Детский дом. Второй побег. Глава третья

Я поделился своими мыслями с давним другом. Витька, как всегда, пришел в восторг.
- Давай рванем! Ведь ты у меня был, а теперь я у тебя. Нам уже ничего не страшно.
- А может тебе не надо, Вить? Ведь это совсем другое дело. Сестра выходит замуж, и никто меня больше не ждет, и не будет ждать.
- Ну и пускай себе женихается, ты… и я последний раз посмотрим на нее и дальше рванем, в мое село завернем.
На том и порешили. До субботы было три дня. Мы провели вылазку, на военном языке – рекогносцировку. Еще раз изучили дорогу до вокзала, расписание поездов, наметили место посадки в последний вагон, и стали ждать. Кто не убегал, тот не знает, какое это чувство ожидания, тревоги, страха. И весь ты там, в дороге, у цели. Преследуют разные страшные видения. «Толстая проводница смотрит на тебя и кричит: «Люди! Это же детдомовец, сбежал, ловите его». Ревизор ходит и щелкает большими щипцами-клещами, хватает за ухо, тащит куда-то. На последней станции наш воспитатель и мы попадаем прямо в "лапы", прыгаем с поезда, на ходу».
В субботу после обеда, мы собрались под мостом. С тайника достали приготовленные подарки. Тут были конфеты-подушечки, "барбарис" и медяки. В отдельной, уже наполовину истлевшей коробке, елочные игрушки.
- Вот это да! – воскликнул Витя. – Красивые, новенькие.
- Так это с нашей елки. Я таких игрушек сам никогда не видел и в нашем селе не встречал. Так захотелось хоть одну снять. Ночью, залез через окно и взял аж три, самые большие. Думал, что не дождутся, не попадут в село. Только, как теперь довести?.. Раздавим ведь?
- Не-е-е, около вокзала свалка мусора, там найдем целую коробку, и я довезу, - заверил Витя.
Знакомой дорогой, мимо стадиона, мы вышли к вокзалу. Нашли свалку, все подготовили, там же выждали пригородный поезд. Сели, как и рассчитали, в последний вагон. Никто не кричал, не догонял. Пронесло. Едем! Ура!
Радостные, затаились, пристроились к тетеньке с кошелками, достали хлеб и котлеты со своего обеда. Кушаем, беседуем, деловые такие, законные. Незаметно прошло время, объявили нашу станцию. Мы повеселели, груз с плеч, появилось чувство свободы. Уже по пути в село Витя сказал: "Лететь хочется".
Нам предстояло преодолеть сопку и небольшой участок леса, затем уже будем у цели. Стемнело, но мы твердо шагаем вперед. Вдали пасутся лошади, фыркают, виден костер, как все это знакомо.
- Давай завернем к костру, - предложил я.
- А вдруг там плохие люди? Начнут допрашивать.
- Нет Вить, не бойся, пастухи всегда добрые, свои. Помогут, накормят.
Мы подошли ближе.
- Можно погреться?
- А вы чьи-то будете? – спрашивает дед, всматриваясь в наши лица.
- Мы во-о-о-н с того села, за горой, - показываю я рукой, - с базара возвращаемся, корову покупали.
- Такая малышня, а уже на базаре торгуете, цыгане, что ли?
- Не-е-е, отец давно ушел с коровой, а мы поездом приехали.
- А-а, вот оно яке дило28. Ну, присаживайтесь, бульбочки29 с огня возмить30. Молочка дам. Умаялись небось, с дороги.
Ночная тишина, поблескивают угли костра, видны силуэты пасущихся лошадей, чистое небо над головой, чудное ночное разноголосье. Вскоре раздается команда деда:     - Грицько, немедля доставь сюда Мавку, посады хлопцев31 и сопроводи домой!
- Ясно дед! – с темноты появляется мальчуган, чуть старше меня. Нас посадили на круп смирной лошаденки. Грицько сел на другую.
- Ну, с богом, хлопчики, - доносится знакомый голос.
Мы так благодарны этим добрым людям, и лошадку полюбили. Она идет тихо, мерно, сама видит дорогу. Распрощались на горе, у села. Пошли вниз, стало тревожно.
- Ой, что же будет? – залепетал Чижик, - я боюсь.
- Не боись, друг, мы идем ко мне домой. Вот сейчас увидишь речку, водопад, у старой мельницы, а еще церковь; ступай за мной, мне все дорожки знакомы.
Когда речка осталась за нашей спиной, мы услышали звуки музыки. Били в бубен32, играла гармонь. По мере приближения к дому звуки нарастали, слышалось пение, крики, шум. В родном доме свадьба! Не успели опомниться, как были схвачены сильными руками и водворены за стол. Вокруг поющие, пляшущие, кричащие, разгоряченные лица, играет скрипка, народу пруд-пруди.
Я увидел Устинью. В прекрасном свадебном наряде, на груди намысто33, на голове венок с разноцветными лентами. Ее руки потянулись ко мне, и я уже между женихом и невестой. Жених дает мне рублевые бумажки, Устинья плачет и гладит по голове. Мне становится противно, растет ненависть к жениху, ко всем пляшущим, поющим, смеющимся. Я вырываюсь, ищу Чижика, нахожу, собираю знакомых ребят, ворую две бутылки водки и мы пьем. Потом иду в огород, достаю из-за пазухи недопитую водку, допиваю и падаю на землю в горьких рыданиях.
Очнулся на кровати, вокруг снуют незнакомые люди, на спине банки, очень горячо.
- Що ж ты дытыно натворыла? Напилось горилки и на сырую землю, хиба так можно? Чуть не вмерло, дытя; боже – заступнику, сохрани его.
Перед глазами какие-то нагромождения, пытаюсь подняться, меня удерживают, дают пить какую-то теплую жидкость… снова горы, табуны лошадей… К исходу третьего дня кризис миновал, стало легче. Витька вертится рядом, сообщает всяческие новости. Еще через два дня мы обдумываем план дальнейших действий. Нет, мы не будем здесь оставаться, тем более возвращаться.
- Я предлагаю… по вокзалам!
- Ух ты! Как это я сразу не додумался, - восторгался Чижик, - Ну пошарим, всякое увидим!
Мы стали накапливать хлеб, сало и детально обдумывать наш план. Для начала Самбор, а потом Дрогобыч. Перед глазами "вырастали" громады домов, костелов, церквей, шумные вокзалы.
Собрались, зашли к Устинье попрощаться и на ближайшую железнодорожную станцию.
- А если милиция? Что делать? Смываться?
- Нет, Витька. Мы скажем, что возвращаемся в интернат, покажем портфель, я тут книжки старые прихватил. Все будет чин по чину.
Добрались до первого, намеченного нами, пункта. Вокзал показался большим, красивым. Народу немного.
- Лучше будет, если мы днем проболтаемся около стадиона, в парке, а ночью заночуем здесь, - предложил Витя.
Я согласился, и мы пошли искать пацана, чтоб узнать, как туда добраться. Спустя полчаса мы были под трибунами стадиона и наблюдали, как взрослые играют.
Первую ночь заночевали здесь же. Прижались друг к другу, согрелись. Вторую ночь провели в парке. Не голодали, в ближайшем кафе удалось стырить большую булку. Чижик внимательно изучил все подступы к танцплощадке и насобирал монет. Сколько радости было!
Подались на вокзал, но там почти пустой зал, остановиться нельзя. Решили добираться до областного центра.
Большой вокзал, настоящий улей. Народу: на перроне, привокзальной площади, автобусной станции. Полно цыган, разных оборванных типов, шкетов, милиции не видать.
- Вот это да! – восторгался Витька. – Это житуха, настоящая.
- Нам нужно пристроиться к тетеньке с села, где полно детворы, и тогда надолго заживем.
Такой уголок мы нашли, пристроились между буфетом и длинным диваном, а к вечеру уже освоились и вовсю гоняли с ребятней по вокзалу. Наш внешний вид немного отличался, был несколько парадным. Но уже к следующему вечеру мы были похожи на всех пассажиров: немытые, в помятой одежде, с голодным взглядом светящихся глаз.
Выбранную нами позицию мы вскоре оценили: ругань, крики, потасовки, за уши тащат шкета, или пьяного мужика – все на виду. Нас же никто не видел. Вскоре мы запаслись большой коробкой, похожей на чемодан, нашли кусок грубой ткани, заменившей нам одеяло, и могли спокойно спать. Стали подумывать о дальнейших вылазках. Ну, не то чтобы в город, а хотя бы на привокзальный рынок. Долго совещались, как ходить: вдвоем или по одному. Если накроют сразу двоих, то все пропало, а если одного, то второй останется на свободе. А что он сможет?
- Чижик, нам надо ходить только вдвоем, быстро пристраиваться к торговкам, обходить милицию и в случае чего не убегать. Я умею разговаривать, уже в седьмом классе, скоро получу свидетельство.
- Эх ты, не получим мы никаких табелей и свидетельств, для этого надо возвращаться в школу.
- Это точно, мы на вокзале. А давай достанем учебники по истории, литературе и будем читать.
- Здорово придумал, атаман. Я буду учеником, а ты учителем.
Мы стали знакомиться с мальчишками, которые идут со школы, разыграли все свои медяки и … выиграли учебники. Правда, споров было много и нас чуть не заатасил34 директор школы.
Читали запоем. Ну до чего интересная история, а в хрестоматии такие захватывающие рассказы. "Проглотили" учебники за две недели. Так и за чтением нас повязали. Сначала повели в комнату милиции, потом куда-то, в другое здание, заставили помыться, дали покушать. И начались расспросы.
И вот обратный путь. Но что-то не похоже на знакомую дорогу. Куда это нас везут? Дядя-милиционер строгий, не разговаривает. Приехали на станцию Стрый. Здесь встречают, без эскорта. Милицейская машина везет дальше по городу. Наконец, остановились у кирпичного забора, на воротах табличка: "Стрыйский дет приемник". Привели в кабинет директора. Смотрим и не понимаем: военный, суровый такой.
- Передаю с рук в руки, - заговорил наш сопровождающий, - уж очень изворотливые, хитрые, не бандиты. С книжечками ездят.
Вечером, когда пришло время спать, собрались жильцы этого заведения. В основном шкеты и один тощий колонист. Все глаза на нас, от этих взглядов ничего доброго не жди.
- Не боись, Вить, мы не таких видали. Не сдадимся. Драться этой ночью не пришлось. Но на следующий день колонист потребовал выложить и сдать все наше добро. Чижик подошел к нему и бросил в лицо: "Ша!"
Мы вышли во двор, цель была одна: изучить всевозможные пути бегства. Во дворе садик, две девочки играются в песке. Вокруг забор, кирпичный, крепкий, высокий.
Появился колонист с одним сопровождающим. Сходу бросился на Витьку, тот ожидал и сыпанул ему в лицо две горсти песка с пылью. Второй, видя, что сила на нашей стороне, кинулся бежать.
Вечером в ход пошли угрозы, вплоть до "зарежем!" В спальню мы не пошли, а забрались под лестничный пролет, на первом этаже, и держались до последнего. Остаток ночи провели в комнате дежурного. Прибыл майор и давай ругать, кричать, что, мол, мы шарага, шантрапа, никакой дисциплины, приходится по ночам искать. В заключение он сказал: "Вы заслуживаете колонии, хорошего наказания, но мы добрые дяди, умеем прощать. Вы возвращаетесь в свой детский дом". Это было ужасно. Такого исхода мы не ожидали, а больше мечтали о дальнем путешествии, о чем-то таком великом, сказочном.
Потускнели наши физиономии, снова появился дух сопротивления
- Может смоемся, - предложил Чижик. – По пути выпрыгнем с машины и только нас видели.
Я задумался.
- Да, неохота возвращаться, но куда нам податься? Домой нельзя, на вокзалах мы пожили, а без денег далеко не уедешь…
Как мы не хотели возвращаться. До сих пор помню этот фургон с одним окошечком, наши поиски путей спасения, фантастические проекты.
Не буду описывать, как нас приняли, какие радостные лица были у пацанов и совсем безрадостные у Михаила Григорьевича и директорши. Наш воспитатель, в присутствии всей группы, кричал: "Червь, гниль, сопля, ты у меня узнаешь, я тебя проучу…" Антонина Романовна приказала доставить меня в кабинет. Пацаны предупредили, что тетка злая, ставит по стойке "смирно" и бьет. Помню черную, покрытую пухлым дерматином дверь, с табличкой "Директор". В сопровождении пацанов, со страхом, ступил через порог. Первое, что бросилось в глаза: кожаный диван, такие же кресла, массивный стол, шкаф – все показалось черным. Антонина Романовна тоже в черном, смотрит на меня.
- Встать вот сюда! – показала она на шкаф. – Руки по швам! Любишь бегать, кататься, нарушать дисциплину? Это до каких-то пор будет? Я спрашиваю?!
Последовал неожиданный сильный удар по лицу. Я вскинул руки.
- Стоять! Смирно!
Последовал второй удар тяжелой мясистой рукой, он получился звонким.
- Я отучу тебя от мерзких привычек! Сопля! Недоросток!
Все произошло так быстро, что я не почувствовал боли. Не успел опомниться, как оказался за дверью, в коридоре. Пацаны окружили меня и потащили вниз.
- Вот это да! Ну дает, Тоська! На весь детдом дает! "Лопух" получил от директорши. Ка-йф.
Долго еще восхищались мои товарищи и возносили меня до небес. Это был мой первый, но не последний визит к нашему директору. Дальше - хуже. Меня возненавидел воспитатель. В умывальник не тащил, не грозил, но часто поднимал перед ребятами и девчонками, и обзывал разными словами. Мой порыв к наукам враз остыл, росла ненависть к Михаилу Григорьевичу, к детдому, ко всем порядкам. Я очень тяжело переносил оскорбления и унижения. "Что же делать? Как жить дальше? Куда податься?" Эти думы все чаще посещали меня.
"Дома старший брат Антон и его жена, совсем чужая женщина. Не будет мне житья. А как хочется в селе учиться. Я бы окончил школу-семилетку и поступай куда хочешь…"
Очень потянуло домой. Не хотелось бежать как прежде, а по законному приехать и остаться. "Но кто же отпустит? Да и с кем тут договоришься?.."
Чижику сказал: "Поеду в свою школу. Хочу учиться по-настоящему, а потом поступлю куда-нибудь. Адрес брата ты знаешь, если что – найдешь меня".
Я снова покинул детский дом и возвращался к своей первой учительнице. Это был не побег. Это была необходимость, взрослость, первый продуманный и законный поступок.
Галина Николаевна встретила меня хорошо. Пригласила в свою комнатенку, что находилась в небольшой пристройке у школы. За столом, при тусклом освещении керосиновой лампы, мы вели детские и взрослые разговоры. Она подливала мне чай, опускала в стакан маленькие дольки нарезанного лимона, ласкала своим теплым материнским взглядом. Я рассказал все – от первого до последнего дня моей детдомовской жизни. Она – о своей сиротской, неудавшейся судьбе. Рассказывала и плакала. И кто кого больше жалел? Учительница Первая моя, я всю жизнь несу твой образ и тот прекрасный Великий Вечер.
Не знаю, с кем она говорила, кого убеждала, но я был принят в седьмой класс родной школы и остался жить у брата Антона и его жены Юлии. Это было самое радостное событие в моей жизни за последние два года. А тут, новая радость – после армии и длительного путешествия через всю страну, приехал брат Федор. Весь в нагрудных значках, красивая военная форма, сапоги блестят. Стащил меня с кровати, целует, носит на руках, дарит конфеты.
Опять, как в старые добрые времена, в нашем доме собрался народ. На табуретках, скамейке, кровати, самодельном диване – мужики. Курят самокрутки и слушают Федора. А он весь на виду: папиросы раздает, что-то рассказывает и улыбается, стойку на руках и "мостик" выделывает. Со всех сторон возгласы, воспоминания. Федор до армии был таким же. Как-то притащил велосипед. В те времена, на селе, это было похоже на космический корабль. А как ездил? Ногами рулил, а руками крутил педали, цирк! Бабы крестились, глядя на это чудо.
Зимой с пограничниками водился, ходил в горы на лыжах. Однажды, я видел как он спускался с крутой горы в одной рубашке; вся деревня высыпала на улицу, чтобы посмотреть на этого чудака.
С какой гордостью я шел в школу! Рядом шагал мой брат, сержант-танкист. Он нанес визит Галине Николаевне, поблагодарил за ее доброе отношение к ученикам, поговорил с нашим выпускным классом. Во всех своих беседах со мной, Федор просил и требовал одного: учись, человеком станешь, жить будешь.
Эти уроки, чудесные вечера и сейчас в моей памяти, они не пропали даром.
Он уехал, оставив мне замечательный подарок – гармошку. Пройдет много лет, наши пути еще пересекутся на Сибирской земле.
Я успешно закончил седьмой класс и получил "Свидетельство", которое давало мне право поступать в техникум. Научился играть на гармошке.


Рецензии