Дела давно минувших дней

Казалось, весь миллионный город обсуждает это происшествие. Еще бы, забеременела восьмиклассница! Подумать только: девчонке еще нет пятнадцати. И ведь из хорошей семьи. Отец – мастер на самом крупном в городе предприятии. Его фотография не сходит с Доски почета. Мать – тоже уважаемый человек, бухгалтер на том же заводе. Да и сама Юля еще недавно была гордостью школы. Как героиня известного фильма: спортсменка, активистка, отличница (ну и красавица, само собой). Кто бы мог подумать, что отчебучит такое? И семью опозорила, и себе жизнь сломала…
   По правде говоря, педагоги сделали всё возможное, чтобы не выносить сор из избы. Они посоветовали Юле избавиться от последствий своего опрометчивого поведения. Директриса лично договорилась с очень хорошим врачом. Девочку обещали поместить в отдельную палату и, если всё обойдется благополучно, выписать из больницы через пару-тройку часов после операции. Но отец Юли – плечистый сорокалетний мужчина – грохнул кулаком по столу: «Черта с два я позволю ей делать аборт. Любила кататься, пусть теперь повозит саночки».
   Вот тогда-то всё и завертелось. Несмотря на то, что беременность еще никак не сказалась на хрупкой Юлькиной фигурке, девочку отстранили от занятий, дабы она «дурным примером не повлияла на одноклассниц». Впрочем, был май, до конца учебного года оставались считанные недели, и Юля с её блестящими способностями без особого труда осилила последние страницы учебников и успешно сдала экзамены. После этого её отчислили из школы.
   А через месяц состоялось бюро горкома комсомола.
  - Ты понимаешь, что твое поведение безнравственно? – сверлил её глазами секретарь.
   - Я полюбила, - тихо ответила Юлька.
   - Это в четырнадцать лет? – издевательски спросил толстый лысоватый мужчина, раздевая её похотливым взглядом.
   - Джульетте тоже было четырнадцать.
   - И чем кончилась эта история, помнишь? – вопрошала молодая женщина.
   - Всё ясно, - поджал губы парень в очках. – Ставь на голосование.
   И Юльку исключили из комсомола. Она не помнила, как дошла до дома и легла на диван лицом к стене. Ей не хотелось ничего видеть и слышать.
   Еще совсем недавно у неё была дружная семья, много подруг. У неё был Костя. А сейчас… Девчонки отвернулись от неё. Лучшая подруга Люська откровенно сказала, что она, Юля, для них теперь неподходящая компания. Родители, раз высказав всё, что думали о её поведении, больше не касались этой темы. Но из дома словно ушло тепло. Теперь здесь не было ни дружеских бесед, ни смеха, ни бесконечных объятий и поцелуев. Всё больше молчание. Юлька понимала, что это она, её из ряда вон выходящее поведение разрушило теплую атмосферу семьи, и чувствовала себя почти убийцей.
   Но хуже всего было то, что Костя, похоже, бросил её. С тех пор, как началась эта катавасия, он ни разу не пришел, ни разу не позвонил ей. Юля горько усмехнулась, вспомнив, что на бюро горкома комсомола никто даже не упомянул имя второго «героя» этой драмы. И не случайно заседание было назначено на июль. Ждали, когда Костя уедет в Москву поступать в университет. На этом настоял его отец Валерьян Сергеевич Токоленко – первый секретарь обкома КПСС.
   Юля прекрасно понимала, что аборт решил бы все их проблемы. Всё было бы шито-крыто. О её беременности не знал бы никто, кроме родных и двух-трех педагогов, заинтересованных в сохранении тайны (Это же позор для всей школы). Она благополучно перешла бы в девятый класс, её не исключили бы из комсомола, их фамилия не стала бы нарицательной при обозначении разврата.
   - Разврат? – думала Юлька. – Какой же это разврат?
   Костик боготворил её, а она – его. Конечно, будь её воля, она не стала бы спешить со взрослыми отношениями. Но что случилось, то случилось. И даже если Костя разлюбил её, стыдиться того, что между ними было она не станет; грязной, развратной она себя не чувствует. И, несмотря на все сплетни и пересуды, на все трудности, ожидающие её в ближайшем и отдаленном будущем, она искренне благодарна отцу за то, что он отказался уничтожить её ребенка.
   Она не заметила, как задремала, проспала пока мама не пришла с работы.
   - Ну что, исключили?
   Юлька кивнула, и неожиданно для себя, разревелась в голос. Мама присела рядом с ней на диване, обняла, и они славно поплакали вместе до прихода папы.
   - Хватит реветь, - строго сказал отец. – У нас никто, слава богу, не умер. Остальное можно пережить.
   Он вдруг улыбнулся, обнял их обеих и расцеловал в обе щеки сначала маму, потом Юльку. И всё стало как раньше – светло, легко и радостно. Они снова были вместе. Семья.
   
Валерьяна Сергеевича возмущало поведение сына. Нет, тот факт, что он был близок с девчонкой, его особо не смутил: сам был молодым, помнит, как играла кровь. Но этот идиот лепечет что-то о любви, о женитьбе. С ума сойти! У парня впереди учеба в университете, блестящие перспективы. А он собирается зарыться в семью, в быт. В пеленки. И это в семнадцать лет!
   - А ты уверен, что это твой ребенок? – грохотал он. – У этой Юли, небось, таких как ты, десяток был.
   Вся кровь, казалось, схлынула с лица мальчишки.
   - Я тебя очень прошу, папа, не говорить о Юле плохо, - прошептал он побелевшими губами. – Иначе мы поссоримся навсегда.
   Валерьяну Сергеевичу, привыкшему к тому, что ему никто не противоречит, было нелегко сменить тон. Но он всё же сделал это, ведь речь шла о судьбе единственного, горячо любимого сына.
   - Послушай, Костя, вы ведь всё равно не можете сейчас пожениться. Поезжай в Москву, поступай в университет. Если это настоящая любовь, никуда она не денется. А Юле мы поможем. Слово даю.
   И действительно, сразу же после отъезда Константина, он отправился к Шуваловым. Юлии дома не было, он разговаривал с её родителями.
   - Вот чек, - солидно начал он. – Это поможет Юле подготовить всё необходимое к рождению ребенка. И потом, если всё пройдет благополучно, мы, конечно, не оставим малыша, будем ему помогать. Но у меня к вам большая просьба, - он помялся и продолжил. – Ни в свидетельстве о рождении, ни в медицинских документах наша фамилия не должна фигурировать. Вы же понимаете: в моем положении иметь внебрачного внука…
   Он ожидал чего угодно, но не того, что произошло. Этот громила встал во весь свой рост, сунул ему в руки его же чек и сказал:
   - А пошёл бы ты, Валерьян Сергеевич … - и назвал адрес, по которому Токоленко никто не посылал со студенческих времен . – Мы не нищие, подачек не принимаем. Либо вы признаете малыша своим внуком, либо вы ему – никто. И ничего нам от вас не надо.
   В этот день у сорокапятилетнего Валерьяна Сергеевича впервые заболело сердце. Он не мог, не мог признать этого ребенка. Ведь тогда в самом деле придется рано или поздно женить Костика на Юлии. А он считал это мезальянсом. Его отец был простым работягой. Валере едва исполнилось семь лет, когда отца придавило бревном. Почти год он болел, потом умер. А еще через год мама – она работала секретаршей у директора мебельной фабрики – вышла замуж за шефа. И настала совсем другая жизнь. Просторная квартира, импортная мебель, персональная машина, отдых у моря. У него появились новые друзья. И очень скоро мальчик понял, что хоть рабочий класс и называют гегемоном, настоящим хозяином жизни является совсем другой класс. Он изо всех сил стремился наверх, в элиту. И ведь достиг немалого! Он верил, что сын с его помощью достигнет большего. И вот тебе на: такое родство…
 Да ну, ерунда! За пять лет учебы в Москве, вдали от Юлии Костя, конечно же, увлечётся какой-нибудь девчонкой, а то и не одной. И выбросит из головы эту блажь: жениться на ком попало. А уж он постарается, чтоб сына потом распределили в другой город, подальше отсюда. Если будет надо, он сам добьется перевода в другой регион, и мальчишка никогда больше сюда не вернется.

Незаметно наступила зима. За бесконечными хлопотами Валерьян Сергеевич подзабыл о летних неприятностях. Тем более, что они никак не напоминали о себе. Константин блестяще сдал экзамены и поступил в МГУ на юридический факультет. Он часто присылал домой письма, полные восторженных рассказов о бурной студенческой жизни. Иногда звонил по телефону. Но ни разу не упомянул ни о Юлии, ни о своем решении жениться.

Накануне праздника седьмого ноября Валерьян Сергеевич съездил в Москву в командировку и заглянул в ДАС – дом аспирантов и стажеров – общежитие, где проживал Костя. Всё было, как и положено в комнате у мальчиков – первокурсников. На стене плакат с изображением группы «АВВА», рядом с ним график уборки комнаты. На прикроватной тумбочке среди учебников и конспектов – «Властелин колец» Толкиена. На столе – утюг, под столом пустая бутылка из-под вина. И, конечно, были здесь девчонки. За те два часа, что он провел у сына, к ним в комнату по разным делам и без оных заглянуло не менее десятка девушек. И весьма приятных на вид. Словом, вышло так, как и рассчитывал Валерьян Сергеевич. Домой он уехал чрезвычайно довольный увиденным.
   Это случилось вскоре после Нового года. Придя как-то домой на обед, Токоленко застал жену плачущей. Он буквально похолодел от ужаса. Ляля, в отличии от многих женщин, не имела привычки реветь по пустякам. Ни выговор начальства, ни редкие ссоры с мужем, ни шалости и детские болезни Костика не доводили её до слез. Два года назад умер тесть. Ляля очень любила отца. Вот в те дни она действительно плакала: это было настоящее горе. Что же случилось сейчас? И с кем? С её матерью, его родителями или, не приведи Господи, с сыном?
  -Ляля, что… что произошло?
  - Ребенок…она…он умирает.
  - Костя?! – в ужасе вскричал Валерьян Сергеевич.
  - Тьфу, тьфу, бог с тобою, Лера, я не о сыне, я о внучке нашей говорю, - всхлипнула Ляля.
  - О ком, о ком?
   - Сегодня утром Юленька родила девочку. Роды прошли благополучно. Потом что-то случилось с ребенком. Ну не знаю, что там произошло. Словом девочке необходимо переливание крови. А у нее такая же редкая группа, как и у Костика: первая и резус отрицательный. В больнице нужной группы не оказалось. Врачи сказали: «Ищем». Но ты представляешь, что это значит? Пока найдут её где-нибудь в соседней области, пока доставят… Может быть уже поздно.
  - Да откуда ты знаешь всё это? – удивился Токоленко.
Ну, Валерьян, неужели ты думаешь, что мне безразличен ребенок моего единственного сына? Это же наша внучка! Да, неожиданная, слишком ранняя. Но ведь родная кровиночка. Конечно, я навещала Шуваловых, познакомилась со всей семьей. Поверь, это очень приличные и достойные люди. А Юленька просто очаровашка. Воспитанная, умная, хозяйственная. И Костю она по-настоящему любит. И вот теперь такое несчастье.
   - Ладно, не плачь, Ляля. Придумаем что-нибудь. Ты ведь знаешь, что у Константина моя группа крови.
   Обкомовский водитель Володя обедал, как правило, в двенадцать, а в час отвозил на обед Валерьяна Сергеевича (шеф любил домашнюю кухню и почти никогда не обедал в ресторанах и кафе). Пока Токоленко обедал, Володя читал газеты или слушал музыку. Поэтому он был очень удивлен, когда буквально через каких-нибудь двадцать минут Валерьян Сергеевич вышел из подъезда.
   - В роддом. – коротко кинул он.
  Володя недоуменно пожал плечами и тронул машину.
  Еще больше был удивлен Иван Петрович Сундуков - главный врач родильного дома, когда у больничного крыльца остановилась белая «Волга» с нулями и из неё вышел сам Токоленко. Без обычной свиты. «Какая-то чрезвычайщина», - подумал доктор и, на ходу застегивая халат, ринулся встречать высокого гостя.
   - Здравствуйте, Валерьян Сергеевич! – доктор старался, чтоб его голос звучал как можно бодрее. Какими, так сказать, судьбами?
  - Да вот, прослышал, что у вас новорожденной необходима кровь редкой группы.
   - Это действительно из ряда вон выходящая ситуация, - сходу стал оправдываться доктор. – Первая группа сама по себе не часто встречается, а тут еще резус минусовый. Но мы уже позвонили соседям, объявление дали. Надеемся, найдется донор.
   - Он нашелся. Проводите меня к малышке.
   За спиной Токоленко врач сделал огромные глаза и непонимающе пожал плечами. Они вошли в палату. По дороге Токоленко уже успел набросить на себя протянутый кем-то белый халат. За столом сидел молодой мужчина в очках и заполнял историю болезни. Малышка лежала под лампой. Личико бледное, головка запрокинута. Вокруг нее суетилась медсестра. А у самого порога, переминаясь с ног на ногу, стояла тоненькая девчонка в больничном халате. Худенькие плечи её вздрагивали.
   - Шувалова, вам необходимо немедленно лечь в постель. Идите в свою палату, а то сами заболеете. Здесь вы всё равно ничем не поможете, – говорил доктор.
   - Здравствуйте, - негромко произнес Токоленко. Говорят, вам нужна кровь для переливания. У меня первая группа, резус отрицательный. Подойдет?
  На него удивленно глянули большие синие глаза в мокрых ресницах.
  - Валерьян Сергеевич?
   - Да. Это я. А ты Юля? Вот и познакомились.
   - Конечно, конечно подойдет, – обрадовался доктор. Проходите, пожалуйста. А Боткина вы не болели?
   - Нет, не болел. Ни Боткина, ни венерическими заболеваниями. Вот моя медицинская книжка. В ней всё написано. Видите, буквально две недели назад я прошел полное обследование…
   Неделю спустя Валерьян Сергеевич сказал жене: - Ну вот, с малышкой теперь всё будет в порядке. А что же Костик? Он передумал жениться на Юле?
   - Конечно нет. Он пишет ей чуть ни каждый день и раз в неделю обязательно звонит.
   - А при мне ни разу даже имени её не произнес.
   - Он же знает, как ты к этому относишься. Не стал тебя нервировать. А вот послушай, что он пишет мне.
   Она достала из серванта конверт, вынула письмо, полистала.
 - Во-первых, сообщаю тебе, что Шуваловы единодушно решили назвать малышку Валерией. В честь её спасителя. А вот это я тебе зачитаю.
  Вот… «Да если бы даже я совсем разлюбил Юльку, после всего, что она вынесла из-за меня, я был бы обязан на ней жениться. Вы же сами учили меня отвечать за свои поступки. Но, к счастью, я люблю её и, наверное, буду любить всегда. Ведь я удался в своих родителей, а они у меня однолюбы…»