Дома мы не нужны. Часть 4 Глава 8

                ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
                Книга четвертая: "Последняя битва Спящего бога"
   
                Глава 8. Спартак. Труба зовет

   Фракиец никогда бы не поверил, что сможет так искренне плакать. Но глядя, как на большом экране погибает актер с квадратной челюстью, изображавший уже полтора часа его самого, а вместе с ним погибает и дело всей жизни вождя гладиаторов, он вдруг  ощутил, как по щекам безудержно текут слезы. А ведь еще совсем недавно он чуть не расхохотался, когда увидел, как этот парень бездарно пытается изобразить из себя грозного бойца. Спартаку даже стало обидно - за себя - ведь люди кругом приписывали эти неуклюжие потуги именно ему. Но с каждой секундой человек на экране становился все ближе и родней, и вот уже сцена прощания с любимой женщиной; последние мгновения жизни - все это фракиец ощущал во всей полноте безысходности. Безысходности от подавленного мятежа, от длинной череды виселиц, на которых медленно и страшно умирали его соратники.
   - И ведь это будет! - со скрежетом зубов прошептал он.
   - А может, и нет! - приобнял его за плечи полковник Кудрявцев ("И как это так ловко у него получается при столь ощутимой разнице в габаритах?" - невольно подумал Спартак), - ведь будущее в наших руках!
   - Будущее в наших руках, - прошептал вслед за командиром волшебную фразу гладиатор.
   И вот теперь Спартак ковал это будущее вместе с новыми друзьями. Он удивительно быстро овладевал русским языком; быстрее других брался за самый тяжелый тюк; охотнее других шел навстречу опасностям. Впрочем последнее командир как раз делать запрещал; больше того - делал все, чтобы опасности обходили разведчиков стороной. Вот и сегодня поверх непробиваемых  костюмов (Спартак сам убедился в их неуязвимости, безуспешно попытавшись пробить куртку длинным тесаком, заменившим привычный меч) Кудрявцев велел навертеть какие-то тряпки, от которых сначала короткомордые медведи, а потом и худющие саблезубые тигры шарахались в стороны. Такие же длинные полосы развевались с бортов автомобилей, этих удивительных механизмов из будущего, которые когда-то заменят квадриги, запряженные четверкой буйных лошадей. Анатолий Никитин, которому эту метафору озвучил фракиец, совсем необидно засмеялся:
   - В эту американскую повозку, - он похлопал по капоту черного внедорожника, - запрягли сразу двести двенадцать лошадей. А там (парень махнул в сторону второго автомобиля, который загадочно и красиво называли "Линкольн Навигатор") их почти в два раза больше - четыреста пять.
   Фракиец не стал задавать глупых вопросов вроде того, как могли такой гигантский табун упрятать под железной крышкой. Видимо, вместе с громадным телом ему передалось что-то, принадлежащее раньше этой плоти; а может это совместное плавание в протоплазме с тремя людьми далекого будущего заставляли его глядеть на чудеса привычным взглядом. Только на одно чудо не мог смотреть Спартак буднично - на чудо по имени Ирина Жадова. И как хорошо, что эксперимент дал ему такое могучее тело - иначе как бы он носил  на руках эту милую девушку, тоже отличающуюся характерными размерами. Ирина сидела рядом с фракийцем, и качнулась вперед - не так резко благодаря руке гладиатора, удержавшей ее - когда "Эксплорер" вдруг резко затормозил; командир оторвал руку от руля и поднял руку, призывая всех к вниманию.
   Вот он выскользнул наружу; фракиец постарался повторить это текучее движение, и улыбнулся - у него почти получилось. Однако улыбка тут же погасла на губах, когда он увидел следы, на которые показывал палец полковника Кудрявцева. Следов было много; и принадлежали они людям, явно не отличающимся благодушием. Потому что рядом с цепочкой следов попадались редкие капли крови. Человеческой крови - припал к одной из них Спартак - уж он-то прекрасно знал, чем отличается ее пряный запах от любой другой.
   А командир уже выходил из кустов со страшной находкой в руках - человеческой головой, лицо которой даже в таком состоянии было искажено предсмертными муками.
   - Недавно прошли, - глухо бросил в пространство Кудрявцев, - даже тигры не успели подобрать.
   Спартак оглянулся на автомобили, и ободряюще улыбнулся побледневшей Ирине; остальные девушки если и были шокированы, выказали это лишь посуровевшими лицами.
   - Левин, Анатолий и... Спартак, за мной, - махнул рукой командир, - остальные по машинам. Дистанция - предел видимости. Оксана правый фланг, Бэйла - левый. Ильина - держишь тыл.
   Теперь лица девушек выражали лишь сосредоточенность и внимание. Спартак на мгновенье задержался, еще раз кивнув Ире, и поймав ее ответную улыбку, и скользнул вслед за товарищами, стараясь подражать движениям командира. И кажется у него получалось. По крайней мере, сам он не слышал треска сучьев и сухих листьев под ногами;  и командир одобрительно кивнул.
   Так, маскируясь за раскидистыми кустами и распугивая немногих саблезубых тигров (смилодонов - так их когда-то назовут люди), разведчики приблизились к развалинам, от которых вдруг донеслась длинная очередь. Фракиец уже знал, что она скорее всего означала чью-то смерть; второй очереди командир ждать не стал - резким жестом послал вперед бойцов. И первый из них, Спартак - ловко, как тот самый Федор Черенков, о котором вчера вечером взахлеб рассказывал Анатолий - поймал беззвучно летящего навстречу мальчугана. Парнишка лет пяти, оказавшись в громадных руках, наверное испугался больше, чем прежде - там, где стреляли очередями - но, доверившись детскому чутью, прижался всем телом к широченной груди фракийца.
   Спартак так и вышел на открытое пространство перед развалинами, постаравшись оградить мальчугана от злых железных ос руками, защищенными волшебной тканью. А защищать-то было уже не от кого. Потому что пока фракиец удивлялся беспримерной жестокости негодяя, забросившего дитя практически прямо в пасти саблезубых хищников, командир уже положил всех бандитов на землю. Причем положил навсегда - ведь даже возможное бессмертие, о котором вчера же рассказывал профессор Романов, вряд ли бы помогло этим нелюдям, учитывая, что каждый из них получил по болту с широким лезвием в глаз. А нет - вон один шевелится; к нему и подскочил командир, утащив на удивление легко за полуразвалившийся дом для экстренного - как он сам выражался - "потрошения".
   Парнишку, уже вертевшегося на руках, выдернула девушка с красивым аристократичным лицом восточного типа.
   - Ну не красивее, чем Ирина, - оценил Спартак внешность родственницы мальчугана, отозвавшегося на имя Миша,  - тем более, что это, оказывается,  Мишина бабушка.
   Впереди у поверженных наземь парней уже топтался Анатолий, чему-то, как обычно улыбавшийся. Вот он показал куда-то за спину фракийца, и тот обернулся, встречая взглядом автомобили. А Анатолий, и присоединившийся к нему профессор Романов уже шустрили у "Эксплорера" (запомнил!); накрывали "поляну" для парней-подранков. Впрочем, к накрытому мгновенно "столу" бросился лишь один из незнакомцев. Бородатый, скуластый, он чем-то напоминал поверженных врагов, но во взгляде его не было злобы - лишь бесконечная благодарность Спартаку и Анатолию с профессором; нежность, которую он не жалея изливал на хрупкую девушку, стоящую рядом; и дикий, прямо звериный голод.
   Вот парень впился крепкими зубами (профессор утверждал, что здесь у всех зубы были на удивление крепкими) в огромный кусок мяса; почти не прожевав его, проглотил, и снова откусил... Спартак никогда не видел, чтобы люди так бросались на еду. Он и сам когда-то голодал; терпел другие лишения, но никогда не терял человеческого облика. А этот парень, казалось, сейчас зарычит по-тигриному и выпустит наружу ужасные клыки. Только присутствие рядом девушки заставляло его как-то сдерживаться. Да еще подошедший командир, завершивший, как догадался гладиатор, процедуру "потрошения".
   Появление Кудрявцева, принесшего с собой отзвук действа, завершившегося заслуженной карой, привел оголодавшего парня в чувство. Его рука сама выпустила недоеденный кусок на скатерть, и незнакомец подтянулся, как и все вокруг; как и Спартак - совершенно непроизвольно. Командира коснулась рукой его супруга - прекрасная и чем-то таинственная Оксана - и полудикарь фракиец почувствовал, как что-то неуловимое вокруг, тяжелое и гнетущее, рассыпалось веселыми осколками, и люди сразу заулыбались, даже несмотря на валявшиеся совсем недалеко тела бандитов.
   А потом началась процедура знакомства, когда Спартак не все понимал - как например последнюю фразу про генерала, который выпрыгнул в окно, потому что "русские идут". Все рассмеялись, и фракиец тоже, потому что он вдруг тоже почувствовал себя причастным к этому прежде неведомому - загадочному и непредсказуемому - племени.
   - Да,- воскликнул он про себя, - я - первый русский гладиатор этого мира!..
   Труба была длинной, но не очень тяжелой - Спартак один унес эту шестиметровую конструкцию на определенное командиром место. Другие в это время собирали цепочку солнечных батарей. И вот уже от них тянутся два провода (в голове фракийца всплывали непонятные слова, тут же обретавшие зримое воплощение); один - потоньше, к компрессору (что за слово? что оно означает?); другой - много толще, непосредственно к трубе. И вот уже в нетерпеливых пальцах командира трещит кнопками пульт, и труба исторгла резкий противный звук ("Иерихонская!", - вспомнилось парню опять что-то непонятное).
   За каналом, прибежищем бесчисленных крокодилов невероятных размеров, вдруг вырос целый лес голов - змеиных, противных и невероятно страшных, потому что все они словно посмотрели на фракийца единым сфокусированным взглядом, не обещавшим ничего хорошего. Рядом отшатнулись назад друзья. Только командир не отреагировал, обратив все внимание на пульт, да Оксана рядом презрительно усмехнулось. И от этой улыбки у Спартака, уже практически успокоившегося, по спине потек холодный пот.
   А труба продолжала терзать окрестности, меняя и силу и высоту звука, подвластная пальцам Кудрявцева.
   - Нет, - протянул командир с огорчением пульт Свете Кузьминой, которая, несмотря на гигантский рост, начальство никак не подавляла, - попробуй ты.
   Подруга Бори Левина кротко кивнула, и тоже забегала по кнопкам изящными, несмотря на размеры, пальчиками. И как только она ухитрялась попадать в нужные, такие крошечные? Тон звуков, исторгаемых трубой, изменился. Теперь он стал... жалостливым, что ли; призывающим к себе так, что Спартак сделал шаг вперед и... остановился, наткнувшись на ироничный взгляд командира.
   - Ну и что, - оправдал себя гладиатор, - не я один - вон Борька быстрее меня дернулся вперед.
   А за протокой творилось невероятное. Безмолвные гадины сейчас словно исторгали из себя такие же жалостливые звуки, выражавшее и боязнь смертельной опасности впереди, и нестерпимое желание броситься на помощь... детенышам, которых эти громадные рептилии никогда не видели в своей жизни. И плотину чувств прорвало - змеи хлынули вперед сплошным потоком,  заставив людей отшатнуться теперь назад. Только теперь Спартак понял, почему новый знакомец Юра Наурузов наотрез отказался принять участие в операции "Труба", и другу своему Рафику, и подругам не рекомендовал этого.
   Первый змей достиг запретной полосы, и тут же разделился на две  половины - еще извивающиеся, но уже мертвые. Их тут же подхватили соседние, ставшие шустрыми, саркозухи (еще одно выскочившее в памяти название), и нырнули в воду, а первый, оставшийся ни с чем крокодил, бросился с открытой пастью на другого гада. Что было самым страшным - эта битва, вернее избиение, потому что змеи не пытались сопротивляться, сжимать не таких уж длинных, по сравнению с ними, крокодилов в своих смертельных объятиях, а текли нескончаемой рекой вперед - так вот, эта битва протекала с недостижимыми для людского слуха звуками. Вероятно, в самой гуще сражения был слышен скрежет острых зубов, треск раздираемой змеиной плоти, чмоканье заглатываемых длинных кусков нежданной трапезы - но все это перекрывала остановившаяся на одной низкой ноте труба.
   Волна змеиных тел перехлестнула противоположный берег, и канал забурлил, подняв вместе с брызгами тяжелый запах застоявшейся воды; в глубине сражение протекало еще ожесточенней. Первая змеиная голова показалась на этом берегу, но изготовившийся саркозух не успел оттяпать ее зубами - кто-то утащил гада назад, под воду. Но вместо нее вынырнули сразу десяток, и ужасные челюсти заработали уже на этом берегу.
   Спартак метнул взгляд назад, на кусты, прикидывая, куда можно и нужно будет броситься, когда и эту живую преграду преодолеет река змеиных тел. И опять его остановил, и успокоил командирский взгляд. Кудрявцев словно заранее знал, чем кончится это побоище.
   - Но арбалет-то держит наготове, - отметил Спартак, и еще крепче сжал в ладони рукоять длинного клинка.
   Впрочем, он и сам видел, что живой блестящий поток мелеет, что на берег выползает все меньше гадов, и что крокодилы справляются с этим потоком словно нехотя - пресытившиеся, но исполняющие чью-то не терпящую неповиновения волю. Фракиец опять бросил взгляд на командира, и поразился - таким напряженным и страшным был его внутренний порыв вперед, за протоку, где словно шло навстречу звуку трубы абсолютное зло. Спартак метнулся взглядом туда же и почувствовал, как встает дыбом его прическа, поправленная заботливыми руками Ирины только недавно - над зарослями вырастала змеиная голова; нет головой эту громадину назвать было нельзя - это был словно склепанный из толстенных стальных листов механизм. Механизм абсолютно бездушный и безжалостный. Остановившись на высоте трехэтажного дома (а сколько еще тянулось внизу, прячась в зарослях?!) эта монстрообразная голова распахнула громадную пасть, и выстрелила вперед длинным раздвоенным языком. А следом словно молния, соединившая небеса с громоотводом, протянулась яркая нить - прямо к иерихонской трубе.
   Спартак, конечно же был наслышан об удивительных свойствах пластмассы, из которой было создана труба, о ее несокрушимости - камуфляжные костюмы тому пример - но сейчас по этой нити кажется перетекало громадное количество энергии. Словно гигантская рептилия веками, тысячелетиями копила ее для этого дня. И - странно -  командир довольно усмехнулся. Но вот его улыбка сменилась тревогой, и было отчего. Вдали, за так же неподвижно исторгавшей мегаватты энергии живой колонной показались смутные силуэты. С каждым шагом они становились четче - это брели вперед, словно тоже очарованные  пронзительным ревом трубы, не прекращавшей своей призывной работы, несмотря на дистанционную атаку сверхзмея - люди.  Их было не очень много - человек десять, но каждый представлял абсолютную ценность для будущего цивилизации.
   Гладиатор даже испугался немного того, кто так загадочно и не совсем понятно размышлял сейчас внутри него; он даже оглянулся на командира, словно рассчитывая, что тот объяснит этот феномен - как раз тогда, когда Кудрявцев вынул пульт из сведенной судорогой ладони Кузьминой и передал его Оксане. В этот краткий миг передачи "эстафеты" что-то незримо изменилось за рекой. Будто переключился невидимый рубильник, и энергия призыва поменяла полярность.
   И действительно - вот змеиное тело раздулось, расслабляясь и поплыло вниз, разрывая энергетический поток. А люди за ней словно проснулись. До них было метров сто пятьдесят, и орлиное зрение фракийца отметило, как идущий впереди высокий человек, обнаженный до пояса, обернулся в к остальным и прокричал что-то... Точнее попытался прокричать - успел издать лишь несколько тревожных слов, как атмосфера вокруг снова переменилась. Но теперь труба не звала требовательно и ласково; она грозила, насмехалась над трусливым противником и объявляла бой, не на жизнь, а на смерть! Кому? - конечно же громадному гаду; существо, которое посредством трубы сейчас возвещало всему миру о своей беспредельной силе и свирепости, вряд ли даже заметило иного соперника. И змей, на которого чары Светланы Кузьминой никак не подействовали, поддался на грубый трюк, который и сам Спартак не раз применял в поединках.
   Бросить в лицо грязное ругательство или обидную кличку; рассмеяться прямо в физиономию; плюнуть на арену прямо под ноги поединщика, а потом этот комок вместе с песком швырнуть подъемом ноги во врага напротив, постаравшись достать до глаз  - и вот уже тот с ревом оскорбленного зверя летит навстречу собственной смерти. Вряд ли змея умела реветь; но именно так воспринял ее громкое шипение гладиатор. Потому что было оно все громче и громче, приближаясь с устрашающей скоростью вместе с громадным телом, наконец-то показавшимся целиком.
   Показавшимся ненадолго - передняя часть длинного тела нырнула в протоку, держа голову высоко над водой; только теперь фракиец отметил, что  крокодилы - на фоне змея не такие уж и гигантские - в панике уступают чудовищу дорогу. Хвост змея еще не скрылся в воде, а голова уже росла на длинной шее на этом берегу, готовясь к смертельному броску. Спартак представил, что это он является такой целью, и в ужасе попытался закрыть глаза и прыгнуть в заросли, где он заранее присмотрел пути отступления. Но тело не послушалось, а тот, что сидел внутри, перехватив управление веками, хладнокровно оценивал траекторию броска гигантского гада.
   Траектория заканчивалась на кончике иерихонской трубе, ревевшей сейчас грозно и победно; змей рванулся, и Спартак понял, что аналитик внутри немного ошибся. Гад рассчитал свой прыжок так, что он закончился далеко впереди этой точки; так, что одним стремительным движением выпрямившееся стрелой туловище поглотило немаленькую трубу целиком. Теперь застывшему опять столбиком чудовищу наверное было проще поддерживать равнение - ведь ее гибкому хребту помогал еще один; внутренний - жесткий, шестиметровый. Но это не помешало монстру в переливающейся на солнце шкуре наметить новую цель - командира, который держал в руке другой пульт. От него тянулся почти прозрачный провод, заканчивавшийся во рту гадины. По пластмассе текли вниз, срываясь на землю, струи желтой жидкости, вызывавшей  при соприкосновении с песком бурные всплески белесого дыма.
   Фракиец присвистнул; он - и  советчик внутри - знал, насколько крепким на любое воздействие может быть двуокись кремния.  На этот негромкий звук голова чудовища резко дернулась, и громадные глаза остановились на гладиаторе. Сам Спартак потом признался всем, и прежде всего самому себе, что в памяти стерлись все события, происшедшие дальше. А вот неведомый советчик  хладнокровно отметил, как дернулась ладонь командира; даже разглядел его большой палец, утопивший на пульте красную кнопку.
   С негромким на удивление хлопком шесть метров туловища змеи исчезли; просто испарились, растворились в воздухе вместе с высвободившейся из трубы энергией. Змей даже как-то обиженно, совсем уже не злобно, посмотрел на фракийца и... умер. Умер сразу, словно его смерть, как у Кощея, находилась в той самой трубе. Трубы, кстати, тоже не было. Лишь задняя, длинная часть змея извивалась частью на песке, а хвостом своим в протоке, и крокодилы ползли к ней не менее шустро, как недавно улепетывали. А мертвая голова с огрызком шеи лежала сейчас перед разведчиками.
   За рекой уже шумели, размахивали руками люди, верно оценившие и опасность перед протокой, и ту надежду на спасение, которые им принесли победители чудовища. Полковник Кудрявцев поднес к губам браслет на запястье, который позволял, как уже знал Спартак, связываться с другими группами на расстоянии. Еще он знал, что совсем недалеко какими-то неведомыми работами заняты несколько неандертальцев, и что привез их по степи на границу змеиного участка Виталик Дубов на двухсотом "Лендкрузере", оснащенном прицепом.
   Кто такой Виталик, и почему "Лендкрузер" был двухсотым, фракиец, рожденный в начале первого столетия до нашей эры, даже понятия не имел. Однако сопротивляться явлениям чужой памяти, которая стала выползать откуда-то целыми блоками, не имел ни возможности, ни желания. Поэтому он совсем не удивился, когда командир сложил руки рупором и крикнул во все горло:
   - Ждите! Ждите здесь - к вам уже едут!
   Безветренный день донес обрывок вопроса: "Когда?". Наверное бальзамом на души исстрадавшихся людей прозвучал такой же короткий ответ Кудрявцева: "Полчаса, не больше!"
   - А мы? - тут же подступила к нему Ира Ильина, - мы когда туда попадем?
   - Вы? - немного устало переспросил командир, отступая от девушке к голове монстра. Вот он перевернул ее ногой на другую щеку - на удивление легко - и ответил с улыбкой, - не скоро.
   - Почему это, Александр Николаевич? - обиделась девушка.
   - Неужели тебе так не терпится посмотреть, в каком логове жила эта "малышка", - полковник опять перевернул голову гада, - или познакомиться с ее детенышами?
   - Нет, Саша, - ответила за Ильину Оксана Кудрявцева.
   Она взяла Ирину под руку и увела еще в сторону зарослей, что-то негромко ей доказывая, махнув несколько раз за протоку. Ильина вдруг остановилась, как вкопанная, и весело расхохоталась, бросив взгляд на командира. А тот пожал плечами и примиряющим тоном предложил:
   - В качестве компенсации могу предложить прогулку к очередному чуду света - вон туда, - полковник махнул в сторону зарослей, откуда на короткое мгновение высунулась морда саблезубого тигра.
   - Хотите пари? - весело улыбнулась Ильина.
   - На то, какое там будет чудо? - тут же сунулся к ней с протянутой вперед ладонью Анатолий.
   - Нет, - еще громче засмеялась девушка, - на то, какого чуда там не будет.
   Она тут же получила локтем в бок от Кудрявцевой, но не обиделась, а показала рукой за протоку, где показался светлый бампер "Лендкрузера".
   - А я готов на что угодно поспорить, - Никитин так и не опустил ладонь, - что никто из этих горемык не ожидал таких "спасателей".
    Никто рисковать не стал - ведь на переднем сидении рядом с Дубовым гордо восседал неандерталец Лай...
   Площадь перед храмом, что гордо высился посреди обширной оливковой рощи, могла вместить не два - а сто раз по два автомобиля. Разведчики, немного потрясенные перспективами использования плодов деревьев, знакомых когда-то по древнегреческим мифам, а потом по баночкам с оливками и маслинами, остановились на самом краю открытого пространства. Остановил прежде всего командир, руливший "Эксплорером" с прицепом, в котором удобно разместились дагестанцы.
   - Может потому, - подумал Спартак, - что отсюда, на расстоянии, гораздо лучше можно оценить великолепие храма.
   А в том, что величественное здание, подпираемое бесчисленными колоннами, является храмом, фракиец не сомневался. В таком доме не могли жить обычные люди - только боги, или их тени, которым поклоняются смертные. Сам Спартак  уже несколько дней с каким-то смешанным чувством удовлетворения, восторга и некоторой доли мистического страха считал себя равным небожителям - после того, как доктор, смахивающей физиономией на благородного скакуна, объявил, что кровь гладиатора, а заодно и Светы Кузьминой, и Бори с Ирой, имеет какой-то непонятный резус-фактор, который сам гладиатор обозвал божественным.
   Остановившийся рядом профессор Романов словно слышал его мысли (а может на самом деле слышал?), потому что подтвердил его догадку насчет храма:
   - Храм Зевса в Олимпии, - с придыханием произнес профессор, тоже явно пораженной дивной красотой творения древнего зодчего, - а внутри еще одно чудо света - статуя Зевса. А колонн, кстати, тридцать четыре штуки. Каждая по десять с половиной метров высотой и два с лишним метра в диаметре. Изготовлены из ракушечника; но как же на удивление хорошо сохранились - словно вчера были вытесаны... А может, и вчера, - в раздумьях пробормотал он, уткнувшись в свой волшебный экран, который называл ноутбуком.
   Спартак вернул на место отвисшую челюсть ("Точно колдун! - про колонны я  не говорил вслух!"), и поспешил вслед за Алексеем Александровичем, который продолжал вещать для всех:
   - Сам храм мраморный, построен в четыреста тридцать пятом году до нашей эры в Олимпии. Площадь храма тысяча семьсот двадцать восемь квадратных метров.
   Кто-то позади (кажется Анатолий Никитин) уважительно присвистнул, а профессор вдруг отступил от прямой линии, что вела к приоткрытым бронзовым дверям высотой не меньше десяти метров.
   - А это, - палец профессора уткнулся в барельеф слева от дверей, - знаменитые подвиги Геракла. Двенадцать подвигов, и двенадцать барельефов.
   - И двенадцать Гераклов, - опередил его на несколько шагов Толик Никитин, останавливаясь перед второй каменной картиной, - они все разные, и сдается мне, что вот эту физиономию я уже где-то  видел!
   Спартак слушал и профессора, и тракториста краем уха, потому что не мог оторвать глаз от первого барельефа, на котором мускулистый парень душил свирепого льва.
   - Немейский лев, - подсказал Алексей Александрович, отметивший, наверное, как внимательно рассматривает картину гладиатор, - его душит...
   - Спартак! - вскричал фракиец, - это я! Это тот Спартак, что остался в Падуе после боя с Криксом!
   - А эту физиономию, Анатолий, - раздался чуть насмешливый голос полковника Кудрявцева, - ты каждый день видишь в зеркале.
   - Это что же получается, - опять завладел общим вниманием Романов, - на этих барельефах кто-то изобразил нас - Спартака, Никитина, связавшего голыми руками эриманфского вепря...
   - Ну, в жизни он его не связывал, - иронии в словах командира стало больше, - он этого, как его там...
   - Кубанохоеруса, - услужливо напомнил Анатолий.
   - Вот-вот, - продолжил Кудрявцев, - он этого кабанчика ножиком разделал, да как ловко! Пойдем дальше?
   - Конечно, - побежал впереди него Никитин, - а это кто?
   Спартак бросил взгляд на лучника, попиравшего ногой подбитую  стрелой хищную птицу; в гордом от удачного выстрела он узнал...
   - Сержант Акимбетов! - одновременно с ним узнал профессор, и татарский партизан рядом осанился, - победитель  гигантских орлов - помните, как он обычным кухонным ножом обезглавил двух птиц?
   - Видел бы ты тот ножичек, - пробормотал Марио, переходя к следующему барельефу.
   Вдогонку ему звучало продолжение комментария Алексея Александровича, шлепнувшего ладонью по плечу Акимбетова, не такого громадного, как на барельефе, но тоже довольно внушительного:
   - Здесь Геракл в образе Рината отстреливает Стимфалийских птиц с медными когтями и клювами.
   - А это, - захохотал впереди итальянец Марио, которого ни на шаг не отпускала от себя Ирина, - это наш погонщик верблюдов, доцент Игнатов. Только он здесь не на верблюдице, а на каком-то быке скачет.
   - Не скачет, а плывет, - поправил его профессор, сверившись с ноутбуком, - на критском быке. Поймал, приручил - совсем как наш Роман Петрович верблюдиц, и переплыл с Крита на Пелопоннес.
   - Знатный, наверное, шашлык у нашего доцента получился? - остановился рядом с Романовым Анатолий.
   - Не знаю, - пожал плечами тот, - бык от Геракла удрал, а потом его убил другой герой - Тесей. Вот он наверное говядинки и попробовал.
   - А это ты! - почти завизжала громким голосом Света Кузьмина, ухватившись за руку сержанта Левина, - это ты какую-то трехголовую собаку душишь!
   Гладиатор бросил взгляд на друга, а затем на барельеф; герой на нем, действительно прижавший к камню общим основанием шей сразу три злобные собачьи головы, ничем не напоминал громадного сержанта.
   - А может?..
   - Точно! - опередил его Никитин, - это Борька - тот Борька, которого мы похоронили.
   Он испуганно прикрыл рот ладонью и инстинктивно пригнулся, ожидая подзатыльника - Спартак уже не раз видел, как его так "награждает" то одна, то другая девушка; чаще всего собственная супруга.
   - Странно, - пробормотал рядом профессор, - она ведь никогда не видела его в том, первом обличье...
   - Сердцем, - еще тише сказал гладиатор, - боясь спугнуть ту хрупкую атмосферу нежности, которую он зримо представил вокруг Бориса и Светы, - сердцем она его узнала, Алексей Александрович.
   Он тут же досадливо вздохнул, потому что профессор не поддержал его в этом начинании, опять уткнувшись в ноутбук, и провозгласив громко, явно гордясь своей догадкой:
   - А ведь не зря именно ты здесь, Борис - ведь это подвиг Геракла в царстве бога мертвых Аида. Ты ведь тоже побывал в этом царстве, - Алексей Александрович окончательно развеял романтическую атмосферу вокруг, отчего поморщился не только Спартак, но и полковник Кудрявцев, да и многие другие, - и Ира со Светой тоже. Придушил пса трехголового, и унес его царю Эврисфею, по заданию которого, он, кстати, эти подвиги и совершал.
   - И что? - сунулся к нему Анатолий, один из немногих, кто не прочувствовал неловкость момента.
   - Трусишкой оказался царь, - засмеялся Романов, - умолил Геракла отвести пса обратно в преисподнюю. Так что, Борис...
   - Пошли дальше, - громко прервал профессора командир, - зря время теряем.
   Алексей Александрович наверное прочувствовал недовольные нотки в голосе Кудрявцева, потому что послушно рванулся вперед, к Анатолию, который как раз открыл рот и оглушительно захохотал. Веселье так и било из парня, и все вокруг тоже заулыбались, отогнали от себя мрачные предчувствия.
   - Это же наши Гераклы, - оглянулся на друзей Никитин, тыча пальцем в очередной барельеф, - два Сереги, Благолепов с Ежиковым. Расскажу попу - пусть гордится.
   Спартак вопросительно посмотрел на профессора. В этом взгляде легко было прочитать вопрос: "И как это понимать? Два паренька - на фигуры без слез не взглянешь... -  и накачанные мускулами герои?". И профессор не подкачал ("Точно колдун!"), понял правильно, и ответил, уже не заглядывая в волшебный экран.
   - Так они же всегда вдвоем - и тут тоже. Один - тот, что Геракл-Благолепов - отрубает головы Лернейской гидре, а друг его - Иолай-Ежиков, - прижигает головней, чтобы новые не отрастали..
   У следующего барельефа тракторист захохотал еще громче. Непонятно как гениальный художник выразил в камне сцену генеральной уборки Авгиевых конюшен. И делал это Геракл в образе коменданта Ильина - кого же еще?   Спартак заметил, как начали хищно раздуваться ноздри Ирины Ильиной, как на ее губы начала наползать поистине змеиная улыбка.., и как она тут же исчезла, когда командир спокойным, чуть скучающим тоном произнес:
   - Об этом, пожалуй, я сам Валерию Николаевичу расскажу, не возражаете?
   Смотрел он при этом на Ильину, и та с готовностью кивнула: "Конечно, Александр Николаевич"...
   Дальше вокруг храма шли чуть ли не бегом. Остановились только у сцены передачи эстафеты в виде небесного свода от одного гиганта другому. В руках одного, которого профессор Романов назвал Атлантом, или Атласом, золотом горели три плода, три золотых яблочка. А свод на левом плече держал как раз сам Алексей Александрович - такой могучий и важный, что Бэйла рядом с оригиналом расцвела, гордо оглядев собравшихся.
   И только одного, самого главного среди Гераклов не было - полковника Кудрявцева.
   - Значит, он внутри, - логично заключил фракиец, хватаясь за кованое кольцо левой половины дверей.
   За вторую взялся другой гигант, сержант Левин, но их феноменальная сила не была здесь нужна. Створки распахнулись на удивление легко, и разведчики вступили в огромный зал, под центральным куполом которого действительно сидел Кудрявцев. Точнее сидел, конечно же, сам Зевс. Но улыбался строго и устало он лицом Александра Николаевича. И было в этой улыбке что-то такое знакомое, что наверное не только Спартак сейчас понял, какая бесконечная забота о людях всегда скрывалась в словах, жестах и поступках Кудрявцева. Если бы этими качествами в полной мере обладал и Зевс, в честь которого возвели этот храм!
   Фракиец был достаточно образованным представителем своего времени, да и внутренний советчик, к которому уже привык гладиатор, представил перед глазами длинную череду безумств, что творили божественные постояльцы Олимпа.
   - Да, - признали два фракийца в одном теле, - Зевсу бы поучиться у полковника искусству руководить людьми.
   Исполинский громовержец сидел на троне, строго оглядывая каждого входящего в храм. Искусный ваятель ухитрился так расположить статую в храме с куполом, пропускающим солнечный свет, что лицо полковника Кудрявцева от дверей храма казалось безусловно живым. Тени играли на скулах, и глаза (Зевс он, или нет?!), казалось, готовы были метнуть молнии в нарушивших покой этой величественной обители.
   Секунда, вторая, третья... и вот уже скучный до тошноты голос профессора нарушил эту атмосферу торжественности:
   - Слоновая кость, эбеновое дерево и золото, - сообщил он о материале, которым был покрыт каменный массив, - золотом, кстати, покрыта вон та накидка, которой он прикрывает срам. Высота статуи почти семнадцать метров - вместе с постаментом, конечно.  На голове, естественно, венок из ветвей оливы, в правой руке - скипетр с навершием в виде орла, в левой...
    Романов недоуменно замолчал, и все воззрились на мощную длань божества, в которой он когда-то держал что-то... или кого-то.
   - Там должна была быть статуя Ники, богини Победы - в натуральную величину.
   - Сбежала богиня, - не удержался от смеха Никитин, - искупаться захотелось Нике.
   - Ты думаешь?..
   - Я просто уверен, - перебил профессора Анатолий, - что это  копия Оксаны, которую мы оставили в Байкале, когда-то балансировала вон на той ладошке. Или у вас есть другая кандидатура?
   Кудрявцева с вызовом оглядела людей, не решавшихся отойти от дверей; Спартак почувствовал, как внутри храма стало неуютно - до тех пор, пока Оксана, убедившаяся, что никто больше не претендует на место в руке божества, не улыбнулась. И снова купол стал изумительно прозрачным, и столбы света хлынули внутрь - и на людей, и на мозаичный пол, и на гигантского полковника Кудрявцева, который теперь улыбался открыто и благожелательно своим товарищам, супруге и... самому себе.