Ню-часть2

II.


Иван Сергеевич, быстро сложив коробку с мелками, складной стул, сняв рабочий фартук и убрав всё в целлофановый мешок, поспешил вернуться в дом, где уже вторую неделю снимал комнату. Хозяйка дома, любопытная и всех знающая Матрёна Тимофеевна, встретила его удивлёнными возгласами:
- Иван Сергеевич, что, не пишется? Что это вы рано вернулись? Муза не пришла на свидание? – Её ироничные замечания немного смутили Ивана Сергеевича.
- Да нет, напротив! Пришла, и должен вам заметить, прелестнейшая! Боже! Боже! Если бы  видели это чарующее и загадочное тело! Богиня и только!
- Иван Сергеевич! – Матрёна Тимофеевна вскочила на своего любимого конька, - о чём это вы? Вы же мне столько дней говорили, что приехали на пейзажи, что утренние туманы и вечерние зори – ваша любовь. Да и этюды ваши говорят об этом. Что эдакое с вами стряслось?
- Стряслось! Иначе и не расскажешь! Сижу в ивняке. Туман постепенно тает, тишина, солнца нет, свет проникает во все тени, пишется легко, задорно. Только вдруг всё это волшебство нарушает, простите, Ева.
- Кто-кто? – Матрёна Тимофеевна недоуменно.
- Нет, нет! Это видеть надо. Где там уже тени, тени и полутени, где тихая сочная заводь реки. Выходит божественная красота, само утро! Я непроизвольно пишу и пишу это чудо. А дальше, дальше, глазам своим не поверил, всё передо мной, только запоминай. Но как, как это запомнить, перенести на картон?
- А может быть вам это почудилось, Иван Сергеевич? – Матрёна Тимофеевна щурит лукаво глаза и ожидает ответа.
- Может быть! Может быть. Наверно. Вы правы – причудилось. Но уж больно хорошо всё было. Даже разговаривал с ней, а она отвечала.
- Надо же. У вас, художников, богатая фантазия! – Матрёна Тимофеевна с улыбкой посмотрела на Ивана Сергеевича.
Она права, подумал Иван Сергеевич, такого не могло быть и кому-то рассказать – не поверят. Вот и она  не поверила. Смотрит на меня как-то жалостливо. Эх, Иван, помалкивай об этом. А ведь было, было!
Слукавив, Иван Сергеевич  переменил тему разговора. Надо будет самому выяснить всё, подумал он и занялся этюдами. Матрёна Тимофеевна, извинившись, вышла  из  комнаты. Часа  через  два,  Иван Сергеевич, сославшись на желание  пройтись,  вышел из дома и направился к реке. Вот и место, где он утром писал туман, а вот и ивняк, в котором скрылась незнакомка. Пройдя дальше, Иван Сергеевич увидел тропинку, резко поднимавшуюся к огородам и обрывавшуюся у калитки. В глубине сада стоял кирпичный дом. Дальше пройти он не решился и, вернувшись к себе, пошёл вдоль улицы, ища этот дом. Дело было простое, и дом сам его встретил в глубине сада, под яблонями, сверкая весёлыми окнами, отражавшими солнечные лучи. Неделю не писалось, не сиделось, всё было во власти случившегося, и Матрёна Тимофеевна лукаво улыбалась прихоти художника.
- Что тут поделаешь? Артистическая натура, - говорила она сестре Маше. – Фантазёры, придумщики! Всё им подавай красоту. Видишь, как мается! Еву увидел, а адреса не взял. Вот сердечный. Ну, да ладно, ещё чего придумает. А работы хорошие, радостные, светлые. Да и сам человек он положительный.
- Маня, ну что тебе чужие дела! Найдёт он свою Еву. Ох, и любопытная ты, - и  сестра Маша заторопилась к своим внукам. – Будь здорова, сестра, приходи вечером, Тимоше четыре, родители решили отметить, приходи.
- Приду, Маша, даже подарок уже приготовила, вечером увидишь.
Солнце медленно садилось, обещая хорошую погоду на завтра и тихий летний вечер. Матрёна Тимофеевна заглянула в комнату Ивана Сергеевича, где он в который раз перебирал сделанные работы.
- Что это вы в комнате? Пошли бы прогулялись, вечер уж больно хорош.
- Спасибо, так и сделаю.
- Хорошо, хорошо, Иван Сергеевич. Я-то к сестрице, на именины внука, а то со мной?
- Спасибо, я просто прогуляюсь, - ответил Иван Сергеевич.
Вечер был  прекрасным.  Иван  Сергеевич  медленно шёл вдоль улицы, в волнении ожидая увидеть дом, где живёт Ева. Но, увы, не нашёл и очень огорчился. С утра он был на том же месте, где раньше случилось с ним это происшествие. И хотя утро выдалось отличным, не писалось. Так прошло ещё три дня.