Какого цвета весна

Какого цвета весна?.. Не верьте тому, кто скажет – зелёная!
Весна в лесу всегда сначала серая! И серая не от человеческой нечистоплотности и грязи, как можно было бы подумать, нет! Просто серая, ибо таков цвет талого снега в лесу. Мельчайшие кусочки перепревшей коры сыплются с деревьев всю зиму – их роняют птичьи и беличьи коготки, незаметно для глаз опадают невесомые чешуйки промороженных погибших почек, выдуваются ветрами ссохшиеся кусочки мхов и лишайников из брошенных гнёзд, падают и крошатся чёрные сухие хвоинки… Но ничего этого не видно. И только таянье открывает этот налёт. И чем тоньше колкие рваные ошмётки некогда великолепного белоснежного покрова, тем отчётливее этот серый цвет…
А между пористой серостью простирается царство коричневого!
Как и рождение – это вовсе не розовощёкий улыбающийся младенец, а кровавая слизь и чёрный первородный кал меконий, так и истинная весна темна, мрачна, холодна и пронзительно-неприветлива.
Гнилостно-бурый перепревший опад – повсюду! – резко-тёмный после привычного белого или даже серого покрова. И такие же бесцветно-бурые одинаковые стволы, быть может, чуть более светлые, чуть более сизоватые, чем дающая им опору влажно-чёрная земля. Но вот глаз привыкает к внезапной тёмности мира, и начинают проступать оттенки. Где-то просыхающие прошлогодние листья начинают отдавать ржавой красниной, гдё-то уходят в глубокую чернь, где-то белёсеют мутной охрой… Каштановое, карее, иссера-оливковое, бордово-лиловое, рыжеватое, бурое, болотное… Пока это оттенки всё того же коричневого! Лишь изредка блеснёт резко белым отломившаяся берёзовая ветвь, словно выбеленная древесная кость…
Корни жадно пьют воду из набухшей земли, лес полнится дятловой дробью и запахами мхов, запахами жизни… Но где же её цвет?..
Вот он! И вновь это не зелёный! Беловато-канареечные серёжки колышутся в ещё морозном воздухе, трепетно-прозрачные на фоне глубочайшей синевы, – зацвела ольха! А на южной опушке, близ заливного луга, уже набухают мохнатые серо-кремовые бутоны верб. В глубине леса зреют соцветия припозднившихся орешников, - почти такие же, как и у ольхи, только покороче, цвета свеже-проолифенных досок, и лопаются почки кленовой поросли – крохотные, светлые мазки на бесконечном буром фоне… Черёмухи зябко подрагивают сморщенными чуть желтовато-салатовыми листочками.  Коричневая весна становится бледно-жёлтой…
Но земля живёт! Земля дышит, и её дыхание начинает обретать цвет! Что-то неуловимо зеленоватое проявляется на буро-чёрной земле!..
Это неистребимая вездесущая сныть самыми кончиками листьев пробивается из-под слежавшегося прошлогоднего опада! Вслед за ней в низинках и овражках проглядывают из вязкой слякоти влажно-блестящие «розетки» чистяка. Выпрямляются, наливаются соками и цветом перезимовавшие тёмно-зелёные побеги копытня и зеленчука, и даже совсем уж поторопившаяся крапива уже пытается расти на прогретом пригорке и топорщит крохотные ядрёно-колючие резные листочки! И зеленятся тиной и проснувшейся фисташковой ряской лесные озерца и заводи…
Но все вокруг еще тёмно и черно. Подлесок мрачен и гол, и в высоте колышутся лишь нагие мокро-серые ветви...
Едва заметный зеленоватый налет ползет вверх… Вот подернулись моховой зеленью вековые стволы дубов и вязов. Вот пятнистые салатово-ржавые лишайники, напоенные талыми водами, оживились и набухли, добавляя коричневому миру своих оттенков...
Дыхание земли, словно испарения вздыхающих болот, поднимается все выше…
А потом, в одну ночь, в один неуловимый миг, вдруг, расхлестываются листья черемуховой поросли – самой первой, самой ранней, самой желанной! И нежнейшая салатовая дымка расцвечивает лесные дали! И тот, кто замечает это, знает – свершилось! Розовощекий младенец улыбнулся! Впервые! Весна стала зеленой!..