Сёмина жизнь -2-

II.

Первым Семёна назвал Семафором Диня.
Диня был давним другом, которого Семён знал на протяжении последних лет двадцати своей жизни. Познакомились они ещё в комитете, в начале девяностых, куда Диня перешёл после увольнения с завода.
Тогда всё вокруг разваливалось, и завод не был исключением.
Завод, как и большинство других подобных ему предприятий, выпускал военную продукцию, какую-то электронику для подводных лодок. Диня работал наладчиком, разбирался в электронике, получал хорошие деньги, успел купить стиральную машину «Вятка-автомат» и много разных других полезных вещей.
Семён к тому времени отучился в техникуме, демобилизовался из армии и устроился в комитет монтёром-линейщиком.
Он бегал по этажам, устраняя неисправности в проводке и прикручивая обратно к плинтусу вырванные уборщицами телефонные розетки. А после обеда сидел за старым, видавшим виды столом, и регулировал контакты на дисках таких же древних телефонных номеронабирателей.
С левой стороны стола имелось три шухлядки, в которых Семафор держал инструмент, а с правой, в торце, каким-то монтёром из прошлых времён были проделаны неглубокие отверстия, смысла которых Семён сначала не понял.
Но отверстия имели практическое применение, о чём Семёну рассказал пенсионер и механик местной комитетской АТС Василий Михалыч. В дырку вставлялось шило с нанизанной на его острый конец золотистой клеммой-петушком. Вдавливая шило в отверстие, Михалыч сноровисто распрямлял контакты мягкого и поддатливого «петушка», освобождая зажатые в разъёме, рассыпающиеся медные нити перекушенного провода.
Теперь в расправленные контакты можно было легко вставить новый проводок и осторожным сдавливанием соединить хрупкие миниатюрные половинки с помощью поломанных пассатижей с перемотанной синей изолентой правой ручкой. Со временем отверстие расширялось и углублялось, становилось неудобным и в паре сантиметрах левее Семён делал новую, точно такую же дырку. Сначала у него получалось плохо, он ломал или перекусывал тоненькие «петушки-завёртыши», но постепенно приноровился и начал проделывать эту операцию почти так же автоматически бездумно и отвлечённо, как и Михалыч.
Иногда Семён выезжал за пределы основного здания комитета, чтобы выполнить заявки в других местах. Ему нравились подобные вылазки, в них он чувствовал себя независимым и предоставленным самому себе.
Он любил идти по городу, разглядывая витрины и идущих навстречу девушек.
Если они тоже смотрели на него, Семафор чувствовал себя неловко и быстро отводил взгляд.
Потом он решил, что девушки его всё равно не знают и ему нечего стыдиться, поэтому можно рассматривать их и дальше, с более близкого расстояния, и при этом не обращать внимания на ответные взгляды.
 Но не отводить глаза всё равно почему-то не получалось и Семён ничего не мог с этим поделать.
На самом деле Диню звали Денисом, и был он примерно одного с Семёном роста, но на пять лет старше и на сорок килограмм тяжелее. Да, Диня был настоящим толстяком.
В тот день что-то отмечали, Семён уже не помнил точно что, но по результатам мероприятия ему заехали в глаз.
Вышло это случайно, кто-то честно пытался попасть рукой в рукав куртки, но у него не получилось.
Зато на следующий день левый Семёнов глаз опух и окрасился в багрово-фиолетовый оттенок, а сам Семён получил то самое прозвище: «Сёма-Семафор».
Семафор не обижался на Диню. У всех были какие-то прозвища, и его прозвище было не самым худшим.
Семён никогда не называл Диню другом.
Товарищем – да, но не другом. С некоторых пор понятия «друг» и «дружба» приобрели для Семафора  какой-то другой смысл и вес, стали более значимыми.
У него не было друзей в том понимании, которое он вкладывал в это слово.
Последний его друг – Андрюха, был, скорее, «другом детства», но это другое. Андрюха жил напротив, в четырёхэтажной «хрущёвке», втроём с мамой и бабушкой. У Семёна семья была полной, но не полноценной. Родители постоянно ругались и, в конце концов, развелись, но Семафор не любил вспоминать те времена.
Зато он любил вспоминать, как они с Андрюхой лежали за заборчиком детской площадки и целились сквозь него в воображаемых немцев, а девочка Ира из 12-й квартиры лепила для них красными варежками аккуратные, почти идеально круглые снежки-снаряды.
У Андрюхи был знакомый – дядя Володя по прозвищу «Чемпион».
Он работал на каком-то заводе и частенько захаживал к Андрюхе домой. Сначала Семён думал, что это его родственник, но потом понял, что дядя Володя неравнодушен к Андрюхиной маме и самим Андрюхой интересуется постольку поскольку.
Андрюхина мама была интересной и интеллигентной женщиной среднего возраста, и, сколько помнил её Семён, писала какую-то диссертацию. Ещё она прихрамывала на левую ногу и редко выходила из дому. Дядя Володя был простым рабочим, совсем не интеллигентным, наверное, поэтому у них ничего не получилось.
Он переживал, и даже в присутствии Андрюхи как-то назвал его маму нехорошим словом.
Позже у Андрюхиной мамы появился следующий ухажёр, толстый профессор с тонким голосом, со слов товарища он помогал маме писать диссертацию. Но в эту версию Семафор уже не верил, потому что часто наблюдал, как очкастый профессор по вечерам курит на андрюхином балконе в длинном халате.
Потом исчез и он, а диссертация так и оставалась недописанной.
Но тогда Семён обо всём этом не знал и очень обрадовался, когда товарищ предложил взять его с собой в лыжную секцию, где тренировался «Чемпион» дядя Володя.
Секция находилась в отличном месте, в лесу, и Семафор с удовольствием ходил туда три раза в неделю, включая выходной. У него с детства болели ноги, и лыжные гонки должны были их укрепить.
С самого детства мама обвязывала Сенечке ноющие ноги толстым шерстяным шарфом, предварительно намазав их страшно вонючей мазью. Ноги болели часто, и Семён через какое-то время привык и перестал чувствовать неприятный запах. Врачи говорили, что это «возрастные изменения» и что через время боли пройдут сами.
Так оно и случилось.
Каких либо значительных спортивных результатов Семён не показывал, зато Андрюха оказался хорошим бегуном и даже выиграл пару соревнований. Секция обрастала новыми детьми, как одноклассниками Андрюхи, так и совсем незнакомыми мальчиками и девочками. В какой-то день Андрюха сказал Семёну, что больше не будет посещать тренировки. Семён удивился, но расспрашивать товарища не стал.
Сам он позанимался ещё примерно года полтора и тоже ушёл, но не по собственному желанию, а в результате изменившегося жизненного распорядка. Семафор поступил в техникум и на лес его уже просто не хватало.
Истинную причину, по которой из лыжной секции ушёл Андрюха, Семафор узнал намного позже, от одного общего знакомого.
Андрюхин одноклассник, Вовик Вартынов, которого сам Андрюха и привёл в секцию, постепенно стал обходить Сёминого товарища на соревнованиях.
Андрюха, который до этого всегда был первым, не выдержал конкуренции и решил уйти.
Потом он женился (Сёма был у него свидетелем на свадьбе), потом развёлся, потом снова женился, заимел детей и надолго пропал из жизни Семафора.
Встретились они через много лет, на избирательном участке. Андрюха давно не жил напротив Семёна, но оставался прописан у матери.
Андрюхина бабушка давно умерла, мама наконец-таки дописала диссертацию, но не перестала хромать, а сам Андрюха где-то работал и чем-то занимался. Семёну было совсем не интересно, где и чем.
Но товарищ назойливо лез с вопросами, требовал каких-то телефонов и постоянно чего-то хотел.
Семафор не любил назойливых людей и довольно грубовато отшил Андрюху. Потом ему было неприятно об этом вспоминать, но тогда друг детства просто вывел его из себя.
Семён не хотел говорить о материальном, он хотел вспомнить детство, секцию, общих друзей и их судьбы. Андрюха же цеплялся за его работу и хотел получить какую-то выгоду. Он откровенно раздражал, и Семён просто не мог поступить иначе.
Вовик Вартынов жил в доме за мостом. У него была бабинная магнитофон-приставка «Нота» и Семён иногда заходил к нему послушать музыку. У Вовика была очень добрая и ласковая мама, которая всегда угощала Семафора домашним печеньем в стеклянной тарелке.
Вовик трагически погиб в возрасте двадцати двух лет, свалившись с обрыва, когда перегонял очередную машину.
Он остался в памяти Семафора улыбающимся мальчиком, с постоянно залепленными коньюктевитом глазами, который забавно растягивал слова при разговоре.
Семён часто ходил мимо дома Вовика, но его маму больше никогда не видел.