик, поэтому на его призыв все дружно и откликнулись. Не ушли из класса только три девочки из деревни, именно на них все шишки и посыпались, не от нас, от учителей. Они назвали их штрейхбрекерами, мол либо все, либо никто.

На следующий день мы, как паиньки пришли в школу. Первой была литература. Вошла Татьяна Николаевна, а следом Лидия Николаевна и всё повторилось; уговоры, давление и наше сопротивление. Бесполезно, и она ушла.

В этот день, мы проходили пьесу Островского Гроза. Татьяна Николаевна, решила устроить чтение вслух. Она попросила Толю Редькина и меня прочесть диалог Дикого и Кабанихи. А так как мы были порядком накалены предшествующей сценой с завучем, то читали с сарказмом и выразительностью такой, что весь класс катался со смеху, а Татьяна Николаевна вообще до слёз.

Урок прошёл на ура. На следующей его части мы разбирали сюжет романа, характеры героев и их поступки, вернее мотивы поступков, а Татьяна Николаевна, нет нет, да снова принималась смеяться. Потом она сказала " На ближайшем школьном вечере, вы двое должны будете выступить с этим диалогом на сцене, так что учите наизусть."

Следующие уроки все начинались с требования покинуть кабинет, и отказа, а потом отступления завуча.  Так прошёл весь день. На третий день директор встал в проходе в узкий коридор, он решил завернуть ребят прямо в начале, не допуская их в класс.

Класс Д учился в большом коридоре и он хотел, чтобы они сразу прошли туда. Мы быстро поняли его тактику и никто не пошёл в класс, все остались стоять в большом коридоре. Директор подозвал завуча, и что-то ей шепнул. Она тут же пошла к своему кабинету, а через пять минут по местному радио было объявлено, чтобы все старшеклассники выстроились на линейку.

Все вышли из классов недоумевая, какая линейка, ведь уже был звонок, но увидя директора, все построились.
Наш класс по-прежнему стоял толпой, ощетинившись, готовый к бою.

 Ох, как нас стыдили, как пытались выставить перед всеми , чуть ли не врагами порядков школы и нарушителями дисциплины, но совершенно неожиданно мы увидели, что на нас смотрят с уважением не только ученики старших десятого и одиннадцатого классов, но и учителя. Это было приятно. Пока нас отчитывали и потом разрешили всем пройти в классы, наши мальчишки юркнули в класс, прикрываясь толпой, а следом мы.

В общем и этот раунд остался за нами. А мы стали знаменитыми на всю школу, на всех этажах шептались о непокорном девятом В.
Следующий день прошёл спокойно, но после шестого урока, Нина Григорьевна заявила нам, что за сорванный урок, она оставляет нас на седьмой час.

 А мы и так кончали заниматься в 14 часов. Ну и конечно взбунтовались. Нет мы не убежали, мы расселись по партам, но как только она открывала рот, чтобы начать говорить, мы начинали в унисон поднимать крышки парты и стучать ими. Она умолкала, умолкали и мы. Так несколько раз, пока она со злыми слезами не бросилась вон из класса, а мы следом.







                Главка 57          

На следующий день нас встретили на пороге школы и предложили всем сдать дневники и после этого по одному проходить в школу. Нам хотели вписать замечания и поставить двойки по поведению или не допустить до уроков вообще.

Посовещавшись мы заявили, что не пойдём на уроки вообще, тем более условие было жёстким, мальчишки переходят в другой класс. На это мы не были согласны.
Тогда нам пригрозили отчислением из школы. Тут все призадумались, но Толя Редькин сказал :
-Пугают, не имеют на это права.
  У него мама была юристом. Мы согласились. Двери школы заперли,а мы остались во дворе.

Стали решать что делать. В окно за нами наблюдали и мы договорились не сдаваться, а пойти всем вместе в кино. Сказано, сделано. Решили идти в кинотеатр Центральный, в парке. Там были дневные сеансы по двадцать пять копеек.
 По дороге подсчитали, денег не хватает, трёх рублей, но я сказала ребятам, что рядом живёт мой дедушка и я у него попрошу. Что я и сделала.

 Дедушка дал мне три рубля, ведь я сказала, что мы идём с классом, а ребята стояли перед окном в переулке, он их видел. О том что мы сбежали я не говорила.
Мы сходили в кино и договорились, что завтра придём все в школу, как ни в чём не бывало. Будь, что будет. Фильм смотрели английский, Стук почтальона с Максом Линдером, немой и очень смешной. Насмеялись до слёз.

На следующий день, с каждого урока мальчиков по одному вызывали к директору в кабинет. Там с ними разговаривали отдельно. В итоге на последнем уроке трое из них Костя Воронин, Сашка Воронов и Толя Орлов, сдались.

 Они не глядя ни на кого взяли свои портфели и перешли в Д класс. С ними ушли и те три девочки из деревни. У них учились в том классе подружки. Получилось ни нашим ни вашим. Ушло шестеро но не мальчишек. Нас осталось 34 человека, 17 девочек 17 мальчиков. Ровное число. Но до окончания школы мы всем классом полностью бойкотировали предавших нас мальчишек, ведь они сломались, а мы за них боролись.

Примерно ближе к концу октября в школе происходит грустное событие. Умирает девочка десятиклассница, краса и гордость школы. Отличница, очень активная и компанейская девчонка, прекрасно певшая. Все её знали и очень любили, и вдруг бурная непродолжительная болезнь, сейчас уже не помню что именно, но она буквально сгорела за три недели.

Школа решила проводить её и нужно было сделать венок. Нарезали в лесу лапника, сделали каркас в мастерской, а мы девочки изготавливали цветы, всё из той же жатой бумаги. А вот сам венок доделывала я, расположив цветы по кругу самый край белыми розами, потом нежно розовыми, снова белыми и середину ярко-красным сердцем.
 Получилось и нежно и красиво. Когда прикрепили траурную ленту, вышло очень даже неплохо. Венок был больше, чем изготавливали в мастерских.

Прошло не более месяца и в школу пришло распоряжение сделать венок на похороны старого большевика и выделить десять человек представителей школы на саму церемонию, нести венок и участвовать в траурной колонне. Это было обязательно для всех школ.

 И снова основную работу поручили мне. Правда на сей раз и изготовку цветов и оформление венка, всё свалили на меня. Сам каркас, обложенный лапником получился полтора метра в высоту и 80 сантиметров в ширину, так что был очень тяжёлым.
Я просидела в школе два дня безвылазно с ночёвкой. Кормили меня поутру учителя, а в течении дня по талонам в столовой, три раза. Дали отдельные талоны, своего рода плата за работу, а ночевать предложили на диване в учительской.

В первый день, я ушла в пионерскую, где занималась цветами сразу после уроков и просидела допоздна.
Мне не было страшно нисколько. Внизу был сторож, он три раза за ночь обходил школу вокруг и два раза проходил по этажам, проверяя всё ли в порядке, а я копалась себе с работой.

Окончив, я погасила свет и решила просто побродить по школе, на другие этажи я попасть не могла, а на своём могла походить по коридорам и в учительской. Остальные кабинеты были заперты. Я вышла в большой коридор и остановилась.

 В окна лился лунный свет, ночь была необыкновенно ясная и наш коридор выглядел как большой бальный зал в лунном свете. Без обычного шума, толкотни и непрерывных хождений учеников, он казался совсем другим. У меня в ушах играла лунная соната, так действовало освещение и я принялась скользить в вальсе с воображаемым партнёром, хорошо, что меня никто не видел, решили бы, что сбрендила.

Потанцевав немного и посмотрев в окно, я решила, что нужно лечь отдохнуть, так как завтра у меня много работы. Я удобно устроилась на диване в учительской, мне выделили одеяло и подушку и вскоре спала. Во сне тоже звучала музыка и лился лунный свет, но со мной танцевал мой любимый.

Утром меня разбудила учительница, которая пришла первой и наскоро попив чаю, который она принесла и поев пирожков, я пошла вновь заниматься венком.
Этот венок я сделала из голубых и красных цветов, расположив их в виде ордена. Посредине красная звезда, а от неё расходятся голубые лучи. По краю шли мелкие цветочки опять из красного в три ряда.
Получилось вполне торжественно и красиво.

Закончила я его в восемь вечера, поэтому школу покидала, в то время, когда расходились дети из кружков. По вечерам после шести, по окончании второй смены, а во вторую смену учились с пятого по седьмой класс, в школе работали различные кружки.

А в восемь все расходились и школа закрывалась. Так что я успела уйти до закрытия. Мама дома не волновалась, её предупредила Нина, накануне, так что дома скандала из-за моего отсутствия не было.
Потом мне ещё два раза приходилось выполнять такую работу, так что ребята смеялись, ты у нас профессиональный гробовых дел мастер, а я отшучивалась.

 А в тот раз получилось обидно. Ребят на похороны выделили из десятых классов, самых крепких мальчишек. На следующий день после похорон они очень возмущались. Дело в том , что горком партии, углядев наш венок, распорядился по своему.

Они перевязали ленты с покупного венка, который приобрели в мастерской, на наш венок, а наши на свой. Это бы ладно, но нести его всё равно заставили ребят, это и показалось им обидным, венок вроде бы уже не наш, а работа наша.
Именно для горкома, я в десятом классе и делала венки ещё два раза и также ночевала в школе.





                Главка  58

А между тем незаметно приближался Новый год. Да, чуть не забыла, к этому времени как-то незаметно, тихо сошло на нет школьное самоуправление и теперь не мы решали, что и как будет в школе, а родительский комитет и учителя. Сменился правитель в стране и изменился порядок нашей жизни. Теперь не было той свободы, что раньше, нас заметно стали прижимать.

 А в комсомольской работе всё стало сводиться к комсомольским собраниям, проработкам отстающих, политработе. Это было всё скучнее и скучнее. Нас собирали в актовый зал, всех старшеклассников и, пришлый из горкома партии лектор, читал доклад о международном положении, постановлениях политбюро и прочую лабуду, в нашем понимании.

 Мы откровенно скучали и пытались переговариваться между собой, чтобы не уснуть, но слишком ярые учителя коммунисты, в том числе завуч, бдительно следили за нами и шикали. Уйти было нельзя, выход перекрывали. С таким мы сталкивались впервые и это вызывало протест, но потом стали нажимать на то, что нарушителям будут снижать оценки и за дисциплину и за предметы, пришлось смиряться и терпеть.

Вот так изменилась наша жизнь. Поэтому Новогоднего бала ждали, как настоящего праздника, готовились к нему оживлённо, сами оформляли зал, устроили конкурс Новогодних стенгазет, наш класс завоевал-таки первое место.

 Оформляли и разрисовывали газету мы с Толей Редькиным вместе, а плакаты для зала рисовали целых тридцать человек из разных классов. Именно тогда и произошло моё объяснение с Виталькой, о котором я писала отдельно. Под Новый 1965 год.

Сам Новогодний бал начался замечательно. Мы выступали, я впервые со сцены читала свои стихи и всем понравилось, ребята сплясали матросский танец, девочки спели песню. От других классов с замиранием сердца слушали пение Танечки Зелинской из десятого А класса. У неё был сильный чистый и очень глубокий голос, она пела романсы и арии из опер. Все всегда наслаждались её пением.

 Запомнилось выступление Вали Лысенко из 11 класса, она выступала с Володей Анисимовым, в которого была влюблена моя Нинка. Они играли эпизод из оперетты. В дальнейшем Валя стала артисткой Ленинградского театра оперетты. Впрочем многие из вас могут её вспомнить, в фильме свадьба в Малиновке именно она играла Яринку.

Жила она на Ворошиловской улице, рядом с моей учительницей начальных классов, недалеко от школы. Они были соседями. Я, учась в старших классах часто навещала Марию Григорьевну, это было мне по дороге из школы, поэтому знала Валю.

И Виталик Ивин , мой одноклассник с первого по восьмой классы, тоже выступал на этом вечере и тоже с арией из оперетты. Потом он стал артистом Московского театра оперетты и тоже снимался в фильме, в одном из вариантов Сильвы, он исполнял роль Бони. Вот такие ребята учились в нашей школе.

Потом после концерта были конкурсы с подарками-призами и после танцы. И вот тут нам испортили Новогодний вечер. Директор вышел на сцену и строго предупредил, что никаких твистов и шейков он танцевать не разрешает.

Нарушители будут удалены с вечера, а ансамблю разрешается играть только спокойные мелодии. Вот так. Ребята попробовали, прячась за ёлкой, пользуясь множеством народа, прикрываясь толпой всё-таки потанцевать немного в ритме шейка, куда там. Бдительный Дмитрий Васильевич возникал словно из под земли, в тот момент, как только начинали и пятерых ребят принудительно вывел из школы, а в половине десятого вообще прервал вечер и велел расходиться по домам. В общем вечер был испорчен.
Все расходились понурые и обозлённые. Многие из учителей недоумевали,к чему такие строгости, но спорить не решались.

Во второй половине года, предметов прибавилось и занятия шли напряжённо, было уже не до баловства, но ведь разрядка молодым и горячим нужна и она происходила по пятницам и субботам на практике на заводе.

В первом полугодии во время практики мы в основном занимались в помещении техникума при заводе изучали теорию профессии. Так как мы долго не знали, какую профессию выбрать, то нас просто тупо расписали по алфавиту.

Учеников на первые 10 букв поставили фрезеровщиками, средние буквы слесарями и оставшиеся токарями. Таким образом был решён вопрос и мы с Нинкой оказались в группе токарей. Тяжелей всех пришлось неразлучным подругам Князевой и Щукиной.

Валю записали во фрезерный цех, а Машу с нами. Но ничего не поделаешь.
 Во второй половине учебного года, мы впервые пришли в цех к станку. Так как на теории мы уже изучали строение станка, то быстро разобрались, где станина, задняя бабка, передняя бабка, суппорт и прочее. Но одно дело теория, другое практика и касаться самого станка поначалу было страшно.

Там кстати мы снова встретили Серёжку Арапина. Он уже был полноценным работником, держался важно и очень был рад нас увидеть, зла на нас не держал, я на него тоже.

Первое, чему мы учились- точить резцы. Нужно сказать, что не все приладились это делать. Я научилась почти сразу, так как внимательно следила за действиями мастера, Надя Хорева с первого раза сделала всё верно и в дальнейшем легко справлялась с этим.

А вот моя Нинка никак не могла заточить резец, то поставит не под тем углом, то не того образца резец заточит другим способом, в общем боялась она точильного станка , оттого и не получалось. Но в цеху работало много молодых ребят, они с нами флиртовали и естественно всегда находились желающие помочь заточить резец.

 Работали мы по двое на одном станке, по очереди. Потом стали потихоньку сбегать в другие цеха, освоились и стали навещать своих ребят, которые работали по соседству в слесарном цеху, а в фрезерный нужно было пройти через три цеха, выйти во двор и пройти в другое здание. Но мы и туда добирались.

 Более всего нам нравились в цеху газированные автоматы. Мы без конца бегали попить, а потом естественно в туалет. Мужики потешались над нами, во девок сушняк мучает.
А мы не могли понять почему они смеются. Оказалось, что газировкой отпивались в основном пьющие мужики, поэтому над нами и потешались.

 Кстати практику мы проходили на заводе отчима, том самом, рядом с которым была знаменитая спальня Рябова,наша бывшая квартира.

Более всего от того времени мне помнится тошнотворный запах эмульсии, которую лили на обтачиваемую деталь, для охлаждения, она была белая с жёлтым отливом ,густая и вонючая, после неё было очень тяжело убирать станок, очищая его от слипшейся в эмульсии стружки, но делать это приходилось ежедневно.

 Станок должен блестеть, как говорил мастер. Работали мы на малом токарном станке, а рядом в другом ряду стояли большие, нам они казались монстрами.
А в конце зала появилось несколько новеньких станков с ЧПУ-числовым программным управлением, тогда только входившим в употребление. На них работали работники молодые с высшим разрядом и техническим образованием. Мы иногда, когда шли мимо них затачивать резцы, стояли и любовались на их работу.

На второй день мастер показал нам, как закреплять деталь, подводить резец, включать передачу и начинать обточку. Нам дали просто болванки для обучения. Пока не нужно было делать детали, нужно было только научиться владеть техникой обтачивания.

Первый раз сильно дрожали руки и никак не получалось точно подвести резец, то перебор, то недобор, а потом стало получаться. Вторую болванку мы должны были закрепить сами. Это досталось выполнять Нинке. Она старалась делать всё, как обьяснял мастер, но не заметила, что зажала в кулачках с перекосом, поэтому, когда подвела резец и начала обточку, болванка выскочила и со свистом полетела вперёд.

 Прямо перед нами работал заводской парень, очень похожий на Олега Янковского, правда самого Янковского мы тогда не видели, это потом поняли, когда узнали. А так сильно симпатичный парень, который нам нравился и болванка полетела в него.

 Каким особым чутьём в грохоте станков, он различил свист болванки, не знаю, но во-время присел, а мы с Нинкой со страху шлёпнулись на решётку, на которой стояли у станка. Болванка врезалась в его станок и что-то там заклинило. Станок замолк, а наш гудел вхолостую крутя обороты.

Он разогнулся весь бледный, молча обошёл наш станок и вырубил его, потом покрутил пальцем у виска и сказал "дуры, ну и дуры".
А мы всё сидели, как две клуши, а потом дружно заревели. Он обернулся, наклонился к нам через станок и со смешком сказал:
- Чего ревём, живой я, живой, вставайте ,уж.

И мы как по команде вскочили, утирая грязными руками лица, а он уже хохотал в голос:- Ну всё, вас теперь не отмоешь.
Отмывались мы этой вонючей эмульсией, а мастер сокрушённо качал головой "вот,мол,навязались работнички, на мою голову. Потом он всегда проверял у нас крепёж, пока не стал доверять.

В другой раз наш Колька Коваленко ,пошутил так, что мало не покажется. Он работал во фрезерном и пришёл к ребятам в слесарный цех, а потом к нам.
Нас объединял общий проход в котором располагались складские помещения, где мы получали резцы и заготовки.

Колька был мой сосед по посёлку, а учился в девятом Б, но на практике мы все были вместе.Он притащил довольно внушительную круглую болванку и у ребят на сверлильном станке, насверлил в ней дырок, в которые насовал головки от спичек, целый коробок наломал. После этого он засунул не до конца заклёпки и пришёл к нам.

 Он конечно не хотел того, что случилось, не ожидал такого эффекта, он просто хотел нас попугать. А получился скандал.
Цех громадный, на полкилометра длиной при десятиметровых потолках. В проходе ездит потолочный кран, для перевозки больших заготовок, внизу туда сюда снуют раздатчики заготовок и тележки отвозящие в ОТК-отдел техконтроля готовые изделия.

 Одна тележка с заготовками стояла против нашего отсека, пока работник относил ящик к станку рабочего.
Колько подошёл к тележке и со всего маху долбанул по заготовкам своей болванкой, вгоняя заклёпки внутрь. Прогремел звук, похожий на взрыв. Мы присели с криками, а вот пожилые рабочие попадали под станки и залегли.

Увидев это Колька стал бешено хохотать. Наш мастер, весь позеленевший, подскочил к нему и тряхнул его за плечо " Ты что делаешь, подлец. Ты соображаешь, что ты делаешь?
Голос у него дрожал от негодования. Колька перестал смеяться и пробормотал " я пошутил".
Пошутил?- да ты знаешь стервец, что они войну, бомбёжки прошли у станка работая, а иные и на фронте? Ты знаешь, что они сейчас почувствовали?

 В цеху стояла гробовая тишина, все станки отключились, это кто-то вырубил рубильник и каждое слово мастера разносилось по цеху эхом. Мужики уже поднимались и выражение их лиц не предвещало Кольке ничего хорошего, но тут уж начальник цеха, прибежавший из своей конторки и мастер успокоили и остановили всех, иначе быть бы беде.

 В общем от практики Кольку отчислили до конца года. Вот такую разрядку устраивали мы на практике.
 Были и другие, но уже безобидные шутки и розыгрыши. Так например помнится случай с Вовкой Закуновым, старшим, немного неполноценным братом моей соседки с посёлка, который разобрав мотор станка,( учился на ремонтника), не мог сообразить почему станок не включается, в то время, как сам недоумённо крутил в руках, лишнюю, как ему казалось запчасть.

А это был ротор, то есть сердце станка он забыл поставить на место. Смех на весь цех.
Так что девятый класс пролетел быстро, напряжённо и незаметно. Лето я опять работала доставщицей телеграмм, из заработанных денег немного потратила себе на материи для платьев, а большую часть отдала маме. Денег катастрофически не хватало. Отчим много пропивал.







                Главка 59
               
Конечно помимо школы были дела и домашние и личные, просто не будешь же описывать всё поминутно. Опишу обычное наше времяпрепровождение того периода.

 В детские игры мы уже не играли, вроде как выросли, так иногда разминались с малышнёй в круговую лапту. А в основном мы или прохаживались вдоль улицы, взявшись под руку и обсуждая свои девичьи дела, иногда бегали на танцы, или в плохую погоду сидели друг у друга, у кого родителей на данный момент не было дома, чтобы нам никто не мешал и мы не мешали.

Нас было три закадычные подружки -Нина и две Веры. С Ниной мы учились с третьего класса, но подружились классе в пятом, с Верой подружились в шестом. Просто раньше они жили в деревне, потом у них сгорел дом и они переехали на посёлок. Им как и нам выделили половину финского домика, в нашем прямоугольнике,но по другой улице.

Наши дворы соприкасались задним забором. Когда мы подружились, то очень быстро сообразили, что обходить посёлок вокруг половины домов долго, проще перелезать через забор.

 Мы соорудили опору из брёвнышек, с двух сторон в углу забора, и ловко перепрыгивали, опираясь на опору и придерживаясь за столбик. Сначала нас пробовали ругать родители, потом махнули рукой. Так мы и попадали друг к другу, до тех пор, пока я не уехала в Москву, то есть до своих 25-ти сигала через забор.

А до Нины нужно было бежать по переулку мимо четырёх домов,её дом был последним.
У Нины была собачка, щенок нашей собаки, которого я отогрела на груди.

 Когда лютой зимой щенки замёрзли, мы их притащили в дом и я всех по очереди отогревала и потом устроила на плите на подстилке, где они быстро отошли, а этот никак и его ледяного взяла к себе на грудь под одеяло. Он отогрелся только к утру. Ожил, вот радости было.
Когда его забрала Нина, он всё равно помнил меня и всегда встречал прыгая до моего лица и облизывая, а потом ложился рядом и не отходил.

У нас всех троих были пьющие отцы, только абсолютно по разному себя ведущие. Нинин, хоть и допился до Белочки , был человеком тихим и беззлобным. Пьяный он норовил забиться в любой уголок и уснуть. О моём я уже говорила, этот либо читал морали, либо устраивал скандалы.

 Верин был злобным и буйным. Он часто бил тётю Нюру, до тех пор пока дети не подросли. Их было трое живущих вместе, как и нас. У Веры были сестра и брат младшие. Но разница в возрасте у меня с моими была по шесть лет, а у них по два года, так что по интересам они были друг другу ближе.

Потом я узнала, что у них была старшая сестра Людмила, на семь лет старше Веры. И с ней произошла трагедия хуже, чем со мной. Её отчим насиловал в деревне неоднократно, пока доведённая до отчаяния в 16 лет, она не украла у матери деньги и не уехала в Севастополь к сестре матери.

Больше в Серпухов, до самой смерти матери она не приезжала, только на похороны приехала, будучи уже сама бабушкой. Возможно тётя Нюра не могла её защитить, оттого что муж её был просто зверем, когда напивался, избивал ее до полусмерти.

Прервал эти побои Колька, сын когда ему исполнилось 12, он был крупным и сильным мальчишкой, в отца пошёл и стал с ним к тому времени слаживать.
Вот наверное общая беда и общие проблемы нас и сдружили.

А Нинина мама, Анна, была родом из деревни Ивановской, прямо за железной дорогой за совхозными полями находилась эта деревня, километрах в четырех от нас. В Серпухове они жили в доме отцовой мамы, а в деревне оставалась её мама со второй дочерью и её семьёй.

Вот в эту деревню мы и бегали на танцы по вечерам летом, три раза в неделю, в среду, субботу и воскресенье. Вроде как два дела совмещали и бабушку навещали и развлекались.

Танцевали на их улице на большом крепко утоптанном пятачке. В окно одного из домов выставлялся патефон, его колокольчик-усилитель смотрел на улицу. Ставили пластинку , крутили ручку и под его игру танцевали. Правда мы не столько любили ходить туда из-за самих танцев, сколько ради общения с другими, потусоваться, как выражается нынешняя молодёжь.

Верка ходила с нами в деревню редко, у неё в то время уже бесконечная череда свиданий с мальчиками была и она убегала к ним, а на лето на месяц или два уезжала в свою деревню к отцовой сестре, ведь там были друзья детства. А мы с большой компанией ходили в Ивановское.

С нами ходила младшая часть семьи Борисовых, Нининых соседей. Это была та ещё семья. Двенадцать человек детей погодков, старший Жорка 42 года рождения и далее везде, как говорится. Лидка 49 года, как и Нина. Остальные мал мала меньше оставались дома под присмотром одного из старших, Феди, который никогда никуда не ходил, работал на дому, чинил всем обувь.

К ним калитка никогда почти не закрывалась, всё шли и шли желающие. Он был очень добрым, заботливым, но малообщительным с посторонними человеком. А мать их выглядела глубокой старухой лет за семьдесят, хотя ей было немного более 50, седовласая, растрепанная, беззубая. Видимо беременности разрушили все зубы.
Трое детей из двенадцати были с отклонениями в развитии, что немудрено.

Чем была примечательна эта семья. Тем, что она не ругалась матом, а говорила на нём, сплошные матерные слова в рифму, с заковыкой, с редкими вкраплениями нормальных слов. Не знаю, как они разговаривали в школе, они учились в Железнодорожной, потому что ни фразы без мата из их рта не вылетало.
Жорка сильно заикался, но на матерных словах ни разу не спотыкался.

Ещё с нами ходили два брата Михайлиных, соседи Борисовых, Мишка, мой ровесник и Федор на пять лет старше. И две девочки соседки Рая на два года старше нас и Фая, на четыре. Но Фая ходила оттого, что встречалась с Федором, а Рая с нами за компанию, оттого, что с ней мало кто дружил из-за её скандальной мамы и она была рада уйти с нами подальше от матери, тем более мы её не отталкивали.

Вот такой разношёрстной компанией с шутками бегали мы в Ивановское и возвращались оттуда всей гурьбой затемно.
А зимой уже втроём мы либо бежали на танцы в клуб, недалеко от нашей прежней школы, на Ногинку, либо в ненастные вечера сидели у кого-то из троих.

 Клуб был только по субботам. А в воскресенье бегали на каток, на стадион Авангард. Причём каталась только Вера, а мы с Ниной фланировали вокруг катка,как и многие другие. Посредине катались любители, по краю по кругу бегали конькобежцы, а далее гуляющая публика.

 Встречались со знакомыми шутили смеялись и снова под музыку двигались по кругу, а если замерзали, бежали в теплушку отогреваться.

 Тогда рядом со стадионом начинали строить большой дворец культуры, заменивший позднее старый клуб. Для этого дворца мы на практике потом точили болты и гайки для крепления конструкций, так что мы тоже принимали участие в его строительстве. Нарезали мы этих болтов и гаек, немерянное количество.

Также осенью, весной я бегала с поселковыми мальчишками на ближнюю к нам стройку. Тут уж девчонки со мной не ходили. Нинка была трусихой, а Вера занята своими проблемами с мальчишками.

А я с ребятами прыгала по штабелям плит, стоявших торчком, либо лежащих стопкой, это было опасным занятием перемахивать с одной на другую,лежащих на расстоянии 70-80 см друг от друга, но молодость безрассудна. Или прыгали со второго этажа недостройки из оконного проёма на кучи песка внизу.
Я одевалась как мальчишка и вела себя как мальчишка, ничем от них не отличаясь.

Летом мы ещё совершали налёты на сады тех соседей, которые постоянно задирали нас и гоняли с брёвен, где мы любили пристроится, словно воробышки и играть в испорченный телефон, колечко, садовника или другие подобные игры, города, страны и т.д.

 Особенно лютовал Кирьян, фамилия его была Кирьянов, но мы сокращали до Кирьян.  Маленький, вёрткий неприятный, визгливый бирюк, живший с женой без детей в целом доме, в отличие от нас, живших в половинах, он постоянно задирал нас.

 Был он вороватый и постоянно норовил, то унести доски из штабеля, то бревно другое, то бочку с колонки, когда по осени все закладывали бочки вымачиваться в длинный ров, готовя их к засолке. В общем не любили его не только дети но и взрослые. Вот его сад мы и трясли чаще всего.

Заранее открутив две штакетины снизу и оставив их стоять в нормальном положении, мы потом вечером, как стемнеет, пролезали в его сад и рвали сливы, яблоки, груши. Усаживались под деревьями и всё это сьедали. Нас было человек двадцать девчонок и мальчишек, так что это было равносильно налёту саранчи.

 Потом аккуратно складывали огрызки и косточки под деревом, а сами уходили, вновь поправляя штакетины. После этого принимались громко кричать под его окнами и дразнить его. Он просыпался и выбегал на крыльцо, а мы не унимались, пока он не выбегал на улицу в одних подштанниках, тут мы припускали , что было сил, вокруг посёлка, а он за нами.

Периодически тормозили, чтобы снова разозлить его и не дать повернуть назад. Так мы выманивали его подальше от дома, на улицу освещённую фонарями и тут разбегались врассыпную, а он вынужден был под смех прохожих в непотребном виде возвращаться домой. Сколько он ни жаловался нашим родителям, никому не попадало, так как его жлоба и вора никто не любил.

Ещё временами мы собирались на болотах, подальше от домов и разжигали костёр. Было здорово сидеть у костра, запекать картошку и рассказывать страшные истории.

Иногда ребята набивали  металлическую изогнутую трубку карбидом, заливали водой и затыкали, потом подогревали над костром и стреляли, как будто из этих трубок. Случалось трубки разрывались у них в руках.

 Не прекращались эти развлечения, пока одному из самых красивых парней посёлка, которому осенью пора было идти в армию,не выбило глаз. Это было ужасно, но после этого более никто в эти игры не играл.

 А Юрка естественно не попал ни к какую армию, на месте глаза у него стала зашитая глазница. А ведь тогда пойти в армию считалось неотъемлемой обязанностью и ребята туда рвались. Тогда даже ребят с приводами в милицию брали только в стройбат, а в нормальные войска брали только безупречных ребят. Ну ,а если успел побывать в тюрьме, дорога в армию была закрыта вообще, в отличие от теперешнего положения дел.

В осеннее и зимнее время, мы с девчонками, если была дождливая или морозная погода, прогуливали школу. Правда очень не злоупотребляли, раз два в месяц, но случалось. Тогда девчонки прибегали ко мне, мы сваливали портфели кучкой, забирались с ногами на мою кровать, слушали музыку и откровенничали.

Вот так однажды помечтала, пооткровенничала я, в пятнадцать лет. Сидели и я выдала, что вырасту, выйду замуж и моего мужа будут обязательно звать Виталий. Но ты же с ним даже не гуляешь, может он не захочет на тебе жениться, на что я ответила, что говорю не про него лично, а вообще.

 Сказала и забыла. Мало ли что брякнешь. А зря забыла, мне это аукнулось. На моей свадьбе, мужа звали именно Виталий, Нинка во всеуслышанье выдала " А Верка давно сказала, что выйдет замуж только за парня, которого будут звать Виталькой". Это произвело "потрясающий" эффект, выходило, что я выхожу замуж не за человека, а за имя. Но это так, вперёд забежала, это будет в другой, взрослой жизни.

Ещё мы тогда же дали друг другу слово, чтобы с нами ни случилось далее, обязательно позвать друг дружку на свадьбу. Дали крепкое слово, даже скрепили его капельками крови, романтики.
Сразу скажу, слово сдержала только я.






                Главка 60
Вот так протекала наша внешкольная личная жизнь. Ещё в то время в переписывалась с двумя людьми. Одна из них девочка, моя ровесница из Чехословакии, Яна Новатнова. Мы переписывались с четвёртого класса.

 Тогда в школах давали адреса зарубежных школ,а ты выбирал понравившийся тебе адрес и отправлял письмо. Тебе отвечал такой же ребёнок и завязывалась дружба по переписке. Мне понравился адрес город Кралупы- над-Влтавой. Он звучал загадочно для детского уха.

Школа имени Климента Готвальда. Переписывались мы с ней вплоть до проклятого 68, когда наша страна полезла наводить порядок. Естественно дружбе пришёл конец, кто же будет дружить со страной агрессором. Она присылала мне не только письма, но и подарки, а я очень расстраивалась, что нам посылки посылать запрещали.

 Такие были порядки. Один подарок запомнился особо. Она прислала тёмно-синюю льняную скатерть с тканым серебром узором по краям. Скатерть была настолько большая, что я сшила себе из неё очень красивое платье и с удовольствием носила его целых пять лет, пока оно не полиняло и не истрепалось вконец.

Вторым моим другом по переписке был парень из армии, моряк из Кронштадта. Один из наших ребят, Валерка, служил с ним вместе и дал ему мой адрес. Звали его Юрий Кочуров. Мы переписывались долго года три, я относилась к нему как к другу, а он уже строил серьёзные планы на совместную жизнь.

Я же отвечать взаимностью не могла, так как не видела его в живую, а судить о человеке по переписке не могла, а он влюбился именно по переписке. Сам он был из Ломоносова под Ленинградом из очень интеллигентной семьи, папа кажется был профессором, точно не помню. Но не сложилось.
Тогда я вообще ещё о таких вещах всерьёз не думала, ведь ещё училась в школе.

Сам по себе десятый класс помнится сумбурно,так как был он очень напряжённым, сказывалась гонка сжатой до предела программы.

Учиться я стала хуже. Во первых математика. С девятого класса её ведёт Анастасия Осиповна Ретинская. Учитель сильный, но явно с большими странностями. Первое -объясняет всё со скоростью пулемётной очереди, если задают вопросы, отвечает раздражённо, дома в учебнике разберётесь. Пишет на доске с таким яростным нажимом, что мел летит во все стороны, крупными крошками, а написанное резко сползает к верхнему углу или накладывается одно на другое.

 При опросе выше четвёрки не ставит, чаще тройки. Объясняет это так: на пять знает Господь Бог, на четыре я, вы на всё остальное. Для меня математика никогда не была сильной стороной, я гуманитарий по складу, но с Ириной Ивановной я всё понимала, а теперь начинаю плавать и еду плавно вниз.

При этом это больно бьёт по самолюбию, хуже всех я не умею, а лучше не могу и это приводит к перенапряжению, а от этого к усилению моих приступов, вернее они возникают всё чаще. В итоге снова диспансер и лечение. А под действием транквилизаторов заторможенность.

Предметы не связанные с математикой идут нормально, а вот физика, где много задач и химия тоже ухудшаются. С физикой происходит казус.

Кабинет граничит с учительской. Их разделяет довольно тонкая стена с окнами под потолком. Естественно при тишине слышимость отличная. И в ту и в другую сторону.

 Учитель физики у нас с девятого класса тоже другой. Прежний ушёл на пенсию, а новый,тоже бывший фронтовик, последнего года призыва войны, повоевать успел недолго, но получил сильную контузию. Из-за этого у него лицо абсолютно лишённое мимики, квадратное с широкими скулами, тонкогубым большим ртом, очками в чёрной роговой оправе на пол-лица.

Возле глаза рваный шрам, его и прикрывают очки. Говорит он голосом слегка скрипящим, от этого получается несколько металлический звук.  Юрий Михайлович Тимошук. Сам он из Белоруссии, но учился после фронта в Москве и по распределению попал в Серпухов.

 Когда он открывает рот впечатление, что открывается щель почтового ящика. В общем, как все учителя он обзаводится кличкой Робот, дети жестоки.

Его говор резко отличается от нашего, его тэлэжечка, ящэрица в янтаре, с ударением на третий слог, приводят нас в невообразимую степень веселья. Что мы смыслим?
Так что уроки проходят в весёлой атмосфере. Я естественно веселюсь, не менее всех.

Однажды по окончании урока, когда дежурные уже пошли за водой для мытья пола и уборки в кабинете, наш урок последний, значит убирать нам, он попросил меня остаться в классе. Нинка осталась вместе со мной, но он велел ей выйти. Она пошла, а я собирая книги в сумку ждала, что он будет меня ругать за что-то.

Но тут случилось нечто, из ряда вон,он стоял, крутя очки в руках, лицо покраснело, а шрам побелел. Дверь в коридор оставалась открытой, в тот момент, когда он заговорил , ребята с ведром приближались к ней.

А сказал он, полузаикаясь, что он приглашает меня на сеанс в кино, что ему хотелось бы поближе со мной познакомиться и вообще встречаться.
От неожиданности я уронила сумку и книги из неё посыпались на пол, он бросился мне помогать, я ещё более смутилась, попихала всё как попало.

В это время ребята опрокинули ведро с водой и просто в три погибели сгибались в коридоре от смеха, а из учительской донёсся такой же дружный смех учителей. Я рванулась к двери, а он грустно произнёс, "ну вы подумайте."

 Я летела из школы, как ошпаренная, Нинка еле поспевала за мной. Она понимала, что сейчас шутить не стоит, иначе будет взрыв. А следующий день, все шесть уроков были одинарными и шесть учителей, войдя в класс, разрешив нам сесть, тут же задавали один и тот же вопрос"Чистякова, ну вы подумали?"

Да, я подумала, что больше никогда не приду в школу, что буду вечным предметом насмешек.
Но , слава Богу, дома остыв, я поняла, что всё пройдёт и я ни в чём не виновата. Правда две недели, я старательно прогуливала физику.

Надо упомянуть, что начиная с десятого класса к нам стали обращаться учителя, исключительно на Вы, объясняя это тем, что мы кончаем школу и выйдем в большую жизнь, а со взрослыми на производстве разговаривают на вы. То есть нам прививали самоуважение.

Лучше всего обстояли у меня дела с историей и обществоведением, а также с литературой. Эти предметы давались мне легко. Язык был подвешен отлично для обществоведения, умение вести дискуссию и отстаивать свою правоту наличествовали, историю я очень любила, а литературу обожала.

Правда сочинения мои никто не мог списать, так как все до единого сочинения, по любой теме , я писала стихами. Они вылетали из меня,как из рога изобилия и за два урока я успевала и развить мысль и дать завязку и развязку. То есть не составляя плана, я сразу разворачивала тему и излагала её последовательно в стихотворной форме.
 Это сохранилось во мне и сейчас, особенно в минуты сильного потрясения или душевного подъёма.

Татьяна Николаевна ставила мне пятёрки, невзирая на мои довольно свободно расставленные знаки препинания. Это моя слабость и по сей день.
Все сочинения она собирала в папочку, а одно участвовало в каком -то конкурсе. Она отсылала и гордилась,что оно заняло третье место, по стране.
Она прочила мне большое будущее, но вышло, как вышло.

Астрономия была для всех интересным и любимым предметом. Нас свозили в планетарий, где на модели объясняли строение вселенной более наглядно, чем в учебнике. К тому же уже многое было известно от космонавтов, ведь это была эра космонавтики и астрономия стала просто необходимой составляющей. Не знаю, отчего она потом оказалась не в чести и ушла из школы.

Ещё из примечательных событий были пожалуй ежеквартальные соревнования игры КВН, это тоже было модно. Подражая телевизионным игрокам, мы также придумывали конкурсы, рисовали лозунги и плакаты, разбивались на команды и зрителей.

Команд получалось много. Нас выпускалось 3 одиннадцатых, последние в той программе и 6 десятых, первые в новой. Так что и команд хватало. Дважды мы выиграли и это было здорово.
Естественно Новогодний вечер,снова под бдительным надзором и сокращённый.

Плавно подходило время окончания школы. Я была теперь освобождена не только от физкультуры, но решением врача и от экзаменов.
Это меня совсем не радовало, мне было и стыдно и обидно и я решила, что на экзамены буду ходить. Учителя мне не стали возражать, они решили не мешать моему присутствию, оценки всё равно мне уже были выставлены.

И вот 25 мая. День последнего звонка. Все пришли в школу нарядные, почти все в свободной одежде, а не в форме. Торжественная линейка, раздача подарков, речь учителей, фотографии на память и слёзы, много слёз, мы вдруг осознаём, что всё кончилось. Впереди экзамены и мы разлетимся, как птицы.

Поэтому несмотря на то, что мы свободны, никто долго не расходится, сидим в своём классе, последний раз на своих местах и вспоминаем всё смешное и грустное, пережитое совместно.

Особенно вспоминаем, как в девятом классе устроили мальчишкам бойкот, когда те стали вычислять, девчонок с месячными и смеяться над ними. Я тогда и предложила бойкот, пока они не поумнеют, ведь физиологию мы не могли сменить, а быть объектом насмешек неприятно. И почти месяц бойкотировали, пока мальчишки не извинились.

И много других и смешных и грустных и порой нелепых случаев. Как например испытание силы воли, когда Игорёк Наумов, отвёрткой жал мне на запястье и ждал , когда я сдамся и скажу, что мне больно, а я молча терпела и он сам прекратил, когда увидел потёкшую кровь.

И приступ Костика Воронина на физкультуре, когда он при перепрыгивании через коня ударился яичками о край и потерял сознание. И наш общий испуг и приезд скорой.

В общем так и сидели бы,перебирая разные случаи, но время неумолимо.э Из школы нас в итоге пришлось выпроваживать, но мы ещё какое-то время крутимся возле школы, всё не имея сил разойтись.

А потом неделя консультаций. Дважды приходили на неё и нам объяснили, что первым будет математика письменная, потом сочинение, потом математика устная и далее физика, история с обществознанием совместно, биология и химия тоже объединены, иностранный. Всего восемь экзаменов до 25 июня, а 27 выпускной.

На всех экзаменах я присутствовала и все вроде бы сдавала. На физике насмешила всех! Основные вопросы ответила нормально, а вот когда попросили назвать прибор, висящий на стенде, я про себя подумала, а хрен его знает, вслух хотела ответить не знаю, а сказала именно то, что подумала.

 Тут впервые я увидела директора смеющимся ,и вытирающим слёзы от смеха, он взял меня за плечо и смеясь подтолкнул к двери, иди , свободна....

Выпускной вечер нам опять изрядно испортили.
Когда мы кончали восьмой класс, у нас был сладкий стол, танцы и после танцев мы всей гурьбой, вместе с учителями, не строем, а прогулочной толпой ходили на Оку, на Окский мост встречать рассвет. И это осталось в памяти как самое светлое расставание с прежней школой.

А здесь были накрыты столы в спортивном зале, кстати сочинение и математику мы также писали там, попробуйте подобрать одно помещение для 540 почти учеников, где каждый должен сидеть отдельно.

Столы были накрыты весьма обильно, родители постарались. Многие некоторую еду видели вообще впервые, я не исключение, и бутылка Шампанского на каждые шесть человек. Получалось по бокалу.

 За тем, чтобы никакого другого алкоголя не принесли в школу, следили, но не учли, что дети изобретательны и с помощью дворовых ребят, близко жившие мальчишки, ухитрились подвесить на верёвках в окнах туалета несколько бутылок с бормотухой, как тогда называли портвейн.


Поэтому в течение вечера, некоторые мальчики, всё более и более краснели и вели себя несколько вызывающе.
После сидения за столом, перешли в актовый зал, где начались танцы, а потом, уставшие стали разбредаться по коридору, сидеть на окошках, или выходить в школьный двор, проветриться.

Вход на этажи был закрыт, так что побывать снова в классе не представлялось возможности.
И вот в разгар бала директор вдруг объявил, что гуляний по городу и похода на Оку он не разрешает. Мы возмутились, почему? Ведь каждый год было можно, а тут вдруг нет.

Он объяснил, что это распоряжение из Москвы, теперь можно гулять в школе хоть до утра, а по городу нельзя. Оказывается, годом ранее в Москве на выпускном произошла какая то трагедия, крупномасштабная драка, между выпускниками разных школ, со смертельным исходом, всвязи с этим, выход в город считалось целесообразным перекрыть.

Конечно, естественное желание уйти во чтобы то ни стало, появилось у всех.
Школу окружал высокий металлический забор, задняя калитка была закрыта почти всегда, а сейчас оказались запертыми и ворота. Это было чем-то похоже на ловушку и настроения продолжать танцы не осталось ни у кого.

 Все собирались группками и обсуждали ситуацию. Ребятам было легче, они могли и перебраться через забор, а девочкам в их нарядных белых платьицах было сложнее. К примеру у меня платье было не пышное, а прямое, гипюровое, на шёлковой подкладке, в нём, иначе чем задрав его, никак не полезешь, ног не разведёшь, да и туфли на 10 сантиметровом каблуке к лазанию через забор не располагали.

 И у многих тогда платьица были узкие, мода такая была.
Как быть? Тогда мальчики одиннадцатых классов, посовещавшись нашли выход. Они, несколько человек, демонстративно полезли через ворота. Директор ринулся их останавливать, они перелезли, но не уходя, стали дразнить его.

Видимо сказались ,вернее накопились все обиды, за оскорбления и унижения, которые все от него натерпелись.
Директор, забывшись от ярости, вынул ключ, распахнул ворота и бросился за ними, а они побежали вперёд, но не быстро, а увлекая, заманивая его за собой.

 Естественно вся лавина учеников хлынула в образовавшийся проход. Аттестаты были у нас в руках, вечер испорчен, чего было дальше торчать под надзором? Несмотря на слабые попытки учителей удержать нас, мы вышли.

 А в это время, ребята из 11-го, те кто ушёл первым, раздели на Красном мосту Дмитрия Васильевича, до нижнего белья. И развесили его одежду над железной дорогой, мост проходил над ней. Директору пришлось возвращаться в школу и вызывать из дома родных, принести одежду.

Как ни странно, в милицию он не позвонил. А мы, собравшись своими классами решали, что делать дальше. В конце концов на Оку пошли не все, некоторые решили пойти гулять в питомник, он был рядом.
 Это подобие ботанического сада место посадки разных деревьев и кустарников.

 Кто-то решил идти на Нарский мост, туда мол ближе, а мы три из десятых классов пошли на Оку и встретили-таки рассвет на мосту. Правда не обошлось без приключений. Мост сильно обветшал в пешеходной зоне, многие доски прогнили, часть проламывалась под ногами.

 Обошлось, никто не упал и не тонул. А позднее пешеходный мост закрыли совсем, остался только железнодорожный. Так что это было последнее гуляние по мосту и последний рассвет увиденный с него.

Мы стояли, смотрели, давали друг другу какие-то обещания, в общем-то напрасные, прощались с детством.
А 29 июня случилось неожиданное, отчим пригласил нас ехать в Ленинград, он мол решил сделать нам сюрприз, показать семье город.

Вот тут в этой поездке, я послала Юре телеграмму в Кронштадт сообщив о нашем приезде в Ленинград, а он ухитрился переслать мне пропуск и приглашение на остров на ближайший выходной.

Жили мы на квартире. Как сказал отчим ему сдала квартиру одинокая старушка на две недели. Правда квартира была однокомнатная в пятиэтажке, недалеко от завода Светлана, с полусидячей ванной, я такую видела впервые, с маленькой кухней. Но по обстановке не было похоже, что здесь живёт старушка.

Правда ни в шкафах, ни на полочках, нигде не было ни единой личной вещи, что сильно напрягло маму и она всё время находилась в каком то неуравновешенном состоянии.

Первую неделю мы много ездили по Ленинграду, по Петродворцу, по музеям. Питались всё время в одной и той же столовой в центре, недалеко от Кунсткамеры. Там хорошо и вкусно, а главное недорого кормили. А для целой семьи из пяти человек, это было немало.

Побывали и в Эрмитаже и в Исакии и в Казанском соборе. Программа была насыщенной.
В воскресенье поехали в порт, откуда я должна была сесть на катер до Кронштадта, но на причале мне стало плохо.
 Я побелела, корчилась от боли и мама повезла меня домой.

Так у меня протекали женские дела в первый день и он выпал именно на день поездки, так что увидеться с Юрой и тем более побывать в Кронштадте для меня была не судьба.
 Три дня мои гуляли по Ленинграду без меня, ездили в Павловское, в Ломоносов, а я лежала дома и смотрела на затенённый двор, читала и мечтала.

Потом оставшиеся дни мы ходили с сестрой гулять в большой парк, недалеко от дома. Когда пошли туда вечером, то быстро ретировались, так как наткнулись на весьма откровенные парочки и нам обеим было страшно неловко.

Я в поездку в Ленинград взяла два сшитых самой красивых платья из жатого сатина, очень модных и нарядных. Для города они вполне годились, но были весьма смелыми по покрою. Я выписывала журналы мод, иностранных и по ним шила.

 Одно платье было покроя принцесс, с разрезами по каждому клину до середины бедра, так что когда я шла, то ноги сверкали весьма откровенно, вдобавок впереди вырез шёл по горло, а по спине почти до попы вырез узкий но глубокий.

А второе с весьма большим декольте спереди, тоже покроя принцесс, но без разрезов, а с пришитой по боковым клиньям  ажурной полоской. Одно было белое с синими крупными цветами, второе кремовое в мелкими розовыми цветочками. Я же думала покрасоваться перед Юрием, а тут так получилось, что не вышло, не пропадать же платьям.

Вот из-за этого наряда, откровенного ко мне и привязался темнокожий юноша. Он говорил по английски, но я его не понимала и спешила убежать. В общем более по вечерам мы никуда не выходили.

 Белые ночи уже кончались, но темнело против Москвы много позже, а рассветало раньше. В комнате были плотные шторы, чтобы завесить от света, но нам всё равно было непривычно.

А через две недели, вернувшись домой, я поехала в Москву подавать документы в Литературный институт. Я много думала в Исторический или Литературный, но Татьяна Николаевна, меня убедила.
Вернувшись я принялась готовиться к экзаменам. С документами я сдала тот самый фельетон из местной газеты, стихотворение из Пионерской правды и пару не печатавшихся, но бывших у меня рассказов, оформленных моей учительницей.

Так что документы у меня приняли.
И тут случилась беда. Не знаю, каким образом, но мать выяснила, что жили мы в Ленинграде в квартире любовницы отца, которая вовсе не уезжала ни в какую деревню, а спокойно жила в квартире по соседству у своей подруги и что отчим привозил нас, как бы на смотрины ей.

 Она была на восемь лет старше его и работала директором ресторана, недалеко от дома. Поэтому и обстановка, в которой мы жили, не была похожа на жилище старого человека. В общем разразился жуткий скандал.

Надо сказать что в последние годы отчим обращался также плохо, как и со мной и с собственными детьми, так что теперь у мамы словно раскрылись глаза.
Короче отчим собрал свои вещи и ушёл к матери, заявив, что подаёт на развод и что он жалеет, что на такой страшиле, да ещё с нагулянным приплодом, который все эти годы камнем висел на его шее,женился.

Я была поражена, как громом, а Сашка, младший, вдруг закричал,"мам, вчера по радио говорили из зоопарка макак сбежал, так вот же он"

 И оттопырив уши изобразил обезьяну. А у отчима были сильно оттопыренные уши и глаза глубоко посаженные навыкате, так что очень схоже получилось. Озверев, он бросился за Сашкой, Сашка на улицу, мама за ними. Надька равнодушно сидела у окна и улыбалась, а у меня началась истерика, которая закончилась обмороком.

 В общем я попала в больницу. Ни о каком поступлении в институт речи теперь идти не могло. Во-первых я пролежала в больнице месяц, все экзамены прошли, во -вторых не было в семье средств содержать меня, в третьих я и сама не хотела быть обузой ни для кого.

 Я теперь понимала, что все эти годы мать стыдилась меня, нагулянной, как выразился отчим. По выходе из больницы, я съездила, забрала документы и стала искать работу.
Вот и вся история моего детства. Дальше была жизнь, конечно ещё не взрослая, нам только кажется, что мы взрослые в неполные восемнадцать лет, на самом деле, как выражался мой дедушка, детство в попе ещё долго играло. Много ошибок и глупостей было наделано. Но это совсем другая история.....