Обретенное лето. 29-е августа

   ЧАЙ ВТРОЕМ.

     События этого дня невольно вызывают в памяти эпизод из малоизвестного романа Бориса Пильняка "Голый год". Там один мужик, приехавший впервые в Москву из глухой деревни, стоит у Мясницких ворот и разбирает по складам вывеску  "Коммутаторы, аккумуляторы". -Ага, хитро, -соображает мужик, - кому таторы, а кому ляторы.

     Примерно так получилось в этот день и у нас. Однако, все по порядку.

     С утра небо было затянуто легкой дымкой, но уже к завтраку ветер с моря смел ее к горизонту и солнце брызнуло на наш веселый лагерь. Был женский банный день и прекрасная половина нашей команды, предвкушая мочалочное удовольствие, тихо радовалась.

     Усато-бородатая половина во главе с безусо-безбородым командорам строила планы по убиванию времени на троих. -Хорошо бы сейчас на троих, - кажется, сказал кто-то. Но сухой закон есть закон. Поэтому решили и мы "вдарить по кремлю", раз наши дамы там уже побывали. Однако, придя на место, увидели солидного размера замок на воротах и надпись: "Людей нет, экскурсия отменяется."  Понятно, слегка приуныли.

     Но тут к нам подошла очень милая девушка-экскурсовод, и мы со Славкой, не глядя друг на друга и на командора, сразу же решили, что с ней надо ехать на любую экскурсию. К тому же так ярко светило солнышко!..

    Зина (так звали девушку) предложила нам прогулку по Белому морю, аж на самые Заяцкие острова. Мы наперебой согласились, но командор взглянул на нас с осуждением и заявил, что эта поездка не запланирована на сегодня, и каково будет девушкам,  когда они узнают, что мы уехали без них. Мы резонно возразили, что вот они же ходили без нас на экскурсию в кремль, и мы ничего, пережили. К тому же они так мечтали о бане и вряд ли захотят променять это мероприятие на экскурсию. Тогда Димка, негодуя в душе, купил нам два билета на катер, а сам пошел побродить по кремлю с тем,  чтобы в назначенный час встретиться с девчонками у столовой. На том и расстались.

     Мы пришли на пирс, но вместо двух часов отчалили только в половине пятого, потому что моторист Гена находился в своем обычном состоянии, то есть в состоянии среднего опьянения. Наконец, он пришел не вполне твердой походкой, и катер, так же пошатываясь, как и его капитан, отчалил от пристани.

     Дул легкий бриз и, мерно покачиваясь на мелкой зыби, мы бодро стали огибать Большой Соловецкий остров.. Компания подобралась серьезная, в основном это были петрозаводчане: не пели, не пили, только жадно напихивались табачным дымом. Закурили и мы, чтобы не выделяться. А за бортом разворачивалась панорама белостенного монастыря, освещенного солнцем. И нам так захотелось, чтобы вся наша команда увидела эту красоту... А еще жалели, что не отняли у Митрича фотоаппарат с цветной пленкой.

     Занятые подобными мыслями, мы не заметили, как пролетело время и наша посудина стала подходить к какому-то голому острову. Он-то и оказался Заяцким. По пути мы обогнали  шесть шлюпок с теплохода "Татария", промышлявшего в этих водах тем же, чем и мы. Все пассажиры за исключением самых дряхлых пенсионеров, делали какие-то странные телодвижения. Сначала мы подумали, что они играют в "Море волнуется",  но, приглядевшись, поняли, что люди таким образом сами себя двигали по морю. Винт этих посудин приводился в движение руками тридцати человек.

     Итак, мы первыми вступили на этот необитаемый в настоящее время остров. На самом берегу сохранилась часовня Андрея Первозванного, покровителя моряков. Ее построили всего за десять дней в честь посещения острова Петром Первым. Еще кухня, или по-старинному "поварня", в которой за три дня до нашего прихода готовили жратву "туристы", в чем и расписались, а более двухсот пятидесяти лет назад стряпали для Петра и его команды, но никаких надписей почему-то не оставили. Правда, в углу было намалевано чем-то черным "Здес был Петя Р", но вряд ли можно предположить, что это автограф Петра I.

     На острове также сохранился холодильник в ужасном состоянии и  несколько каких-то развалюшек, назначение которых нам неизвестно. Замечательно сохранились места стоянки судов, хитроумные сооружения, очень похожие на гаражи для пяти машин сразу, только без крыши. Ни волны, ни шведы за каменной стеной не могли до них добраться.

     Все мы слышали про знаменитые лабиринты на Заяцком острове, но не знали о них достаточно ,, поэтому взяли с собой на всякий случай фонарь, нож и веревку. Но ничего этого не понадобилось. Лабиринты представляют из себя всего лишь упорядоченные нагромождения камней. А вокруг лабиринтов, а их несколько, в беспорядке разбросаны небольшие холмики из тех же камней.

     Существует несколько гипотез о происхождении лабиринтов и каменных холмиков.

1. Предполагают, что остров издревле был местом захоронения племен, населявших поморские области, и грудой камней хоронившие пытались задержать под землей душу усопшего,  буде ей захочется почему-либо вылезти. А лабиринты выполняли при этом ту же роль, то есть если душа все же выберется из-под камней, то попадет в лабиринт, откуда ей ни в жизнь не выйти. Надо сказать, что это версия моя и Славкина, и в настоящее время ей заинтересовались даже компетентные научные круги.
   
Кстати, кроме Соловков подобные лабиринты и каменные холмики встречались в местах древних поселений в Карелии и даже в Норвегии.

2. Есть мнение также, что во время пребывания здесь солдат Петра Первого безделье и отсутствие среди них женщин отрицательно сказывались на боевом духе воинства, а посему якобы сам Петр придумал для них развлечение, состоявшее в перетаскивании с места на место камней, водившихся в округе в изобилии, и создание из них упорядоченных нагромождений (лабиринты) и неупорядоченных (холмики).

3. А еще некоторые полагают, что население поморских областей, в большинстве своем занимавшееся рыбной ловлей, считало это место священным и, пребывая на остров, выкладывало из камней орудия своего ремесла (лабиринты), но непонятно, зачем оно (население) сваливало камни в кучи, расположенные без всякого видимого порядка. Ну, и так далее.

     К этому времени наша Зина изрядно замерзла в своей легкой курточке, и мы, решив быть гасконцами до конца, предложили ей мою замызганную штормовку, которую со второй попытки она-таки взяла и сразу утонула в ней, но зато согрелась.

     Итак, мы осмотрели все островные постройки, наелись вороники и толокнянки и покинули остров. Полные впечатлений, стали обсуждать наши планы на будущее. А оно рисовалось нам уже не в столь радужных тонах: в столовую уже явно опоздали, а следовательно и в запланированное на вечер кино тоже, ибо какое же кино на голодный желудок. И тем не менее во все глаза смотрели на панораму моря на закате. Оранжевый шар, опускаясь к горизонту, окрашивал белые стены монастыря в розоватый цвет. Это была та самая пурпурная краска Трубного Гласа, увидеть которую до сих пор не удавалось ни одному смертному. Какая это красота,братцы!.. И, честное слово, стало жаль наших девочек, которые ничего этого не видят ( а забегая вперед, можно сказать, что и вовсе не увидели).

    Наконец, катер причалил, и мы, немного оглушенные от только что увиденного, сошли на берег. Дорога до лагеря за разговорами пролетела незаметно и вскоре мы тихо вошли в наш молчаливый бивак. В душе погасла последняя надежда на то, что вдруг кино отменяется и мы снова будем все вместе, но увы… Лагерь был пуст, ни вещичек их нет, ни записочки.

     Зажечь костер было делом одной минуты. Ярко вспыхнув, он погасил последний луч заката, а две фигуры кипятили на нем воду для супа, чая и еще на всякий случай. Нарубили побольше дровишек и уселись у костра, рассказывая друг другу всякие истории.

     Наконец, в чаще леса замигал огонек фонарика и послышались знакомые голоса. Но что это? Женское отделение сомкнутым строем прошествовало мимо костра и сразу скрылось в палатке. Мы с немым вопросом уставились на командора, а он только руками развел: - Я же предупреждал, - было написано у него на физиономии.

    Слава робким голосом сказал в пространство, что мы непрочь пожевать чего-нибудь. Из недр палатки суровый голос: - Ешьте, что хотите! Все под елью.

     Ну, тут мы и показали, на что способны: в канах забулькал чай, в кружки полетел сахар, а под откос в специально отведенное место, звеня, полетели пустые консервные банки. Ножи со свистом завершали дело, изготавливая бутерброды. Наконец, воцарилась священная тишина, прерываемая лишь смачным жеваньем и хлюпанием всасываемого чая. Чай втроём! Но тут к костру бочком из темноты выдвинулась фигура с кружкой в дрожащей руке. Это была не закаленная житейскими бурями и шквалами юнга Алена, которая робко попросила плеснуть ей кипяточку. Мы наперебой стали предлагать ей сахар, бутерброды трех сортов и даже пряники, но Алена, словно вспомнив о чем-то серьезном, давясь, допила кипяток, дрожащим голосом пожелала нам спокойной ночи (так, чтобы этого никто не услышал) и снова скрылась в темноте. Опять чай втроём.

     Постепенно сытость, а вместе с ней и тепло сделали свое дело: мы стали лениво покуривать и делиться с командором впечатлениями прошедшего дня. Костер догорал и лень было поддерживать его. Митрич рассказал, какого страха они натерпелись по возвращении в лагерь. На лесной дороге все вдруг увидели темные фигуры, которые стояли неподвижно и явно поджидали их. Из всех возможных вариантов – спрятаться, убежать или прорваться с боем – предпочли потихонечку прошмыгнуть мимо, как будто и нет никаких фигур на темной дороге. На всякий случай приготовились к самому худшему. Фонарь как обычно не горел (это был тот самый английский, кстати мой). Девушки выпихнули Митрича вперед, а сами цепочкой пристроились за ним. Так они подошли почти вплотную и обнаружили, что это …всего лишь лошади, пребывающие в ночном. Лошади стояли молча, потом расступились и ушли в чащу. А ребята потом долго не могли прийти в себя. Кое-кому, наверное, даже пришлось сменить бельишко.

     Еще несколько минут, и мы, бросив окурки в тлеющий костер, побрели в палатку. Так окончился женский банный день и наше путешествие на Заяцкие острова. Ну что ж, кому таторы, а кому ляторы..

     PS. В походе у нас оказались две вещи, которые гуляли сами по себе, как кошки: Славкины часы, о которых уже шла речь, и этот фонарь. О нем следует рассказать отдельно: мне привез его из Лондона мой дядя в подарок. В качестве стекла у него была сильная линза, увеличивающая и усиливающая луч света. Но пружина, прижимающая заднюю крышку к батарейкам, от времени заметно ослабла, в результате чего приходилось между ней и ближайшей батарейкой помещать пятикопеечную монету, а то и две -  для поддержания контакта. Да и то эта адская машинка иногда отказывалась работать.

     ПОЭМА О НЕГОРЯЩЕМ ФОНАРЕ.

Правь Британия, морями! –
Ты на то здесь и стоишь.
Только вот за фонарями
Ты никак не уследишь.

Не горят, ну хоть ты тресни,
Хоть об стенку вдарь башкой.
Только вот что интересно:
С ними скуки – никакой!

Как-то дядя был в ЛондОне
И привез мне кое-что
(Чтоб к труду и обороне
Был готов я, если что):

Змечательный подарок
Из заморских дальних стран,
Электрический фонарик,
Надпись - «маде ин Британ».

Я был рад ему, как книжке
И как раз под Новый год
Я с фонариком подмышкой
Вдруг решил пойти в поход.

Ночь была чернее ваксы,
Звёзд не видно на пути,
Я протер фонарик ваткой:
-Ну-ка, друг, давай свети!

И включил рукой дрожащей,
И зажмурясь, точно кот,
Не желая лезть сквозь чащу
Прямиком пошел в обход.

Через пару сотен метров
Приоткрыл глаза смелей:
- Черт возьми, да ведь у негра
Кое-где и то светлей.

То потухнет, то погаснет,
То и вовсе не горит.
- Э, с тобой идти опасно!
Запросто свернешь бушприт. (в данном случае нос)

-Это как же, друг британский,
Этак дело не пойдет.
У меня был астраханский,
Тот светил как огнемёт.

Наконец, я догадался,
Сунул в зад ему пятак.
Ну, тогда он постарался,
А без пятака никак.

И с тех пор он как сберкнижка,
Потому из года в год
Я с фонариком подмышкой
Провожу перерасчет.