Однажды на Дворцовой

     Тёмная ночь с её прохладой и тихим шелестом ветра понемногу отступала перед первыми лучами солнца, которые понемногу разгоняли тьму, неся свет и тепло. Скоро всё вокруг окрасится в яркие цвета, стеклянные глаза зданий будут пускать солнечные зайчики, а улицы заполнятся щебетом птиц. Хотя с таким же успехом всё может быстро смениться на пасмурное дождливое небо и свинцовые тяжёлые облака, учитывая непредсказуемость погоды в городе – что являлось одной из его обычных особенностей.

    Но пока на улице погасли ещё не все звёзды, а ветерок гонял по реке с тихим шумом небольшие волны, которые разбивались о гранитные стены берегов. Предрассветная Северная Венеция утопала в небольшом тумане и флёре тишины и покоя, царившем вокруг.

     Невысокий человек в тёмной одежде и клёпанной косухе, разрисованной акриловым баллончиком, – единственный, кто в такое время находится на набережной.Облокотившись огранит, разделяющий дорогу от реки, он осматривал столь знакомые ему виды, стараясь вобрать в себя как можно больше увиденного. Хоть он и жил в этом городе уже давно и не в первый раз прогуливался по этим местам, но они никогда не наскучивали. Более того, периодически открывали ему что-то новое  и всегда – вдохновляли в плане работы своим видом и красотой.

     Взгляд снова направляется на плывущую под ним воду, покрытую рассеивающимся туманом, скользит по противоположному берегу. За более, чем полтора десятка лет, что он жил в городе, тут изменилось многое. Что-то исчезло, что-то добавилось. Но ещё больще осталось прежним. И в первую очередь – дух Петербурга. Его архитектура и памятники, даже дворики, многие из которых пропитаны какой-нибудь историей или легендами. Погода, благодаря которой все могут быть одеты в разную одежду и при этом быть под стать ей. Менталитет людей. Стоит всего лишь перестать спешить, остановиться хотя бы на пару минут и оглядеться вокруг, пообщаться с жителями.

     Петербург представлялся ему одним из тех мест, где лучше всего работать, творить и создавать. И местом, где можно оказаться в сказке, которая у каждого была своя. В его случае она была по большей части мрачной, как у Достоевского, промозгло серой, но всё же привлекательной и любимой.

     Порыв ветра обдал его утренним холодком, растрепав ещё больше чёрные волосы и вернув к реальности. Вспомнив, что его ждёт приличная дистанция до пункта назначения, он натянул капюшон толстовки на голову, поправил куртку и, взяв прислоненную рядом гитару в чехле, направился туда.

    По пути ему на глаза попались несколько рыбаков, ловивших рыбу кто с одного из многочисленных мостиков, кто с набережной. Но чем дальше шло время и дорога, тем больше становилось людей. Часть спешила на работу или с неё домой после ночной смены, другая – в школу или университет, третья, не менее сонная, вела своих детей в садик. Поприветствовав уже ставшего знакомым добродушного и разговорчивого дворника, парень переходит дорогу и шагает прямо в толпу промоутеров. Точнее сказать, пытается скорее прорваться через них. Но в итоге всё же набирает кучу листовок и визиток.

     Мимо проходит уже всё больше людей, немалая их часть просто торопится куда-то, мало что замечая вокруг. Но вот, после поворота направо у пересечения Невского и Большой Морской появляется впечатляющих размеров Арка штаба. А после прохождения через неё и место, ради которого преодолевалась вся эта дорога – Дворцовая площадь.

    Пройдя ещё немного, он доходит до своего любимого места, где поменьше поток спешащих за чем-то таким неуловимым людей. Сняв капюшон и устроившись на поребрике, осматривает местность. Взгляд скользнул по колеснице с воинами и богиней победы, длинному полукруглому зданию светлого цвета, колонне. Недалеко, как всегда, расположились пустая карета, парочка в костюмах Петра Великого и Екатерины, понемногу подтягивающаяся к своему любимому месту молодёжь со скейтами и роликами.

    Раскрыв чехол, он достал из него довольно старую гитару. Провёл любовно ладонью по корпусу, который весь испещрён царапинами и покрыт наклейками с маскотом Эдди. Затем левая рука устраивается на грифе, в то время, как правая – на струнах над резонаторным отверстием. И уже через пару секунд начинают извлекаться первые звуки, превращаясь в одно из творений Брамса, пятый венгерский танец.

     А мимо всё идут и идут люди, по большей части просто прогуливаясь и фотографируясь на площади, занятые своими заботами и разговорами, не всегда обращая на него вниманием или задерживаясь ненадолго у сидящей фигуры. Многие представляют собой просто не запоминающиеся фигуры, так же быстро растворяющиеся в массе, как и появляющиеся из неё. Но попадаются и те, кто встречается ему тут довольно часто. Например, смуглый высокий брюнет или кареглазая стройная блондинка. Такие, как они, стали одними из его самых постоянных слушателей, своеобразной аудиторией, наблюдающей издалека – за ним, играющим почти всегда на одном и том же месте. За ним, делающим это для себя, а не заработка, как большинство уличных музыкантов.

    Одна мелодия сменяется другой, снова и снова. Преимущественно это классическая музыка, хотя иногда она сменяется и на такие жанры, как джаз или блюграсс. А в голове, как и порой до этого, возникают вопросы вроде того, что думают окружающие о нём, насколько им нравится его исполнение, считают ли они всё это действо странным. Но они быстро исчезают, забываясь, пока он продолжает своё дело.

     Вскоре появляется ещё один человек, девушка в очках и с копной каштановых волос, на вид лет семнадцати. Она тоже из числа тех, кто частенько любит тут гулять. И быть в числе тех, кто порой задерживается рядом с ним. Но на этот раз она пришла не с пустыми руками, да и явно не только для того, чтобы послушать его.

     Расположившись недалеко, она кладёт на землю жёсткий кейс и, открыв его, начинает в нём рыться. И вот, когда он начинает очередное произведение, «Foxy Lady» Джимми Хендрикса, намереваясь уже закругляться, то к звукам гитары присоединяются и скрипичные. На секунду замешкавшись и взглянув удивлённо на девушку, быстро подхватившую знакомую и ей мелодию, он снова продолжает, улыбнувшись себе под нос.

     А Хендрикс сменяется на «Child in time», где верх понемногу начинает брать скрипка, из-за чего парень немного начинает нервничать. Но снова возвращает себе лидерство, начав играть уже более тяжёлую музыку в лице группы Muse. Ноты сменяют друг друга, ускоряется композиция, пальцы рук всё резче скользят по грифу, пока не подходит к концу и это.

     Заканчивают они сообща, вместе сыграв «К Элизе», уже без негласного соревнования. Уже оказались отыграны последние аккорды, инструменты зачехлены, а небольшая аудитория, успевшая собраться недалеко, расползаться.  Разошлись каждый своей дорогой и парень с девушкой.

     Когда ещё получится им вновь пересечься? И будут ли ещё они снова что-нибудь исполнять вместе? Хотя, какая разница? Ведь главное заключалось в процессе игры и том, что он приносил чувство эйфории и радости, вызывал улыбку у наблюдателей, вдохновляя на что-то новое и желание творить дальше. А такое удаётся прочувствовать нечасто.