Я сознательно выбирал наиболее нейтральные и интересные эпизоды из всего происходившего со смой в то время. Ты представляешь, если бы я описал все то, что имело место быть на самом деле, то ты бы просто не смог бы читать эту галиматью.
К примеру. Лежу и думаю о каких-то посторонних вещах, чтобы отвлечься, чтобы «свои» так сильно не доставали, ведь по большому счету, каждый из них норовит как можно больней укусить и ударить ниже пояса. Так и от посторонних мыслей покоя нет. Проехала за окном машина. Ну, проехала и проехала, кому какое дело? Я просто констатирую факт, - «по проспекту пронеслась тачка», и всё. Да, куда там! Тут же в башке появляется чей-то раздраженный голос, и не важно, мужской или женский, и начинает меня нагибать: «а тебе то, какое дело до моей машины? Ты кто, ****ь, такой? Что, у самого денег на тачанку нет, так ты сидишь и в окно зыришь, завидуешь?» Я молчу, понимая всю нелепость ситуации. Десять секунд молчу, двадцать, а голос-то не унимается. Он уже начинает такую ахинею, такую околесицу нести, что хоть стой, хоть падай. «Ты, *****, еще в ГИБДД позвони, сообщи, что я бабушку сбил пять минут назад! Ну, что, припух? Давай, звони, сука!». Тут волей-неволей приходится что-то отвечать. Сначала, конечно, пытаешься по-доброму, «мол, ты мил человек езжай отсюда (а даже звук от той тачки уже растворился во времени и пространстве пять минут назад, а водила в голове остался) и не мешай мне отдыхать. Я тебя не видел, ты меня не знаешь». Ну, и все прочее, в том же духе. Так этот виртуальный оппонент начинает наезжать и угрожать, что если я только дернусь, как тут же со мной случиться ТАКОЕ!!! Приходится вступать в перепалку, которая затихнет неизвестно когда. Вот после этого лежи и думай, а пытаться ли отвлекаться от «своих», если и «чужие» ни чем не лучше. И таких примеров можно привести массу, и если писать еще и про них, то получится фирменный бардак, в котором ты навряд ли разберешься.
КОГДА СРЫВАЕТ КРЫШУ
Вокзал. Перрон. Пустой вагон.
Фонарь. Пути. Куда идти.
Мороз, опять. И время вспять.
Кассир. Билет. Вокзальный туалет.
Как арестант в тюрьме для дураков
Роняя свет печальный и тлетворный,
Плывет луна в футляре облаков,
Что пилигрим в общественной уборной.
Едва дождавшись дохлую весну,
Порвав на ней прозрачный пеньюар,
Рассвет, как волк голодный лезет на луну,
Да, жизнь струей уходит в писсуар.
В тоннеле свет и стонет тишина,
И проездной билет не нужен нихрена.
И снова снег. Буфет. Перрон.
И поезд не придет, примерз к путям вагон.
В белых одеждах лохматых зарниц,
Оперевшись грозой на небесную твердь,
День ночь разбудил пеньем раненых птиц,
Разорвавших восход золотистым крылом.
А над ними кружась насмехается смерть,
Ослепляя безумный мой мир серебром.
ПОЕЗД ИЗ ПРОШЛОГО
«Сегодня, в страстную пятницу, все пекут пасху и куличи, освящают их в церкви и показывают друг другу яйца», - вещала из динамика какая-то молодая дама, представившаяся Натальей С;ргиевой. Я усмехнулся, представляя себе, как в канун Пасхи мужики устремляются к храмам, чтобы выставить на всеобщее обозрение свои причиндалы! Бабы же с куличами, по-деловому рассматривают их и, цокая языками от удовлетворения, оценивают мужицкое достояние. Еще пришли на ум слова белорусского Батьки о том: « Что скоро белорусский народ будет есть нормальные человеческие яйца!» По-моему, мы все скоро сойдем с ума.
- Выключите вы эту дрянь! – прервал мои размышления сосед по купе, заверещав простуженным голосом.
Я посмотрел на него. Это был мужчина лет сорока, в светлом костюме, синей рубашке и галстуке. Рожа у него была вытянутой, глаза чуть вдавлены в бойницы черепушки, нос же, наоборот, вылетал из головы «стремительным домкратом». Узкая полоска губ, легкая небритость, морщины возле губ и на лбу. Типичный представитель среднего поколения.
Я не хотел вступать с ним в конфликт и поэтому повернул ручку выключателя. Динамик захрюкал и прервал речь диктора.
- Извините молодой человек, - сказал мужчина, чувствуя себя неловко, за излишнюю резкость. – Вы Ленинградец?
Я отрицательно покачал головой.
- Еще раз извините, - повторил он. – Не могу слушать эту гадость.
Я пожал плечами. Я тоже не все люблю в этом мире, но не привык так бурно выражать свое негодование.
Поезд, постукивая колесами, пролетал мимо каких-то маленьких станций. Апрель. Я возвращаюсь домой из Петербурга, где гостил у своего армейского приятеля. Пять дней пролетели, как один, я даже не успел сходить в их знаменитый Эрмитаж и побывать на «Авроре», а в остальном, программа была выполнена на все сто. Особенно, по числу выпитых спиртных напитков и закадренных девушек. В Питере оказалось очень легко снять женщину, даже не имея больших денег.
Я покосился на купейный столик. Сосед водрузил на него бутылку водки, котлеты, хлеб и какой-то салат.
- Присаживайтесь, - пригласил он.
Я посмотрел по сторонам. Кроме нас в купе никого не было, значит это приглашение относиться ко мне. Я кивнул головой и полез в свою спортивную сумку. Выудив из нее две бутылки пива, я поставил их рядом с водкой.
- Вы не поститесь? – неожиданно спросил он, - А то…
- Нет, я не верующий, - отозвался я.
- Хорошо, - сказал он. - Вы ведь не Ленинградец, - вторично, заявил он, немного погодя.
Я кивнул:
- Из Новгорода… А, почему вы Питер Ленинградом называете? Привычка?
- Какая привычка! – он вновь повысил голос. – Вы знаете, имя-то городу вернули, а в себе ничего не изменили. Как было у нас пролетарско-имперское сознание, так и осталось. Вы поглядите, что твориться на улицах, что в домах… Но, главное, что в душах людских. Вы видели нашего губернатора? Да, и того, и эту! Да, достаточно на их рожи посмотреть, чтобы понять, ни черта хорошего от них не дождешься! Я уж и не говорю про мелких чиновников. А телевидение, а радио. Вы слушали наше радио? И, слава богу!
Он откупорил бутылку, разлил по пластмассовым стаканчикам, порезал хлеб.
- Ну, за колеса, - сказал он.
- За знакомство.
Мы выпили. Он протянул мне сэндвич с котлетой и салатными листьями. Я поблагодарил его и предложил пиво. Он наотрез отказался, ссылаясь на то, что пиво тяжелый и вредный напиток, особенно в его возрасте.
- Знаете, - он разлил по новой. – Один очень хороший врач как-то сказал мне: «Ленчик, лучше выпить рюмку водки, чем бутылку пива! Ты не смотри на то, что эти всякие «балтики». «разины» и прочие «бочкаревы» утверждают. Это они для пацанов и девок, а мы с тобой взрослые люди. Так вот, пиво наносит больше вреда организму, чем вино или водка.
В подтверждение своих слов, он выпил. Я выпил следом и откусил часть котлеты.
- Да, мы ведь с вами не знакомы, молодой человек, - он протянул мне руку. –Леонид.
-Саша, - представился я.
Он долго тряс мою руку, глядя на меня своими глубоко посаженными глазами. Потом, мы вышли в тамбур, покурили. Вернувшись, он снова налил. Мне не очень хотелось напиваться, но он настоял. После того, как мы выпили, он откинулся к стенке и начал свое повествование.
- Вот почему я терпеть не могу наше Питерское радио. Да потому что, на нем одни мудаки работают. Иногда создается такое впечатление, что они все давно сбрендили и живут в каком-то ими самими придуманном мирке. В стране черт-е что твориться, а они только о классической музыке, театрах, жратве и попах….Ну, еще любимый губернатор Валентина Ивановна и, само собой САМ.
Я хмыкнул. Этой болезнью страдают не только в Петербурге, но и, пожалуй, по всей России.
- А некоторые дикторы, - продолжал он. – От долгой работы на радио, до того ошизели, что просто поля не видят! Вот, к примеру, есть у нас такая Морозова, чокнутая старушенция, с третьей стадией маразма. Передачу ведет – «Алло, радио!». Я думаю, что она сама «алло», вот и программу так назвала. Раньше, она больше с областными шишками встречалась, а в последнее время ее окончательно переклинило, и она стала на эфир приглашать всяких шизиков. А эти параноики и рады. Несут всякую чушь, хоть стой, хоть падай.
Вот к примеру. Раз приволокла какого-то мужика, который всех уверял, что просто необходимо пить собственную мочу! Вы представляете, Александр, это вместо кваса или пива, мочу пить!? Ну, не еб…й ли?
А другой, что удумал? Говорит: «Мы все неправильно дышим! Надо, говорит, не дышать, а хрюкать, как свиньи, тогда жить станем в три раза дольше!»
Третья утверждает, что через пятьдесят лет, замете, через пятьдесят, не больше ни меньше, когда мы ср..ать станем по 2-3 раза в день, у всех наступит просветление сознания, и мы заживем лучше чем при коммунизме. Вот я и спрашиваю: а как это при коммунизме? И почему, именно, через пятьдесят лет? Может, потому что, половина населения к этому времени вымрет? А кто останется, то и жрать за двоих станет, ну, соответственно, и …ать!
Я усмехнулся. Похоже, что люди, действительно, свихнулись. Все берут пример с Нарбекова, который…. Впрочем, у каждого об этом чурбане свое мнение, а у меня свое.
- А эта ведущая Морозова, - продолжил Леонид, - поддакивает, умиляется, булькает перед микрофоном, якобы мочой, хрючет на весь Ленинград и тужиться. Мол, я и сегодня не реже 3-4 раз «по большому» хожу, не хочу я ждать пятьдесят лет. Ну, Бог ей в помощь …ет и ..ет, пускай просветляется.
Так ведь, допросветлялась же, стерва. Тут, пару месяцев назад пригласила в студию какого-то психа, который про звуковой полтергейст молоть начал. Про барабашек, про галлюцинации, про зомбирование по средствам эфира. Есть, мод, у нас в городе такая аномалия, не зря, мол, Гоголь спятил, Есенин повесился, Маяковский застрелился, а остальные спились и сошли с ума. Ну, думаю, так он далеко зайдет! И точно, зашел так далеко, что… Тьфу! Никогда не слышал такого бреда в прямом эфире! А, ведь это радио «России» рекомендуют и детишкам слушать. Ну, вот вы подумайте, разве можно слушать такую ересь без стакана во лбу? Нет, конечно! А этот, шизофреник, в качестве примера звукового полтергейста, приводит некий случай, который произошел с его знакомым.
Свадьба. Все перепились. Отец невесты разбил голову жениху, вероятно, от избытка чувств и переполненных эмоций. Его угомонили и уволокли в соседнюю комнату, проспаться. Он покимарил с часок и проснулся. Лежит и слышит голоса. Незнакомые. Он прислушался. Менты!!! О нем говорят. «Вязать его гада надо и в кутузку!». Он вскакивает и бегом в соседнюю комнату, а там банкет в самом разгаре. « Волки позорные! Суки кожанные, - орет мужик и хватается за столовый нож, - Тестюшку свово засадить хотите! Не выйдет у вас эта затея!» Жена на него бросается, вся в слезах, и успокаивает. «Петруша, успокойся, никто тебя сажать не собирается. Тебе все это приснилось!». Короче, кое-как угомонился мужик, а тут звонок в дверь. Открывают, а там менты - «Вызывали!». Пол свадьбы рухнуло в обморок. Правда, потом выяснилось, что жених, сукин сын, улучил момент и, действительно, вызвал ментов, но откуда же мужик об этом узнал? Мистика!?
Я пожал плечами.
- Не знаю.
- Ерунда все это, - категорично заявил он. Вы послушайте мою историю и сами решите, что здесь правда, а что вымысел.
Он разлил по стаканам остатки спиртного, подвинул мне салат и принялся рассказывать.
ПАЛАТА №5
Этот запой продолжался в течение пятнадцати дней. Причина слишком серьезная, во всяком случае, по моим понятиям. Меня бросила супруга, ушла к какому-то хлыщу. Прожили весте восемь лет, сына родили... И вот теперь такая гадость! Ну и тварь же эта Маша!
Да хрен с ней.
Итак.
Запой продолжался две недели. Что я только не пил. Тут и пиво, в огромных количествах, тут же водка, в не менее огромных, не говоря уже о различных настойках, ликерах, наливках и прочих спиртосодержащих крашенных жидкостей. Наверное, единственное до чего я не добрался, так это до стеклоочистителя, вот чего-чего, а эту дрянь я не под каким соусом пить не стану.
Я пил и в компании и в одиночку, и на блатхатах и на улице, в кафе и пивняках, где я только не употреблял. Утром просыпаешься, башка трещит, сунул руку под кровать, хвать ее за грудки.
Кого ее?
Кого-кого бутылку конечно!
Крышку зубами хрясь и давай лакать живительную влагу. Считай день пропал, надо продолжать «банкет». А тут звонок по телефону, я продираю глаза и смотрю на часы, еб… еще только шесть утра. Что за хреновина может звонить? Але. Понятно, приятели уже опохмеляются. Ну что же, значиться и мне пора. Морда заспанная, помятая, волосы растрепаны, глаза как у китайца, во рту грузовики с кошачьим дерьмом туда-сюда, туда- сюда.
Кое как одеваешь свитер, джинсы, сапоги и дубленку и бегом на улицу. Приходишь, а они уже винище глушат. Ну, чем не житуха? И понеслась пиз… по кочкам.
- А ты помнишь, как вчера
-Нет, а ты
-Я тоже. Может Серега помнит?
- Ты посмотри на него.
Я смотрю в соседнюю комнату. Там раскинувшись на кровати, как Христос, валяется в дупель пьяный Козлодоев, а у него в ногах, клубочком свернулась какая-то швабра и теребит его «штуку», ну вы сами все понимаете.
- И давно это? - спрашиваю.
- Да как ты ушел, - отвечает Капитан.
- Ясно. Ну, тогда за любовь, - предлагает Колома и наливает всем по целому стакану ужасного портвейна «Цветы Дагестана», а может быть какой-то другой мути.
- Вздрогнули, - говорю я, осушив стакан, и осматриваюсь. Ё, здесь вчера будто Мамай прошел. Везде валяются пустые бутылки, хабарики, кошачий корм, макароны, пустые пачки из-под печенья, гондоны и всякая требуха. А вонища! Вонища, я вам скажу, как в обыкновенном бомжатнике, а вчера, вроде, была приличная квартира, с утра.
Кэп или Капитан, выпивает и тут же падает на пол, сворачивается калачиком и начинает храпеть. Рядом уже кто-то спит, я прищуриваюсь, ага это Глаз. А он, как здесь очутился? Вроде, когда я уходил его не было.
Мы с Коломой переглядываемся и продолжаем бухать, благо деньги и выпивка в наличии. Вскоре просыпается Рыжий, он же Козлодоев. Видно здорово его эта шмара зае….
- Бухаете? – спрашивает он, протирая заплывшие глаза.
- Как видишь, - отвечает Коломийцев, он же Колома, - присоединяйся «факэ мазер».
Рыжий садится, трет виски, ищет свои очки. Наконец угомонившись, берет в руки стакан и осушает его. Голова потихоньку проходит. В глазах появляется блеск. Рожа краснеет.
- Не хотите ее трахнуть? - предлагает он, кивая в сторону непонятного создания женского полу.
Трахаться это любимое занятие Рыжего. Он может делать это с кем угодно…
Как-то сидели мы с ним в баре и пили. Он пиво, а я кофе, я тогда в очередной завазке был. Пока я ловил мух, он уже, вмазав пару кружек, подсел к даме, лет этак сорока пяти. Надо сказать или заметить, это как кому угодно, он после второй кружки или рюмки только по сторонам и зыркает, в поисках «жертвы».
Итак. Подсел он к этой самой даме «бальзаковского возраста» и начал ей мозги парить. Ну, туда сюда, в общем, притащил ее к нам за столик, да она, вроде, и не сопротивлялась. Сидим мы, значит, втроем и беседуем. Точнее, они беседуют, а я кофе пью. Я, если честно, на трезвую башку не особливо охоч с бабами разговоры разговаривать, тем более, если они мне не слишком симпатичны.
Беседуют они, беседуют, ну меня постепенно, в эту самую, свою беседу втягивают. А баба повернута на всяких зодиакальных знаках, на религиях и прочей лабуде. Ну, мне и стало интересно.
- А вы кто по знаку?
-Скорпион.
- Я так и знала, у вас это на лице написано, да и видно это сразу, по вашему способу выражать масли, по вашей энергетике.
Да, я еще ни одной мысли не успел выразить, а она мне про какую-то ауру долдонит. Хотел я ей, конечно, ответить, но не стал, зачем женщину обижать. Видела бы она, что у меня позавчера на лице было написано, и какая у меня была энергетика, то она, несомненно, усомнилась бы в своих способностях. Ну да ладно. Сижу, киваю и молчу. А тут Рыжий возьми да и ляпни.
- А пойдемте ко мне, хорошо потрахаемся!
Я выпал в осадок. Ну, думаю, сейчас что-то будет. Нет, ну честно. Нормальная тетка или по морде бы ему вмазала, или просто бы встала и ушла, а эта…
- Нет, не хочу, - спокойно отвечает и опять про свое талдычит.
Рыжий смотрит на меня, я отвожу глаза. Он же ехидно улыбается. Все, его уже только бульдозер остановит. Все, уже сперма стучится в голову. «Открой Сережа, это я». А он слабый такой, если женщина просит…
- Нет, я серьезно, давай те я вас по спинке поглажу, а потом, как следует вдую.
И опять никакой реакции. А Рыжий все ржет, а я все краснею. Нет, будь я хоть чуточку выпимши, то мне эта комедия была бы по боку, но я же трезвый. Да и не комедия это вовсе, во всяком случае, со стороны Рыжего.
В общем, заливает она про всякие гороскопы. Чувствую Рыжему все начинает надоедать.
- Я,- говорит, - в последний раз спрашиваю. Пойдем еб…?
- Нет, - с, олимпийским спокойствием, отвечает она, - я не хочу, мне надоело этим заниматься, я предпочитаю духовное общение с мужчинами, а не физическую близость.
Рыжему сразу разговор надоел и он устремил свои взоры куда-то в небеса. А поскольку я, в тот день, был неважный собеседник, то женщина вскоре ретировалась, не забыв культурно и вежливо попрощаться.
- Вот сучка,- сказал Козлодоев, когда она вышла, стоило с ней трепаться столько времени. ****ько!
- Да брось та, Серега, не все же такие как ты, некоторым, действительно, необходимо простое человеческое общение, тем более одиноким. Я сразу догадался, что тетка одна живет и приходит в кафе только для того, чтобы совсем не свихнуться от одиночества. Поэтому и различные религии, философские труды, гороскопы и прочая ерундистика. Пойдем лучше по улице пошляемся.
Вот такой он Рыжий
- Так, кто хочет ее трахнуть? - повторяет Рыжий, закуривая сигарету.
Я отказываюсь, Колома тоже.
- Вон, - говорит Колома, - Кэпу предложи.
Кэп, будто почувствовав, что речь идет о нем, тяжело вздыхает во сне, пытаясь укутаться в несуществующее одеяло.
Подкалывает. Кэпу кроме стакана ничего не надо. У него только два состояния, или он трезвый и злой, или он пьяный – и в говно. Какие к черту бабы!
Впрочем, я отвлекся от темы.
Бухал я, значит, две недели, чувствую все, пора завязывать. Чувство это приходит само собой, вдруг раз и все, надоело. Пора ломаться. Ломаться, это значит приходить в себя после запоя, ни тебе пива, ни тебе вина и, соответственно, иных горячительных напитков.
Просыпаюсь я с бодуна, мама дорогая, руки трясутся, голова болит, во рту, как уже говорилось. Что делать? А ничего, продолжать валяться в кровати. И так целый день. Пойдешь в туалет, потом в ванную, там из-под крана воды хлебнешь и опять в койку. Ну, если очень хочется, то можно и на «саксофоне сыграть», ну, поблевать то есть. Но это только если очень уж приспичило. А так лежи и думки думай. Вот так и день кончился. Наступает самое поганое, наступает ночь. «Песня без слов, ночь без сна…». Полу-бредовые разговоры с бывшей супругой. Что я ей пытаюсь доказать, о чем спросить, что рассказать? Всю ночь, всю ночь, ворочаясь с боку на бок, разговоры, разговоры, разговоры…
Следующий день ничуть не лучше предыдущего, та же трясучка, та же хандра, та же депрессия и прочие прелестные причиндалы похмелья. Разве что, удается впихнуть в себя бутерброд с колбасой месячной давности, случайно завалявшийся в холодильнике. Тоска, хоть волком вой. Хоть бы кто-нибудь позвонил, хоть как-то развеяться от пустынных дум. Да где там! Кто на работу пошел, кто по бабам, а кто, так же как я, лежит и страдает. Страдальцы хреновы! Вчера весело, сегодня муторно, вот так и живем. К вечеру колбасить перестает, зато начинает болеть сердце. Где-то у меня «корвалол» валялся, надо бы тридцать капель принять, авось полегчает.
Никакого проку от этого «кор-ва-ло-ла». Ладно, может хоть сегодня усну, все же завтра мне разрешили сына из школы забрать, не могу же я не выспавшись, с опухшей мордой за ним ехать. Все спать! Мою морду, раздеваюсь и …плюх в пастель.
Все спать!
Спать? Э, куда ты загнул. Да ты парень «пороху не нюхал»!
«Ленинградское время ноль часов, ноль минут…». Помните, песня такая была. Вот и для меня началась песня. Нет, я поначалу, конечно, нихрена не понял. Вдруг музыка заиграла и реклама. Тихонько - тихонько. Что за ерунда! Откуда она взялась, у меня и приемника-то нет, все у жены оставил? Наверно соседи, наверху, новости слушали, а потом какой-то концерт начался. Ерунда.
Ерунда?
Да это еще цветочки да листики, а вот перегной…
В общем, не стану я описывать всю эту трехомудь, только скажу я вам, не дай Бог, чтобы с вами такое приключилось.
Дело в том, что у меня в башке, невесть откуда, появились голоса. Эти самые звуковые галлюцинации, про которые я рассказывал давеча.
С кем я только в эту ночь не пообщался. Любимая супруга, все время повторяла, что не любит меня и никогда не любила, что живет и будет жить со своим Мордехаем. Тот, в свою очередь,(хотя я его не разу не видел и не слышал) доставал меня своей циничностью, рассказывая обо всех моих прегрешениях, где я что спер, кого обманул, кому-какую гадость сделал и прочее –прочее. Интересно, откуда он про меня все знает? Ну, не могла ему Машка об этом рассказать, она и сама не все обо мне знает! Мать плакала за стенкой, у нас комнаты по соседству, и все стенала, какого урода она родила на свет, отец кашлял и грозился меня убить, так же проклиная себя, что не сделал это, то бишь не шлепнул меня, в младенческом возрасте, причем, постоянно матюгаясь, как и все остальные, чего в реальной жизни я за ними не замечал. Брат успокаивал их. Приятели: Кэп, Халик, Миля, Рыжий, Колома, Глаз и куча других, вместе со знакомыми бабами, ЯКОБЫ! веселились у меня под окнами и звали пить пиво.
Я ох…ал!!!
Что интересно, что все они знали друг друга и переговаривались между собой, хотя некоторые из них, в глаза друг - друга не видели.
Я встал и пошел в туалет покурить, силясь понять, что же все-таки происходит? Может я того? Ну, пришелец с другой планеты? Может, я через космос могу общаться со своими знакомыми и близкими? Может я избранный Богом человек? Нет, ну правда, как они могут знать обо мне все то, о чем могу знать только я? Особенно тот, кто называет себя Мойшей. Стою я курю, решил облегчиться. «Поссать решил»: говорят приятели. «Сейчас весь стульчак обоссыт», - говорит еб…рь жены. «Ой, а какой у него хрен маленький»,- орут бабы, и все дружно хохочут. Ну и картинка, я вам скажу. Мать плачет, отец злиться, приятели ржут, Машка кричит, что ни когда не любила меня, «Мордехай» издевается…
Нет, думаю я, здесь что-то не то. Похоже, это не космический разум, похоже у меня крыша потекла. А тут еще и мухи летать начали и это-то в конце осени. Ладно, думаю, это все происходит пока вы спите, я вошел в ваше подсознание, это еще одна моя бредовая мысль, а когда проснетесь, то забудете обо всем. Лежу я, слушаю всякие бредни, а сам на часы посматриваю, скорее бы утро причалило.
День обещал быть морозным. Окна были покрыты инеем. Небо постепенно становилось светлее. Ни туч, ни облаков не наблюдалось. Значит подморозит. Вот поплыли по морозному воздуху первые машины и автобусы, вот зевая, зачирикали воробьи и закаркали вороны. Утро, скоро наступит утро. Тогда все, тогда все кончится. Дожить до рассвета.
Дожил!
Ну, думаю…
Стоп! Совсем забыл. Бабы, под окнами, песни стали орать, на манер частушек, типа: «Лёнька пьянь и дурачок, Лёнька пьянь и дурачок». И воют и воют, стервы. А я возьми, сдуру, и тоже петь начал. Да таким истошным голосом, да такую похабщину понес, елки, так сказать, палки. И что? Так под окнами толпа народа образовалась, как на концерте Валерия Меладзе. Что любопытно, что я все слова в рифу пою, да и мелодию не вру, а стихи и музыка так и прет из меня. Внизу ржут, еще просят. Я спать хочу, а они просят. Даже родители к окну прильнули, удивляются, какая толпа собралась. Мать, услышав мои стихи, они все больше про половые связи между различными категориями людей и животных, пришла в ужас, а отец ничего, бодриться, только не понимает, где я аппаратуру заховал в своей комнате. Что за студия у меня такая?
В общем, сплошная котовасия получается. Иногда меня зацикливало и я повторял одни и те же слова сотню раз. Чувствую, хочу прекратить, а не получается. Мучаюсь, мучаюсь, пытаясь слезть с «насиженного места» – ничего не выходит. «За окном» уже свистят и гогочут, а я ничего поделать не могу. Наконец я устал.
Наступил рассвет. Пора вставать и ехать за сыном. Вот сейчас, вот сейчас все закончится, все канет влету.
Хрен на рыло! Все как было, так и осталось. Смотрю на часы. девять. Прошел на кухню. Ага, родичи еще спят, а аптеки открыты. Я оделся и бегом в аптеку, думаю, спрошу какого-нибудь лекарства. Вдруг такие бывают?
Нет, вот еще что…
Про аптеку я уже потом подумал, а сначала такая ерунда приключилась. Ну я же в непонятке, действительно все это происходит или это какие-то галлюцинации. Родичи проснулись, ну, мать завтрак готовить, брательник на работу собирается, а отец бреется. И все меня чихвостят почем зря. Ну, раз так, думаю, пойду им и все скажу прямо в глаза. Выхожу и ору:
- Ну что, вы все уже знаете!
Они смотрят на меня непонимающим взглядом. Ясно, думаю, в игрушки играть вздумали. Только дверь за собой закрыл, опять та же картина. Мать ругает, отец – грозиться шлепнуть.
Пошел покурить. Прохожу мимо них, тишина, выхожу на лестницу – та же история. Ах так, решаю, значит так. Покурил, захожу в комнату, вывинчиваю лампочку в люстре, включаю свет, подставляю стул и хочу пальцы к цоколю прикоснуть. Страшно.
- Давай, давай, - кашляет отец.
- Что бы мои глаза тебя не видели, - ругается мать, - Думаешь, плакать буду? Дудки не дождешься.
Нет, боюсь, страшно. Выключил свет, ввернул лампочку.
- У, урод, приссал! - басит батя.
- Сволочь, - добавляет мать.
Вдруг Машкин голос и голос ее мужика, ну, якобы его. Я ведь говорил, что никогда не видел и не слышал его.
- Не надо, Лёня, не делай этого.
- Мы сейчас за тобой приедем, - кричит в ухо Маша, - Подожди, одумайся. Я люблю тебя!
- Что?! – спрашивает ее Морда.
- Люблю, люблю, - кричит в ответ Машка.
Пошла ты! А сам писаю кипятком, понимаю, что жить здесь больше не смогу, а подыхать страшно!
Ладно, думаю, раз так боюсь, то пойду куплю литруху водяры, поеду куда-нибудь, к черту на рога, в лес, выпью и буду идти, пока сил хватит, усну, замерзну и умру.
- Не надо, Леня, мы сейчас приедем, я люблю тебя, - кричит Маша.
Ага, знаю, как ты меня любишь, отвечаю я, а сома с этим уродом спишь, ведь спишь же? И что в ответ?
- Нет, не сплю. Мойша, не надо. Ну, не надо же! О! Да! Не-е-е… Да! Да!! Сильнее, сильнее! Да!!! А-а-а-а! О, какой ты!
Тишина. Противно все это.
Я одеваю чистую белую рубаху, не умирать же в грязной, чистые носки…
- Одевается, - констатирует мать.
- Носки ему чистые понадобились, - добавляет отец, - Так бы и убил.
- Так пойди и убей, - всхлипывает мать.
- Да, иди грохни, чего же ты не идешь, мудак старый! - чуть ли не кричу я.
За стенкой ругань.
- Подожди, -орет в голове любовник жены, - Мы уже едем, мы встанем на против магазина «Вираж», у меня белый «Ситроен». Выходи через пять минут, мы будем ждать.
- Испугался, подлец, - говорит за стенкой отец.
А ну вас, я еще не решил, как свести счеты с жизнью, отвечаю я мысленно и выхожу из комнаты. В комнате родителей стоит ругань, меня склоняют во все дырки.
Я включаю свет в коридоре и одеваю башмаки. Выходит мать.
- Ты куда?
Хотел я ей сказать: «А то ты не знаешь», но промолчал, только отдал ключи.
- Ты надолго? – вновь спросила она.
Тут, впервые за все время, червь сомнения стал подтачивать мое сердце. Она же знает, куда я собираюсь, зачем же спрашивает? Но я молчу и выхожу из квартиры. Хлопает дверь. Все продолжается по новой. Ругаются, словно сапожники.
Голоса в голове «Лёнька, мы уже приехали, мы ждем. Белая машина»
Я выхожу из парадной и иду на угол.
«Задняя правая дверь» – говорит ебарь.
Я подхожу. Но это же не «Ситроен», а обыкновенная «девятка». Странно как-то, для чего врать, если сами приглашают. Неужели, этот мужик думает, что я в авто ни хрена не смыслю?
Да фиг с ней. Около «девятки» копошиться мужик. «Ах, вот ты какой дедушка Ленин!». Но мне все равно. Я дергаю за заднюю правую ручку. Мужик оборачивается.
- Открой, - прошу я.
- Я не еду.
Ничего не соображая, я дергаю сильнее, дверь не поддается. У окна лежит раскрытый зонт и я не вижу, где находиться Маша.
- Ты что, идиот, - повышает голос мужик и смотрит на меня, как на дурочка, - Я же тебе сказал, что я никуда не еду.
Я в замешательстве, «голоса» орут, что это та машина, но это-то не она. Тут до меня начинает кое-что доходить. Это обыкновенные глюки, а не зов свыше. Я бегом в аптеку.
Прибегаю. Аптекарша смотрит на меня сочувствующими глазами и, на мою просьбу, отрицательно качает головой.
Я домой. Все окончательно встали. Мать в ужасе. Я к зеркалу. Боже мой! Рожа опухшая, глаза красные, в общем, не лицо, а сплошной синяк. Думаю, может очки одеть, все же хоть чуточку приукрашусь. Пускай смотрят как на дурака, осенью в темных очках, а кому какое дело. Плюнул, сполоснулся и вышел из дома, в школу за сыночком.
И что? Голоса приятелей вокруг меня пляшут, опохмелятся зовут, девки песни орут, хорошо хоть Машка с Мордой, да родители отвязались.
Но, и без них забот хватает. Эти «приятели» в голове, ковыляют за мной, песни на гитаре напевают, пиво хлещут. Я через дорогу перехожу, а они кричат: «Ты что ж это сука, прямо перед носом у «КАМАЗа» перебегаешь, хочешь чтобы нас всех передавило?». Я, машинально, оглядываюсь, чуть было, сам не попав под колеса. Никого. Все, решаю, что больше не стану обращать внимание на голоса.
Иду. И тут на меня собаки начали бросаться, начиная от вшивых болонок, кончая ротвейлерами. Нет в натуре, это уже не стеб. Прохожу мимо мужика с собакой, эта тварь никакого внимания на остальных прохожих, а как меня завидела, так с цепи сорвалась. Затем какой-то бульдог, потом дворняга… Я и так-то, по жизни, не люблю этих тварей, а уж теперь… Нет, здесь что-то не то, надо домой возвращаться, а то загрызут. Только я это подумал, смотрю, а за мной здоровенный дог несется. Хозяин ему орет, а этой дряни хоб-хны. Еле успел до парадняка добежать, а то ведь загрыз бы падел.
Подхожу к квартире, прислушиваюсь, а там меня чихвостят в хвост и в гриву. Все, думаю, пора сдаваться. Пришел. Тишина. Закрыл дверь в комнату, опять ругань. Я к телефону, вызвал 03, говорю, так мол и так, такая ерунда приключилась. Тетка мне говорит: «Соединяю с психологом». Соединила. Я ему все объяснил, а он спрашивает: «Какой день пьете?». Ну, я приврал маленько, сказал, что пятый. «Понятно, сейчас приедем». Приехали, врач и два санитара. Я в это время в туалете сидел, да частушки про себя слушал, да бред всякий. Мать открыла. «Где он?»- спросил кто-то. Она ответила, что я в туалете. И что? Так меня эти еб… санитары, чуть ли ни силком из него вытащили. Можно подумать ни я скорую вызывал?
Посадили на скамейку. Мать ревет. Эти, ухари санитары, встали с двух сторон, как-будто я убегу, смех да и только, а врач допрашивает.
- Давно пьешь?
- Пять дней?
Мать ревет. Отец кашляет. Он всегда кашляет, когда сильно нервничает. Брательник сидит в своей комнате, виду не показывает, но тоже нервничает, это я знаю.
- Сколько?
- Десять, …нет пятнадцать.
- Понятненько, - врач глубокомысленно кивает и смотрит на меня. Не на меня, а в глаза.
Сейчас, думаю, укольчик какой-нибудь сделает, и мы разбежимся по разным углам.
Сейчас тебе укольчик!
- Ну что ж, поехали, - спокойным голосом произносит врач или фельдшер, хрен их разберешь.
- Куда? - недоумеваю я.
- В больницу, будем лечиться.
Мать еще пуще прежнего заливается, санитары чуть ли меня за руки не хватают, козлы. Что делать?
- Поехали, - говорю. А потом матери, - Никиту из школы забери, а то ведь я договорился.
Врач или фельдшер называет номер больницы в которую меня собираются доставить.
- Мне плевать, - стонет мать, - Я к этой пьянице никогда не поеду.
Пошли вниз. «Не ссы, мы с тобой - орут под ухом друзья - Не писай, мы вместе поедем, на другой тачке. Мы Милю специально вызовем на его микроавтобусе».
Вывели. Посадили в скорую. Санитары за руки держат, боятся, что сбегу. Пошли вы.
По дороге о чем-то меня эти два долбо… расспрашивали, кто я, да где я, но мне сложно было отвечать, поскольку под ухом орали приятели и пели девицы. Минут через двадцать приехали. Вышли из машины. Повели. Серое, невзрачное здание старинной постройки, на окнах решетки, на посту мужик в камуфляжной форме. Читаю. Что? Психушка? Меня в психушку привезли! У меня чуть ноги не отнялись, хорошо, что этот еб… санитар все время сзади подталкивал, а то я бы точно еб…, точнее упал.
Приводят в холл, усаживают. Один из санитаров уходит, а тот, что помоложе, садиться рядом. Думаю, может его укусить, пусть думают, что я буйный. «Ты что дурак!- орет Халик - Не делай этого, тебя же к буйным отправят» «Да еще к койке привяжут»- вторят ему Рыжий и Кэп. Я смеюсь, мол, не надо писать, это я пошутил. Смеюсь, причем, в полный голос.
Вот клинит, так клинит!!!
- Вы знаете где вы находитесь? - спрашивает меня седовласый доктор, разглядывая, чуть подслеповатыми глазами, мою физиономию, когда меня привели в небольшой кабинет, предварительно переодев в белую суконную рубаху и аналогичные штаны, да синий халат выделили, правда, почему-то без пуговиц. Когда я поинтересовался, от чего же такая несправедливость, угрюмый санитар лишь скособочил табло и отвернулся. Может это он псих, а не я?
- Конечно, - отвечаю я бодро, - в психушке.
- Ну, зачем же так грубо, - обиженно произносит врач, - Что за слово такое «психушка». Сказали бы психиатрическая лечебница или, на худой конец, психбольница, а то психушка.
- Психбольница, - поправляюсь я.
- Вот-вот, это другое дело. Так-с. Давно пьем-с? - продолжает допрашивать он, ковыряя ногтем в зубах.
Гад, сидит тут, в зубах ковыряется. Я, вообще-то не люблю, когда при мне ногтями, да и прочими предметами, в зубах ковыряются, хотя сам регулярно делаю это, для этого и ногти на мизинцах отрастил. Правда, может я и разозлился на этого докторишку от того, что мне этот еб… санитар мои ногти, падла, только что под самый корень обрезал.
- Пять дней, - отвечаю. А бабьи голоса, по ухом, так и заливают: «Зачем ты врешь, зачем ты врешь!». Тьфу! И зачем я только к ним прислушиваюсь? – Пятнадцать, - поправляюсь я.
- Я спрашиваю, сколько лет вы пьете? - говорит доктор.
-А, со сколько лет, - я начинаю соображать. «Да не мешайте вы, пидоры», обращаюсь я к голосам: «Я и сам смогу сосчитать». А эти твари ржут и мешают сосредоточиться.
- Да, с какого времени.
Блин, да от него перегаром за версту разит, вот, блин, психиатр фигов. Сам бухает, наверное, как черт, а других лечить пытается. А эти, которые под ухом стрекочут, особенно Халик, орут: « Ты встань, да как вмаж ему промеж глаз. Ах ты старый пидор, сам бухаешь, а хорошего человека хочешь в психушку засадить!». «Отстаньте вы от меня, уроды, идите лучше пивка попейте»- отвечаю я. «А ты что думаешь? Вон сейчас Чапа нарисовался, так у него целая сумка пива, мы и для тебя приберегли. Сейчас тебя отпустят, мы тебя у проходной будем ждать» - говорит Халик. « Давай быстрее, а то мы все выпьем»- кричат остальные.
Я прикидываю и молчу.
- Ну, - спрашивает врач, в очередной раз, обдавая меня перегаром.
«Не нукай, не запряг»- орет Халик.
«Пусть только выйдет- басит Чапа – Я его в бараний рог скручу».
Да заткнитесь вы! Мысленно говорю я голосам и отвечаю врачу: - С пятнадцати лет.
Доктор что-то пишет на листочке бумаги.
«Посмотри, посмотри, что он там пишет»- орут мне приятели, но я не обращаю на них никакого внимания. Я устал, я очень устал. Я хочу, чтобы мне сделали хоть что-нибудь, чтобы избавиться от этих голосов.
Далее он спрашивает о семейном положении, о работе, о составе семьи, что именно я слышу, когда это началось и множество других подробностей из моей биографии. Я послушно отвечаю, стараясь взвешивать каждое свое слово, чтобы доктор, и впрямь, не подумал, что я псих. Минут через двадцать он просит меня встать, медсестра проверяет давление, он слушает меня своей трубкой, не помню, как эта штука называется по научному. Я опять сажусь. Он что-то пишет. Голоса орут наперебой, предлагая попить пивка или дать врачу в башню. Вскоре доктор что-то говорит санитару, тот берет меня под руку и ведет по длинным широким коридорам и покатым лестницам. Прямо, вниз, наверх, опять прямо, постоянно пропуская меня вперед и слегка недоверчиво поглядывает. Наконец мы останавливаемся перед деревянной дверью. Я читаю - «Палата номер пять». Вот мое пристанище. Интересно, сколько я здесь пробуду? Санитар звонит в звонок. Поворачивается ключ в замке, дверь открывается.
Нас встречает медсестра в свежевыстиранном халате, довольно дружелюбно, оглядывая меня. Они перебрасываются с санитаром парой-тройкой фраз, тот забирает мои тапочки, мне же выдают другие, и уходит восвояси, у него много работы, скольких еще таких, как я нужно доставить сегодня в психушку. Я провожаю его взглядом. «Сейчас он пи..й получит!»- орут голоса под ухом. Да причем здесь он, отвечаю я, и прохожу в палату.
Народу! Да! Как потом оказалось, это была не одна палата и целых три. Одна поменьше, для «отказников», я потом поясню, другая побольше, кто в ней находился, я так и не понял, мне же предстояло «лечиться» в третьей, самой густонаселенной, в ней я насчитал тридцать восемь коек. Пустовала одна, на которую мне любезно указали. Принесли белье, я заправил его и лег на постель. Появление новенького на постояльцев этого богоугодного заведения, абсолютно не произвело никакого впечатления. Разве что, в правом углу кто-то громко пукнул. Салютуют, пронеслось в мозгах. Голоса приятелей ехидно загалдели. «Смотри, отпидорасят еще ненароком. Ты уж постарайся по ночам не спать, а то проводили мы тебя Ленькой – мужчиной, а встретим Леной или Юлей». Опять отличался голос Халика. Подошла молоденькая сестричка.
- Наркоман?
-Нет, - я отрицательно покачал головой.
Она кивнула и пошла узнавать у старшей сестры, что я за дерьмо и с чем меня едят. Я закрыл глаза.
«Не ссы, Лёнчик, все будет тип-топ»- орал Халик. Он почему-то громче всех кричал, может потому что голос у него такой звонкий. «Все будет хорошо» - говорила Маша. Привезли Никитку, который плакал и говорил, что папа у него самый хороший. Приехала мать. Она и Машка с сыном стояли в стороне от беснующихся друзей, которые пили пиво и грозились начистить морду всему персоналу больницы и вызволить своего кореша. «Фак ю мазер»-орал Вова-Колома и тыкал кулаком в морду здоровому охраннику.
Да, странные галлюцинации роились у меня в голове.
Я открыл глаза.
Надо мной склонился худенький, тщедушный, бритый пацан, лет двадцати, с совершенно дебильным лицом. Шизик, подумал я, щас как вцепиться в горло.
Но псих просто с любопытством рассматривал вновь прибывшего.
- Хочешь покурить? - спросил он.
Курить? А разве здесь можно курить? Черт, а я как назло свой «Беломор» выложил дома, решив, что в больницах курить не полагается. Оплошал трухлявый пень!
-Угу, - ответил я. «Не волнуйся, дружок»- орали приятели – «Вон сейчас Кэп с Чапой за сигаретами сбегают, мы тебе принесем. Как? Ты не волнуйся, все будет ништяк». Я почему-то поверил. Да, честно, вот так взял и поверил. Я даже, потом, ходил и в окна поглядывал, откуда бы проще можно было передать мне папиросы.
А ты говоришь!
Псих, тем временем, кивнул и пошел вглубь палаты, я проводил его взглядом. Он подошел к койке, поднял подушку и вытащил из-под нее систему (это такая трубка, для капельницы, гибкая такая, которая и называется, на медицинском жаргоне «система», а для простых дураков: (изделие ПР 21-05) из которой, с ловкостью, извлек сигарету «прима».
Мы вышли в сортир, а иначе эту срань и не назвать. Три писсуара, два умывальника для морды и один для ног. Стены сгнившие, краска обшарпана, потолок мокрый и частично обвалившийся. Ну, а я что ты хотел? Может отель «Европа» или «Невский палас»? Да, все правильно, все верно, так оно и должно было случиться. Вдоль стен сидели и стояли дяди в халатах, с коричневыми, как говно лицами и тянули едкий запах дыма и испражнений в свои отравленные легкие. Где же психи? Ну те, которых по телевизору показывают. Наверное, здесь одни алконавты, типа меня, решил я и пошел к писсуару.
Только мой новый знакомый вошел в туалет, как к нему подбежали двое ухарей и стали просить оставить докурить.
- Оставляю, - ответил он, указывая на меня пальцем.
Сколько раз еще я услышу эти слова «оставь докурить», «уже занято или оставляю», а сейчас я жадно втягивал в себя едкий табачный дым. Что еще психу для счастья надо? Дом есть, сигареты есть, ба… «Какие тебе сейчас бабы - орал Халик – Ты на себя посмотри, на свою пипетку. Наверно, только у Эдика и меньше». Достал ты меня, разозлился я, но что я могу сделать? Я здесь, а они, они тоже здесь, но в моей нечесаной башке. Ладно, так о чем я? А, вспомнил, о жратве. Мне вдруг ужасно захотелось есть.
- Когда здесь кормят? - спросил я у «тщедушного», который шел рядом, еле-еле перебирая ногам.
- В обед, - последовал совершенно конкретный и обезоруживающий ответ доходяги, будто я провел здесь половину своей сознательной жизни и знаю, когда этим шизикам хавку дают.
- Все понятно, - кивнул я, давая понять, что его ответ меня удовлетворил. «Да, ты что? - орали мне в ухо Кэп и Халик – Дай ему по башке. Ты что не видишь, он над тобой просто насмехается!». Отстаньте козлы, взмолился я, ну, право слово, ну надоели вы мне.
Покурив, вымыв, на всякий случай руки, я пошел в палату и плюхнулся на кровать, «тщедушный» проследовал за мной и примостился с краю.
- Я тебя где-то видел, - тихо сказал он.
Ну вот, начинается, мало мне своих уродов в голове… «Это кто это уроды?- возмутились все хором – Это мы что ли? Мы о нем заботимся, прорваться к нему пытаемся, сигарет притаранить, а он нас уродами обзывает. Давайте ему тоже пиз… дадим!». Я заржал, как сивый мерин. «Тщедушный» воспринял мой смех, как мое желание продолжить общение.
- Ты, случайно, не жил на проспекте Просвещения?
Я насторожился. Действительно, сразу же после женитьбы мы с Машнй снимали комнату на улице Композиторов совсем рядом с проспектом Просвещения. Нет, бред, все бред. Ему на вид около двадцати, значит, значит, когда мы там жили, то ему было лет десять, а может и того меньше. Нет, не мог он меня запомнить. Чертовщина какая-то.
- А где? – поддаваясь давлению голосов в башке, спросил я его.
- Дом двадцать,- последовал ответ.
«Я схожу с ума, да я схожу с ума…». Мы жили неподалеку от этого дома.
Все, спать, пора спать. Эй, вы, драные голоса, я ложусь спать, вы меня слышите?
Им, конечно, было все по фиг, но тут пришла молоденькая сестричка и поставила мне капельницу, да еще и в задницу засобачила больнющий укол. Голоса притихли. «Пошли лучше пить пиво»- предложил Миля «Пошли» – поддержал его Чапа, и братаны дружною гурьбой отправились пить пиво, у меня в голове, точнее у больничных ворот осталась мать, Маша и Никита. Вскоре и их я отправил домой, пообещав вести себя прилично.
Я вырубался…
Но обрубиться так и не успел, а поспать часок-другой, ох как не помешало бы. Я открыл глаза. На меня смотрел губастый доходяга, по прозвищу «тщедушный» и что-то лепетал себе под нос. Опять про видел - не –видел, подумал я, но оказалось все значительно проще. Просто пора было обедать. Я посмотрел на стенные часы, которые показывали без десяти два. Понятно значит, когда у них обед.
Я встал, буркнув доходяге «спасибо» и пошел умываться. Сполоснув рожу холодной водой, чтобы быстрее оклематься, я уселся на свободное место и стал ждать. Тут как тут объявились мои приятели, которые, можно подумать, только того момента и ждали. «Нет, ты от нас так не отстанешь -вопили они – Сам жрать собрался, а мы только на пиве. Нет, дорогуша, так дело не пойдет!». Хотел я их послать «К черту», но вовремя спохватился, на кой, думаю, в перепалку вступать, тем более разносчик поставил передо мной тарелку с… Ну, я вам доложу братцы, всякого я перепробовал, но такой редкостной бурды ни единого раза. Представьте себе, этакую безвкусную водичку коричневого цвета, в которой плавают капустные листы, те, которые хозяйки обычно выбрасывают в помойку, пара манюсеньких картошинен, явно не очищенных и с глазками и все. Все, в смысле вот и весь суп. Но я сметливый, я догадался, что главная радость, главное богатство – это ломоть хлеба. Поэтому, прежде чем есть «супчик», заключе…, тьфу, больные набивали хлебушком полный рот, а уж потом заливали туда коричневую жижу. Скрипя сердцем и зубами, под улюлюкание моих корешей, в голове, я влил в себя эти помои, положил на стол половинку недоеденного хлеба и пошел вставать в очередь за вторым. Второе было более-менее похоже на картофельное пюре с рыбьими костями. Довольный, что хоть это не так сильно воняет, я возвращаюсь за свой стол, сажусь и ….
И не нахожу своей половинки хлеба. Я начинаю судорожно шарить по карманам, заглядывать под стол, вспоминать. Нет, ну я еще не совсем спятил, я ведь еще только на первой стадии. Где мой хлеб? Бросаю взгляд на урода, лет этак пятидесяти, сидящего напротив, и замечаю, что эта падла, которая свою пайку сожрала еще вместе с бурдой, хавает мой кусок. Я ему:
- Ты чё, это мой хлеб!
- М-м-м.
-Чё, м-м-м, - я начинаю заводиться, - Ты что уху ел?! Ты еб…й, - и пытаюсь вырвать мой драгоценный кусман из его поганых рук. Куда там, этот урод так вцепился в него, что пытай эту тварь каленым железом, враз не отдаст. Тут я послушался совету моих корешей, которые просто вопили «Дай ему в бубен! Дай ему в башню! Дай ему по треске!!!». Я встал и еб… ему кулаком по морде.
Тут, конечно, драка, вопли, слюни и прочее. Да? Нет! Вы не угадали. Этот, как сидел, так и сидит. Я малость обалдел, от такой реакции. Разжал ему руки, высыпал оставшиеся крошки ему в пюре, вылил туда же его компот, плюнул два раза и еще раз закатал ему в башню. Все равно, сидит и жрет. Мне показалось, что если бы я насрал к нему в тарелку, то он, с хлебом, и это бы сожрал. Нет братцы, не привык я к такому обращению, честное пионерское, ну не как не привык. А тут еще эти вопль подняли: «Мало ты ему табло начистил, надо было ногами его попинать». Плюнул я на все, вылил ему свой компот на голову и пошел стрелять «докурить». Слава Богу, попался один сердобольный, дал «бычка» добить. Сделав пару фасок, опять же, под улюлюкание друзей и подруг, обжег себе губы, я пошел и упал на кровать.
Настроение мерзопакостное, задница болит от укола, в животе пустота, зато в голове клуб «чтогдекогда». Кто ржет, кто плачет, кто песни орет. Я им говорю, можно хоть по очереди. Хорошо, вроде бы договорились. Самое то дерьмовое заключается в том, только я о ком-то подумаю, он раз и тут - как- тут. Больше всего, конечно, я думал о Маше, но что поделаешь, ну дурак я, ну не могу ее забыть. Так за нее этот урод - любовник вступается. Вроде он и не Мордехай, но называет себя Мордой. Чертовщина какая-то. Это потом, много позже я понял, что никакой это не Морда, а так, одно название. Это совесть моя, в лице этого еб..ря меня сношала во все щели, и падла, как ловко сношала, моими же аргументами меня и убивала. Я ей слово, она мне десять, я ей два, а она – сам дурак. Ох и намучался я со своей головушкой, ох и настрадался….
Лежу я и в потолок плюю. Вспомнил, вдруг, Венечку Ерофеева и его «Вальпургиеву ночь». Нет, может, конечно, где-нибудь и попадаются такие «коллективы», но видно мне не повезло. Не повезло, это уж точно. Здесь все иначе. Кто целый день на койке лежит, да в носу ковыряет. Кто-то уставился в одну точку и сверлит своим взглядом стену, кто-то постоянно, извините, пердит, кто-то сморкается. Некоторые дусты наматывают километры по коридору, кто-то бесконечно курит, кто-то ссыться в кровать…. Не контингент, а мама не горюй, а тут еще и «мои братаны» со своими прибамбасами. Одно развлечение телевизор, который разрешают смотреть по несколько часов в день, в зависимости от того, кто дежурит. Если стерва, как в «Полете над гнездом кукушки», то строго по правилам, четыре часа, если не очень, то по более. Но разве это развлечение. Эти шизонутые уставятся на какую-нибудь Машу Распутину, рты пораззявят, зенки вылупят и смотрят вздыхая, аж сопли по подбородку текут. Тьфу! А по первой программе футбол показывают! Мне Халик орет: «Блин, возьми да переключи, возьми да переключи!». Я встал, попробовал переключить, так мне чуть самому табло не начистили, всем скопом. Вот так, подавай им Машу Распутину и баста! Плюнул я на всю эту трехомуть, отвернулся к стенке, глаза закрыл.
Да, хрен там, разве здесь дадут поспать. Эти, в голове, как взбесились. Один одно орет, другой другое, третьи поют частушки, Машка про любовь к «мордочке» толдычит, «Морда» на мозги давит, сынуля папку жалеет, мама плачет, отец материться, брат успокаивает родителей. Остальные, кто в лес, кто по дрова.
Господи, да заткнетесь вы наконец!
Да куда там!
«Пуще прежнего старуха возбудилась…»
Я, грешным делом, подумал, что капельница с каким-то раствором, да укол в задницу хоть как-то утихомирят моих головных сидельцев. Видно зря я на это надеялся. Курить. Как хочется покурить, но стыдно «стрелять», ох, как стыдно стрелять у этих долболомов. Попробовал разок, но попытка оказалась неудачной. Я такой человек, если с первой попытки высота не покорилась, то я поджимаю хвост и мирно сучу в свою конуру. Ну что поделать, вот такой я человек! Одним словом - дерьмовенькая личность. Это правда два слова, но это не суть. Лежу и размышляю о бренности бытия. Час лежу, другой. Изредка переговариваюсь с сожителями в голове, а те веселятся, те далдонят, по чем зря. Надоело. Другой бы на моем месте подошел к сестре, попросил бы какой-нибудь дряни, чтобы уснуть или еще чего, а я гордый, я лежу. Вот еще, буду я ходить унижаться! Нет, даже не это. А вдруг не даст? Вот это больше пугает. Так что лежи козленок и не пахни. Вот я и лежу, предаюсь редкостным, по своей гадости, размышлениям.
Ужин. О, уже и до ужина дожили! Что там у нас? Ну, конечно же «шрапнель». Это перловка значиться, с мясным соусом. Я опять сажусь на прежнее место и демонстративно кладу хлеб, перед собой, на стол, смотрю на мужика, который уже запихал свой кусок в рот и давясь, пережевывает. Только дернись, скотина, я тебя в толчок головой засуну. Тот смотрит то на хлеб, то на меня, но взять не решается. То-то, ухмыляюсь я, видно урок пошел на пользу.
Наивный я человек! Но об этом чуть позже.
Пожрали мы, посмотрели какую-то муть по телевизору и все. Раздача лекарств и отбой.
«Всем спать!»- орет старшая сестра и выключает свет. Все оправляются, умываются и разбегаются по койкам.
- Иванов! – в палату заходит молодая сестричка.
- Я,- бодро отвечаю, а может это в моей голове кто-то заорал, типа Халика или Чапы.
- На осмотр к врачу, а потом на укол.
Ну вот те на, сначала спать, потом на осмотр. Я, нехотя, поднимаюсь с пастели и бреду вслед за сестрой. Все спят, только четверо молодых пацанов из первой, самой маленькой палаты, режутся в карты. Что, бля, за привилегия? Это «отказники» или «косилы», как потом узнал я, это те которые от тюрьмы в «дурке» косят. Они здесь на особом положении, они здесь короли. Им лет-то по двадцать, а весь контингент, даже врачи и медсестры их опасаются. Почему? Если честно я так и не понял. Борзый, иди гуляй на зоне. Так нет, держат их здесь. Может, потому что они помогают наводить дисциплину среди убогих? Все может быть, все бывает. Им и лучшие места у телевизора, им и по две пайки хлеба, им и душ, хотя остальные в сральнике моются, горячий чай, а главное… Главное, что они постоянно какие-то таблетки у сестер выпрашивают, а те дают. Какие таблетки? Я думаю всякие «…зипамы» или еще какую-нибудь муть, от которых торчать можно. Может спирт? Черт его знает!
Ну что, что ты на меня так смотришь, урод! Думаешь все руки в наколках, так ты король? Ты вон этому зассыхе, которого с ложки кормят, можешь рожи корябить, а мне не стоит, я не из этих. Пошел ты. Шепчутся что-то. Козлы!
- Так, Иванов, - молодая врачиха пристально разглядывает мою морду, заодно, поглядывая в бумажки, - значит голоса.
«Ты ей вдуй - орет в ухо Рыжий – Предложи ей трахнуться в соседнем кабинете, а я следом. Ну, Ленич, будь человеком!». Я краснею.
- Заткнись! - вдруг, в слух произношу я.
- Что?! - у девушки аж очки на лоб полезли. Она хоть и в очках, но симпатичная, кареглазая, черноволосая, губки такие пухленькие, личико худенькое, да и сама стройненькая. Действительно, будь на моем месте Рыжий, он наверняка предложил бы ей, то, что только что советовал мне.
- Извините, - смущаюсь я, - это я не вам. Простите, вырвалось.
Она внимательно смотрит на меня и потихоньку отодвигается.
- А кому?
- Ну….ну этим, которые в голове.
- Понятно, - произносит она и углубляется в чтение.
«Заткнитесь суки, вы меня «под монастырь подведете», - ору я приятелям. А те ржут. А тут еще бабы петь начали, да так громко, что я собственного голоса не слышу.
- И давно это у вас, Леонид? - дочитав мое досье, спрашивает она.
- Впервые, - отвечаю.
- Пьете давно?
Понеслась п…да по кочкам, все по новой начинается. Это что, перекрестный допрос. Врал я или нет, или нет, был я тогда в своем уме или в чужом? Это так можно понимать.
- Там же все написано, - говорю я.
- Я знаю, что и где написано, но если я спрашиваю, то надо отвечать. Здесь вопросы задаю я.
Где-то я уже слышал эту фразу, но где? А тут эти швабра, воющие под ухом, сосредоточиться не дают.
Короче. Рассказал я ей всю свою биографию, начиная с младенческого возраста, чем болел, как учился, как женился, с кем спал, как у меня с поносом и многое, многое другое. Потом она начала меня слушать, ну, этой самой трубкой, «скоп» какой-то, так он вроде называется.
- О, батенька, да у тебя шумы в сердечке.
Этого только и не хватало. Голова не на месте, печень болит, почки болят, а тут еще и шумы какие-то объявились. Чую не мужик, а развалина.
- И что, шумы? – спрашиваю.
- А ничего хорошего, - отвечает,- Ну, рассказывай про голоса.
Я ей все честно и рассказал, как пил, как не спал и что потом, в результате, приключилось. Она слушала и только головой качала.
- Значит и сейчас есть?
- Есть, - говорю.
- А что сейчас они делают?
- Песни поют!
Две шмары, с которыми мы познакомились с Рыжим буквально пару дней назад и одна из них, которая по праву должна была занять мое место, обвинила меня в изнасиловании (!!!), надрывались над моим правым ухом, распевая какие-то пакостливые песни. Да, что там песни! Просто орали, голосом Надежды Катышевой, что–то типа того: «Лёшк-а-а муд-а-ак, Лёшк-а-а пидер-а-аст», может и нет, я уже ничего не понимал, но что-то они орали.
- Да Леня, - наконец, сказала она, вздохнув, - да ты совсем белый-белый.
- Какой же я белый, - посмотрел я на свое отражение в стеклах ее очков. - Вон морда красная, как у рака.
- Я не про морду, - говорит она, - горячка у тебя «белая», причем в тяжелой форме.
- Это как? – испугался я. Нет, я не поэтому испугался, что горячки, там, у меня всякие. Видел я этих «горячих».
- Это значит, - симпатичная докторша сдвинула брови, как строгая училка, и прикусила нижнюю губу, как моя первая любовь - Кравченко Юля. Как она это делала! Аж до сих пор мурашки по коже! А еще и взгляд! Посмотришь на нее и чуть в обморок не падаешь, до чего же она прекрасна. Брысь!
– Это значит, - продолжила она, - Что вы не совсем обычный пациент, как вон те, - она кивнула в сторону палаты. – У них тараканчики, мышки, всякий козявочки, блошки перед глазами шебуршатся, а в голове лишь ветер гуляет, а у тебя голоса…
- Тех богов, что верят в меня, - вставил я.
- Не поняла? - удивленно посмотрев на меня, спросила докторша.
- Это цитата из песни Бориса Гребенщикова, - виновато ответил я, а ведь пытался схохмить. блин! В тот самый момент, вдруг вся комната наполнилась мошкарой, я даже хотел отмахнуться, но вовремя сдержался. Вот черт! Хорошо, что я ей об этом не сказал, а то….
- Понятно, - глубокомысленно молвила она и продолжила, - Так ты, - она переходила с вы на ты, и наоборот, значит и я могу, - Говоришь, что можешь вызвать любого из своих знакомых и вы будете реально вести беседу.
- Похоже, что так, - ответил я.
- Попробуй поговорить с тем, с кем еще сегодня не общался, - попросила она и уперлась в меня взглядом.
Я немного подумал и решил поговорить со своим приятелем Аркашкой. И хотя эти две щлюхи сильно мешали, Аркашка «вышел на связь». Хоть это и покажется глупым, но я «рассказав» ему о своих злоключениях, попросил рассказать мне какой-нибудь анекдот. Он рассказал.
- Все, - говорю, - поговорил.
- И о чем же вы говорили? - спросила она, готовясь что-то записать в свой блокнотик.
Я что, подопытный кролик? Вы, блин, тут диссертации на мне все понапишете, а я тут гнить буду до скончания века, вот уж дудки, надоело, я спать хочу.
- Сказал, что спать хочет, - соврал я.
Она, вновь, посмотрела на меня и рассмеялась
- Ладно, иди ложись, - смилостивилась она, - будем лечиться.
- А долго? – с надеждой спросил я, рассчитывая, что меня вскоре выпустят из этого дурдома.
- Может неделю, может больше, - неопределенно ответила она.
- Неделю! – я чуть не подпрыгнул вместе со стулом.
- А что ты хотел, - сухо сказала она, - Как горькую глушить годами, так это пожалуйста, а на лечение времени нет! Хотите влезть на елку, а сидалище не ободрать!
- Жопу! – зло сказал я.
- Что?
- Жопу, говорю, не ободрать. До свидания.
- До свидания, - попрощалась она и продолжила писать свой отчет.
Чего я злюсь, подумал я, выходя из ординаторской, она-то в чем виновата, что я законченный псих и алкаш. Она что ли мне в рот водку заливала, она что ли пивом поила. Разве она виновата, что у меня не сложились отношения с женой, что я потерял ее и ребенка? Она? Нет, это ты во всем виноват говнюк, вот и расплачивайся за это. Нет, я не испугался, честное слово. Я, вообще, ничего этого не боюсь. Почему? Потому что я чувствую. Я всегда чувствую. У меня нет чувства самосохранения, нет многих иных, присущих многим, но вот это, как его обозвать не знаю, это есть. Когда я кололся, был такой грешок в моей биографии, и малость перебрал, мне было так буево. Да и это здесь не причем. Просто мы «шмыгались» в компании из пяти или шести человек, так вот. Трое отравились и умерли, «раствор» был не качественным, двоих отправили в реанимацию и потом они долгое время лечились, получив в довесок какие-то страшные последствия, а я. Я знал, что это не по мою душу воют скрипки, я чувствовал, что не пробил еще мой час. И что? Да ничего! Так оно и вышло, я проблевался несколько раз, повалялся денек в постели и все. А как я чувствую, когда теряю любимых женщин. О! Вроде все тип-топ, вроде бы нормально, но вдруг –раз и заноза в сердце. Все приплыл! Сколько раз уходила от меня жена или выгоняла из дома и ничего. Вот чувствую, что еще не конец. Верно, все верно. Зато в последний раз, перед разводом, когда мы стояли на лестничной клетке и курили, о чем-то беседуя, посмотрел я на нее и понял. Все! И даже бороться перестал, как это делал раньше. Зачем, все едино, не склеить не спаять. Вот так!
Нет, я не испугался слов врачихи, я просто не почувствовал, что эта сраная палата мое прибежище на несколько дней, недель, месяцев или лет, как для большинства ее обитателей. Нет, я знал, что я совсем скоро покину эти душные, гнетущие стены. Я чувствовал. Вот чего я не мог почувствовать, так это того…. Впрочем, я сходил в туалет и лег в кровать.
Спать почему-то расхотелось, наверно мешали «мои постояльцы». Чтобы хоть как-то отвлечься, я повернулся к окну и стал смотреть на умирающую природу. В зарешеченное окно стучали голые ветви старого, огромного тополя, который пережил многих и многих постояльцев этой «гостиницы». Шумел ветер, врываясь в полуоткрытую форточку, унося с собой зловония и гниль больничной палаты, слышался гул машин, проносящихся по Фонтанке. Голос ночного осеннего города. Луна. Какая она сегодня огромная, но много меньше той, которую мы видели с женой, в первый год нашей совместной жизни, на проспекте Просвещения. Когда мы вышли вечером гулять, а будущему малышу был позарез необходим свежий воздух, то вдруг увидели в черном небе огромный шар, величиной с десяток солнц. Я, поначалу, решил, что это летающая тарелка, но это была Луна. Какое-то явление природы, какое-то преломление лучей в морозном воздухе. Луна была огромна и прекрасна. Мы будем с тобой жить вечно, подумал я и крепко сжал руку Маши, она ответила тем же. Как завороженные мы смотрели на это чудо природы и на душе было спокойно и тихо. Вот и теперь огромная Луна, но душа… Душа мечется и рвется на куски, душа плачет и стонет, и этот стон отдается гулкими, тяжелыми ударами сердца. Господи, неужели все это я, я был там, я есть здесь? Да, это я, я плоть и кровь. Как все течет, как меняется, а Луна, как восходит по ночам на черном небосводе, так и будет….
Это была, пожалуй, одна из самых страшных ночей в моей жизни.
Я уснул. Но вскоре проснулся. Что, поначалу, не понял я. В моей голове происходили ужасные события, стояла ужасная ругань. Ругались мать и Маша. Каждая из них старалась высказать другой, то, что накопилось в их сердцах за многие годы. Нет, я не стану это вспоминать, иначе свихнусь окончательно, но это было страшно, страшно так, что я не мог уже сдерживать свои эмоции, не смог совладать со своими нервами и заорал во весь голос: «Да заткнитесь вы обе!!!». Куда там. Я бил кулаками по подушке, я засовывал ее себе в глотку, чтобы мои вопли не разбудили шизиков и не привлекли внимания медперсонала, я плакал, я угрожал, я просил, я умолял. Все было напрасно! Эти два голоса сводили меня с ума. Если бы были сигареты, я пошел бы и покурил, я попытался бы успокоиться, но их, к сожалению, не было. Тогда я начал колотить себя руками по голове, начал биться головой о стену, чтобы прекратить эту зловещую «беседу». Нет. «Суки!», «Твари!», «Что вы творите!»- орал я в подушку-«Я и так еб…, так вы хотите, чтобы я на себя руки наложил!». Нет, все бесполезно, это конец.
Конец? Нет, вот тут ты хлопец обшибся! Помощь пришла от туда, «от куда ты совсем не ждешь». Скрипнула дверь в палату и послышались приглушенные голоса:
- Где?
-Катька (это молодая медсестра) говорила, что слева, крайняя койка.
Тихий шелест тапок по паркету. Тихое, короткое дыхание и люди-тени останавливаются около моей постели. Я лежу кусая зубами подушку, борясь со своими видениями.
Толчок в плечо.
Я поворачиваюсь. Свет фонарика ослепляет.
- Э, что за фигня? – спрашиваю я надуманно сонным голосом.
- Этот? - спрашивает кого-то приглушенный голос.
- Да, - отвечает другой.
- Вставай, - говорит первый и откидывает мое одеяло.
Этот тон мне с детства знаком. Ну, а что еще можно здесь не понимать. Люди, «бугры» пришли учить новенького уму разуму. Это как в пионерском лагере, это как в стройотряде, это как в армии, это, наконец, как на зоне. Вот и в «дурке» все аналогично, не зря же так вызывающе смотрел на меня то, который весь в наколках. То, что это были именно они, я нисколько не сомневался.
- В чем, собственно, дело, - спросил за меня «голос Халика».Приятели, исчезнувшие несколько часов назад, вернулись ко мне.
- Там узнаешь, - грубо ответил второй голос.
- Хорошо, - «согласился дипломат Козлодоев», мастер по женской части.
Мы вышли из палаты. Прошли мимо кабинета медсестер, из которого доносился богатырский храп. Бритый, а они все были бритые, который был одет в турецкий спортивный костюм, жестом показал, куда нам следует двигаться. «сейчас будет пиз…ка»- предположил Халик, «Это точно» – подтвердили Кэп и Чапа. Откуда они взялись? Ведь их не было целый вечер. Окромя «озабоченного Рыжего»?. Но это не суть.
Мы прошли по темному коридору и подошли к двери, над которой висела табличка6 «Душевая». Ясно, помыться среди ночи решили! Помню, в армии у нас обычно, вдруг по ночам, всем «черпакам» и «салабонам» ужасно в туалет хотелось, ну просто невмоготу. Значит, будем мыться!
- Ты чего такой борзый? - последовал вопрос «синего», когда бритик в светло - коричневой рубашке закрыл за нами дверь.
- Не понял, - ответил я.
Тем временем, остальные участники принаиприятно начавшейся беседы, демонстративно наматывали полотенца на ладони. Ну это понятно, как боксерские перчатки, чтобы следов не оставлять.
«Не ссы, мы с тобой - вещал в голове Халик - Сейчас Чапа пару пузырей примет, он их всех отметелит». Чапа, он действительно, хороший боец, да и Глаз тоже, да и , вообще, если бы всем вместе, но я то понимая, что я совершенно один, а все мои «помошнички и заступнички» преспокойно дрыхнут в своих кроватях, кто в одиночестве, а кто с подругой, так что… Так что, не нужны мне ваши советы, господа, лучше не мешайте, как-нибудь сам разберусь, не в первый раз.
- Я не понял вопроса, - резко ответил я, за что и получил не сильный удар по печени. Я повернулся, в сторону бьющего и тут же последовал удар с другой стороны. Ну, козлы!
По-моему вопросов больше не будет. Раз в ход пошла «тяжелая артиллерия», то «музы могут помолчать». Дрались трое, тот, который весь синий от наколок, стоял чуть в сторонке и внимательно наблюдал за происходящим. И хотя силы были явно не равны, отбивался я как мог. Кулаки, обмотанные мокрыми полотенцами, а это, я вам скажу, похлеще будет, чем детская забава «морковь», может кто-нибудь и вспомнит, как в детстве скручивали полотенце в виде морковки и хлестали друг друга по загривкам. Вот развлекуха была! Так вот, в настоящий момент, мне было отнюдь не до развлечений, тяжелые удары сыпались со всех сторон. Расположились они грамотно, благо место в душевой было много, стараясь держать меня в середине и не дать прорваться к стене, чтобы хоть защитить одну сторону. Били умело, все больше стараясь наносить удары в корпус и «между ног по печени». Я, сжав зубы, как мог, отбивался.
В отличие от своих «партнеров по спаррингу» я особо не церемонился и все больше старался попасть кому-нибудь в нос или в глаз, «пускай сияют ордена». Но, имея не выгодную позицию и все время, пытаясь избежать очередного выпада, я нервничал, и мои удары редко достигали цели. Но, что самое удивительное, я держался! Да, я стоял, не смотря на множество ударов, достигавших мое тело. Удивительно! Толи что-то во мне ломанулось, в связи с глюками. Толи вкололи какое-то мощное лекарство, против болезни, а оно еще на что-то там влияет, не знаю, но держался я молодцом. Может, это мои голоса помогают, которые с визгом и улюлюканьем воспринимали любой мой удачный выпад.
Наконец, что-то изменилось. Что именно? Я так и не понял, Может, они выдохлись, поначалу решив, что этого «синяка» мы завалим одной левой, может я проявил не дюжий характер и волю, может еще что, но …. Я пробрался и прислонился к липкой сырой стене. Теперь будет проще. Мы стояли и смотрели друг на друга, тяжело дыша. У одного из пацанов была рассечена бровь, значит, я все же достал. Кого. Нет, я больше не буду «распылять» свои силы на всех троих, я выберу себе жертву и буду метелить ее, пока не забью до смерти, а там хоть трава не расти.
Мои глаза, мой взгляд. О, там можно многое прочесть, только приглядись повнимательней и ты увидишь. Ты увидишь любовь и смерть, радость и грусть, добро и зло, смех и слезы, ты многое можешь увидеть и прочесть в этих глазах. Но. Но не дай тебе Бог прочитать в них безразличие и ненависть, эти две составляющие бытия, если вдруг встречаются вместе, то ничего хорошего не жди. Не жди пощады сынок. Вам повезло, что пока вы, если умеете читать, прочли лишь о том, как же я вас ненавижу. В общем, короче. Смотрю я на них, стараюсь отдышаться, они на меня, готовят атаку. Ну ладно, вот ты мне подойдешь. Морда у тебя больно поганая, да и ты первым меня ударил. Поехали! «Поехали!!!»- заорали обитатели головы, лишь Маша, почему-то, попросила «быть поаккуратнее». Ладно, учтем ваше пожелание – «чужая жена».
Короче. Отделившись от стенки, сантиметров на пятьдесят, то бишь попав в зону прямого соприкосновения с противником, я внешней стороной стопы, как когда-то учили в одной достойной школе Кун фу, бью свою жертву под коленную чашечку левой ноги, чуть сбоку. От удара, его нога сгибается, и он падает чуть вперед и чуть влево. Этого оказывается достаточным, чтобы вторым, аналогичным, ударом я попал ему в челюсть…
Удар был хорош? Спросил, чуток прихвастнув, я у своей братии. «Да, да» - согласились они. Да, удар был, действительно, не плох. Мой учитель Андрюша Логинов мог бы мной гордиться.
Голова у парня резко дернулась назад, тело обмякло и, он повалился на кафельный пол. Да при этом упал так неудачно, что повредил себе нос, из которого полилась алая кровь. Ну, не то чтобы хлынула бурным потокам, а так, тоненькой струйкой, смешиваясь с водой и грязью устремилась в направлении сливной решетки. Двое «бойцов» переглянулись, не понимая, что же произошло несколько мгновений назад. Один из них посмотрел на «синего», тот внимательно разглядывал меня. Наши глаза встретились. Молодой, но ранний, подумал я. Что подумал он, я понятия не имею.
- Что стоите, козлики? – нагло спросил я, почувствовав, что моральное преимущество, в настоящий момент, на моей стороне, - помогите своему приятелю, а то ему, небось, не сладко на мокром полу валяться.
- Не твое дело, - ответил «спортсмен», но все же подошел к упавшему и стонущему собрату, постоянно поглядывая в мою сторону. Не е… ли я ему, так же в башню?
Я победил.
Нет, до победы было еще далеко, еще не вступал в бой главный противник, который, сжав губы, сидел и пустым взглядом следил за происходящим. Кое-как, подняв и оттащив в сторону «поверженного бойца», товарищи посадили его на деревянную скамью и приложили к ушибленному носу мокрое полотенце. Вот так он и сидел, высоко задрав голову, прижав к носу полотенце. «Синий» не спеша спрыгнул со стола, облизал губы и засунул руку в карман. Что там? Там была опасная бритва. Он неспешно, вытащил лезвие и еще раз посмотрел в мои глаза. У меня дернулось «очко». Такого я ожидать никак не мог. Неужели меня сейчас будут убивать? Нет, я еще жить хочу, я еще и половину жизни не прожил, чтобы, вот так просто, с ней расставаться.
Я шарю по сторонам глазами. Мой взгляд натыкается на швабру, стоящую возле стены справа. Он замечает мой взгляд и ухмыляется. Я хватаю швабру, отламываю щетку. В туках у меня палка со ржавым гвоздем на конце.
Их трое я один, у меня палка у них кулаки и бритва, сейчас кого-то будут убивать, вероятно меня. Неужели они такие отмороженные? Хотя. Хотя, если они косят под психов, то это и спишется на «временное помешательство рассудка». Да, вот так! Это же не богодельня, это психбольница.
Но развязка наступила неожиданно. Едва мне на встречу двинулся «синий», как в душевую ворвалась заспанная старшая медсестра. Она с ужасам оглядела место сражения, посмотрела на меня, с палкой, на «синего», который мгновенно засунул лезвие в карман спортивных брюк, и сразу все поняла.
- Что здесь происходит!? - заорала она, увидав кровь на сером полу, - Опять ты Урюкбаев? Мало тебе прошлого раза, - кричала она «синему»,- Ну все, на этот раз ты просто так, испугом, не отделаешься. Завтра же доложу главврачу и попрешь обратно на зону. Достал ты здесь всех!
- Пошла ты, - спокойно ответил «синий» и вышел из душевой, следом потянулись неудачливые «боксеры», придерживая под руки незадачливого приятеля, который прижимал к носу окровавленное полотенце.
Я оставался стоять, как и стоял, не выпуская «оружие пролетариата» из рук, словно ожидая нового нападения.
Сестра подошла ко мне и посмотрела жалостливым взглядом. Затем разжала мои посиневшие пальцы, взяла черенок от швабры, как-то по матерински обняла за плечи и сказала:
- Пошли сынок. Не бойся, ничего они тебе не сделают.
- Я знаю, - промямлил я. Язык не слушался, во рту пересохло, ужасно тряслись руки и ноги в поджилках.
Мы вышли. Она закрыла душевую на ключ. Я пошел в палату. Сердце бешено колотилось, кровь грохотала в висках и заглушала крики «Ура!», моих «постояльцев». Я рухнул на постель. Только теперь, только сейчас я понял, как близок был к смерти, как тонюсенький волосок мог оборваться и все.
Наступал осенний, тяжелый рассвет. Город постепенно пробуждался. Небо становилось светлее. Поползли бледные облака, заморосил дождь. Последний дождь в этот вонючий год. Я вырубался от усталости и лекарств, от страха и злобы, я проваливался в темноту подворотен и глубину колодцев сна.
Утро было пасмурным и дождливым. Хорошо хоть форточку догадались закрыть, иначе все психи бы перемерзли, хотя, хотя мне кажется у них все чувства давно атрофировались. Есть чувство голода, есть желание сходить в туалет, есть сон. И все. Это я еще жив, а они… Они уже нет, они зомби, которым предстоит провести в этом состоянии все оставшиеся дни в этом бренном мире. Хотя нет, как выяснилось, кроме меня было еще пятеро наркоманов, которых тоже пытались лечить. Ну, не лечить, а хотя бы «ломку» снять. Так что, нас, более менее «нормальных» в палате было шестеро. Но это к слову. Я проснулся от толчка в бок. Открыл глаза. Медсестра, что-то вчера я ее не видел. Сменилась смена.
- Что?
- На завтрак, соня, - улыбнувшись, дружелюбно сказала полная, черноволосая сестра, среднего возраста. От нее приятно пахло какими-то духами.
Я был рад и этой улыбке и этому запаху. Но, что это? Чего-то мне не хватает? Сначала я даже и не понял, чего же именно, но потом, чуть не подпрыгнул от радости до потолка. У меня в голове не было моих «постояльцев». Ау, позвал я. Эй, где вы там? Тишина.
Все галлюцинации закончились, я вновь стал обыкновенным человеком. Я снова я, а не «дом советов и предложений». Какое это прекрасное ощущение, быть самим собой. Слава, тебе Господи! Спасибо вам доктора! Да будет свет!
Я пошел, помыл рожу, пальцем потер зубы, ни мыла, ни зубной щетки. Как они здесь живут. За все время своего пребывания в этой лечебнице, а это уже почти сутки, я не видел, чтобы кто-нибудь из психов чистил зубы. А зачем? Да, ладно, я надеюсь, что скоро выпишусь от сюда, раз глюки свалили.
Завтрак. Каша, жидкий гречневый продел, жидкий, безвкусный чай, отдающий шваброй и кусок белого хлеба, на который так и зариться вчерашний вор. Смотрит, зараза, аж слюни текут. Гляди, гляди падла, все едино, хоть весь на слюну изойди.
После завтрака - капельница с раствором «Гемодеза» содержащего различные соли и иные вещества, для удаление токсинов из крови и восстановления баланса выбитых алкоголем витаминов . Капельница - это ерунда, а вот «сульфа»… Эта дрянь так поползла, так пошла колбасить по моим венам, так обожгла, что я чуть не потерял сознание, до чего же меня бросало в жар. Тут любая парилка покажется праздником. Меня затошнило.
- Что, плохо? – участливо спросила добродушная медсестра.
- Не-е мн-о-ого,- еле ворочая языком, ощущая мерзкий привкус во рту, какой-то солено - горькой дряни, ответил я
- Ничего, сейчас все пройдет.
Подошел «тщедушный» - наркот и что-то прошамкал своими пухлыми губами.
- Что?
- Курить хочешь? – спросил он.
Я кивнул. Его взгляд был обращен куда-то поверх моей голова, я оглянулся. Стена. Обыкновенная стена с облупившейся краской. Может быть, он видел на этой поверхности дальние дали, в которых он пребывал находясь в состоянии наркотического опьянения, а может безбрежный океан, с его чарующими волнами и бархатной пеной, а может это небо, так сильно манящее в момент наивысшего состояния «прихода», а может он видел могильный холм и полную Луну, может закат Солнца? Эй, где ты, мил человек, где сейчас твой разум, о чем твои грезы? Нет, он не даст ответа. А есть ли он у него?
- Хочу, - ответил я, поднимаясь с постели. У черт, голова кружиться. Надо посидеть маленько, сейчас все пройдет. Голова, хоть и освободилась от «постояльцев», но все же, это не моя голова. Или от изрядной доли лекарств, которых вкачали в меня, по полной программе, или от ночных побоев. Это не суть, я знаю, что я выжил, я знаю, что я поправляюсь.
Мы пошли в туалет. На пороге нас встретил «пострадавший». Да, видно здорово он шмякнулся об пол. Рожа вся синяя, нос распух, на левой скуле сиреневый синяк. Он зло посмотрел в мою сторону и отвернулся. Мне все до лампочки.
Тошнота и головокружение прошли, вместе с первой затяжкой «беломорины». Этот хлюпик где-то раздобыл «беломор», специально для меня, целую штуку, видно «сорочье радио» донесло о ночных событиях, хотя остальным все было по-барабану, остальные были заняты своими прежними делами. Кто с…, кто с…, кто курил, кто ходил по коридору, кто танцевал, напевая, себе под нос, не хитрую мелодию, кто пребывал в задумчивости, одаряя всех своей идиотской, гнилозубой улыбкой. Все были заняты своими делами.
Докурив, я вышел из сортира и столкнулся лицом к лицу с «синим», он как раз проходил мимо по коридору. Его не выгнали? Да нет, конечно. Так, предупредили, наверное, и все, кто его отсюда погонит, здесь же все повязаны, и врачи, и сестры и эти. Да и бояться, наверное, его дружков-приятелей. Чем черт не шутит, выйдешь из больницы, а тебе кирпичом по жбану хрясь! Тут будешь осторожным. «Синий» нехорошо посмотрел на меня, сделал кислую мину и поплелся дальше, шаркая тапками. Нет, я не припух, но неприятный холодок пробежал по сердцу. Если я здесь долго прокантуюсь, то, возможно, меня вынесут от сюда вперед копытами, что, совершенно, не входило в мои планы, но и показывать, что я припух, давать понять, что я испугался, было бы глупо. Раз дашь слабинку и все, считай, что тебя запрегли и поехали. И будут ездить, пока не наскучит или не появиться новая пони.
- Иванов?
- Я!
- Иди к врачу, - сказала старая мымра.
Старая мымра это такая гадостливая медсестра, которая вечно ходила у бурчала что-то себе под нос. Ходит и бурчит, ходит и бубнит. Чего бубнит? Она мне сразу не понравилась, впрочем, как и я ей. Ей, наверняка, приятней с шизоидами работать, чем с нормальным человеком, коим я себя считаю. Вот она и корчит рожи, строит из себя, черте что. И вообще, скажу я, порядки тут у них! Это не трогай, туда не ходи, сзади врача не становись, в бумажки не заглядывай, лишние вопросы не задавай, короче, сказали «стой»», обязан стоять, сказали «лечь!», обязан лежать, и попробуй только вякни, тут же «сульфу» в вену.
Я зашел в кабинет.
- Здрасте.
- Ты кто?
Вот говно, ей лет-то меньше чем мне, а она мне тыкает, так и хочется Рыжего позвать.
- А ты кто? – спрашиваю в ответ.
Она зыркнула на меня, как «солдат на вошь»:
- Иванов?
- Да, - отвечаю.
- Садись.
- Сел.
- Рассказывай, - говорит и смотрит в бумажки, которые держит в тонюсеньких ручках. Какая молоденькая, наверно, только из института, думаю.
- Со скольких лет начал пить? - спрашиваю.
- Нет, как самочувствие.
- Нормально.
- Точно?
- Лучше не бывает.
- Голоса прошли?
- Ага.
- Когда?
- Сегодня утром, - отвечаю. Интересно, знает она о вчерашних событиях или нет? Наверное да, поэтому так быстро и выписывает, чтобы не дай бог чего не случилось. Впрочем, какая ей разница, что там было в душевой, ее дело психи, наркоманы и алкаши, а не какие-то там разборки.
- Вот что я тебе скажу, - медленно произносит она, с любопытством разглядывая, мою небритую физиономию, - На первый раз тебе просто повезло. Организм у тебя оказался крепкий, а то иначе, мог бы оказаться моим пациентом всерьез и надолго. Понимаешь?
- Угу, - киваю я. Я мог бы оказаться не только твоим пациентом, но и пациентом морга, если бы не мой организм.
- Короче. Сегодня мы тебя еще подержим, а завтра дуй домой.
Я аж расцвел, как скоро. А та, предыдущая, мне втюхивала, «может неделю, может и больше…».
- Здорово ,- говорю.
- Здорово, то здорово, но мой тебе совет, никогда больше не пей эту гадость, а то можешь оказаться здесь всерьез и надолго. Понял?
- Понял! А простите, доктор, вообще нельзя пить, даже пиво? – с надеждой спросил я.
- Постарайся и от пива отказаться.
- Совсем - совсем.
- Ну…один бокал раз в неделю, пожалуй можно.
Ну, слава тебе яйца, хоть один. А где один, там и два, а где…. Впрочем, не надо загадывать.
- Спасибо, - говорю, - Можно идти?
- Иди, - отвечает, и как бы между прочим, когда я уже находился у двери, говорит, - И постарайся не связываться, за это время с Урюубаевым и компанией, ничего хорошего от этого не будет.
- Спасибо, учту, - обещаю я. У, ты какая, заботливая. Значит, доложили уже о наших ночных «посиделках». Я выхожу из кабинета. Улыбка до ушей и несколько пар ненавидящих глаз. Идите вы к черту.
Опять процедуры. Капельница, «магнезия», но мне все нипочем, завтра я снова буду на свободе. Я лежу под капельницей и вспоминаю прошедшие два дня. Боже мой, я ведь мог и того, «ласты склеить». Вначале, когда за оголенный цоколь хотел схватиться, затем, когда башкой о стену колотился, после «душевая». И это все из-за этой мерзкой водки.
Вот, что я вам скажу, молодежь, не пейте вы ее сраную. А если и пьете, то только не запоями, иначе, иначе можете побывать в моей шкуре. Нет, на этих можете и не смотреть, им все до фени. Они ужи и не люди, а у вас еще разум остался. Прикиньте шланг к носу, и послушайте взрослого дядю… Интересно, а кому это я вещаю, вокруг никого нет, видно не все токсичные вещества вылились из меня вместе с …. С чем? Пожалуй, не стоит об этом распространяться.
«Обед! Обед!»- завопил дежурный по кухне, это тот, который все время пританцовывает, под какую-то, только ему ведомую, музыку. Психи уселись за столы. Сестричка стала разносить хлеб. На этот раз я выбрал «черняжку», посмотрел на своего «бравого урорда» напротив и пошел вставать в очередь за «пойлом». На этот раз было что-то напоминающее гороховый суп. Во всяком случае, пахло горохом. Взял я ляминиевую тарелку, вертаюсь в зад. Хлеба нет! Смотрю на урода, у него в руках два куска белого, я уже хотел было ему в табло сунуть, но тут сестричка заорала, что: «Это наркоманы хлеб сперли!». Я подхожу к их столу. Сидит «тщедушный», еще парочка, похожих на него и один «педрила», который вечно около «косил» ошивается. Понятно, думаю, продолжение вчерашнего банкета. Посмотрел вправо, на меня не моргающе смотрят четыре пары глаз, точнее три и один, у «бедолаги» один глаз сильно заплыл. Провокация, батенька! Ждут моей реакции.
- Где мой хлеб? – спрашиваю я у «педрилы».
Тот так нагло, с издевкой и напором отвечает, скорябив убогую морду:
- Ты чё, никто твою пайку не тырил. Иди в пень!
В общем, хотел я ему дать «по треске», но подбежала медсестра и забрала у него мою пайку со словами:
- Сволочи, у больных воруете.
Я больной? Это они больные, а впрочем…
Для будущих посетителей любой психушки выдвигаю лозунг:
« ГРАЖДАНЕ, ЕСЛИ ВЫ ЕЩЕ НЕ СОВСЕМ СВИХНУЛИСЬ – ХРАНИТЕ ВАШ ХЛЕБ В КАРМАНАХ ВАШИХ ХАЛАТОВ!».
Короче, день прошел относительно спокойно. Я большую часть провалялся в кровати, иногда выходя в туалет и пытаясь «стрельнуть бычка», но как назло, я вечно опаздывал, кто-нибудь уже забивал очередь передо мной. Может, это и были происки «основных», а может, просто так «карта ложилась». Вечером укол и сон, завтра – воля. Предстояло пережить ночь. Какой она станет, эта последняя ночь в психиатрической больнице №3 на набережной реки Фонтанки 132? Будет ли «синий» сотоварищи пытаться со мной поквитаться? От укола, ужасно хотелось спать, но какой может быть «сон в летнюю ночь», когда того и гляди нагрянут посетители. Нагрянули! Как в воду глядел, Но не посетители, а один посетитель. Его шаги я услышал еще в коридоре. Я насторожился. Шаги приближались к моей постели. Я привстал на локоть.
- Ну? - первым начал я, зная, что передо мной стоит именно он.
- Пойдем. Побазарим, - ответил силуэт.
- Пошли, - как можно бодрее произнес я, старая скрыть волнение.
Мы вышли из палаты, прошли мимо спящей сестры, вечно они по ночам дрыхнут, и направились, все в ту же, «душевую». Перед ней я, любезно, пропустил его вперед, а то не дай Бог войдешь первым, а тебе по кумпалу палкой шарахнут. Он вошел, я следом. В «душевой» никого. Я огляделся. Здесь и спрятаться негде, значит после подойдут.
Урюкбаев – «синий» расположился, все на том же, столе, а я сел, чуть поодаль на скамейку. Воцарилось гробовое молчание.
- Курить будешь? – вдруг спросил «синий».
- Давай. - сказал я.
Он достал «Петр 1» и мы закурили. Тишина. Курили молча, изредка, поглядывая друг на друга.
- А ты ничего, - выплюнул он слова, вместе с сигаретным дымом.
Я промолчал.
- Здорово ты «Дуньку» уделал,- вновь сказал он.
- Кого? – не понял я.
- Ну, этого, который нос себе сломал, - ответил он и выбросил хабарик в ведро с водой. Хабец зашипел и умер.
- Он что, пидрила? - спросил я.
«Синий» повел бровями.
- Мне казалось, что на зоне «Дуньками», да «Машками» опущенных называют, - проявил я свои недурственные знания, подчерпнутые из современной лагерной литературы.
Парень осклабился:
- Нет, просто фамилия у него Дунькин, вот его «Дунькой» и кличут.
- Ясно, - кивнул я, - Что ты хотел-то?
- Ничего, - он неопределенно пожал плечами, - На тебя посмотреть.
- Ну и что, посмотрел? - спросил я, глядя ему в глаза. Страх, точнее волнение, куда-то ушел. Я понял, что сегодня никаких потасовок и драк не будет. Я верно поставил себя.
- Посмотрел, - он вновь полез за сигаретой, закурил, но мне не предложил, видно решил, что с меня хватит.
- И как впечатление?
- Нормально. Говорят, что тебя завтра выписывают, - сказал он после некоторой паузы.
- Предположим.
- Слышь, корешок, давай без форсу. Ну, ошиблись мы малость, ну не просекли обстановку. Пойми, нам сказали, что ты надолго сюда, вот и стоило проверить, кто ты и как. Понимаешь? Здесь все через это проходят, исключая убогих, которым уже ничего не поможет.
- Не понял?
- Хорошо, давай начистоту. Здесь существует определенная система. Это придумано не мной и пацанами, это существует уже очень давно. Как и во всякой общности людей должны быть господа и должны быть рабы. Ты, наверняка, заметил, что туалеты моют одни, палаты другие, коридоры третьи.
- Заметил.
- Это вечные дежурные. Кто проштрафился, кто «добровольно» согласился, кто за лишнюю таблетку снотворного или успокоительного. И так будет всегда. Чтобы «рабы» не роптали, нужны «управленцы», нужны «силовики». Один медперсонал с такой оравой не справится. Попробуй успокой, к примеру, Костю Загарова, когда он разойдется. Хрен! Разве Маринка или Люська с ним справятся? То-то и оно. А пока санитаров дождешься, то он тут таких дело натворит, что мама не горюй… .Вот поэтому мы и существуем, поэтому нам и доверяют и обращаются за помощью. Нас уважают, а мы помогаем уважать докторов.
- Так, стало быть, на счет меня вас попросили? – спросил я.
- Ты не торопись. Что же касается тебя, то я же сказал, ошибочка вышла. Здесь вот какая система, система общака. По понедельникам и четвергам «впускной день», к психам родственники приезжают, ну, мамы всякие, бабушки, дедушки, жены, сестры, короче родня и знакомые. Приезжая, они всякие передачки таскают, ну, папиросы, печенье, конфетки, хавку всякую. Так вот. Если ты желаешь жить по-людски, то должен просить у родственников деньги. Нет, деньги не большие, так чиркан, двадцатка, ну, может полташка. Усек?
- Начинаю понимать.
- Смотри, - «синий», вновь, полез за сигаретой на этот раз угостив и меня.
Мы закурили.
- Ну?
-Смотри. Вон тот, который тебе «беломор» таскал…
Во падло, все знает!
-… он задолжал сестре, а значит и нам, тебе понятно, что она «в доле», полташку. Значит, правильно, когда придет мамка, то он должен попросить у нее эти деньги, иначе не видать ему больше «феназипама», как своих ушей. Бить? Зачем, он и так, как развалюха, еле ноги передвигает. Он плотнее подсел. Если он на ночь не примет сонников или «колес», то его всю ночь «крутить» станет, да и утром чуть живой будет. Ему это надо? Правильно! Вот он и будет мамку упрашивать, чтобы она ему денег дала. И так остальные наркоши.
- А не наркоманы? – спросил я, - им то за что платить?
- Им, - «Урюк» усмехнулся, - А их думаешь не крутит, не ломает? Еще как! Ты попробуй недельку без сна провести, что с тобой станет. А многие так привыкли к снотворным, что заснуть без них не могут, вот и бродят по ночам, вот и маются. Кто с бока на бок перекатывается, кто комаров ловит…
Это точно. Я в первую ночь, после всех этих событий, проснулся от громких хлопков. Поднимаю голову, а метрах в десяти от меня, лежит мужик и бьет в ладоши, да так громко и звонко, что-то и гляди перепонки полопаются. Хорошо, что сосед по койке ухитрился, скрутить ему одну руку и привязать простыней к стенке койки. Так этот урод, все еще продолжал «комаров ловить», правда, не так шумно.
Вообще-то, за то время, что я тут ошиваюсь, я разного про психов наслушался, причем от них самих же. Вот про одного говорили. Нажрался до белки, стоит возле окна и видит, как подлетает к нему лошадь с крыльями и говорит человеческим голосом: « Садись Васятка ко мне на спину, покатаемся». Ну, Васька и рад на летучей лошади покататься, глядишь, и до лабаза подвезет. «Сейчас, - говорит. – Только денежку малую захвачу». Взял он бабло, надел куртку и к окну. Но, видно не судьба была, прокатиться на лошадке. Едва он встал на подоконник, как в комнате появилась жена. Она конечно сперва охуела, но потом сообразила, что твориться с супругом, тем паче он сам ей про лошадку сказал. Все говорят, что бабы дуры, но эта оказалась не той породы. Она не стала вопить на него, уговаривать слезть с окна и прочее, она ему тихо сказала, чтобы «белку» не спугнут: «ты погоди милый, надо же лошадку покормить маненько, а то ты вот позавтракал, а она верно нет. Дай-ка я спрошу у нее, что она хочет». Подошла к окну, хвать муженька за яйца и дернула так, что тот упамши башкой об пол хряснувшись, «уснул». А она его быстренько связала и вызвала скорую. Вот такие пироги. Если бы не смекалка этой бабы, летал бы парняга на лошадке по сей день, да и не только.
Были и другие истории, но об этом в другой раз, а сейчас я занят беседой с этим уголовником.
- Они приходят к сестре за помощью, а та им объясняет: «Нет этих лекарств в наличии, не финансирует государство», вон спросите у ребят, или если хотите, то я схожу в аптеку и завтра вам принесу. Вот и все.
- А если к ним никто не приходит? Если нет денег?
- Тогда лежи и «лови комаров»,- усмехнулся «синий».
- Здорово!
- Я тебе больше скажу, - разоткровенничался «Урюк», - здесь и врачи повязаны.
- Да я уже понял, - согласился я.
- Ничего ты не понял. Ты думаешь, почему тебя так быстро выписывают? Вылечили?
- Ну да, глюков-то больше нет. Голосов не слышу, руки не трясутся, сердце не останавливается.
- Это верно. Но, тебя завтра выпишут, а в карточке отметят, что пробыл ты тут, по крайней мере, неделю, и все лекарства, которые тебе понавыписали прикарманят. Я смотрел твою карту, там кроме «реланиума» еще много интересных препаратов существует, которые легко можно задвинуть налево. Здесь все повязаны, а у врачей, как и у медсестер зарплата маленькая, вот они и крутятся, как могут. Вот тебе сегодня внутривенное делали?
- Вроде нет, - наморщил лоб я, вспоминая, было это или не было.
- Вот видишь, а должны были сделать.
- Ясно, - сказал я, но к чему ты все мне это рассказываешь, ведь не просто так ты, вдруг, решил со мной пооткровенничать?
Синий рассмеялся, показывая свои зубы. На одном из них была золотая коронка или фикса, я в этом ни хрена не понимаю.
- Конечно. Ты завтра выходишь на волю. Я тебе рецептиков подкину, ты «колеса» купишь и обратно принесешь, а я с тобой рассчитаюсь. И тебе хорошо и мне не дурно.
Я усмехнулся.
- А с чего ты решил, что я вернусь, а не зажму эти твои «колеса»? – спросил я.
- Потому, что тебе они не нужны, а деньги нужны всем и мне и тебе. Это и есть деловые рыночные отношения. По рукам.
- Давай.
Мы распрощались, и я пошел спать. Черт забыл спросить, за что он сидел и как сюда попал. Да, впрочем, это и не важно, да и не тактично, захотел бы, сам рассказал. Откуда он рецепты достанет, так это-о-о….
Я засыпал.
После завтрака, за которым я добродушно отдал уроду свой кусок хлеба, меня отвели в специальную подсобку, где хранились мои вещи. Потом обратно переодеваться, прямо в палате. Переоделся.
Деньги?
Деньги можно получить в кассе, мы с сестрой вниз. В кассе никого нет, приходиться ждать. Как хочется побыстрей на волю, в этот загазованный, каменный город, с вечно озабоченными бабками, голубями, трамваями и сырым осенним воздухом. Скверами, заборами, соборами и церквами. Как хочется туда, к нормальным людям. Хотя неизвестно, где они нормальнее, здесь или там.
Наконец деньги были получены и мы поднялись в «палату № 5. У двери ждал Урюкбаев.
- На, - он сунул мне в карман стопку бумажек, - в четверг впускной день, придешь после обеда, скажешь к Копейкину, вон тот старик, тебя пропустят. Я подойду и мы рассчитаемся. Лады?
- Ладушки.
- Будь здоров! Не попадай больше сюда.
- Постараюсь, до четверга.
Подошла медсестра:
- Врач сказала, что вы ей больше не нужны, можете ехать домой.
Ура! Я свободен!
Я прошел через железную калитку и очутился на проспекте Москвиной. Куда теперь двигать? Никак не могу сориентироваться. Вроде на право. Точно, вот Измаиловский проспект. Скорее туда, скорее к ларькам, чтобы купить сигарет и курить, курить, курить…
Я купил пачку сигарет и, помня запрет врача, бутылку «Колы». Затянулся, осушил бутыль залпом и потихоньку пошкандыбал в сторону дома. Как же прекрасен воздух свободы, хотя и пробыл то я в этом гадюжнике не полных три дня.
В четверг, как и договаривались с Урюкбаевым, я принес ему «колеса», он рассчитался со мной. Табош оказался не слишком велик и я отказался «работать» дальше. А ну ее, эту ботву….
Он прервал свой рассказ и посмотрел на меня. Сказать, что я опешил и был потрясен его рассказом, значит, ничего не сказать.
- Вот, Александр, абсолютно правдивая история, случившаяся со мной несколько лет назад, - он вздохнул и налил еще по рюмке. – Ну, может, я кое-где приукрасил маленько, а кое-что опустил, выбросил из памяти, но суть от этого не меняется. Поэтому, если вы вдруг захотите побывать в моей шкуре, пообщаться с потусторонними силами, то послушайте моего совета. Для того чтобы достичь чего-то возвышенного или, наоборот, провалиться в бездну впечатлений, то смело включайте Ленинградское радио, дождитесь передачу с Еленой Морозовой, похрюкайте вместе с ней, опорожните несколько раз кишечник, выпейте пару литров высококачественной мочи, и войдя в транс, от ее блаженного голоса, начинайте медитировать, ловить сигналы из космоса, выискивать барабашек в своем доме и вычислять полтергейст. Но, уверяю вас, что ни хрена у вас не выйдет, если вы перед этим не выпьете хотя бы месячную дозу спиртного. А если вы уже прилично набрались, то и слушать эту дуру не стоит, просто, лежите и ждите, за вами придут. Да, и не стоит давить на кнопки или накручивать номер 03, вряд ли к вам приедут, не те нынче времена.
Внезапно в купе погас свет.
- И знаешь что? – он задумался, махнул рукой и налил себе целый стакан. – Знаешь, что мне совершенно непонятно? Ведь именно в ту самую ночь Машка впервые легла в пастель с этим своим будущим мужем! Да и пророчества, которые мне предрекали голоса, так некоторые сбылись!
Он выпил и отвернулся к окну.
На верхней полке кто-то кашлянул. Я вздрогнул.
Показалось. Просто, в соседнем купе кто-то не выключил радио…
ПИСЬМО
С Леонидом мы расстались друзьями. Потом, когда я приезжал к приятелям в Петербург, даже иногда встречались. Ну что там. Встретишься, побухаешь и всё. Что может дать шапочное знакомство в поезде. Тем более, что он все больше и больше опускался, это с его слов, стал сильнее пить, не смотря на то, что после психушки состоял на учете у нарколога. Бабу себе так и не нашел, на работу не устроился. Жил как нищий на случайные заработки, на подачки старых знакомых, которых почти не осталось. Кто-то просто отвалил в сторону, кто-то ушел в мир иной, кого-то послал он. С женой и сыном он практически не общался, сыну, будущему менту, его пристроили в ментовской Университет, за несколько тысяч долларов, негоже было встречаться с папаней синяком, он просто сторонился такого отца, вероятно попросту брезгуя. А может что-то просто повернулось в его ментовских мозгах. Не знаю. Он не особо распространялся об этом, а я и не пытался влезть в его душу. Иногда мне казалось, что он очень страдает и переживает потерю сына, а иногда, особенно после пятого стакана, он ругал его и его мамашу почем зря. Как-то он выдвинул такой тезис, что должен насовершать как можно больше дурных поступков, даже ужасных и несовместных с Христовыми заповедями и сфокусировать на себе как можно больший букет различных болячек и болезней, чтобы ничего из этого не досталось его сыну. Он очень любил его, и жаловался от чего-то, что снился он ему только маленьким, а дальше никак, словно обрезали пленку кинофильма после того, как жена ушла от него.
В последний раз я видел его в тот год, когда у нас появился президент-китайский болванчик с улыбкой до ушей. Я уже и не помню, когда это случилось, но когда-то было, хотя Путин по-прежнему руководит страной.
Так вот. Выглядел он не важно. Похудел, осунулся, под глазами нависали огромные мешки, руки слегка дрожали.
- Ты чего, Ленчик, с бодуна? – спросил я, протягивая ему бутылку пива.
- Да ну, - он махнул рукой. – Почки отказывают к ****и матери.
- Так ты не бухай.
- А что делать-то еще? Работы нет, семьи нет…
Завел шарманку, подумал я. Но он видимо сам был не склонен распространятся о своих бедах и обидах, поэтому лично перевел разговор в другое русло.
- Знаешь, приволокли мне новый компьютер, хочу его к Интернету подключить, да в данный момент с бабосами проблема, - он потупил глаза и я понял его намек, он хотел попросить у меня денег.
- Сколько?
- Санек, да ты что, - он выставил перед собой руки с раскрытыми ладонями, как бы защищаясь.
- Кончай ****еть, - сказал я, доставая из кармана кошелек. – Сколько надо.
- Я верну, - вместо этого ответил он, виновато смотря мне в глаза своим безумным, бестолковым взглядом, упертым отчего-то внутрь а не во вне.
- Иди в жопу, - я начинал нервничать. – Говори сколько?
Он назвал какую-то сумму. Я протянул ему деньги. Пропьёт наверняка, решил я. Врет он все и про компьютер и про Интернет, но его взгляд, его глаза были настолько убедительными, что я не раздумывая расстался с деньгами.
Мы еще выпили с ним пива, от водки я отказался, нужно было встретиться с одним человеком, и расстались, обменявшись новыми номерами мобильных телефонов. После созванивались несколько раз, разговаривая не о чем. Да, как-то он позвонил мне, примерно пол года назад и спросил адрес моей электронной почты. Я продиктовал ему, не спрашивая зачем. Про тот разговор за пивом я уже давно успел позабыть. И вот на днях ковыряясь в почте пришедшей на компьютер, я обнаружил его письмо.
В письме он извинялся, что давно не выходил на связь, можно подумать, что я обиделся, а потом написал, что вновь попал в психушку. «Помнишь - писал он – Тогда в поезде, я рассказывал тебе, как угодил в психиатрическую клинику после того, как меня бросила жена? Так вот, история повторяется, братан…»
А чего он такой довольный-то? Читал я недоумевая.
«… я опять угодил в ту же. Впрочем, я подробно тебе обо всем написал. Прочитай, Санек, местами это забавно».
Я посмотрел на объем письма и ужаснулся. Них..я он накатал, так это целый роман, на худой конец повесть. Скажу честно, читать было лень, да и времени не было. Вскоре, я и забыл про него, хотя он несколько раз звонил и спрашивал прочел ли я его опус. Я постоянно отскакивал, уходил в сторону, обещая непременно сесть и прочесть. В результате он перестал звонить. Как то я разок набрал его номер, перед очередным моим визитом в Питер, но абонент оказался временно заблокированным. Или СИМ-ку потерял, или денег нет, решил я и забыл о нем до сего дня, когда вдруг не услышал по местному радио выступление какого-то партийного деятеля из Единой России, клеймившего позором местных медиков, уморивших в областной психиатрической клинике с десяток пациентов. От чего-то я вспомнил про Леонида, ведь он писал мне в своем электронном послании именно о том, как он отдыхал в психушке.
Настроение было неважнецкое, заниматься делами не хотелось, и я решил отвлечься от окружавшей действительности и погрузиться в его психоделические вирши, благо он не напрягал своими эзотерическими изысками, философскими взглядами и душещипательными беседами самого с собой о сущности жизни и бытия.
Я включил компьютер, нашел его письмо и углубился в чтение.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
На этот раз о том, что она меня посетит, я знал и готовился к её приходу. Все происходило, как и десять лет назад, когда я впервые познакомился с ее Величеством Белой Горячкой. За десять лет с того памятного посещения палаты №5 в психушке на улице Москвиной, я хорошо изучил свою дурную голову, свой больной организм и прекрасно знал, что запой свыше десяти дней чреват для моего хилого мозга весьма печальными последствиями. За это время я сумел пережить несколько незначительных приступов, скорее поползновений Её Величества завладеть моим подсознанием. Но, с помощью успокоительных таблеток, понимания того, в чем суть этой сучки, которая так упорно лезет мне в башку, я упорно отодвигал новую встречу с этим увеселительным заведением под названием психиатрическая клиника №3. На сей раз обстоятельства сложились не в мою пользу, - я был снова влюблен, и снова послан на так знакомые всем три буквы, которые уже не пишут на заборе, предпочитая использовать из в различных форумах, чатах и прочей ебулдистике, заполнившей Интернет. Куда не кликни везде встретишь увесистый *** или нечто подобие «Булавы», которая все никак не встанет у наших доблестных вооруженных сил на вооружение.
В этот раз я пил не так страшно, как в истории с потерей супруги и сына, дай им Бог здоровья, но хлебанул порядком. Главное, что ведь знал, если запой продлится больше десяти дней, то жди беды, тем более, что у меня кончился «фенозепам», выручавший меня в течении прошедших десяти лет, упаковка которого, как добрая старая шлюха, всегда находилась в тумбочке рядом с кроватью. И вот, «фена» нет, Нинки нет, зато есть запой и мысли о том, что вскоре повстречаю добрую подругу. То, что история повторяется дважды, впервые как трагедия, в последствии, как фарс, я изучил досконально и свято в это верил. В принципе, эта новая любовь так и оказалась, на самом деле фарсом. А иначе и не могло быть. Встретиться с кобылой с которой вместе когда-то работал, через двадцать лет и на которую не обращал никакого внимания, и вдруг втюриться… Это просто не реально, но так случилось. Рассказывать про Нинку я не стану, просто не прет она своим телосложением и весом в это повествование, лишь замечу для себя, что впервые после развода с женой я целовался в засос с женщиной. Вы не подумайте, что за это время я сменил ориентацию, и целовался исключительно с мужиками, я не пидор вам какой-то, просто я вообще не целовался при встречах с дамами. Все происходило быстро, иногда технично, иногда с помощью домкрата, но, как я уже когда-то говорил, я действовал по принципу: сунул, кончил, вынул и пошел. Чтобы была какая-то нежность, объятия, поцелуи, то до этой пошлости я, слава Богу, не опускался, а тут влетел по самые уши. Причем, произошло это каким-то совершенно необъяснимым для меня, и как уверяла она и для нее, образом. Я засосал ее на кухне у нашего общего знакомого, к которому она заехала по моей просьбе, а заодно и перепихнуться, они были старинные любовники, еще со времени перестройки и всеобщей согласности. Короче. Мы бухали с Аркахой, и у нас кончились деньги. Денег нет, а желание продолжить банкет, хоть отбавляй, вот я возьми и ляпни, мол, а не позвонить ли нами Нинке.
- Не выйдет, - с пессимизмом ответил Аркаха. – Она из Красного Села на Черную речку не попрется.
- Ты главное не менжуйся, - возразил я. – Попытка не пытка, на крайняк просто по****ишь со своей любовью.
Надо сказать, что Аркадий тайно вынашивал планы женится на Нинке, но как-то у них не срасталось. То у него жена, то у нее молодой ебаришка. Правда на тот момент оба были свободны, но видимо природная застенчивость и отсутствие бабла, на прокорм этой кобылы, тормозили благородный душевный порыв приятеля. А ведь годы-то шли, время тикало, и им уже под пятьдесят, в отличие от меня, вечно молодого, и вечно пьяного. В общем, уломал я его, и он позвонил. Правда, промяукав со своей «Пусей-Мусей» пару минут, он неожиданно протянул трубку мне.
- На, она хочет поговорить с тобой
Со мной? Да мне по барабану с кем, лишь бы уломать ее приехать, сами мы были на нулях и не в состоянии передвигаться по скользким улицам города, лишь до магазина и обратно, пока деньги звенели в карманах.
Да, чуть не забыл. День был знаменательный и даже немного мистический. Была весна, и было 1 апреля и 200-летие со дня рождения Н.В.Гоголя. Согласитесь, День Дурака и великого писателя, ****утого слегка, весьма уместен для различной чертовщины и мистики. Тем более, что в ночь, нет, не перед Рождеством, а перед этим праздником, возле Финбана у Ленина жопу снесло. Это не в том смысле, что бронзовый Ильич вдруг изошел поносом и обосрал весь броневик, это уж однозначно гоголевщиной попахивало бы, а в смысле того, что какие-то пацаны решили пошутить над Матвиенкой и коммунягами и подложили Ульянову под его сидалище какую-то хлопушку, которая, к радости тоже Ильинишны, но только Новодворской, снесла Ильичу пол сраки, об чем нам и сообщил охранник в магазине возле кассы, пока кассирша считала нашу мелочь, которую мы наскребли по Аркашкиным сусекам, силясь набрать на очередную бутылку пойла.
- Алле, привет, - бодро сказал я, беря в руки протянутую Аркадием телефонную трубку.
- Привет, - певуче прозвучал голос Нинки.
Нинка пять минут стояла в глухой защите, и казалось, что вытащить ее из Села мне не удастся, да и с какой стати она вдруг бросит все и попрется к черту на куличики. Но я был в ударе! Правда был один щекотливый момент, когда я забыл ее имя, чего со мной никогда не случалось. Пизжу, пизжу, и вдруг понимаю, что совершенно не помню ее имени. Приходилось крутиться, выворачиваться, называя ее разными похабными словами, типа: солнышко, зайка, жопа, корова и прочие ласковости. Наконец, я не выдержал и, зажав трубку рукой, спросил у Аркахи.
- Как кобылу-то зовут?
- Нина Эдуардовна, - пробурчал недовольный приятель, оскорбленный двумя обстоятельствами, тем, что Нинка разговаривает со мной уже битых полчаса, а с ним и двух минут не потрещала, а во-вторых, что я имел наглость забыть имя его любимой девушки. Ну, на счет девушки я еще поспорил бы, а вот то, что тело за пол часа так и не сдвинулось с мертвой точки, это действительно было не по теме.
- Алё, Нинка, - заорал я в трубку, - так ты приедешь или да?
Девушка в возрасте бабушки пыталась отбрехаться, отвертеться, соскочить, но я стоял как скала, как Александрийский столп. Что-то мне подсказывало, что еще чуть-чуть и она сломается, тем паче, что оказалось она тоже бухая.
Еще через полчаса, Нинка дала своё согласие и попросила передать трубку Аркадию. Если этот мямля не ослабит леску, то рыбка никуда не денется и бухалово будет по-прежнему веселить нашу кровь. О чем-нибудь другом я в тот момент и не думал, ну, не знал же я что она ведьма!
Я расслабился, уселся поглубже в кресло и закурил. Интересно, какой она стала эта Нина Эдуардовна, спустя двадцать лет после нашей последней встречи, когда мы отмечали моё увольнение с работы за пьянку… .
Впрочем, это другая уже история, а нонче у нас на дворе август месяц, с Нинкой мы расстаёмся и я жду появления Бг. Нет, вы уже догадались, что я жду не Борис Борисыча, с какого перепуга он бы завалился ко мне в опочивальню, а эту ****ую горчичную белку, как прозвал я ее чуть позже. Впрочем, это не совсем Бг, это какая-то её близкая родственница, какая-то галлюцинация, но я для удобства и экономии бумаги буду величать ее просто Бг. Бг появляется не во время пьянки, а чуть после. Она дает человеку слегка поболеть, помаяться головой, сердцем, печенью, почками, желудком, прямой и толстой кишками, ломотой в руках и ногах, судорогами, бессонницей и прочими мелкими неприятностями,
Вот лежит он, непохмелившийся, хлыщ, болеет и мечтает о том, как вскоре уймется блевота, пройдет боль в области сердца и печенки, что скоро придет сон. И ведь почти так и происходит. Организм постепенно успокаивается, устаканивается, боль утихает и только лишь сон никак не может накрыть своим покрывалом. Тут хоть всю подушку обслюнявил, сна, как не было, так и нет. Нам бы день простоять, да ночь продержаться, думает пассажир. Ан нет, обычно на третьи или четвертые сутки появляется она, во всем своем великолепии. Впрочем, про других лгать не буду, разговор то ведь обо мне.
На сей раз, произошло все не так, как я ожидал. Третья ночь прошла на удивление спокойно, разве что, за исключением того, что иногда, в полумраки августовской ночи, перед глазами возникали удивительные пляшущие человечки, почему-то азиаты, и с бешенной скоростью, под неведомые мне доселе ритмы, выбрасывали такие крендели и фортели, что я просто поражался, есть ли у этих узкоплюских существ кости. Они в бешенном, рваном ритме крутили ногами и руками, мотали головой то в такт, то не впопад музыки. Иногда они замирали на мгновение, чтобы через секунду вновь пустится в пляс. Тогда я не придал этому явлению никакого значения, полагаясь на усталость и депрессивное состояние организма. Но вот настало утро, и бесшумными шагами Бг приблизилась к моему больному мозгу.
Встав с постели, весьма в удрученном, но не убитом состоянии, все-таки самая страшная ночь была позади, по моему уразумению, я заправил кровать и пошел в туалет покурить и отлить, накопившиеся за бессонную ночь впечатления. Прикурив сигарету и достав свой х.., я принялся выводить из организма прощальные остатки алкоголя. И черт меня дернул посмотреть в унитаз!
Струя мочи разбиваясь о днище писсуара застывала на его стенках маленькими ярко желтыми бусинками, словно обработанные кусочки янтарных бус, рассыпались и попали в унитаз. Я забеспокоился и срочно смыл их водой. Нет, все нормально, подумал я, ведь голосов-то в голове не было, значит это не галлюцинации, а просто плод моего не выспавшегося, больного воображения. Выбросив окурок, я пошел на кухню и поставил на плиту чайник. Папаша давно позавтракал и уселся в своей комнате читать эти ****ые «СПБ Ведомости», матушка и братец находились на даче. Достав из холодильника кусок колбасы, я подошел к столу и тут возле пластикового окна с натянутой сеткой от мух и комаров, раздалось жужжанье. Жужжал, несомненно, шмель или какой-нибудь огромный шершень. Я боязливо попятился от стола, признаюсь, что боюсь этих жалящих насекомых с детства, впрочем, а кто их не боится. Отойдя на безопасное, по моим понятиям, расстояние, я стал пристально приглядываться. Жужжание прекратилось. Решив, что «шмель» просто пролетал где-то возле окна, со стороны улицы, я сделал шаг к плите, но «тот» зажужжал с новой силой. Причем, в его жужжании было что-то неземное, что-то агрессивное. Я отпрянул. Звук умолк.
Что за ***ня такая, подумал я, пожрать спокойно не дадут. Шаг к плите, и все повторяется по новой. Кое-как пересилив, переборов свой страх, я все же налил в чашку кипяток, сделал бутерброд, под недовольное жужжанье неведомого членистоногого насекомого, и решил поглядеть, где же эта ****ь спряталась на кухне. Сняв с ноги тапок, чтобы в случае агрессии тут же воспользоваться им как орудием возмездия, я приблизился к окну и распахнув тюлевые занавески приготовился к сражению. Кстати, жужжание смолкло. Не без опаски, я обследовал пространство возле окна, подоконника и батареи, но неведомый противник видно затаился где-то в укромном уголке. Хрен с ним, решил я, и взяв свой завтрак направился в свою комнату. Едва я сделал шаг по направлению к двери, как за спиной раздались эти жуткие звуки, теперь уже напоминавшие дребезжание басовой струны у акустической гитары. Я обернулся. Жужжание стихло. Ладно, решил я, придет папаша на кухню на водопой, он и прогонит это чудовище, а я пойду послушаю последние новости по радио, что там бормочет «Ваше радио» о гибели Виктора Цоя ровно девятнадцать лет назад. «Ваше радио» в отличии от некоторых других радиостанций, откровенно проигнорировало эту не круглую дату, предпочитая транслировать интервью с этой Диной ****иной и крутить всякую мутотень. Такое впечатление, что это радио, позиционирующее себя как единственная рок-радиостанция в стране, передающее именно русскую рок музыку, живет какой-то своей, одной ей понятной жизнью. Или как сказал Михаил Борзыкин из группы «Телевизор» в эфире «Э-Москвы»: «Транслирует то, что позволяют ей люди из Кремля, курирующие эту станцию», такой прозрачный намек на Суркова. Тут конечно напрашиваются ассоциации – «Ваше» радио и движение «Ваши». Впрочем, забивать голову столь сложными экзерсисами в тот момент я не отважился, а просто переключился на другой канал.
Отхлебнув горячего чая и откусив бутерброд, я стал думать о том, что же делать с этой толстой кобылой, так я ласково называл Нину, и тут мой взгляд упал на окно. Надо признаться, что окно я не мыл уже года три и оно слегка загрязнилось, говоря языком моего сына, но разглядеть что твориться на улице можно было весьма сносно, хотя я просто, предпочитал окошко открывать. На сей раз окно я открывать не решился, памятуя о том, что в щели стены сразу возле него находится осиное гнездо, а учитывая, что у меня на кухне поселилась какая-то жужжащая зараза, то распахивать окно было бы совершенно неразумным шагом с моей стороны. Едва я подумал об этом и бросил взгляд на окошко, как все стекло, с внешней стороны, облепили какие-то мелкие мошки и оранжевые бабочки, так, что комната погрузилась в темноту. Я зажмурил глаза. Когда я, через мгновенье, распахнул свои карии очи, то никаких насекомых и прочих представителей флоры и фауны за стеклом не наблюдалось.
Тем временем, папаша нарисовался на кухне, налил себе чай, добавил туда брусничного варенья и преспокойно принялся хлебать всю эту галиматью. Он что, не слышит, как жужжит шмель? подумал я, но выйти и спросить не решился. Папаша был противником моего беспробудного пьянства и отношения наши давно перешли все допустимые границы отношений между отцом и сыном. Да и эти бабочки на окне навевали скорей грустные, нежели радужные мысли. Эта сука Бг была где-то рядом, совсем близко, я чувствовал ее запах, ее смрад. Хотя, скорее всего, это воняли мои грязные носки, висевшие на батарее, возле самого носа.
Дожрав свой скудный завтрак, я включил компьютер и решил отвлечься от дурных предчувствий и послушать Шевчука и Башлачева, которых я загнал на hard disk взяв у Нинки CD. Едва сняв со стены наушники и найдя в компе нужные файлы, я приготовился слушать выборку с различных дисков Юрия Юлианыча, как в левом ухе раздался голос любимой.
«Лёнюшка, а что ты не звонишь? Почему смс-очку не послал, не пожелал мне доброго утра?»
****ец, началось! В этом случае, главное не вступать в разговор и не отвечать на любые вопросы глюков. Я два раза щелкнул на левой клавиши мыши, делая вид, что не слышал «Нинкиного» вопроса и натянул на уши наушники. Пока в наушниках не заиграла музыка, «Нинка» изменила тональность в голосе и гневно прокричала:
«Ты что ж, козлёнок, разговаривать со мной не хочешь? Сейчас же позвони по телефону и извинись. Сука!? И что это за ****ец? Ты что, решил меня бросить?»
Я начал покрываться теплым липким потом. Похоже, что Бг всё же догнала меня, ухватила за фалды смокинга в последнюю минуту.
«Какая еще горячка? Ты что, дружок, сбрендил окончательно? - доносился из левого уха разгневанный «Нинкин» голос. – Ты отказываешься со мной общаться?»
В наушниках раздались первые аккорды «ДДТ», слегка заглушая голос разъяренной любви. Если Шевчук звучал громко, то это было еще куда не шло, но едва ритм и мощь музыки притухала, как голос «Нинки» становился все яснее и яснее. Она, временами, даже пыталась перекричать ЮЮ, а иногда подпевала ему, впрочем совершенно перевирая и мелодию и слова. Наконец, я не выдержал.
«Прекрати, Нинка, это всё равно не ты!»
Дурак. Этого голосу только и надо было. Я же предупреждал себя, что нельзя вступать ни в какие сношения с «Нинкой».
«Что? Совсем ох..л что ли? Как ****ь одиннадцать часов подряд, так это я, а как поговорить с любимой девушкой, так и рожу в солому!»
- ****ь, - вслух произношу я ругательство.
О, что тут началось! Никакой Шевчук не мог остановить этот поток помоев, который выливала на меня Бг, под видом «моей Нины». Правда, вскоре ее пыл угас и она послала меня на *** и исчезла. Я прислушался. Из наушников доносился только голос ЮЮ и больше никаких побочных звуков. Слава Богу.
Прошла минута.
Тишина с ее стороны.
Другая.
Ситуация прежняя.
И черт меня дернул:
«Нинка ты успокоилась?»
«Иди в жопу - раздалось в тот же миг – Еби своих дворовых шлюх, а я обиделась!»
Дурак! Вот, дурак, ну кто тебя просил, ведь сам же нарываешься, а потом стонешь. Лежи и слушай «ДДТ» и игнорирую голос, чтобы он тебе не плел на ухо, хоть молись, хоть Шевчуку подпевай. Не поддавайся на провокации. Но, «Нинка» не собиралась меня доставать и замолкла, зато в правом ухе нарисовались приятели – Аркадий и Кэп.
«Валяешься, гондон!» - Это Кэп.
«Присаживайся - По хозяйски распоряжается Аркаха – Послушаем «ДДТ», а заодно и клипы посмотрим»
Понимая все это безумие, я поворачиваюсь в сторону компьютера, откуда доносятся голоса приятелей и с ужасом замечаю, что на экране монитора действительно, вместо абстрактных цветных движущихся фигур, я увидел небритую рожу поющего Шевчука. Слава Богу, но приятелей в комнате не было. Зато, отчего-то вдруг из-за рубахи, висевшей на стуле, раздался скрипучий голос художника, из соседней парадной, который сообщал мне, что тоже решил посмотреть клипы «ДДТ». Тут вдруг рубаха мерно заколебалась, и голос Кэпа деловито сообщил мне, что художник начал дрочить.
«Всю стенку тебе обспускает» - потешался Кэп.
«Прекрати, Олег - проскрипел художник – Видишь никак не кончить!»
«Кончайте ****еть! - возмутился Аркадий – Дайте Юрку послушать»
Не хватало еще Нинки, подумал я и на тебе.
«Ох, ничего себе, какая у них веселая компания собралась. Погляди, Ольга Николаевна»
«Нинка» приволокла с собой и «тетю Олю»
«Что значит приволокла - это уже «Ольга», и как бы между прочим – Привет, Аркаха! Я сама решила тебя навестить. Ты же перестал к нам в Красное приезжать»
Главное молчать, главное не отвечать ни на какие провокации.
«Что значит молчать!» - возмущается «Нина» и они на пару с «Олей» начинают гнусно матерится мешая слушать музыку.
Как говорил мой приятель: «Вот она картина, написанная машинным маслом на скатерти в кафе». Две толстые тетки, которых я не вижу, но знаю, что они лежат на моей кровати слева, и как только я поворачиваю голову в их сторону, чтобы «застать на месте преступления», так они тут же исчезают и появляются вновь, как я отвернусь. Трое приятелей, один из которых откровенно занимается онанизмом за моей рубашкой висящей на стуле возле стены, а двое уставились на монитор и комментируют поведение Шевчука на сцене. И я посреди этой банды, с наушниками на голове вынужденный мирится с их присутствием. «Аркадий» пытается через мою голову договориться с «Ниной» о возобновлении интимных связей, но она категорически не соглашается, утверждая, что «по прежнему любит своего козленка». Мне это льсти, но когда остатки сознания возвращаются, то я прекрасно понимаю, что это всего лишь игра. Бг просто издевается надо мной. А тут еще она решила слегка усилить мои страдания от ее присутствия. Вдруг я стал замечать, что в дыру в сетке, присобаченной к форточке, лезет огромная оса. Я вздрогнул и нагнулся, чтобы взять с пола тапок. Хорошо, что прежде чем швырнуть его в осу, я догадался нацепить на нос очки, и разглядеть, что это никакая не оса, а просто пятно грязи на сетке. Успокоившись, я положил очки возле себя, уже не обращая внимание на примолкшие возгласы моих «пассажиров», и вновь взглянул на окно. На створках форточки сидели два гнома и раскачивали фрамугу. Причем один, подлец, так повис на ней, что она едва не слетела с петель. Я мгновенно надел очки. Это оказались просто тени и рисунки на обоях. Кошка лежащая на постели, черная змея возле моих ног, складками на покрывале. Все исчезало стоило только одеть очки и моргнуть глазами. В прошлый раз такого со мной не было.
Шевчук кончился и я решил поставить Башлачёва, которого люблю с того момента когда, вскоре после его гибели, впервые услышал его песни. Как только я встал с постели, чтобы сменить файл, как голоса девок пропали, а приятели стали собираться по домам. Лишь художник по-прежнему дрочил за рубахой, висевшей на стуле рядом с компьютером, на которую проектировалась картинка с него. Часом раньше голос «Нинки» постоянно предлагал мне смотреть не в комп, а на проекцию картинки на рубашке: «Котик, ты так зрение не будешь портить, ведь оно у тебя и так х..ое». Естественно, после сотой просьбы посмотреть на рубашку, я откровенно повелся, но ничего там не увидел, кроме солнечного луча, падавшего на рубаху и тени от складок.
«Них..я я там не вижу!»
«Дурачок - ласково шептала «Нина» - Ты не смотри так откровенно, как бык на пылесос. Ты делай вид, что смотришь на компьютер, а сам тихонько коси правым глазом в сторону проекции и тогда всё увидишь».
Я последовал ее совету и о, Боже, я действительно увидел поющего Шевчука, но картинки на мониторе и рубахе существенно отличались. Копия была куда интересней оригинала.
«Кстати - сообщил мне деловито «Нинкин» голос. – Если хочешь увидеть меня, которая бессовестно валяется на твоей обоссаной кровати…»
- Не правда, - в голос завопил я, от такой наглости. – Бельё не стирано пару недель, это верно, а на счет того, что она обоссана, это твои, дура, выдумки!
Я зажал себе рот ладонью, испугавшись, что папаша услышит мои вопли. Хотя ему было до ****ы, он собирался на рынок и брился в своей комнате.
«Что ты орешь, скотина - прошипела «Нинка» - А кто обоссался в позапрошлом году, после вашей пьянки во дворе, когда тебя Валерка с художником волокли домой?».
Я, скосив правый глаз в сторону рубахи, за которой дрочит художник, делаю вид, что не слышу её, а смотрю на поющего Шевчука.
«Ты, придурок - не унимается голос – «Молчание знак согласия. Ха-ха-ха! Кстати. Если хочешь увидеть меня, то скоси левый глаз в сторону и приглядись, я ведь совсем рядом, я ведь дышу тебе в ухо и ласкаю твою левую руку, которая скоро у тебя заболит»
Я опять повелся.
- А чего это она вдруг заболит?
«Увидишь» - неопределенно ответила она и засопела.
Я скосил левый глаз, но к счастью не увидел там ничего, кроме складки от покрывала. Если бы я увидел там Нинку, то я бы точно свихнулся. Впарочем, о чем я говорю, я и так «Го-Го», как говорит художник и вертит пальцем возле виска, когда хочет сказать мне, что я не прав.
«Ты что го-го» - раздался в тот же миг голос художника.
«Дрочи, дрочи» - ласково ответил я, понимая, что мозги все больше и больше вскипают.
«Иди ты к черту - огрызнулся художник – Я не дрочу, а носки штопаю»
«А хули ты их у меня в комнате штопаешь - возмутился я – Иди к себе и занимайся там чем хочешь!»
«Там племянник бабу привел, ****» - деловито произнес художник, своим скрипучим голосом, не переставая дрочить.
«Да, что он все кончить никак не может» - возмутился Кэп.
«Олежка - проскрипел художник – Я что, мешаю тебе?»
«Пошли отсюда - пробурчал Аркаха, обращаясь к Кэпу – Купим банку и шлепнем!»
«Меня подождите - заверещал из-за рубахи художник, от чего рубашка стала колыхаться сильнее – Я щас, я вот уже…»
- Ты мне, сука, стул не сверни! – встрял я.
Ну, Бг в этот раз разводит так разводит! Слава Богу, что в мою башку еще другие «пассажиры» не вписались. Это оттого, что я пока больше ни про кого не думаю, мне и этих гопников хватает. Вот, сейчас хай поднимут, что я их гопниками обозвал.
«Сам ты гопник - первым возмутился Кэп. – Как ссать с Рыжим по парадным, так это ты можешь, да ****ь кого непоподя. Что, сейчас модным стал!?».
«Когда это было - возразил я – Десять лет назад. Ты на себя посмотри, скотина. Знала бы твоя Ольга»
«Причем здесь Ольга?» - моментально, встряла в разговор Ольга Николаевна, мгновенно материализовавшись в моем левом ухе.
«Это не о тебе» - сообщил я.
«А - «Ольга» зевнула – Пойдем Эдуардовна лучше шампансого треснем, а этих мудаков с собой не возьмем».
«А как вы можете их взять, если вы в Красном, а они здесь?» - сказал я и ужаснулся. Кто здесь, какой здесь. Еб..й в рот, до чего же течет крыша. Вот лежит телефон, но набирать 03 я не хочу, я пытаюсь справится с Бг сам, без химии и врачебной помощи. Пока это удается слабо, но успехи уже на лицо. Иногда голоса пропадают, и я слышу только музыку, урчание автомобилей за окном, щебет птиц и … пыхтение художника за рубахой.
О! Господи!
«Мы здесь?! - возмущается «Аркаха» - Мы уже давно в Красном, сидим в парке и пьем шампанское»
«Вот черти - ругается художник продолжая дрочить за рубашкой – Меня взять забыли»
«Садись на 145 автобус и приезжай - говорит ему «Кэп» - Мы тебя возле церкви встретим»
«У меня, понимаешь, денег нет. Да я и не знаю, где там церковь».
«Выпить захочешь - «Кэп» невозмутим – Приедешь. У племянника деньги возьми»
«Так он там бабу е..т!»
«Не век же он ее ****ь будет» - логично отвечает «Кэп».
«Слушайте - возмущаюсь я, в свою очередь – Идите вы нахуй из моей головы, кто куда хочет. Кто в Село, кто к племяннику. Оставьте меня в покое»
«Ты что, козлёнок, хочешь меня бросить на растерзание этим волкам, этим половым гигантам - веселится «Нина» - Вот возьму и трахнусь с Аркашкой».
«Да делай ты что хочешь, только отвали от меня!».
«Нинка» замолчала, как и все остальные, а я пошел переключать Шевчука на Башлачева. Проходя мимо зеркала я взглянул в него. На меня смотрел какой-то синий мужик с такой опухшей физиономией, что если бы я увидел его на улице, и решил что это я, то я тут же бы бросился под машину. Харя в зеркале была точно не моя.
«Твоя, твоя - вдруг раздался голос «папаши» - Ты еще и туалет вес обоссал!»
*****, еще и этот в голову влез, долго же он держался.
«А чего мне держаться - ответил тот – Пей, сколько душе угодно».
На тот раз мне повезло, потому что из-за двери раздался голос реального отца, голоса я все-таки различать мог, который сообщил мне, что уходит на рынок и вернется домой к обеду.
- Хорошо, - ответил я, радостный оттого, что так легко соскочил с «голоса папаши», и плюнув на свою рожу включил Баша и вновь завалился с наушниками на кровать, размышляя о том, а не принять ли мне мочегонного, чтобы опухоль с рожи спала и я смог бы, хотя бы, выйти на улицу купить себе сигарет, запас которых катастрофически таял из-за моих ночных бдений. Кстати. Именно из-за рожи я отказался встретится с Нинкой возле метро Кировский завод, чтобы не испугать девку. Я ей так и сказал: «Нин, у меня такая харя, что я дойду лишь до первого мента». Этому она была, как мне кажется, весьма рада. Выслушивать от меня какие-то оправданья, извинения и прочую лабуду, ей порядком надоело, да и по большому счету, мы вроде как расстались. То, что верещит мне Нинкин голос, так это только то, что я хотел бы услышать. Я имею ввиду, то, когда он скрипит про любовь, а не про бухло и ёблю с Аркашей.
«Да не еблась я с Аркашей - орет «Нинка» - У нас тогда не получилось!»
Я молчу, силюсь и не отвечаю. Я ведь сам всё видел своими глазами…
«Ничего ты не видел!»- орет голос и замолкает.
Начинает петь Бащлачев. На экране монитора появляется знакомое лицо Баша. Ну Бг и дает!
«Ух ты! - удивляется Аркадий - Откуда у тебя эти кадры. Кэп давай посмотрим»
«Давай» - Кэп пожимает плечами.
Я ох..ваю. Как голос может иметь плечи и ими пожимать?
«Мальчики, вы что нас бросаете здесь одних? - пищит «Нинка», а потом басом – Ну и *** то с вами, вон там компания сидит, пошли Оля к ним, раз нас здесь не хотят».
«Аркаха» похоже не слышит голос «Нинки» и повторяет свой вопрос, откуда у меня видео с концерта Башлачева.
Я не успеваю ничего соврать, потому что меня опережает художник, дрочащий за рубашкой. «Это я привез из Мордовии. Он выступал у нас в городском Доме Культуры в 86-м году. Мой ученик его тогда на видео и снял!».
Вот это уже выше моего понимания. То, что Володя действительно из Саранска, об этом я знал, поэтому тут ничего удивительного нет, что голос с****анул про Мордовию, но как ловко он ввернул про концерт в местном ДК, этого я не успел сочинить за столь короткое время. Все-таки голоса живут совершенно отдельно от моего сознания. Они живут своей, ведомой только им и их хозяйке Бг жизнью, независимо от моего желания. Они приходят и уходят, когда захотят, они это реальность, данная мне в ощущениях. Я понимаю это, и слезы выступают из глаз. Бг и в этот раз похоже одерживает победу.
«Не врет?» - с сомнением спрашивает «Аркадий».
«Нет» - я плюю на все. Будь что будет, я почти сдался, я почти на коленях, как Россия, которую… Как там в анекдоте. «Запад поставил Россию на колени, но она стоять не захотела и вновь ебнулась в лужу». Всё, надо расслабится и слушать Баша, а не этих пидрил. Что? Молчат, ну и славно.
Как я уже говорил, на мониторе, откуда-то появились кадры с какого-то концерта Башлачева, как уверял художник записанного в Саранске на бытовую видеокамеру. Я то все прекрасно понимал, что все это туфта, но старался не думать об этом, а просто вслушивался в давно знакомые стихи поэта. «Посошок», «Петербургская свадьба», «Ванюша». Звучал хриплый голос Александра и я чуть успокоился и расслабился. «Аркадий» с «Кэпом» о чем-то мирно переговаривались, совершенно не доставая меня, и я потерял бдительность.
И зря.
Едва только зазвучали первые аккорды и слова песни «Сядем рядом», которую я специально переписал Нинке на ее notebook, как на экране мониторе началась какая-то чертовщина. Вместо «картинки с концерта», вдруг возникла Нинкина комната в Красном Селе и мы оба собственной персоной. Мы сидели у нее на диване и целовались. «Братва» в правом ухе настороженно притихла, зато в левом нарисовалась «Нинка», я чувствовал ее присутствие, ее сопение, хотя до поры до времени она не произнесла ни слова. Параллельно с развитием сюжета песни, развивался сюжет и на мониторе. Я стянул с Нинки ее черный бадлон и джинсы, а она залезла ко мне в штаны в поисках моего мужского ***.
«Фу - зафыркал «Кэп» - Сейчас порнуха начнется. Выключи ты эту гадость»
«Нет, погоди» - возразил «Аркадий».
«Я тоже хочу поглядеть» - проскрипел из-за рубашки онанирующий уже целый час художник.
«Нинка» в правом ухе захихикала и прошептала мне, что хочет ко мне прижаться и лечь на плечо.
Тем временем на экране начались наши любовные игры, с поцелуями, миньетами, ласками и сказками, окончившиеся банальной еблей! Них…я у меня воображение работает, подумал я. ****ь ебал и не одну, но чтобы видеть весь процесс со стороны, это было для меня в новинку.
«Ах ты сука! - заверещало в левом ухе – Я что это все записывала для того, чтобы ты нашу любовь выставил на всеобщее обозрение всяких козлов!»
«Аркадий» обиделся и сказал, что он «козлов» ей не простит никогда.
«Погоди - сказал я.- Как это ты записывала, каким образом ты умудрилась это сделать?»
«У меня в компьютере VEB-камера есть, ты же знаешь, козлёнок - заливаясь звонким смехом, ответила мне «Нинка» - Вот я ее и включила, когда ты со своим Башлачевым возился. А ты им прочитай стихи, которые сочинил тогда для меня. Помнишь, про свечки?»
«Ну, вот еще» - буркнул я.
«Нет, прочитай, я хочу послушать!» - настаивала «Нинка».
«Хорошо» - согласился я – «Только для тебя»
Ляжем рядом и укроемся с тобою тонкой простыней- белым снегом.
Теплым станом ты согрей меня любимая,
Горячими поцелуями растопи мою печаль и тоску.
Мы будем здесь вечно, любить друг друга
Встанешь раком. Ниже, ближе.
И положишь грудь свою да на мою ладонь.
Рассмеёшься, Нинка тише,
И слезинка упадет залив свечи огонь
Положу я руки на шелковую спину.
Крыльями закрою наготу в ночи.
Ты кричи как можно громче, ты завой,
Чтоб не погасли наши свечи .
Ты кричи любимая, давай кричи!
Напиши мне стихи, я запомню мотив.
Напиши о любви, вдруг и я подхвачу.
Напиши про себя, как забудешь меня.
Виртуального счастья задуешь свечу.
Струна звенела как слеза,
Огнем попавшим под струю.
Свеча сгорела, как мечта.
Скажи мне милая – люблю.
«Здорово!» - захлопала в ладоши «Нинка» - «Какой ты хороший».
«Ты же хотела, чтобы я зеркало рядом с кроватью поставил» - вновь повелся я на провокацию Бг, но остановиться уже было выше моих сил. Стало ясно, что я нахожусь целиком под влиянием горячки и стоило бы вызвать врача. Но, едва кончилась песня, как картинка из Села изменилась и продолжился «подпольный концерт в Мордовии». Голоса разочарованно вздохнули и опять поумерили свой пыл, а заодно и снизили тембр своего лепетания. Ошарашенный я продолжал слушать Баша, на всякий случай закрыв глаза, но голоса лишь мерно скрипели по ушам бу-бу-бу. Слов разобрать было невозможно. Когда диск закончился и музыка прервалась, то оказалось, что я нахожусь в полной тишине, лишь какой-то раздолбай под окном силился завести свою колымагу.
Отец уже давно вернулся с рынка, отобедал и пошел на послеобеденный отдых. Я последовал его примеру, наслаждаясь тишиной. Едва я подошел к плите, как этот сраный «шмель» где-то около окна зажужжал как проклятый.
-Вот, сука! – в голос выругался я и включил радио, понимая теперь, что никакого «шмеля» не было, это был плод моего больного воображения и подленькой игры Бг. Не обращая внимание на угрожающее жужжанье, я разогрел суп, демонстративно, естественно для «шмеля» уселся на кухне и принялся есть, тренируя свою силу воли. Сожрав суп, я выглянул в окно. Во дворе на скамейке, возле песочницы стояла какая-то толпа и гундосила. Я четко различал некоторые голоса. Там был художник, Бодулай, Хрипатый и еще несколько знакомых мужиков.
«Вон, Ленька выглядывает» - заявил художник указывая на мое окно.
Я слегка опешил, как он мог меня увидеть, если меня скрывала занавеска? Опять Бг играет. Я вернулся в комнату за очками, хотя от них никакого толку на большом расстоянии. Но, тем не менее даже с помощью них, в конце-концов я смог удостовериться, что никаких мужиков возле песочницы не было, это были лишь кусты шиповника и тени от тополей. В отчаянии, я уже решился сдаться медикам, как на дорожке, действительно, показался художник и Тамарка. В руках у художника была початая бутылка портвейна, а Томка шла слегка пошатываясь. Нет, бухать я категорически не собирался, но вот стрельнуть сигарет, поговорить, я бы вышел с охотой, не смотря на то, что моя рожа напоминала коровье говно, в которое бросили палочку дрожжей. Погода была теплой и надев на босые ноги шлепанцы я вышел на улицу. Папаша с кислой миной запер за мной дверь, не проронив не слова.
Художник и Тамара были действительно навеселе, особенно Вова. Он как всегда размахивал руками, что-то впаривая Томинешне, а та стояла опираясь рукой, закованной в лангетку, о край скамейки.
Подходя к ним, меня так и подмывало спросить художника, кончил ли он все-таки или нет, но я сдержался. Разумное зерно взяло верх над сумасшествием.
- О, кого мы видим, - заскрипел Вовка. – Ленчик нарисовался!
- Привет, - поздоровалась Тома.
- Чего с рукой? – вместо приветствия спросил я, протягивая Вовке руку.
- Представляешь, Лёшка, (она меня Лёшкой называет, так зовут её сына. Да меня весь двор Лешей кличут, за исключением нескольких человек. Ну, не выговорить им по пьяни – ЛЁНЯ. Их это «НЯ» в оконцовке смущает. Нужно кончик языка прижимать к верхнему нёбу, а потом его как бы выталкивать изо рта, при этом распахивая последний, с отвалившейся нижней челюстью. А вдруг оса в рот залетит? Другое дело – ЛЁША. Это «ША» можно произносить даже с плотно сжатыми зубами. Типа, «ша, урки!» тут уж никакая оса и даже комар к вам не только в рот не залетит, но и носа не подточит. А то, помните у Довлатова в «Заповеднике» историю про то, как одного *** оса укусила за язык? Если не помните, то прочтите, весьма любопытно. Книгу нейдете в любом магазине, где продается не только портвейн, но и художественная литература. Раздел «Классика») – когда Тома подшофе, то голос ее становится хриплым и скрипучим, как у художника. Только художник скрипит контр -альто, а Тома в басовом диапазоне. – Я тут ёб..сь на днях, и никак встать не могла, а Никитос, пытаясь меня поднять, наступил мне на руку, гондон, - ее бросает иногда из стороны в сторону, и она упирается, наконец, здоровой рукой мне о грудь. – Прикинь, Лёш? Этот здоровый козел!
Я мысленно прикидываю, пока голова свободна от моих пассажиров. К сожалению, в этот пустой вагон может забраться любой, к примеру тот же Никита, и начать лечить меня о том, что он не в чем не виноват, а Томка, сома ёб..сь, и трещина на запястье возникла от удара, а не от того, что он нечаянно наступил ей на ногу, потому что был уставший после смены, да еще маленько усугубил выйдя из проходной порта. «Мы с мужиками выпили всего две бутылки водки, - вещает Никитос. – Да я после бутылку пива. Так что пусть Тамарка не ****ит, сама виновата!»
Я передаю содержание нашего диалога с Никитой Тамаре.
- А ты откуда знаешь про трещину? – удивляется Тома, глядя на меня снизу вверх своими голубыми, голубыми глазами. Когда-то она была просто красавица, она мне свои фотки показывала, но когда это было, сто лет тому назад. А когда тебе за полтинник, то о чем можно говорить, тем более если женщина заливает за воротник чуть ли не еженедельно.
- Никитос сказал, - ответил я, и запнулся понимая, что перехожу сквозь рамку металлоискателя, рамку дозволенного. Хотя голос «Никиты» орет в ухе и ругается на Тамару, правда не очень громко и не очень внятно. Тем паче, что я, все же, стараюсь сосредоточится на разговоре с живыми реальными людьми, а не с призраками, которые регулярно залетают ко мне, то через левое, то через правое ухо. Кстати, любопытное замечание. В этот раз, в отличии от истории десятилетней давности, «каналы связи» с сумрачным, потусторонним миром, Бг устроила таким образом, что правое полушарие мозга она предоставила для всех кому непоподя, а левое, только для Нинки. Я даже подумывал, признаюсь, запихать себе в правое ухо вату или еще какую-нибудь ху…ну, чтобы голоса не проникали в мозг через этот канал, но тут же отказался от этого бесполезного нововведения в борьбе с Бг, она посылала, а точнее я сам, своих (моих) засланных казачков не через ушную раковину, а они возникали прямо в мозгу, прямо в самом его центре, в сердцевине, можно сказать. Правда я не в курсе, где эта самая сердцевина находится.
- Не ****и, шкурёнок! – Тамара категорична. – О том, что у меня трещина Никитка не знает. Я только что из травмы.
- Фоминишна, - скрипит художник, позволяя мне немного сосредоточится и собраться СВОИМИ мыслями, - Так это тебе в травме накапали?
Вовка смеется своим беззубым ртом, считая свою шутку удачной. На счет его таланта я вам ничего определенного сказать не могу. Рисует всякие пейзажи, натюрморты, портреты. Сказать, что они радуют глаз, вряд ли, я вообще ху..о в живописи понимаю. Вот «Даная» Рембрандта, увиденная мною в период полового созревания, это веешь, а «Черный квадрат» Малевича, это пустота, которую я понять не могу. Художник, он хороший мужик, добрый, безобидный, но уж очень ленивый. Заставить его что-то сделать, чтобы срубить хоть маленький качанчик капусты, для покупки бухла, практически невозможно. У него найдется сотня причин, чтобы отлынить от работы. Одной и самой главной причиной, станет плохое самочувствие. Он регулярно, каждодневно посещает нашу поликлинику, пока трезвый, естественно, и пытается пробить себе инвалидность, жалуясь то на сломанную в детстве руку, то на боли в области поясницы, то на сильнейший понос. Над его недугами смеется весь двор, да и доктора уже не могут без улыбки смотреть на него, но он уперто движется к своей цели, терпеливо проходя всех специалистов, и просиживая часами в огромных очередях вместе со стариками и старухами.
- Пошел ты нахуй, художник, - матерится Том. – Я тебе щас так налью, что тебя сестра не узнает!
Володя, продав в Саранске свою квартиру, несколько лет назад приехал в Питер и поселился у сестры, в соседней со мной парадной. Сестре в пятикомнатной коммуналке принадлежали две комнаты, одну из которых она уступила родному брату, правда вытянув из него почти все деньги, которые он выручил за продажу своей хаты в Мордовии. Причем как-то хитро его прописав, что он не имел никакого права на комнату. В смысле приватизировать. Получалось так, что он как бы арендовал это жилплощадь у сестры, но самостоятельно распоряжаться ей не мог. Я спрашивал у Вовы, зачем он так поступил, ведь на те же деньги, в то время можно было купить комнату в Питере и быть ее собственником, не завися ни от какой злой сестрички. На это художник оправдывался, что он не знает нашего законодательства, и вообще, он бедный и несчастный человек, которого все притесняют. Ну, незнание закона, как известно, не освобождает от уголовной ответственности, а то, что его шпыняет сестра, так в этом он сам виноват, надо хоть иногда тявкать на того, кто тебя притесняет, иногда подбрасывая кости, чтобы совсем не оголодал и не помер.
Художник что-то пробурчал в ответ на своем птичьем языке и углубился в поиски сюжета для своего нового творения, чем он обычно и занимается, понимая, что Тома может разойтись и устроить ему фирменный скандал. Он всегда так поступает, пытаясь соскочить с неприятной темы и выйти из щекотливого положения. Как я уже говорил, он безобидное животное или моллюск, даже скорей амёба.
Тем временем Тамарка, толи трясла, толи держалась за мою футболку, допытываясь откуда я прознал про лангетку. Рассказывать про голоса я не решился, люди достаточно боязливо относятся к неадекватно воспринимающим мир созданиям, попросту к психам, и стараются обходить их стороной, от греха подальше, поэтому я соврал ей, что видел ее в поликлинике. Поскольку Тома была пьяна, то она приняла мое враньё за чистую монету. А впрочем, ей все было по-барабану, она мало чем отличалась от амёбы.
- Ты, пидрила, наливай, - крикнула она художнику, отцепившись от моей футболки и опуская свой зад на заплеванную скамейку.
- Так бы и давно, - проскрипел художник и полез за пластиковым стаканом, который торчал из нагрудного кармана его рубахи.
- Я пас, - открестился я. – У меня просушка.
Как любит выражаться Нинка, когда выходит из запоя.
«Ты, сука, козленок! Как ты можешь рассказывать про меня всяким своим гопникам!» - раздался голос «любимой» со стороны левого уха.
«Ничего я им про тебя не рассказывал» - оправдывался я, наблюдая за потугами Вовки расправить смявшийся в кармане стакан.
«Иди ты, соколик!» - тем не менее обиделась «Нина» и сама, слава Богу, отвалила от меня, пожелав на прощанье, чтобы нас всех забрали в милицию.
Вероятно, это пожелание материализовалось в связи с тем, что я краем глаза заметил эту серебристую «девятку» с синей полосой вдоль кузова. Ментовская машина вывернула из подворотни, и остановилась неподалеку от скамеек, сразу за кустами шиповника. Я не успел предупредить художника, чтобы он убрал бутылку, мусора возникли перед нами, словно из-под земли, я даже не заметил, когда они выходили из машины. То, что менты были натуральными, реальными и осязаемыми, а не галлюцинациями вызванными Бг, можно было догадаться по реакции Тамарки, которая сказала «Ёб вашу мать!» и обхватила голову руками. Впрочем, волноваться ей особе было незачем, ее с перевязанной рукой мусора вряд ли заберут, чего не скажешь о нас. Я хоть и не пил, но к моей роже менты прицепятся хоть к гадалке не ходи.
Художник посмотрел в ту сторону, куда глядели мы, выпучил свои рачьи глаза и тоже выругался.
- Ваши документы, - козырнув спросил подошедший сержант, второй чуть отстал, рассматривая подошву своего ботинка.
«В говно вляпался» - захихикала, тут же нарисовавшаяся «Нинка»
Я чуть не рассмеялся, но улыбку сдержать не смог, чем вызвал недовольство у мента, который тут же подошел ко мне. «Сука ты Нина - только и успел сказать я – Накаркала, жопа!» Вступать с ней в полемику я не собирался, следовало было сосредоточится на общении с представителями власти, которые подошли с явным намерением загрести нас в отделение, за распитие спиртных напитков в неположенном месте. С этой палкообразной системой менты заебали уже весь город, да что там город, всю страну! Им нужно отчитаться перед начальством за предотвращение, раскрытие и прочее, прочее, вот они и шерстят нас алкашей. Ночью, когда наркоманы и преступники грабят припозднившихся и подвыпивших людишек, вырывая сумки и мобильные телефоны, у меня лично три штуки вырвали из рук, их с фонарем не сыщешь, зато днем они безбоязненно разъезжают по городу, да и патруль частенько заглядывает в те места, где потенциально может собраться народ, для удовлетворения своих потребностей. Что поссать, что выпить, что банк ограбить, ментам похуй, палка то все равно одна, что за одно, что за другое, что за сто десятое. Привел нарушителя в отделение, на него протокол составили, штраф нарисовали и ****ец. Палку можно рисовать и поощрение в приказ. Тем более, что пойди поймай какого-нибудь ворюгу или грабителя одиночку, а тут сразу, скопом, несколько человек, значит и палок будет несколько. Вот такая у нас с вами правоохранительная система!
- Чего лыбимся? – обратился ко мне сержант, жестом показывая напарнику на початую бутылку портвейна, стоящую возле скамейки.
«Что ему плакать что ли?» - ответил за меня «Сашка-морпех», с которым мы не раз бывали в отделении.
- Да, - с дуру поддакнул я, не успев переключится с «Нинки» на невесть откуда появившегося «Сашку». – Что мне плакать, что ли?
Менты недоуменно переглянулись.
- А причем здесь да? – грубым голосом спросил второй сержант, поднимая с земли бутылку и рассматривая ее содержимое, словно видит вино впервые в своей жизни.
Тома сидела на скамейке, обхватив голову руками, бурча себе под нос, таинственные заклинания, перемежая их отборным матом.
Чтобы не раскрывать свой поганый рот, я просто пожал плечами. Сейчас нарисуется в голове «Колька-морпех», который любитель подраться по-пьяни, так начнет мне всякие гадости советовать, а я не сдержусь и ляпну что-нибудь такое, на которое наши доблестные менты отреагируют должным образом и от****ят меня за милую душу, почем зря.
Менты в последние «тучные годы» стали такими же баспредельщиками, как бандюги в «лихие девяностые». Правда, чуть ранее мусара не волокли сразу в отделение ради оформления штрафа, а просто выгребали из карманов деньги и сваливали, не утруждая себя доставкой в отдел. Вспоминаю историю случившуюся несколько лет назад.
Дует сильный северо-западный ветер. Уже отцвела черемуха, сейчас во всю распустилась сирень, густо и безвкусно посаженная в нашем районе. До 300- летия города еще год, но репетиция идет полным ходом. Как это называется? Осваиваются деньги, - так вроде. Я в этих делах совершенный профан.
Итак. Утро, май, почти июнь, а на улице сыро и промозгло, хотя синоптики и обещали около двадцати. На небе серые и темные облака. Возможно, что скоро пойдет дождь. Мы естественно без зонтов.
Может, пронесет?
Воскресенье. Площадь напротив Витебского вокзала. Народа очень мало. Вероятно, что кто-то еще не продрал глаза, кто-то на своих «шести сотках», а кто-то ложиться спать, после ночных посиделок в клубах и колбаса на дискотеках. Наверное и водители трамваев тоже еще не проснулись, потому что, мы стоим уже добрых пол часа, но так не один и не появился. Маршрутки, те честно отрабатывают свое, - шустрят во все направления, но нам такси не по карману. На бутылку бы наскрести. Конечно, у Рыжего деньги есть: он вчера занял у матери штуку, но, как он говорит: «Ленич, мне долг надо отдать!». Врет, конечно, но я молчу, какую-то часть мы все равно пропьем.
Нет, вы не подумайте, мы с ним не алкоголики какие-нибудь. Просто, мы ездили вчера к одной девушке «на чашку чая» и так надрались, что голова с утра трещала, как афганские маджахеды под натиском сил коалиции. Эта самая девчонка, она давняя подруга Рыжего да и я с ней не много знаком. Так вот. Она выходит замуж за итальянца и уезжает в Италию есть оливки, спагетти, пиццу, пить кьянти и чензано, кататься на гондолах и изучать повадки «Каморры». Вот она и устроила «девичник» по случаю своего отбытия. Что такое девичник для девушки которая буквально через неделю будет штопать носки и готовить спагетти какому-то ревнивому итальяшке, - я думаю, вы догадываетесь. Короче собрались все, кто когда-нибудь и что-нибудь. Я, если честно, попал туда совершенно случайно, в бЛяизких отношениях я с дамой не состоял, просто рыжий сказал: «Ленич, поехали!», и я поехал.
Сначала все было пристойно, а потом… Потом все перепились «в усмерть», дама в слезы, кавалеры ее утешать, по очереди, а я, я что, я сижу себе на кухне и рюмкой встречаю каждого утешившего. В итоге, я к утру так убрался, что рухнул под стол и заплакал от жалости, что такая славная девчонка покидает родные края. В восемь меня разбудил Рыжий, который все время встает не свет ни заря6 «Ленич, надо ехать, - долг отдавать, а то…». Что именно он хотел этим сказать, я так и не понял, ясно было только, что он обшарил все углы, где могла сохраниться хоть капля спиртного, ничего не нашел, и теперь рвался к живительной влаге. Поскольку, мы живем с ним в одном районе, то естественно, что компанию ему мог составить только я, да и до денег он жадный, не хотел больше никого «спонсировать». А может, ему, действительно, надо было долг вернуть. В общем, поднялся я с пола, сходил в туалет и ванну, и мы попрощались с сонной хозяйкой. Резинка, такую кличку получила она еще во времена развитого социализма, за то, что у нее в наличии всегда имелись фирменные презервативы, когда остальным приходилось пользоваться изделиями №2 советского производства, так расчувствовалась, что выделила мне парочку гондонов с какими-то усами и пупырышками. Буркнув «спасибо», не понятно за какие заслуги, я вышел на лестницу вслед за Рыжим, засунув презервативы в карман.
Как я уже говорил, было довольно прохладно, а может это после вчерашнего перепоя знобило, не понять. Однако, надо было что-то предпринимать.
- Бухарест будапешт?
- Будапешт, будапешт, - ответил Рыжий.
- Давай!
- Ленич, не гони лошадей, доберемся до Нарвской и там в капельнице купим.
- Так поехали тогда на метро. Битый час стоим, пока этого козла дождемся!
Под козлом я понимал трамвай 28 маршрута, который подвез бы нас практически до дома.
- Да! – Рыжий зыркнул на меня подслеповатыми глазами и ехидно спросил. – А кирять на что будем?
- Так у тебя тысяча, - пытался оправдаться я.
- Это на долг, - отрезал Рыжий. – Стой и жди, а не нравиться иди пешком. Тут не так и далеко, в твоем состоянии, за пару часов дошкандыбаешь.
Тащиться пешком мне совершенно не улыбалось, впрочем, как и расстаться с Рыжим у которого на портвейн деньги были. Но ждать. Как это утомительно ждать, гораздо хуже, чем догонять. В последнем случае, хоть что-то зависит от тебя, а в первом… Странно, что Рыжий, который обычно первым бежит в магазин или разливуху, чтобы залить огонь в груди, на этот раз какой-то нервный и упрямый. Вероятно, расставание с давней подругой так на него подействовало.
И верно. Трахаешся, трахаешся с человеком, а он - бац! И тю-тю, - «гуд бай Америка!». Расстроился Рыжий, весь напряжен, думает о чем-то, но опохмелиться хочет не меньше моего. По глазам вижу, - хочет! Вот и злиться, вот и не дает деньги ни на метро, ни на портвейн.
Начал накрапывать мелкий дождик. Я поежился. Все кто были на остановке спрятались под навес. Рядом какие-то ханурики пили что-то из пластиковой бутылки из под «тоника», вероятно какой-то стеклоочиститель. Говорят, что тех «Снежинок», «Льдинок» и прочих «Красных шапочек» уже почти не осталось. Сейчас в бутылки из под них разливают технический спирт, разбавленный водой. Что ж: и дешево и сердито. Синяк за тринадцать рублей купит четвертинку, разбавит ее пополам, - вот вам и поллитра! А в магазин приди. Там, что лучше? Такой же спирт с водой, только уже не за тринадцать а за семьдесят два рубля. Что же касается смертности от отравлений, то мне кажется, и от спирта и от водки она примерно одинаковая.
Спивается народец наш.
Но это к слову.
Рядом с навесом шаверма. Из этого ларька с арабским сэндвичем так ароматно пахнет, что у меня текут слюни и урчит в животе. Эх, надо было хоть бутерброд с собой захватить или там позавтракать, а так. Но, кто же знал, что так долго придется прождать этот драный трамвай. Сложив на наш транспорт все мыслимые и не мыслимые проклятия, я жалобно смотрю в сторону Загородного проспекта, Рыжий безучастен к моим страданьям, он как Петр Великий «дум каких-то полн, на берегу пустынных волн». И о чудо! Вдалеке показалось странное, рогатое чудовище, напоминавшее собой гусеницу, которая еле-еле ползла по ветке дерева, постарев, созрев, дождавшись срока, для того, чтобы окуклиться. Лишь бы это был наш!
Бог услышал мои молитвы, - это оказался именно 28.
Со скрежетом и ревом, как сказочный дракон из фильма о Кащее Бессмертном, он остановился возле нас и распахнул свои двери. Распахнул, это было явной натяжкой. По сколько у этого доисторического монстра с лязгом и треском раскрылась лишь передняя дверь, к коей и устремились те немногочисленные людишки стоящие на остановке. Мы прошли в самый конец вагона, впрочем, особо не рассчитывая, что кондуктор до нас не доберется, как я уже говорил, трамвай был практически пустой. Оставалось надеяться, что кондуктор окажется флегматичным и невыспавшимся, и не станет отрывать свою задницу от теплого сидения. Кондуктора ведь тоже люди.
Кстати, есть несколько видов людей «обилечивающих пассажиропоток». В основе своей это женщины предпенсионного возраста, всю свою прежнюю жизнь честно просидевшие в каком-нибудь НИИ или КБ, шуршавшие бумажками и стоящие у пульмана, ездящие в подшефные совхозы и перебиравшие гнилые яблоки на плодоовощных базах. Жизнь, которая казалась размеренной, спокойной и тихой, повернулась к ним спиной. НИИ и КБ закрыли, люди их профессий и возраста оказались невостребованны новыми условиями, вот и помыкавшись по ларькам и «польшам» они подались в кондуктора. благо работа не у станка, не с метлой и не в прачечной. Трудно, конечно, было поменять уютный стол в просторном кабинете, устоявшиеся связи, подруг, но что делать, детей кормить надо, да и себя тоже, ведь на мужиков надежды не много, - новые условия многих из них сделали безработными, а переучиваться не каждый сумел, да и тяжело это когда тебе за 50. Вот и быкуют эти злобные тетки, вот и приходиться от них либо ныкаться, либо глаза воротить. Но они достаточно злобливы и не на какие искусы не поддаются: либо платишь - либо выходишь.
С мужиками, с теми проще. Видит, что не забулдыга какой-то, а просто поддатый паренек, так он и рукой махнет неглядючя. А если ты интеллигент в шляпе, либо алкаш, - то в этом случае, как говориться – «будьте любезны». Вообще-то, они мужики нормальные, хотя, некоторые экземпляры, бывают, и лезут на рожон.
Про молодежь говорить еще проще: парни – им все по-барабану, а девчонки, - так те таких как я, вообще, считают за пустое место. Вроде бы ты есть, и в то же время, тебя для нее просто не существует, ты же не принц на серебристом «мерсюке». А что касается выручки, так она свое и без моих копеек заработает.
Итак. Мы разместились с Рыжим на задней площадке, но садиться не стали, а повернувшись «к лесу задом» принялись таращиться на проезжую часть. Кондуктор не объявлялся. Вскоре, возле Военмеха народу прибавилось, и возле нас оказались двое мужиков пенсионного возраста, какая-то старушенция с авоськами, и дама бальзаковского вида, в смысле возраста. Рыжий был поглощен своими мыслями и всю дорогу молчал, поэтому, от нечего делать, я прислушался к разговору двух мужиков. Как оказалось они были сотрудниками или преподавателями «Устинки». Сначала они беседовали о нерадивых студентах, о зачетах, экзаменах и прочей ерунде, затем перешли к обсуждению городских проблем, и наконец, коснулись дел общегосударственного масштаба.
Один из их диалогов особо привлек мое внимание.
- Ты слышал, - спросил один. - Что говорил вчера профессор Преображенский?
- Это в курилке?
- Так точно, - ответил первый.
- Про ребус?
- Именно.
- Я как-то не обратил внимания на его вопрос, - сказал второй. – Напомни мне суть проблемы.
- Он спрашивал: «Куда движется страна?». А для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо поменять местами первую и третью буквы фамилии президента, и вместо последней буквы в фамилии президента, поставить первую букву фамилии премьера, вот и вскроется отгадка.
- Любопытно, - ответил второй.
Я судорожно начал решать головоломку, и уже был близок к разгадке, но ход моих мыслей спутал истошный вопль старушки, которая примостилась возле преподавателей. Я обернулся. Возле нас стоил парень с какой-то книгой в руках и протягивал ее девушке, которая сидела напротив бабки. Бабка же тем временем верещала:
- Ишь что выдумал! Вы слышали граждане, что этот негодяй ей предложил? Х.. в руки и с мудаками в норвежский лес! Это надо же! Прямо в общественном транспорте! Ты бы еще ей в рот предложил, а не в руки. Ну, какая нынче молодежь пошла! Вон, в наше время, после войны….
- Бабуля, вы успокойтесь пожалуйста, - пытался образумить старуху покрасневший как кумач пацан. – Если у вас проблемы со слухом, то не стоит из-за этого весь трамвай на уши ставить.
- Он еще хамит, - не унималась бабка. – Я сама слышала, как ты ей про х… сказал: «возьми, говоришь, его в руку и в лес к норвежцам».
- Костя, - девушка встала со своего места. – Пошли отсюда, не обращай ты внимание на эту полоумную, лучше пешком прогуляемся.
На шум, наконец, оторвав свою задницу от сиденья, приближалась кондукторша. Парень с девушкой прошли мимо нее, но она даже не соизволила посмотреть в их сторону. У парня в руке была книжка в белой глянцевой обложке, характерного дизайна. Я сразу узнал ее. Это был Харуки Мураками – «Норвежский лес». Вот, оказывается, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Но, радости это не прибавило, к нам приближалась кондукторша.
Рыжий по прежнему безучастно уставился в окно. Казалось, что все происходящее вокруг, его абсолютно не волнует.
Да, а как же ребус?
- Вагон идет до 13-ой Красноармейской - в тупик, - зычно прокричала кондуктор. – Следующая конечная!
Послышался слабый ропот.
- А почему это? – спросил один из мужиков, который чем-то напоминал молодого Брежнева.
- Потому это, - последовал безапелляционный ответ кондуктора.
- На Рижском пути сняли, - сообщила старуха, которая никогда не слышала о модном ныне японском прозаике.
- Как сняли? – удивился «преподаватель». - Их же только-только положили.
- Вчера положили, сегодня сняли, - заявила дама бальзаковского возраста. – Пишите письма губернатору Яковлеву, а не кроссворды гадайте – « что будет. если да к носу Иван Ивановича приделать уши Ивана Никифоровича!» Тьфу!
Пришлось нам вылезать возле гостиницы «Советская». Рыжий был злой, как собака, идти предстояло добрых пол часа, или тащиться на Обводный и ждать очередного трамвая, а дождавшись – гадать, поедет ли он вообще.
- Ленич, - решительность Рыжего не знала границ. – Ты знаешь, где здесь поблизости магазин?
- На Рижском возле аптеки, - ответил я, мысленно аплодируя губернатору, за его «достижение».
- Пошли!
Мы довольно шустро добрались до магазина. Задумчивость и апатию с Рыжего смыло, как грязь с весенних питерских улиц первый апрельский дождь. Бывший специализированный магазин нынче торговал всевозможными продуктами и товарами. Даже «однорукий бандит» присутствовал здесь, словно это было его законное место. Народа в небольшом помещении было довольно много, и нам предстояло отстоять немалую очередь. Какая-то женщина брала яйца.
- Мужчина, - обратилась она к продавцу. – У вас яйца мытые?
- Чистые, - ответил флегматичный дядька.
- Точно чистые? – допытывалась она.
Сейчас, в связи с разразившейся в Азии эпидемии птичьего гриппа, все как с ума посходили, особенно на счет яиц и ножек Буша. Ножки берем только свои, отечественные, а яйца должны быть чистыми и опрятными, как женщина после душа.
- Я вчера в бане был! – злобно пошутил продавец.
Женщина открыла рот, чтобы высказать ему все, что она думает по этому поводу, но тут я чихнул. Все невольно обернулись в нашу сторону. И тут Рыжий сказал:
- Ленич, ты после поездки в Китай у врача был?
- Зачем? – не понял я суть его хохмы.
- Надо бы провериться, - ответил Рыжий.
Только тогда, когда в магазине, кроме нас и продавца никого не оказалось, я оценил уровень находчивости и смекалки приятеля. Перебросившись с мужиком, который обещал взять на вооружение достижение научной мысли Рыжего, парой ничего не значащих фраз, мы взяли бутылку 777 и вышли из магазина. Возле входа толпился народ, который при виде нас, расступился и шушукаясь, проводил нас недовольными взглядами. Мы зашли в ближайший дворик и сели на скамейку, обсуждая события вчерашней ночи и сегодняшнего утра.
Понурый дождь, который то моросил, то прекращался, не мог уже испортить нам настроение, - портвейн сделал свое дело, да и происшествие в магазине, способствовало тому, чтобы последовало продолжение банкета.
- Пошли, - сказал я, когда бутылка была пуста и мирно стояла возле детского домика.
- Давай еще одну, - предложил Рыжий, который уже успел поймать кайф. – Чего церемониться.
- Может около нас? – сказал я, хотя, сам был не прочь выпить еще немного.
- Брось, - сказал Рыжий. - Хорошо сидим, никто не мешает. А к ним припремся, так там обязательно кто-нибудь на хвост упадет. Давай, не дуркуй, сходи еще за одной.
Вздохнув и изобразив на физиономии неудовольствие, я взял у Рыжего деньги и направился в магазин. На этот раз никаких происшествий не произошло. Я мирно отстоял очередь, подмигнул продавцу, купил бутылку и вышел.
Во дворике меня ждал сюрприз.
Возле детского домика стояла «мусоровозка», из которой вышли двое ментов и обыскивали Рыжего. Вероятно, какая-то особо ретивая и бдительная жительница двора, увидела, что некие неопрятные и неаккуратные молодые люди, имеют наглость выпивать портвейн перед ее окнами, да еще в нерабочее время. Впрочем. Я конечно утрирую. Сейчас этим никого не удивишь, просто, кому-то не нравиться, когда пьют и ссут прямо под окнами, вот они и накручивают диск телефона.
Я подошел.
Рыжего обыскивал какой-то сержант, причем, я успел обратить внимание, что на земле, возле ног Сереги валялись деньги. По всей видимости, сержант сумел выбить деньги из внутреннего кармана куртки Рыжего. Они на эти дела мастера, не хуже воров.
- О, еще один, - обрадовался, стоящий подле прапорщик. – И с бутылкой, и пьяный!
- Серега, - сказал я. – У тебя деньги выпали из кармана.
Рыжий посмотрел под ноги, наклонился и поднял деньги:
- Действительно, выпали, - промямлил он.
Сержант явно был раздосадован таким поворотом дела, ведь если бы не мое внезапное появление, то он сорвал бы не плохой куш.
Рыжий недоуменно засовывал купюры в карман.
- Запрещенные предметы, оружие, наркотики, - сержант принялся за меня, принявшись хлопать по моим карманам.
- Гондоны, - сказал я.
- Что?! – прапорщик злобно посмотрел в мою сторону и шагнул ко мне.
- Гондоны…
В следующее мгновение резкий удар в живот, переломил меня пополам. Я упал на колени. За ударом в живот последовал удар по шее, а за тем в область почек. Я очутился на влажной земле.
Почему нас не забрали, это остается загадкой. Только, когда я пришел в себя, то понял, что сижу на скамейка, а Рыжий старательно вытирает мне лицо от крови и грязи.
- Зачем ты Ленич, - увещевал он. – Деньги же они не взяли.
- Что, зачем? – спросил я, сплевывая на землю соленую кровянистую слюну и потирая распухающую на глазах шею.
- Зачем ты его гондоном обозвал? – сказал Рыжий, откупоривая бутылку, которая выпала у меня из рук во время экзекуции. Бутылку менты тоже не тронули.
- Я хотел только спросить: «Презервативы являются запрещенными вещами или нет?». Пошутить хотел.
- Ну, как, пошутил? – Рыжий открыл бутылку, отхлебнул и беззвучно рассмеявшись, протянул ее мне. – Меру надо знать во всем, особенно при общении с нашими доблестными стражами правопорядка.
- Это я понял, - согласился я, делая большой глоток.
- И все-таки он действительно ГОНДОНЫ! – резюмировал Серега, когда срасти немного поутихли.
- Это точно! – ответил я, ощупывая языком разбитую губу. – Да, а я ведь разгадал тот ребус профессора Преображенского!
Вот так было всего несколько лет назад, а сейчас, я стою, словно обоссаный, понимая, что загребут в ментовку не за что, не за хрен собачий.
Я молчал, не затрудняя себя ответом на вопрос милиционера.
Впрочем, сержанта мало интересовал мой ответ. Нарушение налицо, - распитие в неположенном месте, тем более, что еще и на детской площадке. То, что дети в этой помойке не играли с тех времен, когда я был сопляком, это никого не волновало. По плану КУГИ или еще какого-нибудь МРОТа она числилась как детская площадка, значит так и следовало записать в протоколе.
- Документы, - сержант скособочил такую рожу, что будто это он наступил на собачье дерьмо, а не его напарник, и теперь вынужден был созерцать последствия этого случайного и нелепого промаха.
- Дома, - ответил я, моля Бога, чтобы не приволокся «Колька»
- А дом в подвале? – спросил второй, переводя свой взгляд с бутылки на мою физиономию.
«Слышь Лёха - «Колька» толкнул меня в плечо так, что я на самом деле чуть качнулся, чем вызвал еще большие подозрения у мусоров – Кончай ты с ними базарить. Пошли нахуй, развернись и иди домой. Ничего они тебе не сделают»
«А вдруг второй шмальнет из автомата?» - в очередной раз купился я на провокацию Бг, тем самым затянув ответ сержанту.
«Не ссы, не шмальнет - успокаивал «Колька» - Им по инструкции нельзя»
«Чего ты несешь, клоун! - вступил в дискуссию с приятелем «Сашка-морпех» - Как нехуй делать весь рожок в спину засадит!»
- Дом? Дома! – только и смог ответить я, слушая горячий спор двух друзей в моей башке.
- Мы вот здесь живем, - вступил в разговор художник, позволив мне немного перевести дух и встрять в разговор двух морпехов. Вова указал пальцем на наш дом. – Вышли, понимаешь, только что.
«Идите в жопу» - тем временем увещевал я своих постояльцев, уговаривая не мешать мне, а дать сосредоточится, да куда там. Эти два засранца чуть ли драку не замутили у меня в голове, стараясь каждый доказать свою правоту.
Пока «морпехи» ругались, а сержант хлопал меня по карманам джинсов, второй мусор объяснял Вове, что «выйти то вы вышли, да вот незадача. Шмонит от вас как из говенного коровника (видимо деревенский упырь), да и бутылка распечатана. Так что придется проехать в отделение»
- Ну, постойте, - попробовал возмущаться художник, понимая всю тщетность своих попыток оправдаться. – Мы ведь здесь не пили!
- А это что? – сержант №2 указал стволом АК на стакан, который Вовка держал в руках.
- Позвольте, но мы не успели даже выпить.
Что он несет, идиот?
- Я не пил, - улучив момент, когда «мои» замолкли на мгновенье, обсуждая план дальнейших действий, сказал я. – Могу дыхнуть.
- Пил, не пил, - инфантильно произнес сержант №1, - какая разница. Не пил, так собирался. Что мне дышать, ты на лицо своё посмотри и все сразу поймешь.
- У него, может, почки больные, воды плохо отходят, - вступился за меня художник.
- Вот вы в отделении дежурному об этом и расскажите. И про воды, и про портвейн, и про все чего душа пожелает.
«Я же говорил - нарисовался «Колька» - Сматываться надо было»
«Лёха, не слушай этого клоуна - перебил его «Сашка» - Он тебе посоветует…»
«Кончайте ****еть, вояки» - ляпнул я, тупо глядя на мента, который рассматривал Тому, сидевшую на скамейке, закрывая раскрасневшуюся рожу ладошками.
«Леха, да какой из него вояка» - шумел «Сашка».
«Закрой рот» - вскипал «Колька»
«Он не морпех, а кузнец. Ты что не знаешь, что он на Кировском работал?»
«И хули? - огрызался «Колька» - Если ты сейчас в ТЭКе работаешь, так это означает, что ты не воевал в Африке, что ли?»
«Я то воевал. А ты чучело! Леха не верь «Федоту» он дурачок»
Кольку по фамилии иногда Федотом называют, а не только морпехом.
- Пошли, - ППС-ник кивнул в сторону машины, прервав жаркий спор двух братьев по оружию. – Вы можете остаться, - сказал он Тамарке, которая вряд ли смогла бы оторвать свою задницу от скамейки.
- Бутылку забирай, - обратился ко мне сержант.
- Это не моя и я ее брать не собираюсь, - ответил я.
Сержант с неприязнью посмотрел на меня, но в это время художник наклонился и взял бутылку. Все мы знали, что оформив протокол, дежурный по отделу выпускал на свободу задержанного, едва тот подмахнет бумагу, в которой будет сказано о распитии спиртного в неположенном месте, и уведомление о том, что на данного гражданина наложен административный штраф в размере трехсот рублей. После чего, на руки выдавалось изъятое пойло и человека отпускали на все четыре стороны. Мы обычно выпивали содержимое бутылки прямо во дворе отделения, так было сумрачно на душе, да и организм требовал снятия стресса. Хоть маленькая вышла оказия, но все равно неприятно.
Поэтому Вова бережно взял бутылку в руку и покорно пошел вслед за сержантом «№2, я двинулся следом, замыкал процессию сержант №1. Наверняка кто-нибудь из соседей видел эту сценку и разнесет новость по всему дому. Впрочем, это не эпоха застоя, когда все всех знали и обсуждали, сейчас я не знаю соседа по лестничной келетке, потому что он не пьет, а других взаимных интересов у нас нет. Прежние жильцы либо уехали, либо ушли в иной мир, а тех кто появился на их месте, мало интересовали дворовые дела, тем паче, что половину двора заселили выходцами с Северного Кавказа, а по-простому айзерами. Люди среднего возраста обычно промышляют на местном рынке или имеют какой-то небольшой бизнес, а их бабы воспитывают чумазых детишек. Молодежь иногда быкует, больше издеваясь и глумясь над бомжами, иногда роющимися в нашей помойке, а с местными предпочитает не ссорится. Тем более, что посвященные знают, что кое-кто из них торгует героином и коноплей, и при неудачном раскладе, можно угодить под милицейский пресс.
Нас сажают на заднее сидение и автомобиль выруливает из двора. Возле арки бухают каплей и Витька-снайпер, но в машине уже нет места. Ребятам повезло, они могут успеть все выпить, пока менты не вернуться опять. Заметив машину с синей полосой, Витька прячет бутылку за спину, но мы спокойно проезжаем мимо. Я машу парням рукой, но, похоже, они так обосрались, что не замечают моего жеста.
Отсидев очередь в предбанники кабинета, в котором капитан составлял протокол задержанных, я уже ждал своего вызова, очередь подходила, как в помещение привели какого-то парня с разбитой мордой. Его посадили не на свободную скамейку рядом с Вовкой, а затолкнули в «аквариум».
«С****ил что-нибудь» - тут же сообщил мне в ухо «Бодулай». Ванька бывший мент, поэтому его словам можно доверять. Думаю, что он и сам не раз занимался всякой ***ней. Не в смысле воровал, а в смысле задерживал.
Я согласно кивнул, предпочтя промолчать не влезая в дискуссию.
Оказалось, что парнишка просто вышел из дома за пивом, не дотерпев, не дойдя нескольких метров до парадной, открыл одну из бутылок и хлебнул из горла. На его беду мимо проезжала патрульная машина. Уж не знаю, правда это или нет, но парень вступил в перебранку с ментами, объясняя им, что ему в ночь выходить на работу, и что если он прогуляет ее, то его уволят, а в условиях кризиса, - это абзац. Парень кричал, что он сирота и совсем недавно получил комнату в этом районе, и что нос ему разбили именно из-за того, да и забрали в мусарню, только потому, что кто-то позарился на его жилплощадь.
Зная о слухах, которые доносились из различных источников в нашей деревне, его бессвязная речь имела под собой здоровые ростки истинны. Тем более, такое ощущение, что в девяностые годы, которые нынешние власти хают почем зря, беспредела было меньше, нежели сейчас, когда мы построили гэбэшно-ментовское государство. Я даже знаю фамилию одной бабенки, работавшей раньше в паспортном столе, которую открыто обвиняют в смерти нескольких людей, из-за жилплощади. Но, доказать оное не кто не пытался, считая это бесполезным занятием, а голословные обвинения у нас не в чести. Проверять же сигналы добропорядочных граждан прокуратура либо не спешила, либо отделывалась обычными описками.
Тем временем в дежурку вызвали Вовку. В прихожей перед кабинетом остались я, сидящий возле двери и парень, в клетке для особо буйных задержанных или преступников. Именно тогда я и узнал, каким образом парнишка попал сюда. Его рассказ не вызвал у меня особых чувств, поскольку о произволе ментов я знал не понаслышке. Самого же парня, его повествование возбудило не на шутку, и он принялся выкрикивать проклятия в адрес какого-то лейтенанта, который расквасил ему нос и вывихнул левую руку.
Распахнулась дверь ведущая на выход, и нарисовался мент с погонами старшего лейтенанта. Не высокий, худощавый, с пшеничного цвета волосами, бесцветными, пустыми глазами, затянутыми болотной ряской, как у одного из лидеров России и наглой злой усмешкой на лице.
Зайдя в прихожую, он оглядел меня с некоторой брезгливостью и обратил свой взор на парня из «аквариума».
- Чего, бухтишь? – спросил он, исподлобья глядя на задержанного.
- За что вы меня забрали?1 – орал парень. – Я ничего не сделал, мне на работу в ночь, там в квартире бабка парализованная…
- Сиди спокойно, - лейтенант даже бровью не повел. – Распивал на улице? Вот и всё, нех..й ****еть! Сейчас дежурный составит протокол, подмахнешь его и свободен. Никому ты здесь не нужен.
- А в морду за что!? – не унимался пацан, так же переходя на «ты». – Я ведь тебя запомню. Встретишься мне на улице в неурочный час, посмотрим, кто из нас кому навешает!
- Никто тебя не трогал, - мент смотрел на меня, и создалось такое впечатление, что он говорил это именно мне, а не избитому парню.
«Брешет» - констатировал «Бодулай»
«Да это он его, отп…л - встрял в разговор «Колька» - Я сам видел, как он повалил его, а потом ботинком в морду сунул»
«О, господи! Какие же у меня буйная фантазии» - подумал я, наблюдая за словесной перепалкой Давида и Голиафа, стараясь не ввязываться в дискуссию «моих пассажиров». Ну, как Колька мог все это видеть.
«Слышь, Леха! Ты сам-то не бухти! Раз я говорю, что видел, то так оно и есть. Все, баста!» – «морпех» вновь толкнул меня в плечо так сильно, что я чуть не упал со скамьи.
Лейтенант понимающе посмотрел в мою сторону, мол, нажрался родимый, теперь сиди и кукуй здесь.
- Я тебя грохну, - прокричал парень.
«Закрой глаза, сделай вид, что ты уже отключился» - неожиданно раздался «Нинкин» голос в левом ухе, перекрикивая вопли «Кольки» о том, что: «Этого гребанного летеху давно надо отправить к проотцам»
Я последовал ее совету.
- Них..я себе, он еще мне и угрожает, - отчего-то вдруг возбудился лейтенант, - Да еще и при свидетелях.
До меня дошло значение «Нинкиного» предупреждения и я поблагодарил ее, мысленно естественно, хотя, по сути это просто был инстинкт самосохранения. Выступать в качестве свидетеля мне совсем не улыбалось, тем более, я понимал, что парняга возбужден и выкрикивал свои угрозы в состоянии близком к аффекту. А то, что мент может его засудить, так этот вариант просматривался достаточно прозрачно, тем более, если на кону стояла жилая площадь. Что не говори, а ментов готовят не самые плохие психологи.
«Неблагодарная сука - процедила «Нинка» сквозь зубы – Всё, Лёнюшка, я обиделась и *** теперь тебе чем помогу!»
«Не обижайся, толстая жопа» - примирительно ответил я, одновременно делая вид, что не замечаю реплики мента в мой адрес.
Все же тяжело разговаривать сразу с несколькими людьми, тем более, что некоторые вовсе не люди, а плод моего больного сознания и зловещих игр Бг.
«Это я плод твоего больного сознания! - вскипела «Нинка» - Как трахаться всю ночь, так Любимая Усенька, а как вляпался в говно, так плод его дурацкого сознания. Ну, ты и козел, козлёнок!»
Тем временем, лейтенант зашел в дежурку, и через несколько секунд оттуда выплыл художник с бутылкой вина в руке.
- Тебя подождать? – проскрипел он.
- Я пить не буду, - я покачал головой. – Иди, там тебя Томка заждалась.
- Да ну, - Вова был настроен скептически. – Она наверняка домой свалила.
- Тогда тебе больше достанется, - я помахал Вовке рукой.
Вовка позвонил, и железная дверь открылась. Сейчас моя очередь. Но я ошибся. Вышел раскрасневшийся лейтенант и открыв «обезьянник» вывел из него парня, не обращая на меня никакого внимания. Я хотел было возмутиться, сказать, что сейчас моя очередь, но с помощью «друзей в правом полушарии» решил не выступать. Раз менты так решили, то так таки и будет.
Чего-то я слишком часто стал прислушиваться к советам моих постояльцев, как бы не достичь такой стадии, когда они полностью подчинят своему влиянию мое сознание, и я превращусь просто в жвачное животное, на подобии тех, которых я видел десять лет назад, впервые попав в психиатрическую клинику. С мыслью о психушке и меня вспотела спина и затряслись колени. До чего же мне не хотелось повторять подвиг десятилетней давности. Пока еще я способен сопротивляться Бг, но что будет через час, через два. Что случится ночью, не посетят ли меня черти, вместо всяких шмелей, бабочек и ос?
Тем временем из дежурки вышел капитан с папкой и заполненными листиками протоколов, а вместо него в комнату проследовал здоровенный бугай, напоминающий «быка» девяностых годов.
«****ец настал парню!» - констатировал «Бодулай»
«Отъебут, как питдать» - согласился «Сашка»
«Главное, чтобы меня не выебали» - вздохнул я.
«Нах..й ты кому срался!» - вставил «Колька».
На этом и порешили.
- Давай, быстренько подписывай и сваливай, - прервал мои экзерсисы капитан, явно куда-то спешивший.
- А чего я буду подписывать, если я ничего не делал, - возмутился я.
- Делал, не делал, - капитан раздражался, нервничал и торопился, потому что, за стенкой послышался какой-то шум, грохот и приглушенные стоны.
Я поглядел в сторону кабинета.
- Давай, не тяни кота за хвост, - настаивал капитан.
- Не буду! – вырвалось у меня, не без науськивания «Кольки».
- Слушай, мужик, - чуть ли не с мольбой произнес капитан, ему очевидно было неловко, что я понимаю что происходит за стенкой и являюсь невольным свидетелем произвола, царящего в милиции. – Ты же не первый раз здесь. Я же тебя по ЦАБу пробил, у тебя уже с десяток приводов, какая тебе разница, ходкой меньше, ходкой больше.
- Разницы никакой, если бы потом квитанции об оплате штрафа за административные нарушения не приходили, и после этого ваши дамочки не звонили бы домой и не пугали бы судом. Тем более, что я действительно не бухал сегодня, а вышел сигарет стрельнуть.
Стоны за стенкой стали громче, и резавшая поначалу ухо звенящая тишина, приняла угрожающие очертания.
Капитан понимая, что со мной надо срочно что-то делать, выбрал наиболее простой и доступный способ. Он запустил в меня дырокол. Я едва успел отвернутся, мысленно благодаря «Кольку», который вновь толкнул меня, на сей раз в нужный момент. Это не плод моего воображения, это запротоколированный факт. Протокол составлен лично мной и подписан свидетелями: «Сашкой», «Колькой», «Бодулаем» и примкнувшим к ним «художником». Кстати, этот миротворческий жест капитана подействовал на меня лучше любой омоновской дубинки. Я стал более сговорчивым и подмахнул протянутые мне бумаги в четырнадцати местах.
- Ну, вот и все, - облегченно вздохнул капитан, потому что вопли за стенкой стали мучительно невыносимы его тонкой душе и он мечтал поскорей уйти в другой кабинет. – Свободен.
Я забрал бумаги и вышел. Порвав их тут же во дворе отделения и бросив в урну, я пожалел, что зря отпустил художника, вот сейчас я бы с удовольствием выпил, не смотря на то, что Бг, все больше и больше овладевала мной. Идя домой, я старался забыть о несчастном парне, представляя этот эпизод, как игры воображения.
«Ничего себе игры - возмущалась «Нинка», обещавшая отстать от меня – Из парня сейчас отбивную сделают, а ты сбежал»
«Ну, а что я мог сделать? – вопрошал я – Чем я смог бы помочь ему?»
«Ты просто трус» - резюмировала девушка.
«Иди в жопу!»
«Трус, - огрызнулась она. – Иди к художнику зайди, нажрись своей бормотухи, пока он всю бутылку не высосал. А я с тобой больше общаться не буду, так и знай!»
Подавленный и убитый, с плавящимися мозгами, разбитым бессонницей телом, я прошел по вечерним улицам, прошел дворами и зашел в свой двор. Около песочницы никого не было. Ну и славненько, не надо не с кем цепляться языком. На душе было мерзко, словно совершил что-то дрянное. Нет, просто я устал, устал и морально и физически, а ощущение того, что сон так и не придет, не покидало меня до последней минуты. Если сон не придет, то я непременно окажусь на улице Москвиной.
В комнате, я залез в тумбочку в надежде найти хоть одну таблетку «фена», случайно завалявшуюся среди всяких «трихополов» и прочих «барбитуратов». Но «фена» не было. Сходив на кухню, прослушав очередную «трель Шмеля», я налил воды и вернулся в комнату.
Возле компьютера мертвым грузом лежал мобильник. После того, как в Красном какой-то долговязый пидрила выхватил у меня из рук «SAMSUNG» и убёг с ним в зияющую пустоту, то чтобы иметь хоть какую-то связь с внешним миром, а этим внешним миром была для меня, в основном, Нинка, я попросил у Кольки – Афганца, один из его старых телефонов. Коляныч, пошатываясь встал со скамейки, с которой нас сегодня забрали в ментуру, и мы пошли к нему домой. Честно говори, я как-то сомневался, что телефон он найдет, больно много мы выпили в тот раз, но он нашел. Из ящика стола он выудил мне «SIEMENS», выпуска конца девяностых годов, с нерусифицированной клавиатурой, так что переписка с Нинкой при помощи SMS отменялась. Истратив последнюю сотку, я приобрел SIM- карту с самым дешевым тарифом на тот момент и какое-то время пользовался мобильной связью. Но, в связи с последними делами, денег не в кармане, не на счету не было. Точнее в мобиле на счету лежала сумма равная одной смс-ке. Х… с ним, решил я, обрадую Нинку, что со мной приключилось. К моей радости голоса пока никак себя не проявляли. Чертыхаясь и матерясь, я сумел набрать всего одно слово, но зато какое. BELKA. Мы говорили с Ниной как-то о том, что я лежал в психушке, и я даже рассказывал ей о возникновении голосов. Она, как человек учившийся в мединституте, с пониманием посмотрела на меня и заржала: «Ну и дурак ты у меня, козлёнок! Даже в психушке побывать умудрился» Так вот, решил я, она, как человек разумный (за ошибку прошу меня простить) поймет, что у меня горячка и перезвонит. Куда там. Вскоре телефон пикнул и замолк. Я понял, что пришло сообщение. И точно, на экране светилось - «КОЗЛ*НОК» Эта кобыла подумала, что я в поисках примирения назвал ее «белкой», это все-таки не корова и не кобыла, а она в ответ назвала меня «козленком», к чему я давно привык. Вот дура, подумал я. Подумала, что я решил подлизаться. Теперь точно не позвонит. Но я ошибся. Буквально через минуту раздался звонок. На экране высветилось имя: «NINA»
- Привет, козленок, - у неё было хорошее настроение. – Откуда ты узнал, что меня в детстве звали белкой?
Меня ее радужное настроение не вдохновляло, хотя ее звонок елеем разлился по моему сердцу.
- Белкой, стрелкой, - раздраженно ответил я. – Ничего я не знал, как тебя звали сто лет назад. Я хотел тебе сообщить, что это у меня белка.
Нинка расхохоталась. Смех был звонкий, отливался колокольчиком, значит дама была тверезая.
- Ты что, белку купил, козленок? – это она думает, что так можно шутить. Ну, вы сами понимаете, баба есть баба.
- Нет, спи..л!
- Зачем так грубо, - голос у нее посерьезнел. – Объясни, что случилось?
- У меня белая горячка, - сообщил я. – И я хочу попросить у тебя совета, не спросить, а попросить. Что мне делать, вызывать скорую или нет?
- Что, совсем плохо?
- Да!
- Давай сделаем так, - деловито ответила она. – Я сейчас в салоне на Садовой, скоро закончу, а когда приеду домой, то тебе позвоню, мы с тобой все обсудим. Ты дотерпишь до одиннадцати?
- Постараюсь, - буркнул я.
- Пока, пока, - прозвенел Нинкин голос, трубка звякнула и замолкла, и я остался один.
На город опускалась теплая августовская ночь.
Всем спать!
* * *
Если ты Сашка дочитал до этого места, то спасибо тебе, думаю, что не каждый смог бы прочесть эту ахинею. Хотя признаюсь тебе как на духу, я практически ничего не придумал, а все что происходило было на самом деле. Я еще в тот раз, десять лет назад, помнишь, когда мы в поезде встретились? записывал все события происходящие со мной и творящиеся в моей голове в школьную тетрадь, чтобы не забыть ничего. Для чего писал? А черт меня знает, думал, что свихнулся, а вышло иначе. На сей раз, я тоже делал кое-какие заметки в тот день, когда это случилось, а вдруг пригодится кому-то, как руководство к тому, чтобы не повторять мои подвиги. Впрочем, я как карась - идеалист, кому нужны мои бредни. Вот и тебе они нужны навряд ли. Если намерен читать дальше, то поверь, что и там я не соврал ни строки, все как на духу. Может, какие фразы забыл, слова перепутал, матюги чуть притушил, да некоторые эпизоды, особенно те, которые касаются Нины, выбросил. Уж больно там всё откровенно с ней было, не хочу об этом никому рассказывать, даже тебе.
Еще не хотелось бы влезать во все тяжкое, занудное и малоинтересное и удобоваримое, для нормального восприятия. Я сознательно выбирал наиболее нейтральные и интересные эпизоды из всего происходившего со смой в то время. Ты представляешь, если бы я описал все то, что имело место быть на самом деле, то ты бы просто не смог бы читать эту галиматью.
К примеру. Лежу и думаю о каких-то посторонних вещах, чтобы отвлечься, чтобы «свои» так сильно не доставали, ведь по большому счету, каждый из них норовит как можно больней укусить и ударить ниже пояса. Так и от посторонних мыслей покоя нет. Проехала за окном машина. Ну, проехала и проехала, кому какое дело? Я просто констатирую факт, - «по проспекту пронеслась тачка», и всё. Да, куда там! Тут же в башке появляется чей-то раздраженный голос, и не важно, мужской или женский, и начинает меня нагибать: «а тебе то, какое дело до моей машины? Ты кто, ****ь, такой? Что, у самого денег на тачанку нет, так ты сидишь и в окно зыришь, завидуешь?» Я молчу, понимая всю нелепость ситуации. Десять секунд молчу, двадцать, а голос-то не унимается. Он уже начинает такую ахинею, такую околесицу нести, что хоть стой, хоть падай. «Ты, *****, еще в ГИБДД позвони, сообщи, что я бабушку сбил пять минут назад! Ну, что, припух? Давай, звони, сука!». Тут волей-неволей приходится что-то отвечать. Сначала, конечно, пытаешься по-доброму, «мол, ты мил человек езжай отсюда (а даже звук от той тачки уже растворился во времени и пространстве пять минут назад, а водила в голове остался) и не мешай мне отдыхать. Я тебя не видел, ты меня не знаешь». Ну, и все прочее, в том же духе. Так этот виртуальный оппонент начинает наезжать и угрожать, что если я только дернусь, как тут же со мной случиться ТАКОЕ!!! Приходится вступать в перепалку, которая затихнет неизвестно когда. Вот после этого лежи и думай, а пытаться ли отвлекаться от «своих», если и «чужие» ни чем не лучше. И таких примеров можно привести массу, и если писать еще и про них, то получится фирменный бардак, в котором ты навряд ли разберешься. Поэтому я и оставляю лишь наиболее интересные и более-менее связанные между собой эпизоды.
МАРАЗМ КРЕПЧАЛ
За окном голосила какая-то подвыпившая компания подростков, мерно урчали машины, шумели тополя под резкими порывами ветра, я лежал в постели, силясь уснуть, и прислушивался.
Голосов моих сателлитов не было.
Неужели Нинка обладает таким влиянием на меня и внутренней силой, что один разговор с ней по телефону, способен резко изменить положение вещей и фактически вывести меня из депрессии и горячки. Может быть, она в сущности, действительно, ведьма, как уверяла она. Как-то раз она рассказывала мне о совершенном зле, которое иногда надвигается на неё, как неотвратимость, как смерч, как тайфун. Оно захватывает ее мозг, выворачивает наизнанку сознание, и в тот самый момент она превращается в ведьму. Что происходит с ней на самом деле, она объяснить не могла, но уверяла, что глядя на себя со стороны, она ужасается тому, что происходит. «Ты понимаешь о чем я тебе говорю, козленок, - глядя мне в глаза своим грустным взглядом, пытавшимся заглянуть ко мне в душу, она вопрошала к моему разуму и чувствам, не проси ни о помощи не о сострадании – Ты понимаешь, как мне тяжело в те самые моменты?» «Понимаю» - врал я, стараясь хоть как-то утешить любимое существо. Но она глядя в глаза, понимала, что я вру, махала рукой и, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно плакала. О чем были ее слезы, о ком? Обычно плачут по себе, по неиспользованным возможностям, по недолюбленной любви, по потерям, которые неизбежны на протяжении всей сознательной жизни. Мне было тяжело от этих беззвучных страданий, этих невидимых слез, которые проливались вовнутрь, не выходя наружу, этих дрожащих губ и ввалившихся щек. Я пытался обнять ее, но она со злостью отшвыривала мои руки и тогда я уходил на балкон курить, дожидаясь, когда пройдет приступ. Вскоре она звала меня к себе, я выбрасывал окурок и возвращался к этому толстому сокровищу с глазами полными слез, которые никогда, при мне, не выливались наружу. Мы обнимались, целовались, а потом, стряхнув с себя оцепенение, она говорила: «А не сходить ли нам, козленок, за наливкой?» и ржала, как уставшая лошадь, своим поганым, полусумасшедшим смехом, который я так ненавидел.
Ворочаясь с бока на бок, я несколько раз пытался провоцировать Бг, обращаясь то к одному, то к другому, то сразу ко всем.
Гробовая тишина.
Вскоре ночь окончательно оккупировала город, и я остался наедине с самим собой. Подростки, шумевшие под окном, испарились куда-то во мрак.
Почему Нинка не звонит? Опять поперлась домой на электричке, а ночью в Красном совсем не безопасно. Она сама мне рассказывала, как ее несколько раз пытались изнасиловать, и лишь какое-то чудо уберегало ее от беды. Она такая дура, что сама провоцирует мужиков на неадекватные действия, хотя маньяк он и без провокации готов на преступление ради удовлетворения своей похоти. Размышляя таким образом о бренности бабьей доли, я вдруг понял, что проваливаюсь куда-то в бездну. Нет, это не было погружением в тяжелый синтетический сон или в нирвану, как оказалось чуть позже, я проваливался в свою собственную голову, или в какие-то закоулки сознания, черт его знает.
Во всяком случае, вдруг вокруг стало светлее, послышался запах выхлопных газов, чьи-то голоса. Я открыл глаза и ужаснулся. Моя кровать непостижимым образом оказалась неподалеку от остановки 145 автобуса, идущего в Красное Село. Я по-прежнему лежал в одних трусах, накрывшись с головой одеялом от назойливых комаров, но находился на улице, а не в комнате. Я высунул голову из-под одеяла и огляделся. Нет, все нормально, вот стены, вот потолок, вот окно, но стоило мне только закрыть глаза, как по невидимой спирали я вновь очутился возле автобусного кольца. Вероятно, я просто заснул, решил я, и мне все это снится. А почему же Нина не позвонила?
«Лёнюшка, - раздался ее голос в левом ухе, - А я не могла тебе позвонить. Я тебя обманула, что поеду на работу»
«А где же ты?»
«Я поехала к своей сестре в Весёлый Поселок, а сейчас мы приедем к тебе, - ответила «Нина» - Смотри, вон там остановился синий джип»
Я приподнялся на локтях и стал всматриваться в пространство. Самое поразительное было в том, что люди, проходившие мимо моего лежбища, словно не замечали меня, едва ли не наступая мне на башку.
«А вот и мы, - прожужжала «Нинка» - познакомься, это моя племянница и тетя Клава»
«У тебя же племянник» - вспомнил я, как учил Нинкиного племянника плеваться с балкона на проходящих по улице людей.
«А это племянница! - сердито ответила «Нина»,- «а тетя приехала из Финляндии, я же тебе говорила.
«Них..я ты мне не говорила»
«Не ругайтесь молодой человек, - влезла в наш разговор «тетя из Финляндии» - Вам это не к лицу. Вы и так в непристойном виде разлеглись прямо возле проезжей части»
«Ты тетя не переживай, он и не такое может учудить, он ведь сумасшедший»
«Что я еще такого непотребного сделал? – попытался взбрыкнуть я. – То, что спал у тебя в парадной, когда ты где-то шлялась?»
«Нет, когда ты ссал с моего балкона на кадку с цветами, - ответила «Нинка». – Когда мы из постели не вылизали четыре дня!»
«Тьфу» - «тетя» скособочила сморщенную рожу.
«Это было ночью, и ты не могла этого видеть» - оправдывался я, вероятно покрываясь красной краской.
«А мне соседи сказали, - не унималась «Нинка» - Они видели, как ты свой ***ще доставал и ссал!»
Все правда, так оно и было, девки с шестого этажа видели, как я писал на кадку, правда цветов там никаких не было.
«Ну и что, что не было, - продолжала наезжать «Нинка» - Ссал ведь? Ссал! *** девкам показывал? Показывал!»
«Я отвернулся и член ладонью прекрывал»
«Ха-ха, - рассмеялась «дама». – Да ты выставил свой длинный *** на всеобщее обозрение. Мне все доложили, так что не пиз..и, козленок!»
«Нина, как тебе не стыдно, так выражаться» - влезла в разговор «тетя».
Лишь девочка-подросток молчала, разглядывая странного дядю, лежащего на улице на постели в одних трусах и о чем-то спорящим с ее бабушкой и теткой.
Тут заиграла мелодия звонка на мобильном телефоне, я откинул одеяло, естественно, оказавшись в своей комнате и бросился к нему. Но, звонок оказался очередной шуткой Бг. В реальности звонок прозвенел лишь у меня в голове. Чертыхаясь я плюхнулся в кровать и… Вновь очутился на улице. «Нинки» поблизости не было, как не было и девочки, зато «тетя из Финляндии» с букетом каких-то желтых полевых цветов, нагло присела в своем сером плаще, на мою почти чистую постель и завела разговор о политике.
«Как вам, юноша, наш президент? – спросила она, вдыхая амбре исходившее от цветов. Как мне показалось, что они пахли моими грязными трусами, но «тете» аромат явно нравился. – Очаровательный старикашка!»
«Какой он старикашка, - я нехотя повелся на ее провокативный вопрос. – Он мой ровесник»
«Разве? – удивилась «тетя». – А я считала, что Леониду Ильичу немногим больше»
«Какому еще Леониду Ильичу, что вы мне мозги парите, - возмутился я. – Где Нинка?»
«Они поехали потрахаться, со своим будущем мужем» - деловито ответила она.
«Как потрахаться?» - опешил я.
«Мы скоро, козлик, - донесся издалека «Нинкин» голос. – Не скучай, я тебе позвоню»
«Вот, сука!»
«Не ****ите, юноша! – вступилась за «племянницу» «тетка» - Лежите в своей кроватке и отдыхайте на здоровье. Вон у Гончарова. «Пока Обломов валялся в постели и строил планы на будущее, приехал Штольц и выебал Ольгу!»
«Что вы мне мою sms-ку Нинке читаете. Я что не помню, что ей писал»
«А я думала, - она с сомнением покачала головой, что ваша фамилия Иванов, а не Гончаров. – Ну, впрочем не будем спорить по пустякам, давайте про президента»
«Вы что, провокатор из гэбухи? – поинтересовался я, пристально вглядываясь в «тетины» руки, которые были огромными и покрытыми шерстью, как у мужика. – К чему эти никчемные разговоры?»
«Ну, мы в Финляндии хотим знать, чем дышит наша Россия, - с пафосом в голосе, ответила она. – Все же чай не чужие»
«Так переезжайте сюда и живите, и позновайте свою непознанную Россию»
«Вот уж дудки, - «тетя» сунула мне под нос здоровенный кукиш. – Я и «Нинку» с собой заберу, как только она со своим ухажером свои отношения оформит»
«Тетя не надо, - раздался откуда-то из Красного «Нинкин» голос. – Не заводи его, ты же видишь, он псих, он и кинуться может!»
«Сука» - сквозь зубы выдавил я.
«Дурачок, опять повелся, - рассмеялась «Нина» на сей раз своим звонким, столь любимым, смехом. – Отстань от «тетки» со своей политикой»
«Я отстань? Это она ко мне привязалась!»
« Я к тебе не привязывалась, - возразила «тетка» голосом писателя Швеллера и сообщила, что недавно завершила новый опус о происхождении нового американского президента. – Вероятно, вам будет интересно его послушать?!» Скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она.
Я попытался отбрехаться, но «тетя» была слишком настойчива.
«Черт с вами, давайте про президента» - наконец сдался я.
«Вот это по-нашему, - осклабилась старуха. – Сделайте радио погромче»
«Какое еще радио?»
«Радио России» - ответила она.
Я вспомнил, что этот Швеллер ведет программу на радио по воскресеньям, я даже как-то послушал его изыски, но больше пяти минут выдержать не смог. Как-то мне попалась в руки его книга «Мифы Кутузовского проспекта», скажу честно особенного впечатления она на меня не возымела. Зато я помню книжку девяностого года, изданную в Таллинне, про какого-то майора, вот это дрянь, так дрянь, это я могу сказать откровенно.
«Не называйте меня дрянью, - возмутилась «тетя» - Вылезьте из-под одеяла, а то самого главного не услышите»
Я повиновался просьбе «тети Швеллера» и высунул голову из-под одеяла. В комнате никого не было, зато по радио читали рассказ какого-то писаки об американском президенте. Чтобы отвлечься от надоедливого голоса «финской тети», я постарался напрячься и послушать произведение популярного нынче автора.
«Революционные ветры перемен, разбуженные горсткой кубинских товарищей во главе с Фиделем, и примкнувшим к ним Че, носились по всей планете, стирая с лица Земли, то один, то другой реакционные колониальные режимы. Начавшаяся в начале века Первая мировая война привела к распаду великих империй и частичной деколонизацией, которая ощутимо ярко проявилась после конца Второй мировой войны, а позднее победы Кастро на Кубе. Пожар освободительной войны охватил почти весь «третий мир». Особенно страшно полыхал африканский континент. То там, то здесь в различных частях Африки появлялись, провозглашались, образовывались новые, доселе неизвестные государства, с причудливыми названиями. В числе оных и была родина нашего героя – Кения. Освободительная борьба против колонизаторов, англичан, кенийские племена вели не одно столетие, но стать независимой страной случилось только сейчас, вместе с еще несколькими десятками новых стран Африки, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Советский Союз активно поддерживал стремление черных, красных и желтых братьев к независимости, и усердно протягивал им «руку дружбы и помощи», помогая оружием и деньгами, мечтая вовлечь неоперившихся молодых правителей в сферу своих интересов. Фестиваль молодежи и студентов в конце пятидесятых в Москве, лишь укрепил позиции тех членов Политбюро, которые считали, что будущее социалистической идеи во многом зависит от того, куда обратит свои взоры молодежь новообразуемых стран. благодатная почва «банановых», «апельсиновых» и «кокосовых» республик, должна вырастить новое поколение людей, не знавших унижения и рабства, и способных повести за собой широкие массы трудящихся черных, желтых и красных братьев в светлое коммунистическое будущее. В Москве открылся Университет Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы, в котором новоиспеченным студентам прививали антиимпериалистические прививки в виде «научного коммунизма» и прочей совковой дряни. Университет курировали серьезные дяди из КГБ и различных идеологических отделов ЦК КПСС. В деревянные, оловянные и стеклянные бошки юных свободных дарований тяжелыми молотами вгонялись основы Марксизма-Ленинизма и преимущества советского образа жизни. Большинство же неокрепших мозгов отторгало от себя любую идеологию, будь-то коммунистическую или капиталистическую. Юношам и девушкам было весело, легко и непривычно чувствовать себя «цивилизованными» людьми, ходить в кино, на концерты, демонстрации и субботники, едва спустившись с кокосовой пальмы, держа в руках какую-нибудь живность или какой-нибудь фрукт, вдруг увидеть перед собой на белой скатерти вилку и ложку. Нашего героя, участника активного освободительной борьбы кенийского народа за независимость, нелегкая занесла в Союз на двадцать четвертом году жизни. У видного, сильного, деятельного чернокожего парня энергия била через край. Но, к сожалению, совсем не подвигала его грызть гранит коммунистической науки. Он охотней гонял в футбол с южноамериканскими мачо, тискал вьетнамских и эфиопских девушек, нежели зубрил «Три источника и три составных части марксизма». Звали его Хусейн Нур Хассан. Вырос он в бедной семье, отнюдь не самого знатного рода-племени Кении, а посему и обречен был трудиться до конца дней своих на родимой матушке земле. Если бы не его неуемный, свободолюбивый характер, то так бы и случилось. Но, Хусейн Нур Хассан был непоседа, забияки и авантюрист. Он постоянно ввязывался в различные авантюры, участвовал в различных движениях и группах. «Как так? – спросите вы. – Ведь он же тупоголовый крестьянин, нибельмеса не понимающий не только в политике и экономике, но и, попросту, безграмотный черный бабуин. И, в сущности, вы были бы правы, если бы не одно «но». С восемнадцати лет парнишка служил в вооруженных силах Ее Величества королевы Великобритании, где обучился не только воинскому ремеслу, но и выучился английскому языку. Неуемная энергия, неуживчивый свободолюбивый характер не позволили Хусейн Нур Хассану добиться значимого продвижения по службе, но преподали многогранный урок. После деколонизации и объявления о независимости, новые правители республики, решили послать парня на учебу в Советский Союз, благо, что за это почти не требовалась оплата, в отличии, от всяких Оксфордов и Кембриджей, что и было осуществлено. Братский советский народ с распростертыми объятьями принял Хусейн Нур Хассана со своими соплеменниками в ряды многоцветной, многоголосой и дружной новой общности свободных людей. Прошел год учебы и Хусейн Нур Хассану стало скучно!
Хусейн Нур Хассану было скучно, и он даже подумывал слинять отсюда в Южную Родезию, где продолжалась освободительная борьба намибийского и мозамбикского народов против южноафриканского апартеида, который издевался над коренными жителями не только своей страны и Ботсваны, но и соседними государствами. Вероятно, что Хусейну удалось бы покинут Союз, но тут случился БАМ.
После «освоения целины» миллионам советских студентов некуда было приложить свою силу и энергию, и часть «несознательной молодежи» стала откровенно симпатизировать своим западным коллегам. Появились всякие; стиляги, хиппи, битники и прочие антисоветские движения, разлагавшие правильную молодежь своими выходками, музыкой, манерой одеваться и буржуазной идеологией. Партийным органам нужно было срочно придумать нечто грандиозное, широкомасштабное, идеологически выверенное, а заодно и полезное для системы, чтобы отвлечь молодежь от «тлетворного влияния» западной цивилизации. Молодежи нужна романтика и порыв, а не банальное загнивание в хиреющих городах. Нужны были новые, грандиозные проекты и всесоюзные стройки. Кто-то вспомнил о «великом кормчем», который всего за какие-то несколько десятилетий сумел модернизировать отсталую крестьянскую страну, превратив ее в развитую индустриальную державу. Основой рабсилы в те времена служили заключенные ГУЛАГа, и сейчас эта фишка не пройдет, времена изменились, да и совсем недавно мы развеяли «культ личности», значит, следует подключить к работе нашу передовую молодежь, - студенчество, а возглавит ее передовой отряд, - комсомол. В периодической печати, на телевидении и радио появилась масса статей и передач с призывами к партии и правительству, больше доверять передовым комсомольским отрядам, которые готовы «к великим свершениям, ради скорейшего построения коммунизма в нашей стране». И партия доверила!
Партия решила. «А не послать бы их (комсомольцев) куда-нибудь подальше. Ну, к примеру, на три буквы! Так и появилась аббревиатура БАМ, - Байкало –Амурская магистраль». То, что проект строительства железной дороги был до конца не просчитан, то, что он был очень сырым, нерентабельным и, вообще, никому не нужным, не смущало высоколобых членов политбюро во главе с «серым кардиналом партии» Михаилом Сусловым. Главное это занять молодежь, а чем занять не столь важно. Авось, что-нибудь построят путное, возможно для чего-нибудь и пригодиться. Из многообразных репродукторов и радиоприемников зазвучали песни в исполнении кобзонов, гуляевых, лещенок и бюль-бюльоглов о прелестях жизни в тундре, на крайнем севере и дальнем востоке, о том, что скоро мы не только в космос полетим и освоим казахские степи, перекроем Енисей, но и построим столь нужною советской промышленности железную дорогу, пробив тоннели сквозь многокилометровые толщи забайкальских гор. Кроме всего прочего, точнее, кроме идеологии проект имел и существенную экономическую составляющую. За работу на БАМе платили неплохие по тем временам деньги, что для бессребрянной молодежи являлось существенным подспорьем, - «отстоял» вахту, считай «Запорожец» у тебя в кармане. Тогда то переделали слова в песне про тундру, - «А я еду за деньгами, за туманом едут только дураки!».
Итак, клич был дан с высоких трибун XIV съезда ВЛКСМ, и со всех концов огромной страны потянулись на Байкал тысячи искателей приключений. Кроме комсомольцев туда поехали простые работяги, авантюристы всех мастей, а на самые тяжелые участки завозили зеков, как при Сталине. Как и во времена «великого перелома» комсомольская стройка поскрипела, поднатужилась и покатила. Каждый день в программе «Время» на головы некоторых советских граждан (телевизоры были далеко не у всех) сыпались новости о новых достижениях, свершениях и прочих геройствах молодых строителей коммунизма. На комсомольских собраниях в местных ячейках, вывешивались графики, обязательства и призывы. Вот уже скоро, лет через десять -двадцать, две кривые линии, (стройка велась с двух концов) должны было соединиться в одной точке, для чего будущему академику от архитектуры юному товарищу Церетели, поручили отлить золотой костыль, который предстояло забить на месте смычки рельсов серебряной кувалдой. Что означало бы не только победу советского народа над природой, но и победу коммунистической идеологии, а значит, - скорого построения коммунизма.
Совсем обезумевший Хусейн Нур Хассан, забросил учебу и, забыв о своих революционных проектах, решил, во что бы то ни стало, поучаствовать в строительстве столь великого объекта. В своей Кении кроме пальм, баобабов и мелких речек он ничерта не видел, и его завораживали масштабы, столь невообразимые и недоступные ранее даже для его воспаленного воображения. Байкал, Енисей, Амур. Какой-то там хребет, фиг выговоришь, и тундра, температура под минус пятьдесят, мухи Це-Це, палатки, бараки и прочее, не давали спокойно спать чернокожему кенийцу.
Хусейн Нур Хассан долго размышлял и, наконец, решился пойти в деканат и рассказать о своих проблемах. Декан внимательно, даже заинтересованно выслушал кенийского студента, сочувственно покачал головой и обещал подумать. После встречи оба отправились в разные стороны: декан к начальнику 1-го отдела, вернее к куратору из отдела народов Африки, а студент к знакомой вьетнамке – Му Ши Минь, утолить накопившийся сексуальный голод, а заодно и рассказать ей о своей родившейся идеи и предложить совместную поездку. Если у Хусейна все разрешилось довольно быстро, хотя и с некоторыми неприятностями в виде расцарапанного и разбитого лица, то у декана состоялась наисерьезнейшая беседа с проректором университета, начальником 1-го отдела, идеологического отдела, отдела стран Африки и Латинской Америки, комсомольского и профсоюзного сектора и какого-то сероглазого человека с лазоревым отблеском, который со скучающим видом сидел в углу и, лишь иногда, барабанил пальцами по подоконнику.
Итак. Результаты встреч следующие.
Хусейн Нур Хассан переспав со своей старой подружкой и предложив ей отправиться с ним в далекую Сибирь, получил маленькой желтой ручкой по роже, истерический вопли, обвинения во всех смертных грехах, главным из которых был тот, что «ти, серная гадин, вонючий обезьян, насель себя длугой ****ь и бросиль свой маленький мишиный ****а!». Хусейн Нур Хассан попытался, было, оправдаться, но, поняв всю бесперспективность этого, развернулся и вышел вон. Точнее, вышел из комнаты №576 и отправился в комнату№765, где жила его старая подружка из Верхней Вольты. Хусейн Нур Хассан отчего-то был уверен, что его отпустят на «великий сройка гомунизма».
Рассмотрением же неожиданной просьбы африканского студента занималось сразу же несколько советских организаций, начиная от различных отделов ЦК КПСС, КГБ, МИДа и кончая университетскими партийными, комсомольскими и профсоюзными лидерами. Решение принималось долго и натужно. Представитель органов госбезопасности напирал на то, что «не может черномазая обезьяна самостоятельно принять такое непростое решение» и намекал на провокацию со стороны американской военщины, «Он же служил в британской армии. Наверняка был завербован Ми-5». Представитель МИДа рассказывал о непростых переговорах с посольством Кении: «Ребята там ушлые. Ну, представьте, столько лет под англичанами лежали, уж могли бы кое-чему научиться. Боюсь, что начнутся неприятности и банальный торг. Янки и британцы попытаются раздуть из этого международный скандал, нахлобучить нам по самые яйца!». Мелочь из университетских коридоров смотрела в рот каждому из говорящих, и была согласна с любыми их решениями, лишь бы к ним не приставали с тем, чтобы выслушать их мнения. Короче, все должен был решить серьезный дядька из какого-то отдела при ЦККПСС. Высокий, худощавый, рыжеволосый мужчина, неопределенно-среднего возраста, со слегка опухшей красной мордой, тонкими губами, серыми глазами лазурного бЛяеска, носом, напоминающим соленый огурец из большой деревянной кадки в городском гастрономе, на котором восседали очки в золоченой оправе, безупречном коричневом двубортном костюме с золотыми пуговицами и запонками, белоснежной рубашкой, с расстегнутой верхней пуговицей, фиолетовым галстуком, в зеленый горошек и перламутровой заколкой долго обводил взглядом всех присутствующих на совещании. Люди предпочитали отводить глаза от его всепроникающего взгляда, лишь один чекист с Лубянки, вызывающе весело взглянул в лицо «партсмена», но через мгновение потупил взгляд, настолько силен был дурманящий взор человека из ЦК. Товарищ в золотых очках, золотых пуговицах и запонках откашлялся и тихо сказал: «****ь». Больше он ничего не сказал, собрал со стола ворох бумаг, уложил их в папку, застегнул ее, поправил на огуречнообразном носу, очки, еще раз матюгнулся, попрощался со всеми за руку и вышел из аудитории, введя оставшихся в ступор, из которого они выплыли, словно зомби, лишь спустя час, когда уборщица пришла убирать помещение. Такой вот силой обладало партийное слово.
На самом деле, судьба Хусейна была решена заранее и одобрена в самых высоких кабинетах. В весьма непростой международной обстановке, желание представителя «освободившихся от империалистических цепей» народов, вносило здоровую, живительную нотку и доказывало преимущество советской системы, над той же хваленой английским парламентаризмом и «дерьмократией». Да и в посольстве Кении довольно вяло отреагировали на желание представителя какого-то захудалого племени, остаться в Союзе. Вот если бы это был член правящей элиты тогда да, а так, обычная обезьяна. Африканцы из высших каст и племен, так же как и остальной мир недолюбливал своих отсталых родичей, называя их, то черножопой волосатой обезьяной, то гамадрилообразными нигерами и Гаврилами-гориллами. Один сотрудник посольства, отчаянный гомосексуалист, сочинил даже стишок, в стиле русских классиков Ильфа и Петрова: «Служил Гаврила гамадрилой / Гаврила не был гамадрил / Гаврила был простым педрилой / Ну, а по нашему педрил!». В общем, решили в определенных кругах, что ничего страшного оттого, что кениец останется в Советском Союзе не будет. Подвели под эту его инициативу идеологическую базу, поговорили с людьми из других зарубежных представительств, в первую очередь, с товарищами из стран социалистического содружества, попили с кем надо водки, с кем кумыса, а с кем-то и трубку мира закурили. Получили высочайшее одобрение, опохмелились, вновь покурили, и посему постановили: «Создать на базе университета Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы студенческий строительный отряд (на строго добровольной основе) и отправить его на строительство Байкало-Амурской магистрали». Пущай катятся, - коли хочется.
Вот так. Все было очень просто и не стоило затевать весь этот сыр-бор с собраниями, совещаниями и прочими мероприятиями из-за такого пустяка, который решался в каких-то пятнадцать секунд, стоило только слегка пошевелить мозгами. Собрали отряд, выбрали командира и комиссара, естественно из сотрудников, «ввели» негласного куратора о существовании которого не знали даже комиссар с командиром, выдали всем форму, сухие пайки, кувалды и лопаты и, со здоровой социалистической помпой проводили отряд «неизведанное и такое прекрасное далеко».
На дворе стояло прохладное северное лето, но Хусейн Нур Хассан довольно спокойно переносил «русскую зиму», да и что там московская слякоть в сравнении с сибирскими морозами! Потому и не волновался он за свое могучее здоровье. Разномастная, многоголосая, шумная ватага молодых людей всех цветов радуги с песнями и шутками, плясками и прибаутками погрузилась в вагоны с купе «СВ», (за отправкой наблюдало много нежелательных глаз) и, под марш «Прощание славянки», ликование провожающей толпы и легкими взмахами рук сановных чиновников, показным всхлипыванием их слезливых жен, отправилась на восток, между прочим – Дальний Восток.
Простившись с хлебосольной столицей советской империи, участники будущих великих строек, рассредоточились по своим вагонам, купе и койко-местам. Кто-то занялся тотчас блудом, кто-то перечитывал «Капитал» Маркса, многие втихую молились различным богам, кто-то вел собственный дневник, мечтая позже описать свои приключения, впечатления, душевные терзания и прославиться на весь мир. Хусейн Нур Хасан безбожник и разгильдяй просто напился с каким-то эфиопом, похожим на Пушкина, и бесцельно шлялся по поезду, пугая молоденьких проводниц своими ужимками и жестами и приставал к командиру отряда с вопросами, «ну когда же они приедут на БАМ? ». Командир отряда был так увлечен девушкой из Кампучии, что только отмахивался от кенийца, отсылая его к комиссару. Комиссар был пьян в дупель, поэтому так же не смог удовлетворить законное требование Хусейна рассказать ему, когда же, наконец, они приедут на «Великий стройка!». Отчего тот выбил в тамбуре стекло и, высунув окно свой черный член, поливал мочой и ругательствами ни в чем не повинных пассажиров, ожидающих свои поезда на маленьких, утопающих в зелени и дерьме, станциях..
Пьяный состав с черепашьей скоростью мчался по просторам великой страны. Командиру, и изредка комиссару вместе с каким-нибудь экзотическим «фруктом», типа азиата или африканца приходилось вываливаться из штабного вагона, почти на каждой узловой станции, и произносить пламенную речь, о мире, дружбе народов, разрядке разоружений и прочие заумности, от которых у ораторов и аудитории мгновенно съезжала крыша. И лишь присутствие на импровизированной трибуне какого-нибудь негра, кое-как сглаживало довольно заунывное и серое впечатление от происходящего. Особенно радовались детишки, показывая пальцами на «зивых церьних облизьян!», улюлюкая и хлопая в ладони. Смущенные мамы одергивали своих несмышленых чад, но те все равно были счастливы от бесплатного зоопарка, тем более, что в их захолустьях и зоопарков-то никогда не было. О существовании цирков и зоопарков они знали, вернее, догадывались, из книжек и иногда из документальных кинофильмов. Кто помнит то время, то знает, что с телевидением и собственно, с самими передатчиками картинки в стране была большая проблема.
Единственной пользой от этих остановок было то, что страждущие интернационалисты могли затариться алкоголем до следующей остановки, любители местной экзотики и гурманы отведать свежей картошки с укропом и солеными огурцами, кое-кто могли бесцельно пошляться, размяться по грязным улицам, Ну, а кто-то набросать-забросить ряд строк-дров в топку будущего «великого романа».
Дни сменялись ночами, города – селами и деревнями, заливные поля – разливными реками, а Хусейн Нур Хассан все так же очумело бегал по составу и спрашивал у всех, «когда же они приедут?».
Истинной же причиной радости кенийца никто не ведал, а была она и печальна и светла. Диагноз нехорошей болезни, которой наградила его противная Му Ши, вероятно от ревности и зловредности, не подтвердился. Под большим секретом и за малое вознаграждение, Хусейн Нур Хассан поделился своей проблемой со стройотрядовским фельдшером, то сделал анализы и сообщил незадачливому африканцу, что к него не триппер, а обычный трихомоноз, от которого он сможет вылечиться при помощи всего лишь четырех таблеток, кои и продал Хусейн Нур Хассану втридорога.
Поезд в очередной раз остановился где-то посередине глухого черного леса. Было раннее июньское утро. В полуопущенные окна вагонов вместе с густым туманом, прохладным воздухом, резким запахом хвои и влажной земли, вползал опьяняющий запах дыма, запах человеческого стойбища, запах разудалой жизни. Пассажиры поезда недоуменно прилипли к окнам, плюща разноцветные носы о запотевшие стекла.
И тут. Вокруг все засверкало, засияло, заблестело! Заурчали многосильные моторы, заревели пришпандоренные к соснам и кедрам динамики, выдавая нагара пламенные, бравурные марши. Поляна, возле которой остановился состав, наполнилась веселыми (с виду) людьми, размахивающими транспарантами и знаменами всех Советских республик, и бумажными флажками стран участниц данного мероприятия.
«Прибыли товарищи!», - с пафосом объявил командир строительного отряда, отпихивая от себя приставучую азиатку.
Не пивший два дня и сильно мучающийся комиссар испуганно озираясь по сторонам, прихлебывал из жестяной фляги огуречный рассол, припасенный им заранее, на экстренный случай. Стройотрядовцы гуртом высыпали на улицу, инстинктивно обнимаясь с их русскими товарищами. Хусейн Нур Хассан бегал среди восторженной толпы, норовя потискать сисястых русских баб и обняться с их суровыми мужьями. Он все время орал как угорелый «О! БАМа! О! БАМа!». Вот так он и получил своё прозвище. Поначалу его звали Хусейн Нур Хассан, после *** в сене и Хусейн Обамович, а потом просто Обама. Все так и говорили, когда тот в очередной раз где-то терялся: «Где этот мудак, -Обама?». А этот «мудак» в то время обхаживал единственную русскую девушку, которая непонятным образом очутилась в международном отряде. Впрочем, ничего удивительного в том не было. Раз стройотряд многонациональный, то от чего ж там не могли оказаться представители страны победившего социализма? Жили «влюбленные» в соседних бараках и их соседи частенько слышали по ночам страстный лепет чернокожего Отелло и звонкие поцелуи, которые отвешивала ему белокурая Дездемона.
А кончались эти «соловьиные» ночи суровыми рабочими буднями. Жилось передовой западной молодежи, скажем прямо, не сладко. Работа была занудной, тяжелой и муторной. Кроме заунывной работы нещадно доставала мошкара, норовившая забраться даже в нижнее белье, кусая в самые интимные места. И если на индейцах укусы были практически не видны, то на черных они светились фиолетовым светом, а на коже азиатов вскакивали огромные красные волдыри, которые ужасно саднили и чесались. К фельдшеру приходили и постоянно жаловались, то юноши, то девушки. И лишь один вьетнамец был «осень сильно довольна. Да!». Он пришел к фельдшеру с одной интересной просьбой. «Доктора, - сказал он. – Меня в *** мошка кусать! Ты, доктора, боль убери, а опухоль оставлять. Да?!». Фельдшер пообещал, за определенную плату (его выпрут из отряда за эти дела через три месяца), что поможет горю узкоплюского и выписал ему обычный «аспирин», а когда разочарованный желтолицый донжуан прибежал к нему с претензиями, - «слюшай фельдшера. А хуя-то снова маленький-маленький!» тот отчитал его «за неправильный прием серьезного лекарства» и выставил за дверь, посоветовав, походить немного по лесу с высунутым из штанов концом и ждать, авось опять кто-нибудь да укусит.
Кроме всего прочего, еда была однообразной: тушенка да картошка. Спасали грибы и ягоды, растущие в этих местах в изобилии. Но, а где же обещанные бананы, апельсины, киви? «А говна на лопате не хотите? Вас сюда никто за волосы не тянул, все сами согласились. Может вам ваши заявления показать? – бурчал вечно пьяный комиссар, прихлебывая из жестяной фляги, в которой плескался не огуречный рассол, а чистый медицинский спирт. – Тоже мне, работнички ***вы!».
Развлечения были убогими: политинформация каждое утро перед выходом на смену, подвижные игры в выходные и раз в месяц дискотеки. Если соседям-русским было нипочем, они были привычны и к природе, и к погоде и к тяжелому физическому труду, то местная экзотика все больше раздражала непривычных «стойко переносить все тяготы и лишения» иноземцев. Многие болели и хворали, кто физически, а кто душевно. Примерно, через месяц спятил один сириец, оттого, что ему не давали молиться «безбожники» из Берега Слоновой кости, которые курили какую-то дрянь возле барака и распевали заунывные песни под душераздирающие звуки тамтама. Когда сирийца признали сумасшедшим и с оказией отправили сначала в Москву, а потом Дамаск, то многие из трудящихся интернационалистов поняли, каким образом можно исправить свою глупую ошибку. О творящихся в отряде настроениях задумались верхи. Было созвано срочное совещание актива, на котором предстояло выработать «правильную» позицию.
В воскресение, когда подопечные веселились на дискотеке, в домике комсостава, который квартировал отдельно от остальных стройотрядовцев, собрались несколько человек. Командир, комиссар, заместитель руководителя участка, пара интернационалистов и русская девушка Лариса. Поговаривали, что она была любовницей командира, который окончательно расстался со своей кхмерской дамой, но точно никто не знал, точнее свечку никто не держал. Да, и гуляла она с кенийцем Обамой прямо и открыто.
Лариса была молодая, дородная белокурая девушка, обладающая не только привлекательной внешностью и великолепной фигурой, но имеющая сильный характер, острый ум, железную хватку и безразмерную сексуальность. Она никогда не рефлексировала в любых сложных ситуациях. Родом она была из Литвы, мать была русская, а отец литовец. После школы она оказалась в Москве на юрфаке в МГУ. Закончив его, работала в правоохранительных органах около года, на должности следователя, но потом перешла на комсомольскую работу в районный отдел, а позже пропала из поля зрения друзей и знакомых, всплыв в качестве младшего научного сотрудника в отделе международных отношений научно-исследовательского института им. ХХ–го съезда КПСС, при ЦК ВЛКСМ. Кому-то из руководителей замысла интернационального отряда пришло в голову «прикрепить» молодую даму к сему коллективу, руководствуясь тем, что она прекрасно образована (знание нескольких языков), идеологически подкована и морально устойчива. Ее функции состояли в том, чтобы изнутри присматривать за настроением разношерстной людской массы и если получиться, то самостоятельно направлять все в нужное русло. В случае чрезвычайных ситуаций, ей следовало доложить о случившемся по инстанции, что собственно, она сейчас и сделала.
Впрочем, и без ее доклада было ясно, что ситуация может выйти из-под контроля. В отряде обосновался тайный враг. Ну, вы же помните, что любые происшествия и события в те времена, наше руководство связывало с работой внутренних и внешних врагов. Ссылки на хреновое питание, необустроенность, тяжелые условия труда, (хотя, по большому счету цветные интернационалисты были задействованы только на самых легких работах, которые мог выполнить любой советский ребенок. Да и те работы были пустяшные, шутейные, так, для бЛяезиру, скажем, для мировой прессы, а не для пользы дела) да простую тоску по родине, не принимались в расчет. Руководство посчитало, что в дружную, интернациональную семью проник агент влияния мирового империализма. Следовало выяснить его и изобличить.
Все посмотрели на Ларису.
«Ну, хорошо, - согласилась та. – С мужиками я переспать могу, с меня не убудет, но с бабами я категорически отказываюсь трахаться, я не лесбиянка какая-то!». Лариса посмотрела в сторону командира отряда. Тот густо покраснел. Все знали о его любви к азиатским женщинам.
Чувствуя, что ситуация становиться неоднозначной, комиссар отряда пришел на помощь своему товарищу (они были тайными любовниками, от чего комиссар и бухал безостановочно, когда командир вошкался со своей камбоджийкой).
«А может поручить эту функцию кому-нибудь из обезьян?» - сказал он и вопрошающе взглянул на Ларису.
«Ты не охуел, часом, парень! – возмутилась сексапильная блондинка - агент влияния, поняв, в чей огород пущен камень. – Я ебись с мужиками, он с бабами, а вы с командиром междусобойчики решать станете, а потом все лавры вам в постель! Не отдам Обаму, он мне самой нужен!»
На сей раз, покраснели не только командир и комиссар, но и все присутствующие на совещании. Разгоревшийся было конфликт сумел потушить дядька курирующий отряд из руководства строительства (полковник КГБ). «Не ссоритесь, уважаемые друзья, - ласково сказал он, поглаживая пухлую коленку Ларисы. – Я пришлю к вам одного смышленого ебаря, а то ему уже не раз наши парни намеревались яйца оторвать и скормить росомахам». На том и порешили.
Время текло, железнодорожные рельсы-километры все удалялись и удалялись от Москвы в сторону Амура, а агента так и не удалось выявить. Зато и Лариса и «смышленый ебарь» натрахались на всю оставшуюся жизнь. Обама смотрел сквозь пальцы на проделки любимой, он и сам не единожды «ходил на сторону», как обычно говорили русские, и лишь слегка разволновался ранней весной, когда Лариса сообщила ему, что беременна от него. Хусейн посидел возле черного ручья, по которому изредка проплывали льдинки, и решил жениться на «беспутно-любимой русской бабе», о чем и сообщил публично в клубе во время лекции по изучению доклада товарища Брежнева на пленуме ЦК КПСС, посвященного сложной международной ситуации возникшей по вине американской администрации. «Товарищи по счастью» радостными воплями встретили это его решение и то, что он скоро станет отцом. «Кто же это счастливая мать?» никто не спрашивал, весь лагерь знал о теплых отношениях между ним и русской красавицей.
Свадьбу сыграли в середине лета, через неделю родился мальчик, которому всем отрядом придумывали имя, за исключением матери новорожденного, которая еще находилась в санитарной части. Кто-то предлагал назвать его Юрой, - в честь Гагарина, кто-то Робертом, - в честь лидера Зимбабве Роберта Мугабе, Луисом, - в честь Корвалана, Кимом в честь…. Предложений было много, но Хусейн Нур Хассан или попросту Обама был категорично непреклонен. «Мы жили здесь, еблись здесь где?» «Где?» - спросил его комиссар отряда «В бараке, был зачат мой маленький сын! А на нашем наречье Барак значит Счастливый!» - радужной улыбкой расцвел Обама. – Я и сам обрел здесь новое имя! Вот и назовем нашего с Ларисой первенца Бараком Обамой!» Присутствующие загалдели, заулюлюкали, запели. Кто-то пустился в пляс, кто-то начал лупить по тамтамам и дудеть на воловьих рогах. Короче, обретение имени новорожденному, праздновали все воскресение.
Новоиспеченная мамаша ничего не знала об этом и преспокойно кормила грудью черный комочек, который лежал возле ее правой груди, когда к ней в импровизированную родильную палату, сооруженную наспех в медсанчасти, зашел тот самый «смышленый ебарь». Лариса улыбнулась ему, совершенно не стесняясь своей обнаженной груди, но лицо вошедшего было суровым, он придвинул к кровати стул, сел на него даже не взглянув на чмокающего малыша.
«Думаю, Лора, ты догадываешься о цели моего визита?»
Лариса вздрогнула. Она уже успела позабыть, о том, как ее зовут в действительности. Мужчина закурил, хотя курить в палате строго воспрещалось. Лора–Лариса молча ждала.
«Если говорить откровенно, - продолжил мужчина. – То я давно подозревал, что ты двойной агент, еще в то время, когда мы не смогли установить место где погибли твои родители во время фашистской оккупации. Вы прекрасно все подготовили и организовали. Легенда была отличной, - сирота, скитавшаяся по белу-свету, которую приютили добрые люди. Школа, в которой нет твоих метрик и фотографий, училище, университет. ЦРУ сработало как швейцарские часы, но и мы не лыком шиты. Путем сложнейших математически выверенных операций, мы смогли выйти на агента, который стал работать на нас, вот он-то и раскрыл нам глаза!» Лариса молчала, едва покусывая губы, она догадалась, кто был предатель. Новоиспеченный Барак мирно спал у нее на руке.
«Какую вы преследовали цель?» Лариса подняла брови «Какого черта ты поперлась сюда в эту глухомань?» «Мне терять нечего, - храбро ответила роженица. – Цель это ваш проклятый БАМ. Мое правительство поручило мне взорвать ваш этот БАМ к едрени-фени!» «А для чего? – изумился наш разведчик. – Он нам самим-то не нужен!» «Да? – в свою очередь, удивилась Лора. – Значит мы жестоко просчитались!»
И она зарыдала, обливаясь потоком горьких слез.
Американскую шпионку Лору Пуш вместе с ее мужем, русским разведчиком (что предстояло еще доказать американцам) Хусейном Нур Хасаном и их новорожденным сыном Бараком Обамой выдворили за пределы Советского Союза безо всякой помпы, скромно и тихо. Семья поселилась в Соединенных Штатах родине Лоры Пуш. Правда, вскоре Обаму-старшего вновь потянуло на подвиги, и он отправился на родину в Кению, совершать уже контрреволюцию, насмотревшись на прелести жизни в Советском Союзе, где его след затерялся. Лора воспитывала сына до поступления в школу, а потом, вспоминая молодость, ушла работать в какую-то секретную службу. Маленького Барака поставила на ноги бабушка по материнской линии.
Вот так и получился новый президент США. Рожденный между прочим в ЭсЭсЭсэР».
На этом постановка закончилась. Я вздохнул. Какого бреда не напишут наши прозаики лишь бы выебнуться перед нынешним руководством и унизить американцев, писали бы лучше про своих, и не всякие хвалебные, подобострастные опусы, а хоть что-то похожее на правду.
«Нинкина тетка» куда-то исчезла, чему я был безмерно рад.
Кстати, во время чтения рассказа, из радиоприемника то и дело высовывался автор произведения и делал непристойные жесты в мой адрес. Типа того, как в частушках про тещу, мима дома которой не может пройти зять, чтобы не показать ей свой детородный орган, либо филейную часть. Глюк был конечно занятный, но особой тревоги в моем сознании не создал и навестить страху не сумел, от того, поняв тщетность своих попыток, вывести меня из себя, (занятная фразочка особенно в соприкосновении к текущему моменту) удалился обратно в радиоприемник, погрозив мне на прощанье кулаком.
Время, как всегда растекалось смолой по сосне, застывало во время движения, но в янтарь превратиться не торопилось. Она казалось желтой густой субстанцией, которую моментально облепляли мухи, мерзко смердело и вызывало дрожь на кончиках пальцев, знакомое мне с младых ногтей. Время хотело остановиться, прилечь, прикорнуть, словно уставший солдат после очередного марш-броска, но злой командир в лице Бг, которого назначили более могущественные капитаны вселенной не давал ему роздыху. Правда, стоит заметить для себя, что если бы время встало, то где бы оказался я после того самого, после смерти. Этот вопрос иногда возникал как-то спонтанно, исподволь и вызывало меня неприятные чувства. Почему же, к примеру, я не могу оказаться в Аду, не я естественно, а моя бедная душа, что там с ней случится. Удастся ли мне от****ется на Страшном Суде и избежать участи других грешников? Вопрос спорный, а посему, лучше бы время так и ползло, но только при других обстоятельствах, и в другом измерении.
Привел меня в чувства, громкий вопль, раздавшийся в левом ухе:
«Лёнюшка, он меня изнасиловал!»
Я мгновенно отвлекся от размышлений о бренности бытия, и переключился на Нинкин голос, в который раз давая втянуть себя в бессмысленную и порочную, для моего мозга, дискуссию.
«Хватит врать, - сказал я, Нинкиному голосу, - Ты сама отдалась. Ты же собиралась за какого-то х..я замуж»
«Но, я же девочка, - всхлипывала «Нинка», - Как так можно. А знаешь, он трахал меня пол часа, без остановки. Ты представляешь!?»
В голосе голоса (хорошее сочетание, правда) слышались нотки и обиды и радости, одновременно.
«Какая нах..й радость! – «Нинка» повысила «голос» (опять плюшка занятная получается) – Знаешь, как больно. У него ***ще поболе твоего будет!»
«А чего же ты дала?» - мне хоть кол на голове теши. Сказано же было не вступай в разговор сам с собой, ведь галлюцинация была моя, значит и мысли у «Нинки» были моими. Правда, каким-то непонятным образом, где-то в сознании или под ним, они невообразимо путались с чьими-то еще и выдавали в остатке, в следствии утруски и усушки, такие перлы, как этот рассказ. В общем, сказано одно, а сделано другое. Вместо того чтобы прочитать несколько раз молитву, ну хоть коротенькую «Богородице дева радуйся», я навострил уши и слушал свою подружку. Ну, а как вы думаете, такое дело, тут разговор о сексе, а там о душе. Почувствуй, как говориться, разницу.
«Я не давала! – возмущался голос. – Я тебе дураку объясняю, он меня изнасиловал. Ты что понять не можешь, отупел совсем за время нашего общения. Нет, ты прикинь, **** пол часа, без остановки, а *** у него огромный!»
«Ну, ты пошла уже по второму разу, - пробурчал я, понимая, что Бг будет сейчас педалировать именно эту тему, чтобы вызвать у меня неприятные эмоции. – Если бы не хотела, то ничего бы не случилось»
«Я хотела, но только после свадьбы, как хорошая девочка, - обиженно сказала «Нинка». – А теперь у меня будет ребенок. Кстати от тебя. Ты будешь забирать его из садика?»
«Э, - возмутился я. – Это ты мне sms–ку Нинкину читаешь. Могла бы что-нибудь и пооригинальней сочинить»
«А я кто по-твоему? – спросил голос басом. – Козлёнок, ты что, в своем уме?»
Вот именно, в этом и вся сермяжная правда, что не в своем, а в чьих-то поганых лапах, сомневаться не приходиться, что в твоих.
«Это ты про мои ручки сказал, что они поганые?! Сука!»
«Да я вообще не про тебя»
«А про кого, с кем ты разговариваешь? У тебя что, женщина есть?»
«Какая тебе разница после того, как ты мне рассказала о том, что собираешься замуж, и родишь этому быку ребенка. Кстати, а кто он такой?»
«Это муж сестры, - нехотя ответила она, прикрывая рот ладонью. – Он давно ко мне подбирался»
«А сестра как же?»
«А, ей то какая разница, у нее все равно пиз…а мхом заросла, - она заржала, как беременная лошадь, приводя меня в неистовство. – Опять повелся, козленок! Ну, какой же ты у меня дурак!»
Самое странно в той или этой ситуации было то, что в наш «разговор» никто не вмешивался, ни виртуальная сестра, ни виртуальный ёбарь, не другие «пассажиры», которые могли бы усилить или ослабить мою реакцию на услышанные известия. Иногда, как вы уже слышали, вмешательство какого-то иного голоса, может привести к совершенно иным последствиям, нежели могли бы оказаться для меня, нежели слушай я только одну сторону. Когда в мозгах плюрализм, это хорошо, но только на государственном уровне, а у человека должно все быть как в нашей Государственной Думе, где нет места для дискуссий. Ну, это я имею ввиду у нормального человека, у которого нет раздвоение, растроения и раздесятирения сознания. Что же касаемо моего теперешнего состояния, то в нем, мне иногда хороший совет никогда не покажется лишним. Главное то, что я понимаю, что я болен, болен тяжело, и что справиться с этим не просто.
«А что просто? – прервала мои размышления «Нинка» - Просто мне *** в рот совать?»
«Да я тебе не совал, - мой внутренний голос задрожал, как струна. – Ты мне сама предложила»
«Конечно, я теперь во всем виновата, - она как-то быстро переключилась со своего ёбаря на меня. – Иванов, как ты умеешь во всем винить кого угодно, но только не себя любимого»
Впрочем, думаю, что они бы с легкостью могли пообщаться и без моего участия, если он наличествует в реальности, а то, что он в моей башке кружит где-то на задворках мозга, так это все ерунда, просто Бг откуда-то вытащила ревность, которая материализовалась в ёбаря, который изнасиловал виртуальную Нинку и собирался жениться на ней. Все как дважды два раскладывалось по полкам, пока вновь «Нинка» не начинала все рушить и ломать. Все повторялось как и десять лет назад с женой. Те же сцены ревности, те же постельные инсинуации, вопли о любви и моей никчемности. В этот раз спасало только то, что я уже понимал природу этого явления и был готов хоть как-то противостоять ей, хотя бы пытался делать робкие попытки. Другим было и то, что на сей раз мне не предъявляли различных тяжких обвинений, вероятно уже эта тема проехала, и по большому счету, «Нинка» практически не ругалась со мной, при этом, как женщина крупная, забивала «своим телом» все эфирное эфемерное пространство, не допуская в него других «пассажиров», а разговаривать с одним человеком (бред конечно) согласитесь куда комфортней, чем с неуправляемой толпой. Правда и в толпе есть приятные моменты и даже иногда преимущество. «Людишки» собираются в кучки по интересам и начинают общаться между собой, предавая мне статус свободного наблюдателя. Тогда я просто слушаю их разговор, и отдыхаю, не вступая в их диспуты. Но, такое случается редко, в основном, кто-нибудь обязательно вспоминает о моем существовании и пристает с различными погаными вопросами или лезет с не менее погаными предложениями. Поэтому, то что «Нинкин голос» был в единственном числе, меня устраивало и даже отчасти радовало. Я ждал звонка реальной Нинки, и чтобы хоть как то убить время, был не против пообщаться с ее заменителем.
«А я тебе не позвоню, - влез голос. – Я домой сегодня не приеду, я у Коли останусь»
Весь ужас заключался в том, что часы на телефоне показывали начало двенадцатого, по идее, если Нинка не зацепилась языком со своими подругами, то она уже должна была быть дома. Правда, она вряд ли торопилась осчастливить меня своим звонком, все-таки она фактически указала мне на дверь, но все же надежда теплилась, что у нас еще не все закончилось. Если бы я находился в нормальном состоянии, то вероятно так бы не переживал, разложив всю сложившуюся ситуацию по полочкам, но я же больной. Нет, я не оправдываюсь, отнюдь, просто хочу сказать, что очень сложно напрячь последнюю мозговую извилину, которая тем более была поражена каким-то вирусом, сдобренным Бг, и пытаться поразмыслить не торопясь, а с расстановкой.
«Оставайся», - согласился я, вдруг ощущая всю сермяжную правду того, что в настоящий момент происходит.
Я понял, что всё это реально, что настоящая Нинка действительно находится у какого-то Коли, ****ся с ним и совершенно не думает обо мне. Для меня открылась истинна. Не зря же она уверяла меня, что мы можем общаться с ней, по какому-то закрытому информационному каналу. Этот канал доступен не всем, а только тем, кто встречался друг с другом в прежних жизнях. Она верила в ренкарнацию душ. Как объясняла она мне, толи с перепоя, толи подшофе, что когда я думаю о ком-то, к примеру о ней, то мои мысли не исчезают во мраке, а улетают на далекую планету, забыл ее название, и там встречаются с ее мыслями, если она думает обо мне. Там эти мысли общаются между собой, и пообщавшись, в отраженном виде возвращаются назад к их носителю в уже измененном виде. Таким образом, по средствам этого информационного канала мы можем общаться друг с другом не пользуясь никакими коммуникативными средствами. Когда я поинтересовался, а как же происходит с другими людьми, которые не были знакомы раннее, то она сказала, что просто у них забиты каналы связи или сломаны средства. В самом начале своего развития человечество не зная языка так и общалось между собой, только при помощи жестов и мыслей. Люди могли внушать другим свои мысли и читать мысли партнера. Не зря, у доисторических людей мозг весил больше, чем у нынешних. Ну, у слона тоже мозг большой, как у кита, возражал я, но чего-то о них не скажешь, что они больно разумные. Мы просто ничего не знаем об этой жизни, отвечала Нинка. Мы если и узнаем о ней что-то, то только тогда, когда вновь посетим Землю после воистинного познания и осознания себя в том и этом мире. А произойдет это не скоро, а может быть вообще никогда. Она с грустью теребила мои волосы и вновь уходила куда-то в себя, а может еще дальше, улетала на какую-то далекую планету, название которой я забыл, и общалась там с кем-то, возможно и со мной, только я тогда этого не чувствовал. Я полагал, что все эти бредни у нее от ее занятий эзотерикой и йогой. Бывают люди, которым легко впарить какую-нибудь теорию, и потом ездить на них и доить. Это типа всяческих сект и религиозных групп. Я уже сталкивался с такими проявлениями в той, прошлой жизни. Не той, которой нет, а той, которая была десять лет назад. Но, сейчас я понял, что отчасти Нинка была права, и что теория развития индивидуума, в затухающем социуме – верна. Только я все равно полный лох в этом деле, надо было хоть книжку какую прочесть, глядишь сейчас бы легче было бродить по закоулкам своего сознания.
«Оставайся, - согласился я. – Только с одним условием»
«Каким? – спросила «Нинка» - Пососать у тебя?»
«Вечно ты гадости говоришь»
«А тебе ЧТО не нравиться!? – «Нинка» была возмущена беспредельно. – Ладно, Иванов, я это запомню»
«Отъебись от меня хотя бы до утра, дай отдохнуть!»
«А если не отстану? Что мне будет? - совершенно наглым тоном, «Нинка» перешла в наступление. – Ты кто такой, во-о-още? Чего это ты мне указываешь, с кем мне спать, а с кем в куличики играть?»
«Слышь, ты, дура, - взбунтовался я. – Я тебе не указываю, я просто прошу тебя – отвяжись до утра, иначе я свихнусь!»
«Ха-ха-ха, - наглела эта сволочь просто на глазах. – Свихнется он. Да ты с рождения ёбнутый!»
«Это ты про себя»
«Чего? Знаешь что, пошел ты нахуй, козленок. Больше тебе никогда не позвоню»
В башке раздались короткие гудки, словно, действительно, кто-то бросил трубку. В тот момент у меня хватило силы воли и остатков разума не отвечать на ее провокацию. Я читал молитву «Отче наш», чтобы не думать о бренности бытия. Уже на второй строке, я запинался, забывал слова, а когда наконец дошел до слов «И оставь нам долги наши», я запутался совсем не понимая, как можно кому-то прощать долги, введя в искушение лукавого, которые еще и желает избавиться от тебя самого. Заплутав в конец в дебрях молитвы, я принялся было вспоминать тексты песен, чтобы хоть как-то отвлечься от голосов, но и эта затея рассыпалась прахом. Тексты забывались, вылетали из головы, как молитва, зато едкие «Нинкины» комментарии то и дело, прорывались сквозь стихоплетную пелену.
«Какие на х..й на небе вороны? Коровы на небе, и с небес срут тебе на голову. Посмотри на себя, ты весь в говне!»
Это про песню Шевчука «На небе вороны».
«Отстань!»
«О, господи. Когда этот придурок вытащил свой аргумент, то тетку могла «кондрашка» хватить. Ведь он вытащил такую маленькую письку, что у новорожденного младенца и то больше»
Это про песню БГ «Драмантана» или «Брамантана», *** ее знает, как она называется.
«А ты то откуда знаешь, - не вытерпел я. – Можно подумать, что ты там присутствовала»
«Конечно, - невозмутимо соврала «Нинка». – Гребенщиков просто видел, как это все было на самом деле. Ты возьми да спроси у него. Мы в Красном занимались йогой и когда, тело отрывалось от земли, и мы восседало на крыше муниципалитета, то из церкви выглядывал архимандрит Афанасий и любовался голой жопой нашей преподавательницы Эллины Альбинос. Потом он задирал свою рясу и лез к нам по водосточной трубе, при этом читая молитву, чтобы не еб..ся в конский навоз, который частенько выносят из муниципалитета и бросают тут же возле входа, вдруг кому-нибудь из жителей удобрение нужно, например Ольге Николаевне»
«Вот сука», - невесть откуда взялась «Оля», но встревать в наш разговор не стала, за исключением одного слова, и тут же удалилась восвояси.
«Оля не мешай, - тем не менее крикнула «Нинка», дай рассказать. – Вот, мы сидим в позе лотоса и медитируем, а этот поп усядется рядом и пялится на голую задницу Эллины»
«А чего она голая-то? – не выдержал я»
«Так лето, жарко, вот она и разделась. Ты же знаешь, козлёнок, что я тоже люблю голой купаться, а вдруг какой-нибудь мужчина клюнет»
«Тебя не поймешь, то ты от мужиков нос воротишь, то сама нарываешься на шишку»
«Дурак, опять поверил. Как с тобой Машка жила, с таким идиотом?»
«Хули ты жену вспоминаешь, - только бы еще она не нарисовалась, это будет полный ****ец. – Что было, то прошло. А дураком я тогда не был, это уже потом началось сползание вниз по крутому склону горы Фудзи»
Слава Богу, но упоминания о Марии не привело к коллапсу, и она осмотрительно не влезла в мою башку. Памятуя о том, что происходило со мной десять лет назад, я прекрасно понимал, что если Маша появится у меня в мозгу, то мне настанет пиз..ц. Она и в прошлый раз так меня отымела, что еле-еле помогли лекарства и капельница, а в нынешнем состоянии, она просто раздавила бы меня своими аргументами. Слава Богу, повторяюсь я, что она просто выбросила меня из своей жизни, и её совершенно не волнуют мои разборки с какой-то Ниной, которую она даже и не помнит. Мишка стерла из памяти эти годы, которые по глупости провела со мной. Я думаю, что её даже передергивает иногда, если, вдруг глядя на сына, она узнает в нем мои черты.
«Какая Фудзияма, придурок! Я тебе про попа рассказываю»
«Пошла ты нахуй со своей Эллиной! – взбрыкнул я. – Я песню БГ цитировал, а ты мне какую-то чушь мелешь. Сказала же, что не будешь приставать, исполняй»
«Ага, *** тебе, - «Нинка» зевнула. – я хочу над тобой поиздеваться!»
«Наиздевалась уже, - буркнул я. – До белки довела»
«Иди ты. Сам накосорезил, имей мужество признаться в этом, и не барагозь тут, это тебе не двор с твоими гопниками и байдой. Нахлобучился, сука, а свалить не на кого», - «Нинка» плевалась моим словами, как семечками, а еще жаловалась на свою девичью память.
Впрочем, дурное прилипает к некоторым и в младенческом и в старческом воз…
«Кто это старый, - прервала меня «Нинка» - Я девочка, понял козленок! И не говори мне о возрасте, я этого не перенесу. И вообще, я не старая, а древняя и мудрая»
«Опять Нинкины смски цитируешь? У тебя что, своей головы на плечах нет? – сказал я и обалдел. Неужели я воспринимаю эти галлюцинации, как реального человека. Впрочем, вряд ли осознаю то, о чем думаю и что делаю. Я как майор Евсюков, нахожусь в состоянии аффекта. – Впрочем, откуда у тебя плечи»
«Скажи еще, что у меня и пиз…ы нет, - толи обиделась, толи просто придуривалась «Нинка». – Кому ты тогда свой здоровый *** запихивал?»
«Не тебе, а Нине. Дура! Тебя вообще нет, ты мое воображение, отражение от чего-то там, ты завуалированный пряник, которым Бг кормит мое подсознание, выворачивая наружу, все самое прекрасное и мерзкое, что было между мной и Ниной, но не тобой, потому что тебя нет, как нет смерти, жизни и вообще, это мир эфемерен, как солнечный зайчик, который убегает от назойливого карапуза, стремящегося его поймать. Как колебание эфира в среде, невозможной для прохождения никаких волн. Заебала ты меня. Будешь приставать, телефон брать не буду»
«Нет возьмешь!»
«Нет, не буду»
«Ну, возьми, пожалуйста!»
«Хорошо, я возьму завтра телефон, только с одним условием, если сегодня ты от меня отстанешь»
«Хорошо, - согласилась «Нинка». - Мне будет тяжело без тебя, но я буду терпеть как хорошая девочка»
«Остаешься с ёбарем, а несёшь какую-то пургу о терпении»
«Ты лучше, с тобой прикольней»
«Все, - я понял, что разговор затянется до бесконечности и перешел на циклические ответы, все время перематывая магнитную ленту в голове на начало одной и той же фразы.
«Знаешь, а я…»
«Еще одно слово и я завтра трубку не возьму»
«Ладно. Но хоть можно…»
«Еще одно слово и я завтра…»
«Дай хоть спокойной ночи пожелать»
«Еще одно…»
Удивительно, но «Нинка» замолкла. Я лежал в темноте и смотрел в окно на облака. Облака напоминали какой-то город. Вот по улице стали ездить автомобили, кое-где появились микроскопические людишки. Прикольно, я еще никогда не видел столь занятных облаков. Жаль, что у меня сперли мобильник с фотоаппаратом, я сейчас бы сфотографировал это небо, а потом послал бы на конкурс. Впрочем, сдается мне, что это опять иллюзии. Все в мире иллюзорно, в данный момент, они, иллюзии, переливаются через край, захлестывая порог допустимых эмоциональных нагрузок на нервные клетки миллиардами отмирающими в левом полушарии мозга. Такое ощущение, что невиданная, невиданная волна, накатывала на песчаный берег, и возвращалась вновь в лоно океана, унося вслед за собой огромную часть песчинок, размывая берег, оставляя после себя более ранние, скалистые породы. Нет, вначале была галька, в виде мириадов тромбов, образовавшихся в сосудах головного мозга, а уже потом оболочка в виде черепа и гранитно-сланцевых пород, заполонивших всею нижнюю часть береговой линии. Ниже только царство Аида.
Чтобы избавится от галлюцинаций достаточно было просто закрыть на мгновение глаза, и открыть вновь, небесный город бы исчез, растворился в черной бездне, как в черной дыре, но мне было скучно, и я завороженный продолжал смотреть на него, пока не раздался телефонный звонок. На сей раз это была не подстава Бг, а реальная трель мобильника.
Звонила Нина.
- Привет.
-Привет
-Ну, как твоя горячка? – голос у нее был уставший.
- А ты как? – я все еще ожидал услышать от нее, то, что она не была на работе, а звонит мне от какого-то невиданного Коли. Я надеялся на ее честность, ведь не поймешь откуда человек тебе звонит из Красного или из Урюпинска.
- Устала на работе, - вздохнула Нинка. – Клиентов было много. Как у тебя дела? Давай быстрей, я вымоталась, хочу душ принять и лечь спать.
Я принялся было рассказывать ей о событиях прошедшего дня, опуская некоторые подробности, но она прервала меня.
- Свой бред оставь себе. У меня денег на счету мало, поэтому все, пожелай мне спокойной ночи и сам постарайся уснуть. Я как врач знаю это состояние…
- Я, знаешь, тоже когда-то с ним познакомился, - вставил я.
- Что у тебя за манера перебивать, - вспылила Нинка. – Я сейчас трубку повешу!
- Вешай, - сказал я и нажал на клавишу.
Телефон отключился. Если она не захочет мне позвонить, то связь у нас потеряна до того момента, пока я завтра не брошу деньга на счет. Она уставшая и злая. Я вымотанный и разбитый, не понимающий, как пережить предстоящую ночь.
***
Санек, я опять прерываюсь на время и хочу тебе только сказать, если ты конечно дочитал до этого места, что мне надоело ставить эти кавычки, когда я пишу про голоса, поэтому я опускаю их и дальше буду писать просто, словно идут нормальные диалоги, но ты знай, что все это лишь тот бред, который нес я в ту ночь,
ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК
Заглянув на кухню и убедившись, что шмель находится на прежнем месте, где-то возле окна, возможно запутавшись в паутине, который свил паук, пользуясь отсутствием дома хозяйки, которая отдыхала на даче, я вернулся в комнату и бухнулся в кровать. Хорошо, что хоть матушки нет, а то точно раззявила бы свой рот, включившись в общий хор злопыхателей хающих мою сущность за непотребный вид и аморальное поведение. Правда, мне несколько раз казалось, что я слышал торопливые шаги матери и ее брюзжанье в мой адрес, но скорее всего это были галлюцинации.
Пролежав некоторое время и размышляя только о том, припрутся ночью голоса или нет, я естественно вызвал у Бг интерес к своей непотребной персоне, вспучив ей живот с новой силой. Вероятно, я слишком долго провоцировал её и она решила снова приняться за меня.
Интересно, подумал я, где сейчас Нинка на самом деле, в Селе или где-то болтается, как говорил ее голос.
- В селе я, козлик, - раздался Нинкин голос. – Мы тут бухаем с парнями, если хочешь, то присоединяйся.
- Издеваешься жопа, - ввязался я в разговор.
Поняв, что сопротивляться бессмысленно, тем более все время самолично провоцирую голоса появиться в башке, я отпустил вожжи, снял ногу с педали тормоза, бросил руль и поплыл по течению, не думая о последствиях и, плюя на всякие предрассудки. В башке витала какая-то заблудшая здравая мысль, оставшаяся, похоже, в единственном числе, но ухватить ее за хобот или хвост, я никак не мог, в самый неподходящий момент встревала со своими вопросами Нинка, или просто несла какую-нибудь околесицу.
- Ты что, больной? – не отставала Нинка. Рядом слышались какие-то голоса, похоже гулянка шла на полную катушку. – Выгляни в окно, ты же в Красном, - и она залилась смехом.
Я чуть было не повелся, и на самом деле не выглянул в окно, прекрасно понимая??? что за окном пустынная улица. Пустынная то она пустынная, так таки и так, но вот какая хлабуда произошла по полной программе. У меня началась перезагрузка, как у Обамы с Медведевым, и я вновь провалился куда-то во внутричерепное пространство, где по идее, должен был пребывать мой мозг, но вместо него оказался какой-то многоэтажный дом, так называемая точечная застройка. По моим ощущениям этот дом вырос где-то на пустыре вблизи Нинкиного и был практически не заселен. Да, вот мне в правое ухо подсказывает кто-то, не могу разобрать, что мы с отцом, точнее наша квартира, чудесным образом оказалась в этом доме на четвертом этаже. Не знаю уж, были подведены к нему какие-либо коммуникации, но то, что я слышал журчание воды в писсуаре, говорило о том, что хоть воду подвести успели, аккурат к нашему переезду.
Прерывая мои мысли, в комнату заглянула Нинка и засмеялась. Было темно и я не успел разглядеть, как она была одета, все же ночи в августе уже холодные, но судя по всему, а может показалось, на ней было нечто напоминающее ночную сорочку, нежно розового цвета.
- Дурак, это платье такое, я тебе его не показывала, потому что ты них..я в моде не понимаешь, - донесся с улицы Нинкин голос.
- А жопа почему голая? – успел крикнуть я, ей вдогонку, но она уже неслась со своей Эллиной и какими-то парнями на поле возле дома, жарить шашлыки.
- Мы сначала сходим на Воронью гору за подснежниками, - сказала Нинка наклоняясь и дыша мне в ухо.
- Какие в августе подснежники, - меня поразило то, с какой скоростью она перемещалась в пространстве. Только что была на поле с парнями, а вот уже где-то рядом, протяни руку и дотронешься до нее.
- Пошел ты! – крикнула она, захлопывая за собой дверь. – Если иметь чуточку ума, то можно понять, что подснежники растут круглогодично, просто кто-то видит их только весной, а кто-то видит их тогда, когда испытывает потребность видеть их. Понятно, козленок? Ты прочитай рассказ Маркеса про летучий голландец и тогда до тебя дойдет, что мир совсем не такой, каким ты привык его представлять, он намного сложней и, наполнен совсем другим содержанием, нежели привык ощущать ты.
- Повтори еще раз, - я начинал злиться. – Что-то у тебя больно заумными и запутанными выходят мысли.
- Это не мысли, их съесть нельзя, это слова, которые сконструированные в определенные формы, с помощью этих форм, мы стараемся выразить свои чувства и эмоции, которые в определенный момент, возможно сольются с твоим воображениям и материализуются в определенные математические знаки, доступные для прочтения только один раз в году, когда срывает крышу.
- Так у меня как раз башню сносит по полной программе, - в категорической форме заявил я, - только я что-то не замечаю никаких магических и математических знаков и символов, ни вокруг себя, не вокруг себя.
- Да ты сам, как символ, дубина, - Нинка заглянула в окно, со стороны улицы. - Ну, все, пока – пока, я побежала поебусь маленько, а потом вернусь, продолжим болтать.
- Какой я еще символ? – удивленно спросил я и встав подошел к окну, пытаясь понять, на чем стояла Нинка, если строительные леса давно убрали, не далее как на прошлой недели. Стоп, а какие еще строительные леса, если ремонт шел в соседнем доме. А понял, она когда разговаривала со мной, то просто висела в воздухе. Я отчего-то всерьез решил, что Нинка умеет летать. Я и раньше об этом догадывался, но сейчас увидел своими глазами. Ну, точно ведьма, как она и говорила мне много раз, при этом мерзко смеясь в полный рост, самым своим гнусным смехом, которые пер откуда-то из кишечника, но ни как не от сердца. Правда, тут тоже неувязка получается, что это означает «сердечно рассмеялся» или «душевно заржал», мои мозги не способны перемолоть этот словесный фарш, чуть не сказал словесный понос, Нинка точно бы прицепилась.
- Слушай, что ты меня постоянно дергаешь, - раздался Нинкин голос. – Мы же условились, что ты не будешь вспоминать и думать обо мне, а я не буду залезать к тебе в мозги и мешать, тебе общаться со своими бабами.
- Какими бабами? – удивился я.
- Со мной, - в правом ухе раздался голос Гали.
О, боже мой, только этого мне не хватало. Я моментально вспомнил события десятилетней давности, когда пара шлюх, которых мы с Рыжим трахали у него на хате, так доставали меня, когда случилась коллизия с первым возникновением у меня Бг, что у меня вспотела от страха спина. Если между ними возникнет ругань, которая в итоге обернется в мою сторону, и бабы сплотившись вместе, вдвоем будут парить мне мозги, аж в оба уха. Впрочем, Нинке сейчас не до того, она веселится где-то на пустыре с какими-то молодыми ёбарями.
Что же касается Гали, то это правда, я пару раз присунул ей этим летом, да в рот засунул раза три, но в свое оправдание могу сказать, что был сильно пьян, а Нинка уперлась со своей сестрой куда-то в среднюю полосу России, и не звонила мне в течении нескольких дней.
Она вообще вела в то время себя очень неадекватно, все время провоцируя меня на всяческие нелепые поступки, при этом всегда виноватым оказывался я. То, мы договаривались о встрече, а тут вдруг у нее садился аккумулятор в телефоне, и она не могла ответить на мой звонок. То, до нее не доходили мои смс сообщения, то она напивалась в хлам, и несла такую пургу, что мне становилось страшено за состояние ее рассудка.
Галька появилась в нашем «огороде» в середине лета, нарисовавшись в нашем районе в поисках работы и жилья, сама она из Малой Вишеры. Каким-то образом сняла комнату у Сашки Колбина и через какое-то время поняв тщетность своих попыток трудоустройства, появилась вместе с Сашкой в нашей компании. Что делают люди оставшись без работы и средств к существованию известно всем. Первые кончают жизнь самоубийством, вторые тешут себя мыслью в конце-концов найти работу, третьи начинают беспробудно бухать, пропивая оставшиеся заначенные деньги. Галька была бабенкой из третьей категории российских индивидуумов. Ей шел сорок первый год, она была страшна, как большинство такого типа приезжих, бегущих из своих захолустий в большой город. Я не имею тут, шлюх, студенток-первокурсниц, топ-моделей и прочих красавиц, приезжающих торговать телом и рожей, с надеждой и уверенностью, что останутся в городе на века. Типаж Галки, в эту категорию не влезал никаким местом. Возраст для поиска точки приложения своего убогого потенциала, был далеко запредельным. Внешний вид не дотягивал даже да трёх баллов. Оставалась деревенская наивность и остатки уверенности в своих силах и силу проведения. Если наивность никуда не девалась, то вот уверенность потихоньку испарялась из организма вместе с надеждой на получение работы. Деньги Сашка Колбин с нее не брал, говорил, что полюбил её с первого взгляда, что вряд ли. Сам Сашка был ебнутым, этаким местным дурачком, приехавшим в город из какого-то пригорода, и потихоньку спивавшийся вместе со своей парализованной женой. Ревновал он Гальку к окружающим весьма оригинальным способом – он нещадно лупил ее, если вдруг та вздумала улыбнуться некой особи мужского пола. Та, имею ввиду Галку, страшна боялась этих его приступов ревности. Перспектива потерять холявную жилплощадь ей совсем не улыбалась, и свои знаки внимания мне, она тщательно скрывала от Колбина, хотя и еблись мы с ней прямо у него под носом, точнее в соседней комнате, которую Сашка добродушно «сдавал» даме, не беря с нее ни копейки. Отрабатывала она право на жилище тем, что готовила семейной парочке алкоголиков и идиотов еду, убирала квартиру и ходила по магазинам. Что же касается работы нижней передней части женского тела, то она в этой ситуации не понадобилась. Колбин был импотентом вот уже семь лет. Ежедневное вливание в себя стеклоочистителя пагубно сказалось не только на его душевном, но и физическом состоянии. Светка, жена Сашки, тоже ревновала, но ревновала мужа к новой постоялице, устраивая Колбину ежедневные скандалы. Поскольку сковородкой заехать мужу в лоб она не могла, в силу своей немощи, то вымещала всю свою злобу на жизнь чисто конкретно, по-женски. Она раскрывала свою пасть и орала таким поганым голосом, что люди проходящие под ее окнами замирали от страха, собаки прятались в подвалы, а кошки лезли на деревья. У машин срабатывала сигнализация, а на шпиле собора Петропавловской крепости ангел бешено махал крылами, пытаясь слезть с иглы и улететь на небо к своим прародителям. И лишь Галька весело улыбаясь своим беззубым ртом, с каким-то неистовым удовольствием сосала мой огрызок, глядя мне в глаза словно преданный пес, в чем то провинившийся перед своим хозяином.
Познакомился я с ней во дворе в начале июля. Привел ее с собой, естественно, Колбин. Я уже был пьян и даже не обратил на нее никакого внимания. Да и честно говоря на что было бы можно это внимание нацелить? Сисек ноль, жопы ноль, рожа как полная луна, со щербатой пастью, глаза узкие щели, волосы короткие выкрашенные красной краской. Бутылка у нас была, и когда Колбин, как всегда на халяву, попросил стакан, я поморщившись, все же накапал ему двадцать капель. Потом Сашка стал просить за эту бабу. Никитос встрял и послал Колбина нахуй, вместе с его шмарой. На что, эта баба начала как-то не по детски скулить и подвывать. Наконец, она залезла в карман джинсов и выудила из него проездной билет.
- Вот, возьми, - сказала мне она, честно глядя в глаза. – Там осталось пять поездок.
- Да, иди ты на х…! – не унимался Никита. – Нах..й твой проездной никому не обосрался.
Я тем временем прикинул, что пять поездок на метро это сто рублей, а пятьдесят грамм портвейна это обойдется казне в трешку. Вариант для обмена заманчивый весьма, и не смотря на возражения Никиты, я налил даме пятьдесят пять грамм.
А зря!
На следующий день я сходил в метро и проверил карточку. Мало того, что она заканчивалась именно в тот день, так еще на ее счету не оставалось ни одной поездки. Мне не жаль трех рублей, а жаль пятидесяти пяти грамм вина и обидно, что эта сука наебала меня, как какого-нибудь голубца из Малаховки. Стерва, едва появилась во дворе, как начинает свой жизненный путь с обмана. Так у нас в Европах не принято. И когда я впоследствии узнал, что Колбин мутузит ее частенько, то мысленно пожал Сашке руку. Пошел я на мировую с этой мочалкой опять же когда был пьян. Нинка уперла в отпуск, не прозрачно намекнув, что если в дороге попадется приличный мужчина, то она с великой радостью отдастся ему прямо в чистом поле. Чем кстати она сейчас и занималась возле костра, который горел так ярко, что всполохи и блики от него, разбегались и разлетались по стенам и потолку в моей комнате. Где реальность, а где бред, я уже не понимал, все смешалось в один клубок змей, во время их весенних игрищ, или осенних, я не помню. Да, так вот про Гальку. Мы сидели на скамейки и пили портвейн. Она подошла без Сашки, но зато с заплывшим глазом, синеву которого не спасал даже приличный слой тонального крема, и усевшись на край скамейки напротив меня принялась жадно облизываться глядя на бутылку у меня в руках. Смотрела, смотрела, а потом не выдержала и попросила:
- Налейте сто грамм.
- Иди ты нах…, - сказал Никита.
- Отсосешь, - отчего-то ляпнул я. – Тогда налью.
- Отсосу, - с готовностью согласилась дама.
- Да, прекрати ты, Лёша, - Никита был настроен воинственно и категорически отказывался идти на компромиссы с дамой, которая так привольно и легко кинула нас в прошлый раз. Я естественно рассказал всем, о том инциденте. – Пускай идет у Колбина сосет.
- Да брось ты Никитос, - сказал я. – А ты, - обратился я к бабе, получай свои сто грамм и пойдем в парадняк.
- Зачем, в подъезд идти?
- Х… сосать будешь!
- Так пойдем ко мне домой, там на постели и займемся этим, - она улыбнулась и меня чуть не стошнило от блеска ее золотых коронок.
Откусит еще, перегрызет мой бедный член, а что Нинке достанется, поёжился я. Я все еще тешил себя надеждой, что с Нинкой я не расстался на веки вечные.
- Э, нет, - я замотал головой. – В этот вертеп я не ходок. Тем более, что там Колбин орать начнет.
- Его нет, он куда-то ушел, - ответила Галя, опрокидывая в свою глотку вино. – Одна только Светка.
- А вши?
- Нет, в моей комнате их нет, ты что Лёша, я чистая.
- Во-первых, меня Лёней зовут, а во-вторых, я знаю эту колбинскую хату, сколько раз оттуда бельевых вшей таскал, сколько раз всю одежду кипятить приходилось. Он в нашем районе чуть ли не главный рассадник этой заразы, за исключением, естественно, гопников и бомжей.
- Нет, у меня честно их нет, - баба упиралась в своем заблуждение о непонимание того, что если эти твари есть в соседней комнате, то они непременно переберутся и к ней, тем более, что Сашка постоянно заходил в ее комнату и усесться в грязных портках на неубранную постель.
Какой ей резон врать, подумал я, и какая у нее такая охота сделать мне миньет?
- Ладно, пошли, - согласился я. – Только если х… откусишь, пеняй на себя, выкину в окно вместе с мебелью.
- Ну что ты Лень, - она прицепилась к моей руке, типа мы идем под ручку. – Я тебя еще и борщом накормлю и пловом. Я только что приготовила.
- Отвяжись, - я одернул руку, вспоминая о том, что Нинка тоже неохотно гуляла со мной «за ручку», стесняясь меня, как архаичного индивидуума времен раннего палеолита. – Никогда не трогай меня при людях, и без людей тоже не цепляйся. У меня есть женщина, и я ее люблю.
- Ты и меня полюбишь, - сказала Галя.
Я встал как вкопанный.
- Ты на себя в зеркало посмотри, старуха! И даже не думай об этом, никогда, даже во сне.
- Я ведь моложе тебя на три года, - без обидок, сказала Галя, смотря на меня своим щенячьим взглядом.
- Мне насрать, - поморщился я, словно проглотил надоедливую муху, которая все время летала вокруг моего лица. – Запомни, - я двинулся вперед к колбинской парадной. – Для меня существует лишь одна женщина, а ты никто, ты ноль. Сейчас сделаешь миньет, я пожру супа и плова и уйду. Запомни, на счет ёбли мы с тобой не договаривались.
- А потом? – Галя засеменила чуть сзади.
- Что потом? – не понял я.
- Потом выебешь?
Я слегка обалдел от такого откровения, до чего же это надо бабе приспичить, что она сама просит об оказании ей интимных услуг.
- Я что, за стакан да за похлебку работать должен?
- А вдруг ты меня полюбишь? – наивность этого животного существа не знала никаких преград и границ.
- Не в этой жизни, - я набрал код на двери в колбинской парадной.
Всего я появлялся в колбинской «дурной» квартире три или четыре раза. Сосала Галька не качественно, делала это без особенного порыва и вдохновения, а когда я ей присунул наконец, поддавшись на ее уговоры и посулы, накормить меня настоящим венгерским гуляшом, она раньше поваром работала в какой-то кафешке в своей Вишере, то оказалось, что и к ебле она не приспособлена. Визжит как поросенок, и ноги вверх задирает. А самое неприятное, что все время норовит лезть целоваться во время соития. Я раз ее предупредил, что не целуюсь, второй, а потом плюнул, даже не кончив, натянул джинсы и пошел во двор винище с мужикам хлестать. Это занятие куда более богоугодное, нежели валятся на бревне, да еще на том, которое все время стремится пристать к тебе со своими слюнявыми поцелуями. Пошла она нахуй! Сказал же, целуюсь только с Нинкой, ну чего здесь не понятного. Я Нине своей никогда не изменял, как и бывшей супруге, вот такой я честный и мужественный человек, а перепихнуться по случаю, то это же не измена, а медицинский фактор, для облегчения яиц, чтобы сперма случайно в голову не ударила. А вы небось решили, что мол все, скис Ленчик, продался за полушку табака, да половник борща. Дудки вам. Это я так просто сказал, для возбуждения аппетита. И если тебе предлагают пожрать маненько, то почему бы не набить свою утробу домашней едой, не все же супами из пакета питаться, да винище хлебать. От такой пищи можно коньки отбросить и ласты склеить, не говоря уже о том, что и крякнуть можно вполне капитально, то есть раз и навсегда.
Кстати. Про нашу близость прознал Сашка и навалял этой дуре таких оладиев, ****юлей навешав по самые золотые зубы. Он даже грозился выгнать ее на улицу, но в тот раз дрогнула мужская душа, и Галька осталась в квартире в качестве нанятой домработницы. Колбин просто перекрыл ей кислород, отняв ключи и запретив выходить на улицу. В последний раз я видел Гальку три дня назад, когда она валялась пьяная в жопу рядом со скамейкой, на которой мы бухали с парнями. Она была вся грязная, мокрая. Джинсы были спущены до колен и солнце бликовало на ее мокрой голой заднице. Тома несколько раз порывалась ее укрыть хоть какой-то газетой, либо натянуть на жопу свитер, но ничерта из этой затеи не выходило.
- Сашка выгнал ее из дома, - сообщил всезнающий Никитос.
- А где она сейчас? – равнодушно поинтересовался я, украдкой посматривая по сторонам, не появились бы на горизонте доблестные стражи непорядка.
- Вчера на чердаке ночевала, - ответил за Никиту художник. – Мне, понимаешь, позвонила по домофону и попросилась ко мне. Я ей говорю, ты что, ку-ку, у меня племянник, может ****ы дать.
- Тебе или ей? – спросила Тамарка.
- ****у она могла бы дать племяннику, а он позволил бы ей переночевать у вас в коридоре, - добавил я.
- Ты что, Лень, у племянника девушка есть, - Вова принял мои слова за чистую монету. – Я ее в парадную пригласил, мы постояли с ней, я домой пошел, а она так стоять и осталась. Потом вроде на лифте поднялась на пятый этаж и пошла на чердак.
- Ты бы на нее взобрался, - вставил Колян – афганец.
- Ты что, Коляша, - художник замахал руками, - зачем мне она нужна, мне тогда одной Вальки хватило.
- Да у него хрен не стоит, - сказала Тома. – Весь двор одних импотентов. Куда пальцем не ткни, обязательно в немощного упрешься. Давай, *** моржовый, наливай. – гаркнула она на художника, выделывавшего пасы вечно больными руками.
В последний раз ему наступили на руку, когда он шмякнулся в своей парадной, волоча с рынка половину говяжьей головы. Руслан, который торговал на рынке, по дружбе и из жалости, выделил Вове кусок коровьего черепа, а заодно и напоил коньячным спиртом. Вове много не надо, он слетает с трех рюмок, вот он и ёбнулся в парадной, поскользнувшись на обоссаной кем-то ступеньки. А тут стая наркоманов, испуганная кем-то из жильцов, слетала с чердака. Ну, он особо церемонится и любезничать с валявшимся на их пути художником не стали, во и прошлись пол нему, если не катком, то «запором» уж точно. Вова поохал, поахал, и поволокся домой, позабыв от отчаяния говяжью башку, которую соседи выбросили на улицу, в результате чего ее подобрали дворовые собаки и сдохли через два дня, потому что корова болела ящуром, а на рынке санэпидемстанции хозяева, забашляли чутка бабосов, чтобы те пропустили товар. Вот и думай теперь, что бы стало с художником, если бы он сожрал эту буренку. Покрылся бы чешуёй и хвост бы отвалился, или ничего бы не произошло, у него ведь желудок луженный. Он как то рассказывал, что налил в салат из огурцов и помидор лимонный «Фери», думая что это соус для заправки салатов. Сожрал, подивился откуда во рту столько пены, потом три дня с горшка не слезал, но как видите ничего, обошлось, стоит рядом со скамейкой и бухает вместе с нами.
Так что, вот так!
Пока Нинка пропустила мимо виртуальных ушей слова Гальки, вероятно слишком была занята игрищами возле костра, но в последствии она припомнит мне этот эпизод. Галю же, я кое-как выпроводил куда-то в район ****и матери, и она покорно удалилась, побежав сварить борща огромную кастрюлю, чтобы я ужрался его и никогда больше её не оставлял. Еще она звала меня в свою Малую Вишеру.
- У меня там дом, хозяйство, - говорила она, глядя на меня глазами затравленного пса, - Будешь жить как в рай.
- Как в хлеву, - вставил Никита.
- Леха, - встрял в разговор бессовестный Колбин, оказавшийся возле меня вместе с Галей, Никитой и Кучерявым. – Добавь рублей тридцать, на банку не хватает.
И хотя я знал, что у меня в загашнике нет ни копейки, но пообещал им, если они мгновенно свинтят вон из моей башки. И они свинтили, только не из головы, а из комнаты, продолжая третировать меня с улицы. Я встал с постели. Встал не в виртуальном варианте, а в реальности данной нам в ощущениях, и подошел к окну. Естественно, под окном никого не было. Матюгнувшись, ловя себя в очередной раз на том, что дешево купился на приманку Бг, бухнулся в кровать. Под окнами, заикаясь, вновь завыл Колбин.
- Лех, мы здесь, ну выброси тридцатку,
- Да, Лех, - поддакнул Кучерявый. – Выброси ходя бы рублей двадцать пять.
Подумав, что раз люди нереальные, значит им подойдут такие же нереальные деньги, я представил, что вытаскиваю из тумбочки полтинник и, распахнув окно, выбрасываю его мужикам и примкнувшей к ним бабе. Весь маразм ситуации заключается в том, что всё это я проделываю находясь в комнате, которая находится в высотном доме, находящимся в моем мозгу, а сам я лежу на реальной постели, которая находится в реальном доме, стоящим на реальной земле в реальном городе, и под моими реальными окнами никого нет, да и сам я никуда не встаю, не достаю и не бросаю.
Тем не менее. Эти самые нереальные деньги в виде скомканной бумажки, падают на нереальный асфальт возле нереального дома, и нереальные люди поднимают их, и хором крича мне нереальное спасибо, всем гуртом отправляются в нереальный магазин. Я глупо хихикаю, совсем сбрендив, представляя, как они будут расплачиваться тем, чего нет в природе, и как на них наорет продавщица Лена. И впрямь, до меня доносятся отзвуки скандала, вопли Колбина и продавщицы Лены, со странной кличкой «комиссариха». К моему удивлению, вскоре вся наша дворовая братия вновь оказывается под моими окнами, но ведет себя пристойно и тихо. Я лежа в постели, сквозь стены, вижу, как Кучерявый открывает зубами бутылку портвейна, как Сашка протягивает ему стакан, зажатый в дрожащей руке, как приплясывает от легкого морозца Никитос, как ежится плоскогрудая синячка Галя, освещая улицу очередным фонарем, который Колбин умудрился ей поставить во время перепалки в магазине. Откуда они взяли бухло?
- Так ты же деньги давал, - кричит Сашка Колбин.
- Леш, - хрючет Галя. – Ты что не помнишь?
Они начинают обсуждать мои умственные способности, а я окончательно понимаю, что Бг переходит на очередной, повышенный уровень сложности, и бороться с ней станет еще труднее.
Пока братва пьет, можно и Нинку вспомнить, как она там на костре?
- Погоди, козленок, - кричит Нина, с разных сторон. – Сейчас приду, дай только Эллинку засосу как следует.
Во блин, начинаются лесбийские игрища, мало ей мужиков, размышляю я, прикидывая из какого места она мне орала: из окна от костра, из-под подушки или со стороны дверного проёма.
Кто-то ломится в дверь.
- Что еще надо? Кого леший приволок? – я недоволен, меня отвлекли от важных изыскательских работ.
- Иванов, ты что, дурак? – раздается из-за двери Нинкин голос. – Зачем дверь-то запер?
- Ничего я не запирал, - оправдываюсь я. – А чего ты приволоклась, Эллина надоела что ли?
- Ну ты и дурак, - снова ругается Нина, наконец открывая дверь, навалившись на нее своим мощным торсом. – Причем здесь Эллинка?
- Ты же ее засосать собиралась?
- Так я уже, - Нинка раздевается, оказываясь в одной ночной рубашке, - Долго ли умеючи. Мы с ней постоянно сосемся. Я даже ее предупредила, что она будет моей. Ты что, козленок, знаешь как она меня к мужикам ревнует? О. Ты даже не представляешь! Она и тебя поэтому невзлюбила.
- Почему по этому? – не понял я.
- Потому, дурак, что я влюбилась в тебя!
- А что, до этого ты её любила? – я был нахлобучен так, что просто потерял нить разговора, совершено не втыкаясь в его смысл. Причем здесь я, причем Эллина? Как можно любить одновременно и мужчину и женщину одинаково? Столько вопросов, а где ответы.
- Я и сейчас ее люблю, - сказал призрак, укладываясь на постель рядом со мной. – И она меня любит. Вот брошу тебя, и опять с ней сосаться будем.
- Ну ведь это просто игры, - возразил я. У тебя еще детство из жопы не выветрилось, что говорит о твоих умственных способностях. Привыкли с детсадовского возраста за ручку ходить и лобызаться в школе на переменах, так и теперь, дожив до старческого маразма продолжаете заниматься этой фигней. Читаешь разную умную литературу, а как была дура-дурой, так и осталось!
- Я не дура, я ведьма!
- Это и заметно, - согласился я.
- Да, ты так думаешь, - Нина повернулась ко мне спиной. – Это так заметно?
- Тебе любой скажет, - отвечаю я, окончательно плюнув на реальность, проваливаясь в нирвану сознания. – Настоящая ведьма.
- Обними, - томным голосом говорит она. – Мне холодно.
Я делаю попытку обнять ее, но тут возмущается мое непораженное болезнью сознание, точнее та часть мозга, которая не подвержена влиянию Бг. Пусть это всего лишь маленький островок в бушующем море революционных и галлюциногенных потрясений, охвативших всю мою сущность, выворачивая из мозга камни-клетки, выбивая защитные сооружения доты-лейкоциты и прочие кровяные шарики и пузырьки кислорода и прочих элементов таблицы Броуля –Джонса и Поля –Мариотта, этот островок свободы и независимости, напоминающий революционную Кубу, далеких шестидесятых годов, окруженную империалистическими акулами, все еще боролся, всё еще пытался вытащить на сушу матроса с попавшего в кораблекрушения судна. Если этот островок погрузится в морскую пучину, то мне настанет ****ец, я никогда уже не выйду из психушки, а буду как те дусты, которых видел десять лет назад в пятой палате на улице Москвиной. Те танцующие под музыку, которая звучит в их душе, чавкающие ощущаемую только ими еду, ловящие невидимых для остальных, насекомых, разговаривающими, прямо как я сейчас, с людьми, которые недоступны для иных. Возможно они счастливы, они владеют таким богатством, которого нет у других. Ведь как это здорово, когда ты можешь послушать любую музыку, едва только оформишь правильно свою заявку, отведать любое яство, только представив его, пообщаться с теми, кого давно нет рядом, и которые в реальном мире никогда бы не стали с тобой говорить. Я был близок к помешательству, но микроскопическая частичка мозга, все еще вмешивалась в суть событий, не давая развиваться им по самому трагическому варианту.
- Кстати, а что это была за баба, - Нинка поворачивается ко мне и дышит прямо в ухо, - Которая, влезла в наш разговор.
- Какая? - я делаю вид, что не понимаю, о ком идет речь.
- Ты, козленок, не прикидывайся, - голос Нинки становится жоще и я понимаю, что сейчас будет либо скандал, либо истерика. – Ты что, спал с ней?
-Нет, - кричу я, пытаясь опередить Галю, которая уже стояла возле кровати и нагло ухмылялась, рассматривая подбитым, заплывшим глазом «мою» Нину.
- Я у него х.. сосала, - золотые Галины зубы так вдруг заблестели в темноте, что возникло ощущение, будто кто-то приволок в комнату торшер, который не только светил, но и грел. Видимо от этого ощущения я стал покрываться липким горячим потом.
- Что? – Нинка надула губы.
- Ну, - я замялся, пригрозив Гале, что выброшу ее из окна, как только позволят обстоятельства. – Ты же уехала, вот я …
- Ты сволочь, Иванов, - Нинка попыталась встать, но я удержал ее.
- Пусти, скотина, - у нее началась истерика. – Мне противно находиться с тобой в одной постели.
- Но, ведь ты только что еблась с какими-то мужиками, - продолжал я мямлить, отчего-то оправдываясь перед ней, - Я же не выгоняю тебя из комнаты после этого, и не спихиваю с кровати.
- А ты попробуй спихни, - у Нинки вновь изменилось настроение и она засмеялась. Правда вскоре, ее смех затих и она лишь мерно подергивала плечами.
Я понял, что она плачет.
Я обнял ее, но она отстранила мою руку.
- Как ты мог, козлёнок?
Галя тем временем решила свалить и не участвовать в семейных разборках, тем более, что ее ждали под окнами мужики, которые нашли еще какие-то копейки и вновь устремились в магазин.
Нинка плакала, я лежал молча и чтобы не ляпнуть чего лишнего пытался прочитать молитву, но постоянно путался и забывал слова, отчего нервничал и злился.
- Как же ты мог, козленок, - вновь повторила Нина.
Надо было срочно что-то придумать, чтобы как-то смягчить, снивелировать ситуацию и погасить огонь, который разгорался в моём чердаке и грозил перейти из мягкой фазы сумасшествия в буйную ее составляющую. Что это такое я понятия не имел, но вероятно это примерно тоже самое, что испытал я десятилетие назад, лежа на койке в психушке, когда после пилы, которая со страшным визгом вгрызалась в мой мозг, возник жуткий спор между моей матерью и женой. Это когда я бился головой о спинку железной кровати и орал чуть ли не на всю огромную палату, чтобы женщины сейчас же прекратили скандалить у меня в голове. Этого повтора я не желал бы. И вдруг ко мне пришла спасительная, как мне показалось в тот момент, мысль, которая была доставлена наложным платежом с острова, находящегося посреди бушующего океана безумия.
- А что ты ревешь? – я слегка прибавил металла в голосе. – Я же тебе не изменял, я Нине изменил, а не тебе.
- А я кто по-твоему? – от неожиданности Нина перестала всхлипывать, и повернулась на спину.
- Ты не Нина.
- Совсем спятил, Лёнюшка, - Нина широко распахнув глаза смотрела на меня так, что казалось ее взгляд просто испепелит мои мозги в одну секунду. – У тебя что, галлюцинации начались?
Классно! Разговариваю с глюком, который упрекает меня, в том, что у меня он возник в сознании. До этого раньше я просто не допер бы в любых своих фантазиях.
- Погоди, - прервал я Нинку, готовую уже зачморить меня и перейти к своим воплям по поводу моего непотребного поведения и измены. – Помолчи чуть-чуть, я сейчас тебе всё объясню.
- Сейчас елозить начнешь, - категорично заявила Нинка, пытаясь встать и уйти. – Дай пройти.
Мне бы дураку, отпустить ее, вдруг бы все само собой рассосалось, и я благополучно бы уснул, но идиот сидевший в голове был невероятно глуп, что естественно, ведь это был я сам, и решил попробовать перевернуть ситуацию с ног на голову, либо наоборот, это смотря с каких позиций смотреть.
- Погоди ты, дура!
- Сам дурак, - обиделась Нина, но попытки выбраться из моей головы прекратила, вероятно желая выслушать мои жалкие попытки объясниться.
- Пускай. Да, я псих и дурак, - предпочел я согласится с этой кобылой. – Но, ты пойми одну вещь. Ты не Нина.
- Идиот!
- Погоди, - ее вставки прерывавшие мою итак невзрачную и не сформулированную мысль, жутко раздражали меня, иногда доводя до исступления – Ты выслушай меня, а потом делай свои выводы.
На пару секунд я вылез из своей головы, проверил обстановку, убедившись что нахожусь всё там же и по прежнему в полном одиночестве, опять занырнул обратно в пучину безумных иллюзорных страстей и кошмаров. Мы по-прежнему лежали вдвоем на моей кровати, и Нина смотрела на меня своими чуть раскосыми глазами. Как рассказывала мне она, -это из-за того, что в родственниках у нее были толи чукчи, толи эвенки, а может быть и эскимосы. Видимо из-за этого у нее такой характер, тяга к различным языческим верованиям и уверенности в том, что она ведьма. Шаманизм какой-то. Ей бы с бубном в яранге веселиться, а не в салоне красоты работать.
- Дурак! – Нинка вновь обиделась. – Сам с бубном прыгай!
- Слушай, - я пропустил ее слова мимо ушей. – Все дело в том, что тебя на самом деле нет.
- Как это нет?
- Ты всего лишь плод моих фантазий, ты не Нинка.
- Ага, как трахать, так я есть, а как на серьезные темы говорить, так меня нет, зато есть Галя.
- И Гали нет!
- Как нет, - это уже Галя нарисовалась в правом ухе.
- Пошла на..й, - в голос заорал я, коря себя за повторные ошибки и несдержанность. Черт, как бы папашу не разбудить. К счастью Галя испарилась, и мы вновь остались один на один.
- Ты не Нина, ты белка-Нина, - сказал я спустя некоторое время, когда голос Нинки слегка успокоился и вошел в мерное русло.
- Какая белка, с хвостом? – Нинка рассмеялась. – Ну ты и фантазер, Лёнюшка.
- Пойми, - продолжил я гнуть свою линию. – Ты белка, но и я тоже белка. Я не Лёня, Лёня сейчас лежит на кровати у себя дома, а мы с тобой находимся у него в голове. Мы его мысли, частички его сознания, больные клетки пораженного мозга.
- Это ты больной, а я здоровая, - сказала Нина, все еще ничего не понимающая, и не желающая становиться белкой. – И я не хочу быть чьей-то мыслью или клеткой, уж лучше я буду маленькой рыжей белочкой. Сходи мне за орешками! – она снова засмеялась, вероятно неадекватно оценив свою плоскую шутку.
- Не смешно, белка-Нина.
Но, лед тронулся с мертвой точки. Похоже я нащупал тот материал, нашел тот философский камень, с помощью которого мне удастся переломить ситуацию избежать посещения психиатрической клиники.
- Ты меня какой-то дрянью заразил, когда мы трахались последний раз, - сообщила Нинка, явно придумав это на ходу.
Я не повелся на ее инсинуации, предпочитая развивать свои мысли, направляя их в нужное русло.
- Пойми меня правильно и постарайся понять. Мы с тобой оба и все вокруг что с нами происходит, все что ты видишь и слышишь, это не существует в реальности, это всего лишь плод воображения этого человека который сейчас валяется на своей кровати, и который породил нас.
- Как это? – белку-Нину явно заинтересовала эта теория. Она, ну не она, а реальная Нинка, всегда с интересом влезала в какую-нибудь казуистику и всякую лабуду, которую можно было отыскать, сначала в книгах, а в последствии путешествуя по всемирной паутине. Нинка, та, которая не белка, могла часами просиживать в Интернете, переписываясь с какими-то потенциальными ёбарями, ведя какую-то непонятную мне жизнь. Жизнь в сети, это для меня слишком недоступно, даже не из-за того, что у меня нет Интернета, а потому что, мне становиться скучно на третий час просиживания возле экрана монитора, силясь понять, что там хочет донести до народа тот или иной блогер, юзер или иной владелец сайта. Я не имею ввиду тех людей, которые лазают в Интернете по делу, в поисках необходимой информации, или просто желающих послушать и скачать приличную музыку, оглядеть умопомрачительную порнуху или послушать сплетни. Эти хоть по делу уперлись в экран и мониторят среду. Что же касается этих, таких как Нина, то их я ругать не могу, но и особого восторга от этого не испытываю.
- Еще раз, - я медленно не перенапрягая больную голову, пытаюсь донести до Нинки суть, точнее, не до Нинки, а до белки-Нинки. Я уже сам-то окончательно запутался, лишь иногда попадая в нужное русло. – Ты не Нина, а белка-Нина, которая является порождением болезни. Я не Леня, а белка-Леня. Всё, что сейчас предстает перед твоим взором, это всего лишь порождение болезни. И мужики и Галя…
Зачем я упомянул Галю? Дурак! Хотел только сказать, что и она тоже порождение болезни, как белка-Нина, (для сокращения, я буду всех белок, болтающихся у меня в голове, инициировать только двумя буквами. К примеру, белку-Нину буду называть просто бН, а Галю, соответственно, бГ. Не стоит путать бГ, с Бг, это разные веши. Одна простая синячка, которую я пару раз того, а вторая могущественная Белая горячка, которая меня, того, тоже уже второй раз) но бН, тут же прицепилась к словам, и принялась вновь третировать меня, обещая обязательно рассказать Нине о том, что я ей изменял, когда она путешествовала на машине со своей сестрой и племянником.
- Хорошо, я похоже тебя поняла, белка-Леня, - бН оказалась хорошей слушательницей и восприняла информацию адекватным образом, в отличии от ее реального прототипа. – Значит ты трахал эту деревенскую швабру.
- Это кто…, - пыталась встрять бГ.
-Пошла в жопу, - мгновенно пресек я ее поползновения. Она что-то бубнила у меня в ухе, но я практически не разбирал слов, стараясь прислушиваться к тому, что говорила бН.
- Иди в задницу, - неожиданно поддержала меня бН, вероятно ревновавшая меня к бГ. – Зачем ты ее трахал?
- Пьяный был, - ответил я, а вернее бЛя.
Пускай уж будет так. Раз все в моей голове безумные белки, то почему себя я должен ставить выше их? Так будет не честно и не политкорректно с моей стороны. Я же не отношусь к тем пидорам, которые могут себе позволить себе писать всякую дрянь про не нашего президента, а потом озвучивать это на одном из государственных радиоканалов.
- А чего же ты меня все время чморишь, когда ко мне мужики пристают? – спросила бН.
- Я не тебя, а Нинку, - ответил бЛя, нарываясь вновь ввязаться в дискуссию, кто же мы на самом деле в данный момент времени. – И не чморю, а волнуюсь за нее. Она когда выпьет такой дурой становиться, что у нее на роже написано, что к ней разрешается чуть-чуть поприставать. А мужики они какие, они не понимают, где находится грань приличия, а где начинается скотство, вот и лезут к ней сразу же заподлицо.
- Что это такое? – бН, заинтересовалась доселе неслыханным словом. Где ты этих словечек поднабрался?
- Черт его знает, - бЛя пожал плечами. – Никогда об этом не задумывался. Слово и слово, х..й с ним.
- Я Нинке расскажу, что ты ее обманываешь, - категорично заявила бН.
Я поначалу испугался, понимая нелепость моего признания бН, но потом чуть поразмыслив успокоился. Глупо, конечно, представлять себя в третьем лице, но пускай уж бЛя разбирается в сложившейся ситуации, а я буду наблюдать за происходящим со стороны, лишь иногда вмешиваясь в ход событий.
- Ты не сможешь этого сделать, - возразил бЛя.
- Это еще почему? – удивилась бН, - Ты меня убьешь?
- Никого я трогать не буду, - ответил бЛя. – Просто мы находимся в голове у этого алкаша Ленчика (вот сука загнул про меня) и он не выпустит нас отсюда не при каких обстоятельствах, а сам он об этой Гале Нинке никогда не расскажет. Вот так. Поэтому, ты можешь делать все что угодно, но ни слезами, ни воплями ты ситуацию не изменишь.
- А пососать можно? – неожиданно сказала бН.
Я чуть не крякнул от неожиданности, но бЛя нашелся и продолжил увещевать подругу.
- Ну мы же белки, мы не люди, мы не можем этого делать.
- Как не можем, - удивилась бН. – Белки что, не трахаются?
- Но мы же не те белки, которые по деревьям скачут и орешки грызут, - нервничал бЛя. – Мы порождение Бг, мы не существуем, у нас нет естества, мы бестелесны, как ты этого понять не можешь. Ой, и не лезь мне, пожалуйста, в трусы.
У меня возникло реальное ощущение, что кто-то действительно трогал меня за конец. Именно меня, а не моего клона по имени бЛя.
- Ты просто меня не хочешь, - бН, надулась и отвернулась к стене. – А х..й то у тебя стоит.
Внезапно у меня возникло такое чувство, что в комнате кто-то курит. Я открыл глаза, вглядываясь в темноту. Со временем стало понятно. Что запах доносился из открытой форточки, но кто же в это поверит. Надо поинтересоваться бЛя, не приперлись ли к нему его приятели–алкаши, может он выпросит у них парочку сигарет.
Так оно и было. В комнату где лежали две белки бЛя и бН, ввалились еще три: белка-Колбин, белка-Галя и белка-Кучерявый (для краткости бГ, бКо, и бКу).
- Леха, - бКо, как всегда не церемонясь подошел к кровати, остальные топтались возле двери. – Дай еще денег, а то нам не хватило.
- У меня больше нет, - сказал бЛя. – И вообще, с какого перепуга вы сюда приперлись без разрешения?
- Дверь была открыта, - пробубнил бКу. – Мы тебе звонили, звонила, а потом бГ дернула за ручку, и дверь открылась.
- Да, это верно, - подтвердила бГ, можно было подумать, что я ей так и поверю, после того, как она подсунула мне просроченный проездной билет, но бЛя, похоже, принял их слова на веру.
- Слышь-те, идите нах…, - не выдержал бЛя. – У нас с бН серьезный разговор.
- А чего это ты ее белкой называешь, - хихикнула бГ. – Тебе меня мало, так ты уже на животных перебрался, тютенька моя.
- Я сейчас тебе второй глаз разобью, - бЛя попытался приподняться, но бН крепко держала его руку.
- Лёх, - скулил бКо. – Ну дай хоть червонец.
- Дай им денег, - не выдержала бН. – У меня в сумке кошелёк лежит, передай его мне, пожалуйста.
- Это не твоя сумка, - возмутился я. – Это Нинкина сумка.
- А ты, вообще молчи, папаша, - бН рассмеялась, так, что мне стало неловко, что я встреваю в их разборки.
Пускай белки веселятся, лишь бы меня не задевали.
БЛя поднял с пола Нинкину сумку и протянул ее бН. Та покопалась в ней и вытащила сто рублей. На купюре было написано – «Банк дураков». Я видел такие бумажки в натуре, кто-то для прикола, а может из каких-то других соображений, по каким-то иным причинам напечатал их в приличном количестве и распространил по всему городу. Обычно такие штуки выпускают не просто так, а хотя бы для того, чтобы на обратной стороне разместить рекламу какой-нибудь ушлой фирмы, но на этих ничего подобного не наблюдалось.
Не смотря на явную фальшивку, братья по разуму с благодарностью приняли протянутую им бЛя купюру и удалились из комнаты, правда всего лишь на миг, чтобы вновь нарисоваться с тремя бутылками спирта.
- Вам что здесь распивочная, - заорал бЛя. – Идите бухать во двор.
- Там участковый Павел Николаевич, - сказал бКу. – Мы у тебя посидим малость, а потом уйдем. Ты не переживай, мы вам не помешаем.
- Не помешаете! А что эта сука к нам в кровать лезет?
Дело в том, что бГ норовила взобраться к нам в постель, примостившись с правой стороны возле меня.
- Тише, Леша, - шептала она на ухо. – Я знаешь как ****ься хочу, просто даже ягодицы инеем покрываются.
- Иди к Колбину, с ним и ебись, - бЛя спихнул назойливую белку с кровати. И закричал двум другим. – Заберите эту шмару отсюда, а то я и вас выгоню.
Эта же дрянь, обидевшись на меня, уселась на стул, за которым откуда-то вновь возник дрочащий художник (бХ) и спустив штаны насрала прямо на мою рубашку. После чего, не успел бЛя опомниться, и я вместе с ним, как откуда не возьмись в комнате нарисовался какой-то неизвестный мне доселе Галькин муж и принялся фаловать бГ, прямо на полу, при этом бГ от удовольствия так хрюкала, что бЛя испугался, посчитав, что этим хрюканьем она перебудит весь дом.
Нет, ведь дом-то пустой, вспомнил я, даже не пытаясь заглянуть к себе в голову, чтобы посмотреть на сладкую парочку. Если честно, то мне было противно, что я когда-то позволил себе такую слабость, как присунуть этой Гале. Пусть бЛя потешается, решил я, предавшись медитации.
Тем временем, в той комнате, которая не моя, а моя в голове, происходил полнейший беспредел. Мало того, что эта тварь насрала на стул, так этот мужик, который **** бГ, обспускал весь пол, так что когда бХ, вылезал из-за моего стула, почувствовав запах спиртного, поскользнулся и шлепнувшись сломал себе руку. бЛя был взбешен, но ничего поделать не мог, он был бессилен бороться с Бг. Да, да, не с бГ, а Бг, поскольку именно она правила бал в моей голове.
Развернуть ситуацию удалось только мне. Я встал с постели, включил в комнате свет, и убедившись, что я по-прежнему одинок в этом безумном мире, сходил в сортир, проверил на кухне своего «шмеля», не решаясь и его причислить к породе белок, и вернулся в комнату, параллельно прикидывая, чтобы такого предпринять, для того, чтобы хоть как-то урезать аппетит Бг. Ну, пускай будет бН, пусть и бЛя присутствует, но на кой хрен мне нужна остальная гоп-компания. Первоначально, я планировал просто посидеть за компьютером и поиграть в какие-нибудь игры. Но памятуя о том, что на мониторе твориться черте что, от этой затеи отказался. Включить радио? Идея не оригинальная, тем паче, я уже нарвался сегодня на замечательную постановку, посвященную истории рождения нынешнего американского лидера. Кто даст гарантию, что наши доблестные служители масс-медиа, не выдадут на-гора очередной перл, на сей раз из жизни немцев или французов? Слушать эту блевотину было не менее противно, нежели видеть и слышать у себя в мозгах ту постановку, которую осуществляла Бг, при моем непосредственном участии. Размышляя таким образом, я как-то даже сначала и не обратил внимания, что голоса куда-то подевались, да и мухи с бабочками больше не залепляли мое окно колышущейся желтой массой. Все шло к тому, что этот кошмар неожиданно закончился.
Но, я обманулся в очередной раз. Едва я оказался в горизонтальном положении, как услышал голос бН, шептавший моему ставленнику бЛя, а частично и мне, о том, что она ужасно хочет меня.
-Ну, пойми же, белочка, - ласково увещевал ее бЛя. – Трахнутся может Нина и Лёня, а мы с тобой это всего лишь фантазии этого алкоголика, я же тебе уже объяснял сложившуюся ситуацию.
Слышать такие слова было весьма странно, поскольку бЛя это в сущности я сам, слегка подкорректированный сложившимися обстоятельствами, то мне было весьма неловко слышать в свой адрес неприятную характеристику, данную мне мною. Это выглядело примерно так, если бы я знакомился бы с дамой, которую желал бы видеть в качестве подруги, знакомой или супруги, и при этом выливал бы на себя ушат грязи, представляя ей все свои неприглядные качества и рассказывая о своих мерзких деяниях и гнусных помыслах, по отношению к предмету своего обожания. Может в среде садомазохистов и существуют такие принципы и традиции, но мне они не приемлемы, как данное.
- Ну, обнять то ты меня можешь? – не сдавалась бН.
- Обнять? –бЛя задумался. – Я попробую.
Я положил руку на подушку.
- Вот видишь, - заулыбалась бН. – А говорил, что не можешь. Какой же ты Иванов врун!
Она повернулась, и я ощутил на своем лице ее дыхание.
- Давай?
- Ну, хорошо, - ответил бЛя.
Не смотря на то, что на календаре было уже шестнадцатое августа, бледные питерские ночи заполняла чернота, но в комнате было светло словно днем. За окном чирикали какие-то вороны и бакланы, а на кухне с ужасающей периодичностью, вступал с птицами в диалог огромный шмель, весь сам из себя невидимый, но несомненно огромный и злой. Во всяком случае, так он представлялся мне в тот момент. Мои «дети» мерно беседовали о любви, совершенно не обращая на меня никакого внимания, что было ново в тот момент. Всё предыдущее время, я как-то контролировал их действия, мысли и поступки. В данный момент, они отодвинулись от меня на значительное расстояние, и даже бЛя, был нагл, дерзок и лишь частично управляем мной. Похоже, пресловутое раздвоение личности, окончательно сформировалось во мне, и теперь придется всю жизнь мирится со своим вторым Я. Да, но а как же быть с третьим, с четвертым? Ведь в башке не только бЛя, но и все остальные. Если и выбирать из всех зол лучшее или худшее, я окончательно запутался, какое из них предпочтительнее, то я выбрал бы вариант с одним бЛя в голове, но на худой конец еще и с бН, чтобы бЛя не скучно было. Но, когда в мою черепную коробку вваливаются целыми толпами, творят там все что им угодно, то, простите, этот вариант меня никак устроить не может.
Окончательно убедившись, что уснуть мне в эту серую ночь не удастся, я затаил дыхание и прислушался, стараясь узнать, что происходит там у них, у моих белочек. Белки говорили о сексе.
- А о чем с тобой еще говорить, - веселилась бН. – Ты маньяк, Иванов!
- По-моему это у тебя с головой не все в порядке, - мягко возражал бЛя. – Ты ведь сама провоцируешь меня на всякие поступки, а потом сваливаешь с больной головы на здоровую.
- Это у тебя здоровая голова? – бН рассмеялась, слегка подрагивая всем своим пышным телом.
- Смешно? – бЛя посмотрел пустыми глазами в пустоту и замолчал.
Внезапно он почувствовал, что они в комнате не одни. Повернувшись, он вдруг увидел возле зеркала двух парней, которые, сидя на полу, тихо переговаривались между собой. Прислушавшись к их беседе, он понял, что парни собирались готовить себе какую-то похлебку.
Я почувствовал, что у меня в животе бурчит, и посему, возникает непреодолимое желание что-нибудь съесть.
Для бЛя же чувство голода просто не существовало, а посему его интересовал другой вопрос, кто эти люди. Как в комнате могли появится те, которых он не знал, а тот, который его породил никогда не видел внезапно нарисовавшихся новых героев.
- Парни, вы что тут делаете, - шепотом спросил бЛя, стараясь не разбудить, мерно сопящую у него на плече бН.
- Да вот, покушать хотим, - ответил тот, кто выглядел чуть постарше и поздоровей.
Ответ совсем не удивил бЛя, он воспринял их ответ, как само собой разумеющийся, и принялся молча следить за действиями пацанов. Тот кто был постарше, высокий белобрысый парень лет двадцати, доставал из черной кожаной сумки какие-то консервы, а его напарник, коренастый брюнет с худым лицом и голубыми глазами, без чьего либо разрешения, смотался на кухню и приволок кастрюлю, которую заполнил водой. бЛя силился вспомнить, где он мог видеть этих парней, но не мог. Это для него, впрочем, как и для меня, было очередной загадкой, которую, несомненно, задала злобная бГ.
Спрашивать у новых постояльцах о том, каким образом они материализовались здесь, бЛя не собирался, его занимал вопрос, как они собираются приготовить себе пищу. Тем временем, ребята хозяйничали в комнате так, словно не бЛя, а они являлись ее хозяевами. Как у фокусников-иллюзионистов в цирке, в их руках оказывались различные предметы из домашней утвари: вилки, ложки, поварешки. Вот уже вместо компа возникла микроволновая печь, и один из парней, тот который с голубыми глазами поставил в нее кастрюлю, предварительно вывалив в нее тушенку и макароны. Его приятель резал ножницами (!) на моём магнитофоне перец, помидоры и кабачки.
- Где соль? – спросил он у бЛя.
- Парни, а вы кто? – в свою очередь поинтересовался у незнакомцев бЛя. – Чего это вы здесь хозяйничаете, как у себя дома.
Вместо ответа, парни переглянулись и промолчали. Время замерло, все персонажи на миг застыли, обратив свои взоры на всходившее за окном солнце. Темнота растворялась в его лучах, словно кристаллик марганцовки в стакане воды. Солнечные блики забегали по немытому стеклу, стараясь проникнуть в глубину комнаты, в глубь моего сознания, и созданные в нем человечки радовались этому зачаровывающему действу. Когда восходит солнце и исчезает ночь, всегда возникает такое чувство, словно сбрасываешь с себя тяжелые вериги, словно пробуждаешься от летаргического сна и поднимаешься на новую ступень, доселе невиданную и непонятную. Какая она будет эта новая площадка твоей мутной жизни? Не свалишься ли ты с нее обратно в темноту, если она окажется не прочной и хлипкой. А может это просто стартовая ступень для новых свершений, поисков и достижений? Никто не думает об этот в тот момент, все просто наблюдают за тем, как восходит солнце.
Оцепенение прошло так же неясно и неожиданно, как и возникло из ничего. Это как в законах природы – ничего из ничего не возникает и никуда не во что не исчезает. Парни по прежнему суетились в углу комнаты, а бЛя предался раздумьям, так и не дождавшись ответа на поставленный вопрос.
- Давай, потрахаемся, - донесся до его слуха шепот, проснувшейся бН. – Ну, давай, Лёнюшка.
- Я не он, - стараясь скрыть свое раздражение, ответил бЛя. Его бесило, то, что бН постоянно называет его Лёней, то есть чужим именем, ведь его звали бЛя.
- Не обижайся, козленок, - бН прильнула к нему и поцеловала в шею. – До чего же ты все-таки ревнивый. Ревнуешь даже к Самому.
- Он меня бесит, - бЛя, погладил бН по голове. – Напивается, устраивает истерики, начинает заниматься черт знает чем, и как всякий скорпион, жалить самого себя. Потом лежит в постели и умирает, наслаждаясь чувством безысходности, приближением конца всего сущего для отдельно взятого индивидуума. Он постоянно играет в игру с судьбой, но поскольку труслив, то не может ничего сделать. Я имею ввиду, он не способен на решающий шаг, в широком смысле слова. Он называет нас белками, амебами, а сам-то он кто? Он слизняк, студень, моллюск, пропивший мозги и породивший нас с тобой. Вот сейчас, он лежит и насмехается над нами, бессильный и бестелесный сам, и создавший в своей голове весь этот свой безумный мир – миф, создавший его на миг, только для того, чтобы предстать перед реальным миром страдальцем и несчастным индивидуумом, потерявшим свой разум в борьбе за любовь. Он лежит и думает только о том, как бы поскорей избавится от нас с тобой и вернуть свою постылую, размеренную жизнь.
- Но это же подло, - с грустью в голосе сказала бН. – Как можно желать смерти тем, кого ты породил?
- А вот так и можно, - бЛя хмыкнул. – Он только и ждет, что когда наступит утро, он вызовет скорую и его отвезут в больницу. Там его положат под капельницу, загонят в него разные лекарства и мы исчезнем с тобой.
- Навсегда? – голос у бН дрогнул, губы надулись, а глаза наполнились слезами.
- Да, скорее всего так, - кивнул бЛя. Ты исчезнешь навсегда, как исчезли в пустоте белки: Маша, Миша и все те, которых он породил десять лет назад, а потом безжалостно спалил в топке, нисколько не задумываясь об их судьбах. Правильно говорит Нина, ничего не исчезает, а просто переходит в иные формы существования, в иные пространства.
- Погоди, - перебила его бН. – Ты сказал, что исчезну я, как исчезли и все остальные белки, которые были здесь на нашем месте. А ты, ты что не растворишься в пустоте вместе с нами?
- Нет, бЛя покачал головой. – Я буду жить столько же, сколько живет и он. Я его неотъемлемая часть, я это он, его мысли, размышления, чувства. Он еще не окончательно спятил, съехал с катушек, поэтому я не могу назвать себя его вторым я, но все к этому идет. Еще не много и мы с ним сольемся в едином порыве маразма и экстаза, и будем жить вместе до самой его смерти.
- Грустную картину ты описал, - прошептала бН. – А раз так, до давай веселится, давай!
бН сдернула с себя шелковый халат и оказалась совсем голой, помогая бЛя стащить шорты и трусы.
Я смотрел за происходящим с саркастической улыбкой, размышляя о том, что за монолог сейчас произнес мой клон, и с какого перепуга и где он набрался таких мыслей.
- Погоди, белочка, - увещевал бН бЛя. – Ведь парни смотрят, не удобно как-то.
- Пусть смотрят, - от чего-то веселилась бН. – Ведь я скоро умру, а значит последние часы своей жизни я должна провести так, чтобы тебе было потом что обо мне вспомнить. Ведь, когда ты родишься в его голове вновь, ты будешь вспоминать обо мне?
- Конечно, любимая, - бЛя впился в приоткрытый рот бН и они слились в жарком поцелуе.
Ошарашенные парни зачарованные происходящими событиями, прекратили возиться со своими продуктами и обратили свои взоры в сторону придававшейся любовным утехам парочке маленьких рыжих белочек, слившихся в пушистый комочек, катающийся по испачканной простыне чьих-то мозгов.
- Ну ничего себе, - произносил один, глядя как бН делает бЛя миньет, а потом наоборот.
- Ох, них..я же! – хлопал руками по бедрам, другой, наблюдая, какие кренделя выписывают любовники, кувыркаясь на постели.
Но белки не видели и не слышали никого вокруг себя. Они любили друг друга страстно и исступленно, словно это было первое последнее соитие в их не долгой жизни. бН стонала и кричала от наслаждения и боли, бЛя переполняло безмерное счастье обладать своей любимой. Их безумство продолжалось всего лишь миг, но и он произвел на парней неизгладимое впечатление. Они забыли про готовящуюся еду, и в комнате запахло горелым.
Я открыл глаза и принюхался. В комнате действительно пахло жаренной картошкой. Поначалу я никак не мог сообразить, откуда доносится этот запах, ведь отец еще спал, а больше в квартире никого не было. Я лежал и думал, пока наконец до меня не дошло, что этот запах доносится с улицы. Соседи снизу готовили себе завтрак. Эти не русские соседи, постоянно жрали по утрам жаренную картошку, именно поэтому у меня и началось слюноотделение и возникло чувство голода. В результате их действий и нарисовались в мозгах неизвестные мне парни, пытавшиеся приготовить что-то в микроволновой печи, которой на тот период представился компьютер. Расставив все по раскуроченным смерчем полочкам, удовлетворенный проделанной умственной работой, я закрыл глаза и принялся вновь наблюдать за происходящим в незримой миру комнате с моими белками. Что-то они становятся слишком самостоятельными, носилось в голове, не приструнить ли этого зарвавшегося бЛя, больно много он себе позволяет. Впрочем, это можно сделать в любой момент, гораздо важнее другое. Что он предпримет самостоятельно, чтобы спасти себя и свою толстенькую белочку? Если он не амеба, как он соизволил назвать меня, то он должен придумать какой-то выход из этой ситуации. Впрочем, как я вижу, сейчас ему не до этого, сейчас между ними любовь. У меня застонало в паху, я так захотел Нину, что удержаться не было никаких сил.
- А ты займись онанизмом, - посоветовала бН, отрываясь на секунду от губ бЛя.
- Этим я и собираюсь заняться, - сообщил я ебущимся белкам, злясь на то, что даже белки могут заниматься любовью, а мы с Нинкой нет, и распахнул одеяло.
- Да, Иванов, *** у тебя просто замечательный, - заявила бН, на мгновение оторвав свою голову от подушки и рассматривая мой конец.
- Ты не туда смотришь, - сказал я. – Ты в штаны к бЛя смотри.
- А тебе жалко что ли? – бН была настроена агрессивно-саркастически и поэтому, ругаться с ней, как и с Нинкой в таком расположении духа, было бесполезно. – Ты Лёнюшка мне всегда нравился, еще тогда, когда мы вместе работали.
- Брось, бН, - вмешался в наш разговор бЛя. – Не стоит его заговаривать. Ты думаешь, что он поведется и согласится оставить тебя в своей башке? Нет, бН, если он пойдет на этот шаг, то ему придется мириться и с тем, что останутся и все остальные, а к ним присоединяться еще и еще, это будет продолжаться столь долго, пока у него не перегреются и просто не лопнут мозги. Когда случится этот коллапс, то мы с тобой превратимся в ничто, а он сдохнет и будет болтаться между небом и землей. Везде ему будет заказано последнее пристанище и в раю, и в аду. Вы в школе читали Максима Горького?
- Мать что ли? – прикололась бН.
- Ага, - вспыхнул бЛя. – Еб твою мать!
- А у меня нет матери, - грустно сказала бН. – У меня только отец. Впрочем, как и у тебя, как у всего мира, который нас окружает. Как у всей вселенной, находящейся в голове этого человека, лежащего на своей кровати и теребящего свой ху…
- У вас у всех есть мамаша, - я посчитал нужным влезть в разговор белок. – Вы забыли про Бг. Вы все, вся эта вселенная, о которой бН ты тут вещаешь, это не плод моего воображения, это результат моего соития, спаривания с Бг, и вы все её дети. Вы должны быть благодарны ей, поскольку если бы не она, то вас бы просто не существовало.
- Спасибо за ликбез, - с ухмылкой сказал бЛя. – Час назад я прочитал лекцию бН на эту тему, как это только ты пропустил это мимо ушей?
- Ну, во-первых, - я начинал злиться. Этот выродок ведет себя столь нагло и агрессивно, что мне давно бы стоило его приструнить, но мне было жалко бН, которая так трепетно относилась к своему другу. – прекрати хамить, а во-вторых…
- Стоп! – бЛя нагло прервал меня, как привык поступать я сам, когда веду скучную и занудную беседу с каким-нибудь штырем. – Вернемся к первому. Что ты можешь сделать со мной, чтобы я повел себя по-другому? Ну? Нихрена, прости за банальность, ты со мной сделать не можешь! Ты, вообще, играешь в этом спектакле второстепенную роль, роль клоуна. Ты не режиссер, ты не модератор событий. Ты идешь в их форваторе, ты сторонний наблюдатель. Это только тебе кажется, что стоит тебе захотеть или подумать, как тут же на сцене в твоей поганой башке возникнет нужный тебе персонаж. *** тебе! Тех белок которых ты убил десять лет назад уже не вернуть, уже не оживить. Ты не сможешь достичь и многих других, которые сильнее и умнее тебя. Ты ограничен и в своих возможностях и в своих фантазиях. Ты загляни поглубже в самое себя. Ты приди к нам, погляди, подумай. Ты даже не замечаешь того, что к тебе в башку, к нам сюда в эту засранную и обспусканную твоими друзьями комнату, попали неизвестные люди, которые в связи с этим маленьким обстоятельством не являются белками.
- И что из этого, - я скрипел зубами, но сдерживал себя, чтобы не лопнуть от злости. – Какой следует сделать вывод из твоей тирады?
- Да такой, - нагло заявил этот хам. – С их помощью я очищу твой мозг от всех белок и мы возродимся в новом качестве. Мы станем людьми.
- Погоди, погоди, - его речь меня заинтересовала, и похоже я понял, что надо делать мне, чтобы выиграть сражение у Бг. – Все белки станут людьми, какими они в сущности и являются, помимо моей воли. Но, ты. Ты станешь мной, ты умрешь во мне, разве тебе не будет плохо только от той мысли, что ты навсегда потеряешь свою бН?
- Ха-ха, - рассмеялся бЛя. – Напьёшься в другой раз и я жив! А если напьешься скоро, то и бН воскреснет.
- Правда? – спросила бН, хлопая ресницами и улыбаясь во весь рот, своей шкодливой улыбкой.
- Конечно, любимая, - бЛя чмокнул белку в щеку. – Я что, этого скота не знаю? Это к гадалке не ходи. Он пока башку себе не свернет, - не успокоится. А если так, то у нас всегда будет существовать надежда, что мы вскоре встретимся вновь.
- Вы что, уже помирать собрались? – в голову пришла дельная мысль и я, боясь ее потерять, просто, с кажущимся равнодушием, поинтересовался у белок их самочувствием. Мне надо сделать так, чтобы бЛя на какое-то время остался в полном одиночестве и поговорить с ним. Похоже я понял, что следует предпринять, чтобы победить Бг. Я думал о страшном. Я решился перебить в башке всех белок и таким образом избавится от Бг самостоятельно, без помощи медикаментов и врачей. Но, для этого мне нужен помощник, и это естественно будет бЛя.
Для того чтобы начать осуществление своего плана, я должен отвлечься, переключить свое внимание на что-то постороннее, на что-то незначительное , либо наоборот на что-то такое, что привлечет мое внимание и отвлечет от внутрисущностных разборок и событий.
Поначалу это никак не удавалось, едва я успевал выгнать из головы кого-нибудь из постояльцев, как на его месте оказывался другой, а то и несколько. К моему удивлению, самой кроткой и послушной оказалась бН, которая после двадцати минутного увещевания, согласилась на время оставить своего бЛя и прогуляться по улице, подышать свежим воздухом.
- Ничего если я голышом выйду на улицу? – улыбаясь, спросила она, предвидя мою и бЛя реакцию.
- Ты можешь болтаться в неглиже где хочешь, - пробурчал бЛя. – Смотри только, чтобы какого-нибудь пенсионера кондрашка не хватила.
Опять цитата из моей смски для Нинки.
- Это еще почему? От вожделения? – бН задумалась и улыбка растаяла на ее шкодливой физиономии.
- Нет, от испуга, - встрял я, чтобы уберечь своего клона от скандала. Если они начнут хаяться, то бН из головы и комнаты в голове будет не выгнать ничем.
- Какой ты Иванов хам! – бН злилась. – И язык у тебя просто отвратительный! Тьфу на тебя!
БН, действительно, обиделась и исчезла.
Теперь стоило узнать у пацанов, кто они такие и как вообще оказались в моей голове. Этот вопрос за меня решил бЛя.
- Парни, а вы кто?
- Мы, - крепыш почесал затылок. – Простые туристы.
- Туристы? – у меня от неожиданности отвалилась челюсть и я застыл в нелепой позе сморщенного рака, которого вот-вот недоучившийся повар бросит в кипящую кастрюлю. Вернее в кастрюлю с кипятком.
- И что вы здесь то делаете? – в свою очередь пришла пора изумиться бЛя.
- Покушать хотим, - наивность «туристов» не знала границ.
- А, - только и смог сказать я, пытаясь вставить на место отвалившуюся челюсть.
- А, что, - помог бЛя. – Больше нигде нельзя было пожрать?
- У вас дверь была открыта, - парни явно не понимали, что от них хочет этот бестелесный бЛя, и неизвестно откуда взявшийся грубый голос, то бишь я. – Мы постучали, но никто не отзывался, вот мы и вошли. А чего в этом такого, у нас в городе, все так поступают.
Поинтересоваться, что же это за замечательный город, я почему-то не удосужился, зато спросил:
- А вы часом не белки?
- Чего? – коренастый озирался по сторонам в поисках вопрошающего. И не найдя его повертел указательным пальцем у виска.
Жест был понятен, и я передал бразды управления разговором бЛя. Пускай он сам с ними разбирается, ведь это же он не запер дверь в комнату.
- Парни, - бЛя натянул трусы и шорты и с голым торсом, предстал перед туристами, как Путин перед фотографами. Правда в отличии от хозяина России, бЛя выглядел жидковато, и я посоветовал ему одеть рубашку. «Не кизди» - прошипел бЛя краешком рта, чтобы туристы не поняли, что он получает какие-то советы от высшего разума «Это ты высший разум?!» - моя фраза позабавила его, и он никак не мог сосредоточиться – «Не смеши меня, ради бога. И перестань думать, ты мешаешь мне сконцентрироваться. Иди поссы или покури в туалете»
- У меня сигарет нет, - сообщил я ему, пока парни с открытыми ртами стояли и ждали, чего же от них хочет этот сексуальный маньяк, который на их глазах только что несколько часов занимался любовью с симпатичной рыжеволосой женщиной.
- Парни, - повторил бЛя, - дайте сигарету.
Светловолосый полез в мою тумбочку и принялся там шарить.
-Мудила, - сказал я. – Я туда никогда сигареты не кладу. Если они где-то и лежат, так на серванте или в кармане кожаной куртки в шкафу.
Но к моему величайшему удивлению, парняга вытащил из ящика в тумбочке помятую пачку сигарет и протянул ее бЛя. Я заметил еще одно важное обстоятельство, парни никак не реагировали на мои слова. Складывалось такое ощущение, что они не слышат меня. В результате всех этих умственных изысканий я пришел к выводу, что туристы не белки, но кто же они тогда?
- Сенькъю, - бЛя взял протянутую сигарету и задумался. Каким образом он передаст ее мне?
Канал для общения был открыт лишь в одну сторону. То бишь, я силой своего воображения мог пересылать туда деньги, вещи, мог манипулировать людьми, но они мной не могли, и Бг не могла, как не старалась. Вот десять лет назад могла, когда это произошло со мной впервые, тогда я был на грани самоубийства и еще чуть-чуть и ****ец. Честно говоря, я просто приссал тогда, да и стечения обстоятельств сложились так, что мне просто повезло, и я понял сущность голосов, которые толкали меня к опрометчивому шагу.
- Не суетись, - сказал я бЛя. – Кури сам, ты не сможешь передать сигарету мне. Ты закури, а я просто буду дышать сигаретным дымом.
- Ты чё дебил? – вновь скособочив рожу в сторону, бЛя прошептал мне. – Я же бросил курить.
- Это когда, чего-то я запамятовал, - съязвил я.
- Уже три дня не курю, - ответил бЛя. – я с бН пример беру.
- Тогда уж не с бН, а с Нинки, которая семь лет уже не курит.
- Зато твоя Нинка бухает как свинья!
- Попрошу не обзывать мою любимую женщину, - заступился я за Нину, опасаясь, как бы бН не нарисовалась вновь. Но к счастью, бН была занята разговором с бОН (белкой-Ольгой Николаевной), которую встретила возле пивного ларька, того самого, материализовавшегося из брежневской эпохи.
- Пошел ты! – выругался бЛя. – Что я с этой сигаретой делать теперь буду? Стою, как уебень перед пацанами! Это ты во всем виноват.
- Башкой надо думать, а не жопой, - окрысился я, ловя себя на мысли о том, что у него не головы и задницы отродясь не существовало. – Извинись и верни курево обратно.
- Всё, - прошептал бЛя. – Заткнись и больше не влезай в мои дела, если только я тебя не попрошу. Ты ведь наконец понял, что эти парне не порождения Бг и твоего поганого мозга. Я попробую привлечь их к решению твоей и моей проблемы.
Я не ответил ему, стараясь отвлечься от грустных размышлений и предчувствии в моей голове повторения вальпургиевой ночи. На улице уже началось какое-то слабенькое шевеление. Не смотря на то, что город в последние годы просыпался поздно, тем более, что сегодня случилась суббота, а это значит, что половина народонаселения находится на дачах и приусадебных участках, а вторая половина дрыхнет. Так вот, не смотря на это под окнами уже образовался клуб по интересам. Местные синяки собирали трудовые копейки на портвейн. Каждый день эта картинка повторяется в любую погоду, любой день недели, в любое время суток. Да что говорить, я и сам стоял среди них и исступленно шарил по карманам в поисках завалявшегося гривенника. Я повернулся на бок. Что там творится в голове, меня сильно интересовало, но памятуя о том, что бЛя просил мне отвязаться и не надоедать ему, я предпочел чуть поразмышлять о мистике и колдовстве. Ведь то, что сейчас творилось со мной, сильно отдавало этим делом. Припомнилась такая история, случившаяся в конце прошлого века…
* * *
Жил был в криминальной столице России один милиционер. Службу нес исправно, но звезд с неба не хватал, ничем примечательным не отличался, а посему, после достижения определенного возраста, бы отправлен на заслуженный отдых в звании полковника и с пенсией исчисляемой энным количеством рублей. Его благоверная супруга продолжала трудиться на благо подрастающего поколения, в должности директора одного Детского сада, в том же самом городе. Был у полковника один маленький бзик, - уж очень он любил чистоту и порядок. Сам мылся по несколько раз в день, жену заставлял мыться и любимую собаку, ежедневно купал в небольшой ванне, в своей небольшой квартире расположенной в Кировском районе города. Но, был у пенсионера бзик и побольше, - иногда, он выпивал. Нет, он не нажирался до поросячьего визга, до риз, до безумного блеска в глазах и чертиков в воспаленном мозгу, но пол литра «белой» мог откушать с большим удовольствием. Супруга не поощряла пристрастие мужа к алкоголю, но понимала, что скучно борцу с правонарушителями на заслуженном отдыхе, мается он и сердцем, и душой, от чего, закрывала глаза на его негативное пристрастие. Правда, один раз тяга к спиртному чуть было не вышла боком бравому полковнику.
Раз выкушав свою обыденную дозу, он решил маленько заполировать ее пивом, взял с собой собаку и пошел в близлежащий ларек. Купил пенсионер пиво, открыл его и направился прямиком во двор, где обычно выгуливал своего пса. Спустил он собачку, чтоб та все свои дела сделала, примостился на скамейке, тяпнул пиво, и так ему на душе грустно стало, что его собратья по оружию в это время ведут непримиримую борьбу с нарождающейся организованной преступностью, а он вынужден, вместо этого, собаку свою выгуливать, что затомилось сердце у полковника, заплакала душа, потекли мозги по закоулочкам. И полковник – пенсионер затянул грустную служебную песню: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет. Значит с ними нам вести не равный бой…»
Что такое? Почему песня оборвалась на полуфразе? Дело в том, что мимо скамейки, где отдыхал наш «шаляпин» проходил участковый милиционер, увидел подвыпившего гражданина с бутылкой пива в руке и красным носом на лице, решил, что непорядок это на вверенном ему участке и сделал замечание бывшему полковнику. Осерчал полковник, топнул ногой, слюной начал брызгать:
«Да я, я бывший полковник милиции. Да я, кровь проливал в семнадцатом за таких как ты капитанов, чтобы жить, вам было, лучше и веселей чем нам. Да… Да, пошел ты капитан на».
Сказал он такие слова и испугался сам себя. Ведь, не смотря на былые заслуги, а сказать по правде, их у него и не было, полковник был не прав. Нарушил полковник административный кодекс, согрешил миляга перед законом.
Услышал участковый сии ругательные слова, почесал затылок и решил, отвести пенсионера в участок, пускай маленько протрезвеет, придет в себя, а там видно будет, что с ним делать, отпустить к чертовой матери или оштрафовать по полной программе.
Привел он пенсионера в отделение, посадил в клетку к пьяницам, ворам и хулиганам, а сам пошел чай с баранками пить, - голодный он был сильно, ведь на милицейскую зарплату сыт не будешь. Пошел он чай пить, а полковник приметил, что перед тем, как взять в руки баранку, участковый руки забыл помыть! Запало это в душу полковнику и так его взволновало, что он даже про обиду свою забыл и про штраф. Когда выпустили его из кутузки, то побежал он домой к жене Людмиле, прихватив по дороге любимую собачку, которая, потеряв хозяина, резвилась со стаей местных дворняг. Прибежал полковник домой, залез в ванную, долго тер себя мочалкой, приговаривая: «Моем, моем трубочиста, чисто – чисто…»
За вечернем чаем поведал он своей супруге о случившемся.
«Брось ты, Анатолий – ответила ему супруга – Этих людей уже не переделаешь. Они живут в грязи, так в ней и сдохнут. Ты бы взглянул на фасад того же отделения. Весь обшарпанный, грязный, а ты хочешь, чтобы они еще и руки мыли!»
«Эх – сказал полковник – Вот если бы меня назначили главным милиционером в этом городе, то я бы навел порядок».
Хотите верьте, а хотите нет, но Бог услышал сии речи отставного полковника, и через своего представителя на Земле, уж не знаю, в каком тот звании и чине, довел их до сведения тогдашнего мэра этой самой криминальной столицы России. Понравились мэру слова пенсионера, задумался он над их глубоким смыслом, а тут как раз оказия, президент его зовет на чашечку цейлонского чая. Приехал мэр в Первопрестольную, откушал президентского чая с блинами, да пирогами с капустой и рассказал хозяину Кремля о пенсионере, за партией в большой теннис.
«Что ж – сказал президент – Коль мужичина толковый, так надо его на соответствующую должность посадить, пускай себя проявит во всем своем новаторском блеске. Я поговорю с министром внутренних дел».
Сказано – сделано. Через неделю вызывает министр к себе отставного полковника и говорит:
«Прослышал я, Анатолий, что тебя ценного фрукта, точнее, ценного кадра, на пенсию раньше срока отправили. Вот, мы тут посовещались с товарищами и решили, рано тебе голуба собачку выгуливать, да в домино с мужиками играть. Работы у нас непочатый край. Организованная гидра поднимает свои поганые головы, воры совсем обнаглели, хулиганы распоясались. Надо возвращаться, Анатолий, и служить своему народу, своей Родине. А за то, что с тобой так не справедливо поступили, то я присваиваю тебе, своим личным приказом, звание генерала и назначаю начальником ГУВД всего твоего славного города».
«Служу России – прокричал полков…, простите, генерал и взял под козырек.
Вскоре кабинет генерала К. занял генерал П. И понеслась лихая птица тройка по проспектам, бульварам, улицам и переулкам славной криминальной столицы России.
На второй день своего назначения, генерал вызвал к себе начальника Кировского РУВД и рассказал ему один забавный случай, который произошел с одним тихим и спокойным пенсионером в районе, где он имел счастье проживать (генералу спешно выделили апартаменты в центре города, едва был подписан приказ о его назначении начальником ГУВД). Еще через день уволили бедного участкового за несоответствие служебному положению и халатному отношению к выполнению своих обязанностей. Через неделю собрал генерал всех своих заместителей, начальников главков и районов и приказал им провести среди своих сотрудников операцию «Чистые руки». Не дай бог, если кто-нибудь из них будет замечен с грязными руками, то тот час вычищать паршивца из органов! А то, взяли моду, выходят из туалета, а руки помыть забывают. Садятся за стол, а руки по локоть в дерьме. Не порядок!
Доволен собой генерал, прошла лишь неделя, а он уже столько делов наворотить смог. Только видит он, что жена его кручинится, ходит сама не своя, все у нее из рук валится, и свет то ей белый не мил.
«Что с тобой, лебедушка моя? – спрашивает генерал – О чем думы думаешь, от чего у тебя на чела тоска – кручина?»
«Грустно мне, Анатолий – отвечает супруга – Что ты вот, генерал, а я простой директор Детского Сада. Вот, если бы ты мне местечко какое получше подыскал, то я снова бы веселой стала, снова бы пирогов тебе с капустой напекла, да пряников медовых».
Почесал генерал затылок, поковырялся в мозгах:
«Подумаю – говорит – Поговорю с московскими олигархами».
Прошла неделя, и Людмилу назначили президентом филиала одного известного московского банка. Ну, а как же вы думаете – генеральское слово крепче гороха! Ездит генерал по городу вместе с президентшей банка, на служебном «Мерседесе», любуются его красотой. И вдруг. Что такое. Как это, посреди такой красотищи, стоит грязное и обшарпанное здание: дверь перекошена, штукатурка на стенах осыпана, крыша прогнила, а окна почти все побиты.
«Что это за бомжатник такой?» – спрашивает генерал шофера.
«Это, товарищ генерал, не бомжатник, это 78 отделение милиции Центрального РУВД – отвечает ему шофер – Да, у нас все отделения так выглядят, не только это».
Тут вспомнил генерал, что когда был пенсионером и полковником, как отвел его этот паршивец капитан в 64 отделение, как бросилось ему в глаза, что больно уж оно убого и дряхло выглядит.
«Поехали на работу» - прокричал генерал.
«Ты что, Толик – возмутилась супруга – Мы же к прокурору на именины ехать должны!».
«Прокурор подождет – взволновался генерал, - А дела нет. Я человек дела. Мне президент, министр и мэр этот высокий пост доверили не случайно, значит они верят в меня, и я их не подведу! Поехали на Захарьевскую!»
В тот же вечер генерал подписал приказ по главку, чтобы в течении двух недель все фасады зданий: районных управлений, отделений и отделов милиции были выкрашены в розовый цвет, самый любимый цвет генерала еще с младенческой поры, а перед самими зданиями были разбиты цветники с фиалками и флоксами. Подписав приказ, генерал, с чистыми руками и совестью, отправился к прокурору пить виски, благо теперь его никто в камеру посадить не сможет.
Правда, последний приказ генерала выполнить оказалось весьма затруднительно, потому что, в городе не оказалось столько розовой краски, чтобы выкрасить ей все здания принадлежащие МВД, но генерал обещал поставить этот вопрос на коллегии министерства, которая намечалась в Москве на будущей неделе.
А так, так все идет по намеченному плану. В ментовских сортирах появилась туалетная бумага и мыло. Все милиционеры, от постовых до заместителей генерала, благоухают земляничным мылом и одеколоном, флоксы радуют глаз задержанных и потерпевших, алкашей и проституток, грабителей и добропорядочных граждан. Только, вот случилась еще одна напасть: наехали какие-то ироды на Людмилин банк. Ну, вы сами знаете, в какой стране мы с вами живем, в ней без «крыши» не в лес ни по дрова не сходить. Мало ли, что супруга сказала супостатам, что у нее муж генерал, а значит и крыша у нее соответствующая, так они не в какую. Говорят, мол мы первые этот курятник окучили, нам ты и будешь платить. Если нет, то гони отступного. Разозлился генерал, надел свой парадный мундир и поехал на «стрелку» с главным бандитом. И что оказалось? А то, что он знает этого злодея довольно давно, уже почти целый месяц, с того времени, как он стал главным милиционером в городе. А познакомились они на одном мероприятии в правительственной резиденции К2 на Каменном острове, где мэр города устраивал празднество по поводу того, что его дочь, Ксюша, от второго брака закончила без троек третий класс. Представили генералу импозантного молодого человека, с приятной улыбкой на мужественном лице, пожали они друг другу левые руки, правая у молодого человека была в гипсе, выпили водки и разошлись по разным концам парадной залы: один к силовикам пошел, другой к бизнесменам. Вот и встретились они опять, но уже в иной, совсем не благодушной обстановке. Молодой человек сразу признал генерала, но на компромисс идти отказался, поставив вопрос ребром: либо твоя супруга платит, либо у нее возникнут сложности в работе с клиентами. Разозлился генерал, ногами затопал:
«Да, кто вы такие – кричит – Чтобы на власть наезжать?».
«Мы – спокойно отвечает молодой человек – Мы из Тамбова, нас в городе «тамбовцами» прозвали».
«Ах так – вопит генерал – Так я объявляю вам войну!»
И, действительно, объявил. Выступил на следующий день в телевизионной программе одного прибандиченного, модного в то время, комментатора и во всеуслышание объявил войну «так называемым «тамбовцам». «Земля будет гореть под ногами у этих проходимцев» – вещал генерал в прямом эфире программы «Без башни» этого усатого клоуна. Слюной брызгал так, что у многих телезрителей экраны телевизоров влагой покрылись, пришлось сухой тряпкой протирать.
Объявить то войну, генерал объявил, а как бороться с организованной преступностью знал только по американским фильма про «крестного отца», да отечественному сериалу «Следствие ведут знатоки». Собрал он на совещание всех своих заместителей и поставил перед ними задачу, - в месячный срок разработать программу по борьбе с «тамбовской мафией». Разошлись заместители, думу думать, а генерал заперся у себя в кабинете, открыл стальной сейф, достал бутылку водки и выпил ее залпом прямо из горлышка. Вот до чего он был впечатлительным и порядочным человеком.
Прошел месяц. Вновь собрал генерал своих подчиненных и спрашивает:
«Ну, как, надумали что-нибудь?».
«Ничего не надумали, товарищ генерал – отвечают заместители – Тяжело бороться с тем чего нет».
«Как это нет! – возмутился генерал – Когда я лично с ними общение имел».
«Это не организованная преступность - отвечают ему – Это отдельные нехорошие личности, на худой конец, просто группа хулиганов. А организованной преступности у нас в стране пока еще нет, не созрела она, не вышла из пеленок».
«Оп вашу мать! – закричал генерал – Как же это быть то может! Вы говорите, что они из пеленок еще не вылезли, а кто же тогда на мою жену – директора солидного банка – наехал? Да, этот усатый мужик, уже давно вышел из детского возраста, он не то что шорты, он свой спортивный костюм на пиджак от «Армани» сменить успел, свой велосипед и «жигули» на бронированный «Мерседес» и «Феррари», а вы мне говорите, что они еще только в зародыше».
«Ничего не знаем – отвечают ему подчиненные – Вот данные Госкомстата и Центра изучения общественного мнения – официально у нас организованной преступности нет. Это ее всякие ушлые журналисты придумали, типа Артема Боровика в Москве и Андрея Константинова в Питере. Это они со своими «совершенно секретно» и «бандитским Петербургом» людям головы задурили».
Разозлился генерал, выгнал всех своих заместителей взашей, открыл свой стальной сейф, достал из него бутылку джина и выпил её из горлышка всю до последней капли. Потом сел за стол и заплакал, вот какой он был чувствительный человек!
Проходит время, а преступность, та, которой не существует, все сильнее наглеет, все выше голову свою поганую поднимает. Не стало житья генералу, и покой и сон потерял, даже с любимой собакой гулять перестал, все больше шофер его с ней болтался. У Людмилы тоже дела не сахар и мед, наезжают на нее «тамбовцы» не дают ей развернуться на полную катушку. Вот и сидят они по ночам на кухне, без сна и покоя, вот и гадают свои печальные думы.
«Ты бы, Толик – как-то говорит ему супруга – К мэру нашему сходил, поговорил бы с ним, может, он приструнит этих «авторитетных бизнесменов».
«Куда там, милочка – отвечает генерал – Наш мэр сам кормится с рук этих супостатов. У меня в сейфе целый ворох документов имеется, о том, что мэр в курсе всех дел».
Погрустили они еще не много, повздыхали, тут Людмила вновь говорит мужу:
«А, что если тебе к знахарке сходить, тете Фане из нашего бывшего дома? Помнишь, жена генерала С. директора УФСБ по Петербургу и Ленинградской области рассказывала, как она ему помогла советом, да так помогла, что он из пожарных сразу в госбезопасность прыгнул!»
«Что ж, любовь моя, Людмила – ответил генерал – Пожалуй, послушаю я твоего совета и схожу к этой тете Фане из нашего бывшего дома».
Сказано – сделано. На следующий день подкатил к Фаниному дому кортеж автомобилей с мигалками и спецномерами. Вышел из «Мерседеса» генерал, поднялся к знахарке и уединился с ней для личной беседы с глазу на глаз. Много времени прошло, а генерал все не выходит. Заволновались подчиненные, заходили кругами, стоят, по рациям разговоры разговаривают. Прошел час, другой. Вдруг, выходит генерал и весь сияет.
«Поехали – говорит шоферу – Обратно в контору. Нашел я способ, как избавится от проклятых «тамбовцев».
Приехали они в Управление, поднялся генерал к себе в кабинет, заперся в нем, сидит думу думает. А чего думает? А вот чего! Подсказала ему эта старая ведьма – Фаня средство, как избавиться от этих проходимцев. Какое? Не скажу, формула там больно сложная, да слова в заклинании больно заковыристые и трудно произносимые, но генерал-то все это на бумажке записал, поэтому он-то должен знать. А суть всего этого безобразия заключалась в следующем: как известно, все бандиты, когда ездят на «стрелки». «пробивки», «разборки» и «непонятки» с «запутками», все время представляются и браткам и «дойным коровам». Например: приезжают в магазин к какому-нибудь азербайджанцу пацаны и говорят ему – «Слышь, черт, мы «тамбовцы» ты нам денег должен!» и все, тот «черный» все понимает, достает лопатник и платит людям дань. Или, к примеру так: приезжают пацаны на «стрелку», там их другая бригада ждет. «Вы кто?» – спрашивают те. «Мы, «казанские» – говорят парни, «А мы «мурманские» – отвечают пацаны – «Как там у Мартина дела?» «Спасибо, все клево» – отвечают «казанские» – « А как у Вити – Мурманского?» «Тоже ничего» Ну и зашибись, ну и здорово, вот и пообщались, можно по домам разъезжаться. Так вот, опоив всех бандитов города этим самым снадобьем, кстати, как генерал еще не придумал, и произнеся заветное заклинание, генерал смог бы уничтожить всех этих самых пресловутых «тамбовских». Стоило им только произнести, мол «да мы тамбовские», мол «да мы «тамбовцы», как происходил хлопок и они превращались в пыль, в облако, в пепел, который уже никому не был опасен. Приготовил генерал снадобье по секретному рецепту, вылил его в бутылку из под джина и спрятал в сейфе. Этого раствора, хватит на то, чтобы уничтожить не только местных мафиози, но и все население города Тамбов, по сколько там все «тамбовцы».
Решил только генерал испробовать зелье, как бы не обманула его эта старая карга. Вызвал он своего помощника и приказал привести к нему какого-нибудь бомжа. Помощник взял под козырек и удалился. Через пол часа привел к генералу какого-то оборванца с улицы. А генерал, к тому времени, самовар поставил, чай заварил и каплю зелья в бокал с заваркой капнул. Пришел нищий к генералу, бухнулся ему в ноги, кричит:
«Не губи батюшка генерал. Не по своей воле лишился я квартиры и работы, не из-за лености своей и раздолбайства веду я такой а-социальный образ жизни. Сам-то я из бывших профессоров университета».
И рассказал генералу, как его злобные «тамбовцы» квартиры и работы лишили.
Подивился генерал, позабавился такому рассказу и сказал бродяге:
«Ты не бойся старик, я тебя обижать не стану. Я пригласил тебя на беседу, потому что, хочу знать, чем живет, чем дышит простой городской люд, какие у него проблемы, какие чаяния. Так что, ты меня не бойся, пей чай с пряниками и радуйся жизни!»
Услышав такие слова, бомж тут же цапнул не мытой (!!!) рукой пряник и засунул его в рот. Генерал поморщился, но сдержался, ведь ему нужно было знать, подействует снадобье или нет. Вот, наконец, цапнув второй пряник, нищий взял в руки бокал и сделал глоток. И…
И ничего.
Генерал изумленно смотрел на то, как мужичина прихлебывает чай и лопает медовые пряники. Обманула старая ведьма, подумал генерал и весь потом покрылся, словно в сауну его запихнули прямо в мундире. Сидит, глаза выпучил, смотрит на бомжа и ничего не понимает. Ах, ты кузькина мать! – он хлопнул себя по лбу, как же я забыл, он же слова заветного не произнес.
«А ответь-ка ты мне братец на такой вопрос – обратился генерал к бывшему профессору – Ты ученый человек, как правильно называть жителя города Тамбова?»
Усмехнулся профессор, вытер грязным рукавом рот, собрал со стола крошки и отхлебнул «целебного» чая.
«Тамбовец», - едва только произнес он, как бокал упал на пол и разбился, а нищего и след простыл, лишь какой-то неприятный запах распространился в кабинете генерала.
Генерал открыл форточку и запах вскоре исчез. Генерал потер руки. «Все, пиз..ц настал всем этим «тамбовским волкам». Вызвав к себе помощника и сообщив ему о том, что он еще не много поработает, генерал открыл стальной сейф, достал из него бутылку виски, выпил ее из горлышка, сел за стол и заиндевел весь от головы до пят. Вот какой впечатлительный он был человек.
На следующий день издал генерал очередной приказ по главку за номером 666. Это было совсекретное распоряжение о том, чтобы во все злачные заведения города была завезена минеральная вода, а «тамбовцы» ничего кроме минералки, кефира и молока не употребляли, с добавлением генеральского зелья. И началась свистопляска. На заводе «Полюстрово» оборудовали специальный цех, где в обычную минеральную воду добавляли специальное снадобье. Возле автомата по розливу воды в бутылки стояли люди в белых халатах, с пипетками в руках и капали по одной капле в каждую бутыль. Работа была тяжелой, но благой. Генерал сам контролировал этот процесс, личным примером показав подчиненным, это они стояли в белых халатах для конспирации, как и сколько надо капать в минеральную воду специального зелья. Вскоре первая партия «генеральской» воды поступила в различные питейные заведения, где привыкли собираться бандиты: «Коелгу», «Розу ветров», «»Рим» и другие. Еще через день агенты донесли генералу, что во время одной из бандитских стрелок, один из авторитетных тамбовских лидеров – Залупатый, исчез прямо на глазах у братков. Эта история получила широкое распространение в городе, а генерал сидя на кухне с женой, радостно потирал руки.
«Я же обещал этим тамбовским ублюдкам, что покончу с ними, и я это сделаю!»
«Конечно, дорогой – вторила ему жена – Ведь ты у меня настоящий полковник!»
Генерал чуточку обиделся, но когда узнал, что это всего лишь песня из репертуара его любимой певицы, как тут же успокоился и пришел в такое приятное расположение духа, что завалил жену на кровать, чего с ним не случалось уже несколько лет.
«Ты что, Толик, «Виагры» наелся?» – спросила его жена, отдуваясь, и поправляя прическу, после того, как он отвалился в сторону и закатив глаза к небу, лежал, тяжело дыша.
«Нет, любовь моя, Людмила – ответил генерал – Просто, я нестоящий генерал!».
После того случая с «тамбовским» авторитетом, генералу на стол регулярно ложились сводки, словно с места боевых действий. То там, то здесь, прилюдно исчезали целые команды «тамбовских» бандитов. Ряды братвы редели не по дням, а по часам. Ни одна междоусобная война не уносила столько молодых жизней, как генералово зелье. Генерал потирал руки, а в бандитской среде началась паника. Вся «тамбовская» верхушка собралась на секретное совещание в гостинице «Европа» в центре города. Отель в котором секретничали бандиты, охраняло около сотни вооруженных до зубов боевиков и в два раза больше ОМОНовцев и СОБРовцев, которые следили, как бы чего не натворили эти головорезы. Совещание длилось три дня и три ночи, но бандиты так и не пришли к единому мнению, только главный бандит с усиками и повязкой на правой руке, сказал, что отныне все оставшиеся в живых братки должны называть себя не «тамбовскими», а «к». Он не расшифровал, что обозначает это самое «к», но зато сказал, что сам поменяет свою фамилию, чтобы менты к нему не вязались. На том и порешили, разослав по всем бригадам, звеньям, группам и группировкам циркуляры с секретным предписанием, отныне именоваться «к», а не «тамбовцами». Поскольку никто из агентов генерала на этом совещании не присутствовал, то результатов его он не узнал, зато, вскоре, до генерала дошли слухи, что бандиты перестали исчезать.
«Тут есть два варианта – докладывал генералу его помощник – Либо они все исчезли, либо свалили из города в свой Тамбов».
«А кто же тогда в «Европе» совещался? – спросил, насупившись, генерал.
«Посовещались и свалили, товарищ генерал» – ответил помощник.
В тот же вечер, генерал осчастливил своих сограждан пламенной речью в программе того же прибандитченного усатого таракана.
«Я обещал горожанам - чирикал генерал – Что очищу город от бандитов. Конечно, пока рано говорить обо всех группировках орудующих в нашем регионе, но основную, самую кровавую, самую кровожадную, мы уничтожили, не потеряв, при этом, ни одного человека. Я официально заявляю, что «тамбовского преступного сообщества» больше не существует! Теперь я намерен приступить к ликвидации так называемых «казанцев», а за ними та же участь ждет и остальных. Так что, если на ком нет крови, если кто-то из слышащих меня сейчас, так называемых братков, захочет прийти к нам с повинной, так милости просим на Арсенальную набережную в СИЗО №1, в народе именуемыми «Кресты». Там мы открыли общественную приемную, для тех кто хочет завязать с прошлым и начать новую созидательную жизнь, на благо города, страны и всего советского, простите, всего российского народа! Ура товарищи!»
«Ура!!!»- завопил, этот усатый подхалим, с пидаристической улыбкой на лоснящейся физиономии.
В это время вся верхушка «тамбовских» сидела в казино «Конти» и на большом экране смотрела выступление генерала и аплодировала его словесному поносу. Все дело было в том, что люди главного «тамбовца» выяснили причину всех бед, обрушившихся на их головы за последнее время. Они нашли старую Фаню, выбили у нее рецепт противоядия, а саму старуху закопали живьем на Большеохтинском кладбище, возле могилы Залупатого, пускай он ее на том свете в чувства приводит. Так что, вся верхушка группировки была цела и невредима, а генерал потерял все рычаги влияния на ситуацию в городе. Но, ведь генерал об это не знал, поэтому, сразу после прямого эфира, он поехал в свой кабинет, открыл стальной сейф и… И увидел, что у него нечего выпить. Лишь в бутылки из-под джина на самом донышке осталась малая доза. Он вздохнул, сделал глоток, швырнул бутылку в сторону и заплакал. Вот какой он был тупой.
Вызвав своего водителя, генерал сказал ему:
«Вася, поехали на Московский вокзал, я хочу выпить обычной паленой водки, как в прежние, добрые времена. Поболтаться среди простых проституток, нищих и бездомных. Поговорить с обычными простыми людьми. Поехали, Вася».
Генерал снял свою форму, одел простую кожаную куртку и, сев в машину, поехал на вокзал. На вокзале он долго болтался среди разномастной шпаны, чем привлек к себе внимание постового милиционера, но тот распознав в пьянчужке своего главного начальника, машинально отдал ему честь и скрылся из вида, чтобы не мозолить глаза генералу. А генерал был уже в дупель пьян, от «подвальной» водки, от травки, которую ему предложила какая-то миньетчица, от спертого воздуха и грохота пребывающих составов.
Когда, пошатываясь, генерал направился к своему служебному автомобилю, то его окликнул какой-то невысокий мужичок с землистым цветом лица и огромной торбой за спиной.
«Не подскажешь мне, мил человек – где бы мне гостиницу на ночьку снять?»
«Гостиницу – рассмеялся генерал – Да, где же ты с такой харей гостиницу снимешь. Тебя и в ночлежку-то не пустят»
«Это почему?» – поинтересовался мужичок.
«А потому что, это культурная столица России, а не какой-нибудь Вышний Волочок»
«А что же мне делать –то?» – спросил мужик.
«Постой, так ты не из нашего региона?» – осенило генерала.
«Нет, я из Тамбова - ответил мужичок.
«Так ты тамбовец!».
Едва лишь генерал произнес эти слова, как превратился в легкое облачко и воспарил ввысь. Мужчина недоуменно покрутил головой, поглядел влево и вправо, заглянул под скамейку, возле которой они стояли, сказал: «Мистика какая-то» и зашагал прочь, искать гостиницу.
А генеральское облако знай себе плывет по небу в сторону столицы. Сидел в это время возле мясокомбината «Самсон» сторож и в небо зенки пялил. Вдруг видит, плывет по небу облако, так оно на свинью похоже, хоть плач. Поймал сторож это облако и поволок на комбинат, на мясо сдавать. А на комбинате директором ставленник «тамбовской мафии» работал, он в свинье-то генерала и признал. Позвонил он своему боссу и сообщил ему об этом. Обрадовался главный «тамбовец», велел тот час привезти его на «Самсон». Привезли. Видит, такая благообразная свинья лежит в луже и чавкает. Жалко ему стало губить животное, приказал отвести свинью в отдельный кабинет с телефоном и стальным сейфом, а в документах указать, что к должности директора филиала мясокомбината приступил господин П., мало ли, что господин П., является обычной свиньей, если у нас кухарка может управлять государством, то почему бы свинье не справиться с управлением мясокомбинатом. Ведь управляла же она всей городской милицией, будучи еще не свиньей, а генералом.
Прошло уже много времени, а эта свинья так и руководит комбинатом, правда в глаза нового руководителя никто не видел, но говорят, что мужик он строгий, просто зверь, а еще говорят, что любит он зашибать горькую, заливать за воротник, и от того из-за дверей его кабинета часто доносится: то ли поросячье хрюканье, толи свинячий визг, толи пение песни о том, что «Кто-то кое-где у нас порой».
Вот такая он свинья, а не человек!
Да, а Людмила, после исчезновения мужа и краха головного московского банка на должность заведующей Детского Сада не вернулась, она теперь руководит ассоциацией женщин предпринимательниц и сидит рядом с женой главного «тамбовца» совсем не криминальной, а культурной столицы России.
* * *
Странный у нас, конечно, город. Да и то, что сейчас происходит со мной, напоминает больше фантасмагорию и метафизику. А то, что с Нинкой встретился 1 апреля? Ну, как все это мистикой не назвать. Тут и Гоголь, и день Дурака. Да и сейчас в башке чертовщина какая-то твориться, а я со спокойствием толстокожего бегемота, лежу и воспринимаю ирреальность как что-то само собой разумеющееся.
- Ты, действительно, толстокожий, - привел меня в чувство голос бЛя. – Я тут с туристами договариваюсь об «избиении младенцев», а ты валяешься и сочиняешь всякую фигню о каких-то генералах и колдуньях.
- Ты же сам мне посоветовал заткнуться и не мешать тебе проводить генеральную линию партии, - с деланным равнодушием ответил я. – Тебя не поймешь, то я тебе мешаю, то ты сам лезешь ко мне.
- Ладно, не бухти. Я договорился с парнями и они мне помогут уничтожить всех белок в твоем доме. Есть несколько щекотливых вопросов.
- Говори!
- Много всего белок?
- Пока не знаю, - честно признался я. – Они плодятся со скоростью кроликов. Ты же сам видишь, стоит мне только вспомнить какого-нибудь человека, как он моментально превращается в белку.
- А ты можешь не думать?
- Я стараюсь, но ничего не получается.
- У тебя есть оружие?
- Будто ты не знаешь? Конечно, нет.
- И как мы будем выполнять мой и твой план?
- Возьми на кухне ножи, они в верхнем ящике стола.
- Да, с ножами не повоюешь, - бЛя сплюнул. – Дожил до седин, а ствол так и не заимел.
- Не дрейфь. Белки смирные, они не окажут никакого сопротивления.
- А ты резал когда-нибудь горло женщинам и детям?
- Шутишь?
- Вот именно, а меня толкаешь на это преступление.
- Но, ведь это всё нереально. Этого нет, этого мира нет, это…, - я совсем запутался. Точнее меня бЛя запутал окончательно.
- Ладно, - смирился бЛя, понимая, что со мной бессмысленно разговаривать, больно уж тупорылый попался чувак. – Последний вопрос. Что будет со мной?
Я промолчал.
- Понятно, - проскрипел бЛя. – Можешь не отвечать, я всё понял. Лежи, философствуй, когда будет нужно, я позову.
Философствовать я отнюдь не собирался, я просто претворился, что думаю о чем-то постороннем, к примеру о рыбалке или о политике, а на самом деле, лег на живот и прикрыв глаза стал следить за всем происходящим с помощью видеокамер, которые заблаговременно установил во всем доме. Кстати, к сведению непосвященных. При сумасшествии либо во снах, дом в башке идиота или спящего индивида, имеет значение самого себя. Об этом можно поинтересоваться у психологов, либо у толкователей снов. Поскольку сумасшедших у нас значительно меньше, чем регулярно спящих товарищей, то это интересно будет именно второй категории граждан. Если вам приснился дом, то знайте это вы, со всеми его прорехами или наворотами. Я так думаю, иногда когда трезв, что бомжам снятся лачуги или подвалы в них, среднему классу – коттеджи и многоэтажки, а олигархам и чиновникам что-то наподобие «Охта-центра», который Матвиенко судорожно старается впендюрить в нашем городе, отрабатывая бабло, которое поступает в бюджет города из «Газпрома». Вот было бы интересно узнать у нее, снится ли ей «кукуруза»? Зато я точно знаю, что снится нашему патрону. Ему снится вся Россия на брелоке у собачки Кони, которой он управляет с помощью системы ГЛОНАС. Впрочем, я отвлекся, пора понаблюдать за тем, что там вытворяет бЛя в моем доме-мозгу, все-таки это не «кукуруза» и не брелок.
Тем временем бЛя сходил на кухню и принес три ножа. Он совершенно не был уверен, что сможет убить кого-нибудь, но подчиняясь моей злой воле, был вынужден пойти на этот шаг. Что же касаемо парней, то они вроде как согласились, но какая-то доля скепсиса и сомнений сквозила в их настрое. Не чувствовалось решимости и боевого духа. Загадкой для бЛя было и то, сколько всего белок находится в доме, и где сейчас бН. Перерезать горло какой-то бГ или бКо, он совершенно определенно смог бы, но вот бН, в этом он сомневался. Впрочем, сначала надо решить более масштабную задачу, расправиться с остальными, а потом приниматься за частности. На худой конец, он попросит туристов покончить и с ним и с бН, так будет проще и справедливей, если всё что он собирается сейчас сотворить можно назвать справедливым решением, все же он тоже был белкой, был одним из них, в отличии от этого упыря, который породил весь этот мир, и вероятно гордится собой, чувствую себя маленьким богом. Но, похоже, выхода действительно не было. Чтобы вновь родиться надо умереть. Единственная закавыка состояла в том, что он не сильно верил россказням «самого» о том, что после смерти они родятся вновь, но уже иными с иными качествами. Что они продолжат существовать, но уже не как белки, а как… Как кто? Он помнил, что случилось десять лет назад, как капельницы, лекарства и таблетки погубили кучу его приятелей, родственников и близких. Тогда он не задумывался об этом, не всегда понимая природу происходящего, но теперь понял, всю чудовищность нашей медицины, когда в одно мгновение уничтожается целый мир, вновь возникший во вселенной неведанный и не познанный доселе. Теория о могущественной Бг и водке его не убеждала, он был склонен верить в сверхъестественное происхождение этого явления, этого социума, пусть и не значительного в рамках мирового разума, но все же живого и вполне реального. Он был бы даже готов перебраться в голову какого-нибудь клиента, окончательно лишившегося возможности вернуться в этот мир из мира иллюзий и снов. Но, к великому сожалению, этот вариант был невозможен. Белки не вирусы свиного гриппа или триппера, которые можно передавать от человека к человеку. Бг не заразна, она как точечная застройка, поражает мозг одних, не обращая внимание, возможно, на более достойных. Это как «Охта-центр», захотел Миллер построить его в Питере, вот и проталкивает его любыми способами, нагибая и ломая через колено трезвомыслящее население города и его патриотов, а не временщиков, типа Валентины Иоанновны.
- Тьфу черт, - выругался бЛя, - даже мысли в голову лезут чужие.
Он явно намекал на меня, но я не стал с ним дискутировать по этому поводу, молча продолжал наблюдать за происходящим.
Тем временем в комнату вбежала бН, и проскочив мимо шепчущихся парней, юркнула в постель, укрываясь одеялом.
- Пока гуляли с бОн, так замерзли, - сообщила она, пытаясь разглядеть, что там бЛя прячет у себя за спиной. – А вы что тут задумываете? Небось трахнуть меня хотите все вместе!
- Кто о чем, а вшивый о бане, - буркнул бЛя. – Ты можешь думать о чем-либо еще, кроме удовлетворения своих сексуальных потребностей?
- Во-первых, я не вшивая, - бН надула губы. –А во-вторых, мы не занимались любовью уже целую вечность, дружище.
- Не слушай ее, - я встрял в разговор. – Она хочет тебя отвлечь, она все знает о нашем плане. Ведь она тоже белка, хоть и не так умственно и интеллектуально развита как ты. Старайся всё делать на автомате, не выплескивай эмоций и чувств. Все белки это пораженные нейроны головного мозга, они не слишком умны и проницательны. У них замедленная реакция и они практически не способны к сопротивлению. Самая опасная среди всех белок это она. Если мы стремимся к победе, то ты должен с ней покончить в первую очередь.
- Позволь, мне самому решать, в какой последовательности я буду заниматься воплощением твоего плана в жизнь, - бЛя был явно раздосадован. – Лучше скажи, сколько всего белок в доме, и где они сейчас?
- Понятия не имею, - честно признался я. Количество этих рыжих тварей могло исчисляться единицами, а могло сотнями и тысячами. Кто-то появился на мгновение и сам исчез, не представляя никакой опасности, ведь белки тоже смертны, как все сущее в мире. Кто-то, наоборот, только еще жаждет очутиться здесь, и когда это произойдет никому не известно, даже мне. Вот к примеру, подумаю я о жене, а она погибла как белка десять лет назад. Или вспомню о Николе, а он давно уже стерся из памяти, превратился в безголосую тень. Как я буду с ним общаться если я не помню его голоса? А вот так и не буду, и он никогда не станет белкой в моем доме у которого срывает крышу. – Те, кто был сегодня, те находятся где-то поблизости, возможно заперлись в остальных квартирах и их придется оттуда выкуривать различными способами. На счет вновь материализовавшихся сказать ничего не могу, постараюсь сосредоточится и думать только тех, кто уже засветился в нашем балагане.
- БЛя, - бН прожигала глазами своего возлюбленного. – Ты действительно веришь козленку?
- Мне ничего не остается делать, любимая, - ответил бля. – Если я не уничтожу всех белок и не умру сам, то эта сволочь вызовет медиков и нас убьют с помощью химии. Ты просто не представляешь себе как страшна и мучительна смерть от лекарств. Десять лет назад я видел в каких ужасных муках умирали те, которым не посчастливилось тогда оказаться во власти Бг и этого вурдалака.
- Ладно, ты особо-то не ****и, - пришлось мне вмешаться в их разговор. – Крякнули тогда отнюдь не все. Многие оказались такими же живчиками, как и ты. К примеру: Кэп, Рыжий, папаша, Аркадий.
- Слава богу, что ты не принялся вспоминать других, а то жертв стало бы несоизмеримо больше, - бЛя вертел в руках столовый нож, периодически проверяя ногтем, хорошо ли он заточен. Короче, вел себя как настоящий профессионал, привыкший орудовать мачете в африканских джунглях или в сельве Амазонки в Южной Америке. – Можешь Ларина вспомнить, я давно хочу с ним поквитаться.
С Игорем Лариным я когда-то вместе учился и работал. Учился долго, а работал нет, больно уж душным и паскудным оказался он по своей натуре. Впрочем, о нем мне особо вспоминать не хотелось, фигура не того масштаба, а вот о той работе, вспомнить было бы уместно, настолько кажется идиотским то, чем мы тогда занимались. Мы производили, точнее доводили до ума, прибор, за которым, как считало наше руководство, было большое будущее.
Прибор носил название ОИФ–М, что означало Онанизатор Иммуно Ферментный – Мужской. Предполагалось, что в ближайшем будущем появится аналогичный женский, но у Гениального конструктора, в данный момент, был небольшой засор в мозгах, и новое детище никак не могло появиться на свет.
Что представлял из себя прибор со столь странным названием? Он состоял из блока питания, блока регистрации и, собственно, самого онанизатора. Ну, блок питания это обычная прямоугольная коробка, пятьдесят на сорок, весящая примерно сто килограмм. Блок регистрации, чем-то напоминал кассовый аппарат, с лентой, на которой выдавались результаты анализов. Онанизатор, тоже представлял из себя, прямоугольник восемьдесят на сто, с клавишами, дисплеем и двумя отверстиями сбоку. Одно отверстие было поменьше, другое большего диаметра. Предназначался прибор для исследования крови и спермы мужчин, пожелавших обзавестись потомством. Работал он следующим образом.
Клиент засовывал палец в маленькое отверстие, где находилась игла. Капля крови, которая выступала из пальца, в результате укола, капала в специальную лунку, и подвергалась исследованию с помощью специальных стекол. Я слабо понимаю, что-то в этом деле, там что-то связано со спектральным анализом состава лейкоцитов, эритроцитов и прочих элементов, входящих в кровь. Короче, кровь проверялась на наличие всяческих болезней типа СПИДа, гепатита, сифилиса и прочих. Если этот анализ не давал положительного результата, то клиенту предстоял более приятный анализ, нежели укалывание пальца. Второе отверстие, как вы уже догадались, предназначалось для исследования спермы мужчины. Клиент, засовывал в него свой пенис, и тут наступало самое интересное. Специальными, мягкими рифлеными присосками, член оказывался зажат в отверстии. Начиналась вибрация, вызывавшая отвердение этого органа и испускание спермы. Как только датчик фиксировал семяизвержение, вибрация прекращалась, и прибор приступал к анализу полученного материала. За считанные минуты, можно было определить, способен ли мужчина к воспроизводству или нет. В принципе, прибор был полезен и удобен в эксплуатации, если бы не несколько неприятных моментов. Частенько подводила элементная база. Датчики ломались и вибратор продолжал работать, хотя материал уже был в наличии. Пока не останавливался вибратор, вытащить свое достоинство, мужчинам не представлялось возможным. Правда, некоторые пользовались этим и специально стучали по крышке прибора, в надежде вывести из строя датчики. Бывают такие люди, которым одного раза не достаточно. Иногда ломался кривошипно-шатунный механизм, и тогда вибратор развивал такую скорость, что клиент вытаскивал из него почерневший «окурок», вместо розового конца. Но, это были досадные недоразумения. Прибор пользовался огромной популярностью у сильной половины человечества и некоторые предпочитали платить деньги, а анализ был платным, за дополнительное обследование, чем вызывали неудовольствие у их жен. Одна такая женщина, вцепилась в лицо Гениального конструктора, когтями, за то, что он создал «этого монстра». «У мужа пропало всякое желание, после того, как он сходил на консультацию в лабораторию и сделал анализ» – кричала она на Михаила Леонидовича. Но, никакие преграды не могли остановить триумфального продвижение онанизатора, по бескрайним просторам России. Некоторые, богатые мужики покупали его для личного пользования, не смотря на высокую стоимость, резонно рассуждая о том, а зачем иметь жену, которую кормить и одевать надо, если есть безмолвная машина, которая не бухтит и есть не просит, а удовлетворяет не хуже валютной проститутки. Кое-кто, наградил их женскими именами и ложился вместе с ними в постель. Женщины писали петиции в Министерство здравоохранение, но результата не добились. Тогда-то и родилась идея, обратится к разработчикам, создать прибор, аналогичный мужскому, но предназначенный для исследования женских яйцеклеток. Гениальный конструктор приступил к разработке своего нового детища ОИФ-Ж, который должен был действовать по такому же принципу. Собственно, различие заключалось только в том, что надлежало отверстие заменить на нечто, напоминающее член. Я устроился на работу, как раз в тот момент, когда кипела работа над новым прибором.
Что же касается остальных приборов, которые перепродавали, то они не представляли из себя ничего оригинального. Обычные промыватели желудка,, в виде клизмы, средства от геморроя, чем-то напоминающее женские щипцы для завивки. По - моему, так, лучшего средства от геморроя, чем горячий паяльник еще не изобретено. Встряхиватели, в виде обыкновенной розетки, только со специальными увеличенными отверстиям для пальцев. Подключаешь эту штуковину в сеть, вставляешь два пальца, тебя так встряхнет, что после этого целый день ходишь как после приема стимуляторов. В общем, множество мелких медицинских штуковин, которые не приносили весомой прибыли. Королем, несомненно, был ОИФ-М, и если бы не частые сбои и поломки в работе прибора, то вскоре бы фирма могла бы выйти на международный уровень. Но, прибор ломался часто, был громоздок и неудобен в эксплуатации. Дело в том, что перед тем, как запихать в него свой член, клиенту приходилось сдавать кровь. Эта процедура, еще с детства, вызывала у людей неприятные ощущения. А, представьте себе, если эту процедуру приходится проделывать по несколько раз на дню. Каково? Те, кто брал прибор для личного пользования, просил пацанов отключить кровизаборник. Они с радостью делали это, разумеется, за определенную плату. Тот же, кому приходилось приходить в лабораторию, для сдачи повторных анализов, просто использовал чужие пальцы, которые предприимчивые мальчишки и бомжа с удовольствием пихали в дырки, вместо клиентов, получая за ЭТО ДЕНЬГИ НА МОРОЖЕННОЕ ИЛИ «ЛЬДИНУ».
Таким образом, работа молодых сотрудников фирмы, заключалась в ремонте, доставке и пуско-наладочных работах этого онанизатора. Если ремонтом и пуском приборов занимались пацаны, меня тоже хотели запрячь именно в их компанию, то доставкой в пределах город, занимались Игорь и Володя. Вот тут то, они и выцыпляли жалкие крохи, являющиеся небольшим довеском, к своим мизерным зарплатам. Если кто-то из парней отправлялся в командировку, то надлежало доставить на вокзал прибор, упакованный в пенопласт и в рабочем состоянии. Естественно, что для этого требовался транспорт. Никакой дурак не попрет на себе две большие коробки, весом около двухсот килограмм. Не попрет? Вы ошибаетесь. Эти два рационализатора приспособили для этого тележки, которые использовали раньше челноки, для своих вояжей в Польшу и свой собственный «пердячий пар». Взяв деньги, якобы на машину, они грузили части прибора на телеги и волокли их до ближайшей станции метро. Ладно летом, а вот, как же они справлялись зимой, вот в чем вопрос? Я посмотрел, как-то на этих ломовых лошадей, когда они окольными путями добирались до «Черной речки», это было захватывающее зрелище. Духота, солнце шпарит, как проклятое, пыль и пух затрудняют дыханье. Пот катит градом, мокрые, хоть сейчас в сушилку, они прут эти ящики по ямам и колдобинам, виртуозно уворачиваясь от автомобилей, зарабатывая себе на хлеб с пивом. Часто после такой доставки, приборы оказываются неисправны, и их приходится ремонтировать на месте установки. Вот к чему приводит жадность руководства и его нежелание достойно оплачивать работу сотрудников. Люди или ни черта не делают, как я, или кусают, что попало, как Игорь.
Собственно из-за этих мелочей мы и разосрались с Лариным. Он был настолько жаден, что постоянно пытался обжучить не только свое руководство, но и нас с Володей, заявляя о том, что раз он изобрел эту схему уволакивания денег из фирмы, таким способом, то ему и полагается большая часть свалившегося с небес табоша. Вова терпел и нехотя соглашался с ним, мне же это крысятничество претило, и я уволился, предпочитая заниматься онанизмом вручную, а не с помощью ОИФ-М и прочих устройств подобного типа.
Вероятно, именно из-за этого, я был не против, если бы Ларин вдруг оказался здесь в виде белки и бЛя, грохнул бы его вместе со всеми. Не имея возможности отплатить ему за подлянки в реальном мире, я был готов сделать это в виртуальном. Но, не смотря на все мои потуги, этот хохол так и не откликнулся на моё предложение, погостить немного у меня в голове. Хрен с ним, может и нарисуется в ходе процесса.
- Ну что, присядем на дорожку, - бЛя прервав мои размышления, обратился к пацанам.
Те, в свою очередь, положив ножи на клавиатуру моего компьютера, залезли с головой в кастрюлю и за обе щеки уплетали «Завтрак туриста» с макаронами, чавкая и лишь кивая головой в ответ.
Интересно, откуда они достали столь раритетный продукт времен эпохи позднего застоя? Не могли же консервы храниться где-то на складах все эти двадцать лет с тех пор, как рухнула социалистическая система государства, которого нет. У меня засосало под ложечкой и я оставив бЛя и его подельников, отправился на кухню, не забывая о злобном «шмеле» притаившемся где-то возле окна, а может и около батареи. Честно говоря, я просто струсил чуть-чуть, не желая смотреть, как будет происходить истребление несчастных белок.
- Припух, - бросил мне в след бЛя.
- Он хороший, - вступилась за меня бН.
Я мысленно поцеловал ее, чем вызвал приступ ревности у бЛя. Он чуть ли не вышвырнул нож, но сдержавшись, покорно дожидался пока туристы не дожрут свой долбанный завтрак их имени.
ОХОТА НА «ВЕДЬМ»
Едва выйдя из комнаты, бригада киллеров нос к носу столкнулась с Кэпом (для краткости бК), который неспроста здесь тусовался, а по всей вероятности следил за заговорщиками. Ситуация складывалась в таком случае весьма любопытная. бЛя и компания собирались внезапно перебить всю «демократическую оппозицию», представлявшую собой ту часть электората, которая тихо ненавидела меня, хотя бы в душе, и примкнувших к ним либералов, в лице синяков со двора и прочих прихлебателей.
- Ты чего? – бЛя повел себя абсолютно разумно, не бросаясь сразу же с ножом на бК, а стараясь выяснить, каковы настроения в рядах попрятавшихся по углам долбоебов. То, что все белки заныкались по норам, у него сомнений не вызывало. В этом доме и стены имеют уши, не говоря уже у сарафанном радио. Мало ли кто приставив пустую миску к стене и, сделав из нее подслушивающее устройство усиливающее звук, бЛя просто не мог подобрать приличное слово для его обозначения, не разнес все секретные переговоры в комнате до сведения остальных. Из большого секрета, план «Барбаросса» превратился в секрет Полишинеля. – А где Аркашка с остальными? Вы же вроде как за бухлом пошли.
- Да я, - глазки у бК забегали, засуетились, болтаясь по глазницам, словно сошедший с ума маятник от часов с кукушкой. – Я же закодирован, ты что не помнишь? – наконец нашелся он.
- Вот то-то и оно, - бЛя разговаривал с бК, одновременно размышляя, не засланный ли это казачок, призванный «дерьмократами» упредить неожиданный удар по их позициям. – Я и сам удивился, когда ты с Аркадием за водкой собрался.
- Не хотел смотреть на то, что было на мониторе, - засмущался бК. – Думаю, что кроме Аркаши, это никому не было интересно, ни тебе не бН.
- Погоди, - насторожился бЛя, мысленно показывая мне кулак.- А откуда ты знаешь про белок? Ведь тебя не было в комнате, когда «он» наконец объяснил нам, кто же мы есть на самом деле.
- Всё дело в том, - после получасового раздумья, бК наконец разродился. – Художник не дрочил у тебя за стулом на котором висела джинсовая рубашка. Он только делал вид и отвлекал тебя. Он сверлил дырку в стене, чтобы после того, как вы отвлечетесь, Аркадий смог бы установить в этой выемки радио-микрофон. Мы с ним поэтому и ушли чуть пораньше, чтобы он успел смотаться домой и привезти его обратно, вместе с приемником. Когда же художник сделал свое дело и дыра было просверлена, то появились бКо и бКу, с примкнувшей к ним бГ. Они то тебя и «его» отвлекали, прося денег на бухло, чтобы художник мог принять от Аркадия (для краткости бАя) микрофон и установить его в нужном положении. Ну, а потом, он вместе со всеми свинтил.
- Да вы стратеги! – вырвалось у меня, вовремя успевшего подключится к их разговору. Такого развития событий я себе представить не мог. Какие-то сраные белки независимо от моей воли, производят действия, достойные трезвомыслящего полководца. – Ничерта себе, это же целый заговор!
- Всё правильно, - согласился бЛя. – Среди них был Аркаша, выживший в той смертоносной мясорубке десятилетней давности, бК я не беру в расчет, у него мозгов на такое не хватит, он скорее пешка в чужих руках. Неужели Аркадий лидер оппозиции?
- Смотри глубже! – до меня наконец дошло. – Это не Аркаша, я понял, кто здесь заправляет.
- И кто? – поинтересовался бЛя.
- Бг!
Тут как у Гоголя немая сцена и никаких аплодисментов в мой адрес, за то, что я с такой воздушной легкостью и быстротой шахматного аналитика, просчитал всю комбинаторику ситуативного маразма. Короче, понял всю сущность происходящих событий.
- Что же нам делать? – бЛя повертел в руках нож, косясь на бК, который с ухмылкой теребил рукой усы.
- Попробуй перетянуть бК на свою сторону, - посоветовал я. – Он наверняка знает больше, чем рассказал. Пообещай ему, что он останется в живых.
- Он что, идиот? Он же прекрасно слышит все то, что ты мне говоришь. Ты сам-то понимаешь? Все, кто находится рядом со мной, слышат все то, что слышу я. Я же являюсь здесь передаточным звеном, ты моделируешь ситуацию, вставляя в мой мозг свои мысли, но часть этой информации отражается от меня, как от зеркальной поверхности солнечные лучи, и распространяется на окружающих, не полностью, пускай в искаженном виде, но все же. Тебе стоит отвлечься, как мы и договаривались, и следить за ходом событий ни о чем не думая, либо думая о посторонних предметах, например о жратве или политики. Главное, чтобы не то ни другое не мешало мне выполнить свою миссию. Думай о том, что не способно проникнуть к тебе в подкорку головного мозга и совершить самосуд над несчастными белками.
За стенкой в комнате всхлипывала бН, которая была поражена благородством бЛя.
- Лады, - согласился я. – Я постараюсь, но ты потом предоставишь мне полный отчет.
- Я подумаю, - бЛя засунул нож за пояс, кивнул туристам головой, и они вчетвером скрылись за углом.
Вернувшись в комнату, я подошел к окну и принялся вспоминать какую-нибудь забавную историю, которая бы отвлекла меня от утренних тягостных дум. Во дворе уже собирались местные алкаши, соображая на портвейн. Тут на ум пришла история, которую рассказал Рыжий, как он ходил по всяким наркологическим и прочим диспансерам, чтобы получить справки для сдачи экзаменов на водительские права. Если он сейчас не влезет мне в башку со своими занудными наставлениями, то я, возможно, постараюсь ее вспомнить, и отвлечься от грубой действительности бытия и запредельной ирреальности сущности сознания.
Получить права Рыжего подвигла матушка, подарившая ему на юбилей старенькую «Ладу», купленную у какого-то барыги за смешную сумму в 100 тысяч деревянных. Облизнувшись, Рыжий с легкостью горного барана поскакал по инстанциям, трубя всему миру о том, что он скоро пополнит плотные и сплоченные ряды автолюбителей. Предстояло посетить парочку диспансеров, выучить экзаменационные билеты, научиться крутить баранку и, собственно, сдать экзамен. Про сдачу Рыжий особо не распространялся, зато поход к наркологам описал с несвойственной для него яркостью и сочностью происходивших событий.
В психоневрологическом диспансере к выдаче справки отнеслись с «советским» формализмом. Проверили по картотеки, не состоит ли он на учете, и после того, как он сходил к врачу: высунул язык, дотронулся указательным пальцем до кончика носа, последил глазами за молоточком, болтающимся словно маятник перед его лицом, ответил на ряд ничего не значащих вопросов, затем, заплатил денежку даме в регистратуре, получил чек и справку, о том, что он может водить машину, то бишь, идти на курсы водителей категории «В».
Кстати, он впервые узнал, что права не единые для всех, а имеется несколько категорий в зависимости от того, каким транспортным средством ты управляешь. Подивившись своему открытию, он пошел в близлежащий шатер с надписью «ПИВО». Выпил две кружки пенящегося напитка, утолил жажду, и поплелся в наркологический диспансер, благо находился он в двухстах метрах от психоневрологического.
Зайдя в подъезд и прочитав надпись с указателем – «выдача справок для медкомиссии», он подошел к регистратуре, над окошком которой висела мятая бумажка с чьими то каракулями, – «Лицам с запахом алкоголя справки не выдаются!». Он постоял не много и пошел в ближайший магазин за жвачкой. Придумали тоже, бараны! Купив в магазине пачку «Orbit», он набил ими целый рот и вернулся в диспансер. У окошка образовалась очередь из прилично одетых людей и какой-то гопоты, он которой пахло, как в общественном туалете в застойные годы. Он примостился в хвосте, вслед за парнем лет тридцати, так же как и он, жующим жвачку. Людишки, что поприличней, так же как и он пришли за справками для работы, водительских курсов и на право ношения оружия, те же, что были с опухшими мордами, направлялись на прием к врачу, либо ложиться под капельницу, для дитоксикации организма. Один из вот таких типов хвастался двум другим:
- Я, ять, десять лет них в рот не брал. Бля буду. Закодировали меня в «бехтеревке» на червонец, так веришь, даже не тянуло. Нет, конечно, поначалу хотелось дернуть, но потом как-то все устаканилось. А последний год, так словно с похмелюги ходил, все время выпить тянуло. Нет, не сильно, но как куда с женой поедешь, где люди кушают отраву, так у меня, аж слюни текли, как у малого дитя. Я жене так и сказал, нах никуда больше ездить не буду, сорвусь еще, ху знает, что со мной станется. Зато, как только время истекло, я накупил водки, вина, пива, джина, да как крякнул… Целую неделю них не ел, только пил, как черт. Попил я недельку, чувствую пиз пришел, надо в диспансер бежать. Вот сейчас, прокапаюсь, кровушку промою и опять закодируюсь по новой, лет на пять.
- Так, зачем же ты пил? - спросил Рыжий. – Если десять лет держался, если не тянуло, то чего тебя понесло-то, жил бы себе спокойно, как прежде, и не надо было бы деньги тратить на капельницы и новое кодирование.
Помятые личности поглядели внимательно на задавшего бестактный вопрос мужчину, но промолчали, лишь в глазах их чувствовалась вселенская боль и тоска, от хронического непонимания их загадочной русской души.
В это момент, какая-то лесбиянка из регистратуры захлопнула окошко и вывесив табличку с надписью: «Проветривание 15 минут», пошла куда-то по коридору, вертя тощим задом, словно заправская шлюха. Ноги у нее были хоть и длинные, от ушей, но малость кривоваты и худы, словно спички, а груди у нее не было и вовсе, впрочем, это кому как нравится.
- Ленка всегда так, – сказал со знанием дела парень, стоящий перед мужиком. – Когда никого нет, она сидит и по телефону треплется, как только очередь возникает, так она тотчас уходит кофе с докторами пить. Ведет себя, как последняя ****ь.
- Ну, зачем вы так, молодой человек, - пристыдила его какая-то модная дама с мобильником на шее, им положено каждые два часа делать проветривание, вот она и строго придерживается инструкции.
- А почему бы не нарушить эту инструкцию, - не унимался молодой человек. – И не проветрить помещение на десять минут раньше? Ведь не было же никого, чего людям нервы то трепать?
- А вы торопитесь куда-то? – дама презрительно посмотрела на парня, сузив глаза в огромных очках.
- Нет, а какая разница?
- Не торопитесь, - зло ответила дама. – Тогда стойте спокойно и ведите себя нормально. Тем более, что вас доктор все равно не примет.
- Это почему? – парень потихоньку начинал вскипать.
- От вас алкоголем за версту разит, - фыркнула дама в очках и с телефоном, покосилась на парня, и отодвинулась, на всякий случай. Мало что взбредет в голову этим синякам.
- А от вас селедкой, - огрызнулся парень. – Я же ничего вам не говорю.
«Старая ****ь», - добавил он вполголоса, но дама услышала, вспыхнула словно олимпийский огонь, но ничего не сказала, а уставилась в стену, на которой висели разные страшилки о вреде алкоголя и наркотиков.
Как успел заметить Рыжий, на деревянном щите, висевшем напротив регистратуры, были прикноплены разноформатные листочки с различными статьями и баснями о вреде алкоголя, наркотиков и психостимуляторов. Кроме глупых и однотипных статей, были еще и жиденькие плакаты с лицами синюшного вида, со стаканами, бутылками, шприцами и маковыми головками. Надписи на плакате, тоже не отличались оригинальностью: «Выпил – потерял лицо!», «Наркотик – это твой враг», «Героин – чума ХХ века» и другие. Чуть ниже фломастером было написано: «Лучше выпить водки литр, чем лизать соленый клитор!», а еще ниже кто-то дописал авторучкой – «Если выпить литра два, - отсосешь и у козла!». Вероятно, кто-то пытался стереть эту похабщину, но кто-то так же настойчиво дописывал полустертые буквы по новой. Веселые люди у нас, подумал Рыжий.
- Пойдем, покурим, - предложил «раскодированный» мужчинам, стоящим в очереди. - Все равно, они там надолго засели.
Синяки, полезли в карманы за сигаретами. Рыжий и парень, стоящий перед ним, тоже решили последовать их примеру.
Мужики вышли на улицу, образовали полукруг и дружно задымили разномастным табаком.
- А я вот, тоже на счет этого, кодирования, - сказал сухонький дядька, с коричневым лицом и носом, напоминающим перезревшую сливу, да и цвет похожим один в один.
Все приготовились слушать.
- Это давно было, когда еще только мода началась на все эти кодирования и мудирования. Был у меня один приятель, мы с ним вместе на заводе работали, в одном цеху, я слесарем был, а он резчиком по металлу. Халтуры тогда было выше крыши. К нам постоянно инженера бегали с института, просили им всякие штучки сделать. Кому надо железку просверлить, кому пластинку отрезать, кому ключ изготовить из болванки. В общем халтуры хватало. А расплачивались они по твердым расценкам, установленным с незапамятных времен: ключ – сотка, фляга из нержавейки – триста, а ежели что посерьезней, то все пятьсот.
Ничего себе, подумал Рыжий, о каких это он годах толкует, или я чего-то не понимаю, или он врет.
Он даже хотел уличить рассказчика во лжи, но потом до него дошло, что речь идет не о деньгах, а о граммах. Просто, мужик под расценкой понимал не количество рублей, а количество спирта.
- Вот, таким образом, - продолжал тем временем бывший слесарь, – убирались мы к концу рабочего дня так, что и до дома-то как добирались - не помнили. Утром придешь на работу, мать моя, руки трясутся, голова болит, только и ждешь, когда интеллигенты на работу придут, да со своими заказами к нам в цех пожалуют. Дело в том, что спирта у этих инженеров было немерено, производство у нас было экспериментальное, с электроникой связанное: мы делали всякие крупные панели, платы, а они на них уже разные транзисторы, резисторы, диоды, идиоты – навешивали, а поскольку вся эта котовасия штука нежная, то им под это дело спирт и выдавали, а они его в дело тут же и пускали. Сами то они не так, как мы квасили, хотя, конечно случались и у них загулы.
Мужики с пониманием закивали головами, мол так оно и было.
- Ну, вот. А Вовкина жена, ну, того, который мой кореш, что резчиком трудился. Вот, она ему ультиматум поставила: «Или ты зараза пить бросаешь, или я уезжаю к матери и забираю детей!». Вовка прикинул *** к носу, попил с месяц и решил закодироваться, кто-то ему такую мыслишку подкинул. Долго думать не пришлось, тогда это еще не так модно стало и популярно, тогда людишки еще боялись этого, их стращали, что если выпьешь, так сразу же крыша потечет. Можно подумать, что от ентого дела ее на срубает, еще почище чем от всякой химии. Сходил Вовка на консультацию к врачу, снял со сберкнижки деньги и решился. День тверезый ходит, второй… Я к нему:
«Что это Вовка с тобой, никак завязать решил?».
«Да, Петруха, решился – отвечает он – Мы тут с женой, давеча, в клинику ходили. Там какой-то новый метод применяют, не ампулу в пузо или жопу вшивают, а просто, какую-то дрянь на язык капают, укол делают и вокруг башки руками крутят. Способ безболезненный и более действенный, чем «торпеду» зашивать. Да и действует он по-другому, если с «торпедой» на страхе живешь, мол если тяпнешь, то печень отвалится или сердце остановится, то здесь все иначе. Здесь они на кору головного мозга каким-то биополем действуют, тут они на твое подсознание влияние оказывают, стимулируют какие-то клетки, которые отвечают за твои желания. Вот они эти клетки и отключат на время, чтобы у меня желание пить не возникало»
«Здорово – говорю я –И насколько ты решился?»
«Пока на год - вздохнул он – А там видно будет. Я почему сейчас и не пью. Надо зафиксировать трезвое состояние, чтобы он меня таким и закодировал. Десять дней ни капли в рот не брать»
«А если они ошибутся и что-нибудь тебе не то отключат? – засомневался я – Вдруг, ты навсегда желание выпить потеряешь?»
«Как это!? – испугался он.
«А так – отвечаю я – Рукой махнет не в ту сторону, ты и станешь импотентом, как начальник цеха. Помнишь, он лечился от бесплодия, а кончилось тем, что у него совсем *** стоять перестал!»
Вовка почесал репу, призадумался и, понурив голову, побрел к своей гильотине. Держался он честно, из последних сил, нам всем так было больно смотреть на него, как он бедный маялся, но никто его насильно не заставлял, ему даже не предлагал никто, наоборот, постоянно подбадривали его и говорили всякие одобрительные слова.
И все же, не выдержал он, сорвался, в аккурат перед самым кодированием. Был у нашего парторга день рождения, вот он всем и проставился. Вовка ломался, ломался, да сломался.
«Плесните и мне» – Михал Сергеевич» – говорит он.
«Так тебе же, вроде, нельзя» – спрашивает парторг.
«Чуточку можно» – уверенно отвечает Володя.
В итоге, набрался он к концу работы, как ясен хрен, еле-еле его до дома доволокли. Вот так, с сильнейшего бодуна, он отправился на кодирование. Жаль было, ведь деньги то они заплатили и немалые, авось и такой сгодиться. Накапали ему в рот какой-то отравы, засобачили укол в вену, а потом врач пол часа крутил над его головой руками, при этом бормоча себе что-то под нос, словно шаман у чукчей или эвенков. Приходит Вовка в понедельник на работу, а гляжу, чего с ним не так, неужели никуда не ходил кодироваться. Подхожу, приветствую его. Точно, с такого похмелья мужик, что бес слез смотреть больно. Я его спрашиваю, что, мол, Вовка, решил не идти кодироваться?
«Да нет, - отвечает он. – Ходил»
«Как так, а чего же у тебя руки-то трясутся?»
«Врач сказал, что первый день тяжело будет, а потом полегчает, и все пройдет».
Проходит день, Вовка все такой же, даже рожа у него такая, будто он всю ночь квасил и не спал, а потом прямо с банкета на работу подался. Правда, не пахнет от него спиртным, но все равно, от него не то что люди, от него собаки на улице шарахаться стали. Инженеры, так те ему и без халтуры спирт приносить стали, жалко им человека, мается он и телом и душой, но Вовка не пьет, просто категорически отказывается, даже от пива. А в четверг или пятницу, жена приходит и закатывает такую истерику, что прибежал начальник цеха, парторг и профорг. Раскаркалась его кастрюля на меня, как ворона:
«Это ты, щучий сын Вовку с пути истинного сбиваешь. Это ты, собака драная, ему водку наливаешь, это ты его споить хочешь!»
Короче, такой хай подняла, что штукатурка с потолка сыпаться стала. Я ей отвечаю:
«Что ты Любушка, я с твоим трезвенником и язвенником последний раз и не помню когда и пил, он теперь у нас модный стал, от спирта морду воротит, пирожные в столовку лопать ходит, а не пиво пить к ларьку возле «железки». Ты бы лучше у себя в холодильнике пошустрила, он никак у тебя под одеялом пьет!»
В общем, поорали мы друг на друга, ни к какому консенсусу не пришли, никакого компромисса не достигли, разбежались в разные стороны, как боксеры, оставшись лютыми врагами, и каждый при своем мнении. Только запал мне в душу этот разговор. Неужели Вовка, действительно, где-то на стороне квасить начал. Я стал за ним потихоньку наблюдать, несколько раз, даже до дома его провожал. Ничего! Он после работы, на электричку, он в Лисьем Носу жил, с электрички – прямиком в хату, и целый вечер носа на улицу не кажет. Как только его «Клава» с работы придет, так я свой пост оставляю и домой. На меня жена даже наорала, решив, что я себе подругу завел. Собрал я тогда всех наших алкашей из цеха на совет, мы решили устроить мозговой штурм, что те парни из передачи: «Что? Где? Когда?», она только тогда появилась по первой программе, ее тогда вся страна смотрела. Вот мы, наподобие этих знатоков и решили, такую же дуру свалять. Собрались мы на насыпи, возле парка Лесотехнической академии, взяли пару литров белой, разложили пирожки на газету, расселись в кружок и стали думать.
Не хватило маленько, пришлось покупать кубинский ром. Вот, после этого рома, у мужиков, словно второе дыхание открылось, они как начали версии свои выдавать, что у меня аж мозги вскипели. Им бы в телевизор, вместо этих лощеных жидов…
Рыжий поморщился.
… - Вместо жидов, - повторил рассказчик. – Они бы с сухим счетом у зрителей бы выиграли. Дискутировали мы, дискутировали, наконец Васька-токарь выдвинул такую версию: «Раз Вовка выпил перед тем, как его эскулап закодировал, то и получается, он с бодуна был, вот таким и остался. Это же азбука. Если он зафиксировал его мозг и тело в том же самом состоянии, то Вовка так и будут целый год с перепоя ходить. Не зря же его предупреждали, чтобы он десять дней не пил, перед сеансом, а он. Держался девять дней, а потом слетел. Не надо ему было или пить на дне рождения Сергеича, либо идти кодироваться. Сказал бы тому шарлатану, что, мол, пардон доктор, вчера малость того, -усугубил. Доктор бы ему другой день назначил»
«Стелешь то ты мягко – отозвался Борис, слесарь с соседнего участка, - А вот никакого действенного рецепта не предлагаешь. Надо мужика спасать, ведь видно же, как ему плохо»
Он разлил все по целому стакану рома, мы чокнулись, выпили и занюхали пирожками с ливером. Вот, под это дело, вдруг у Федора, мастера на участке заготовки, идея возникла:
«А, что – говорит он – Если мы его опохмелим? Ведь, если ты с великого бодуна ходишь не похмелившись, то и свет тебе белый не мил, и голова болит, и печенку дерет, и изо рта какашками кошачьими пахнет. А только ты стакан тяпнул, как у тебя и жизнь налаживается и здоровье. Давайте ему завтра грамм сто накатим, а там поглядим, что с ним будет».
Понравилась мужикам эта мысль, стали они гадать, что бы такого вкусного предложить Володьке. Чтобы он в отказку не пошел. Решили, что для начала хватит пол стаканы «Кровавой Мэри» и двести грамм ерша. Сказано сделано. На следующее утро мы всей толпой пришли к Вовке на участок, а он болезный стоит, весь зеленый, руки трясутся, за живот и за голову держится, работать нормально не может, – молоко пьет. Подходит к нему мастер и сует под нос стакан с «Кровавой Мэри»
«Пей – говорит – И не выебывайся, а то премии тебя лишу!»
Вы представляете господа, чтобы в наше время такая забота о человеке была? Вот то-то, только и хаем да ругаем Брежнева, а ведь человек при нем добрее был, гуманней, чутче. Это потом уже при Горбатом, все испохабились, а при Беспалом до крайностей дошли, а тогда за друзей горой стояли. Сейчас бы ко мне кто-нибудь подвалил бы и предложил опохмелиться, так я бы его послал подальше, вдруг отравить хочет, а тогда…
Говоривший мужик зажмурил глаза, переполненный розовыми воспоминаниями, затрясся весь, словно эпилептик, завибрировал и продолжил свой рассказ.
… - Тогда эпоха была, а не ситуация. В общем, Вовку мы уломали, объяснив ему, до чего мы вчера дошли в результате мозговой атаки и поддержки, в лице дружественной нам державы, под руководством славного сыны кубинского народа, поставляющей в Союз столь интеллектуальный напиток, для наших отечественных мозгов. Вовка согласился и хряпнул стакан «Мэри» закусив его сигаретным дымом. Мы стоим, ждем результата. Надо сказать, чтобы особо не волноваться и не томиться, глядя на то, как один из нас пьет, а другие только слюни глотают, мы прихватили с собой пару пузырей «Гаваны Клуб», ну, и тут же их приговорили. Стоим, качаемся в меру, ждем реакции Вовкиного организма на «Кровавую Мэри». Вовка порозовел немного, повеселел, как-то весь возмужал в одно мгновение, воспарил над скучным бытием и говорит, протягивая стакан:
«Плесните еще братцы, вроде как мне легче стало»
Посмотрел я на мастера, он кивнул, значит можно чуть-чуть. Тогда вытащил из кармана «ерша» и сунул Вовке в руку. Сначала он жутко расстроился, а когда распробовал, то очень даже обрадовался и воспарил еще выше. Вот, только парил он не очень долго. Мы как-то успокоились, решили, что спасли мужика, и за текучими вопросами не заметили, что Вовка куда-то пропал. Ведь только что был здесь, а сейчас уже и нет его. Бросились мы искать, а Федька заглянул за гильотину и орет нам:
«Вот он, мужики, за станком дрыхнет!»
Ну, в тот раз мы его кое-как отмазали, за него Мишка-эпилептик отработал, и решили, что на работе ему больше наливать не станем, уж лучше, пускай после работы в кустах спит.
И точно. Как-то раз пошли мы в парк лесотехнической академии, встали в кружок, пустили бутылку по кругу, чтобы быстрее было из ствола пить. Дошла очередь до Вовки, он тяпнул, только передал бутылку Мишке, как брык и лежит говеет.
Короче, началась у него падучая. Выпьет – бряк и на пол. Не выпьет, так ходит сам не свой. Его даже начальство уволить подумывало, но мы решительно встали на его защиту. Лишь после того, как его Любка не выдержала и не отвела его к тому доктору, что пассы над его башкой накручивал, чтобы он снял с него этот гнусный код, только тогда он пришел в себя. Вышел на работу в понедельник, подошел ко мне и говорит:
«Давай Вовка выпьем!»
Я аж удивился, глядя на такие перемены. А он стоит, весь светится, весь такой просветленный, что плакать хочется, от счастья за человека. Правда, его кастрюля все-таки заставила закодироваться. Когда он в отпуск пошел, так она его на десять дней в сарае заперла, а потом на машине приятеля отвезла к доктору. Так ведь, не пил он засранец целый год, лишь потом, поехал на рыбалку в марте, он страстный был поклонник зимней рыбалки, нажрался там и замерз.
- Эй, курильщики! – из дверей диспансера показалась очкастая дама с мобильником на шее. – Сестричка давно уже пришла, вас ждет. Смотрите, а то опять комнату на проветривание поставит, будете опять возмущаться, - она подошла к старому «Опелю», открыла переднюю дверь и плюхнулась рядом с водителем.
- Старая ****ь, - проворчал парень, стоящий в очереди перед мужиком. – Решила на старости лет правами обзавестись.
- А может она оружие купить хочет, кто ее знает? – сказал Рыжий.
Народ, не оценив его шутки, повыкидывал хабарики в урну и поплелся к регистратуре.
Если те, кто пришел за справками быстро выходили из кабинета врача, то те, кто состоял на учете, те торчал там по двадцать, а то и тридцать минут. Рыжий уже притомился ждать, в животе у него бурчало, и он мысленно ругал своюмамашу, за то, что вместо того, чтобы сидеть с удочкой в своем садоводстве в Лемболово, он вынужден «отдыхать» на потертом диване в наркологическом диспансере. Парень, который был впереди него, здоровался с врачами и сестрами, словно был завсегдатаем этого учреждения. Предупреждая вопрос Рыжего, он сам завел разговор:
- Я давно уже здесь состою на учете, - начал он, поправляя слипшиеся, всклокоченные. Родаки сдали по дури в 98 году, за наркоту, вот и приходиться ходить сюда раз в месяц, чтобы с учета сняли.
- А сколько здесь держат? – спросил Рыжий.
- Официально – три года, но продержать могут сколько влезет. Найдут у тебя след от укола, ***к, опять на три года. А если ты квасишь, то следы алкоголя в крови. Они тут ушлые, им за количество деньги плотят. Сейчас, например, на учете состоит тысяча алкашей и пятьсот наркоманов, это я так, для примера, алкоголиков чуть больше. Им государство выделяет деньги именно на такое количество и шиздец. Там в министерстве их не ****, если к примеру в городе всплеск алкоголизма, особенно среди подростков, из-за бешенной и агрессивной рекламы пива. Куда не плюнь, везде логотип «Балтики» красуется, обратите внимание. В диспансере очереди, врачей не хватает, а государству наплевать, у них по нормам алкоголиков должно быть не более тысячи – полутора тысяч человек на район. Какой смысл врачам корячиться и выслушивать пьяные бредни алкашей, если зарплату им за это все равно не прибавит. Или иная крайность, когда спад наступает, а бывают у нас и такие периоды. И что, опять лажа полная выходит. Ах так, считают в министерстве, количество синяков уменьшилось, значит нагрузка на врачей упала, значит можно сократить одну штатную единицу на один диспансер, а следовательно – урезать финансирование. Опять – шиздец! Поэтому он и не снимают меня с учета, да и не только меня. Тех, кто более-менее нормальный, им выгодней держать, чем тех, кого, либо силком сюда не затащишь, либо, как вот этого, водят раз в месяц престарелые родители, - он показал головой в сторону входной двери.
Двое стариков, дед и бабка, вели под руки здоровенного бугая, который едва передвигал ноги, весь трясся и стонал, словно раненый боец красной армии.
- Я их уже не первый раз здесь вижу, - сказал парень. – Таскают сюда этого урода, откачивают, а он потом опять бухает.
- Так, чего они его не закодируют? – спросил Рыжий.
- А нахуя? – ответил парень. – Наркологам это не выгодно, старики по деньгам не потянуть, а сынок их кодироваться не желает. Ведь это дело сугубо добровольное, силком туда не затащишь, и в наручниках кодироваться не поведешь. Тут надо самому решение принять, от этого многое зависит.
- Мальчики, - запричитала подошедшая бабка…
- Я не против, - сказал парень, поняв, что хочет от него старуха. – Вы у мужчины спросите, он за мной стоит, если он пропустит, то проходите, что с вами делать.
Рыжий поняв, в чем собственно дело, кивнул в знак согласия. Бабка поблагодарила и присела, вздыхая, на скамейку напротив. Дед с мужиком приземлились чуть поодаль. Мужик по-прежнему охал и стонал, а щуплый, сухопарый дед, успокаивал его, держа под руку.
- А врачам выгодно, потому что он на учете состоит? – спросилРыжий.
- Нет, отчего, - сказал парень. – Просто они сейчас его под капельницу положат, деньги за лекарства снимут. Ведь в аптеке рядом не все есть, что для капельницы нужно. А куда старикам мотаться в их возрасте по городу в поисках, к примеру «реланиума» или «седуксена». Вот они и согласятся на слегка повышенные тарифы. Плюс ко всему…
- Вы уж простите меня, - перебила парня бабка. – Но Коле так плохо, так плохо. Он так мучается, просто мочи нет.
- Так, зачем же вы ему пить даете? – возмутился Рыжий. – Или не давайте, заперев его где-нибудь в кладовке, или плюньте на него, пускай подыхает, раз такая свинья.
- Ну, как так можно, - бабка вытащила платок и вытерла сухие глаза. – Все-таки сын. А запирать? Куда ж его запрешь, в прошлый раз отец его в ванной закрыл, так он дверь выломал, а потом, в отместку за это, пошел и телевизор продал. Это сегодня он тихий, потому что, плохо ему очень, а обычно, его не уговорить сюда приехать, приходиться домой вызывать, а там деньги большие, здесь хоть по-божески, рублей в четыреста уложимся. У нас с дедом пенсия-то не велика, хорошо хоть доплачивают помаленьку, - бабка опять приложила платок к глазам, на сей раз они натурально увлажнились. – Вы уж простите меня. Горе-то какое, горюшко!
- Я таких здесь насмотрелся, выше крыши, - сказал парень. – Особенно бабы, ну, такие дуры, просто ужас, а наглые какие. Кстати, они почти всегда сюда «под мухой» приходят и клянчат либо «фен» либо «родедорм».
- Простите, - извинился Рыжий, искоса поглядывая на заваливающегося на левый бок, бугая. – Чего они выпрашивают, я в этой терминологии ни черта не понимаю.
- А, так это успокоительные и снотворные препараты, алкаши их жрут в больших количествах, вперемешку с водкой, хоть вырубаются иногда. А так от водки и бессонницы крыша потечь может. А женский алкоголизм, это штука серьезная, он почти не вылечивается, тем более, что они этого и не хотят.
- А вы спец, - улыбнулся Рыжий, – досконально изучили этот вопрос, словно к докладу готовились.
- Бросьте, - смутился парень. – Просто я давно здесь околачиваюсь, все никак с учета сняться не могу.
- Отчего же так? – спросил мужик.
- Силы воли не хватает, - ответил парень. – С наркоты слез, так на алкоголь подвис, но сейчас вроде, тьфу-тьфу-тьфу, - он постучал себе полбу, как полагается в таких случаях.
Распахнулась дверь, вышел посетитель, проторчавший у врача двадцать пять минут.
- Ну, как Вова? – спросил парень. – Мыться и химию?
- Да, - вздохнул Вова, который рассказывал на улице историю про своего тезку, - Поставлю химзащиту на годик, а там поглядим, - он махнул рукой и пошел в аптеку за лекарствами.
- А зачем мыться? –поинтересовался любознательный Рыжий.
- Что? – спросил парень.
- Ну, вы же сами сказали, мол, мыться будешь, а потом химию, - повторил мужик слава парня.
- А, - рассмеялся парень. – Мыться, это врачебный жаргон. Это означает, что он ляжет под капельницу и его прокапают, кровь от алкогольной интоксикации вымоют, очистят от всяких сивушных масел, солей и прочей гадости, которая поступает в кровь вместе со спиртом и едой. Ведь, токсинов и в атмосфере хватает.
Из распахнутой двери донесся мужской тонкий голос: «Следующий, проходите!»
Бабка кряхтя поднялась со скамейки, подошла к деду, и они вместе стали поднимать своего великовозрастного балбеса, который успел задремать в неудобной позе, едва не свалившись на кафельный пол.
- Тьфу, - плюнул парень. – Кошкин, пидрила!
- Что? – спросил мужчина.
- Кошкин принимает, - огорченно сказал парень. – Я к нему не люблю ходить, он весь такой манерный, такой. В общем, педераст, он и есть педераст.
Рыжий поднял брови:
- Вы имеете ввиду?
- Да, он в самом деле голубой, - кивнул головой парень, наблюдая, как старики волокут своего сына в кабинет. – Этот спектакль надолго, можем сходить, покурить
Погода слегка испортилась, появились облака, ветер усилился и поменял направление. Мужчины закурили и парень продолжил просветительскую деятельность.
- Вообще-то, - здесь есть не плохие врачи, хотя по сути своей, они на тех, кто стоит на учете смотрят как на последних подонков.
Мужчина пожал плечами и спросил:
- А что, здесь одни мужики работают?
- Наоборот, - ответил парень. – Здесь бабье царство, - Кошкин единственный мужик, да и то, не мужик. Короче, раньше здесь психолог работал – Володя, он, пожалуй и был единственным мужиком, а остальные тетки, - он начал считать медперсонал, загибая пальцы: Марта Федоровна, Римма Михайловна, Ирина Алексеевна, Жанна Борисовна, Кошкин, баба- психолог, не знаю, как ее, и заведующая -–Пищаева, по имени не помню. Да, так я хотел про Володю рассказать, про Владимира Михайловича, как он меня кодировал, да беседы вел. В общем-то, мыв с ним трепались не о чем, так, когда у него платных не было, то он либо с Иркой шашни крутил, либо книги читал по менеджменту и психологии. Он параллельно учился в ИНЖЭКОМЕ, собирался сваливать отсюда, а когда уставал заниматься, так со мной трендел, я тогда часто сюда заходил, у меня парнишка на Комсомольской площади жил, травой приторговывал. Я бывало зайду к нему, мы с ним пыхнем, а он сваливает по делам, а мне поболтать охота, вот я к Вове и заходил, языком почесать. Поговорить он любил, это он мне про Кошкина и рассказал, а еще сказал, что Кошкин рецепты за деньги продает наркоманам. Вот вам и пидрила с Нижнего Тагила!
Рыжийкивнул, словно все понял именно так, как обстоят дела на самом деле.
- Так, если вы кодировались, - сказал он после некоторой паузы. – То, почему вам не помогло?
- Фиг его знает, товарищ майор, - ответил парень. – Может, Вова еще не совсем доработал свою систему. Это же не просто. Как я понял, вся эта ерунда строится на одном простом принципе, что «торпеда», что «химзащита», что кодирование. Все основано на страхе. Страхе смерти, страхе потери разума. Вот вы пьете?
- Что значит пью, - возмутился Рыжий, такому подозрению со стороны собеседника.
- Простите, я не так выразился, - сказал парень. – Вы выпивали так, чтобы на утро вам белый свет был не мил, чтобы душа ваше не на месте была, чтобы печень болела? Выпивали?
- Было дело, - соврал Рыжий, явно занижая свою самооценку до минимального уровня. – По молодости, с кем не бывает.
- Да я вас не осуждаю, - сказал парень, прикуривая новую сигарету. – Вы вспомните свои ощущения, свои мысли? Вы никогда не думали в тот момент о смерти, о болезнях, об одиночестве. Вам не испытывали чувство тревоги, возникающей из неоткуда Вам не было в те моменты страшно? Ну, словно вы попали в западню, и не знаете, как из нее выбраться?
- Вероятно, - Рыжий наморщил лоб. – Скорее всего, да, вы правы, страх был, причем не всегда оправданный, какой-то спонтанный, неощутимый, неясный, но довольно пронзительный.
- Вот и здесь аналогичная история, - сказал парень. – Когда вам зашивают «торпеду», то вас предупреждают, что ежели вы выпьете хотя бы одну рюмку водки или бутылку пива, то ампула лопнет и вы умрете. Все замыкается на ваш страх перед смертью. Если вам ставят химзащиту, то вариант повторяется, и вас так же пугают либо смертью, либо психушкой, практически никакой разницы. А то, что вам вкололи какую-то дрянь, которая не причинит вам вреда, вы, естественно, не догадываетесь, вы же привыкли верить врачам. Да, не может хорошее лекарство стоить так мало, тем более всем известно, что если человек решился, то он готов выложить приличные бабки, но только иметь действенный результат. А здесь, в диспансере, вам предложат херню за сто тридцать два рубля, на один месяц, которая даже на мышь не подействует. В принципе, и кодирование тоже основано на факторе страха, но там немного другая система. Если хотите, то я вам позже расскажу, а то, сейчас уже мужик с родичами выйдет, моя очередь наступит.
- Что ж, с удовольствием, - согласился Рыжий.
Они зашли в здание, и парень попросил медсестру с ногами как спички, которую звали Лена, забрать его карточку у Кошкина и передать ее к Жанне Борисовне. Рыжий последовал его примеру, он не то чтобы побаивался, но все же относился к голубым с некоторым предубеждением.
Жанна долго не церемонилась с парнем, задала ему стандартный набор вопросов, посмотрела вены, попросила показать язык, выписала рецепт на «фенозепам», который он у нее выклянчивал еще в прошлый раз, и отпустила с богом, до осени. Рыжего она, вообще, задержала лишь на несколько секунд, мельком взглянула на него, отрывисто бросила:
«Пьете? - и не дожидаясь ответа, расписалась у него в бланке и шлепнула личную печать. - Поставьте штамп в регистратуре».
- И куда пойдем? - спросил Рыжий, проделав все манипуляции со справкой, и подходя к ожидавшему его парню.
- Пойдемте, пива попьем, - ответил парень. – Можно возле Автово, можно у Кировского завода, мне все равно, я здесь рядом живу, на улице Васи Алексеева.
- Пошли хоть куда-нибудь, а такое пекло.
Они вышли на проспект Стачек и пошли в сторону Кирзавода, там стояло несколько шатров с названиями различных пивных заводов.
- Я возьму, - сказал парень, когда они приземлились под тентом возле одного из шатров. – Вам какое?
- Любое, - ответил Рыжий, радуясь тому, что удастся на халяву хлебануть пивка. – Я пить хочу.
Через пару минут парень принес два бокала светлого пива.
- Фу-х, - Рыжий сделал солидный глоток и поставил бокал на пластиковый стол. – Хорошо!
Парень последовал его примеру, но пил с меньшим удовольствием и смаком. Просто тянул янтарный напиток, как обыкновенную воду.
- Вы хотели мне рассказать, что представляет из себя кодирование, - прервал затянувшуюся паузу Рыжий.
- Да, конечно, - согласился парень. – В принципе, как я говорил, здесь все тоже замыкается на страхе, но ассоциируете вы этот страх не только со своим самочувствием, боязнь смерти своей или ваших родных и близких, этот страх более обширен, более глобален и разнообразен.
Лицо у Рыжего было непроницательно и ничего не выражало.
Парень отхлебнул еще пива, полез за сигаретой, закурил, бросил пачку и зажигалку на стол, а затем продолжил:
- Володя сказал, что придумал свой способ кодирования, и предложил мне испытать его на себе, при этом он уточнил, что уже проводил несколько сеансов с одним алкашом, и тот, по его словам, с выпивкой завязал. Я не слишком то склонен доверять байкам врачей, тем более молодых и амбициозных, но делать было не чего, хуже чем есть не станет, а почему бы и не попробовать, тем более, теплилась грешная мысль – а вдруг поможет? Я честно, как и должно быть, прошел детоксикацию, ну, помылся, как вы помните, не курил травы, не кололся, не бухал, все честь по чести. Он несколько раз проводил со мной предварительные беседы, как я понял, расспрашивая меня, какую я люблю музыку, какая вызывает у меня чувство тревоги, страха, раздражения. Какие запахи предпочитаю, а какие на дух не переношу, что мне нравиться есть, какие цвета люблю больше всего, какой тип женщин нравится. Короче, выведывал у меня мои пристрастия, симпатии и антипатии, чтобы, воспользовавшись ими, закодировать меня по собственному методу.
В назначенный час, я пришел в диспансер, где он приготовился к сеансу. Вначале, я думал, что он меня загипнотизирует, а потом будет внушать что-то в подкорку моего мозга. Но все оказалось иначе. Он положил меня на кушетку, присоединил к моим запястьям какие-то провода, словно он собрался снимать у меня кардиограмму, налил мне в рот какой-то гадости, включил на магнитофоне тихую спокойную музыку, сделал мне укол в предплечье и сел напротив меня в кресло, держа в руке нечто, отдаленно напоминающее латер. Вам это название о чем-нибудь говорит?
Рыжий кивнул.
- Володя щелкнул выключателем и на запястьях, к коим на пропитанной водой бинтах, были пришпилены провода, раздалось слабое покалывание. Доктор же в это время рассказывал мне какой-то анекдот. Потом он стал расспрашивать меня о детстве, о юности, о моей первой любви, спросил, какие ассоциации вызывают у меня эти воспоминания, что я чувствую, когда слушая музыку Бетховена, которая сейчас звучит. Я отвечал ему чуть заплетающимся языком, у меня возникло такое ощущение, что он вмондрячил мне какой-то слабый наркотик, настолько расслабляюще подействовал на меня этот укол. Он попросил меня закрыть глаза и представить картинку, в которую гармонично вписалась бы эта музыка. Я закрыл глаза, расслабился и представил себе, что я иду по залитому солнцем лугу, вокруг порхают бабочки, стрекозы, стрекочут кузнечики, шумит впереди лес… И вдруг гром, гроза, вспышки молний, дождь и леденящий душу страх, перед черным лесом. Я испугано открыл глаза и посмотрел на Володю. Он сидел с каменным лицом, которое ровным счетом ничего не выражало. Я включил сознание, чтобы вернуться в реальность, и понял, что вместо Бетховена играет группа Rammstein, что лицо мое мокрое от воды, а запястья жжет так, что нет мочи. Правда, этот ненавистный мною Рамштайн сменился Вивальди, лицо Володя вытер мне полотенцем, а покалывания прекратились.
«Расслабься – сказал он – Думай о приятном».
Я со страхом закрыл глаза, боясь, что он опять что-нибудь вытворит этакое. Так оно и произошло. Только на этот раз он не поливал меня водой из кувшина, а когда Вивальди сменил все тот же ненавистный немец, а он увеличил напряжение, так что чуть не подпрыгнул на кушетке, он подскочил ко мне и дал мне звонкую оплеуху. Этого я вынести не смог, вскочил с кушетки, оборвал провода и ушел, забыв у него свой свитер. Правда, он позвонил потом мне домой и извинился, сказав, что надо было меня предупредить о сути его метода, на что я ответил, что идея у него не плохая, только до конца не разработана, поскольку, я после его кодирования, просто боюсь закрывать глаза. Он ответил, что просто я не дошел до финала, когда он активизирует ту часть головного мозга, которая отвечает за удовлетворение удовольствий, а наркотик, это альтернатива, отсутствию удовольствия от жизни, во всяком случае, в первое время. Он спросил, не хочу ли я продолжить сеанс, на что я, поблагодарил его, но твердо сказал нет.
«Ты меня в следующий раз палкой по голове огреешь или ток такой врубишь, что я в уголь превращусь. Это же у тебя не кабинет врача, а камера пыток, какая-то. Американцы к своим преступникам и то гуманней относятся, они им сначала успокоительное дают, и лишь только потом зажаривают заживо».
Он допил свое пиво. Рыжий молчал, не зная, смеяться ему или рыдать, на столько все это выглядело и комично, и по-идиотски как-то с другой стороны.
- И что?
- Ничего, - ответил парень. – Больше я не позволял ставить над собой эксперименты, да и Володя ушел в «Виту» там наверное практикуется и людей по роже лупит. Не знаю, давно с ним не общался. Да, вот еще. Скоро здесь рядом откроют реабилитационный центр для больных алкоголизмом и наркоманией. Уже реконструируют бывший детсад. Деньги туда хорошие вбивают, прибыль обещается весьма солидная. Говорят, туда крупные наркодилеры часть своих средств от торговли наркотиков вложили, значит толк какой-то будет.
- В каком смысле? – удивился Рыжий.
- В прямом, - парень постучал по кромке бокала. – Толк будет от правильного вложения капитала. Выгода двойная, это и прибыль от торговли наркотой, это и деньги от пациентов центра, а койка там стоить будет не меньше чем в какой-нибудь «Бехтеревке» или «Вите». Это как в присказке: одной рукой лечим, а другой калечим. Это жизнь, ничего не поделаешь!
Эта история рассказанная когда-то Рыжим, как-то отвлекла меня от повседневных забот и даже позабавила своей актуальностью для меня, нынешнего. Я настолько влез в нее, что когда в моем мозгу возник окровавленный бЛя, я даже поначалу и не сообразил, откуда он нарисовался. Но, потом вернувшись в действительность, мгновенно переключился на него.
- Ты ранен? – глупее вопроса я просто не мог придумать.
- Нет, порезал палец, когда отрезал голову, - ответил бЛя, плюхаясь на кровать. – А где бН?
- Какую голову? – остатки волос вздыбились у меня на голове, да и не только на ней.
- Где бН, - повторил убивец.
- Черт ее знает, - я пожал плечами. – Лежала на постели, когда я отошел к окну в своей комнате и отвлекся на всякие воспоминания. Ты же сам просил меня, чтобы я не думал о происходящем, и не создавал для тебя лишних припонов и помех. Так кому ты голову отрезал? – мне представлялась ужасная картинка из прошлого, запавшая в память. Это видео съемки войны в Чечне в 95 году. Когда боевики выставили на обочине дороги четыре отрезанных головы зарубежных корреспондентов или представителей «Красного креста», сейчас уже не вспомнить.
- Сейчас уже и не вспомню, - он зевнул, подозрительно осматривая комнату, словно искал в ней что-то невиданное. – В этой мясорубке сложно что-то запомнить и тем более понять.
- Странно, - с сомнением сказал я. - Судя по произведениям довольно разных писателей и кинорежиссеров, убийца на всю жизнь запоминает глаза своей жертвы, или стон или крик.
- Может это и так, но только в том случае, если он смотрит в эти глаза, если он слышит этот стон, если он убивает человека, а не белку. Ты же знаешь, что белка бестелесна, и чтобы убить ее порой не достаточно одного ножа или ствола, ее надо задушить морально, лишив возможность сопротивляться. А поскольку в толпе все это происходит одним чёхом, то разобрать, чья это кровь, бывает весьма проблематично. Так что, смотри кино про генерала Хлудова или читай Ремарка перед сном, как это делает президент, *** что поймешь в теории убийства.
- Может ты и прав, - чтобы не влезать в метафизические дебри психологии, я вынужден был согласиться и только спросил у него. – А куда подевались твои подельники?
- Не понял? – он поднял брови.
- Туристы где?
- Они пропали, - равнодушно сказал бЛя. – Они пропали чуть ли не в самом начале. Так что, мне пришлось самому разбираться с этой проблемой.
- Ты можешь рассказать, что и как?
- Пожалуй, что смогу, - Бля повернулся с живота на спину и посмотрел в потолок. Его взгляд уперся мне прямо в переносицу, от чего у меня мурашки побежали по спине. Видеть своего клона таким, я бы не пожелал никому. Вернее даже не так. Я просто не мог представить себя таким измученным, опустошенным и лютым. Неужели я такой?
- Причем здесь ты, - бЛя усмехнулся. – Ты вспоминал о посещении Рыжим наркологического диспансера, я что не знаю об этом. Кстати, я чего-то его в доме не встретил, ты же думал о нем. Верно?
- Я скорее думал о нем не на прямую, а в третьем лице, - сказал я. – От того притяжение было не столь сильным, и он просто спрятался где-то со своей кобылой.
- Так ты просто притягиваешь своих знакомых, словно магнит. Так что ли? бЛя, словно кошка слизывал с оголенной по локоть руки, остатки крови, если он, конечно, не соврал.
- Получается, что так, - кивнул я. – Я до сих пор не разобрался в подноготной этого процесса. Ты же сам знаешь, некоторые легко уворачиваются и не попадают под мое влияние, а некоторые помимо моей воли оказываются в мозгу. Тут вопросы скорее к Бг, а не ко мне.
- Вали все на посторонних, так жить легче, - съязвил бЛя. – Можно подумать, что тебе кто-то водку в глотку насильно заливал. Ты как Рыжий и Ларин. Как что происходит не по их сценарию, так сразу же во всем виноват какой-то дядя. А если только все тип-топ, так именно это их прямая заслуга. Что ты пример дурной берешь со всяких мудозвонов, у тебя своей башки на плечах нету? Впрочем, судя по твоему состоянию, это вопрос риторический. Вспомни, что тебе Алиса говорила: «Не связывайся Лёнич с этими скотами, они тебя шваркнут через хрен и даже не поморщатся»
- Ладно, отвяжись, хватит меня гнобить. Лучше расскажи, что произошло, как ты с задачей справился?
- Да в принципе и рассказывать-то особо не о чем, - Бля явно издевался надо мной, видя, как я нервничаю, ожидая его отчета. Он отвел взгляд от потолка, повернулся и посмотрел на то место, где еще некоторое время тому назад лежала его любовь бН. Они были знакомы всего лишь девятнадцать часов, а бЛя был влюблен в нее по самые уши, словно знал белку столько, сколько я знал ее прототип – Нинку. – Меня твоя кобыла не интересует. Она циничная, недовольная жизнью пьянчужка, преклонного возраста, а моя бН совсем на нее не похожа. Да ты и сам не соображаешь, кто тебе из их двоих милее. Ведь я прав?
Сознаваться в том, что частично он прав, мне не хотелось.
- Едва мы вышли на лестницу, как столкнулись лбами с Сашкой и Колькой морпехами, которые распивали портвейн рядом с лифтом, - начал свое повествование бЛя, скользя взглядом по стенам, словно пытаясь что-то отыскать. – Они были настолько пьяны, что убить их не составляло большого труда. Туристы, пока еще не смылись куда-то, просто оторвали от стены батарею в восемь секций и размозжили ею головы двум приятелям. Тут же прибежал Сева и Вовка-с-Жулькой, так его художник прозвал. Не обращая внимание на два трупа, они выпросили у нас батарею, чтобы тут же сдать ее, как металлолом в пункт приема. Пока Сева ходил за тележкой, я дал Вовке по башке бутылкой, а потом запихнул его в шахту лифта. Когда соседка с третьего этажа вызвала лифт, то Вовку просто размазало по защитной сетке. Можешь поглядеть, кровь капает до сих пор. Когда вернулся Сева, то туристы помогли ему управиться с батареей. Он сейчас отдыхает в подвале, затопленном горячей водой с батареей привязанной к ноге. Кстати, после этого парни и исчезли куда-то, пришлось мне дальше действовать одному.
- Извини, - я перебил его. – А куда делся бК?
- Он из окна выпрыгнул, когда увидел, как ребята обошлись с вояками. Вероятно подумал, что на твои слова рассчитывать нельзя, вот и решил самолично свести счеты с жизнью. Впрочем, ты же знаешь его, он мог и инсценировать самоубийство. Это еще тот перец! Да ладно, фиг с ним. Выйдя во двор, я заметил на скамейке возле спортивной площадки Каплея и Тамарку. Каплей, как всегда без денег, залечивал Тому байками о том, что когда он получит пенсию, то купит ей хоть ящик коньяка. Томка матюгалась и естественно не верила ему, но желание выпить не одной, оказалось сильнее, и она вытащила из кошелька несколько купюр. Каплей пошел в магазин и встретил по дороге Ошпаренного, они стояли на проезжей части и о чем-то разговаривали, в этот момент их и сбила машина Сашки-молдованина, мужа Оксаны.
- А он как здесь нарисовался?
- Его Сева попросил помочь отвезти металлолом в приемный пункт. Оказывается, что у него в подвале находился целый склад всякого железа. Они с художником всю весну пилили трубы на чердаке вашего дома. Кстати, если у тебя зимой не будет отопления, то можешь поблагодарить своих приятелей за эту помощь.
- А зачем тогда Сева ходил за телегой?
- Не знаю, не перебивай меня, а то я и так нить повествования теряю. Короче. Я подслушал разговор Севы и Сашки-молдованина и проколол ему ножом колесо его «Форда». Он поехал на встречу с Севой, не обратив внимание на спущенное колесо. Развив бешенную скорость, его повело вправо и он сбил Каплея и Ошпаренного, при этом сам врезался в дом и загорелся. Из квартиры выбежала Ксюха и попыталась спасти мужа, но едва она подбежала к машине, как та взорвалась и загорелась. Взрывной волной Оксану отбросило метров на пять, и она в горящем платье, попала под колеса «Волги» Рубчевского. Тот пытался затормозить, чтобы избежать столкновения, но ему в задницу въехал Валерка на своем «Опеле», а следом за ним и Бровкин с Шорниковым, ехавшие на труповозке. В довершении всего, внезапно лопнула труба с горячим отоплением, не зря Сашка-морпех предупреждал вас о сильной изношенности труб. Всю улицу залило кипятком и все участники ДТП сварились словно пельмени. Можешь выглянуть в окно и поглядеть, они до сих пор плавают с распухшими телами, красные как раки и чистые, словно снег.
- Ты слишком циничен, - заметил я, не решаясь подойти к окну и оценить масштабы произошедшей трагедии.
- Ерунда, - бросил в ответ бЛя. – Таким образом, всё случилось само собой, и мне не пришлось брать грех на душу. Правда Тамарку и художника пришлось брать на себя. В общем. Когда я вернулся во двор, Тома и художник уже где-то раздобыли спиртное и пили на той скамейке с которой тебя забрали вчера днем в милицию. Я подошел к ним и незаметно плюнул в стакан с вином. Дело в том, что я захватил из дома капсулу с «гидронатриесубтиленом игольчатого осмия» это быстрорастворимая биологически активная добавка для резкого понижения давления. Она и так говно, как всё что разработано нашими биологами в этой области, так если еще ее смешать со спиртным, то она еще пострашнее цианидов будет. Пока художник объяснял Томе великую значимость своего нового метода написания великих полотен, БАД успела раствориться и превратить вино в яд. О стихи сочинились, здорово!
На счет того, что это было здорово, я как-то засомневался. Больно все так гладко у него получалось, что просто на загляденье. То труба лопнет, то батарея на голову свалится, то таблетки какие-то невиданные оказываются под языком. Больно уж неправдоподобно все это выходило.
- Не нравиться – не ешь! – обиделся бЛя. – Надо было не байки Рыжего вспоминать, а следить за происходящим. Кстати, ты говорил, что у тебя везде видеокамеры понатыканы, вот возьми кассеты и посмотри, вру я или нет.
- Ладно, ладно, успокойся, я тебе верю, продолжай дальше.
Сначала хлопнул художник, а потом Тома. У художника спазм горла. Он схватился руками за него пытаясь глотнуть воздуха, но оно, горло, так быстро отекло, что он шлепнулся прямо на Тамарку, которая крякнула мгновенно, едва только пригубила спиртное. Вероятно, у нее лопнули сосуды головного мозга. Из тех кого ты вспоминал сегодня оставались только несколько человек. Я вышел на проспект в поисках бГ, бКо и бКу. Их я обнаружил в поле возле озера, того что рядом с Вороньей горой.
- Погоди, - я потряс головой, стараясь стряхнуть с ушей макароны. – Но ведь это в Красном Селе.
- А мы по-твоему где находимся? – осклабился бЛя.
Я подошел к окну и выглянул на улицу. Естественно, кроме привычного ландшафта я там ничего не увидел. Тьфу, черт, это же все происходило в голове, дошло до меня, и я успокоился, если дрожь во всем теле можно назвать успокоением.
- Можно продолжать, недоумок? – он просто издевался надо мной, чувствуя мою беспомощность и слабость.
Я махнул рукой. Так оно происходит всегда. Стоит только ослабить вожжи и дать слабину, как тебя начинает гнобить собственное подсознание, материализовавшееся в виде какой-то поганой белки, не говоря уже о других.
- За поганую белку ты ответишь, - с угрозой в голосе произнес бЛя, но распаляться не стал, а продолжил свой ****еж. – Заметив эту троицу, я спрятался за кустами и стал наблюдать за ними. БКо из-за чего-то материл бГ, вероятно приревновав ее к бКу. Поскольку капсул с БАДом у меня больше не было, то мне пришлось ждать, пока они не упьются в хлам и не уснут. Первым вырубился бКо, истративший как обычно множество нервных клеток на переругивание с бГ. Та в свою очередь, так хотела с кем-нибудь перепихнуться, что постоянно лезла бКу в щтаны, который отпихивал ее, заявляя, что он уже семь лет импотент. В итоге их ругань переросла в потасовку и бКу, просто придушил бГ. Поняв, что он сотворил, бКу, встал и решил ополоснуть лицо, чтобы прейти в себя и слегка протрезветь. Подойдя к плотине, он наклонился над водой, покачнулся и, не удержав равновесия, упал в воду. Поскольку он был пьян, то вылезти из воды он не сумел и, нахлебавшись воды, утонул. Тогда я вылез из-за кустов и подошел к спящему бКо. Он весь посинел и не дышал. Я потрогал у него пульс. Сердце не билось. БКо умер от мгновенного отека легких вызванного двусторонней пневмонией, которую он подхватил от своего пасынка Лёши, умершего в Боткинской больнице три года назад.
У меня окончательно вытекли все мозги из головы от его россказней. Как это можно, подхватить пневмонию три года назад, и умереть сейчас «от мгновенного отека легких»? Бред собачий да и только!
- Откуда ты про отек-то узнал? – тем не менее поинтересовался я, хотя червь сомнений все больше вгрызался в мою душу.
- Вызвал скорую по мобиле. Дождался, пока те не приехали и не констатировали факт смерти. Что тебе еще надо?
- Они что, при тебе труп бКо вскрывали?
- Дурак!» Они по остаточным признакам определяют, а только потом везут к патологоанатому. Ясно?
- Угу, продолжай.
- А собственно и продолжать то уже нечего. Из тех белок, кто находился у тебя в голове оставались только бОН и бАя. Про бН я не говори, потому –что она оставалась в комнате вместе с тобой и где она сейчас я сказать не могу.
При упоминании имени бН, мне показалось, что я слышу слабое хихиканье доносившееся до ушей где-то со стороны коридора. Я прислушался, пропустив мимо ушей его реплику относительно моих умственных способностей. В коридоре было тихо. Вероятно показалось, а может и нет. Вставать с кровати было лень и я вновь включился, чтобы продолжить слушать его рассказ.
- БАя и бОН сидели на бревне в кустах возле школы и пили шампанское. БОН успокаивала бАя, объясняя ему, что бН всегда была циничной белкой и спаривалась с ним не из-за любви, а ради физического удовлетворения. «Ты хороший ебарь, со знанием дела говорила бОН, но бН все время нравился бЛя, еще с тех достопамятных времен. Она еще тогда хотела его, но он выбрал Машку. Кстати, скажу тебе по секрету на счет бН и бЛя. Ты представить себе не можешь! Давай бляха муха, наливай!» БАя разлил игристое вино по пластиковым стаканам. Они чокнулись и выпили. БОН продолжала свои россказни. «Ты ее понять не сможешь, ты не женщина. Но она впервые в жизни кончила с ним. Представляешь, бАя, впервые в жизни кончить в ее возрасте, прожив, фактически, больше половины сознательной жизни!». Этих слов бАя перенести не мог и у него случился разрыв сердца!
Тут Бля не выдержал и заржал как конь. Из-за двери раздался дружный смех. Я вскочил с постели и распахнул дверь в голове. За ней стояла толпа белок во главе с бН и хохотала.
- С первым апреля козленок, - бН полезла целоваться ко мне.
- Ну, не дуйся, - успокаиваясь, и еле сдерживаясь от наката новой волны смеха, сказал бЛя. – Это была шутка. Мы же всё понимаем, ты просто хотел пошутить, а мы подыграли тебе.
- А кровь? – не унимался я, все еще не веря в происходящее. – У тебя же на руках была кровь, и нож весь в крови.
- Это я курицу резал на кухне, - бЛя, выронил нож и тот со каким-то противным дребезжащим звуком ударился об пол. – Мы когда с бН, придумывали всю эту историю, то заметили курицу, которую кто-то выбросил в помойку, вероятно она протухла. Я подумал, что тебе она сгодиться, ведь у тебя луженная не только глотка но и желудок. Вот я и отрезав наиболее подгнившие места и принес ее тебе, поэтому и нож весь в крови. А себя я вымазал специально, для придания моим словам большего эффекта.
Я схватился руками за голову и рухнул на кровать, как подкошенный колосок на Куликовом поле. Какой сказочный цинизм, какое свинство, как говорила Фаина Раневская в одном известном детском фильме. Поначалу я просто не мог прийти в себя. Я так надеялся на бЛя, и так обломался. Нельзя было выпускать все из своих рук и доверять судьбу какой-то белке. Надо все делать самому, раз уж так на роду написано.
- Ну, успокойся, Ленюшка, - бН стояла возле постели и шептала мне на ухо всякие ласковости. – Ты все время вспоминал нашу встречу 1 апреля у Аркадия, вот мы и подумали, что ты просто решил устроить спектакль и подыграли тебе. Правда, бЛя смешную историю сочинил?
Ее лживый мягкий голос вывел меня из себя, того самого, который не был собой, а был белкой. Если не ясно, то попытаюсь объяснить на пальцах. Я совершил невероятный поступок с точки зрения простого обывателя. Это доступно только буддистским монахам и индийским йогам, но никак не гражданам Российской Федерации. Оставив свое бренное тело, лежащим на постели, душа вылетела из него и нырнула в тело бЛя. Таким образом, я оказался в бЛя, вытеснив из его сознания свое сознание, дважды вытесненное своим же сознанием. Короче, я дважды влез сам в себя, выгнав из себя себя первого, заняв его место собой вторым, считающим себя наиболее разумным в настоящий момент. На эту манипуляцию сознания никто из белок не обратил внимание, ведь внешняя оболочка осталась прежней, зато внутренняя сторона радикально изменилась. Теперь не этот слизняк бЛя будет командовать и управлять процессом, я сам. Но, вначале все же последовала истеричная речь и выплеск негативных эмоций.
- Поймите вы наконец, белки! – выставив перед собой правую руки и глядя в зеркало, я вещал перед толпой белок, обращаясь в сущности не к ним, а к Бг.- Речь идет о вашей жизни. Настал такой момент, что вы должны понять меня принять для себя единственно верное решение, только возможное в данной ситуации. Поймите, я думаю не только о себе, но и о вас же самих. Если вы сейчас не умрете для того, чтобы возродиться вновь в новом для себя качестве, то вас убьет лекарство, которое пропишут мне медики, которых я вызову если вы не согласитесь самостоятельно уйти из жизни, то бишь, покинуть мою голову. Пускай я говорю немного путано, кто-то здорово мешает мне и я догадываюсь кто это! Конечно, во много виноват я сам во всем что произошло и что произойдет. Но, как говаривал наш товарищ Бульба, «чем тебя породил, тем тебя и убью». Если он намекал своему сыну, что он грохнет его своей елдой, которая у него не меньше чем у Луки Мудищева, то я убью вас всех химией которая есть и в вине и из которой состоят лекарства. Добровольный же уход из жизни будет приветствоваться и вознаграждаться в новой счастливой для всех жизни.
- Ребята, - заорал чей-то голос из толпы. – Ведь это не наш бЛя, это кто-то другой.
- Да нет, - возразил другой. – Это он, он дело говорит.
Среди белок наметился раскол, что в сущности было мне на руку, и я в образе бЛя, принялся активно поддерживать то одну, то другую из спорящих сторон. Как говаривал еще один известный циник – «разделяй и властвуй!», чем я сейчас и занимался. Это двойное перевоплощение из себя в себя и снова еще раз грамм по двести, привело к некоторым подвижкам в сознании и я, глядя на бН, практически забыл про реальную Нинку, настолько очарован был белкой. Не зря тот бЛя, до того еще, как я второй раз поменял ему мозги, говорил о ней, как о неком древнем божестве, не в смысле того, что она уже старуха, а в смысле ее недоступности для понимания и осознания ее личности в пределах отведенного промежутка выделенного во времени и пространстве в данную сущность бытия.
БН смотрела мне в глаза и все понимала, в отличие от остальных белок. Ее глаза были полны слез, но это не были горькие слезы, это были слезы радости. Похоже, что она понимала нечто большее, чем осознавал я в данную минуту, находясь в образе бЛя. Вероятно, это перевоплощение чуть поубавило моих интеллектуальных способностей, которыми я и так не особо отличался. Но в данный момент, если я чувствую себя ущербней и глупей какой-то белки, то интеллект индивидуума заключенный в формализованную оболочку приближается к нулю.
Пока я погружался в глубины подсознания и любовался бН, на историческом поле ничего не изменилось. Белки не выказывали ни малейшего желания покончить с собой, а наоборот, некоторые из них попросту свинтили кто куда, попрятавшись в своих дуплах. Что ж, придется выкуривать их оттуда при помощи слезоточивого газа, баллончик которого оказался у меня в кармане джинсовой куртки.
Прочитав молитву стоя на коленях перед зеркалом, я поднял с пола нож, оброненный мной другим, отер его о штанину и, попрощавшись с бН, которая вновь примостилась на кровати возле стены, вышел из комнаты. Там меня ждали, пропавшие по россказням бЛя туристы.
- Вы чего? – спросил я.
- Ты же просил помочь, вот мы и ждем тебя, - ответил высокий парняга. Маленький промолчал, но по его внешнему виду был настроен решительно, глядя на меня исподлобья и поигрывая желваками на широких скулах.
- Добро, - кивнул я, - тогда пошли.
Едва мы вышли на лестницу, как столкнулись лбами с Сашкой и Колькой морпехами, которые распивали портвейн рядом с лифтом. Они были настолько пьяны, что убить их не составляло большого труда. Туристы, просто оторвали от стены батарею в восемь секций и размозжили ею головы двум приятелям. Тут же невесть откуда прибежали Сева и Вовка из соседнего дома. Не обращая внимание на два трупа, они выпросили у нас батарею, пообещав поделиться частью вырученных денег, чтобы тут же сдать ее, как металлолом в пункт приема. Сева побежал к Пашке за телегой и пока он за ней ходил, я дал Вовке по башке бутылкой, которую не допили Санька с Коляном, а потом запихнул его в шахту лифта. Когда соседка с третьего этажа вызвала лифт, то Вовку просто размазало по защитной сетке, размолов кости в прах и выдавив кровь, словно кетчуп из пластиковой бутылки. Когда вернулся Сева, то туристы помогли ему управиться с батареей. Они спустили батарею на первый этаж, и пока Сева щелкал еблом, пихнули ему нож между ребер. Он сейчас отдыхает в подвале, затопленном горячей водой с батареей привязанной к ноге. К моему удивлению и сожалению, после этого парни и исчезли куда-то, пришлось мне дальше действовать одному…
Стоп! Погоди-ка, получается какая-то чертовщина. Все выходит точно так же, как рассказывал мне бЛя. Нет, так не пойдет, давай-ка начнем все с начала.
Я вернулся в комнату, посмотрел на сопящую во сне бН, улыбнулся и, прочитав молитву стоя на коленях перед зеркалом, поднял с пола нож, оброненный мной другим, отер его о штанину и попрощавшись мысленно с бН, которая мирно дремала на кровати возле стены, вышел из комнаты. Там меня ждали, пропавшие по россказням бЛя туристы.
- Вы чего? – спросил я.
- Ты же просил помочь, вот мы и ждем тебя, - ответил высокий парняга. Маленький промолчал, но по его внешнему виду был настроен решительно, глядя на меня исподлобья и поигрывая желваками на широких скулах.
- Отлично парни, - кивнул я, - раз приняли достойное решение, тогда вперед на мины!
Едва мы вышли на лестницу, как столкнулись лбами с Сашкой и Колькой служившими когда-то в морской пехоте, которые распивали портвейн рядом с лифтом, между первым и вторым этажами. Они были настолько пьяны, что убить их не составляло большого труда. Туристы, просто оторвали от стены батарею в восемь секций и размозжили ею головы двум приятелям. Тут же откуда-то прибежали взмыленные Сева и Вовка, Вальки-заложницы муж.
Стоп, стоп! Опять всё по новой начинается. Так не пойдет. Где-то здесь кроется какая-то закавыка. Я в сущности не знаю, откуда взялись в моей голове неизвестные существа, назовем их так, поскольку они уверяли, что к породе белок не принадлежат, но и людьми тоже быть не могут по определению. Возможно, это засланные Бг упыри получившие задание сбить меня с толку. Надо отказаться от их услуг и действовать в одиночку, возможно тогда ход событий измениться в другую сторону и я нащупаю нужный вектор движения.
Вернувшись в комнату, я посмотрел на сопящую во сне бН, которая мирно дремала на кровати возле стены, улыбнулся и, прочитав молитву стоя на коленях перед зеркалом, поднял с пола нож, оброненный мной другим, отер его о штанину и попрощавшись мысленно с бН, вышел из комнаты. Там меня ждали туристы.
- Вы чего? – спросил я.
- Ты же просил помочь, вот мы и ждем тебя, - ответил высокий парняга. Маленький промолчал, но по его внешнему виду был настроен решительно, глядя на меня исподлобья и поигрывая желваками на широких скулах.
- Нет парни, спасибо, но я сам. Раз уж я заварил эту кашу, то мне ее и расхлебывать, - выплеснув из себя слова, как остатки холодного черного кофе из чашки из огнеупорного стекла, я постарался побыстрей покинуть коридор и выйти из квартиры. Обернувшись, перед тем, как захлопнуть за собой дверь, я заметил что коридор оказался пустым. В комнату пошли что ли? Впрочем, они меня в данный момент не очень интересуют. Вряд ли они будут приставать к бН. Ну, вот опять, отвлекаюсь от главного, опять о бН. Куда не плюнь, обязательно в нее попадешь.
Едва я вышел на лестницу, как увидел Сашку и Колькой служившими когда-то в морской пехоте, которые распивали портвейн рядом с лифтом, между первым и вторым этажами. Они были настолько пьяны, что убить их не составляло большого труда. Я выглянул в окошко выходящее во двор. По улице уже семенили Сева и Вовка, направляясь в мою парадную. Похоже, что история повториться вновь, о чем я даже не смел подумать. Надо возвращаться и понять, где та развилка на дороге, свернув на ней и пойдя не той тропой, я все снова и снова оказываюсь в замкнутом пространстве прошлого.
Не обращая внимания на морпехов, я повернулся и отправился восвояси. Войдя в комнату я увидел бН, все так же мирно сопящую в две дырочки, распластавшуюся на постели возле батареи. Взглянув на нее, я вдруг обнаружил, что она сквозь веки подсматривает за мной и внутренне улыбается шкодливой улыбкой. Может все дело в ней? Ведь, в сущности этот запой начался из-за Нинки, да и Бг возникла не просто так. Я по опыту прежних запоев помню, что появление Бг связанно именно с женщинами. Десять лет назад с Машей, сейчас с Ниной. Значит причина в ней. С нее и следует начинать. Я-то думал покончить с ней в последний момент, прежде чем порешу себя, но для чистоты эксперимента придется изменить план действий.
Едва я подумал об этом, как бН словно горная козочка вскочила с постели и в чем мама родила, бросилась вон из комнаты. Я даже моргнуть не успел, а ее уже и запах растворился в тяжелом воздухе удушливой комнатной коробки, растопленной солнечными лучами многовековой пыли, осевшей в закоулках мозга.
Её позорный побег я воспринял как обыкновенную женскую слабость. Бабы они были дурами, ими всегда и останутся. Им не ведома ясная мужская логика. Им хоть кол об голову чеши, нихрена ума не начешешь, разве что перхоть. Объяснял ей, объяснял, что это не больно, когда ножиком по горлу. Как в фильме: «чик и всё. И в колодец». Я же для нее, для дуры, стараюсь. Говорил же, в этом случае она имеет шанс выжить и возродиться вновь. А она? Она хочет попасть в камеру смертников и сдохнуть в ней от смертельной инъекции какого-нибудь химического препарата. Впрочем, фиг с ней с бН. Если удастся справиться с остальными белками, которых по рассказу бЛя №1 не так и много в нашем районе, то у меня будет время чтобы заняться ей вплотную.
Сотворив молитву в очередной раз, что никогда не бывает излишне, я взял нож в правую руку и распахнул дверь. Туристов в коридоре не было. Не было никого и на лестничной клетки. Я наклонился и перегнулся через перила. На нижних этажах тоже было пусто. Сбегая вниз по лестнице, мимолетом взглянув в окно, я поразился пустынному пейзажу за окном. Складывалось такое впечатление, что дом был выстроен посреди пустыни, настолько безмолвной и безбрежной, на сколько тянулась земля до исчезновения за линией горизонта. Мурашки забегали по спине, от этой нерукотворной картины. Черно-бурая земля, с редкими голыми стволами каких-то реликтовых деревьев, пронзительно голубое небо с серебряным отливом и белый диск солнца, едва-едва поднимающегося из-за горизонта. Палки-деревья отбрасывали длинные тени, и казалось, что земля вся испахана какими-то космическими тракторами, для проведения весенней посевной. Тем временем на небе то и дело вспыхивали какие-то зарницы и салюты, и на их месте вдруг возникали стаи разнообразных птиц. Поскольку я не силен в зоологии, то сказать к какому классу, виду и подвиду принадлежали пернатые стаи, я не мог, но точно могу заявить, это были не птеродактили и иные представители вымерших миллион лет назад динозавров. Скорее это были стаи ворон, бакланов, чаек и прочих помоишников, вечно кружащих над свалками под Петербургом. Впрочем, Красное и стало для меня такой помойкой, с тех пор, как Нинка запретила мне показываться в Селе. Вероятно, именно это моё негативное восприятие Села и подвигло мое воображение нарисовать именно этот сюрреалистический пейзаж достойный пера Дали. Не разругайся мы с Нинкой в последнее время, я уверен, что пейзаж был бы совершенно иным. Да, но довольно любоваться видами из окна, пора заниматься делом. Для начала надо все хорошенько прикинуть и оценить. То, что белки никуда не делись, я чувствую кожей, я слышу их дыхание, стук их сердец, но они молчат, они бояться и не откликаются на мои призывы. Если я ничего не спутал, то в настоящий момент началась настоящая охота. Раз на улице никого нет, то все белки позакрывались в квартирах этого мозгоскреба. Открыть любую даже стальную дверь не составляет большого труда. Здесь даже не нужны отмычки. Двери на столько не прочные, что просто пни их ногой и они развалятся и превратятся в кучу пепла. В моей голове все так сделано тяп-ляп и шаляй-валяй, а уж в мозге, изъеденном алкоголем и прочими окурками, тем паче. Хотя есть некоторые области, которые выглядели вполне достойно для моего возраста и образа жизни. Вот они как раз не казались выжженной прерией или опаленной солнцем пустыней. Это были субтропические острова вселенского счастья и разума. Впрочем, я как-то уже упоминал об этих оазисах, которые, собственно, и помогали мне существовать в этом безумном пространстве.
Затаив дыхание и прислушавшись еще раз, надеясь определить где находятся белки и не уловив никакой вибрации в пространстве, я пнул первую попавшуюся дверь. Попадание оказалось сто процентным! В огромном холле, напоминающем площадку для танцпола в каком-нибудь модном ночном клубе, я сразу же наткнулся на большое скопление белок. Увидев меня, они перестали зажимать себе рыла ладонями и загалдели. Здесь скопились почти все те, кто побывал в моей комнате в течении прошедших дня и ночи. Я выхватил из-за пояса столовый нож и ткнул в живот первому подвернувшемуся под руку. Им оказался бКо. Нож вошел в тело белки легко, словно я проткнул иголкой воздушный шар. Эффект был приблизительно такой же. БКо не рухнул, как подкошенный, а взорвался, не оставив после себя даже оболочки. Остальные белки заверещали чуть громче и стали разбегаться по окружности огромного зала, даже не думая оказывать хоть видимое сопротивление. Некоторым удалось выскочить из помещения на лестницу, но они меня интересовали не слишком сильно, я найду их обязательно и расправлюсь, как с остальными. Я шел по периметру зала и полосовал ножом всех, кто только подворачивался под руку. Странно, но среди присутствующих оказалось много незнакомых белок, скорее всего это были те знакомые, кто просто когда-то стерся из моей памяти. Особенно отчетливо я запомнил какую-то беременную девушку, которую насадил на нож вместе с ее младенцем. Сама дама лопнула как и все остальные, а маленький плод синюшного цвета еще долго корчился на паркете, суча миниатюрными ножками, пока я не наступил на него и он не исчез. Избиение белок продолжалось уже довольно продолжительное время, но их отнюдь, не становилось меньше, а вот силенок у меня заметно поубавилось. К счастью, а может и наоборот, кто-то из белок, по-моему это был бК, вытащил из кармана мобильный телефон и вызвал милицию. Буквально через мгновение, за окном послышались звуки милицейской сирены и в зал ворвались два сержанта, которые забирали меня вчера в отделение. Помимо моей воли и желания в помещении оказались те, с кем бы я с большим удовольствием поквитался за унижения, которые они допускали в отношении меня и остальных обитателей моего двора. Правда, в начальный момент я слегка припух, помятуя о том, что все менты свиньи и им ничего не стоит открыть по мне огонь на поражение. Но видя растерянность в глазах представителей власти, хотя в их руках и сверкали не добрым блеском вороненые стволы, я подскочил к ним и, не давая опомниться, проколол их мусорские оболочки в пять секунд. Менты схлопнулись, а шпалеры с глухим звоном упали на паркет. Я подобрал оба ствола и повернулся к толпе белок. Теперь задача значительно упростилась. Я как терминатор в известном фильме, расстреливал мечущихся в закрытом пространстве белок, как обычных грызунов, снующих в замкнутом пространстве. Вскоре всё было кончено, в зале никого не осталось. Удивительно то, что белки погибали молча, покорно и даже с некоторым облегчением. Впрочем, это могло мне просто почудиться, поскольку я находился в состоянии аффекта, как некий майор из Москвы, устроивший накануне пальбу в каком-то супермаркете на окраине города. Возможно, именно эти ассоциации и возникли у меня в башке, когда я творил свой самосуд. Теперь предстояло найти тех, кто избежал неправедного суда и вовремя свинтил отсюда. К сожалению определить, кто бы это мог быть и сколько их вообще, я не мог, поскольку убиенные не оставляли после себя следов, исчезая в пространстве, поэтому предстояла трудная задача, выявить и уничтожить оставшихся. Внезапно для самого себя, я обнаружил в себе абсолютно людоедские наклонности, чего не замечал в обычной жизни. Вероятно, это черное таилось где-то в самых отдаленных закоулках моего подсознание, и сейчас высвободилось и вырвалось наружу. Я не чувствовал ни угрызений совести ни жалости к убитым, возможно осознавая, что эта бойня происходит в моем мозгу, а не в реальности. Впрочем, чем черт не шутит, ведь и реальные убийцы не были ими в момент своего появления на свет. Да я и не задумывался в тот момент о столь тонких материях, голова была холодна и пустынна, как пейзаж за окнами моего мозгоскреба. Я считаю, что спасаю себя от печальной участи оказаться в дурдоме, и потому ощущал себя больше миссией, нежели сатаной. Втемяшив в себе в голову идею о том, что как только я порешу всех белок, оказавшихся в моей голове различными способами, то Бг умрет вместе с последней из них, и мозг очистится, как зерна от плевел, представив мне возможность снова стать нормальным человеком. Правда для этого предстояло совершить акт самоубийства, и это, честно признаюсь, волновало меня не меньше, чем поиск и уничтожение оставшегося поголовья рыжих тварей. Кто сбежал из зала, я даже не гадал. Только вот сколько их, она одна или несколько?
Я вышел на лестницу и остановился, вслушиваясь в тишину. Она звенела в ушах, перекатываясь ручьями по барабанным перепонкам. Даже шорохи и те затихли от страха. Я подошел к окну и выглянул на улицу. Пейзаж за окном заметно изменился. Деревья исчезли, земля превратилась в кипящую лаву, а солнце стало зловеще кроваво-красным, с черной короной вокруг огненного шара. Это всё не к добру, подумал я и стал, последовательно выбивать все двери в парадной. Все помещения оказались пустыми. Неужели я ошибся? Неужели я уничтожил всех? Если это так, то стоило вернуться обратно в квартиру, лечь на кровать и сделать себе харакири, поскольку патронов в оружии не осталось, и я за ненадобностью вышвырнул пистолеты в мусоропровод. Поднимаясь по лестнице, я не люблю пользоваться лифтом, я размышлял еще над одной проблемой. Если я перебил всех белок, то что делать с белкой-отцом. То, что он вертелся ночью в моей голове, сомнений не вызывало, а значит, он тоже подлежал уничтожению. Но даже от этой мысли мне становилось не по себе. Пойти на убийство собственного отца, пускай даже в образе белки, я пока решиться не мог, оттягивая принятие решения и надеясь на то, что эта ситуация рассосется каким-то иным образом. Размышляя о всех перипетиях произошедшего, я наконец добрался до своей комнаты. В комнате никого не было.
- БН, - тихо позвал я. – Надеясь, что белка отзовется, и появится здесь.
Тишина уже не звенела, а жужжала шмелем запутавшимся в паутине на кухне возле окна выходящего во внутренний двор-колодец, моего несуществующего мира.
- БН, - повторил я. – Я знаю, что ты слышишь меня. – Я сознательно давил на жалость, надеясь разжалобить белку и заманить ее сюда, но признаться честно надежды на это было мало, слишком уж хитрой и умной оказалась она, эта толстенькая рыжая ведьма из-за которой и случилось все то, что случилось.
– Пойми меня, Уська, - назвал я ее прозвищем, которое сочинил для Нины. – Ведь сейчас я покончу с собой. Ты слышишь?
Тишина и покой, даже шмель перестал жужжать.
- Хорошо, - продолжил я все тем же спокойным, тихим шепотом, переворачиваясь на спину и глядя на переливавшееся кровавыми красками лезвие ножа, от попавшего на него луча небесного светила. – Допустим, что я остался один в этом мире, в мире своего безумия (в душе я надеялся, что белка-отец, погиб вместе со всеми в том зале или скоропостижно скончался от инфаркта, узнав о том, что вытворяет его сын бЛя, ведь он не мог догадаться, что я это не бЛя, а я) и тогда я со спокойной совестью смогу вонзить себе нож в живот. Как только я в образе бЛя перестану существовать в самом себе, как мой мозг очистится от скверны и Бг умрет вместе с последней из оставшихся белок. Я вновь обрету разум и стану самим собой. Ты слышишь?
Я прислушался, напрягая все возможности своего слухового аппарата. Ну, хоть ты пукни для ориентации! Нет, похоже, что я действительно остался один. Решив так, я на всякий случай продолжил свой диалог с пустотой.
- Хорошо, я верю, что ты умерла вместе со всеми, тогда я спокойно могу избавиться от себя самого и воскреснуть вновь в прежнем человеческом облике, в здравом уме и светлой памяти.
Не смотря на то, что мне было ужасно страшно, а действительно ли произойдет все так, как я думаю. Не случится ли что-то такого, что нарушит бег времени и уничтожив в себе последнюю белку, я не убью себя сам. Вдруг вместе с ней в мозгу оборвется какая-то цепочка и я не смогу вернуться в реальность? Почему я так уверен, что я прав, выдумав для себя этот способ избавления от Бг? Сердце учащенно забилось, а животе начали таять арктические льды.
Я занес над своим телом нож и замер, отсчитывая пульсирующие в мозгу секунды до своего избавления. Страх настолько сковал мои жилы, что я никак не мог дать команду руке с нечеловеческой силой вонзить лезвие в район пупка.
Первая попытка оказалась неудачной. Нож лишь прикоснулся к телу и отскочил от него, как от упругой плотной резины. Струсил, подумал я, понимая, что я сам дал команду руке прекратить поступательное движение.
Нет, я не сдамся. Еще раз.
Не раздумывая, я высоко поднял нож и резко воткнул его в бок.
От безумно страшной боли в области печенки я открыл глаза. Их тумана проявились очертания моей комнаты в квартире на моей улице в моем городе. От боли я свернулся калачиком и стал соображать, что же это было такое и почему у меня так сильно разболелась печенка? Впрочем, к этому я давно привык, печень я посадил давно, от регулярных пьянок, в настоящий момент меня больше интересовала моя голова. Я прислушался и замер. Никаких голосов, тишина и пустота, лишь за окном галдели птицы и доносился шум улицы. Неужели я победил и моя безумная идея воплотилась в жизнь. Пролежав неподвижно некоторое количество времени, я решил встать и достать из ящик несколько таблеток нош-пы, бесполезных для печенки, но иногда морально успокаивающих в такие мгновения. Подойдя к тумбочке, где хранились лекарства, я взглянул в зеркало и ужаснулся от своего вида. На меня безумными глазами смотрело какое-то опухшее чудовище, даже отдаленно не напоминающего мой естественный облик.
Ох, них..я себе, подумал я и в тот же миг в голове раздался голос бН.
- А что ты хотел, козленок, столько пить и не опухнуть?
Это был конец. Бг не умерла, она продолжала спокойно существовать в моей голове, ехидно посмеиваясь над моими тщетными потугами избавиться от нее таким идиотским, как оказалось, способом. Что ж, я воспринял свое поражение стоически, с неким даже достоинством, и вместо того, чтобы ввязываться в спор с бН, пошел в ванну чистить зубы и принять душ. Ну, не ехать же в дурдом в грязном виде.
Раздевшись я залез в ванну и принялся намыливаться.
- Да, козлёнок, а *** у тебя хороший! – откуда-то сверху сказала бН.
- Иди ты в жопу! – сквозь зубы процедил я. – Из-за тебя в психушку сдаваться приходиться.
- Что!? – возмутилась белка. – Сначала жрешь со своими гопниками во дворе всякую гадость типа 33 портвейна, а потом на меня спихиваешь. Знаешь что, Иванов, я больше с тобой разговаривать не хочу!
- И *** с тобой! Лучше бы ты сдохла вместе с остальными!
- Ах, вот ты как! Ну, ладно, - похоже, что бН надулась. – Больше мне не звони никогда!
- Отъебись ты от меня! – я включил душ и начал смывать с себя пену. Потоки мыльной воды, низвергались с моего тела шипя и клокоча, словно я был не я, а водопад на реке Ниагара. При мысли о Нинке, неожиданно стала просыпаться эрекция.
- Ух ты, - возрадовалась и взволновалась бН, захлопав в ладоши и засмеявшись. – Дай пососать!
- Отстань, - я выключил душ.
- Жалко, да! Хорошо, тогда подрочи, а я сейчас с зеркала спрыгну и ты мне в рот кончишь! Согласен?
Я промолчал.
- Эй, козленок,- веселилась бН, ну же, - подставь плечо, а то я разобьюсь,
- Прыгай, - я посмотрел в потолок, где естественно никого не было и быть не могло. Но я так устал за вчерашний день и сегодняшнюю ночь, что решил капитулировать и прекратить всяческое сопротивление, ведя соглашательскую позицию. Бунтарь во мне скончался в тот момент, когда я в образе бЛя, засадил себе в печень кухонный нож. Теперь меня ждала психушка, я не сомневался, что скорая меня возьмет, а значит, по предыдущему опыту, химия избавит меня от голосов.
- А пососать дашь? – не унималась бН.
- Нет, не дам, - я принялся вытираться. – Просто сейчас оденусь и уйду, а ты торчи здесь на стене, до скончания веков.
- Не-а, так не честно, - бН принялась кокетничать. – Ну, прекрати выламываться, козленок. Хорошо, тогда подрочи!
Чтобы не ввязываться в перепалку с белкой, я принялся онанировать, под радостные вопли бН, которая наблюдала за происходящим, как наши фанаты за игрой сборной России по футболу.
За несколько секунд до семяизвержения, Бн закричала, что обязательно должна принять всю сперму в рот, и что-то тяжелое свалилось на мое правое плечо. Истину глаголю, я физически ощутил присутствие здесь постороннего существа.
Спрыгнув с потолка возле прикрепленного к стене зеркала, белка соскочила в ванную и попала под две струи. Под текущую из крана воду, и под сперму выплевываемую моим членом. Сердце закололо. Заниматься онанизмом в таком возрасте, дозволено разве что только художникам, а никак не раздолбаям типа меня. Обмыв залупу, я с удовольствием идиота, слушал, как белка восхищалась вкусом моих белков, чуете каламбур, и радостно плескалась под струей теплой воды, то и дело брызгаясь на мою чистую одежду.
Конечно, никакой бН не было, и брызги летели в результате того, что напор воды был слишком велик, и струя ударяясь о дно ванны, каплями дождя разлеталась в разные стороны. Но мне хотелось верить, что все это совсем не так, а что-то невидимое для глаз, не осязаемое для чувств, присутствует здесь и играет со мной так ласково и нежно, как может играть только любовь.
Не смотря на проявление сентиментальности, я тем не менее, проявлял зачатки и здравого смысла. Выстирав трусы и футболку, я выжал их и понес белье на кухню, повесить сушиться. Замачивать его в тазу было бессмысленно. Если меня заберут в дурдом, то пока я там буду гостить, одежда протухнет и сгниет.
- Лёнюшка, а я, - раздался голос бН откуда-то сзади.
- Сиди в ванной и не чирикай, сука!
- Я не сука, - обиделась бН. – Я белка!
Я промолчал, чтобы не разбудить отца и молча стал развешивать на леске белье. Приготовив себе бутерброды под какофонию верещания бН и жужжания шмеля, я налил в кружку чая и принялся размышлять над планом дальнейших действий. В сущности особых вариантов не было. Надо собраться и позвонить по 03.
К моему неудовольствию, общаться со мной по мобильнику в скорой отказались, намекая на то, что вызов может быть ложным, и мне пришлось будить отца, чтобы позвонить с городского номера. Чтобы скорая приехала за мной, я знал что сказать, поскольку опыт уже был. Набираешь 03 и просишь соединить тебя с психологом, которому объясняешь свое состояние. Тут главное не врать. Как-то несколько лет назад, мы пьяные в хлам хотели вызвать психушку к одному деятелю, непременно пожелавшему оказаться в больнице, но псих из него не получился. Голос на том конце провода, выслушав нашу просьбу поместить индивидуума в стационар, посоветовал нам обратиться в милицию и больше не звонить по скорой в таком виде. Мне же врать не приходилось и поэтому поговорив с врачом, который адекватно оценил мое состояние, я продиктовал ему адрес и принялся ждать фельдшеров и санитаров.
Самое противное было то, что голоса исчезли, вернее голос бН пропал. Я даже отчасти пожалел, что вызвал машину, но отступать было некуда, тем более, стоило мне только подумать о том, что может и не стоило бы этого делать, как в мозгу начиналось подозрительное шевеление, словно кто-то собирался силами, чтобы продолжить прерванный спектакль.
Наконец, минут через двадцать затренькал дверной звонок. Я открыл дверь. На пороге стояли трое мужиков в голубых халатах.
- Это я вас вызывал, - сыграл я на опережения их вопроса и шагнул на лестницу.
Один из санитаров, мгновенно уцепился за мою левую руку и притянул к себе. Двое других рассматривали мою физиономию.
- И что случилось? – спросил пожилой мужчина в синем колпаке на плешивом черепе.
- Я же объяснял психологу по телефону, - сказал я, как можно более спокойно, боясь, что санитары начнут меня вязать, поскольку один из них держал в руке моток широкой и плотной ленты, которой, как я догадался, они заматывают особо буйных индивидуумов.
- Ты мне расскажи, - грубо прервал меня плешивый доктор. – Что ты вещал по телефону, меня не интересует.
Я принялся кратко пересказывать свою историю, опуская наиболее пикантные подробности. Санитар державший меня за руку измерял мой пульс, а второй приподнял веки на правом глазу и вглядывался в зрачки.
Дослушав мою повесть, медики переглянулись.
- А сейчас как? – спросил тот, у кого в руке была веревка.
- Вроде нормально, - я пожал плечами.
Они переглянулись.
- Может ему вколоть успокоительного и оставить здесь, - предложил дядька в колпаке.
- А нахуя тогда приезжали? – спросил санитар, сжимавший мою руку своей клешней. – Нет уж, раз приехали, то пускай попарится в больнице. Кто тебе вызов тогда оплатит?
- Логично, - согласился доктор. – Поехали.
Я успел сказать, вышедшему следом отцу, чтобы он взял себе мой мобильник и ответил на звонок Нинки, сообщив ей адрес больницы. Тот отказался, а санитар поинтересовался, откуда я знаю, куда меня повезут.
- Все дороги в этом районе ведут, таких как я, на улицу Москвиной, - ухмыльнулся я.
- Бывал уже? – спросил санитар с веревкой.
-Угу, - ответил я и протянул руку, чтобы вызвать лифт, но державший меня упырь, резко одернул мою руку и сам нажал на кнопку вызова.
Вероятно, что-то в моем поведении их настораживало, раз они вели себя столь грубо, а может это было простое проявление профессионализма. Сколько им пришлось в своей работе сталкиваться с такими личностями, лишь одному богу известно и статистике.
Погрузившись в машину, медики перестали обращать на меня внимание и приставать с расспросами, и я углубился в свои мысли. Папаша точно не возьмет трубку, и Нинка не узнает, что со мной приключилось. Не смотря на разрыв, в душе я надеялся на то, что прознав о моем несчастье, она обязательно навестит меня в скорбном доме, ведь в противном случае, я на несколько дней оказываюсь в роли стрелка-радиста, то бишь буду вынужден ходить по палате с протянутой рукой в надежде, что кто-то смилостивится надо мной и угостит сигаретой. По прошлому разу я знал, как тяжело в этом заведении с куревом. Попробовать не курить десять дней, а именно на столько я и рассчитывал, что меня продержат в больнице, не представлялось реальным. Три, ну пять дней я бы еще выдержал, но на большее вряд ли был способен. Любопытно было и другое, голоса так и не проявляли себя до самого приезда в клинику, вероятно памятуя о моих угрозах в их адрес, по поводу того, что они сдохнут как бешенные собаки от инъекций и таблеток, которыми будут накачивать мой организм в больнице. Их отсутствие подвинуло меня к мысли, что меня, вообще, могут отпустить, как незаконно осужденного по ложному самооговору. Но, моим надеждам сбыться было не судьба. Впрочем, я приблизительно представлял куда попал, и был готов, черт не помню, как там в уставе ВС СССР, - «тра-та-та переносить все тяготы и еще чего-то, типа лишения, армейской службы»
На этот раз в приемном покое никого не было, сказывался ранний час. Оказалось, судя по часам висевшим на стене, что сейчас было всего лишь семь утра. По моим же расчетам было не менее двенадцати. Что ж и гении склонны ошибаться.
Санитары из скорой испарились, а плешивый принялся заполнять какие-то бумаги, то и дело задавая мне абсолютно бессмысленные вопросы, типа: не болел ли я венерическими заболеваниями и когда у меня последний раз была течка. Тьфу ты, не течка, а диарея. Бессмысленность вопросов была очевидно, но к чему я буду сообщать какому-то акушеру, что перенес парочку гонорей или выкладывать всю подноготную на счет диареи, просто не понимая что означает это слово. Наконец, пришла молодая врачиха из клиники и занялась мной. Пересказав ей свою историю в третий раз за утро, я к своему ужасу вдруг почувствовал на своей шее чье-то дыхание, и голос бГ прошептал.
- Сейчас тебя выпишут, и ты приходи ко мне. Брось эту Нинку, я тебе борща наварила с пампушками!
- Что случилось? – докторша обратила внимание, что я переменился в лице и заерзал задницей по стулу.
- Нет, ничего, - я затряс головой.
Она вновь погрузилась в свою писанину.
Дописав, она вызвала по телефону медсестру и санитара, а сама, пожелав мне скорейшего выздоровления, удалилась в соседнюю комнату, жалуясь привезшему меня плешивому доктору, на то, что ей приходится дежурить через сутки, поскольку большинство персонала находится в отпусках.
Кое-как спровадив бГ восвояси, остальные голоса видимо еще спали, я сидел на стуле и созерцал окружавшую меня обстановку. Прошло десять лет, а здесь ни черта не изменилось. Все та же убогая мебель, все те же скособоченные шкафы с документами и не одного компьютера, все те же облезлые, обшарпанные стены и тяжелый спертый воздух. В тучные годы нефтяного рая, этом богоугодному заведению не досталось из бюджета ни крохи, зато в Смольном, по слухам, у Матвиенки ершик для смывания говна за двадцать пять тысяч. Почувствуй разницу, на своей заднице, как говориться в рекламе.
- Пошли, - вернул меня в реальность, голос молодой сестрички, которая теребила меня за плечо.
Я встал, и мы прошли в соседнюю комнату.
- Переодевайся, - она положила передо мной белую хлопковую рубашку и такого же цвета кальсоны. – Свою одежду повесь на плечики и засунь в шкаф.
Я покорно выполнил ее приказания.
- Двинули? – спросил сестру подошедший санитар. Мужик лет шестидесяти, высокий и жилистый, вероятно бывший военный, вынужденный искать себе здесь дополнительный доход к пенсии. Впрочем, возможно я и ошибаюсь.
Сестра уже было согласилась двинуть, но тут ее взгляд упал на ногти на моих руках. Я улыбнулся и без слов все понял. История повторяется, сейчас мне будут делать обрезание! Но, сестричка не стала мне кромсать ногти бараньими ножницами под самый корень, как это делал садист-санитар в прошлый раз, а просто протянула мне инструмент и показала на мусорное ведро, куда следовало выбросить отрезанные ногти. Я попробовал вякнуть, для проформы, про свободу личности и даже пытался вспомнить какую-то статью в Конституции РФ, но прочитав в ее глазах, неизбежный в моем случае отказ, повиновался.
- Постой, - она вдруг что-то вспомнила и достала из серванта времен Екатерины Великой какую-то тонкую палку, с ватой на конце. – Спускай трусы.
В голове кто-то подленько захихикал. Ну, конечно, это была бН. Вот сучка, мне обидно, а ей смешно!
- Пошла нахуй, - внезапно вырвалось у меня. Я припух и сразу же вспомнил, похожий эпизод в пятой палате на приеме у симпатной врачихи, напоминавшей мне мою первую любовь Юльку Кравченко.
Санитар нахмурил брови, а у сестрички чуть палка не выпала из рук. Пришлось признаться, что у меня вновь возникли галлюцинации.
- Ничего, - сестру удовлетворили мои объяснения. – Тебя сейчас прокапают, сразу полегчает.
Мне оставалось только благодарить Бога и медиков, что меня оставили в больнице, а не отправили домой. Неизвестно чем бы это все кончилось.
Взяв у меня из жопы анализ, по-простому просто запихав в дырку палку с ватой на конце, сестричка поставила этот инструмент в какую-то банку и скомандовав: «Вперед», и мы двинулись по коридору. Первой шла она, я следом и замыкал процессию санитар, бывший военный.
Не смотря на то, что прошло столько времени, я хорошо ориентировался в помещении больницы, представляя себе, куда мы идем. Но, оказалось, что мы не поднимемся на третий этаж главного здания, а свернем на улицу.
- А я думал в пятую палату, - сказал я молчаливому санитару.
- Пятая на ремонте, будешь жить в шестой, - глухо сообщил он мне радостную весть.
- Как это жить? – взволновался я.
- Ну, лечиться, - нехотя шевелил он губами. Явно нелюдимый человек, привыкший к приказам, а не к болтовне со всякими психами. – Какая разница.
Меня удовлетворил его ответ, хотя разницы было никакой, будь то пятая или шестая палата. Мы вышли на улицу, прошли через внутренний двор и зашли в двухэтажное здание, облепленное строительными лесами. Значит и до психушки дошли какие-то копейки, чтобы сделать хоть косметический ремонт зданий построенных в позапрошлом веке.
Зайдя в темную парадную, и поднявшись на второй этаж, мы остановились перед железной дверью. Над ней красовалась цифра 6.
ПАЛАТА №6
Сестра позвонила в дверной звонок. Через некоторое время дверь распахнулась, и мы оказались в небольшом узком коридорчике. Справа и слева стояли деревянные скамейки, над которыми были прибиты вешалки для верхней одежды. Из коридора вели три двери, на одной из них была надпись «Ординаторская», на другой «Сестринская», а на третьей, железной, никакой надписи не было. Не применяя никакой дедукции, я догадался, что мне предстоит повернуть налево и проследовать именно за железную дверь.
- Эй, ты куда? – крикнула пожилая женщина в розовом халате, вероятно прочитав в моих глазах желание побыстрее оказаться вместе с товарищами по счастью и братьями по разуму.
- Вообще-то, я просто посмотрел, - ничего умнее не пришло мне в голову.
- Нечего здесь смотреть, - зло заявила дама в розовом. – Здесь ты все будешь делать только с моего разрешения.
- Гхм, ****ь, - пробормотал я, скривив опухшую морду. К счастью голоса в голове не напрягали меня в настоящий момент и не насиловали мой мозг разными подсказками типа того, «дай ей в бубен или плюнь ей на халат», за что я был им бесконечно благодарен.
Сестра пропустила между ушей мое ругательство, скорее всего просто не расслышала и приняла у молоденькой сестрички мои бумажки, заполненные докторшей в приемном покое. Бегло просмотрев записи, он понимающе закивала головой.
- Так ты не первый раз.
- Второй, - флегматично произнес я.
- Ладно, не грусти, вылечат, - с неожиданной для меня теплотой в голосе, сказала она. И крикнула куда-то в глубину коридора. – Петровна, куда мы новенького положим?
Из-за двери ординаторской высунулась голова еще одной бабы в синем медицинском колпаке. Чуть позже женщина появилась полностью и я смог с восторгом оценить изящность ее фигуры. Высокая крашенная блондинка, с тугой налитой радостью грудью, в меру полными и длинными ногами, узкой талией и умеренным задом. Не женщина а мечта, если бы не одно но, как всегда и случается в таких случаях. На довольно миловидном лице, украшенном большими глазами, маленьким чуть курносым носиком и чувственными губами, а-ля Софи Лорен, под самым курносым носиком росли настоящие южноамериканские кактусы. Увидав такую поросль, меня чуть не стошнило прямо на свое личное дело, которое держала перед собой пожилая медсестра в розовом халате.
- Ну и красотка, - моментально прыснула бН, уловив мою реакцию от созерцания прелестей прекрасной дамы. Скорее всего, она поначалу хотела устроить мне скандал, когда я с восхищением и вожделением рассматривал выдающиеся прелести ее фигуры, но увидев мою реакцию на физические недостатки выросшие на ее лице, она успокоилась и даже слегка решила повеселиться, подыграв мне.
- Помолчи, да, - успокоил я белку. – Ты на себя погляди в зеркало как следует, и только не с кривых глаз.
- Сука, - выругалась бН и замолчала.
Тем временем, мои сопровождающие, раскланялись с принимавшей стороной и, пожелав мне не ёбнуться окончательно, вышли из помещения. Две оставшиеся хозяйки шестой палаты, посовещавшись, решили поселить меня в 1 палате. Таким образом, оказалось, что находиться я буду не чисто конкретно в палате №6, а в палате №6/1. Что в принципе ничего не меняло, поскольку и пятая палата в главном корпусе, состояла из трех комнат.
- Вер, а ты прикинь, - сказала женщина с кактусами под носом (конечно, кактусами там и не пахло, это были две огромные бородавки заросшие волосами, как еж иголками), - еще один Иванов.
- Ага, - кивнула Вера. – Уже третий.
- Третий день подряд одни Ивановы, - поддакнула Петровна и обращаясь ко мне спросила. – Это часом не твои родственники? Не из Канонерки?
- Нет, у меня на острове родственников нету.
- Отведи его в палату, - распорядилась Вера, - а я пока посмотрю, какое лекарство ему дать. У тебя голоса все еще в голове?
Я кивнул.
- То исчезают, то вновь появляются.
- Ничего, после завтрака капельницу поставим, легче станет, - сестра-кактус ловко подхватила меня под руку и потянула к железной двери. Делала это она не так грубо, как давеча санитар, а нежно и игриво, что я даже малость взволновался от ее прикосновения и тонкого запаха духов. Если бы не ее бородавки, то она была бы очень даже ничего.
В палате шесть дробь один я насчитал десять кроватей. Это куда симпатичней, чем в пятой, где людей, казалось, просто немеренно. Не заправленной оказалась одна койка, аккурат возле выхода, впрочем иного я и не ожидал, все клеевые места занимают старожилы. Быть, слыть, жить одним из них, меня совершенно не возбуждало, поэтому я с безразличием стал заправлять постель, разглядывая психов и внутреннюю оболочку палаты. Поначалу о втором. Решетки на окнах, как неизменный атрибут, как данное, с сеткой типа «рабица». Наличие сего элемента декора несколько не тревожит мое сознание, я воспринимаю это совершенно спокойно, вспоминая эпизод из прошлого, когда перепивший мужчина, заболевший белой горячкой, разбив окно в коридоре больницы скорой помощи, с воплем: «Мама, я иду к тебе!», попытался выпрыгнуть, и лишь случайно оказавшиеся неподалеку медсестра и фельдшер, кое-как смогли скрутить безумного и прикрутить к кровати. Мужик перепил красного вина и когда ему стало плохо, то обратил внимание на то, что когда его тошнило в туалете, то из желудка лилась кровь. Он вызвал скорую, его привезли в больницу и определили, что у него панкреатит. Какой-то умник из посвященных, тут же сообщил мужику, что «шансов выжить у него всего десять процентов», от чего у дядьки случилась депрессия и расстройство мозга. Его уложили под капельницу, но состояние парняги ухудшалось с каждой минутой. Будучи еще молодым и непосвященным во все тонкости злодейки под названием жизнь, я с удивлением наблюдал, как у мужичка протекала крыша, в самом натуральном образе. На глазах ему становилось все лучше и лучше. Поначалу у него стал заплетаться язык, потом прекратилась связанная речь, после он стал недобро посмеиваться, и в конце-концов, выдрав из вены капельницу с криком о почившей маме, выскочил в коридор и попытался воссоединиться с умершей. Я к чему это говорю, а к тому, что если бы не эта решетка с сеткой, то и я сам в прошлый раз с радостью сиганул бы из окошка, правда не для встречи с мамой, а по иному поводу, тогда, если помнится, меня «ждали возле больницы приятели».
Короче, разглядим комнату далее.
Итак.
Два зарешеченных окна. Покрашенные зеленой краской стену, с зияющими выбоинами в нескольких местах. Вероятно, кто-то устраивал здесь корриду, долбясь головой в них, хотя возможно штукатурка просто отвалилась самолично, подвергнувшись влиянию времени и несовершенству своей натуры. С потолка свисали ошметки побелки и, не смотря на утро, горели два потрескавшихся плафона. Белая деревянная дверь с выломанным замком и облупившейся краской, выглядела достойным продолжением окаймлявшим внутренне убранство чахлого интерьера. Пол, застеленный линолеумом, был покоцан не менее и не более, нежели всё остальное. Психи валялись в постелях, кто-то спал, кто-то дремал, а кто-то уставившись в потолок, разглядывал узорчатые разводы на нем. Судя по всему, на вскидку, я оказываюсь самым молодым в этой компании душевнобольных. Хотя с поверхностного взгляда сразу не определишь, так ли это на самом деле. Болезнь так здорово меняет внешность человека, что двадцатилетний идиот может выглядеть, словно ему уже под семьдесят, и наоборот.
Едва я примостился на железной кровати, как в палату вбежал молодой парняга и сразу же бросился ко мне. Укусит или нет, сомнений у меня не возникло, не первый раз живем, а посему все знаем наперед.
- У тебя курить что-нибудь есть? – протягивая руку, задал он наиважнейший и самый главный вопрос в этом затхлом мире.
- Откуда? – можно подумать, что он не знал о том, что у прибывающих сюда пациентов все предметы личного пользования отбирают еще в приемном покое. В последствии я с удивлением обнаружил, что у некоторых на тумбочках кроме обрывков туалетной бумаги, находились книги и даже (!) зубные щетки. Последнее было столь удивительно, что я даже поначалу принял это за очередную провокацию со стороны Бг. Ведь этой самой щеткой можно, к примеру, глаз выколоть кому-нибудь, или в ухо ночью продырявить. Ведь не зря молоденькая сестричка так трепетно отнеслась к моим длинным ногтям на руках, а вдруг я использую их в качестве опасной бритвы и полосну кому-нибудь по горлу, шутки ради.
- Ладушки, - парень совершенно не расстроился, не ожидая от меня иного ответа. – Ты по пьянке или за ширево?
- За бухло, - ответил я.
- Ясно, - кивнул он. – Две недели. Пять дней под капельницей, а потом на колесах. Ты главное галлопередол не жри, от него точно башню своротит.
- Я в курсе.
- Откуда? – на его лице нарисовался вопросительный знак, так явственно, что кто-то в моей голове похабно расхохотался.
- Не впервой здеся, - коверкая слова, ответил за меня бАя. Похоже, что вся моя ****обратия потихоньку возвращалась, желая самолично присутствовать на собственных похоронах. Моя уверенность в том, что лекарственные препараты помогут мне избавиться от Бг, была настолько непоколебима, что я просто поражался этому. Обычно я слабо верю во всю эту хваленую советскую школу психиатрии, но после прошлого раза доверие к ней маленько окрепло.
- Ясно, - повторился он. – Я завтра выписываюсь, а вообще-то я смотрящий по палате. Если какие вопросы возникнут, то обращайся.
- Спасибо, - буркнул я и закрыл глаза.
Смотрящий по палате. Это словосочетание не повергло меня в шок и совсем не удивило. Еще в прошлую ходку в дурдом, я заметил, что здесь бытуют тюремные нравы. Не зря в советское время психушки приравнивались к тюрьмам. Часто неугодных власти людей объявляли психически нездоровыми гражданами, и отправляли не на зоны, а в лечебницы. Примеров таковых хоть отбавляй. Как и ФСИН, так и психиатрия достались нам из советского прошлого, вместе со всеми их прежними атрибутами. В палате был смотрящий, который входил в актив, состоящий из смотрящих по всем палатам, тот в свою очередь подчинялся группе выдвиженцев, из числа наиболее авторитетных больных, которые в большинстве своем представляли уголовников, косивших под душевнобольных и избегающих суда или непосредственной отправки на зону. Выдвиженцы назначались старшей медсестрой, этакой «хозяйкой зоны», на подобии тюремной, а обычные медсестры были вроде оперативных работников, ловко находивших общий язык с выдвиженцами и активом, снабжая их наркотиками и прочими стимуляторами. Были здесь и «мужики», рабочий люд, который за пачку сигарет по утрам убирался в палатах, коридоре, туалетах и столовой. «Мужики» помогали медсестрам ставить капельницы и накрывать на столы и убирать после приема пищи посуду. В массе своей это были больные постоянно проживающие здесь, либо косившие под больных, но в силу характера и физического несовершенства, не могущие подняться по иерархической лестнице и стать хотя бы смотрящими по палатам. За дисциплиной следили смотрящие. Хотя проявления недовольства среди пациентов я не заметил. Разве кто-то отказывался принимать таблетки, тогда медсестра звала на помощь выдвиженцев и те силой запихивали какие-то колеса в глотку некого индивидуума, и вливали стаканчик воды, зажимая ему рот, дожидаясь пока тот не проглотит какую-то гадость. Большего и страшного неповиновения представить себе было трудно. Старшая сестра лишь отдаленно напоминала героиню Ванессы Редгрейв (если я не путаю) в фильме Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки», там, если мне не изменяет память, ей помогали санитары в борьбе с героем Джека Николсона. Здесь же никаких санитаров не было и в помине. По-моему, даже такая штатная единица отсутствовала. Что же касается врачей, то они появлялись лишь на пять минут, задавая всем одни и те же дурацкие вопросы: «Какое сегодня число и какой месяц на календаре». Забегая вперед скажу, что в самом конце своего пребывания здесь, эти вопросы меня так достали, что я просто послал нахуй заведующую отделения, когда она привязалась ко мне с вопросом: «А какое сейчас время года?» «Зима! – буркнул я. –Вам что, делать нечего от безделья? Чего вы глупости спрашиваете? То какое сегодня число, то, какой день недели? Вы еще спросите который час, и я сорвусь и побегу спрашивать у сестрички, сколько сейчас времени. Я, ****ь, по вашему разумению должен в уме постоянно держать всякие бесполезные цифры? Нахуя мне здесь знать, что там твариться за решеткой! Зачем думать о том, что сейчас день а не ночь. Здесь за меня все решают другие, когда мне вставать, когда жрать и срать, когда ложиться спать и сколько можно смотреть телевизор. По-вашему, я должен благоговейно считать сколько дней прошло и сколько осталось до выписки? Да это все байда голимая! Лечащий врач захочет и не выпишет меня, когда закончится срок. Решит, что я еще не готов, и что тогда? Тогда, у меня произойдет нервный срыв и я снова пойду по кругу. У меня нет денег и ко мне никто не придет, чтобы их вам занести. Я знаю все ваши фокусы, с дополнительным лечением и прочими благами, которые могут свалиться на меня, если родственники окажут гуманитарную помощь лечащему врачу. *** вам в рот, а не помощь! И что там за окном, меня совершенно не ****. Вот выпишусь, тогда и думать стану» Моя тирада произвела на заведующую такое впечатление, что она фыркнув, как озлобленная кошка, пулей вылетела из палаты, после чего в ней появились выдвиженцы и вместо того, чтобы связать меня скрученными простынями, стали пожимать мне по очереди руки. Зауважали, скоты, хоть перед самой выпиской.
В комнату забежал какой-то дуст и позвал всех на завтрак. Больные возбудились от этих слов с разной степенью восторга. Некоторые вскочили с кровати и рванули в столовую, а кто-то инфантильно позевывая, нехотя вставлял свои кегли в припаркованные рядом с постелью тапки. Я жрать не хотел, все же перекусил дома, но пришедшая в палату медсестра Вера, выгнала меня на подкормку вместе со всеми.
- Иди, иди, - подталкивала она меня. – Обед только в два часа, проголодаешься, просить станешь.
- Не стану, - огрызнулся я.
- Голод не тетка, - увещевала бабка в розовом халате. – Привяжется, не отобьешься.
В столовой, расположенной почти сразу за нашей палатой находились три ряда столов, сдвинутых между собой. Почти все места были заняты и я поперся к окну, где зияли свободные стулья. Едва я опустил свою задницу на один из стульев, как ко мне подошел какой-то хмырь, позднее оказалось, что он из актива, и велел «идти нахуй отсюда и никогда больше сюда не садится». Я решил не конфликтовать с ним, хотя голос бН и изрядно поиздевался надо мной, решив, что я струсил.
- Да нет же, бН. – я оправдывался перед рыжей белкой. – Просто я знаю, что здесь существует иерархия. Это я в прошлый раз пытался выебываться, не зная местных порядков, но сейчас я научен горьким опытом, и предпочитаю вести себя спокойней. Тем более, какая разница где сидеть, жратва и пойло одно и тоже.
В принципе, я оказался прав, лишь в одном я ошибался. Раздачу хлеба начинали с первого ряда, то бишь от окна, а заканчивали столами за которыми в итоге оказался я, таким образом нам часто доставались корки или жалкие крохи, но это с лихвой компенсировалось добавкой, которую брали в основном те, к кому не приходили родственники и не присылали передачи. Передачи и сигареты хранились в запертом шкафу возле столовой и их выдавали строго по часам и частями. Сигареты по восемь штук раздавали в одиннадцать утра, а еду в пять вечера, и тоже не всю сразу, чтобы у кормящихся не возник заворот кишок. Было нормальным тоном сигаретами делиться с выдвиженцами, актив до этой привилегии не дорос, а всякими йогуртами, печением и конфетами с медицинским персоналом палаты.
Найти мне место для приема пищи помогла все та же Вера, усадив рядом с какими-то щуплыми стариканом и старухой в инвалидной коляске. Как после выяснилось, здесь имелась и женская палата, в которой проживали три дамы. Одна из дам была девчонка лет двадцати пяти, на которую заглядывались молодые психи, цоканьем языка оценивая ее женские достоинства, но откровенного хамства и приставаний от прекрасной половины человечества к бабам не было. Единственное что я испытал, впоследствии, было чувство неловкости, когда я сидел на горшке, а другая дама среднего возраста, зашла в сортир и уселась на соседний писсуар. Зато, когда был банный день, все психи ходили поглядеть, как молоденькая сумасшедшая моется под душем, некоторые даже после этого занимались онанизмом.
Но это все будет потом, а сейчас я влез между двумя стариками и принялся ждать своей порции каши. Самое противное заключалось в том, что в голове опять возник какой-то бедлам, от чего мне еще меньше захотелось жрать. Размазав кашу по стенкам тарелки и выпив горячий чай, я отнес тарелку и чашку в мойку, и, переругиваясь с белками, поперся в свою палату. Причем, поскольку гомон был настолько громки, то мне пришлось разговаривать с белками вслух, чего не преминула заметить медсестра, которая зашла следом за мной и поинтересовалась моим состоянием.
- Да все нормально, - соврал я.
- Ну, я же вижу, - ответила он. – Ты ведь шел и с кем-то разговаривал.
- Да, - признался я. Отпираться было бессмысленно и да и к чему, я же не в Кремле на приеме, а в дурдоме на лечении. Вот пускай и лечат, раз уж мне не довелось попасть на прием к президенту М. – Когда меня прокапают?
- Погоди чуть-чуть, - уходя, сказала сестра.
Этого чуть-чуть пришлось ждать до вечера, а пока я занялся приемом поздравлений и пожеланий, по поводу моего пребывания в больнице. Вы спросите от кого были эти поздравительные открытки? Естественно не от премьер-министра и губернатора города, а от славненьких, маленьких белочек, которые организовали канал связи прямо во дворе моего дома, возле скамейки на которой мы обычно пили портвейн. Необычным в этой ситуации было только то, что бН общалась со мной через левое ухо, а все остальные через правое. Через него же раздавалось женское хоровое пение, через него шла трансляция футбольного матча между «Зенитом» и «Спартаком» который должен был состоятся лишь в ноябре, через него ко мне была заслана делегация, чтобы выпить со мной стаканчик 72 портвейна. Пересказывать этот бардак я не стану, отмечу лишь, что это не был бедлам, а скорее нечто похожее на управляемую демократию по господину Суркову, из Кремля. Когда некоторые белки сильно меня доставали, особенно бГ с ее борщем и отсасыванием ***, то я просил бН вмешаться и отогнать эту особь от скамейки, с чем бН достойно справлялась, находясь при этом то в пригородной электричке, то в Красном Села, а то и вовсе к черту на куличиках.
Поначалу у скамейки оказались бГ, бКо и Ошпаренный. Денег как обычно не было и они стали орать мне в окно, прося чуть-чуть бабла. На что я сообщил им, что меня там нет, а я нахожусь в больнице. Это не смутило бКо, и он мгновенно оказался под окнами психушки, продолжая канючить деньги.
- Ну нет у меня здесь денег, - ругался я, наблюдая, как какой-то дворник волочет бКо за руку, а тот сопротивляется и орет мне:
- Леха, но ты все же посмотри!
Как он проник во внутренний двор больницы, меня совершенно не заботило, я знал, что МОИ белки могут проникнуть куда угодно, лишь бы было желание. В тот раз мне даже не пришлось прибегать к помощи бН, выручил невесть откуда взявшийся Рыжий (для краткости бРы).
- Погоди, - сказал он бКо, который ошивался уже возле скамейки. – Сколько вам не хватает, я добавлю.
- Спасибо, Серега, - бКо, долго тряс ему руку.
- Ну что, - тем временем хихикал бРы, высыпая мелочь из кармана в руку Ошпаренного. – Допрыгался? Я же тебя предупреждал.
- Кончай гундосить, - перебил я. – Сунь лучше бГ, он не плохо сосет.
- Что, правда? – возбудился Рыжий. Поворачиваясь к бГ, освещавшей улицу своим фонарем под левым глазом.
- Твой, в рот не возиу, - наотрез отказалась бГ. – Я только у Лёнчика сосу, у него больно *** приятный.
- А у меня зато большой, - бРы расстегнул ширинку и вытащил на всеобщее обозрение свой пенис.
- Убери свой шланг, - закричал на него не привыкший к таким манерам бКо, - сейчас бабки милицию вызовут, лучше в магазин сходи, а то я там должен «камиссарихе» червонец, пока не отдам, хрен вино отпустит.
Рыжий не стал вредничать, а засунув *** в штаны, покорно направился в магазин, возле которого встретил подшившегося бК, с которым был в соре. Но весть о том, что я залетел в психушку, быстро примерила приятелей, и плюнув на поджидавших их алкоголиков, они обнявшись пошли в бар к Марине, смотреть трансляцию футбольного матча, который состоится через два месяца.
Воспользовавшись паузой возникшей в эфире, бН стала мне жаловаться, что ее чуть не изорвали собаки, когда она шла от электрички к дому. После чего достала из сумочки банку джинтоника и смеясь принялась дразнить меня. Я было хотел ее послать куда подальше, но тут вступилась бГ и принялась хаять бН.
- Пошла ты нахуй! – в голос заорал я, испугав склонившегося надо мной однофамильца Сашку Иванова.
Псих (а он действительно был повернутым, о нем ниже) запаниковал и побрел вон из палаты. Так я весь спецконтингент перепугаю, подумал я, слушая переругивание двух дам.
- Гол, - заорал бРы, перекрикивая галдящих женщин. – Лёнич, наши гол забили!
- Сейчас повтор будет, - поддакнул бК. – Иди в столовую, посмотри.
Я чуть было не повелся на его призыв, и действительно едва не поперся к телевизору, смотреть футбол из будущего, но вовремя одумался, пообещав, что обязательно сделаю это, но чуть позже.
Тем временем к скамейке подтягивались все новые и новые знакомые и поздравляя меня с временной сменой места жительства, присоединялись к сбору пожертвованию в пользу бедных, то бишь меня. Оказывается, он собирались отправить делегацию ко мне в больницу, чтобы принести сигарет и гостинцев. Впрочем, так было и в прошлый раз, поэтому их пламенный порыв не вызвал в моей душе никаких потрясений и эмоций. Больше всего меня доставала бГ, зовущая к себе в деревню, и обещавшая меня кормить борщом и сосать ***. Слушать это было просто невозможно, и я попросил бН, выгнать ее из моей башки, что бН с легкостью и сделала, чем изрядно меня удивила. Странно, подумал тогда я, мне этого никак не удавалось, а у нее получилось так легко. Но придавать этому какого-то значения я не стал, а молча наблюдал и слушал, как возле скамейки веселились оставшиеся белки.
- Лёнич, - вновь заорал бРы, - наши второй гол забили!
- Зырянов, молоток, - поддакнул бК. – Иди, посмотри.
И я пошел, но только не в столовую, а в туалет. Возле туалета на корточках сидели больные и курили, пуская сигарету по кругу.
- У тебя курево есть? – спросил меня какой-то «черный» в синем драном халате, мывший с утра коридор.
- Откуда у него, - ответил за меня смотрящий за нашей палатой, стоявший тут же на корточках возле скамейки, - он только утром поступил, к нему еще родственники не приходили.
- И не придут, - сообщил им я, закрывая за собой дверь.
В отличие от пятой палаты, здешний туалет выглядел на порядок цивильней. Вместо дырок в полу, здесь стояли два обычных унитаза и раковина для мытья рук. Он разительно отличался даже от палат, поскольку был выкрашен темной красной краской, и штукатурка на стенах не сыпалась и с потолка не свисали ошметки побелки. Позднее я понял причину этой метаморфозы. Просто этим туалетом пользовались родственники и посетители больных, и в связи с этим места общего пользования должны были выглядеть соответствующим образом, а то с какой стати нужно было выпрашивать деньги у родных, ежели отчитаться за их использование было нечем. В России существуют потемкинские деревни, а здесь потемкинские сортиры и столовые, благо и та не была лишена дежурного лоска. В столовке возле раздаточной, висело меню на всю неделю, в котором значились все блюда, которые предназначались больным. Правда, сосисок, сыра, масла и колбасы, я так и не удосужился попробовать, но что касается горохового супа, рисовой каши и кофе с молоком, то это действительно присутствовало в нашем рационе. В палаты же, родственников не пускали, а посему, нафига там делать ремонт, и так сгодится.
Облегчившись и выслушав от бН очередную похвалу, по поводу прелести моего детородного органа, я вернулся в палату и шлепнулся на кровать, тщетно ожидая спасительной капельницы. В голове, что удивительно, залаяла Жулька Вальки-заложницы. Такого от себя я ожидать не мог. Одно дело голоса людей, другое дело собачий лай. Если меня в скорости не уколют, то этот эксперимент может зайти слишком далеко.
- Ты спроси у сестры, - посоветовала бН, которая поднималась по лестнице в своей парадной и попивала шампанское.
На этот раз я последовал ее совету и, молча поднявшись, пошел искать медичку. Старухи негде не было, зато я наткнулся в столовой на «кактус», которая договаривалась с выдвиженцами на счет каких-то лекарств. Увидев меня, они прервали беседу, и Петровна обратилась ко мне с вопросом:
- Чего тебе?
- Когда меня, наконец, прокапают?
- Иди в палату, - отбрила она. – Когда Вера вернется и откроет сейф.
Все лекарства, содержащие наркотики, хранились у них в сейфе, за исключением тех, которые предназначались для комсостава, те лежали у сестричек в кармане халатов. Я уже тогда подумал, неужели поддержание внутреннего порядка так дорого стоит, чтобы расплачиваться за него таким образом. А впрочем, наверное это так. Психи были выдрессированы настолько, что даже не пытались перечить персоналу, зато дерзить врачам считалось в порядке вещей, их не любили не больные, не медсестры, считая их белой костью. Что опять же досталось нам в наследство от прежней власти коммунистов и беспартийных, кто бы что не говорил нам с высоких трибун.
Я нисколько не обиделся на сестру, осознавая всю ничтожность моей просьбы, повернулся и побрел назад, ругаясь с бН, по поводу ее глупых советов. У двери я столкнулся с Николаем, бывшим капитаном 1 ранга, как выяснилось в последствии, который спросил у меня:
- Ты не видел здесь Гречко?
- Какую гречку, - поначалу, не врубился я. – Разве на завтрак греча была, а не рис?
- Ко мне должен приехать Гречко и Михал Иваныч, - пропустив мое замечание на счет риса, верещал Николай.
Тут до меня дошло, что каперанг имеет ввиду бывшего министра обороны Советского Союза, который воскреснув и вылезя из могилы у Красной стены, примчится по первому требованию отставника. Похоже, что Коля поселился здесь надолго, подумал я, но решил подыграть несчастному, и посоветовал ему позвонить в дверной звонок и поинтересоваться у сестры, куда она отправила доблестного военноначальника. Что Николай с готовностью и проделал, а я с удовольствием наблюдал, как открывшая дверь Вера, орет на несчастного капитана.
Все же подленькая у меня душонка!
Повеселившись таким образом, что я буду проделывать, в последствии, и с другими больными, я вошел в палату, и не смотря на упреки раздававшиеся в мой адрес со стороны бН, с чистой совестью улегся в кровать. Но, долго повалятся в постели, «наслаждаясь» какофонией разных звуков, мне не удалось, потому что, раздался призыв всем проследовать в столовую для приема пищи. Удивительно, но прошло уже пять часов, как я здесь, а с этими голосами, мне показалось, что пролетело лишь одно мгновение, из семнадцати отпущенных временем.
Кое-как примостившись между старухи на каталке и щуплым старикашкой, я тихонько поругивался с белками и ожидал первого блюда. Принесли вполне съедобный свекольник и компот. Разница в еде, в сравнении с пятой палатой десять лет назад, была просто разительной. Мало того, что сейчас сносно кормили, так еще и добавку давали, и главное, что хлеб никто не пытался стащить и засунуть в рот. Наоборот, соседи предлагали свои куски, особенно старуха, которая вообще ничего не съела, за все время моего пребывания в больнице. Поначалу я не понимал, для чего тогда её волокут сюда по очереди активисты, но потом до меня доперло, что она появляется в столовке, только для того, чтобы пообщаться с остальными больными. Бабке, которая доживала здесь свой век, сосланная сюда своей дочкой и зятем за умеренную плату врачам, просто необходимо было элементарное человеческое общение, которого она была лишена в своей женской палате. Молодая девчонка, вечно любезничала в курилке с мужчинами, а вторая тетка принципиально не замечала старуху. Здесь же, среди мужиков, бабка чувствовала себя в своей тарелке, зная всех по именам и делясь с ними кашами, супами и вторыми блюдами. Единственное, что она ела, это была булка. Все понимали ее и относились с сочувствием и почтением, а старушенция сознательно изводила свой организм до истощения, хотя иногда ее и насильно кормили сестрички, призвав в помощники актив и высшие силы.
Тем временем, свекольник сменил плов, правда без мяса.
- А что ты еще хотел, мой мальчик? - спросила бН. – Нихуя ты губенку раскатал, может тебе еще и шампанского оставить?
- Оставь, - неожиданно для себя, согласился я.
- Фигушки, - бН вертела перед мои носом своим кукишем.
Я отмахнулся и залепил левой рукой по треске жующему рядом старикашке. Сосед напротив с удивлением посмотрел в мою сторону, но сочтя мой поступок, как нечто само собой разумеющимся, продолжил трапезничать. Дедок же просто пропустил оплеуху мимо кассы, а просто встал и пошел относить пустую тарелку.
- Отстань, сука, - бН меня не на шутку разозлила своим поведением, уже не в первый раз подставляя и введя в краску.
- А что ты хотел, Лёнюшка, - как не в чем не бывало, сказала белка. – Я тебя предупреждала, что легко со мной не будет.
- Не ты, скотина, а Нина, - вместо того, чтобы промолчать, ввязался я в бессмысленную перепалку с бН.
- Ха-ха, - рассмеялась эта сучка. – А я кто по твоему.
- Кто хочет добавки, - донесся до меня, спасительный голос поварешки, - остался свекольник и не много плова.
Обдирая ноги о край стола, проход был таким узким, что я к концу своего пребывания здесь, заимею на правой ноге здоровенную гематому, я пошел вставать в очередь за пловом, который оказался довольно вкусным.
- Что, даже вкуснее, чем я тебе готовила? – не унималась бН, пока я прозябал в очереди, которая еле двигалась. – Ах ты гад, неблагодарный!
Я благополучно промолчал и, получив порцию плова, вернулся за стол и продолжил трапезу. Хлеб, как лежал на столе, так и продолжал лежать. Значит здесь мой лозунг по поводу пристального наблюдения за куском насущного, не катит. Наоборот, людишки вылезая из-за стола оставляли нетронутые куски злаковых или отдавали их остающимся едокам. Многие предпочитали не набивать желудок больничной пищей, а дождаться раздачи посылок и сожрать нормальную домашнюю еду, в виде копченой курицы из близлежащего супермаркета, или куска колбасы, из того же магазина. Мне же оставалось дожидаться своей обещанной капельницы и слушать приколы этой тупорылой бН и вопли остальных уже пьяных белок.
Капельницу принесли в начале пятого, об этом сообщил мне смотрящий по палате, который был счастливым обладателем наручных часов.
Если бы кто-нибудь услышал тот концерт, который закатили мне пьяные белки, то наверняка бы застрелился из чего угодно, хоть из швабры, хоть из указательного пальца. Едва только смотрящий принес в палату капельницу и поставил ее рядом с моей кроватью, сообщив мне, что сейчас придет медсестра и сделает укол, то вся толпа белок начала истошно вопить. Тогда же, по просьбе бН, которая в отличие от остальных белок, вела себя довольно пристойно, во всяком случае, в общих хор воющих и ревущих, она не пожелала вступать, я и поинтересовался у активиста который час. Тот ответил, я поблагодарил от своего имени и от имени бН.
- А зачем тебе время? – спросил я у бН, когда смотрящий отошел от моей постели и плюхнулся на свою.
- Да я скорую жду, - ответила бН.
- А с тобой-то что случилось?
- Представляешь, - захныкала белка. – Захожу я в квартиру, а мне папа в лоб как даст кулаком, я так и ебнулась в коридоре! А он орет - «Нина прекрати бухать!» Вот сволочь! Я заперлась в комнате и скорую вызвала, потому что шишка на лбу с каждой минутой становится все больше и больше.
- Ну что ты врешь? – возмутился я, выслушав откровенную чушь, которую бН несла не понятно для чего. – Твой папаша может только ментовку вызвать, чтобы меня забрали, как это он проделал в мае месяце, козел драный, но тебя ударить он навряд ли посмеет, все же дочь родная.
- Ударил, ударил, - уверяла бН. – Он знаешь какой злой. Он меня готов убить, если я не брошу бухать!
- Так ты брось.
- Ха-ха, - настроение у бН мгновенно изменилось, и она рассмеялась. – Завидуешь мне, козленок. Вот сейчас пойду и шампанского выпью, а ты лежи и облизывайся, дурашка.
- Вот видишь, сразу же понятно, что врешь! Если бы ты вызвала скорую, то не напивалась бы сейчас.
- Нет, Лёнька, она действительно скорую вызвала, - встряла в разговор бОН. – У нее такая шишища на голове, размером наверное с кулак. Ты ****ь Краснобабкина, - бОН, стала переругиваться с бН, как обычно называя ее по фамилии, присовокупляя к этому различные ругательства. У них в Селе так принято общаться между близкими людьми. Одна другую *****ю назовет, та ответит еще похлеще, и ведь не поругаются, не подерутся вцепившись друг-другу в редеющие волосы, а скинутся и, обнявшись за жирные талии, пойдут в местный супермаркет за бухлом. А потом будут сидеть в кустах возле школы и вспоминать о прошедшей молодости и хаять мужиков, из-за которых у них в этой жизни все полетело кувырком, покатилось под откос и пошло шиворот-навыворот. Напившись шампусика, всплакнут о своей нелегкой доле и отправятся восвояси, кто к мужу под бок, а кто к папе, выслушивать очередные порции недовольства и презрения.
- Сама ты Оля ****ь! – не замешкалась с ответом бН.
- Ну вот и поговорили, - вставил я. – Идите попейте шампанского, позвоните своим подругам, может те чего-нибудь покрепче предложат, идите, а то, вы меня достали и своим враньем и своим пьянством. Тут бухают, там бухают, и никуда от этого не деться. Разница если и существует, так только в количестве и качестве выпитых напитков. Во дворе хлещут бормотруху, а в Красном коньяк и шампанское, но результат один и тот же – алкоголизм 4 степени, следующая остановка дурдом или морг, третьего не дано.
И если две пигалицы из Села послушали моего совета и, обругав меня на прощание, удалились из головы, то мужики во дворе и примкнувшие к ним Тома, Валька-заложница и Анискина-старшая, подняли такой галдеж, что я вынужден был призвать их к порядку, от чего лишь только распалил пьяную толпу. Каждый из присутствующих высказывал угрозы в мой адрес и обливал помоями. Поначалу, я не понял, отчего возникла такая реакция на мои слова, но потом до меня дошло. Дело в том, что в толпе я заметил бРы и бК, которым приходилось уже попадать под каток истории, и они прекрасно знали, какая мучительная смерть ожидает всех белок, после того, как медсестра всадит мне в жопу успокоительное и поставит капельницу. Эта сволочь бРы, науськивал и подзуживал всех остальных, непосвященных, чтобы они прошли по моим мозгам «маршем несогласных» и вынудили меня отказаться от лекарств, даже ценой собственного здоровья.
- Вот уж *** вам! – возмутился я поступком приятеля. – Я ****ь вызову внутренний ОМОН и вас от****ят, как наших оппозиционеров в прошлом году возле ТЮЗа!
- Сволочь, а притворялся демократом, - высоко подняв над головой руки со жатыми кулаками, белки стали скандировать разные антиправительственные лозунги, типа: «Путина в отставку, а Медведева в тайгу». Я правда не понял, причем здесь они, ведь речь идет о моем, внутреннем, государстве, а не о внешнем, становящемся с каждым годом все более злым и безжалостным.
- Я-то в душе демократ, - оправдывался я. – Но как с вами еще можно разговаривать, кроме с позиции силы. Вы ведь не понимаете нормальных человеческих слов. Вас просят заткнуться, а вы только еще пуще распаляетесь. Вот и приходится принимать адекватные меры.
- Это ты о чем?
- О ****е! – ответил я и ужаснулся, открыв глаза.
Надо мной склонилась Вера и внимательно слушала мой диалог с белками. То, что я разговаривал с ними вслух, не вызывало никаких сомнений.
- Извините, - я покраснел, пока сестра качая головой, управлялась с капельницей.
Едва лишь иголка вошла в вену, так эти чурки моментально поумолкли. Похоже, что призывы бРы возымели то что, в том, чём, имеет, то самое правильное то, чего желаешь самое, и взаимодействие прет именно оттуда, откуда ты желаешь это самое заполучить. Виртуальность всего этого, влезает в голову, через анальный канал, представленный в виде бонуса, заполученного сверху вниз, с потребности потреблять, на ****ь победителя. Если не встать, на точку не возврата, то можно не вернуться обратно , с перепуга не пука, хотя все это такие тонкие вещи, как брать в рот маленький кусочек печения «Мария» и ждать, когда оно раствориться в твоей плоти, почувствовав прикосновение губ, той самой «Марии», которой никогда не было, а может и не будет. Бесконечность пространства, цепляясь за бонусы надежды перлюстрации и соблазна импичмента нынешнего предела безобразности состояния, в закрытии клапана, отмеченного штампом непонятая. Извините и извиняйтесь, пряча свои улыбки и постные морды в туман ладоней и дождя. Ждите, что вам так же плюнут в газа, беспечной гадостной слюной, может быт ждавшую себя многие дни и месяцы. Плюйте, и не ждите от иных ответа. Вы сделали то, что накопилось, что куда-то попыталось выйти не через одно и второе ваше совершенство. Бесконечность пространства ощущается её бесконечностью, м это безупречная мгла, прёт из последи душевных противоречий, возникающих от перебора эмоций откупоренных подсознанием, двигателем определяющим то, чем вы живете. Умереть не страшно, зная о том, что вы не кто, Вы были когда-то кем-то, но стали прахом, и что?
Досвидос!
Голоса постепенно замирали, становясь всё глуше и глуше, пока совсем не исчезли. Оставался внешний фон. О чем-то переговаривались психи, возле окна, обсуждая какие-то насущные проблемы, типа чтобы съесть в первую очередь йогурт или сметану, армянин возле двери, был занят поиском запрятанной в складках белья сигареты, по коридору прогуливались два молоденьких идиота, шаркая по линолеуму войлочными тапками. В столовой работал телевизор. Я проваливался в сон, вызванный действием на организм какого-то химического препарата, в результате действия которого Бг должна была исчезнуть, раствориться и умереть, прекратив свое тлетворное воздействие на мой мозг. Голоса умрут, и умрут легко, в отличии от прошлого раза, когда мне досталась та, страшная безумная ночь со скандалами, воплями и таким завихрением мозгов, что описать простыми словами фактически было не реально. Обретенный опыт десятилетней давности помог мне избавиться от болезни куда более проще и безмятежней. Кроме всего прочего, медицина и фармакология не стоит на месте и на сей раз мне ввели нечто иное, чем «релашку», да и вырубился я почти мгновенно, даже не почувствовав переход из реальности в дурман сновидения.
Когда меня разбудил смотрящий и позвал на ужин, то колбасило меня так, словно я выпил пару литров сухого вина, или обожрался каких-то колес. Меня шатало из стороны в сторону и я едва смог примоститься на свое место за обеденным столом. С трудом запихнув в себя вермишель с куском черного хлеба, я с блаженством отметил, что голосов больше не было. Не веря своим ушам, а точнее нейронам мозга, я несколько раз попытался вызвать хоть кого-нибудь из белок, что, в принципе, было опрометчивым шагом с моей стороны. Но кроме наружного фона ничего услышать не удалось. Похоже, что случилось то, что и должно было произойти. Все белки передохли. Отказавшись от добавки, я вернулся на свою койку , лег в постель и прикрыл глаза. Весь сучизм ситуации заключался в том, что потеряв голоса, мне стало их ужасно не хватать. Не с кем было пообщаться, выслушать какую-нибудь глупость, скобрезность. С кем-то поругаться или поспорить. Это совершенное безумное чувство потерянности, одиночества. Общаться с населяющими палату психами, меня не очень радовало, поскольку, каждый был замкнут в себе и если возникал хоть какой-то общий интерес, то всё сводилось к тому, как и у кого стрельнуть сигарету, а как пережить очередной день либо ночь, чтобы завтра начать все по новой.
Первые пять дней у меня были ударными и я не особо заботился о своем времяпровождении.
Подъем в семь утра.
Утренний туалет.
Завтрак.
Капельница и провал в нирвану. После чего, до обеда находишься в совершенно разбитом, дегенеративном состоянии двустворчатого моллюска. К обеду, слава Богу, голова чуть проясняется и хоть как-то возвращается реальность происходящего.
Обед.
Послеобеденный сон или тупое валяние в кравати.
Ужин.
Просмотр телевизора, тем кому это надо. Желающих уставиться в ящик, находилось не так много, да и по телеку шла одна лабуда.
В десять вечера прием таблеток, для основного контингента. Поскольку я торчал на капельнице, то мне успокоительные были не положены, и я со спокойной совестью валялся в постели, дожидаясь того момента, когда «морфей» окутает меня своими объятиями.
А на завтра все повторяется опять, словно время остановилось. Лишь появляющиеся на пять минут врачи, заставляли напрягать мозги и высчитывать дни недели, Названия месяцев и лет. Психиатрия поднялась на такой недосягаемый уровень, что понять их логику было совершенно невозможно, а впрочем это сделать никто и не старался.
Итак. Первая ночь в шестой палате прошла относительно спокойно, можно сказать благостно. Все волнения связанные с болезнью растворились в спертом больничном воздухе, исчезли как мимолетное видение, вызванное чьим-то образом, выкуренной сигаретой с анашой или услышанной божественной музыкой. Что же это было на самом деле, если говорить честно, то я ту ночь я не сообразил. Решил, что этот голос возник в голове на том самом тончайшем пороге, отделяющим сон от яви. И лишь когда он вернулся снова, когда я стал жить с ним, то догадался, что это уже не галлюцинации, а нечто более неестественное и могущественное, чем обыкновенная горячка.
Около трех часов утра, как позже выяснил я у медсестры, голос бН, откуда он мог взяться? испуганно закричал мне в левое ухо:
- Лёнюшка, проснись. Проснись козленок, я тебе приказываю!
То, что это был голос бН никаких сомнений не вызывало и я, просто, струхнул поначалу, понимая, что мои надежды на скорейшее избавления от Бг оказались слегка преувеличенными.
- Что случилось? – от страха, а ведь еще днем, я так желал, поговорить хоть с кем-нибудь их белок, на лбу выступила испарина и все тело покрылось липким теплым потом.
- Посмотри налево! – голос у бН был испуган и слегка дрожал.
Я высунул голову из-под одеяла, в палате было немеренно комаров, которые не только жужжали мешали спать, но еще и кусались, словно мухи Це-це.
Рядом с постелью стояло белое приведение, звучно хрипело и таращило на меня глаза, которые светились в темноте августовской ночи желто-зеленым огнем. В бестелесных руках призрака было подушка. Конечно, я не верю во всяких чертей, призраков, вампиров и прочую нечисть, но в тот момент испугался довольно сильно. Мозги работали как атомный реактор или процессор в компьютере. Нет, конечно, это не призрак, это всего лишь Сашка Иванов, мой однофамилец и сосед по палате. Тогда я еще не догадывался какой степени ебнутости он достиг, и потому, сообразив что к чему, спросил Александра:
- Санек, что случилось? – при этом, вставая с постели и прикидывая, смогу ли я справиться с ним, если он станет проявлять агрессивность. То, что на уме у него, если он конечно присутствовал в настоящий момент, было что-то черное, не хорошее, сомневаться не приходилось. С какой стати он держал в руках подушку, не инсаче, для того чтобы придушить меня во сне.
Его бессмысленные фразы, бессвязная речь добавила мне решимости и я, сообразив, что ждать от него чего либо из ряда вон выходящего, не приходится, тем паче, что кроме меня проснулись еще парочка пациентов.
- Обоссался опять, - констатировал смотрящий по палате. – Надо сестру разбудить, чтобы белье ему поменять.
- А хули он с подушкой торчал возле меня?
- Может почудилось что-то, - пожал плечами смотрящий. – Вообще-то он спокойный, ссытся постоянно и падает. У него с координацией что-то ненормальное происходит, но чтобы агрессию проявить, этого с его стороны я не замечал. Впрочем, надо позвать сестру, пусть его «мужики» к кровати привяжут. У него во время полнолуния случается такое, и обмочиться по самые уши, и шароебится по палате, в поисках каких-то знакомых.
Сестра проснулась злющей как оса и обругав меня, с кислой физиономией проследовала за мной в палату. Сашка стоял возле своей пастели со спущенными штанами и снятой рубахой. Он был на столько худ, что казалось, окромя костей да коричневой кожи, на его теле более ничего не было. Как он еще умудрялся передвигаться во времени и пространстве. В дальнейшем, чтобы не педалировать эту тему, Иванов ежедневно обо что-то бился, поскальзывался и падал в самых различных местах. Один раз он умудрился разбить голову об унитаз, чем вверг в шок и замешательство весь медицинский персонал. По сути своей, он был безобидной букашкой в этом мире, доживавшей свой век в этом убогом заведении, наряду со старухой на инвалидном кресле, так же как и капитан 1 ранга, родные которого все еще надеялись на нашу медицину, но эта надежда угасала с каждым месяцем его пребывания здесь. Вообще же из всех палат в общей под №6 настоящих идиотов можно было перечесть по пальцам на трех руках. Про себя, дебила, я не говорю, как не говорю и про актив, про выдвиженцев, которые по сути своей просто избегали, пережидали, отмазывались от каких-то судебных преследований со стороны властей. Едва некоторых из них выписывали на свободу, как через небольшой промежуток времени, они вновь оказывались здесь. Спишь сколько влезет, ешь от пуза, какие-то наркотические препараты в наличии. За сигарету можно договориться с пациентом и он удовлетворит твою похоть. В жопу не видел, врать не стану, а на счет миньета, было. Раз, дней за пять до выписки, случайно заглянул в хозблок, где по шкафам была расставлена разная посуда, на вешалках болтались халаты и в куче находились алюминиевые кастрюли, заметил одного «мужика» из лиц не русской национальности, который с удовольствием отсасывал у одного из выдвиженцев. Цыкнув на меня, выдвиженец дружески похлопал по плечу «нерусского» и закатив глаза продолжил получать удовольствие.
Впрочем, все это будет потом, а сейчас, когда все устаканилось и улеглось, и обвязанный веревками Сашка Иванов, пытался уснуть, бормоча себе под нос какие-то ругательства, я внезапно вспомнил о голосе, который предупредил меня, о мнимой угрозе. Неужели голоса остались? Но, почему же их не слышно сейчас?
Меня раздирали противоречия. С одной стороны я хотел мгновенно связаться с бН и поздравить ее, что она смогла выжить в борьбе с химией, а с другой стороны я боялся, что кроме нее восстанут из мертвых и воскреснут остальные. Правда, мне предстояло еще четыре капельницы, успокоительные таблетки и еще какая-то гадость, но слова сказанные когда-то заведующей наркологического диспансера, врезались в мою память. Возможно, настанет такой момент, когда эти голоса останутся в твоей голове навсегда и никакая химия не сможет вернуть тебя к прежней жизни. Все начинается с малого, но часто заканчивается большой трагедией.
Лежа в темноте и прислушиваясь к тишине, я все ждал, что сейчас раздасться в левом ухе голос бН и она расскажет мне, что она чувствовала, когда химия и витаминный комплекс обрушился на нее всем своим чудовищным ударом. Но в голове было пусто, словно в межзвездном пространстве истребленным злобными инопланетянами, в фильме по роману Герберта Уэллса.
Вероятно, это был прощальный вздох, моей маленькой рыжей белочки. Надежда была только в том, что толстая бегемотиха Нинка не поступит со мной таким же образом, как ее клон и не покинет меня окончательно, обматерив на прощание по полной программе. Мне находиться здесь еще как минимум девять дней, а я уже сыт по горло всеми этими впечатлениями. Нет сигарет, а скоро я захочу курить, нет никакой надежды, что отец возьмет трубку и сообщит Нине, где я нахожусь. Придется считать дни, запоминать числа и мечтать о скорейшей выписке.
Впрочем, сейчас спать. Ведь я не спал уже не одну сотню лет!
Воскресное утро мало чем отличалось от предыдущего. Подъем, бесцельное болтание по коридору, завтрак и сдача анализов. Иванова развязали и медсестра прочитала ему очередную лекцию. Остальные в нашей палате не представляли никакого интереса, ни для персонала, ни для меня. Голоса в башке исчезли на века, хотя сестра Вера, пока что не сдала свою смену, пару раз подходила ко мне и заглядывая в глаза спрашивала:
- Ну как, твои голоса?
- Прошли, - отвечал я, понимая, что она ни на йоту не верит мне. Сколько таких она перевидала на своем веку, не счесть, и верить мне у нее не было ни малейшего резона. Мне было все равно, доверяет она мне или нет. Я был свободен и предоставлен самому себе. Вообще, жизнь в дурдоме близка к идеальной. Спи сколько влезет, жри от пуза, существуют решетки на окнах и некоторое ограничение в передвижении, но и это терпимо. Эротические фантазии возбуждают посетительницы и наши сумасшедшие дамы. Несколько раз, психов, которые давно находятся в стационаре, даже выводили на прогулку. Главным ограничением является определенная норма сигарет в день – от 8 до 16 в зависимости от того, наличествует ли в расписании родительский день или отсутствует. Короче, за курево шла страшная борьба. И если активисты и особы приближенные к персоналу могли обкуриваться до дури, то остальным приходилось попрошайничать, унижаться, а некоторым, как я уже говорил, и сосать сигары иного вида. После того, как башка чуть просветлела, то и курить захотелось с невероятной силой. Пол дня я честно держался, но потом сломался и пошел в курилку в надежде, что кто-то смилостивится и даст добить хабарик. На мое счастье, в курилке оказался дед армянин из нашей палаты, который и в последствии угощал меня не раз, то сигаретами, то печением, то соком. Все это конечно ништяк, но не плохо было бы заиметь и свое курево. И мне в голову пришла идея. Заметив, что каптерка или хозяйственный блок, в котором я застал пикантную сцену, открыта, я проник в нее и обнаружил, что окошко можно спокойно открыть. Если вы подумали, что я мгновенно сиганул из него вниз на улицу и петляя, как заправский детектив ушел от преследователей, то конечно вы ошиблись. Во-первых, на окнах были решетки, а во-вторых сбегать из психушки не было никакого резона, мой паспорт находился в приемном покое, да и навернуться со второго этажа, сломав себе ногу или свернув шею, мне абсолютно не улыбалось. Нет, я поступил наиболее разумно, как мне казалось тогда, в настоящий момент. Я вернулся в палату, разорвал на полоски чью-то простынь, простите уже не вспомнить, связал лоскутки между собой, на конец привязал картонную коробку из-под сока, которую уволок а каперпнга и отправился «на рыбалку», благо во дворе трудились гастробайтеры, у которых я надеялся поиметь некоторое количество сигарет, за проявленную смекалку. К моему сожалении, рыба не торопилась клевать, а некоторые индивидуумы откровенного грозили пальцем, обещая доложить о моих изысках начальнику нашего отделения. Я фактически уже отчаялся, но тут голос бН, внезапно возникший у меня в левом полушарии, сказал:
- Сейчас будут проходить двое мужчин, ты попробуй попросить у того, кто будет одет в зеленый костюм, а второго, работягу, не слушай, сделай вид, что просто не замечаешь его.
- Ты опять со мной? – ее голос настолько поразил меня, что я чуть было не проморгал вывернувших из-за угла мужиков.
Ответа на мой вопрос от бН не последовало и я, обратился к мужикам, помятуя о сказанном мне белочкой.
Мужчина в зеленом костюме, посмеялся над моей сообразительностью, и не смотря на то, что второй дядька в синей с оранжевым рабочей робе, возражал против того, чтобы снабжать психов сигаретами, бросил в коробку несколько штук.
- Сваливай! – прошептала бН, когда я вытянул свою добычу.
Не решаясь ей возразить, я вновь опустил веревку в окно и повернувшись вышел из каптерки. Если бы я чуть-чуть задержался в помещении, то столкнулся бы нос в нос с медсестрой, которая прослыла за время моего пребывания в больнице «самой злобной и зловредной дурой» В чем я, в принципе, пожалуй соглашусь.
Пройдя по коридору, во второй туалет, я примостился на скамейку и принялся размышлять над произошедшим., не понимая, это мой внутренний голос, предупреждает меня об опасности и дает дельные советы, или это голос бН, которую не смогли победить химические препараты? Во второй курилке почти никогда не было народа, и можно было спокойно покурить, не оставляя никому «добить» и спокойно пораскинуть мозгами. Все же я не в обычной больничке нахожусь, а в специальном заведении, где все стены и потолки пропитаны душевными заболеваниями и не маленькими трагедиями. После не долгих раздумий, я пришел к выводу, что в моей башке еще существуют некоторые остаточные явления, и надо с аккуратностью прислушиваться к советам белки. Куда важнее было то, что бН осталась одна и вела себя очень пристойно, не раздражала, не устраивала истерик, не собачилась. Мне было бы приятно поговорить с ней побольше, но она появлялась внезапно, и так же внезапно исчезала, не обращая внимания на мои просьбы «поболтать хоть самую малость».
После обеда, на который давали борщ (привет бГ), пюре с подливкой и компот из сушеных груш, психи разбрелись по палатам и принялись наводить марафет. Как выяснилось воскресенье и вторник были приемными днями, и персонал тщательным образом следил за чистотой в подсобных помещениях, местах общего пользования и внешним видом постояльцев. Для чего сразу же после обеда устроили всеобщий побривочный час, на который, в столовую, активисты и смотрящие загоняли всех подряд, даже баб из женской комнаты, даже подростков, у которых щетина не росла ни еще не уже и, вообще, никогда не собиралась. Всеобщий салон красоты палаты №6 выглядел следующим образом. За одним из обеденных столов, возле окна, сидела молоденькая сестричка, ответственная за личную гигиену пациентов и несколько выдвиженцев. На столе стоял тазик с горячей водой, пара железных кружек, несколько помазков, с вылезающей из низ щетиной и сменные, безопасные лезвия, типа «Нева» или «Шик». Которых в продаже я не лицезрел уже лет десять, как минимум. В первую очередь брились продвинутые психи, из особ наиболее приближенных к медицинским телесам. Следующими были те, кто не порезав себе горло, губы и щеки, с горем пополам, мог поскрести себе вылезшие наружу поросли. При этом, лезвия в станке менялись не регулярно, и была опасность бриться чьим-то тупым лезвием, занеся себе в чрево какую-нибудь инфекцию. Собственно я, поскольку побрился намедни дома, и вынужденный проделывать эту процедуру в настоящий момент, под неодобрительными взглядами актива, лишь аккуратно соскабливал с себя пену, стараясь не касаться лезвием нежных, розовых щек. В последнюю очередь шли те, кто обязательно отхватил бы себе нос, ухо или нижнюю челюсть, в попытке соскоблить образовавшиеся на лице островки щетины. Для этой категории психов существовали специальные брадобреи, которые выполняли все технические операции за своих клиентов. Глядя на это действо со стороны, мне вдруг показалось, что я, почти, физически ощущаю, некую интимную близость между бреющим и бреющимся. Кто из них выступал в качестве кого, мне невдомек, но флюиды эротических фантазий, настолько плотно облепляли эти парочки, что становилось тошно глядеть на их благостные лица.
Пока последним наводили марафет на рожах, «работяги» во всю драили коридоры и туалеты. Медсестры рисовали себе лица, а всех тех, к кому родственники забывали дорогу, настоятельно призывали без особой нужды не покидать палат, благо не позорить культурного названия сего заведения.
Этим просто грех было не воспользоваться, особенно учитывая то, что Сашка Иванов уже с утра был заведен, обоссан и в меру невменяем. Завели его тем, что недодали трех штук сигарет, вероятно, кому-то из активистов не хватило с прежней «дачки». Белье не сменили на сухое, потому что, от злости он мочился через каждые сорок минут, и у сестры-хозяйки, элементарно кончились чистые комплекты. Что же касаемо его невменяемости в определенную меру, то в приемные дни он всегда был возбужден, поскольку считал, что его двоюродная сестра, наконец-то вспомнит про родственника и посетит его, и возможно заберет (!) отсюда в свой загородный дом в поселке Ольгино, что на берегу Финского залива.
Чтобы хоть как-то развеять грусть тоску и убить время до ужина, ожидая пока психи и их родственники и друзья надоедят друг-другу и не разбегутся в разные стороны, я решил слегка постебаться над Сашкой, а заодно и медичками, которые как надзиратели на зонах и тюремных свиданках, обязаны были присутствовать в столовой во время встреч пациентов с их родственниками.
- Санек, - начал я наводить мосты с погасшим мозгом Иванова. – Сегодня вроде родственники ко всем припрутся.
Вместо ответа, Иванов вытаращил глаза, словно пытался уловить смысл моих слов и присел на кровати. Как я заметил, правая штанина у него была мокрая, а рубаха разорвана в области живота.
- Курево есть? – продолжил приставать я, пытаясь растормошить его слипшиеся мозги.
- Должно быть, - с трудом шевеля языком, пробурчал он, принимаясь шарить коричневыми худыми руками под вылезшей из наволочки серой подушкой, покрытой темно серыми пятнами неизвестного происхождения. Толи они возникли от старости и сырости, а может и из-за иной жидкости пролитой на их поверхность.
Зная, что сигарет там и в помине нет, я, тем не менее, с любопытством смотрел на его тщетные поиски. Курить хотелось, как летать, но в нашей палате лишь дед армянин мог безболезненно угостить сигареткой. Но, поскольку он лежал смирно и лупая глазами глядел в потолок, то я даже не рискнул к нему обращаться с бессмысленной просьбой о куреве. Оставалось дожидаться хоть слабенького развлечения, которое предложит Иванов в своем исполнении.
- Сань, - вновь открываю я пасть, когда начинаю чувствовать, что энтузиазм у Сашки угасает, и вот-вот, он вновь завалиться в кровать.- А ты же базарил, что к тебе вчера сестра приезжала и оставила в ординаторской пару пачек «Оптимы».
Саня замирает на постели и начинает судорожно вспоминать, постоянно почесывая правую обоссанную ногу. Лицо его не выражает никаких эмоций до той поры, пока до него не доходит смысл моего вопроса.
- А где они? – тараща на меня безумные глаза, он пытается собрать все разрозненные мысли в единую кучу.
- А чего ты мне-то этот глупый вопрос задаешь? – отвечаю я, понимая, что клиент начинает мыслить в правильном направлении. – Ты у сестры спроси, раз ты уверен, что курево в ординаторской.
Полный решительности, Иванов поднимается с кровати и… Падает на соседнюю постель, придавливая костенистым задом Федора, который встает лишь три раза в день, на завтрак, обед и ужин, а заодно справляет все свои потребности. Федора завтра выписывают, на поруки родственников, здесь частенько такое практикуется, за особую плату, и он живет уже будущим, а не вчерашним днем. Федор грузный и инфантильный мужчина, на которого падения щуплого Иванова, что слону дробина, но то обстоятельство, что Сашка весь мокрый и теперь от Феди будет смердеть мочой, раздражает выпускника и тот начинает громко ругаться. На вопли прибегает одна из медсестер и парочка активистов, поскольку наша палата расположена рядом со столовой. Выяснив суть вопроса и матерясь не хуже, нежели мужики, сестра удаляется за чистым бельем и подгузниками для взрослых. Возвращаясь, она спешно передает все это добро одному из активистов и удаляется на свой боевой пост, а то, не иначе в ее отсутствие, родственники сумеют передать пациентам что-то такое запрещенное, будь-то лишняя пачка сигарет, таблетки с транквилизаторами или натуральные наркотики. Теперь в свою очередь с не меньшей силой и удовольствием выражаются «по матери» активисты, пытающие присобачить Иванову подгузник. Сее устройство сделано на-столько сложно, для слабого российского ума, что прикрепить его к телесам несчастного не представляется возможным. То липучки оказываются где-то возле пятки, то они застревают в промежности, то член вылезает из памперса так нагло и вызывающе, что активисты покрываются испариной. Наконец, кто-то догадывается привязать памперс к тазу Иванова при помощи той простыни, которую я использовал в качестве невода, для ловли сигарет. Через несколько минут, Иванов, похожий на беременную африканку из племени сомалийских пиратов, водворяется на свое место, а заглянувшая на секунду в комнату медсестра, едва не лишается чувств.
Но, на этом развлечения не заканчиваются. Мне еще надо показать нашим доблестным родственничкам, что представляют из себя больные, которых невелено показывать на публике, во избежание нервных срывов у здоровых индивидуумов, тем более, что до раздачи слонов, точнее сигарет, есть еще целых тридцать минут.
Я краем глазом посматриваю на Иванова, который теребит свою набедренную повязку, при этом глубоко призадумавшись на какой-то мыслью. В этом состоянии, он вполне способен совершить очередной поступок, стоит лишь только предать ему легкое движение.
- Санек, - что у нас на счет курева? – не навязчиво повторяю я прежний вопрос, ответ на который был зарублен на корню, падением Александра на Федора, некоторое время назад.
- Курева? – в глазах Иванова появляется желтоватый блеск и он, без моей навязчивой помощи, вспоминает о том, что где-то в ординаторской должны лежать его сигареты. Он шарит рукой под одеялом и в течении десяти минут развязывает веревки, которыми его прикрутили к кровати активисты. Затем приподнимается и встает, стараясь удержать равновесие и не проделать предыдущий фокус с Федором, который на всякий случай присел на край постели и молча наблюдает за потугами Александра.
Наконец, цепляясь руками за все за что можно уцепиться, в том числе и за воздух, Иванов устремляется к двери. Возле двери, он останавливается и размышляет несколько секунд. Я торчу от его прикида. Белая рубашка с оторванным воротом, короткие залатанные кальсоны и огромный словно вспухший от голода живот, замотанный обрывками простыни, которую я спер у кого-то из пациентов. Если мне не изменяет память, а здесь все возможно, то таких идиотов часто показывают в цирке, называя их клоунами и манежными. Отчего-то считается, что люди с неестественно большими животами, башмаками, яркими волосами и носами, просто обязаны вызывать у почтенной публики просто заоблачную бурю восторга и веселья. Увидев лед тридцать назад такое рыжеволосое убожество, мне стало обидно за тупорылость наших людей, выпячивающих людские недостатки. Так же обидно и больно, когда смеются над карликами, людьми лишенными каких-либо частей тела и прочими недостатками. Мне всегда было жаль дебилов и дегенератов, пока я не понял, что мир, в котором живут они, намного светлей, чище и добрей, чем тот, в котором живут, так называемые нормальные люди, способные на предательство, подлость, убийства и прочие поступки, одновременно естественные и с другой стороны претящие человеческому естеству.
Короче, появление такого клоуна Иванова, по моему разумению должно было вызвать оторопь у людишек с воли, а с другой стороны и некие низменные инстинкты и эмоции, с неизбежной легкой улыбкой на устах. Чего нельзя было сказать о медсестрах, которым данная сцена, отнюдь, положительных эмоций не прибавит, а если что и прибавит, так пару седых волос, спешно закрашенных рыжей краской.
Постояв возле двери, Иванов, наконец, распахнул ее и направился к входной, чтобы позвонить в звонок, для вызова сестры, находящейся снаружи нашего помещения. Появление в коридоре клоуна Александра никаких эмоций не вызвало, как у медсестры, так и у воркующих больных и их родственников. Все были настолько увлечены собой, что просто не заметили, появления на сцене столь экзотического персонажа. Зато, когда наконец распахнулась входная дверь, и в нее просунулась голова медсестры Светы, то не обратить внимание на мизансцену возле выхода было уже невероятно трудно.
Слегка одуревшая сестра, пыталась выпроводить больного в палату, а то неловко сопротивлялся, бурча себе под нос невнятные фразы. При все при том, повязка у него на животе ослабла, памперс набухший от мочи, а Сашка умудрился описаться по новой, рисовался где-то возле коленных чашечек, а его причинное место вызывающе чернело посередине белых одежд. Причем, видя это безобразие, Света старалась убрать, засунуть его член обратно в памперс, но ее попытки были обречены на провал, поскольку тот был наглухо прикручен к левой ляжке обрывками стибренной мною у кого-то простыни.
Во всех романах, во всех спектаклях, фильмах и рассказах обязательно должен найтись некий герой, который сможет разрулить ситуацию, и спасти честь принцессы или еще кого-то. Честь принцессы–Светы и еще кого-то, в виде всех остальных спасать пришлось мне. Впрочем, ничего мало-мальски героического я не совершал, а просто схватил Сашку за руку и запихнул в нашу палату. Скажу честно, признаюсь, как на духу, ни о каких дивидендах и опциях, в тот момент я и не помышлял. Просто мне стало жалко Сашку, выставленного мной в неприглядном виде, хотя ему-то на самом деле было на это глубоко плевать. Уровень его сознания болтался где-то между прямой кишкой и мочеиспускательным каналом. Это было животное не способное самостоятельно мыслить и принимать решения. За него думали и принимали решения другие, в нашем случае врачи и медсестры. Надежды на Ито, что когда-то он вновь обретет ум, не было никакой. Он существовал здесь до тех пор, пока способен передвигаться, принимать пищу и писать в штаны. Едва это закончится, как его переведут в другую клинику, где с такими амебами не церемонятся, где они затухают с такой же космической быстротой, как гаснет звезда свалившаяся в океан. Возможно, он будет видеть тот свет, который недоступен для понимания живущих, но он никогда не сможет рассказать об этом, потому что, он уже не помнит букв, и как из них составляются слова.
Впрочем, закончилась философия так же скоро, как и возникла. В награду за свой «самоотверженный поступок», я получил от Светы целую пачку «Беломора», чем и пользовался в течении нескольких дней. Вот так, желание развлечься и хоть как-то скрасить свое затхлое существование в скорбном доме, привело к весьма положительному результату. На какое-то время можно было прекратить унижаться и просить у кого-либо докурить, большего развлечения, чем попрошайничать, увы, не оставалось.
На следующий день предстояло познакомиться со своим лечащим врачом, от вердикта которого зависела моя дальнейшая судьба. Толи я буду чалиться здесь по полной программе, то есть от десяти до четырнадцати дней, толи срок удастся скостить, как в прошлую ходку, но оставалось загадкой, что он попросит взамен сокращения срока. Я уже смутно догадывался, что мое бахвальство вызванное тем, что сообщил в приемном покое о предыдущем визите в больницу, обойдется мне боком, ведь повторные симптомы заставляют взглянуть на тебя несколько с иного ракурса и относиться с большей настороженностью. Но тогда, в приемном покое, я мало задумывался о тактике и стратегии своего поведения, мне надо было срочно избавиться от надоедливых белок, которые особенно рьяно вели себя именно по приезде в клинику.
Вторая ночь прошла не менее беспокойное, чем первая. Иванов опять чудил, ссался и норовил вылезти из палаты в поисках своих утраченных сигарет. Его переодевали, вязали, били полотенцами по спине, пока, наконец, под утро он не успокаивался и не затихал до официального подъема. А там все по накатанной колее. Уборщики со швабрами, споласкивание морды-лица в сортире, сигарета или, в моем случае, папироса натощак и ожидание завтрака. Я давно заметил, что если до полудня время еще хоть как-то передвигает свои хрупкие копытца по дороге истории, то после того, как на Петропавловке грохнет пушка, оно останавливается и садится к нам в курилку и пыхтит, пыхтит одной за другой папиросой, растягивая удовольствие на вечные времена. Намаешься, намучаешься дождавшись обеда, хоть какое развлечение, а за ним следует послеобеденный отдых, длящийся сто миллионов лет. Едва переживешь его и сядешь лопать вечернюю кашу, а там до отбоя целых четыре часа, а по телевизору идет мура, а поговорить не с кем, а курить надоело и так тоскливо на душе, что и не радует уже это безделье и не счастлив от свободной несвободы и не лезут больше на ум никакие приколы и дурацкие розыгрыши. Не зря один адекватный смотрящий по соседнему кубрику сказал мне чуть позже: «Тут сами врачи с ума сходят, что уж говорить о нашем брате. Это если тебя не задержат здесь, и выпишут через определенный срок, то считай, что родился в рубашке. Ежели, что-то не так, и консилиум принял решение продолжить твое лечение, то шанс выйти отсюда в здравом уме резко уменьшается, просто в разы. Поэтому, старайся не хамить сестрам и активу, и вообще, будь проще и тише, и тебя никто не заметит. А раз так, то ты и откинешся, не оставив здесь следа, не в умах сестер, не в душах пациентов».
О том же мне сказала бН, появившаяся в голове во время моего первого общения с доктором. Видя, что он почти в открытую намекает на некий бонус, в результате чего возможен вариант моего УДО, я вспылил, и лишь только испуганный голос рыжей белки, успокоил меня, возведя в положенные по моему статусу рамки.
- Значит не станете звонить? – врач, парняга лет тридцати с бегающими глазками на желтом лице, больше ничего и не врезалось в память, настаивал на своем разговоре с моими родственниками.
- Нет, - я уже не в первый раз отвечал отказом на его настоятельную просьбу или если хотите совет. – Они на даче.
- Ну, неужели тебе не с кем связаться. Ведь у тебя есть близкие люди, кроме родителей, - продолжал увещевать врач.
- Есть, - согласился я, естественно, думая о Нинке. – Есть любимая женщина, но вот ей-то я звонить и не стану. Никогда!
- Что ж, - доктор с бегающими глазами тяжело вздохнул, словно упертость пациента помешала ему совершить благороднейший поступок и вытащить больногос того света. – Тогда я ничем вам помочь не смогу (он перешел с доверительного ТЫ на официальное ВЫ). Полечитесь десять дней, сдадите все анализы, тогда и посмотрим, что с вами делать.
Я с сожалением пожал плечами, мол, что поделать, вот таким уродом мне довелось уродиться.
К своему удивлению, я обратил внимание, что доктор не спешил распрощаться с моей персоной, а начал нести какую-то чушь о причинах моей болезни.
- Да все от бухла, - безапелляционно заявил я, которого стал раздражать весь этот коллоквиум.
- Не все так просто, - врач забарабанил пальцами по столешнице, наигрывая что-то отдаленно напоминающее болеро Равеля.
- Вы же сами педалировали именно эту причину, как основную - улыбнувшись, сказал я. – Не узнав даже моего имени, вы задали первым делом вопрос: «пили?»
- Алкоголь, безусловно является одной из важнейших причин возникновения галлюцинаций и абстинентного синдрома, но судя по некоторым новым методикам, причина может лежать в иной плоскости. Чтобы точно понять источник возникновения в коре головного мозга, настоящих явлений, необходимо обследоваться на МРТ (магнитно-резонансном томографе), который, кстати, клиника совершенно случайно приобрела на деньги одного зарубежного благотворительного фонда.
Тут я сразу же как-то вспомнил рассказ Рыжего, о его посещении местного наркологического диспансера, и рассказ его случайного знакомого, о том, как наркодиллеры вбухивают приличные средства на строительство и обустройство центров реабилитации больных алкоголизмом и наркоманией. Чувствовалось и здесь попахивало подобным говнецом. Сейчас этот педорюга будет уговаривать меня просканировать мозг, за совершенно незначительную сумму, которая поможет ему поставить наиточнейший диагноз и провести лечение по самым современным методикам. Мели Емеля, твоя неделя! Аппараты может и самые современные, примерно конца прошлого века, но вот медикаменты как были со времен царя Гороха, так и остались, ничего нового, я к примеру не заметил.
Зато врач с бегающим взглядом заметил в моих глазах некий интерес к его болтовне, и решил поднажать, чтобы запарить и развести меня по полной программе.
Он играл в свою игру, ему нужны были бабосы, я в свою, мне было скучно, и общение, пускай и с душным и малоприятным человеком, хоть как-то способно убить время и не замкнуться в себе окончательно.
- Все дело в голографической памяти, - верещал доктор, хлопая глазами и регулярно озираясь по сторонам, словно выдавал мне какую-то страшную государственную тайну. – Это упорядоченная система, системное восприятие всего прошлого опыта и предсказаний о будущем, облегчающий сознательный опыт доступа человечеству к любой информации находящейся в его разуме.
Я слегка осоловел от такого начала, но вида не подал, и лишь пару раз кивнул, делая вид, что каждое его слово выкристаллизовывается в моем разуме согласно опыту прошлого и предсказаниям будущего.
- Голограмма, - продолжал он. – Является частью разума каждого человека, а сознательное расположение воспоминаний по порядку, многократно облегчает работу памяти и рассудка.
То-то я и засек, что все белки в моей башке располагались в одном здании, под названием мой мозг и вне зависимости от своего статуса беспробудно бухали, облегчая мне работу памяти, по выявлению их всех в закоулках сознания и совершенно не оказывали никакого влияния на степень помутнение моего рассудка.
- В чем-то это подходит близко к восточным техникам медитации. Люди западных цивилизаций, как мы с вами, - доктор любезно причислил и меня к представителям великой общности людей. – Прежде чем осознать происходящее с ним и запомнить что-либо, многократно повторяет случившуюся закономерность…
Ну, а где тут разобраться с одного стакана? Естественно, пока не нахрюкаешься в дрободан, до сути не дойдешь. Как Блок писал, про истину находящуюся на дне стакана, для этого и под томограф ложиться не стоит за приличные бабосы.
…- или ищет, - продолжал тем временем док. – Логические закономерности, помогающие понять понимание происходящего и способствующие запоминанию понимающих пониманий.
Еще чуть-чуть и мои мозги вскипят и я пошлю этого доктора так далеко и надолго, что он понимать мои понимания, будет бесконечно бесконечности, осознавая, что нихуя так и не понял ни в чем, о чем пытался мне сообщить, сообщая о чем-то архи-актуальном и значимым, в его пониманиях понятий пониманий.
- В восточной же традиции, например у йогов, запоминание и понимание информации происходит иначе, чему способствует особое состояние очень высокой концентрации внимания, которое достигается через ментальные дыхательные практики и выделения той области сознания, из ее общего числа, которая играет в данный момент решающую роль, при формировании мировоззрения индивидуума, при медитировании и общении с потусторонними силами, достигшими уровня вашего падения в области личностного восприятия сущности существующей сути.
- Доктор, меня тошнит, - я действительно побледнел, и кровь отхлынула от лица. – Вы несете такую пургу, что я готов вам поверить, но денег у меня на ваши опыты нет. Медитировать я не умею и не собираюсь, и вообще, иди ты вы лекции читать студентам в медвузы, а не несчастным больным в психиатрической клинике.
- Я не призываю вас к ежедневным многочасовым медитациям, - продолжил было врач, но я грубо оборвал его.
- Если мы сейчас не прекратим эту болтовню, я заблюю всю столовую и ваш накрахмаленный халат!
- Я хотел вам добра! – его лицо побледнело, аналогично моему и он встал из-за стола.
Судя по резкой смене его настроения и тона, дальнейший наш разговор превращался в сущую бессмыслицу и мы оба сочли за благо прервать его, в душе костеря и матюгая своего оппонента. Последующие встречи с врачом прошли незаметно ни для меня не для него. Один раз мне всобачили такой больнющий укол, да еще в капельнице был раствор какой-то дряни, что тот день просто вылетел у меня из памяти. Я ходил по палате, словно вмазанный не слабой дозой какого-нибудь наркотика. В другой раз на его вопрос:
- Какое сегодня число и день недели?
Я гордо ответил:
- Пятьдесят второе мартобря, - вспоминая Гоголя, но явно путая число и наименование месяца в его «Записках сумасшедшего». Что же касается всего остального, то юный доктор, предпочел ретироваться и не связываться со мной, до поры до времени.
В последствии, врач обходил меня стороной, просто не замечая меня, считая пустым местом. Впрочем, меня и это радовало. Вспоминались слова смотрящего, чем меньше ты заметен, тем больше шанс выйти отсюда в здравом уме и светлой памяти.
Когда перестали ставить капельницы, стало жить тяжелей, поскольку дни стали длиннее, а ночи короче. «Фенозепам», который я стал получать перед сном, вырубал только на несколько часов, а потом наступало пробуждение и дикое желание свалить отсюда. Телевизор не привлекал. Сигареты кончились. Разговаривать было не с кем. Или я не понимал собеседника, или собеседник не понимал меня. Круг замкнулся, я остался один. Первоначально выручала бН, но с приемом таблеток, голос ее становился все глуше и реже. Он грустнел и часто задыхался от внезапно начинавшегося кашля. Она не жаловалась, но я понимал, что ее дни сочтены, белка умирала. Впрочем, с чего это я взял, что она белка? Нет, она не из того рода, она не из внутреннего, а она из потустороннего мира. Она ведьма. Это я понял в один из последних дней, пребывания в психушке.
В воскресенье 23 августа, после обильного обеда, за которым я умудрился сожрать три порции горохового супа и две гуляша, с подливкой из мясного бульона, выдвиженцы и актив собрались смотреть футбол. По Первому каналу показывали центральный матч тура «Зенит» - «Локомотив». Поскольку все психи за редким исключением были из местных, то в большинстве своем болели за нашу команду. Сказать, что ажиотаж был бешенным, я не скажу, но человек двадцать проявили к матчу неподдельный интерес.
Кому-то из смотрящих или из выдвиженцев пришла в голову хохма, сделать просмотр матча платным. Ну, не совсем платным, а что-то отдаленно напоминающее тотализатор. Вносишь плату за просмотр в виде сигарет, минимальная ставка одна штука, и пишешь на бумажке результат матча. Выиграл получай часть банка, за некой процентовкой достающейся букмекерской конторе, в виде устроителей тотализатора, проиграл, то бишь не угадал результат, лишаешься сигарет. Корче, все по честному, все аплодируют. В накладе не остаются выдвиженцы, а простые больные, это кому какая карта выпадет. Некоторые из психов узнав о нововведениях, предпочли сразу же отказаться, некоторые поставили свои кровные не раздумывая, являющиеся фанатами футбола и «Зенита» в частности, а некоторые слонялись возле столовой до самого начала матча, взвешивая все за и против. Я относился к числу последних. Веря в свою невезучесть с младых ногтей, мне совсем не хотелось расставаться с последней запрятанной под матрацем папиросы, а с другой стороны и поглядеть матч хотелось, и через день меня вроде как, по слухам, выписывают, да и слабая надежда всегда теплится в душе даже самого отчаянного неудачника.
Теребя и разминая папиросу в правой руке, я фланировал между курилкой и палатой, никак не решаясь встать на определенную позицию. Из столовой уже доносились звуки футбольного марша, под который игроки появляются на поле, а я все чесал яйца и глядел в потолок.
- Ты что, не хочешь футбол посмотреть? – раздался в левом ухе голос бН.
- Хочу, зайка, - ответил я, - привыкнув к ее неожиданному появлению.
- А чего не идешь?
- Сигарету жалко, - признался я. – Ты же знаешь, что Семен придумал, говнюк. – Проиграю курить нечего будет, а ходить и попрошайничать недоело порядком.
- А ты, попробуй, рискни! – настаивала бН.
- Не фартовый я парень, бН, никогда в жизни ничего не угадывал, да и *** с ним с «Зенитом», я за этих миллионеров уже давно болеть перестал.
- Хоть себе-то не ври, - с какой-то затаенной грустью, говорила бН. – Тебе и развеяться хочется, и куркулем, трясущимся из-за горстки табака, казаться не желаешь. Иди, отдай свою папиросу.
- Черт с тобой, - после некоторого раздумья согласился я. – Одной сигаретой меньше, одной больше…
- Да не это тебя смущает, козленок, - грустно улыбнулась бН. – Тебя с твоего детства волнует лишь один вопрос, как оправдаться перед собой и остальными за то, что ты сделал не верный ход. Не выиграв, ты станешь корить себя, что поперся смотреть этот вонючий футбол, вместо того, чтобы отравить свой организм табачным дымом и после говеть на измятой кровати. Ты не способен поглядеть на это другими незамыленными глазами и просто получить удовольствие от того, что жизнь твоя продолжается, даже если ты находишься в настоящий момент в психиатрической клинике. Ты на столько зажат и закомплексован в поисках себя и своего я, что порой кажется, что у тебя не сердце, а тяжелый камень, что у тебя не живой мозг, а бесконечно завиноваченная машина, настроенная исключительно на неудачи. Ты не видишь положительного ни в чем, не в том, что у тебя есть сын, что у тебя живы родители, что Нинка, наконец, а не Я, любит тебя! Ты понимаешь, что я плод твоего воображения, что я плод твоих фантазий и ты, о Боже, готов променять живого человека на галлюцинацию живущую в твоем мозге! Ты просто трус Иванов! Трус, трус, не спорь со мной. Но, учти, я скоро уйду, я исчезну, улечу на другую планету, о чем говорила тебе Нина, и ты останешься один. Если ты будешь себя так вести, то ты потеряешь не только меня и Нину, ты потеряешь всех и вся. Ты потеряешь себя, Иванов! Поэтому, сейчас же поднимайся с постели и иди в столовую, пока есть время. Счет я тебе скажу!
- Ты мне скажешь счет? – во-первых я ошалел от ее тирады и нравоучений, а во-вторых, откуда белка торчащая безвылазно в моей голове, могла предсказать результат матча, проходившего в Москве.
Впрочем, я предпочел последовать ее совету, нежели выслушивать ее нравоучения, понимая, что ничем хорошим наш спор не закончится.
Достав из-под матраца мятую беломорину, засунув ноги в тапки, я двинулся в столовую, все еще пытаясь осмыслить слова, сказанные мне белкой. В столовой находилось человек семнадцать.
- Правила знаешь? – спросил Сеня, отрывая взгляд от телевизора.
Я протянул папиросу.
- На кого ставишь? – он подвинул мне листок бумаги с лежащей на нем авторучкой (что строжайше запрещалось в палате. Ручки имелись только у сестер).
- Ни на кого, - ответил я, прислушиваясь к голосу бН. – Будет ничья.
Семен занес в список мою фамилию и напротив написал «ничья».
- На ничью поставило еще шестеро, так что, если и выиграешь, то только половинку сигареты, или вернешь свою, - сообщил мне букмекер. – Счет будешь угадывать, тогда ставки вырастут?
- 1:1.
- Смотри-ка ты, - Семен занес цифры в листок, ты пока единственный, кто предсказывает такой результат. – При удаче, сорвешь банк.
Он дружески похлопал меня по боку и продолжил смотреть футбол.
После того как Вова Быстров забил гол в ворота «Локомотива», футбол потерял для меня всякий интерес, как, собственно, и тотализатор. Я уже знал, что игра завершиться со счетом который сказала мне бН и это повергло меня в шок. По окончании матча, Семен долго тряс мне руку, а ко мне уже в то время стали относиться с большим уважением, после случая с главной врачихой, я рассказывал об этом чуть выше, отсыпав какое-то количество сигарет и папирос различных марок, а я как зомбированный все время думал о том, что происходило со мой в последнее время, особенно в больнице. Еще постоянно приходили на ум слова Нинки, сказанные мне как-то в самом начале нашего романа: «Мне кажется, Ленюшка, что я ведьма!»
Да куда уж казаться, так таки и есть!
Остаток дня я провел в основном в курилке, благо сигарет было с добрый десяток, а оставаться в одиночестве, один на один со странными мыслями о произошедшем мне совсем не улыбалось. И пускай в курилках разговор шел не пойми о чем, и вообще, была ли это связанная речь, или отрывки газетных статей используемые сумасшедшими для определенных целей, я просто не помню, столь незначительны и не внятны были все эти беседы и диалоги. Конечно, стоило вернуться в палату и уснуть, и проснувшись с восходом солнца попробовать поговорить с бН, но отчего-то душа не лежала к этому разговору. Там где-то в ее глубине, я просто побаивался откровенного общения с белкой, боялся того, что сбудутся ее пророчества и она исчезнет навсегда, как исчезли и все ее сородичи. То, что бН не была обыкновенной белкой, об этом я догадывался уже давно, но не мог понять механизма обращения ведьмы Нины в бН, и такому огромному влиянию, которое она оказывала на мое сознание.
После ужина, я долго валялся в постели дожидаясь, пока кто-то из «мужиков» не позовет меня за лекарствами. Сегодня вечером мне предстояло в последний раз принять успокоительные таблетки, таблетки для укрепления сердечной мышцы и еще какую-то дрянь, которую я обычно выплевывал едва отходил от раздаточного окошка.
БН молчала в течении всего вечера, но я знал, что она обязательно появится, придя проститься со мной.
После отбоя, я почти сразу же заснул, чувствовалось влияние «фена», а когда раскрыл глаза, то в сумеречном воздухе больничной палаты сразу же почувствовал ее дыхание
- Лёнюшка, привет, - прошептала она тоненьким, чуть дрожащим голосом, ставшим для меня таким близким и далеким одновременно.
- Куда ты пропала?
- Я? Никуда не пропадала, - ответила бН. – Просто ты выздоравливаешь и перестаешь нуждаться во мне. Ты возвращаешься из мира иллюзий и своих фантазий в реальный мир, и наше общение растворяется в повседневности. Ты живешь завтрашним днем, когда выйдешь в мир, и эфемерность перестает быть для тебя хоть сколько-нибудь значимым. Ты не считай себя каким-то избранным и особенным, поверь мне, у многих людей существуют свои белки в голове, свои ангелы, свои бесы. Кто-то просто способен слышать их голоса и внимать им, а кто-то настолько толстокож, что не заметит и пройдет мимо того единственного, кто живет в его душе и охраняет его существо. К сожалению, а может и к счастью, люди не способны понять сущность происходящих в них процессов и явления, списывая все на некие химические и физические процессы, моделирующие ход его мыслей, являющие движителями его поступков, стимулирующие сознание и создающие в итоги весь окружающий мир. К примеру психологи и психотерапевты, загнанные в угол своими фрейдистскими, юнговскими и иными теориями, разучились самостоятельно мыслить, зато с паранойидальной устремленностью навязывают миру весьма спорные идеи своих учителей. Кто-то когда-то воскликнул «Эврика!» и понеслось! Филосовы, психологи, медики перебивая друг-друга, отталкивая близких и далеких, с красными рожами и с пеной у рта, принялись доказывать, что учение всесильно и верно, даже если в нем они ничерта не смыслят. Легче прочитать текст написанный на бумажке, нежели написать свой. Легче отстаивать чужие догмы, тем более если ты не один, чем пойти наперекор устоявшимся понятиям. Да, существуют точные науки, незыблемые истины, но есть и тонкие материи, такие ускользающие субстанции и миры, которые понять человеку невозможно.
- Ты сейчас начнешь вспоминать о пришествии на Землю миссии?
- Навряд ли, - с грустью в голосе, ответила бН. – Рождение Христа, спасло мир от хаоса и разрушения. Об этом не мне судить, поскольку я ирреальность, и даже не Слово данное Богом человечеству. Понятие Веры оно столь бесконечно и многогранно, настолько внутренне для каждого, что говорить на человеческом языке об этом бессмысленно.
- Но, ведь мы не разговариваем с тобой, мы общаемся в искаженном формате реальности, - возразил я.
- К твоему не счастью, а может и наоборот, наше внутреннее общение происходит лишь потому, что ты пытаешься объять необъятное, проникнуть в непознаваемое и иррациональное, недоступное для твоего восприятия. Мы разговариваем с тобой на твоем языке, на твоем, довольно низком и узком уровне восприимчивости существующего мироздания.
- Спасибо, - обиделся я.
- Это глупо, - в свою очередь, закусила губу бН. – Я не собиралась обидеть тебя, просто ты пытаешься влезть туда, откуда выхода нет. Если и существовали те, кто понял что-то такое, чего не дано было понять остальным, то они давно не здесь, они никогда не вернутся и не расскажут о том, что есть истинна на самом деле, и существует ли она вообще.
- Погоди, - вдруг осенило меня. – А ты не хочешь сказать, что ты одна из тех, кто достиг понятия истинны, и разгадал сущность бытия?
Она рассмеялась. Смеялась долго и, порою, страшно. Мне казалось, что все краски человеческого и потустороннего мира вплелись в этот смех и сейчас разносятся по всему моему миру безумной какофонией звуков. Мне вдруг стало страшно, страшно от того, что этот безумный смех и является ответом на все вопросы, которые я задал, задаю и буду задавать себе в поисках понимания того, неуловимого, что хочу понять, но не могу даже сформулировать вопроса, а именно что я хочу узнать, прожив почти всю жизнь.
Наконец, она успокоилась, притихло и мое сердце, так громко стучащее в висках, вызывая во мне животный страх.
- Козленок, какой ты наивный и смешной, - отдышавшись, сказала он. – Только тебе могла прийти в голову такая нелепая мысль. Вероятно, именно за это ты и понравился Нинке, ты же знаешь, она с молодости любила всяких чудиков.
- Погоди, не путай меня, - я попытался сосредоточиться. – Но, ведь ты и есть Нинка!
- Нет, - ее голос слегка задрожал, в нем послышались металлические нотки. – Ты давно уже понял это, что я это не она. Ты правильно назвал меня бН, белка-Нинка. Я лишь та ее часть, которую ты хотел бы видеть и слышать. Если ты помнишь теорию вселенского разума и общения между людьми и их душами на абсолютно ином уровне, о которой рассказывала тебе она, то скорее это так, чем иначе. Ты поверил в ее теорию, а болезнь лишь усилила твое восприятие этой теории.
- Так, значит, я все-таки болен?
- Теперь уже нет, ты почти здоров. Лишь только я исчезну из твоей головы, как ты можешь смело заказывать банкет по поводу твоего счастливого исцеления.
- Постой, но ведь только что, ты говорила обратное, ты говорила о непознанности и бесконечности, о ускользающей реальности бытия и внутренних противоречиях существования любой человеческой единицы. Говорила о тупости наших земных философов и психологах, об эфемерности бытия и всего сущего. Ты мне врала?
- Дурашка, просто ты ничего не понял! Я говорила о том, что ничего не пытайся понять, поскольку этого не дано не тебе не остальным, воспринимай сущность, как данное и зафиксировав это в мозгах, живи с этим и радуйся. Вся история человечества состоит из поисков истины и разрушения существующих догм. Едва лишь кто-то приближается к свету, как находятся его последователи, начинающие превозносить своего учителя до небес. Но это чревато тем, что Солнце обжигает крылья у любого Икара, вознесшегося слишком высоко. Тогда находиться ниспровергатель, заявляющий о том, что он и только он является носителем истинных ценностей и знаний, и с ним происходит неизбежное. Это эволюция и так будет вечно, и лишь самый последний человек оставшийся на Земле сможет честно сказать, что он знает то, что ничего не знает. Кто-то из древних произнес эту фразу, всуе, и за нее уцепились многие, решив, что он достиг совершенства. Он приблизился к пониманию, но пошел не в ту сторону, и истинность пришедшую с небес унес в землю. Он родился раньше положенного срока, а возродился вновь в виде зеленой травы, которая лишь воспринимает солнечный свет и не способна донести до страждущих эклектику существующего мира.
- Прости, бН, но я ничего не понял, - мозги плавились, но уловить смысл потока сознания не могли. – Если ты не Нинка, а лишь ее часть, я сейчас не хочу говорить о таких тонких материях, на которые постоянно перепрыгиваешь ты.
- Но ведь я белочка! – расхохоталась бН. – Я и должна прыгать с ветки на ветку, по деревянному твоему разуму. Иванов, нельзя же быть таким наивным в 44 года.
- Можно подумать, что тебе меньше! – разозлился я, постоянно спотыкаясь от ее подколов и попадая в очевидные ловушки.
- Это не этично, напоминать даме о ее возрасте, - укорила меня бН. – Впрочем, ко мне это не относится, это твоей Нине столько, а я не имею ни возраста, ни тела. Я скажу тебе по секрету, - она пошленько захихикала, - я даже пола не имею.
- Как? – изумился я, когда до меня дошел смысл сказанных слов. – А с кем же я трахался тогда, в «моей» комнате?
- Хи-хи, козленок! Ты трахал себя в жопу!
И страшный лошадиный ржач пронизал все закоулки моего мозга.
- Тьфу, дура! – мне стало так противно, что даже захотелось сделать так, чтобы она поскорее испарилась из моего сознания.
Пролежав молча несколько минут, слушая, как наглая белка глумится над моими чувствами, я наконец, решил выяснить еще один, волновавший меня вопрос.
- Успокоилась? Тогда, скажи мне, откуда же ты можешь предсказывать события, которые еще не случились, но произойдут лишь спустя некоторое время.
- Ты о чем? – похоже она даже не поняла сути моего вопроса.
- Вернемся к футболу, - напомнил я о вчерашнем матче. – Или несколько эпизодов в больницы, когда ты одергивала меня во время, и буквально в последний момент выводила из-под огня. К примеру, тогда с сигаретами или когда Сашка хотел придушить меня подушкой. Да, что я буду вспоминать обо всем, ты и так прекрасно все понимаешь!
- Да? – удивилась бН. – А я и не думала об этом серьезно. Наверное это не я, а Нинка!
- Стоп? Но, она здесь причем? – меня опять начинало колбасить. – Я с тобой общаюсь, а она сейчас *** знает с кем!
- Я же пыталась тебе объяснить еще в самом начале нашего разговора, не пытайся ничего понять, потому что, все равно, ничего понять не сможешь. Воспринимай все случившееся, как данное и будь счастлив, что так произошло. Если тебе очень интересно, то почитай древних философов: греческих, римских, индийских, китайских. Может что-то для себя и почерпнешь.
- Ты дура! – я начал понимать, что снова схожу с ума, поскольку начал говорить в полный голос. – Ты сначала одно говоришь, а потом разворачиваешься на 180 градусов и твердишь обратное. Где же последовательность в твоих мыслях?
- А ее не существует, глупый, как не существует и мыслей, это тебе только кажется, что раз ты мыслишь, то существуешь. Нихуй подобного. Чем меньше ты думаешь, тем больше и сладостней живешь, это закон бытия!
- Хорошо, - слегка успокоившись, я попробовал все же понять, откуда он знала то, чему еще только случится произойти. – Все равно скажи, откуда ты знала про счет футбольного матча? Ведь никакой Нинки поблизости и не пахло! И прекращай издеваться надо мной, а то нажрусь галлопередола, – в миг исчезнешь!
- Напугал ежа голой жопой! – огрызнулась бН. – Я и так исчезну, без твоего передола, а тебе только хуже будет. Ты же знаешь, как с него суставы выворачивает, да челюсть сводит. Я правду не помню, чего я сболтну в тот или иной раз. Просто я говорю, а ты веришь мне, вот и все. Парочка событий случилась определенным образом, как ты их воспринял с моих слов, вот ты и поверил в мои способности.
Я полез под подушку, нашаривая там клочок газетной бумаги, в которую были завернуты несколько таблеток, в надежде испугать бН.
Ладно, ладно, не злись! – она, действительно, сдрейфила. – Просто у Нинки в роду, по материнской линии, были шаманы. Она же рассказывала тебе, что считает себя ведьмой.
- Было такое, - припомнил я. – Мне и самому казалось иногда, что она не совсем нормальный человек, но я списывал это на ее расшатанные нервы и пьяные озарения.
- Это тоже оказывает на нее влияние, - согласилась бН. – Но и то, что наследственность у нее кармическая и космическая, а то, что она часто наяву видит то, что иным и приснится не дано, говорит о многом. Она уникальна, Нина, но она не твоя! Вы никогда не будете вместе!
-Это почему? – этого вопроса я боялся и ждал больше всего. В сущности из-за него я и затеял весь этот разговор, прежде чем выпить таблетки.
- Я скажу, только никогда не говори ей об этом.
Я согласно кивнул.
- Её психику здорово надломил ее предыдущий, так называемый, гражданский муж. Она рассказывала тебе эту историю.
Я вновь кивнул, помня о том, как Нинка вытаскивала из постели любимого других баб.
- После этого она зареклась серьезно относиться к любым мужикам. Так, легкий флирт, не долгие свидания, пастель и ничего серьезного. Так случилось и с тобой. Когда она поняла, что ваши отношения могут перерасти в серьезные чувства, он испугалась и помня о прежней боли, постаралась удалиться от тебя, но , к несчастью, у нее это плохо получалось, ты занял большое место в ее жизни и заполнил любовью ее сердце. Но, она сильная личность, как и твоя супруга, и она справится с собой. Она поставила цель и добьется ее, тем более, что ты все делаешь для того, чтобы способствовать ее успеху.
- Но, что…, - начал я, но она прервала меня.
- Не спрашивай моего совета, тебе я его не дам! Могу лишь сказать, что вы еще проживете, точнее, промучаетесь какое-то время, а потом разбежитесь по своим клеткам. Твое будущее я предсказать не решусь, ты на столько соткан из различных противоречий и иллюзий, что даже твой завтрашний шаг покрыт мраком. Она более земная, хотя и, отчасти, ведьма. Она так и состариться ухаживая за своим эгоистом папой. Будет ходить на надоевшую работу, покупать дорогие вещи, не идущие ей совершенно, следить за морщинами, плача от их возрастающего количества, бухать с подругами по Селу. А после всего играть со старухами по подъезду в лото, разгадывать с отцом кроссворды, ковыряться в компьютере и вспоминать о прошлом. Нет, про тебя она вспоминать не станет, ты сотрешься из ее памяти, чему сам и поспособствуешь. Да, впрочем, тебе это и не нужно.
- А сейчас? Сейчас, у меня есть шанс, что мы еще будем вместе?
- Козленок, я тебе уже все сказала. Какое-то время она будет продолжать любить тебя. Именно ЛЮБИТЬ, хоть ты в это и не веришь. Вспомни стишок который ты написал перед запоем и прочитай его мне.
Я порылся в памяти, соображая о чем она ведет речь. Я много чего написал Нинке и хорошего и пошлого. Угадать бы тот ли стих она имела ввиду.
- Да, я про него говорила, - прочитала мои мысли бН. – Прочти его вслух, подумай, на сколько оно злое и по отношению к Нине и к тебе самому, а потом, - она усмехнулась. – Пей свой галлопередол, надеюсь что мы с тобой прощаемся навсегда.
Получив разрешение, я достал таблетки, зажал их в кулак и пошел в туалет, чтобы запить этот яд.
В небо птицы прилетели, растеклись по облакам.
Галка, сойки, коростели, - всюду щебет, всюду гам.
Вот и я мечтать хотел бы, к облакам подняться ввысь.
Неприлюбный, неприладный, - птицам крикнуть – « Расступись».
Но земля не отпускает. Вьюгой прихватив пальто.
«В небе ангелы летают, а не ***, простите, кто!».
Я б под землю, мне б под воду! Но безмолвны небеса.
Лишь за облаком глаза. Нет не купола не днища.
«Ты хотел любви козленок? ПОЛУЧИ ж ЕЁ, - КОЗЛИЩЕ!!
После того, как голос бН окончательно растаял в лучах восходящего солнца. Я снова сходил в туалет, выкурил на двоих с армянином свою последнюю призовую сигарету и вернулся в палату. Обоссаного однофамильца костерила сестра Лена, активисты приматывали его к койке, а я глупо улыбался и ждал завтрашнего дня. Если верить словам Заратустры, во вторник меня должны выписать.
Понедельник прошел без приключений, у меня даже отпало желание подшучивать над моряком и Ивановым, мысленно я был уже на воле и мечтал скорее позвонить Нинке. Я верил, что у нас еще не все потеряно, что еще есть какая-то надежда, на то, что мы будем вместе, пусть и не на долго, на миг, но этот миг будет мгновением во вселенских масштабах, а в масштабах человеческой жизни он станет вселенной.
* * *
Представляешь, Санек, хотел закончить свою писанину на философской ноте, а приходиться несусветной чушью. Выписали меня, как и ожидалось во вторник утром. Ну, я по солнышку, радуясь прекрасной погоде, поскакал рысью к дому. Пришел, помылся, побрился. Взял телефон, и заглянул на кухню, сделать глоток чаю. И, о ужас!
Возле окна на кухне жужжал шмель!
Человек я не слабонервный, но в результате последних событий, стал персоной весьма мнительной. Либо я снова и уже навсегда становлюсь Дауном, либо это есть какое-то неизвестное современной науке явление природы.
Ха-ха, дружище, не то и не другое! Так на пластиковом окне звенела анти-москитная сетка, под воздействием порывов северо-восточного ветра, который преобладал в том августе в течении большинства дней.
Вот так братишка, с чего все началось, тем и завершилось.
Прости, бегу деньги на телефон класть, надо звонить Нинусе, узнавать, а не соскучилась ли она по своему козленку!
Потусторонний мир растаял призраком в ночи,
С ним ты простился, догорел костер, осталась лишь зола.
Осталась только боль, да эхо от огня в печи,
Там где сгорал закат, - за амальгамою разбитого стекла.
P. S. Прикинь Александр, а ведь пророчество этой рыжей бестии бН сбылось. Ну, помнишь, когда она плела мне про левую руку, которая, якобы, скоро заболит? Так вот. Я ее сломал! Представляешь! И главное, что именно левую! Вот и не верь после этого в потусторонние силы.
* * *
Дочитав до конца опус Леонида, я почесал затылок и стал прикидывать, где же в его рассказе правда, а где вымысел. Не смотря на огромный опыт в сочинительстве разнообразных небылиц, мне просто не хватило бы воображения, так складно изложить все то, что сумел описать он в нескольких десятках листов. Точно, свихнувшийся мужик, решил я, и вылил в унитаз стоящую возле ноутбука початую бутылку водки. Все, с сегодняшнего вечера навсегда завязываю с зеленым змием, а то, не дай Бог случится вот такая котовасия, где мне тогда найти такую умную, рыжую белку по имени Нина?
Когда срывает крышу
© Copyright: Леонид Соколов 44, 2017
Свидетельство о публикации №217042901035
Свидетельство о публикации №217042901035
Рецензии