Никитский мыс

Цикл

Никитский мыс. Хрустальная вода.
Парчой мерцает вся поверхность Понта.
На горизонте белые суда
плывут, не покидая горизонта.
Хвосты дельфинов, спины, плавники
мелькают. Солнце светит. Всё, как в сказке.
Приоткрывает море тайники
свои ныряльщику в подводной маске.
Я пронырну за камень, я уме-
ю это делать без усилий, лихо:
медузы мне напомнят о зиме,
кружась вокруг, как хлопья снега, тихо.
Косяк кефалей блещет серебром
средь водорослей, то сверкнув, то тая,
и тут же раздаётся гулкий гром –
так в панике уносится вдруг стая.
Ну что же, промахнулся, – не беда,
сюрпризов жди, на то она – охота.
Никитский мыс. Хрустальная вода.
Как дирижабли, горбыли над гротом.
А слева наплывают луфари,
заходят под навес подводной глыбы,
и никому потом не говори,
что рыбы в море нет, идя без рыбы.
С томящей грустью вспомнишь сквозь года:
дельфины, мыс, все в бликах воды Понта,
на горизонте белые суда
идут, словно парят над горизонтом…

ЗИМНИЕ БАКЛАНЫ

Летят бакланы цепью над водой
и далью поглощаются седою;
я видел их, когда был молодой,
я и сейчас их вижу над водою.
Обходят по дуге мыс Ай-Тодор,
берут мористей, там побольше свету,
так и летят всё цепью до сих пор
и цепь прервать ничто не в силах эту.
И поглощает их седая даль,
зимою даль всем кажется седою,
но взгляд переведёшь и – вот деталь! –
летят бакланы цепью над водою.
Летят, летят, минуя мыс Мартьян.
Зачем на запад так спешат упорно?
Плато в снегу, с гор валится туман,
и бесконечна цепь бакланов чёрных.
Придёшь под вечер: так всё и не так –
летят бакланы на восток без лени,
зовёт их на ночёвку Аю-Даг –
а это путь в обратном направлении.
Так весь февраль над стылою водой
летят бакланы с им лишь ясной целью:
я видел их, когда был молодой,
я и сейчас их вижу, – цепь за цепью…

КОГДА ВОСХОД ОПЯТЬ РАЗДВИНЕТ ДАЛИ

Бакланы сушат крылья на скале.
Как древний ящер, мыс лежит грядою.
Дельфины в небо прыгают, – Але,
ап! – крутят своё сальто над водою.

Южнобережье. Осень. Солнце. Я.
Задевши воду, чайка пролетела.
Вся красота похлеще строн-ци-я
пронизывает душу мне и тело.
Я облучён всей этой красотой,
не побоюсь сказать, до самой смерти.
Жизнь может быть банальной и простой,
но только не в таких местах, поверьте.
Протуберанцы солнечные, что ль,
в очах девчонок? Дайте мне воспеть их!
Меня всего пронизывает боль,
но сладкая, сладчайшая на свете.
Сам из себя выхватывая нить,
сеть хитрую плетёт паук упорно,
я мог бы труд его с моим сравнить,
когда б ни показалось это вздорным.
А ведь ещё есть ночь и звёздный бал,
и месяца птенец с жемчужным клювом:
и сотой доли я не рассказал
ещё о Крыме, честно говорю вам.

Когда восход опять раздвинет дали
и засияет вновь хрустальность вод,
на мелководье серебро кефалей
то высверкнет, то вспыхнет, то блеснёт…