Грядущее Н. М. Кожуханов Глава 4 Странники

«И дам двум свидетелям Моим, и они будут пророчествовать тысячу двести шестьдесят дней, будучи облечены во вретище.
Это суть две маслины и два светильника, стоящие перед Богом земли.
И если кто захочет их обидеть, то огонь выйдет из уст их и пожрет врагов их; если кто захочет их обидеть, тому надлежит быть убиту».
Стих 3, 4, 5, глава 11 Откровение Иоанна Богослова

Глава 4. Странники

И был день. Я стоял в поле, которое поросло чертополохом и прочей сорной травой. Земля была сухая. Невдалеке от меня стоял одноэтажный дом. Хотя правильнее его было назвать бараком. Вокруг него был сад, в котором стояло множество сухих яблонь, но были и такие, на которых еще сохранилась частично листва. Было душно, в траве стрекотали кузнечики, стояло настоящее пекло. Вблизи дома бурьян практически вырос с саму постройку.
И я двинулся по полю к бараку. Сухие стебли травинок больно кололи, словно иглы, проникая через ткань брюк. Стрекот кузнечиков нарастал. Внутри меня рождалось странное чувство, с одной стороны, любопытство, с другой – предчувствие чего-то плохого.
Окна дома были заколочены досками, а в некоторых местах и большими листами фанеры или оргалита. С невысокой крыши вспорхнула какая-то серая птичка, наверное, воробей. А с ветки одной из яблонь подала голос старая серо-черная ворона. Скрежетание ее голоса диссонировало какофонии кузнечиков. Я вздрогнул и на мгновение остановился, услышав неприятный звук.
Вот и дом.
И я с трудом стал пробираться, разрывая руками стебли сухой травы, переплетенной в тугие косы. В нос попала пыль и я чихнул. Трава вплотную подступала к дому и упорно не хотела пропускать вперед. От работы на моем лбу выступил пот. Дыхание сбилось.
Наконец, я прорвался к одному из окон. Дернул руками лист фанеры. Оказалось, он практически не закреплен и я вместе с ним отлетел обратно в густую высохшую повитель, улегшуюся поверх сухостоя.
Встав, я отряхнулся.
– Твою душу! – выругался я, когда заметил на моей ладони глубокий порез и кровью запачканные брюки.
У чернеющего проема на меня нахлынули смешанные чувства радости и страха. Подоконник был невысокий, поэтому я беспрепятственно проник внутрь, перешагнув через него, и попал в небольшую пустую комнату, стены которой были поклеены отходящими от нее выцветшими желтыми обоями, с каким-то причудливым рисунком.
И я прошел ее и вышел в темный коридор. Тут меня в затылок кто-то ударил. Я понял, что падаю.
Я проснулся.
Открыв глаза, я увидел недовольное лицо Фреда, который трепал меня за грудки.
– Слава судье, проснулся! Нам нужно поторопиться, если мы хотим успеть за странниками. Я видел двоих из них.
Тело ужасно замерзло. Руки и ноги задеревенели. Мой разум не сразу принял действительность, отказываясь верить, что события прошедшего дня и нынешнее мое место и время пребывания реальны, а не часть сна.
Когда мы оказались на улице, мне показалось, что там стало намного светлее. Серый цвет уже не казался таким унылым и монотонным. Он словно заиграл разными оттенками. Ветер дул мне в лицо, сметая остатки сна. Я чувствовал в каждой клеточке своего тела усталость и боль, но от этого был только счастлив. Если у тебя что-то болит, значит, ты еще жив.
Фред не был настроен на разговоры, он тут же отвернулся и быстрым шагом направился к выходу. Я последовал его примеру, что далось мне с трудом.
Как же так вышло? Вот живешь себе, работаешь, воспитываешь ребенка, а потом раз – мир выворачивает наизнанку все, что было тебе привычно. Законы, по которым ты жил, превращаются в пустой звук. Цели, которых ты пытался достичь, рассыпаются прахом. А виной тому чье-то безумное решение нажать на «красную кнопку». И вот здравствуй, первобытный строй. Хотя нет, общество и цивилизация все-таки еще сохранились.
Мальчик стал ускоряться. Я же и в прежнем темпе еле за ним поспевал. Сил на рывок не было и расстояние между нами стало медленно, но уверенно увеличиваться. Я окликнул Фреда, но ветер унес мои слова и мальчик не услышал меня. Через какое-то время усталость и колющий бок заставили меня остановиться.
«Да, нельзя недооценивать детей. Кажется, он еще маленький, а на деле, меня, взрослого мужика, как нечего делать обогнал».
Наконец Фред заметил, что я отстал, и остановился, ожидая, когда я его нагоню.
– Валера, я ожидал от человека «из-под времени» большего, слабоват ты оказался.
Слова Фреда меня задели, но обижаться на них не было времени.
– Да уж, давно не бегал!
– Вон там странники. Сейчас они подойдут к углу дома, – сказал мальчик, махнув рукой в сторону дома-великана, который был наполовину разрушен и стоял от нас на удалении трехсот-четырехсот метров.
– Вот и замечательно. Побегу за тобой и дальше.
Но парень не спешил бежать.
– Я должен тебе кое-что сказать, – немного смутившись, сказал мальчик.
– И?
– Я о торгах со странниками. У меня ничего нет, что им можно предложить, да и у тебя тоже. Но ты торгуйся едой, водой или оружием, которое они получат в моем секторе. Можешь пообещать им уплату налога за проход через нашу зону на два цикла вакцинации.
Я по сути понятия не имел, чем мне предстоит торговаться, но уяснил, что без странников нам не выйти из проклятой пустоши. У меня возникал только один вопрос – если у нас ничего нет, то с чего странникам нам верить, где гарантии того, что мы не обманем?
– А с чего ты взял, что эти странники мне поверят?
– Будь убедительным и будем надеяться, что нам повезет. Пообещай им в качестве залога твою и мою свободу.
Слова мальчика звучали резко.
Я кивнул головой, и мы снова пустились в путь. Бежать стало намного легче. Тело успело привыкнуть к нагрузке и все реже давало о себе знать в виде покалываний в боку. Мы завернули за угол и я увидел странников.
Две бесформенные фигуры виднелись на расстоянии полусотни метров впереди. Именно в этот момент я задался вопросом:
«Как следует говорить с ними? С чего начать разговор?»
Я же толком ничего не знал об этом мире. Ни его традиций, обычаев, ни манеры поведения. Та реальность, к которой привык я, жила по законам и была предсказуема. На то и государство, чтобы делать нашу жизнь прогнозируемой и стабильной. Как общаться с людьми в мире, где тебя могут взять в рабство и продать, как вещь или просто лишить жизни?
– Как мне начать разговор? – спросил я, переходя на ходьбу.
– Привлеки их внимание, окрикни, а когда тебя заметят, иди к ним с поднятыми руками. Так будет безопаснее для тебя и меня, а то могут стрельнуть.
– Вовремя ты вспомнил о безопасности. Мог бы и раньше сказать, – упрекнул я Фреда.
– Подойдешь, назовешься и скажешь, что ты хочешь.
– А что я хочу?
– Мы хотим добраться домой в сектор семь.
– А что насчет номеров, у тебя он есть, а у меня нет?
Мальчик задумался.
– Ну, назови только имя, думаю, этого будет достаточно. Они вообще-то немногословны. Так что все будет нормально.
«Да уж, будем надеяться».
В тот миг я подумал о своем сыне и решил, что он бы не смог сделать в такой ситуации и десятой части того, что делал Фред. Общался и мыслил мой новый знакомый как взрослый человек, хотя некоторая детская наивность все еще сохранилась в нем. И все же уже не было больше в мальчике ребенка, видно, в сером мире нет места детству. Из-за того, что мой сын был просто ребенком, мне вдруг стало стыдно перед Фредом, который был лишен этого счастья. Неожиданно я почувствовал свою вину за то, что дети будущего так быстро взрослеют. И пусть не я бомбил Россию, но мной ничего не было сделано, чтобы это предотвратить. Хотя, что может изменить такой обычный человек, как я?
Предстоящая авантюра все меньше и меньше нравилась мне, но отступать было поздно. Да и других вариантов, как добраться домой, у меня не было.
Больше поговорить нам не удалось. Нас заметили. Один из странников остановился и повернулся к нам. Он тут же окликнул второго и направил на нас свое оружие. Я благоразумно поднял руки вверх, как и Фред, но он это сделал на мгновение раньше меня.
Из кожуха второй странник достал бинокль. Он рассмотрел нас, после чего махнул нам рукой, предлагая подойти. Когда до странников оставалось метров десять, один из них поднял руку вверх, приказывая нам остановиться.
С близкого расстояния мне удалось разглядеть этих людей. Они были одеты в маскирующую одежду защитного цвета армейского образца, с множеством кармашков, которая имела мешковатый внешний вид. Одежду странников подпоясывал широкий армейский ремень, его бы я ни с чем не спутал, так как полтора года сам носил такой. На нем крепились кобура, по паре кожухов, фонарь и чехлы с ножами. На их спинах были среднего размера рюкзаки, о содержимом которых я мог только догадываться. На ногах у них были обуты берцы. Хотя их лиц почти не было видно, но я понял, что один из них – мужчина, а другой – женщина. Возле странников стояла тележка, накрытая грязным брезентом, в которую были запряжены семь собак. Я не очень разбираюсь в породах, но, по-моему, это были лайки или хаски. Мужчина держал на изготовке странного вида винтовку. У нее была визуально сильно утяжелена дульная часть. Женщина просто смотрела на нас, держа в руке бинокль.
Чем ближе мы приближались к странникам, тем более неуверенно я себя чувствовал. Щемило в груди, рот пересох, в руках появилась легкая, предательская дрожь. Я не переговорщик и не дипломат, оружие же, направленное на нас, могло в любой момент выстрелить.
Порывистый ветер дул нам в лицо, кидая пригоршни песка прямо в глаза. Из-за этого они стали слезиться, по крайней мере, у меня. Фред шел позади и о его присутствии я знал только по звуку шагов паренька.
Дальше все происходило так, как мы с Фредом и предполагали. Я сказал, что нам нужно попасть в зону семь, представился сам и за мальчишку, сказал, что готов заплатить едой или водой по прибытию на место. Про гарантии в случае неисполнения нашего поручения я говорить не стал, сама мысль стать рабом повергала меня в глубокое уныние. Вообщем мне даже подумать было противно о возможных неблагоприятных последствиях. Странники слушали меня молча, пристально глядя на нас.
Когда я закончил, они переглянулись. Мужчина что-то негромко сказал женщине. Она так же неразборчиво ответила ему, после чего задала вопрос мне:
– Как вы тут оказались?
Вопросов я боялся больше всего. Меня пробил холодный пот. Я почувствовал себя учеником, который не выучил урок. Вообще в школе был хорошистом, но когда ее окончил, мне долго снились сны, даже тогда, когда стал работать, что стою перед школьной доской и не знаю, что ответить учителю.
«Как ответить на вопрос, ответ на который не знаешь?»
Ситуацию спас Фред.
– Валера, говори им правду, все равно они все узнают. Расскажи им, как мы убегали от собак, как попали в бурю.
Теперь мне оставалось только включить фантазию, что я и сделал. Когда мой рассказ был окончен, по лицам странников мне стало ясно, что их удовлетворила моя история.
– Осмотри их, – скомандовал мужчина.
Женщина сняла защищающую ее лицо повязку и подошла к нам. Она стала бесцеремонно ощупывать нас. Начала она с меня. Вблизи я рассмотрел ее получше. На вид она была мне ровесницей, черты ее лица были немного грубоваты, а на правой скуле красовался старый шрам. От нее довольно сильно пахло какими-то духами. Если в обычной жизни это не вызвало бы у меня никакого удивления, то в мире после ядерного удара это казалось каким-то гротеском. Не обнаружив ничего интересного, она сказала:
«Смотри вперед и стой на месте, не двигаясь».
Сама же пошла к Фреду.
Закончив досмотр, она направилась к мужчине.
– Хорошо, следуйте за нами, – сказал он, поворачиваясь к нам спиной. – Ближе чем сейчас не подходите, если только мы вас сами не позовем.
Так мы и шли по мертвому городу, дважды останавливаясь на большие привалы, когда не только ели, но и спали. От Москвы остались руины. Редкие дома сиротливо возвышались над холмистой пустыней, где ничего не росло и ничего живого не обитало. Они выплывали из серой дымки, как айсберги в океане.
Дымка напомнила мне о тумане, и я содрогался от мысли, что он может вернуться и, поглотив нас, бросить на бетонную плиту, лежащую на рельсах метро возле станции «Выхино».
Собаки неспеша шли, таща, видимо, нелегкую телегу.
«Интересно, что скрыто под брезентом?»
Пока шли, мы разговорились с Фредом. Говорили о разном – простом и сложном.
– А как вы отличаете день от ночи? – поглядывая искоса на паренька, спросил я.
Фред непонимающе посмотрел на меня.
– Что такое день и ночь?
– День – это когда светло и на небе солнце, а ночь, когда темно и светит луна.
Фред пожал плечами.
– У нас тут нет ничего такого. Всегда так, как сейчас. А небо и земля постоянно одного и того же цвета.
Это было странно. Даже если на небе была плотная завеса облаков, что стало результатом взрыва, они хоть как-то должны были бы меняться: там, где они были бы гуще, то выглядели темнее, где тоньше – светлее. Да и в разное время суток они должны были отличаться друг от друга.
Фред о чем-то задумался, а потом спросил:
– Расскажи мне, а каким был мир до того как распустились красные тюльпаны и вырос мертвый гриб?
Простой вопрос, но что ответить на него ребенку из такого вот будущего.
– Он был… Он был понятным, а еще уютным. Наверное, мы жили в лучшее время, какое только было в истории нашей страны. Были государства, в которых жизнь была совсем плохой, да и в России, эта наша страна, тоже было не везде одинаково. Но я жил в Подмосковье, Москве и сам не понимал тогда, как мне повезло. Время, в котором мне довелось жить, было золотым, а место – тихой гаванью среди бушующего моря. Я и люди вокруг просто не понимали этого. Но так уж у людей заведено: человек не может понять, когда он счастлив, до тех пор, пока не лишится его. Поэтому счастье для нас – это или то, что уже было, или то, что еще только будет.
Я с сожалением вздохнул, осознав смысл того, в чем только что признался Фреду.
– Вот вспоминаю уроки истории в школе, это место, где детей учат жизни. Нам рассказывали о князьях-правителях, их жизни и поступках. Это были люди, имевшие власть и могущие позволить себе очень многое. Как понимаешь, таких было мало в стране. И вот что я тебе скажу: в то время, когда началась война, вокруг меня каждый пятый был как князь. Человек в мое время мог позволить себе путешествовать куда захочет, иметь квартиру и загородную дачу, ездить по дорогам на машине, есть по три раза в день и работать там, где захочет, и не от заката до рассвета, а каких-то восемь часов в день. Да, у нас было все. Сто, пятьсот, шестьсот лет назад только правители, да приближенные к ним люди могли позволить себе такое.
Фред определенно понимал далеко не все, что я говорил, но моя речь затронула его до глубины души.
– Мы, конечно, все время возмущались, плакались, как нам плохо, что все не так, все кругом идиоты и воры. Человек был ненасытным, недовольным животным, которому были открыты тысячи путей и он мог выбрать себе любой из них, стать тем, кем он хотел. Многие воспользовались возможностями, а кто-то продолжал ныть, жалеть себя и проклинать успехи других. Конечно, была в нашем мире и несправедливость, когда, наворовав, человек становился уважаемым, добивался хорошего положения в обществе. Всякое было. Но самое главное – это то, что при всех минусах, каждый из людей не был рабом, был свободен быть тем, кем хочет, и делать то, что ему интересно.
Фред восхищенно смотрел на меня.
– В том мире был свет, тепло, было чисто. Нас окружала жизнь. Кругом росли зеленые деревья, кусты, трава под ногами. Небо было голубым, как и вода в реках, озерах и морях. Земля была плодородной. Копни лопатой и вот тебе картофель, морковь, другие овощи, протяни руку – и сорвешь с ветки яблоко, персик, абрикос, любой фрукт. Но что теперь об этом говорить. Теперь все по-другому.
– Еда, свобода, тепло! – с восхищением прошептал парень.
– Да.
Фреда очень интересовало прошлое. Какие были люди, что ели, что пили, во что одевались, как отдыхали. Больше всего он проявлял интерес к тому, как мы путешествовали и на чем ездили. Я рассказывал и рассказывал, совсем забыв о том, что и у меня тоже было много вопросов к нему. Когда говорил, то мне становилось легче, казалось, что со мной рядом идет не мальчик из будущего, а мой любознательный сынишка, и мы гуляем серым ноябрьским вечером по готовящемуся ко сну городу.
Так длилось какое-то время, но после второго привала, во время которого полагался сон, настроение Фреда резко изменилось. Он все больше молчал, как мне показалось, заболел. Цвет его лица приобрел зеленый оттенок, губы пересохли. Теперь идти он мог только через силу, еле волоча ноги. Я же, напротив, чувствовал себя хорошо.
«Если так пойдет дальше, то мне нужно будет взять парня на руки».
Это было вполне мне по силам.
Странники шли сейчас далеко впереди нас, из-за усталости Фреда мы отстали. Они практически не говорили ни с нами, ни друг с другом. Иногда мне казалось, что эти люди и не люди вовсе. Я не видел, как они ели, хотя нас они кормили. Правда, воду пили довольно часто. Я даже стал про себя называть моменты, когда они останавливались и пили, – заправками. Так машина заправляется бензином, а у странников для этого была вода.
Научиться отмерять время мне так и не удалось. Жил в вечных сумерках, но наши попутчики, видимо, имели какие-то ориентиры. Спящими я их не видел даже во время стоянок, когда мы с Фредом ложились прикорнуть.
Иногда в пути они останавливались и подолгу озирались по сторонам, будто чего-то ища. Случалось, что такие остановки делались сразу после того, как мы пускались в путь после передышки. Бывало разное, на что объяснений я найти не мог.
После последнего отдыха мы уже прошли довольно приличное расстояние, дом, у которого мы отдыхали, давно потерялся в дымке. Сейчас вокруг нас было покрытое холмами пустое пространство, где хозяйничал одичавший и злой холодный ветер.
Именно в этот момент Фред свалился на землю, как подкошенный серпом стебель ржи или пшеницы в поле.
Я склонился над мальчиком, пытаясь понять, жив ли он.
Фред прерывисто дышал, его глаза закатились. Я подхватил ребенка на руки. Его тело стало содрогаться в конвульсиях. Я растерялся и присел с ним на землю. В медицине мои навыки были невелики – пришел в аптеку, купил лекарство, которое прописал доктор, смазал порез йодом, перевязал рану, вот и все. А тут ребенок дергается у тебя на руках, его ноги, руки, голова ходили ходуном.
– Постойте! – окликнул я странников. – Помогите мне! Ребенку плохо!
Странники остановились. Женщина что-то сказала мужчине и побежала в нашу сторону. Я и глазом не успел моргнуть, как она оказалась возле меня. В ее руке был зажат какой-то странный предмет, вроде колбы с иглой.
Она опустилась на землю и воткнула иглу в шею ребенка, а потом нажала на кнопку в верхней части колбы. Жидкость медленно перекочевала в тело мальчика. Странница взяла ребенка из моих рук и прижала к себе. Спустя пару секунд мальчик перестал содрогаться, открыл глаза и судорожно вдохнул воздух.
– Слава Богу, – выдохнул я с облегчением.
Странница не сводила глаз с ребенка.
– Что с ним случилось?
Женщина не ответила, но подал голос Фред:
– Все хорошо, я готов идти дальше.
На деле парень не смог даже встать на ноги. Женщина продолжала неотрывно смотреть на ребенка. Я же встал и переминался с ноги на ногу.
– Собаки чуют мертвеца, – негромко сказала она.
– В смысле?
Женщина ничего не ответила, а только залезла к себе в карман и достала оттуда цепочку, наверное, из серебра, с нанизанными на нее маленькими фигурками и монетами со странным рисунком. Она надела ее на правое запястье мальчика, недовольно покачивая головой. В этот момент я заметил, что и у самой странницы на руке такая же цепочка.
– Спасибо, – сказал Фред и совсем как обычный ребенок расплылся в добродушной улыбке.
– Пока поедешь на повозке, – приказным тоном сказала женщина мальчику и, поднявшись, держа его на руках, пошла к мужчине.
– А я?
– Ты пойдешь, как шел, – бросила женщина через плечо.
Мне ничего не оставалась делать, как подчиниться.
Мы продолжили путь. Но теперь многое изменилось. Фред постоянно был со странниками, а меня не подпускали к нему ближе, чем на десяток метров, что была зоной личного пространства странников. Его стали чаще кормить. Женщина иногда говорила с ним. На одном из привалов даже разожгли костер и сварили ему манную кашу на воде. Дрова для огня раздобыли, откопав их из земли. Странники как будто знали где копать.
Наблюдая за собаками, я подмечал, что они продолжали странно себя вести: то озирались по сторонам, вставая на месте, как вкопанные, то начинали чуть ли не бежать вперед, так, что странникам приходилось их одергивать. Теперь мне стало ясно, с чем были связаны наши неожиданные остановки, что случались ранее. Это не странники чудили, а их домашние питомцы. В какой-то момент мне даже стало казаться, что не странники ведут нас через мертвую пустошь, а их собаки.
Странники часто смотрели себе за спину, поглядывая то ли в мою сторону, то ли куда-то вдаль. Что это значило, я не понимал, но это меня настораживало. Я тоже начал периодически останавливаться, прислушиваться и озираться. Но ничего, кроме завываний ветра, не услышал.
Теперь мне была отведена роль изгоя, что задевало мое самолюбие, но это не страшно, ведь любые испытания на шаг приближали меня к моей семье.
Я представлял как побегу к сыну и жене, увидев их среди руин родного города, бредущих в никуда, потерявших надежду и опустивших руки, готовых смириться с нерадостным будущем, как они обрадуются мне, как заплачет жена, как я подхвачу сына на руки и, закружив, подкину его к небу, а он станет смеяться. Пусть наш мир сгорел в пламени ядерного огня, но не сгорели мы, люди. А значит, есть надежда на будущее, есть куда идти и к чему стремиться. Мы выживем, и все будет хорошо, ну, может быть, не у всех людей, но у моей семьи точно все будет замечательно. Пускай не так, как могло бы быть до войны, но тоже неплохо. Ведь мы будем рядом, вместе.
Мне очень хотелось верить, что будет именно так, как я мечтал. Хотя другая моя часть насмехалась надо мной и твердила, что мне не то, что домой, даже эту пустошь пройти не получится. А если и выйдет, то, попав к себе домой, я не найду там живых, и лишь одиночество будет моей спутницей до тех пор, пока не передаст меня своей сестрице – смерти. Я отмахивался от этих мыслей и шел вперед.
На одном из долгих привалов мне опять приснился сон, в котором я шел к странному дому, слышал ворону, пробирался через сухой бурьян, проникал в пустую комнату и опять был вырван из сна, разбужен странницей. Что значил сон, я не знал, но мои видения были очень важны, так мне казалось. Только б знать, в чем их важность?
В какой-то момент мне показалось, что я научился различать моменты, когда сумерки, окружающие нас, становились немного темнее, а потом чуть ярче, но, может быть, это были простые иллюзии, рожденные в уставшем разуме одинокого человека, который ищет дорогу домой.
Мы огибали очередную, ничем не приметную, полуразрушенную многоэтажку, когда странники вновь остановились. Я тоже замер на месте. До моих ушей донесся гулкий, глухой звук, как будто что-то тяжелое рухнуло на землю. Я машинально попятился назад.
Странник, посмотрев в мою сторону, несколько раз махнул рукой, призывая меня скорее подойти к нему. Я направился к повозке. Мне удалось практически дойти до нее, когда до моих ушей донеслось знакомое уханье – поступь стального гиганта крестоносца.
В пару прыжков я перекрыл оставшееся расстояние.
– Живо под брезент, – скомандовал мужчина, при этом на его лице читалось волнение.
«Тебе-то чего боятся?», – хотел было спросить я, но вместо этого пулей залетел в повозку, где уже сидел мальчик.
Рядом с собой я увидел автомат. Это был старый армейский друг – автомат Калашникова. На мгновение присутствие оружия, которым я владею, обнадежило меня.
– Как ты? – поинтересовался я у лежащего по соседству Фреда.
Мальчик не успел ничего ответить, так как женщина цыкнула на нас:
– Молчите, если хотите жить!
Мы лежали на дне телеги, а шаги стального монстра приближались. Знакомый механический гул, который возникал при передвижении его ног, заставлял застыть от ужаса. Я слышал свое частое сердцебиение и стук сердца Фреда, который был тоже безумно напуган.
Тем временем механический монстр подошел совсем близко. Я сжал кулаки, тем самым стараясь унять предательскую дрожь в руках.
– Странники, вы у границы сектора! – раздался металлический голос откуда-то сверху, – идентифицируйте себя!
«А эта тварь еще и по человечески говорить умеет!»
Что происходило дальше, понять было сложно. Монстр больше ничего не сказал, странники тоже молчали. Снаружи слышалось лишь какое-то шуршание и чье-то еле различаемое передвижение.
Страх, который охватил меня, унижал мое достоинство, заставлял чувствовать себя загнанным в угол зверем, но ничего поделать я не мог. Отвращение тонуло в океане ужаса, который заполнил меня без остатка. Мальчик тоже боялся и дрожал.
Я медленно протянул руку к месту, где должна была лежать рука Фреда, нащупал ее. Он тоже сжал ее в кулак, унимая дрожь. Я накрыл своей ладонью его еще такой маленький кулачок и вдруг ощутил, что уже не так страшусь неизвестного ужаса, который ждал нас снаружи. Мои руки перестали трястись, да и у Фреда они больше не ходили ходуном.
«Все будет хорошо!» – решил я и просто стал ждать.
Разговоров больше не было, но уже совсем скоро крестоносец снова пришел в движение и я понял, что он уходит прочь. У меня камень упал с плеч. Когда шаги стального гиганта перестали быть слышны и только ветер принялся завывать свою бесконечную заунывную песню, брезент, нависавший над нами, подняли.
– Вылезайте! – скомандовал мужчина.
Фред и я с облегчением покинули свое укрытие. Мой взгляд скользнул по бесхозному автомату. Это подметила женщина. Она отрицательно покачала головой.
И мы снова шли по пустоши. Теперь мне позволили идти возле повозки, на которой сидел мальчик, свесив с нее ноги и болтая ими, непринужденно глядя по сторонам, будто было на что смотреть. Что бы не случилось, а дети все равно остаются детьми.
Больше я не был изгоем.