Пятница

ПЯТНИЦА

Колбасин бегал за селёдкой вокруг широкого стола, уставленного двумя бутылками водки, вчерашним салатом, тарелкой с грубо нарезанным чёрным хлебом и пустыми широкими пластмассовыми бокалами, алчно ждавшими тонкошеих пивных бутылок. Их вот-вот должен был принести Фетров. Ушёл он уже как полчаса, а за ним послали Чару. Годин наблюдал за трудами Колбасина
и не мог понять, почему всё это происходит. Ну, дали почистить селёдку, хотя можно было и так. Но решили по культурному. «Тоже мне, культура», — подумал Годин, видя, что селёдка уже и не на столе, а больше на полу. Она была живая, выскальзывала из рук Колбасина.
— Ты её за хвост, стерву. Ишь, разгулялась! И на газетку,
и с хвоста начинай, — профессионально советовал Годин.
— Вот ты и чисть, если такой умный, — огрызнулся Колбасин.
— А ты, вишь, дурачок, в первый раз разделываешь. Небось, бабу раздеваешь ловчее.
— Так она ведь не сопротивляется, — заметил Колбасин. 
— Как это? Так неинтересно! Интересно, если прыгает, как эта селёдка, — плотоядно улыбнулся Годин, показывая редкие зубы.
Вернулась Чара, за ней брёл Фетров с авоськой пива.
— Ты что там, цедил? — спросил Годин.
— Нет. Товар получали. Это всё свежее.
Бабка Клюша, ковыляя, вышла из своей каморки, услышав звон бутылок. Села у стола и, молча оторвав селёдку у Колбасина, принялась её разделывать.
Ударили по первой, затем, не закусывая, по второй и, откинувшись на спинки стульев, потянули медленно, со смаком пиво. Оно действительно было свежим. Стояла тишина, обещавшая многое.
— Ну я пойду, однако, — заявила бабка Клюша. — Спасибочко за угощение. Чара здесь уберёт, а я отдохну малость.
Она ушла в свою коморку в глубине цеха. Молодёжь встрепенулась, а Чара даже прошлась на руках по грязному полу.
— А ты, вишь, ещё не забыла свою гимнастику? — удивился Годин.
Чара улыбнулась, сняла спортивную куртку, оставшись в спортивной майке и тренировочных брюках. Её грудь дышала соблазном.
Водка таяла на глазах, и Годин, открывая очередную бутылку пива и плеская в стаканы соседей, приговаривал:
— А белой-то взяли мало. Вот бы ещё бутылочку одну, — он посмотрел на друзей-товарищей, ожидая реакции. Но все молча смотрели на него.
— Я сбегаю, — не выдержал Фетров, — гони бумажки. Какую взять?
— Это с какого хрена? — воскликнул Годин. — Вот ты и гони на свои.
— А мои уже выпиты, а больше нет, — ответил Фетров.
— А если нет, то и за стол не садись. А то привык на халяву.
— Это я-то! — Фетров возмущенно встал. Годин оскалил свои редкие зубы.
— А кто же? Ты, ты! В прошлую пятницу взял у меня десятку
и заначил. Думал, что я забыл? О, нет. Вали за бутылкой!
— Так я о том же, но денег нет. Скинемся — будет, — молил Фетров. Колбасин вынул из заднего кармана брюк заначку.
— Вот, только сорок, ещё столько же и будет белая. 
Чара пошла к шкафчику, порылась в сумке и принесла недостающие рубли. Все повеселели, а Фетров тотчас исчез.
— Ты недолго! Домой пора, — крикнул ему вдогонку Колбасин
и стал убирать пустые бокалы.
— Брось, Колбасин, не суетись. Чара уберёт, — сказал Годин
и посмотрел на Чару. Та раскраснелась, улыбка блаженства не сходила с её лица. Грудь по;прежнему вызывающе колыхалась при каждом её движении, но мужчины держали оборону. Ждали беленькую.
— А ты баба ничего, — вдруг заметил Годин. Колбасин повернулся к нему, молча ожидая продолжения.
— А я что? А что я сказал? — опомнился Годин.
— Ты это брось, — погрозил Годину Колбасин, — мы здесь для дружеского застолья. Не ломай компанию. Тоже мне, герой любовник. А то сейчас как дам!
— От кого слышу? — насмешливо спросил Годин. — Ты и сам хотел бы попробовать сладкой малинки.
— Хотел! Да помалкиваю. А ты развесил сопли. Хочу, хочу! Заткнись.
Появился сияющий Фетров, поставил бутылку на стол. Колбасин сорвал головку и разлил всем поровну. Чара благодарно молчала. Выпили уже не чокаясь. Запили пивом. Помолчали. Чара сняла спортивную майку.
— Что-то душно у нас, — пояснила она. Грудь её ещё больше оголилась, скрытая только модным бюстгальтером. Мужчины занервничали. Годин придвинулся к Чаре и как дворовый пёс принюхивался к её телу.
— Ты что? — с интересом спросила Чара.
— Да вот, пахнешь ты сладко, — заулыбался Годин.
— Ишь, разошёлся, — возмутился Колбасин. — Ты это брось. Напился и к бабе пристаёшь.
— А что, мне интересно, — смеясь, ответила Чара Колбасину
и повернулась к Годину: — А ты сможешь?
Годин от такого прямого вопроса опешил.
— Он не сможет, я его знаю. Он только на словах крепок, — вдруг прокричал Фетров, — а вот я — смог бы.
— Ну да. Вот чудак, — Колбасин громко икнул и ударил Фетрова по плечу: — Сиди, хиляк, тебя никто не спрашивает. 
Фетров от такого неожиданного действия руки Колбасина потерял равновесие, всплеснул руками и попал Колбасину по левому глазу. Тот, не ожидая повторного удара в глаз, толкнул Фетрова в грудь. Фетров оказался на полу. Годин бросился на Колбасина.
— Ты что делаешь? Да я тебя сейчас…
Мужчины расходились поодиночке, злые, в ссадинах, ушибах, порванных рубахах и с раскровавленными лицами. Чара устала разнимать их и пошла в каморку к бабе Клюше. Её грудь тяжело дышала, а с лица давно уже слиняла улыбка.
— Что это вы там? — поинтересовалась бабка Клюша. — И прикорнуть не дали.
Чара заплакала, обнимая бабку Клюшу. Та понимающе молчала. Потом начала шептать Чаре:
— Вот мужики, им бы только себя ублажить. Ничего не видят вокруг. Только зелёный змий застил им очи. Ты не горюй. Ну их, окаянных. Что это? Чума. Найдёшь себе хорошего, непьющего. Вот какая конфетка. А что с этими охламонами? Они, поди, забыли, где у бабы что есть. Им милее беленькая. Вот олухи, не видят своего счастья.
Чара постепенно сникла. Шептание бабки Клюши убаюкало её, и она отвалилась к стене и замерла. Бабка Клюшина встала
с лежанки, укрыла голые плечи Чары одеялом и пошла убирать мастерскую. Она ещё долго бубнила что;то себе под нос, видя следы побоища, и подумала, что вот так и прошла вся жизнь. А было же совсем иное. Было. Давно это, ох как давно. И муж был, и семья, но всё пропало, исчезло куда;то. «Ах ты, зелёная дрянь. Вот что ты поделала со мной». Она заметила в бутылке остатки водки, молча налила её в пустой бокал, нашла на столе кусок хлеба и, причитая то ли молитву, то ли присказку, залпом выпила. Знакомое тепло разлилось по телу. И жизнь показалась такой лёгкой, спокойной, и что там дальше будет — и не интересно. «Всё будет хорошо», — подумала она и вернулась к спящей Чаре.

23.01.07.