Далеко

   Николай Христофорович Петлёв встал, и начал пытаться привести себя в порядок.

    — Каждый день одни и то же! Утром — на работу, на лотке торговать. Перерыв, кофе, шаурма. Или шаверма. Потом — опять работа. Потом — вечер, диван, телевизор. Сон. Каждую неделю — выходной, и непонятные развлечения. Раз в год — две недели ещё менее понятных развлечений в санатории. А потом — старость, и всё то же, только без работы. -

   В иллюминаторе горела близкая звезда. Насколько близкая? Или далёкая? Смотря с чем сравнивать.

    — Вот летим непонятно куда. Вернее сказать — с Земли на Сириус. А что там, у Сириуса? Дуб Болконского знает… А сколько уже поколений на этом корабле родились и умерли? Вот именно… В конце тебя просто выкинут за борт. И хорошо, что тебе будет тогда уже всё равно. -

   У выхода из каюты Петлёв столкнулся с Гиацинтовым, который выращивал хлеб в продовольственном отсеке. Гиацинтов был явно озадачен.

    — Что-то стряслось? -

    — Да, есть проблемы. Вчера командир говорил на совещании, что, мол, вступать в брак никто не хочет, да детей рожать. Этак скоро и весь экипаж вымрет. А главное — бунт на борту, и весьма серьёзный, в санаторном отсеке. Всем путёвки отменили. Будут с оружием выкуривать. -

    — А корабль выдержит? -

    — Может, что и не выдержит. -

   Николай заволновался. О смерти думать не хотелось. Он занял рабочее место за прилавком, будто ничего не случилось. Главное — сделать вид, что всё по-прежнему...

    — Ну что за жизнь! Скучная, вконец надоевшая, которую охота поскорей дожить! Но умирать почему-то не хочется… -