Кофе на площади Сан-Марко

Наконец с экскурсиями покончили.

Два-три часа свободы - и не где-нибудь, а в Венеции. Могло ли быть что-то прекраснее?

Задача номер один - оторваться от «одногруппников» - туристов из той же самой группы. Они очень любили «садиться на хвост», уверенно заявляя, что идут со мной. Дескать, по магазинам надо, то-се, туда-сюда, а ты же языки знаешь? Да? Ну вот и умница, вместе походим, ты попереводишь нам…  После этого можно было даже не мечтать прогуляться своими, заранее любовно намеченными маршрутами.
Пара ловких маневров, узкие лабиринтные улочки Венеции – вуаля, либерте! Ариведерчи, до вечера, до встречи в гостинице, дорогие мои! Опьяненная воздухом свободы, я храбро ломанулась в первый же «таинственный» переулок. Как потом выяснилось, с риском, если не для жизни, то для кошелька уж точно.   В тот же самый день, в одном из чудесных венецианских лабиринтов была ограблена пожилая немецкая фрау.
В переулках туристов было поменьше. Кое-где вообще ни единой живой души. Видимость, разумеется: периодически в глухой каменной стене распахивалась дверца самого что ни на есть старинного вида. Но выходил оттуда не Казанова в полумаске, не контрабандист и не дама под вуалью, а всего-навсего дяденька офисного вида. Или грузно вываливалась, как куль с мукой, пожилая итальянская матрона, с пучком седых волос на затылке, в полосатом фартуке.  Один раз, когда я задержалась, чтобы повнимательнее рассмотреть дверную ручку – курчавую голову мавра с кольцом в носу – внезапно выскочивший гражданин чуть не снес меня к противоположной стене улицы.
Из переулков я попадала  на оживленные перекрестки, где курчавые зазывалы приглашали в едальни, льстиво выкрикивая «Белла! Белла!» и делая призывные жесты (черт возьми, приятно, даже если врут.  И ведь не беллоной же называют… ). С перекрестков устремлялась на мостики, разглядывая проплывавшие под ними гондолы с разношерстной интернациональной публикой. Некоторые торжественно чокались пластиковыми стаканчиками с шампанским. Самые лихие и разгульные заказывали гондолу с музыкой – певцом и аккордеонистом - и дружно подпевали толстенькому сеньору в шляпе, выводящему «Санта Лючия».
Попутно я подвергала тщательному досмотру все палатки с карнавальными масками. Непременно хотелось что-нибудь особенное… Венецианское такое. Ну, вот, к примеру, Доктора Чуму с длинным носом. Надеть на себя  это уродство, задрапироваться черным плащом, треуголку на макушку…  Или стать сиренево-серебристой принцессой, придумать сложную кружевную вуаль. Я примеряла маски, тщательно вглядываясь в маленькое зеркало, откуда таращились незнакомые физиономии с испуганно-заинтригованным взглядом. Среди великолепия из папье-маше притаилась совсем уж нелепая маска Микки-Мауса, наверное, специально для патриотичных туристов-янки.
В итоге развязать кошелек с дублонами соблазнил маленький Джокер-Арлекин с золотистыми бубенчиками на колпачке и глумливой улыбкой. И еще черная полумаска, усыпанная блестками. Вечером, в гостинице, я примерила ее, обмотав вдобавок голову алым шарфом, и  подумала, что на Хеллоуине, пожалуй, отхватила бы один из призов – настолько впечатляло отражение.
Наконец, устав от бесконечного каменного лабиринта с его магазинчиками, кафе, масками, туристами, официантами и гондолами, я вышла на площадь Сан-Марко. К тому времени погода уже совершенно наладилась. Венеция отряхнула промокшие  кружева, навела глянец и кокетливо улыбнулась туристам. Толпы народа штурмовали обзорную башню, стояли в очереди в базилику Сан-Марко,  пастухи-гиды гнали увлекали за собой разноязыкие стада, нагло попрошайничали белоснежные голуби, и над всем этим круговоротом неслись переливы музыки.
Музыка… Вот тут-то мне и показалось, что я слегка, самую малость, схожу с ума. До меня долетали звуки вальса из «Берегись автомобиля!». Услышать мелодию из старого советского кинофильма на венецианской площади – это сильно!.  Первая тревожная мысль  -  о слуховых галлюцинациях и внезапном помешательстве.  Ее сменила гневная – о неких бессовестных плагиатчиках, непонятно с чьей стороны. Разгадка, как обычно и бывает, оказалась донельзя банальной. Перед знаменитым кафе «Флориан» сидела группа музыкантов в черных бабочках и наяривала на скрипках и альтах мелодии для руссо туристо. «Берегись автомобиля» сменил «Иван Васильевич…».  Затем послышалось нечто, напоминающее «Служебный роман». 
Безумно захотелось настоящего итальянского кофе. Положим, я его пробовала не далее, как вчера, в Вероне. Но сколько ни выпьешь – все на один раз. Твердо решив пуститься во все тяжкие, я стала припоминать, что именно знаю о кафе «Флориан». Услужливая память мигом вытащила на свет Божий страничку из путевых заметок Дины Рубиной, о ее путешествии в Венецию с дочерью Евой и триумфально-скандальном посещении вышеупомянутого кафе. Там им вкатили счет за прослушивание живой музыки, сопоставимый с ценой билета на самолет.  Действительно, это оно, кафе «Флориан», куда захаживал Байрон, самое старое в Европе, роскошное и элегантное. Кафе, где призывно поют скрипки, где официанты обслуживают тебя как герцогиню и – элегантно облегчают твой карман.
Вот тут-то и началась борьба за бессмертную душу туриста. Холодная жабья лапка взяла меня за шкирку и запретила даже думать о подобных безумствах (так и хотелось добавить – «в то время, как в Африке голодают негритята…»). Призрак Казановы витал в атмосфере и укоризненно качал головой: дескать, ай-яй-яй, скупердяйство какое, и не ты ли позавчера спускала деньги в Монте-Карло? Ну и что, что только три жетона? Заткнуть обе сущности возможным не представлялось.
А скрипки тем временем запели что-то совсем уж невообразимо романтичное, никак не связанное с советским кино. Небо стало нестерпимо-лазурным, и белые голуби взмыли в эту ослепительную лазурь, и японские туристы, как волчки, крутились во все стороны, щелкая фотоаппаратами… Прикрикнув мысленно на жабу и Казанову, я вышла из каменной галереи и свернула в ближайший переулок, где в первом же кафе потребовала кофе и пуховую булочку на вынос. Вернулась к «Флориану», уселась неподалеку на ступеньках и стала смаковать кофе, постукивая балеткой в такт скрипкам, чувствуя себя, по меньшей мере, герцогиней, а может, чем черт не шутит,  принцессой, Одри Хепберн в «Римских каникулах». И это были самые лучшие пятнадцать минут за весь долгий венецианский день.