бог не весть
за Айви, старшей из троих дочерью моряка и домохозяйки, которую очередная доблестная мать на совесть била головой об стену, крепко ухватив за патлы, всякий раз, как та бывала замечена в нерадивой заботе о младшей, водилась одна слабость, которая позволила мне здорово переоценить значение дефектов и шрамов в переложении на обстоятельства. то, что для Айви было греховным средством для нанесения себе изощренного вреда вкупе с самоутверждением, для меня автоматически предстало средством спасения вроде надувного круга из чужих кишок. встречаться со шлюхой - все равно что идти посреди ночи в звездное поле, быть каплей в море, никчемной единицей в череде опытов, это бесценное обезличивание внушало мне весь тот комфорт и уют, на недостаток которого вечно жаловались ей мои конкуренты. truth or dare moments, когда мы уходили с занятий и шатались по прилегающему пгт или за его пределами, забредая в промзоны и железнодорожные полустанки, от нее пахло проселочной пылью посреди жаркого летнего дня, свежескошенной травой и дизелем, ей похуй было даже когда я переставал следить за языком и начинал бредить или вспоминать что-то, чего вспоминать не следовало. ей на все было похуй, и на то, сколь мало во мне порой остается Себастиана, ее манил очевидный контраст между мной как союзником и как средством для нанесения вреда, которое не скупится на побочное причинение боли. ей и на боль было плевать, правда, как потом выяснилось, тому способствовало бессистемное пожирание всяких разных колес. таскаться со мной по милым сердцу, опасным для жизни ****ям оказывалось важнее, чем ****ься с кем ни попадя, таскаться, в наиболее укромных местах без отлагательств запрыгивая ко мне на *** и поспешно переходя в галоп, лить это дерьмо про каких-то милых прохожих мальчиков мне в уши и изводить шишки, которые я иногда с собой брал. для обоих из нас секс имел столь мало значения и был до того рутинным что мы могли обсуждать что-нибудь, пока ****ись, смеяться и шутить, забывать о присутствии друг друга вовсе или строить планы на завтрашний день, completely detached, и роскошь этой никчемности была для меня потайным подорожником, если бы не она, я бы так и провел остаток жизни в уверенности, что такой сакральный процесс очень важен, раз вокруг него вечно разводится такая суета, и что калечным разобранным на составляющие ублюдкам, которых каждую ночь засовывают в кабины тягачей или еще куда похуже, туда доступ напрочь запрещен, и ничего из того, что я делаю теперь с такой легкостью, мне бы даже и в голову не пришло, и никакой Ангелики бы из этого не родилось, и со скользких крыс глубоко под землей сойти бы не светило, и все, что я мог бы теперь тебе предложить - это очередная ебаная стамеска или какой-нибудь стеклорез, вот ты, по счастью, глухонемая, и не узнаешь ничего из того, что я говорю, достаточно отвернуться, благословение божье, отвернусь и скажу, что еще не поздно тебя расчленить, да только не хочется, можно ведь просто хорошенько выебать, да и грех не выебать такую белобрысую красотку с лицом стрекозы, телом бегуньи, ярко-алым напомаженным ртом, с годами все сложнее делать вид, что не имеешь ничего против прикосновений и тесных контактов с другими людьми, but an urge is an urge, и меня даже тянет на ласки, тянет пойти в какое-нибудь укромное место и построить там шалашик из простыней, внутрь положить светодиодную лампу и созерцать, как светится твоя нежная кожа, не запятнанная меланином и шрамами, как ослепительно сияют твои ангельские волосы, как освежает холодный простор твоих голубых глаз, мое сердце остыло уже достаточно, чтобы не чураться контраста с морозом, так что по ночам можно спать в холодильной камере, при покупке сигарет стыдливо скрывая посиневшие ногти, можно часами вгрызаться в мокрый от слюней фильтр давно докуренной сигареты, не думая вообще ни о чем, и отсутствие зависимостей - не бог весть какая ачива, когда подохнешь наконец, зависимостей тоже не будет, только голые стены бесконечных вариаций, в равной степени никчемных, сплошной релятивизм, детка, детка широко раскрывает рот и высовывает язык по-кошачьи, тем самым выражая сомнение или непонимание или хер его знает что, всю жизнь испытываю сожаление оттого, что не владею сурдо, только садо владею и мазо и небольшим запасом напускного безразличия на могилках всех тех компонентов, которые уже отслужили свое
Свидетельство о публикации №217042700665