Северное сияние

         АНАТОЛИЙ МУЗИС

        СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
(ПЬЕСА В 2 ДЕЙСТВИЯХ С ЭПИЛОГОМ)

   Действующие лица:
      АНДРЕЙ
      НАТАША
      ТАМАРА
      ПЕТР (ПЕТРАРКА)
      ЦВЕТОЧНИЦА

                ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
                Картина I

   Перед занавесом по авансцене проходит ц в е т о ч н и ц а. Навстречу ей выходит Петр.

   ЦВЕТОЧНИЦА: Гладиолусы… Гладиолусы… Дары солнечного августа… /к П Е Т Р У/ Лучший подарок любимой. Купите гладиолусы.
   /П е т р жестом показывает, что цветы ему не нужны. Ц в е т о ч н и ц а уходит. П е т р останавливается и шарит по карманам. Он хочет закурить, но не может найти спички. Раздвигается занавес. На скамеечке скверика сидит А н д р е й. Он читает газету, прикрывая ею лицо от прохожих.Рядом с ним лежит букет гладиолусов. П е т р подходит к А н д р е ю/
   ПЕТР: У вас не найдется огонька?
   АНДРЕЙ: /опуская газету/ Петрарка?
   ПЕТР: Андрей. Вот встреча.
   АНДРЕЙ: Бродяга. Вернулся.
   ПЕТР: Как видишь.
   АНДРЕЙ: /украдкой смотрит на часы/ И как ты?
   ПЕТР:  Вот, хожу по улицам, словно и не уезжал. Только кажется, что отвык от женщин. Собственно не от женщин, конечно,  а от их вида: открытые руки, короткие юбки, элегантные брюки. Как-то не думал раньше, что все это производит такое впечатление. А теперь сознаю: когда молодая женщина наведет на себя красоту, она может сбить с толку самого господа бога.
   АНДРЕЙ: Так ты звони, не пропадай.
   ПЕТР: Теперь не пропаду. Знаешь, самое лучшее в путешествии это все-таки возвращение домой. А ты как?
   АНДРЕЙ: (оглядывается) Пока без перемен.
   ПЕТР: Скромничаешь. Впрочем, тебе виднее. Ты же окулист. /смеется/ Видит око, да зуб неймет.
   АНДРЕЙ: Видеть тоже не так уж мало. /хочет сесть и замечает цветы/
   ПЕТР: Ты что, ждешь кого? /А н д р е й в замешательстве/ Дай прикурить, а то вышел из дома, а спичек не захватил.
   /А н д р е й протягивает ему спички. П е т р закуривает/
   АНДРЕЙ: Понимаешь, Петрарка. Я жду женщину.
   ПЕТР: Понимаю и не буду тебе мешать.
   /Поднимается, чтобы уйти, но А н д р е й останавливает его/
   АНДРЕЙ: Подожди.
   ПЕТР: Зачем?
   АНДРЕЙ: Ты не помешаешь. Здесь совсем другое дело. Сейчас я тебе объясню.
   ПЕТР: Андрей…
   АНДРЕЙ: Нет, нет… Раз уж так получилось, я должен рассказать. Мы с ней работали когда-то вместе. Первоначально все было как обычно: «Здравствуйте», «До свидания». Потом… Впрочем, главное не в том как и когда. Главное, Петрарка, что все это серьезно, очень серьезно. Улыбайся, улыбайся. Но мы по настоящему полюбили друг друга. И все. Со стороны, возможно, это выглядит совершенно необъяснимо, и, тем не менее, это так.
   ПЕТР:  Ты, действительно, какой-то необычный.
   АНДРЕЙ:  Да, тебе я могу сказать прямо. Ты знаешь меня. Были в прошлом и гулянки, и встречи, после которых утром противный осадок и мысль: "Зачем?", и женитьба, головокружительная, как и все, что было до нее. Здесь совсем другое. Это точно. Такой полноты счастья, такого насыщения жизни у меня никогда еще не было. Я твердо убежден, что мне нужна именно эта женщина и никакая другая.
        /Появляется Т а м а р а.  Она видит, что  А н д р е й  сидит с посторонним человеком и уходит обратно/
   ПЕТР:  А как же Наташа?
   АНДРЕЙ:  Ей придется сказать, когда приедет. Она сейчас отдыхает на юге. А Сережа на даче с бабушкой.
   ПЕТР:  Вряд ли Наташа примет твои объяснения. Насколько я ее знаю, она не такая женщина. И хватка у нее бульдожья, даром что сама маленькая.
   АНДРЕЙ:  Вот в том-то и дело, что не такая. А Тамара...
   ПЕТР:  Так ее зовут Тамарой...
        /Снова появляется Т а м а р а. Ее замечает  П е т р/
          Это не она?
   АНДРЕЙ:  Она.
        /П е т р  поднимается с намерением уйти/
            Подожди. Я познакомлю вас.
        /Берет цветы и идет навстречу  Т а м а ре/
            Здравствуй, Томик. Мы ждем тебя. Мой друг - Петрарка. Журналист и путешественник.
   ТАМАРА:  Очень приятно. В детстве я тоже мечтала о путешествиях.
   ПЕТР:  И что же?
   ТАМАРА:   Вот, стала врачом и ни разу никуда не выехала.
   ПЕТР: Значит, плохо мечтали.
   ТАМАРА:  Не знаю. Сначала было как-то страшно переступить порог, потом показалось, что и ни к чему. Женщины, ведь знаете, домоседки.
   ПЕТР:  Не все.
   ТАМАРА:  Конечно. Но, все-таки, наверное, очень сложно, вот так, сняться вдруг с насиженного места и уехать?
   ПЕТР:  Нет. Просто надо сильно хотеть... или если уже невмоготу.
   ТАМАРА:  Что невмоготу?
   ПЕТР:  Оставаться.
   ТАМАРА:  Вот как.
   АНДРЕЙ:  /шутливо/  А Тамара думала, что путешественником надо родиться.
   ПЕТР:  Человек не рождается путешественником. Но, родившись, он сразу делает первый шаг. В неведомое. Это тоже своего рода путешествие.
   АНДРЕЙ:  Из тебя получился бы неплохой наставник.
   ПЕТР:  Нет, просто такой собеседницы мне не хватало целых два года.
   ТАМАРА:  Что вы. Какая из меня собеседница. Я люблю маленьких. С ними у меня получается.
   ПЕТР:  Тогда остается только сожалеть, что я не такой маленький, как Андрей.
   АНДРЕЙ:  Хватит, Петрарка. А то Тамара подумает о тебе невесть что.
   ПЕТР:  Надеюсь, все-таки плохо не подумает.
   ТАМАРА:  Я буду думать о вас как о Большом Друге маленького Андрея.
   АНДРЕЙ:  Большой Друг прошел бы мимо, если бы ему не понадобилось прикурить.
   ПЕТР:  Важно не то, что "понадобилось прикурить", а то, что даже закурив сигарету, он теперь хотел бы остаться.
   ТАМАРА:  Так в чем же дело? Мы будем рады.
   АНДРЕЙ:  Конечно.
   ПЕТР:  И тем не менее... В другой раз. Я действительно занят.
   АНДРЕЙ:  Но ты зайдешь?
   ПЕТР:  Какой разговор.  /Т а м а р е/  Очень рад был с вами познакомиться. Надеюсь, как-нибудь продолжим беседу...
   ТАМАРА:  Буду очень рада, если смогу.
   ПЕТР:  Конечно, сможете. Вы все сможете. Точно. Я пророк. Ну, пока.
   АНДРЕЙ:  Пока. Заходи.
   ПЕТР:  Непременно.  /Т а м а р е/  До свидания.
   ТАМАРА:  До свидания.
     /П е т р  уходит, приветливо помахивая рукой/
            Какое странное имя - Петрарка. Он не потомок Франческо Петрарки?
   АНДРЕЙ:  Да что ты. Он - Петр. Петр Аркадьев. Сокращенно - Петрарка. Мы его так прозвали еще в школе.
   ТАМАРА: Столько лет.
   АНДРЕЙ:  Да, заменило имя. К тому же он стихи писал. И, оказалось, у него действительно призвание. Кончил филологический. Теперь работает на радио, странствует. А мы топчем здесь городской асфальт.
   ТАМАРА:   Погоди. Может быть и нам придется уехать.
   АНДРЕЙ:  А ты согласна? Я за тобой хоть на край света.
   ТАМАРА:  /погружая лицо в цветы/ Какой чудесный букет. Мои любимые.
   АНДРЕЙ:  Нет, ты скажи. Ты согласна?
        /Притягивает ее к себе и целует/
   ТАМАРА:  Погоди, сумасшедший. Ведь увидят же...
   АНДРЕЙ:  Пусть видят. Знаешь, я даже обрадовался, когда Петрарка застал меня с цветами. Рассказал ему о нас, словно камень с души свалил.
   ТАМАРА:  Чудак. Зачем?
   АНДРЕЙ:  Петрарка хороший.Ему можно. Ты же сама говорила: надоело таиться.
   ТАМАРА:  Да, таиться надоело.
   АНДРЕЙ:  И потом, что мы должны скрывать? Любовь? Но ведь любовь не грех.
   ТАМАРА:  О н а  тоже так думает?
   АНДРЕЙ:  /мрачнее/  Она?.. Она еще не знает.
   ТАМАРА:  Ты ей скажешь?
   АНДРЕЙ:  Если хочешь - как только приедет.
                /пауза/
            Но не будем сейчас, а то испортим вечер.
                /пауза/
   ТАМАРА:  Скажи, что ты меня любишь.
   АНДРЕЙ:  Я люблю тебя, я очень люблю тебя.
   ТАМАРА:  Еще раз.
   АНДРЕЙ:  Я тебя очень, очень люблю.
   ТАМАРА:  Вот и хорошо.
   АНДРЕЙ:  А теперь ты скажи.
   ТАМАРА:  Ну, конечно же, так куда мы пойдем?
   АНДРЕЙ:  Куда хочешь.
                /Обнявшись, уходят/
   

                Картина 2
      Современная двухкомнатная стандартная квартира. Справа видна небольшая прихожая с тремя дверьми. Одна дверь входная, другая, застекленная,- ведет на кухню, через третью дверь проход в комнату. На стене прихожей между входной дверью и кухней висит вешалка и небольшое зеркало. В комнате вдоль правой стены стоят книжные полки, за ними - радиола и зеркальный сервант. На фронтальной стене - окно и балконная дверь. У левой стены стоит софа, двухламповый торшер и тумбочка с телефоном. За ней - журнальный столик и два кресла. Посредине комнаты, ближе к серванту, обеденный стол и четыре стула.
   В комнате никого нет. Звонит телефон. Из смежной комнаты выходит  А н д р е й.  Он в домашнем костюме.

   АНДРЕЙ:  /в телефон/  Да... А, здравствуй, пропавшая душа... Когда ты звонил? Нет, не дежурство, положили на исследование интересного больного. Фликтена. Воспалительный процесс, возникающий в слизистой оболочке или роговой оболочке глаза на почве туберкулезной интоксикации... Понимаю, для тебя это также интересно, как и для Наташи... Приехала... Сейчас должна подойти... Ничего. Пока тихо... Конечно, заходи... Нет, сегодня никуда не собираюсь... Да, да, заходи, поговорим... Отлично, жду.
     /Кладет трубку и направляется в соседнюю комнату, но его останавливает требовательный звонок у входной двери. А н д р е й открывает. Входит Н а т а ш а, в руках у нее покупки.  А н д р е й  недоволен/
     У тебя что, ключа нет?
   НАТАША:  Видишь, руки заняты. А потом, это так приятно - звонишь, а тебе открывает муж.
   АНДРЕЙ:  Все-таки лучше, если бы ты открывала дверь своим ключом.
   НАТАША:  Да уж, иногда - приходится... Ты сегодня дома?
   АНДРЕЙ:  Каждый день ты спрашиваешь об одном и том же.
   НАТАША:  Ты уходишь, я даже не знаю куда.
   АНДРЕЙ:  Нельзя же все время сидеть дома.
   НАТАША:  Не знаю. Меня никуда не тянет. Когда после шумного дня в школе и беготни по магазинам идешь и думаешь, что ты дома и ждешь меня, то ничего мне больше и не надо.
   АНДРЕЙ:  Звонил Петрарка. Обещал зайти.
   НАТАША:  Один?
   АНДРЕЙ:  Не знаю.
   НАТАША:  Позвони, скажи, чтобы приходил со Светкой.
   АНДРЕЙ:  Он уже в пути.
   НАТАША:  Я одену открытое платье. Как ты думаешь?
   АНДРЕЙ:  Одень.
   НАТАША:  Сегодня во дворе дождливо.
   АНДРЕЙ:  Одень другое.
   НАТАША:  Нет, я одену открытое. Все говорят, что мне идет южный загар.
     /Достает из шкафа платье и переодевается нарочито перед  А н д р е е м, стараясь привлечь его внимание/
            ...Застегни молнию, я не достану.
   АНДРЕЙ:  /засматривается на нее/ Тебе действительно хорошо в этом платье.
   НАТАША:  Вот видишь. Ах, Андрюшечка...
     /Хочет приласкаться к нему/
   АНДРЕЙ:  Ладно, ладно. Без нежностей.
   НАТАША:  /обиженно/  Ты обедал?
   АНДРЕЙ:  Да.
   НАТАША:  А он?
   АНДРЕЙ:  Не знаю. Придет - скажет.
   НАТАША:  Тогда будет поздно. Я сейчас подготовлю.
     /Уходит на кухню. Звонит телефон/
   АНДРЕЙ:  /снимает трубку/  Да.
     /оглядывается на дверь в кухню и говорит почти шепотом/
                Да...

              Картина 3
     Тот же скверик, что и в первой картине, только теперь на переднем плане телефон-автомат.  Т а м а р а  разговаривает по телефону с  А н д р е е м.

   ТАМАРА: Выйди… Вчера ты тоже был занят… Дождь кончился… Я не могу… Ничего срочного, просто я не могу больше… Нет… Нет… Выйди, я жду тебя возле автомата… Да, там же… Хорошо, я жду.
     /Вешает трубку, выходит из будки и прохаживается по скверику, низко опустив голову. Подходит П е т р/
   ПЕТР:  Тамара? Здравствуйте.
   ТАМАРА:  Здравствуйте.
   ПЕТР:  А я, вот, к Андрею. Наконец собрался.
   ТАМАРА:  Он сейчас подойдет сюда.
   ПЕТР:  Как так? Я звонил ему полчаса назад и он сказал, что будет дома.
   ТАМАРА:  Да. К сожалению, все очень быстро меняется.
   ПЕТР: Тогда я тоже подожду его. Можно?
   ТАМАРА:  Разумеется.
                /Пауза/
   ПЕТР:  Вы сегодня что-то невеселая.
   ТАМАРА: Вам показалось.
   ПЕТР:  Нет, мне не показалось. У вас есть зеркало? Посмотрите на свои губы. Говорят, глаза - зеркало души. Но если человек кривит душой или пытается скрыть, что у него на душе, то и глаза могут солгать. А губы не обманут никого. Губы - самая выразительная часть лица.
     /Т а м а р а  достает зеркальце и рассматривает свои губы/
                Ну, как?
   ТАМАРА: /улыбаясь/ Вы ко всему еще и физиономист.
   ПЕТР:  Ну, вот, когда вы улыбаетесь, то и на улице кажется светлей.
     /Поспешно подходит  А н д р е й/
          Ах, нет, свет, кажется, от Андрея.
    АНДРЕЙ:  Какой свет?
     /Т а м а р а  и  П е т р дружно смеются/
                Вы что тут, сплетничали на мой счет?
   ПЕТР: Нужен ты нам.
   АНДРЕЙ: Нет, не нужен. /Обнимает их обоих за плечи/ Только один звонит - я к тебе сейчас приду, другая звонит - выйди к ней да и все.
   ТАМАРА:  Д р у г а я?
   АНДРЕЙ:  Ну-ну, не придирайся к словам. Что-нибудь случилось? Ты же говорила, что занята сегодня.
   ТАМАРА:  Мне вдруг показалось, что я теряю тебя. Захотелось увидеть. Немедленно, сейчас же...
   АНДРЕЙ:  Я пришел. Ты успокоилась?
   ТАМАРА:  Нет. Пока еще нет.
   ПЕТР:  Сегодня я, видимо, опять некстати.
   АНДРЕЙ:  Что ты. Мы же договорились.
   ПЕТР:  Я не знал, что у тетя встреча.
   АНДРЕЙ:  Нет, не уходи. Правда, Тамара?
   ТАМАРА:  Конечно. Может быть так даже и к лучшему.
     /Подходит Н а т а ш а. Пауза. Все ожидают - что же будет? А н д р е й растерянно, П е т р - озадаченно, Т а м а р а - настороженно/
   НАТАША: /П е т р у/ Интересно. Я смотрю, мой супруг поговорил с кем-то по телефону и исчез. С кем же? - думаю. А это ты?
   ПЕТР:  /покорно/   Это я.
     /Н а т а ш а  оглядывает  Т а м а р у/
   НАТАША:  Та-ак. Теперь мне ясно, почему ты не зашел.
     /Снова оглядывает  Т а м а р у/
            Любопытно, что за секреты от меня?
   ПЕТР:  /неожиданно весело/  От тебя разве укроешься. Тамара, познакомьтесь: Наташа. Моя однокашница. Вместе учились на филологическом. Вот, имел неосторожность их познакомить.
   НАТАША:  Ты все такой же... острослов.
   ПЕТР:  Я сказал неправду?
   НАТАША: Какая разница, кто нас познакомил. Познакомились - значит судьба. /шепотом/ А Светка где?
   ПЕТР: /шепотом/ Как-нибудь расскажу. Потом. /Громко/ А теперь нам пора.
   НАТАША:  Но ты шел к нам?
   ПЕТР:  Шел.
   НАТАША: /с намеком/ Ну, теперь, по-моему, уже можно зайти.
   ПЕТР: Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Правда, Тамара?
   НАТАША:  Нет, нет. И не отказывайтесь. Что же такое, стоять у порога и не зайти.
   ПЕТР:  Но...
   НАТАША: Никаких "но". И Тамара совсем не против. Ведь правда?
   АНДРЕЙ:  Ты не слышала, Тамара не может.
   ТАМАРА:  Отчего же? Если приглашают...
   НАТАША:  Вот разумный ответ. А с тобой, Петрарка, мы еще поговорим. Пошли. Пошли.
     /Берет его за руку, словно боится, что он все-таки не пойдет/
   ПЕТР:  Да что ты меня, как маленького. Не убегу. Иди, мне с Тамарой надо парой слов перемолвиться.
   НАТАША:  Андрей, пошли.
     /Уходят/
   ПЕТР:  Однако. Теперь, как "старым знакомым", нам придется перейти на ТЫ.
   ТАМАРА:  Да.
   ПЕТР:  Ну и кашу ты заварила.

                Картина 4
     Та же квартира, что и во второй картине. Входят Н а т а ш а, А н д р е й, за ними Т а м а р а  и  П е т р.

   НАТАША: Раздевайтесь. Вот вешалка, сюда, пожалуйста.

     /Н а т а ш а проходит в комнату и поспешно прибирает кое-что из разбросанных вещей. П е т р демонстративно разглядывает книжные полки. А н д р е й принимает у Т а м а р ы пальто. Наконец все собираются в комнате/

   НАТАША:  Прошу извинить за небольшой беспорядок. Не ожидала гостей... Андрей, помоги накрыть на стол.
     /Достает из серванта чистую скатерть, посуду/
   ТАМАРА:  Не беспокойтесь. Мы ненадолго.
   НАТАША: Что вы? Какая хозяйка отпустит гостей без чашки чая... Или по чашечке кофе? Конечно. Андрей купил недавно кофеварку, просто чудесную. Варит удивительно вкусный кофе.
     /Достает из серванта кофеварку и передает ее А н д р е ю/
           Пойди налей воды и засыпь кофе. Со столом мне Тамара поможет.
     /А н д р е й  уходит на кухню/
          Петрарка, ты бы пошел, помог Андрею.
   ПЕТР:  /Словно не слышит/  Пособия... Пособия... Сразу видно, что здесь живет учительница русского языка и литературы. /Имитирует голос Н а т а ш и/ "Дети. Александр Сергеевич Пушкин родился в 1799 году. В 1833 году он написал знаменитый роман в стихах, который отразил...". Что там в пособии написано, он отразил?
   НАТАША: Что отразил, то и отразил. Ты слышал, что я тебе сказала? Пойди и помоги Андрею.
   ПЕТР:  Ты детям тоже объясняешь так же популярно?
   НАТАША:  Не задавай глупые вопросы. Когда перед тобой 40 пар раскрытых глаз, а на эпоху отпущено всего несколько часов... /Спохватывается/ Иди-ка лучше к Андрею.
   ПЕТР: Что верно, то верно. Во имя скорейшего обучения технически грамотных специалистов мы жертвуем гармоническим развитием личности. Передо мною наглядный пример.
     /Н а т а ш а  резко поворачивается к нему. П е т р  невозмутим/
   Я имею в виду свое отражение в зеркале. А вот если бы я вел урок, я бы рассказывал им как жил поэт, как любил и что любил.
   НАТАША:  Детям?
   ПЕТР:  А что же. Им тоже надо объяснять, что такое любовь, честность, человеческое достоинство.
   НАТАША:  Юморист ты, Петрарка. Что проку объяснять детям то, что и взрослые подчас не понимают.
   ПЕТР:  Потому и не понимают, что в детстве им не объяснили. А главное, может быть, - что настоящего примера не показали.
     /Возвращается  А н д р е й/
   НАТАША:  Не показали, и не надо.
     /Удовлетворенно оглядывает накрытый стол/
            Скажи лучше, как насчет коньячку к кофе?
   ПЕТР:  /к  А н д р е ю/  Вот так - все время. Я ей про любовь, а она мне про сто грамм.
   НАТАША:  Андрей, достань, там есть начатая.
   АНДРЕЙ:  /опасаясь, что визит затянется/  Ты как?
   ПЕТР:  Давай. В вопросах этикета спорить с ней бесполезно.
   НАТАША:  И не только этикета. Андрей, как там кофе?
   АНДРЕЙ:  Поставил.
   НАТАША: Вот и хорошо. Прошу к столу. Пока попробуйте коржики, домашние.
     /Все садятся за стол. П е т р  протягивает руку к бутылке, но Н а т а ш а  останавливает его/
           Коньяк к кофе. /к  Т а м а р е/  Вы давно знаете его? Он всегда такой... непосредственный?
   ПЕТР:  Наташа. Ты меня компрометируешь. Спросила бы лучше, где я был столько времени.
   НАТАША:  И где же ты был?
   ПЕТР:  В дальних странах, Наточка. В дальних и далеких.
   Наташа:  За границей?
   ПЕТР:  Что мне там делать? Я не строитель и не геолог. На нашего брата-журналиста за границей спроса нет.
   НАТАША:  Так ездят же все-таки.
   ПЕТР:  Ну, то - киты. А мне и в Союзе достаточно простора.
   НАТАША:  И не только этикета. Андрей, как там кофе?
   АНДРЕЙ:  Поставил.
   НАТАША: Вот и хорошо. Прошу к столу. Пока попробуйте коржики, домашние.
     /Все садятся за стол. П е т р  протягивает руку к бутылке, но Н а т а ш а  останавливает его/
           Коньяк к кофе. /к  Т а м а р е/  Вы давно знаете его? Он всегда такой... непосредственный?
   ПЕТР:  Наташа. Ты меня компрометируешь. Спросила бы лучше, где я был столько времени.
   НАТАША:  И где же ты был?
   ПЕТР:  В дальних странах, Наточка. В дальних и далеких.
   Наташа:  За границей?
   ПЕТР:  Что мне там делать? Я не строитель и не геолог. На нашего брата-журналиста за границей спроса нет.
   НАТАША:  Так ездят же все-таки.
   ПЕТР:  Ну, то - киты. А мне и в Союзе достаточно простора.
   НАТАША:  А все-таки интересно. Какие книжки можно написать. "ОДНОЭТАЖНАЯ АМЕРИКА" или "ТАМ, ЗА РЕКОЙ - АРГЕНТИНА". Признайся, ведь не так плохо?
   ПЕТР:  Не знаю. Не могу судить о том, чего не знаю.
   НАТАША:  А что же ты знаешь?
   ПЕТР: Все остальное.
   НАТАША:  Хвастун. В маститые выходишь. Кто бы подумал. В университете, помню, любил ты свои стихи читать, на каждом подоконнике.
   ПЕТР:  Я и сейчас люблю.
   АНДРЕЙ:  Правда, прочитай что-нибудь.
   ПЕТР:  Подоконника нет.
   НАТАША:  Обиделся? Прочитай. Про любовь. Когда-то у тебя неплохо получалось.
   ПЕТР:  Я лучше про дальние страны.
   НАТАША:  /милостиво/  Давай про дальние.
     /П е т р  выходит из-за стола и становится так, чтобы  Н а т а ш а  повернулась к нему лицом, а  Т а м а ра  и  А н д р е й  оказались за ее спиной/
                Дальние страны, дальние страны,
                Волны и пальмы, и ураганы,
                Рыканье львов и слоновые бивни,
                Тропиков Африки буйные ливни.
                Волею сердца и в поисках хлеба
                Нет, никогда я под пальмами не был.
                Только судьбою и я не в обиде.
                Видел я страны другие. Я видел,
                Как цепенеет земля на морозе,
                Как застывают жемчужинки-слезы.
                Как полыхает неистово небо.
                Как непогода беснуется слепо.
                Видел могучей реки половодье.
                Видел людей, что все время в походе.
                Видел, как зори всю ночь пламенеют.
                Вот, что я видел. И я не жалею.
   НАТАША:  Так ты на Севере был?
   ПЕТР:  На Севере.
   НАТАША:  Как романтично. Джек Лондон. Мороженная оленина, бобы... Кофе. Забыли про кофе! Это все Андрей!
     /Убегает на кухню. Все смеются, потом молча смотрят друг на друга/
   ПЕТР:  Я думал, не заговорю ее. Отвлекаю, отвлекаю. Как Юрий Никулин.
   АНДРЕЙ:  /с нервным смехом/  Да, сам Никулин мог бы тебе позавидовать.
   ПЕТР: Я не тщеславный. А, поэтому, давайте прощаться.  /А н д р е й  и  Т а м а р а  переглядываются и выразительно смотрят на П е т р а/  Ну, что вы меня разглядываете?  /Пауза.  П е т р  пожимает плечами и говорит голосом жертвы/  Ладно. Попробую задержать ее там.  /Уходит.  Пауза/
   ТАМАРА:  Я, кажется, сожалею, что пришла.
   АНДРЕЙ:  Вот видишь.
   ТАМАРА:  Вижу...  /Пауза/  Вижу, что жена у тебя неплохая, хозяйственная.
   АНДРЕЙ:  Тамара, не надо.
   ТАМАРА:  Что "не надо"?
   АНДРЕЙ:  Не надо. Я все должен сделать сам. Нет, нет, не возражай. Ты очень мнительная. В таком положении мы все очень мнительны. Может получиться что-нибудь не так.
   ТАМАРА:  Ты боишься?
   АНДРЕЙ:  Я не боюсь.
   ТАМАРА:  Я же вижу. Ты все время вздрагиваешь, смотришь на дверь.
   АНДРЕЙ:  Я не боюсь... Вернее, я боюсь только за тебя.
   ТАМАРА:  Но так же нельзя. Нельзя жить и бояться. Страх может убить любовь, убить самое сильное чувство.
   АНДРЕЙ:  За настоящее чувство бояться нечего.
   ТАМАРА:  За настоящее - да.
   АНДРЕЙ:  Что ты говоришь?
   ТАМАРА:  Мне душно здесь.
   АНДРЕЙ:  Ты говоришь что-то не то.
   ТАМАРА:  Сегодня мы все говорим что-то не то. /Порывисто поднимается/ Я ухожу.
   АНДРЕЙ:  Подожди. Нельзя же... Теперь неудобно так, сразу, без причины.
     /Т а м а р а  молчит/  Пойми. Будет скандал. Форменный скандал.
   ТАМАРА:  Я и говорю, мне лучше уйти.
        /За дверью, ведущей на кухню, слышен шум, неясные голоса.  Т а м а р а  прислушивается/
   АНДРЕЙ:  Вот видишь, ты сама вздрагиваешь и глядишь на дверь.
   ТАМАРА:  Я боюсь за тебя.
   АНДРЕЙ:  Ты говоришь то же самое, что и я. Но только не спеши. Сейчас опаснее всего неосторожная поспешность.
   ТАМАРА:  Ничего... Ничего... Я уже пришла в себя. Просто было какое-то минутное наваждение.
   АНДРЕЙ:  Конечно. И ничего не бойся. Все будет хорошо.
   ТАМАРА:  Да, да... Все будет хорошо... Но сейчас мне надо уйти. я действительно напрасно согласилась. Я не могу. Мне надо уйти.
   АНДРЕЙ:  Но подожди хотя бы Петрарку.
   ТАМАРА:  Петрарку?  /грустно смеется/  Славный Петрарка. Все взял на себя. Зачем?
   АНДРЕЙ:  Что "зачем"?
   ТАМАРА:  Нет, ничего. Хорошо. Я подожду. Я подожду. Ну и комедия. Конечно, во всем виновата я одна. Не надо было соглашаться.
     /За дверью, ведущей на кухню, раздаются звуки марша тореадора. Это  П е т р  предупреждает о приближении  Н а т а ш и.  А н д р е й  и  Т а м а р а  садятся у журнального столика, делая вид, что просматривают журналы. Входят  Н а т а ш а,  она несет кофе. За ней  П е т р/
   НАТАША:  /на ходу/  Какое счастье, что я не вышла замуж за тебя.
   ПЕТР:  Да, я тоже очень счастлив.
   НАТАША:  /А н д р е ю  и  Т а м а р е/  Ну и помощник. Без него я давно бы управилась.
   ПЕТР:  Понял, Андрей. Настоящая жена любит мужа только когда он ее бьет.
   НАТАША:  Балагур. Я ему: "Достань сахарницу", а он "Я тебе стихи почитаю". Я ему: "Расскажи, где был", а он...  /ставя поднос с кофе на стол/  А, что говорить! И не помог, и рассказать ничего не рассказал.
   ПЕТР:  Так ты же сама виновата.  /А н д р е ю/  Я только открою рот, чтобы ответить, а она уже следующий вопрос. Растеряешься.
   НАТАША:  Ты растеряешься.
   ПЕТР:  Точно. Вот помолчи минутку и я сам начну рассказывать.
   НАТАША  /уже не слушая его/  Прошу, пожалуйста. Кофе, коржики, домашнее варенье.
     /Все снова собираются за столом/
   ПЕТР:  /не унимается/  Так вот, был я, Наточка, в стране по прозванию Колыма. Как говорится в песне:
                "...чудная планета.
                Двенадцать месяцев зима,
                А остальное - лето."
   НАТАША:  Тоже твои стихи?
   ПЕТР:  Наточка! Это же классика.  /Серьезно/  А, вообще, я вам скажу, удивительный край - Север. Летел туда, думал - глушь, дичь. Конечно, есть и глушь, и дичь. И зима. Не двенадцать месяцев, но - зима. Мороз, темнота. На пару часов посереет небо - день. Даже звезды не меркнут. А звезды там крупные, ясные. И Северное сияние. Холодное свечение неба ничего не освещающее на земле.
   НАТАША:  /зябко передергивая плечами/ Ух, даже слушать тебя - холодно.   
   ПЕТР:   Да. А лето там такое же удивительное. Солнце стоит над головой безысходно, словно ему некуда деться. Глаза закроешь - день, глаза откроешь - день. Сначала трудно привыкнуть, а потом вроде как нормально. Вот вернулся сюда, каждый вечер такое чувство, будто лето кончается.
   ТАМАРА:  Романтично.
   НАТАША:  Представляю себе эту романтику. Палатка хороша на ночь в Бакуриани, а там... Вечная мерзлота, комары.
   ПЕТР:  Не скажи. На севере сейчас есть большие благоустроенные поселки. Усть-Нера, Сеймчан, Зырянка. Я уже не говорю о Магадане. Каменные дома, паровое отопление, горячая вода. Конечно, их еще не так много, городов и поселков нового типа. Еще сидят, как говориться, с удобствами на улице. Но край обживается. А сколько людей летит на север. Можно подумать, что человечество перепутало где Колыма, а где Черноморское побережье. Сутками ждут в аэропорту, пока попадут на самолет.
   НАТАША:  Я смотрю, ты влюбился в север. Еще останешься там?
   ПЕТР:  Да. Вот улажу кое-какие дела и вернусь.
     /Увлеченный своим рассказом, забывает о необходимости отвлекать внимание Н а т а ш и  и поворачивается к  А н д р е ю/  Эх, Андрей. А какая там рыбалка. Какая охота. Ты знаешь, сохатый совсем не боится вездехода. Едешь по тайге, а он стоит и смотрит.
   НАТАША:  Кто это - сохатый?
   ПЕТР:  Лось. Говорят, их сейчас много и под Москвой и в Белоруссии, но не сравнить с Колымой. По подсчетам лесников там на каждые сорок квадратных километров по сохатому.
   НАТАША:  И медведи там есть?
   ПЕТР:  И медведи, и росомахи, и волки... И соболь, и горностай, и ондатра.
   НАТАША:  Вот бы ты был умненький, привез бы мне на шубу.
   ПЕТР:  Так, ведь, если бы был умненький, а то...
   НАТАША:  Я так и знала. У тебя зимой снега не выпросишь.
   ТАМАРА:  А вы  /Запнулась, вспомнив, что она и  П е т р на ТЫ/  ...Там... В общем, очень интересно. Почитай еще что-нибудь. Свое.
   ПЕТР:  Про север?
   НАТАША:  Про любовь.
   ПЕТР:  Что ж, про любовь, так про любовь.
     /Отходит к окну и становится опять так, чтобы  Н а т а ш а  отвернулась от    А н д р е я  и  Т а м а р ы/
                В той самой теснине Дарьяла,
                Где вечно ревущая тьма,
                Мы знаем, царица Тамара
                Всегда в  о ж и д а н ь и  жила.
                У дома кончалась дорога
                И не было дальше пути,
                Но счастья, хотя бы немного,
                Кто сможет из нас обойти?
                Мужчине бояться ли плена?
                Он знает ли "Дай!" Да "Налей!"
                Он платит высокую цену
                Горячею кровью своей.
                Затем, что как песня, как сказка,
                Как счастье летящее прочь,
                Была ее царская ласка
                Длиною в недолгую ночь.

                Но можно ль мгновенье измерить
                Ил вычислить цену цены?
                Что б счастье познать и проверить
                Мы вдуматься глубже должны
                Какая высокая мера
                В простом сочетании слов:
                "Верность" от имени Вера,
                "Любо" от слова любовь.
                Мы все в этой битве солдаты
                И всем уготован нам крест.
                Дарьяла шумят перекаты
                И песня несется окрест.
                Сраженный смертельным ударом
                Я счастлив пролить свою кровь
                За ласку царицы Тамары,
                За Веру, Надежду, Любовь.
     /Н а т а ш а  поднимается из-за стола и отводит  П е т р а  в сторону/
   НАТАША:  Послушай, не слишком ли ты откровенно?

   ПЕТР:  Что?
   НАТАША: Твои стихи про Тамару.
   ПЕТР:  Так ведь я же про царицу Тамару. Лермонтовскую.
   НАТАША:  Ладно, ладно. Все они у вас Лермонтовские. Вот Светка узнает, глаза тебе выцарапает.
   ПЕТР: /весело/  А откуда она узнает?
   НАТАША:  Откуда ни откуда, а узнает.
   ПЕТР:  /уверенно/  Не узнает. Ты же не скажешь, а сама она не догадается.
     /Н а т а ш а  замечает, что  А н д р е й  шепчется с  Т а м а р о й/
   НАТАША:  Андрей.  /А н д р е й  вздрагивает/  Смотри, вызовет тебя Петрарка на дуэль, а я пойду к нему секундантом.
   ПЕТР:  /снова отвлекая ее/  А знаешь, почему она не догадается?
   НАТАША:  Ну-ка...
   ПЕТР:  Потому что ей нет до меня никакого дела. Мы с ней разошлись.
   НАТАША:  Не может быть.
   ПЕТР:  Да. Формально уже около года, а фактически больше двух.
   НАТАША:  Надо же. И я узнаю обо всем последней. Нет, Андрей, ты слышал?
     /Поворачивается было к Андрею, но Петр удерживает ее/
   ПЕТР:  Но вы же подруги?
   НАТАША:  Да, знаешь, семья, заботы. Я не видела ее целую вечность, как и тебя. Но какая же кошка пробежала между вами?
   ПЕТР:  Если бы кошка.
   НАТАША: А что же?
   ПЕТР:  Хемингуэй говорил: "Женщину теряешь как свой батальон: из-за приказа, который невыполним, немыслимо трудных условий, и еще из-за своего скотства".
   НАТАША:  Значит из-за скотства.
   ПЕТР:  Умница. Я так и знал, что ты поймешь правильно.
   НАТАША:  Умница или не умница, а я тебе так скажу: были бы у вас дети, никуда бы вы не разбежались.
   ПЕТР:  Мы и не разбегались. Просто решили дать времени поработать за нас. И оно поработало. Через год я получил от нее письмо с требованием развода.
   НАТАША:  Она? Сама?
   ПЕТР:  Да. Она написала: возвращайся или высылай согласие.
   НАТАША:  Значит, она все-таки звала тебя.
   ПЕТР:  Она знала, что я не могу вернуться.
   НАТАША:  Но ты-то, ты-то как согласился?
   ПЕТР:  А почему бы нет? За год нам обоим стало ясно, что мы свободно обходимся друг без друга. Оставались только формальности. Зато сейчас у нас отменные отношения. Я даже позвонил ей, когда приехал. Знаешь, что она мне сказала?
   НАТАША:  Ну?
   ПЕТР:  Она сказала: "Ты хороший парень, Петрарка. Даже жаль, что я больше не смогу называть тебя мужем". Я ей, конечно, тоже сказал, что она хорошая, и так далее.
   НАТАША:  /саркастически/  Поэт. Ничего не скажешь.  /С ужасом/  Но разойтись со Светкой. И как тебя только земля держит.  /Андрею/  А ты ничего не знал? То же мне, друзья называются.
   АНДРЕЙ:  /с грустью/  Ты напрасно на Петра. Он настоящий, хороший друг.
   ТАМАРА:  Я хотела бы иметь возле себя такого.
   НАТАША:  /с удивлением/  А разве он не...
   ТАМАРА:  /поспешно исправляет ошибку/  Да... Я в другом смысле.  /Неожиданно/  Я тоже развожусь с мужем.
   НАТАША:  Так вы замужем?
   ТАМАРА:  Пока, да.
   НАТАША:  /притворно равнодушно/  Меня, конечно, не касается. Но если есть дети...
   ТАМАРА:  У меня дочка.
   НАТАША:  Я бы не решилась. У ребенка должны быть отец и мать.
   ТАМАРА:  Да, конечно. Но жить с нелюбимым человеком... Я не могу.
   НАТАША:  Но зачем же сразу развод? Или вы смотрите на Петрарку, так он...
   ПЕТР:  Постой! Ты, кажется, права. Андрей, рассуди нас. Бывает ведь, когда и оставаться нельзя и уйти нехорошо. Тогда, вероятно, лучше всего куда-нибудь уехать. На срок. Когда, например, отец "трубит" на далеком севере, но регулярно высылает домой зарплату, он вроде бы уже и не муж, а для ребенка все еще папа. А?
   НАТАША:  /зло/  Бросил Светку, а теперь шутками отделываешься?
   ПЕТР:  Что значит "бросил"? Я же тебе объяснял...
   НАТАША:  Объяснял... Объяснял... Все объяснения - до женитьбы, а женился - будь добр.
   ПЕТР:  Ты даешь. Значит, главное - выйти замуж, а там хоть трава не расти?
   НАТАША:  Понимай, как знаешь...
   ПЕТР:  Понимаю, как знаю. Но и ты пойми...
   НАТАША:  Где уж мне до тебя. Я по заграницам не ездила.
   ПЕТР:  И я не ездил.
   НАТАША:  А-а, какая разница. Нет, только подумать. Разойтись со Светкой.
   АНДРЕЙ:  Да что ты к нему привязалась. Он взрослый и сам знает, с кем ему сойтись или разойтись.
   НАТАША:  Ах, даже так. Ему, видите ли, самому известно - сойтись... /неопределенный жест в сторону  Т а м а р ы/  или разойтись...  /такой же жест куда-то в сторону отсутствующей подруги/
   АНДРЕЙ:  /раздраженный намеком на  Т а м а р у/  Да, известно. И не переворачивай мои слова. В конце концов никто из нас не застрахован.
   НАТАША:  Что-о?
     /Смотрит поочередно на  А н д р е я, Т а м а р у, П е т р а. А н д р е й  стоит заслоняя  Т а м а р у, П е т р  рядом, готовый прийти им на выручку. До нее вдруг доходит действительная расстановка сил. Мгновение она растеряна, затем быстро меняет тон/
                Да что с вами со всеми сегодня? Какие-то все встревоженные.
   ПЕТР:  /первым приходит в себя/  Встревоженные... Да...
     /Отходит в сторону, достает записную книжку, ручку, что-то записывает/
   НАТАША:    /Т а м а р е/  Может быть я что-нибудь не так сказала. За день в школе устаешь. Вы не представляете, что значит иметь дело с детьми.
   ТАМАРА:   Отчего. Я детский врач.
   НАТАША:  Так значит вы с Андреем коллеги?
   АНДРЕЙ:  /резко/  Да, коллеги.
   НАТАША:  Ну, конечно, как же я сразу... /Снова резко переводит разговор на другую тему  Вы знаете, когда мы познакомились...
     /Оглядывается на  П е т р а  и говорит нарочито громко, чтобы привлечь его внимание/
            ...когда Его Поэтическое Величество имело неосторожность нас познакомить...
     /П е т р  продолжает писать, не слыша ее/
               У Его Поэтического Величества вдохновение. Так вот, когда мы с Андреем познакомились, мне очень понравилось как он сказал: "Окулисту надо уметь видеть, что делается на самом донышке глазного яблока".
   ПЕТР:  /пряча блокнот/  Надо уметь видеть прежде всего то, что делается у тебя под носом.    
   НАТАША:  Очнулся. Заварить тебе свежего кофе, поэт?
   ТАМАРА:  Нам, пожалуй, пора. Да, Петр?
   ПЕТР:  Конечно. Давно пора.
   АНДРЕЙ:  Тамара... Петрарка...
   ПЕТР:  /назидательно/  Нам действительно давно пора.
   ТАМАРА:  /П е т р у/  Пойдем.  /Н а т а ш е/  Нет, нет, не провожайте нас.
   НАТАША:  Что вы? Как можно? И потом у меня к вам один вопрос, как к детскому врачу.
     /Т а м а р а  поспешно выходит,  Н а т а ш а  следом за ней/
   АНДРЕЙ: Никогда не думал, что это так трудно. Вот уже сколько дней, как я хочу сказать ей... должен ей сказать...
   ПЕТР:  Ты ее любишь?
   АНДРЕЙ:  Она мне ничего плохого не сделала. И потом, столько лет... И Сережка...
   ПЕТР:  Мне казалось, ты был счастлив с ней.
   АНДРЕЙ:  Я и сейчас не скажу, что все в прошлом. Такое ощущение, что не по всем долгам заплачено. И все-таки в прежнем чего-то не хватает.
   ПЕТР:    /настойчиво/  Но ты был счастлив с ней?
   АНДРЕЙ:  Пожалуй - да. Но теперь, думается, то был первый порыв возмужания, пора познания. И Наташа отвечала мне тогда, вполне. Но, вероятно, я мог бы жениться и не на ней. Если бы она поняла это.
   ПЕТР:  Не надейся. Очень трудно понять, что тебя не любят.
   АНДРЕЙ:  Да, здесь третьего не дано. Но как подумаю, что надо вдруг, вот так, в лоб, как из пистолета...
   ПЕТР:  Не можешь?
   АНДРЕЙ:  Не могу.
   ПЕТР:  Это хорошо, что ты думаешь не только о себе. Ты - человек. Но пойдем, а то как бы там  Наташа с Тамарой не опередили тебя.

                Картина 5
     Тот же скверик, что и во второй картине. Поспешно входит  Т а м а р а, за ней П е т р.
   ТАМАРА:  Какой идиотский вечер.
   ПЕТР: Да, нарочно не придумаешь.
   ТАМАРА:  И такая навязчивость. Я думала, она будет провожать меня до самого дома... Как ты полагаешь, она ничего не почувствовала?
   ПЕТР:  Кто знает. Женщина - таинственный механизм.
   ТАМАРА:  Наверное почувствовала.
   ПЕТР:  А если и так?
   ТАМАРА:  Я не хочу быть причиной.
   ПЕТР:  Хочешь или не хочешь, а ты и есть причина.
   ТАМАРА:  Значит, ты думаешь, почувствовала?
   ПЕТР:  Вряд ли.Просто в сегодняшней встрече для нее слишком много непонятного. Возможно, что-то и обеспокоило ее, но, скорее всего, ей просто хотелось узнать: в чем же дело?
   ТАМАРА:  Разве, что так. Я как подумаю, что Андрей сейчас там с ней один на один...
   ПЕТР:  Выдержит. Он малый крепкий.
   ТАМАРА:  Да, да, конечно. Он замечательный... Андрей. И все-таки я не могу не думать.
   ПЕТР:  Тогда старайся думать о чем-нибудь другом.
                /Выжидательная пауза/
   ТАМАРА:  И о другом я тоже думаю.
   ПЕТР:  Вот и хорошо.
   ТАМАРА:  Ты не спросишь - о чем?
   ПЕТР:  Мужчины народ не любопытный.
   ТАМАРА:  Ты журналист. А журналисты должны быть любопытными.
   ПЕТР:  Любопытными. Но ладно, о чем же ты думаешь?
   ТАМАРА:  Ты сегодня новое стихотворение написал?
   ПЕТР:  Да.
   ТАМАРА:  О чем?
   ПЕТР:  /уклончиво/  Так.
   ТАМАРА:  Прочитай. Пожалуйста.
   ПЕТР:  Зачем тебе.
   ТАМАРА:  Оно как-то связано с этим вечером? Да?
   ПЕТР:  /пожимая плечами/  Относительно. Так, кое-какие ассоциации. Растревожило меня. Но это сугубо личное.
   ТАМАРА:  Прочитай, все-таки, если можно.
   ПЕТР:  /колеблется, потом решительно/  Прочитать?
   ТАМАРА:  Да.
   ПЕТР:            Тревога, тревога, тревога 
                Застряла в моей груди.
                Не трогай, не трогай, не трогай,
                Не трогай меня. Уходи.
                Я стану совсем хорошим,
                Я стану совсем другим,
                Я стану безвестным прохожим,
                Но только не другом твоим.
                А мысли, а мысли, а мысли,
                А мысли бегут и бегут,
                А мысли как тучи нависли,
                Холодной поземкой метут.
                Ночною бессонной тревогой
                И тяжестью в дальнем пути.
                Не трогай, прошу я.
                Не трогай.
                Не трогай меня.
                Уходи.
   ТАМАРА:  /сразу отчужденно/  Так я пойду.
   ПЕТР:  Я провожу тебя.
   ТАМАРА:  /все так же отчужденно/  Спасибо. Не надо.
   ПЕТР:  Как знаешь. Надеюсь, еще встретимся.
   ТАМАРА:  Все может быть. До свидания.
   ПЕТР:  Пока.
       /приветственно кивнув друг другу, расходятся в разные стороны/
                Занавес.

                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
                Картина 6

     Тот же скверик, что и на первой картине. На скамеечке сидит Т а м а р а. Она неторопливо поглядывает по сторонам, кого-то ожидая. Проходит ц в е т о ч н и ц а.
   ЦВЕТОЧНИЦА: Хризантемы. Хризантемы. Последние цветы лета.
                /Подходит к  Т а м а р е/
               Купите хризантемы. Цветы - лучшее украшение женщины.
     /Т а м а р а  не отвечает.  Ц в е т о ч н и ц а уходит. На выходе ее останавливает только что вошедший П е т р. Без слов он берет несколько веток хризантем, расплачивается. Затем подходит к Т а м а р е  и протягивает ей цветы/
   ТАМАРА:  Спасибо. Ты всегда был джентльменом.
   ПЕТР:  Джентльмен немного опоздал.
   ТАМАРА:  Ты был занят? Я оторвала тебя от дела?
   ПЕТР:  Пустяки. Все дела меркнут, когда тебя ждет милая женщина.
   ТАМАРА:  Тебя не удивил мой звонок? Я взяла телефон у  Андрея.
   ПЕТР:  Если бы только звонок.  /Оглядывается/  Мы, кажется, уже были здесь?
   ТАМАРА:  Да. Мне надо поговорить с тобой. На старом месте как-то легче.
   ПЕТР:  Говори. Я слушаю.
   ТАМАРА:  Может быть не скромно с моей стороны...
   ПЕТР:  Ничего. Дерзай.
   ТАМАРА:  Дела, о которых ты тогда говорил, - те, что надо было уладить, обусловлены разводом?
   ПЕТР:  Да. Вернее с его последствиями. Квартира, имущество, родственники - черт-те всего еще связывает уже совершенно посторонних людей.
   ТАМАРА:  Но, кажется, тебя это не очень затруднило?
   ПЕТР:  Теперь все в прошлом. А тогда тоже было трудно.   
   ТАМАРА:  Если мужчина говорит "трудно", то что должна сказать женщина?
   ПЕТР:  Женщине легче.
   ТАМАРА:  С точки зрения мужчины.
   ПЕТР:  Нет, объективно. Посуди сама: когда женщина уходит от мужчины, про нее говорят - дура! А когда уходит мужчина, о нем говорят - подлец! Так кому легче?
   ТАМАРА:  Кому легче? Вероятно здесь никому не может быть легко. Но если нравственным считается только брак по любви,только такой брак, в котором любовь продолжает существовать, то жить, как живет Андрей, - безнравственно.
   ПЕТР:  Верно.
   ТАМАРА: Так что же делать?
   ПЕТР:  /закуривая/  Надо уметь ждать.
   ТАМАРА:  Ох, Петр... Но я больше не могу. Просто уже невмоготу так. Таится, встречаться урывками. Думать, что он делает там, без меня. А когда встречаешься - не сметь спросить.Мы же люди. Где наше достоинство?
   ПЕТР:  Чего ты хочешь?
   ТАМАРА: Чего я хочу? Если бы вы оба знали, как я нервничаю. Дай покурить.
     /П е т р  протягивает ей пачку сигарет, но она отстраняет ее/
                Нет, твою.
   ПЕТР:  /передавая ей сигарету/  Ты цельная натура, Тамара. Это очень хорошо, но и очень трудно.
     /Т а м а р а  затягивается дымом и, поперхнувшись, долго кашляет/
           Трудно понять всю сложность человеческих отношений. Но постарайся. Ты врач, лечишь людей. Ты можешь преднамеренно нанести человеку увечье?
                /Пауза/
                Не можешь. Оскорбление - тоже увечье, психологическая травма. Человеку с высоко развитым интеллектом одинаково трудно нанести увечье как телесное, так и моральное.
     /Т а м а р а  снова кашляет, затем возвращает сигарету  П е т р у/
   ТАМАРА:  Нет, сигареты не для меня. И ожидание тоже. Я уже решила, только мне нужна твоя помощь.
   ПЕТР:  Ты ведь не примешь никакого совета. Чем я могу тебе помочь?
   ТАМАРА:  Тогда, у Андрея, помнишь, ты сказал, что лучше всего куда-нибудь уехать. Ты сказал, что когда отец трубит где-нибудь на далеком севере, то он вроде бы уже и не муж, но для ребенка все еще папа.
   ПЕТР:  Я говорил для Андрея.
   ТАМАРА:  Он не понял. Не захотел понять.
   ПЕТР:  Не суди его строго. Человек не принадлежит самому себе. Он принадлежит обществу. Вспомни Анну Каренину, или Бахирева с Тиной. Во все времена общество не позволяло беспрепятственно нарушать взятые на себя обязательства. Даже если эти обязательства оказались для кого-то ошибочными.
   ТАМАРА:  Но мы уже нарушили их. И ты их нарушил. И другие их нарушают.
   ПЕТР:  Скрытные нарушения обозначают только, что люди не знают, как им поступить. У Андрея как раз такой случай. Подумай сама: ведь то, что вы полюбили друг друга еще не означает, что Наташа плохая. Или стала плохая. Какие у него могут быть к ней претензии? Энергичная, образованная, самостоятельная. Верная жена, любящая мать.
   ТАМАРА:  Она несимпатичная.
   ПЕТР:  Несимпатичная? У вас на факультете половина ребят бегали за ней.
   ТАМАРА:  Все равно. Несимпатичная.
   ПЕТР:  Пусть. Только общество не может принять подобный довод. Вот когда мы доживем до времен, при которых государство возьмет на себя содержание детей, а бытовые нужды канут в Лету, тогда определение "симпатичный" или "несимпатичный" возможно и будет иметь силу. А пока...
   ТАМАРА:  Но общество не прививает собственнических взглядов на любовь. Во всяком случае, наше общество. А ведь она сгребла его, держит как звереныш добычу. Как же. На ее стороне Закон. Мораль. Общество.
   ПЕТР:  Она любит его.
   ТАМАРА:  Любить - это значит не владеть, а принадлежать.
   Петр:  Как?
     /Достает ручку и блокнот, записывает/
   ТАМАРА:  Что ты там пишешь?
   ПЕТР:  То, что ты сказала.
   ТАМАРА:  Что я сказала?
   ПЕТР:  /читает/  "Любить - это значит не владеть, а принадлежать". Мудрость глаголет твоими устами, Тамара. Но ты-то, ты-то сама понимаешь это? Ты сама что хочешь: владеть или принадлежать?
   ТАМАРА:  /неожиданно спокойно/  Я уже принадлежу ему. У меня будет от него ребенок. Да. Да. Поэтому я и пришла просить тебя помочь мне. Иначе я и сама нашла бы дорогу. Понимаешь?
   ПЕТР:  /озадаченно/  Что будет ребенок - понимаю. Но чем я могу тебе помочь?
   ТАМАРА:  Я хочу уехать... Далеко... Как ты.
   ПЕТР:  Ты! Уехать?
   ТАМАРА:  Да. Не удивляйся. Я хочу уехать.
   ПЕТР:  Ты серьезно говоришь?
   ТАМАРА:  Вполне. Можешь мне верить.
   ПЕТР:  Непостижимо. Ты хочешь уехать? С ребенком. Даже с двумя?
   ТАМАРА:  Ты можешь мне помочь?
   ПЕТР:  Ты не знаешь, о чем просишь.
   НАТАША:  Неважно. Ты можешь мне помочь?
   ПЕТР:  Могу. Вопрос сейчас не в том.
   ТАМАРА:  Тебе что-то мешает?
   ПЕТР:  Мне ничего не мешает, но...
   ТАМАРА:  Что?
   ПЕТР:  Это же безумие. Чуть что не так, женщина все бросает и бежит. Кого она хочет наказать? Или это единственный выход? И если бы только любовь. Неладно по службе - ищут другую работу. Неладно дома - заводят новую семью. Иные бегут даже за границу. Нет такой службы, нет такой семьи, нет такого места на земле, где все было бы абсолютно ТАК. Надо наводить порядок там, где ты есть. И быть стойким. Я уже не говорю о том, что на север лучше всего ехать не от беды, а за счастьем. Север слабых не любит. А самое трудное на севере - одиночество. Я убедился на собственном опыте. Не помогают ни работа, ни водка. Особенно тяжело зимой. Когда наступают долгие темные ночи, одиночество давит как могильная плита. И если в тебе еще чувство оскорбленного доверия, тогда не выстоять.
   ТАМАРА:  Выстоять? Ты о чем?
   ПЕТР:  Да, да. Выстоять. Ведь ты ничего не знаешь. Я уехал на Север почти по той же причине. Но и в моем варианте такое решение было опрометчивым. Я уехал, а она поступила еще решительней: вышла замуж за другого. Вероятно, мы хотели наказать друг друга, а получилось такое, что уже не поправишь.
   ТАМАРА:  И, тем не менее, ты уехал и теперь у тебя все позади. И я хочу уехать. Но меня не возьмут сейчас отсюда по договору. Помоги мне устроиться там, на месте. Тебе поверят. Ты им только скажи, что я не подведу, не убегу. Я действительно не подведу.
   ПЕТР:  Не повторяй моих ошибок, Тамара. Останься. Борись за свое счастье.
   ТАМАРА:  Нет.  /Иронически/  Ты мне так хорошо рассказал об обществе.
   ПЕТР:  Я хотел, чтобы ты поняла.
   ТАМАРА:  Я все поняла.
   ПЕТР:  Но сейчас у тебя такие же права, как и у нее. Добейся, по крайней, мере, чтобы Андрей поехал с тобой.
   ТАМАРА:  Нет. Он должен сам все понять и решить. А я... я буду ждать его сколько смогу.
   ПЕТР:  Ждать трудно.
   ТАМАРА:  Я буду ждать его.
   ПЕТР:  Он знает?
   ТАМАРА:  Что? А-а... Нет, я ему не говорила. И ты, смотри, не проговорись.
   ПЕТР:  Так как же он узнает? Он не ясновидящий.
   ТАМАРА:  Он должен принять решение независимо от рождения ребенка. Оно касается не ребенка, а меня.
   ПЕТР:  Но зачем так далеко? Зачем на Север?
   ТАМАРА:  Я люблю, люблю, люблю его. Но я больше не могу. Не могу видеть ложь, не могу лгать сама, прятаться, не могу ждать. Боль может сглодать все, даже самое сильное чувство. Только время и расстояние могут приглушить боль. А над настоящим чувством и они не властны.
   ПЕТР:  Ты удивительная женщина, Тамара. Птица-феникс. Ты восстаешь из пепла с верой в жизнь, вечно юная и мудрая как вечность.
   ТАМАРА:  Мудрая как вечность сейчас заплачет.
   ПЕТР:  Поплачь. Слезы очищают. Если бы я мог плакать, я бы плакал вместе с тобой. Ведь и у меня была любовь. Безумная и категоричная. Она гарантировала мне вечное счастье. А я... Мы оба не поняли. Мы радовались, что разошлись безболезненно. Но, что такое болезнь? Болезнь - не смерть... она не проявляется мгновенно. Я не выстоял. Я потерял веру в людей, в женщин, в жизнь. И только сейчас я, пожалуй, могу сказать, что во мне что-то воскресло. Благодаря тебе. Ты совершила чудо, а я, признаюсь тебе, я, как обыкновенный пошляк,и к тебе подошел сначала лишь как к женщине.
   ТАМАРА:  Смотри, Петр, не обманывай себя. Я прошу тебя только помочь мне. И надеюсь на тебя как на хорошего друга.
   ПЕТР:  Да, да... Я, конечно, помогу тебе, можешь на меня положиться. Но я хочу, чтобы и ты обрела себя. Ты сейчас находишься в потере. Твое решение, может быть и правильное, но все-таки скорее эмоциональное, чем логическое. Обещай мне подумать еще немного. Поговори с Андреем, еще раз поговори. Дай и ему время подумать. Нельзя в одностороннем порядке решать вопросы, касающиеся вас обоих, теперь даже вас троих.
   ТАМАРА:  Спасибо, Петр. Ты хороший, Ты очень хороший. Я подумаю. Но мы договорились, если я решу...
   ПЕТР:  Да, разумеется.
   ТАМАРА:  И у меня к тебе еще одна просьба. Дай мне то стихотворение, про тревогу.
   ПЕТР:  Зачем?
   ТАМАРА:  Нужно.
   ПЕТР:  Ты тогда не так поняла меня. Наташа растревожила мою душу воспоминаниями.
   ТАМАРА:  Бедный Петр. Ты все еще болен прошлым.
   ПЕТР:  Нет, сейчас уже нет. Но год назад мне действительно было худо. Я все ждал. Ждал, что она позовет меня, напишет: "Возвращайся". И я дождался. Но она не написала: "Возвращайся, я люблю тебя...". Она написала: "Возвращайся или высылай согласие на развод". А разве в любви бывают ультиматумы? Но теперь я здоров. Здоров и свободен. Ты права, это тоже чего-нибудь да стоит.
   ТАМАРА:  Да, видно нелегко далась тебе мудрость. А я не хочу быть мудрой. Я хочу быть счастливой. У меня асе будет иначе. Я верю. Я хочу верить. А относительно стихотворения ты ошибся. Было бы слишком банально. Просто мне хочется иметь его.
   ПЕТР:  Что ж, быть добрым, так до конца. Только ты ничего не предпримешь, пока Андрей не придет к какому-то решению. Да?
   ТАМАРА:  Да.
   ПЕТР:  Позвони мне завтра. Я перепечатаю его и мы встретимся.
   ТАМАРА:  Хорошо. До завтра.
   ПЕТР:  До завтра.
     /Провожает взглядом уходящую Т а м а р у, затем поворачивается в противоположную сторону и сталкивается с вошедшей Н а т а ш е й/
   НАТАША:  Поссорились?
   ПЕТР:  Подсматривала?
   НАТАША:  Иду мимо, вижу - интимная беседа. Не хотела мешать. А вообще-то я рада, что встретила тебя. Поговорить с тобой надо.
   ПЕТР:  /подчеркнуто/  Случайно встретила?
   НАТАША:  Совершенно случайно.
   ПЕТР:  Допустим. И что же ты хочешь от меня?
   НАТАША:  Я могу в другой раз.
   ПЕТР:  Говори. Случилось что?
   НАТАША:  Что может случиться? Ты же знаешь, живем мы с Андреем хорошо. Дом у нас полная чаша. В прошлом году вместе ездили на юг. Мама говорит, лучше семьи, чем у нас, и сыскать трудно. Андрей такой внимательный...
                /Пауза/
   ПЕТР:  Не понял.
   НАТАША:  Что не понял?
   ПЕТР:  Это все, что ты хотела мне сказать?
   НАТАША:  Ну, почти...
   ПЕТР:  Очень интересно. Роман в стихах. Но зачем мне знать, как вы живете?
   НАТАША:  Какой ты непонятливый. Мы с Андреем...
   ПЕТР:  Натка! Я кажется прозрел! Он надоел тебе?
   НАТАША:  Как ты мог подумать?
   ПЕТР:  Нет, точно. Теперь я вижу. Слушай, Натка, а не завернуть ли нам роман, не в стихах.
   НАТАША:  Ты с ума сошел!
   ПЕТР: А почему нет, если надоел.      
   НАТАША: С чего ты взял, что я хочу завести с тобой роман?
   ПЕТР: Профессиональная интуиция.
   НАТАША: Скотинка ты профессиональная. Поссорился с подружкой и сразу — роман. Да еще с женой товарища.
   ПЕТР: Но мы же с тобой дружили и раньше.   
   НАТАША: Далекое детство.
   ПЕТР: Правильно. А сейчас мы взрослые.
   НАТАША: Вот именно, взрослые.
   ПЕТР: Так не будем терять времени.
   НАТАША: Не будем. Ступай к своей Тамаре.
   ПЕТР: Она мне тоже надоела.
   НАТАША: Быстро она тебе надоела. А вот Андрей…
   ПЕТР: Что, Андрей?
   НАТАША: Ничего.
   ПЕТР: Эх, Наташка. Не понимаешь ты своего счастья.
   НАТАША: Это ты не понимаешь. А я, будь уверен. Дом, семья, муж. Я женщина. Мне для счастья большего не надо… Вот только, я как раз об этом и хотела поговорить с тобой… Мы с Андреем…
   ПЕТР: Да, вы с Андреем… И что?
   НАТАША: Так ты не собираешься жениться на Тамаре?
   ПЕТР:  Ты говорила про Андрея.
   НАТАША: Ты знаешь, он такой занятый стал. Все работает, работает. Так, ведь, и надорваться недолго.
   ПЕТР: Недолго.
   НАТАША: Не знаю, даже. Я ему и то и это. Рассеять его надо как-нибудь, развлечь.
   ПЕТР: Кто? Я должен его развлечь?
   НАТАША: Нет, не ты. Но посоветуй что-нибудь. Ты, ведь, всегда был горазд на такие штуки.
   ПЕТР: /снова в шутливом тоне/ Я и говорю: давай завернем роман. Знаешь, как он оживится.
   НАТАША: Иди ты…
   ПЕТР: И то верно. Надо идти.
   НАТАША: Погоди. Неужели мы ни о чем не договоримся.
   ПЕТР: Разговаривать с верной женой, все равно, что разговаривать с мрамором.
   НАТАША: Погоди, я подумаю.
   ПЕТР: Это мужской разговор.
   НАТАША: Только понарошку, чтобы его только завести.
   ПЕТР: А если он не поймет и по серьезному мне синяков наставит?
   НАТАША: То твоя забота.
   ПЕТР: Значит, ему — развлечение, тебе — игрушки, а мне — синяки?
   НАТАША: А ты действительно бестолковый… Или прикидываешься?
     /Поднимается со скамьи/
             Ну, ладно. Не забывай. Звони.
                /Уходит/
   ПЕТР: /глядя ей вслед/ Она что-то знает. Неужели он рассказал…

                КАРТИНА 7
     Квартира  А н д р е я.  Он сидит за столом, обхватив руками рюмку и неподвижно смотрит в нее. Перед ним начатая бутылка коньяка. Н а т а ш а  ставит в вазу букет осенних цветов, распрямляет веточки, обхаживает его, любуется им.

   НАТАША:  Цветы - лучшее украшение дома. Посмотри какой чудесный букет. Самые красивые цветы. Здесь все краски лета и осени... Да. Ты знаешь, я попробовала вести урок, как предлагал Петрарка... Начала рассказ с того, что Пушкину было всего около восемнадцати лет, когда он задумал писать "Руслана и Людмилу". Ты бы посмотрел, как меня слушали... Тебе неинтересно?
   АНДРЕЙ:  /поднимая голову/  Нет, отчего. Ты их заинтересовала, а дальше?
   НАТАША:  А дальше я изложила все по программе. Так сказать, методический прием. Думаю, что усвоение урока было полное. Или почти полное... Ты опять меня не слушаешь? О чем ты думаешь?
   АНДРЕЙ:  О тебе.
   НАТАША:  Очень приятно. И можно узнать - ЧТО ты думаешь?
   АНДРЕЙ:  Я думаю, что еще совсем недавно и я был школьником и стоял перед выбором. Тогда мне казалось, что ничего интереснее медицины. А в медицине нет ничего сложнее глазного яблока...
   НАТАША:  Но это не обо мне.
   АНДРЕЙ:  А теперь мне кажется, что нет ничего сложнее человеческой души. А человеческую душу нельзя обманывать.
   НАТАША:  Я никого не обманывала. Пушкин в свои восемнадцать лет был уже взрослым, а наши - во многом еще дети.
   АНДРЕЙ:  Не то, все это не то. Я хотел сказать тебе совсем другое.
                /Наполняет рюмку коньяком/
   НАТАША: /пытается отодвинуть рюмку/  Не пей так много. С тебя хватит.
   АНДРЕЙ:  /решительно/  Да, с меня хватит. Слушай...
     /Н а т а ш а  кладет руку ему на лоб.  А н д р е й  раздраженно отстраняет ее/         Оставь меня в покое.
   НАТАША:  Ты не заболел? Странный ты какой-то стал.
   АНДРЕЙ:  Я не заболел.
   НАТАША:  Ты померил бы температуру. Не понимаю, что с тобой? Никогда такого раньше не было.
   АНДРЕЙ:  Я давно хочу тебе объяснить. Со мной действительно творится неладное. Какая-то странная раздвоенность. Пустота. Дом превращается в тесный замкнутый круг.
   НАТАША:  Раньше ты говорил иначе.
   ПЕТР:  Говорил. Тогда действительно дом был для меня отправным и конечным пунктом всех дел. Я набирался здесь сил, чтобы сделать что-то еще там, в институте, в клинике, вне дома.
   НАТАША:  Что же изменилось?
   АНДРЕЙ:  Дома - ничего. Но с годами я как-то по особенному стал замечать, что и за пределами дома существует мир, широкий и красочный, что люди в нем интересные и разные, возможности безграничные. Надо только не останавливаться, не засиживаться на одном месте.
   НАТАША:  Хорошо, что ты напомнил. Мы действительно засиделись. Давай пойдем куда-нибудь. В гости или в театр.
   АНДРЕЙ:  Ты не даешь мне договорить. Я хотел сказать тебе...
     /Звонит телефон.  Н а т а ш а  снимает трубку/
   НАТАША:  Алло... Алло. Я слушаю...  /Кладет трубку/  Никто не отвечает. Да, кстати. Звонила мама, спрашивала, когда мы приедем за Сережей. Я думаю, пускай погостит там еще немного.
   АНДРЕЙ:  /как эхо/  Пусть погостит.
   НАТАША:  Сентябрь стоит такой погожий, просто на диво. А в школе, знаешь, первые недели особенно утомительны. А как хорошо было на юге. И тебе не мешало бы съездить туда отдохнуть. Море в августе просто бархатное. И фрукты.
   АНДРЕЙ:  Я поеду на Север.
   НАТАША:  Не говори глупости.
   АНДРЕЙ:  Я серьезно.
   НАТАША:  Тем более. Ты знаешь, что мне рассказала Светлана? Ее поэтический муж вот так ездил, ездил и... доездился.
   АНДРЕЙ:  Все женщины объясняют разрыв одинаково.
   НАТАША:  Раз все, значит правильно.
   АНДРЕЙ:  Что правильно? Ты же сама говорила, что они не пара.
   НАТАША:  Когда я говорила?
   АНДРЕЙ:  С самого начала. Как только они поженились.
   НАТАША:  Не помню, не помню. Может быть и говорила. Тогда они действительно производили странное впечатление.
   АНДРЕЙ:  Странное? Они были созданы друг для друга. Может быть больше, чем мы с тобой.
   НАТАША:  Андрюшечка. Что ты говоришь?
   АНДРЕЙ:  То, что слышишь.
   НАТАША:  Ты несправедлив. За все время у нас не было ни одного конфликта.
   АНДРЕЙ:  Потому что я уступал тебе.
   НАТАША:  И я уступала.
   АНДРЕЙ:  Вот и уступи еще раз.
   НАТАША:  Ты о чем?
   АНДРЕЙ:  Я должен уехать на Север.
   НАТАША:  Я думала, ты шутишь.
   АНДРЕЙ:  Я не шучу.
   НАТАША:  /подлизываясь/  Нет, ты шутишь. Ты подумай, как мы здесь останемся без тебя - я, Сережечка. Пожалуй, надо забрать его. Погостил и хватит, мама уже не молодая.
   АНДРЕЙ:  Наташа.
   НАТАША:  Да, да. И ты без него совсем от рук отбился. Пристрастился к коньяку, глупости всякие начал говорить.
     /Уходит. Снова звонит телефон/
   АНДРЕЙ:  /Снимая трубку/  Да...
   
                Картина 8
     Телефонная будка, в ней  Т а м а р а.

   ТАМАРА:  Я звоню уже полчаса, все занято, занято... Да, понимаю. Тем лучше. Я звоню тебе, чтобы попрощаться... Да, обещала, но я не могу больше ждать... Нет, не поэтому. Есть обстоятельства, которые заставляют меня торопиться... Нет, бездействие это тоже действие, только пассивное. ...Да, с Петром... Нет, случай совсем не тот. Я оставила тебе письмо в почтовом ящике... Не, нет, совершенно ни к чему.

                Картина 9
     Та же обстановка, что и в седьмой картине.  А н д р е й  у телефона.

   АНДРЕЙ:  Откуда ты звонишь?.. Я спрашиваю, откуда ты звонишь?.. Ты не должна. Не должна... И мне трудно, труднее чем ты думаешь... Нет, я не боюсь прослыть прослыть подлецом, я не могу быть подлецом... Чувство не может быть большим, если оно никого не щадит. ...Она человек, разве этого мало?.. Ты можешь упрекать меня как угодно, я заслужил. Я только прошу тебя: не спеши... Да, оскорбить человека выше моих сил, по крайней мере сейчас...
     /Входит Н а т а ш а/ 
                ...Да, именно так я понимаю чувство человеческого достоинства... Подожди... А, черт.
     /А н д р е й  опускает руку с телефонной трубкой. Слышны короткие, тревожные гудки.  А н д р е й  медленно кладет трубку на рычаги/
   НАТАША:  /подозрительно/  С кем ты говорил?
     /А н д р е й  молча выходит из комнаты. Снова звонит телефон/
                Опять она. Сейчас я с ней объяснюсь... Алло... А, это ты? Что же ты кладешь трубку, когда я подхожу к телефону? То-есть, почему ты подумал, что не я? Кто же еще может у нас подойти?.. Ну, ты совсем заврался. Скажи уж прямо - испугался, что и вправду придется поухаживать за мной... Рассказывай. Обещал звонить, а сам пропал... Ах, уезжаешь?.. И не один? Я бы на твоем месте такими вещами не хвасталась, особенно передо мной... Да, да, конечно, мне очень нравится... Я говорю, что мне очень нравится, что вы оба уезжаете...
     /Входит  А н д р е й. В руке у него распечатанное письмо/
                Даю, даю. Вот он как раз вошел.
     /протягивает  А н д р е ю  трубку/
                Петрарка. Он опять уезжает. И не один.    
     /Берет из рук  А н д р е я  письмо/
   АНДРЕЙ:  /в трубку/  Да... Да, я уже знаю... От жены, по почте... Нет, по радио еще не объявляли... Нет, разумеется, нет... Понимаю... Благими намерениями выстлана дорога в ад... Конечно, я сам... Я же тебе сказал, что не сержусь... Будь счастлив... Разумеется и она тоже... Может быть... Может быть... Может быть. Счастливого пути.
     /Кладет трубку на рычаги/
   НАТАША:  /Читает строчки письма/
                ...Я стану безвестным прохожим,
                Но только не другом твоим...
       Что за странное стихотворение? И без подписи.
   /А н д р е й  наполняет рюмку коньяком/
      А Петрарка-то, Петрарка... Тоже мастер сказки рассказывать. /провокационно/  Будто я не понимаю, что у него со Светкой все произошло из-за этой Тамары. Нет? Молчишь? А ведь он твой друг. Впрочем, какой он тебе друг. Ты совсем иной. С тобой такого никогда не может случиться... Ведь правда?
     /А н д р е й  выпивает коньяк и снова наполняет рюмку. Сцена затемняется до полной темноты. Темно и в зрительном зале/

                Пауза в темноте.

                Э П И Л О Г

     Полностью затемненная сцена. Пауза. Слабый бледно-голубой свет начинает просачиваться откуда-то сверху. Он набирает силу сполохов, переливается разными тонами. Это Северное Сияние. Оно освещает темную фигуру  П е т р а, который стоит посредине заснеженной поляны один и, подняв голову, смотрит, как в небе разыгрываются фантастические световые картины. На  П е т р е  полушубок, унты, меховая шапка-ушанка. У ног - сумка-баул. Северное сияние то затухает, то разгорается еще сильнее. Искрится снег.
     На заднем плане загораются огни поселка. П е т р  выходит из оцепенения и направляется к темным строениям.

   П е т р  входит в полутемную комнату. У окна стоит  Т а м а р а  и тоже наблюдает за сполохами Северного сияния. Комната небольшая, оклеенная простыми обоями, очень просто обставленная. Часть ее отгорожена занавеской, за ней спят дети. На стенах много фотографий - девочки 3-4 лет и малыша, которому полгода - год. Они сгруппированы вокруг большого портрета Андрея.

   ПЕТР:  Как полыхает, а?
   ТАМАРА:  /отрываясь от окна/  Тише. Андрюшку разбудишь.

     /В комнате становится светлее.  П е т р  снимает полушубок и шапку. Теперь видно, что у него отросла небольшая густая борода. Он подходит к занавеске и заглядывает за нее.  Т а м а р а  подходит и становится рядом. Сейчас они похожи на мужа и жену/

   ПЕТР:  Ух, какой... Андрей Андреевич. Растет не по дням, а по часам.
   ТАМАРА:  Тише, я тебе говорю. Разбудишь.
   ПЕТР:  /тише/  И Аленка... Раскраснелась.
     /Т а м а р а  хочет задернуть занавеску и  П е т р  отходит/
                Ладно, ладно. Не разбужу. Да они и не проснутся. На Севере сон крепкий. Аленка, я смотрю, совсем освоилась.
   ТАМАРА: Растет как настоящая северянка. Вчера соседи угостили нас строганиной. Я попробовала и не смогла. Все-таки сырая рыба, хотя и мороженая. А Аленка, только дай. Съела и еще просит.
   ПЕТР:  Это хорошо. В сыром мясе самый витамин... Да, чуть не забыл.
     /Подходит к баулу и достает из него два лимона/
                Вот. Лучшие цветы, которые можно подарить на севере. Вчера прилетел один наш сотрудник с "Запада".
   ТАМАРА:  С "Запада"? Никак не могу привыкнуть.
   ПЕТР:  Да. Была столица, центр. За рубежом про нее все - восток, восток. А здесь для нас она - Запад. Как видишь, все относительно и зависит от позиции, которую ты занимаешь.
   ТАМАРА:  Вижу. И спасибо за лимоны. Сейчас будем с ними чай пить, только подогрею.
   ПЕТР:  От чая на Севере никто не отказывается, а лимоны побереги. Они пригодятся и тебе, и Аленке.
   ТАМАРА:  Да, Аленка им обрадуется. Прямо с кожурой съест. Строганина строганиной, а витаминов ей все-таки не хватает.
   ПЕТР:  Что и говорить, помидорчики, огурчики... Первый год и я тосковал. А потом привык.
   ТАМАРА:  Какие еще новости... с Запада?
   ПЕТР:  Новости? Неважнецкие новости. Письмо Наташка прислала. Пишет: пьет Андрей. Не знает, что с ним делать.
     /Пауза. Комната снова притемняется, становится как бы сумрачней. А в окне усиливается серебристый свет Северного сияния/
   ТАМАРА:  Он любит. Все еще любит.
   ПЕТР:  А я Аленке унтята привез. Посмотри, какие симпатичные.
     /Достает из баула узорчатые из оленьей кожи унты/
   ТАМАРА:  Ох, Петр. Зачем?
   ПЕТР:  Я на стойбище к оленеводам ездил. Старик якут у них, бригадир. Спрашивает: "Дети у тебя есть?". Отвечаю: "Есть". "Много?". "Двое, - говорю, - мальчик и девочка". "Ты еще молодой, - поясняет он мне. - Больше детей надо". "Зачем, - спрашиваю, - больше?". "У меня один сын был - умер, другой сын - на войне убили, третий сын вырос - ушел, в городе учителем работает. Еще три сына выросли, тоже ушли - кто куда. Было бы больше сыновей, кто-нибудь остался. А так один сейчас. Одному с большим стадом трудно". Я ему посочувствовал: "Верно, - говорю, - больше сыновей - лучше. И когда дочка есть - тоже неплохо". Он спрашивает: "Сына как зовут?". "Андрей". "А дочку?"... "Аленка". "Хорошее имя, - говорит. - Первый раз слышу. Сколько лет дочке?". Отвечаю: "Четыре года". "А сыну?". "Скоро год". "Маленький сын, - говорит. - В твои годы больших сыновей иметь надо. Однако, хороший ты человек. Возьми для дочки унтята. Память обо мне иметь будешь. А мне карточки пришли. Много. Чтобы всем сыновьям и внукам послать".
   ТАМАРА:  Фантазер ты, Петрарка. Одно слово: писатель. Зачем сказал старику неправду?
   ПЕТР:  Человеческие отношения - сложная штука. Как объяснить ему, кем доводятся мне дети? Не поверит. Решит, что дурачу его. А ведь на самом деле я сказал почти правду.
   ТАМАРА:  Ладно. Аленка проснется, сам отдашь.
     /Садится на стул, закрыв лицо руками/
                Запил... Он запил...
   ПЕТР:  Я не мог не сказать тебе.
   ТАМАРА:  Ему трудно там, с ней, одному. Надо написать ему, сказать, что его по-прежнему любят, ждут...
                /Пауза/
           Нет, я не могу ему писать. Она увидит, прочтет. Будет только хуже. Ты, наверное, был прав. Мне не следовало уезжать.
     /Петр неопределенно пожимает плечами/
               Конечно, не следовало... Петр, милый, напиши ты. Напиши так, чтобы он понял... Понял, что это я, что я никогда не забывала о нем.  /Тише/  Да и можно ли забыть, когда тут Андрейка, его портрет.
   ПЕТР:  /грустно/  Понимаешь ли ты, о чем просишь?
   ТАМАРА:  Да, конечно. Это большое свинство с моей стороны, но я ничего не могу поделать. Ты же сам сказал: он запил... Запил. Значит, ему очень плохо.
   ПЕТР:  Написать не сложно. Я, когда получил письмо, сам подумал - надо. Даже начало сложилось. Ты подсказала мне продолжение. А концовка? Андрею отсюда не помочь... письмами.
   ТАМАРА:  Все равно, напиши. Пусть знает, что мы помним, думаем о нем. Может быть ему станет легче.
   ПЕТР:  Хорошо, попробую.
     /П е т р  отходит в сторону, достает блокнот, ручку и начинает письмо. Сцена делает круг. Комната сменяется видом на поселок, над которым бушует Северное сияние. Затем снова появляется комната. П е т р  с блокнотом в руке выходит на середину/
            Готово. Слушай.
                На таком далеком расстоянии
                Небо словно черное стекло.
                Стынет вечер в ледяном молчании.
                А у вас, наверное, тепло.
                На таком далеком расстоянии
                Там не видно, что у нас зима,
                Что лишь только Северным Сиянием
                Мерзлая земля озарена.
                ...А быть может первою порошею
                И у вас все белое легло
                И чуть-чуть припорошило прошлое,
                И сугроб под сердцем намело.
                И порой, в разлуке и с отчаянья
                Кажется, что выдержать нельзя...
                Помни, за далеким расстоянием
                У тебя по-прежнему друзья.
                Пусть земля лежит в оцепенении,
                Пусть не скоро до конца зимы.
                Мужества, Надежды и Терпения
                И Весны тебе желаем мы.
   ТАМАРА:  Какая великая сила заключена в слове. Трудно только найти его, а тебе удается. "Мужества, Надежды и Терпения. И Весны..." Как раз то, что я хотела бы пожелать ему. Особенно терпения. Ты ведь помнишь, я не хотела ждать, не могла терпеть. Оставила его, бросила все, уехала. Нетерпимость - она сдвигает горы. Но, чтобы жить, просто жить, надо иметь терпение, чтобы что-нибудь сделать, надо иметь терпение, быть мудрым - значит иметь терпение. Мне кажется, что сейчас я стерпела бы все: двусмысленность, ожидание, муки ревности. Только бы он был рядом. Терпение. В нашей жизни всем нам не хватает терпения.
   ПЕТР:  /глядя в окно/  Терпение тоже не безгранично.
   ТАМАРА:  /словно пробуждаясь/  Что? Что ты сказал?
   ПЕТР:  /глядя в окно/  Посмотри, как полыхает. Как полыхает.

     /Свет в комнате меркнет. Окно заливает нарастающий свет Северного сияния.  П е т р  и  Т а м а р а  на фоне окна выглядят силуэтами. Сейчас они снова похожи на мужа и жену. В зрительном зале, медленно гася Северное сияние, нарастает свет/

                З а н а в е с