Любовное письмо Фердинанда Мушки

                       ARMARIUM BOHEMICA


                                 Miscellanea


Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко



                ЯРМИЛА ГАШКОВА



                РАССКАЗЫ

      о слабых женщинах и сильных мужчинах

                и наоборот




Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 222



   ЛЮБОВНОЕ ПИСЬМО ФЕРДИНАНДА МУШКИ

                (Стр. 198 — 201)


   Пан Фердинанд Мушка поцеловал розовый конверт, прижал его к сердцу и прошептал:

— «Моя сладкая малышка!» и представил себе барышню Аничку, прекрасную и свежую.


   Наконец аккуратно с учтивостью разрезал конверт и прочитал:


— «Мой золотой Фердяску, матушка моет посуду, папинька спит на диване, а я
вспоминаю наш первый поцелуй. Никогда бы не поверила, что ты умеешь так прекрасно
целоваться. От воспоминаний у меня кружится голова, и я бы хотела целовать,
целовать, целовать — сто поцелуев, тысяча поцелуев, миллион поцелуев и всё рано
этого было бы мало. Фердяску, что написать более? Закрой глаза, представь, что
целуешь, целуешь, как вчера, целуешь миллион раз свою Аничку».

   Пан Фердинанд Мушка ознакомился с письмом, поцеловал его и послушно закрыл глаза.

   Представил себе, что целует, целует миллион раз. Прижал к себе Аничку и пил её
губы долгим поцелуем, также, как позавчера.

   Набрал воздуха, целовал снова и ещё, и ещё, и в этом же духе начал поцелуи
считать. Положил на стол часы и засёк время.

   Констатировал, что один поцелуй продолжается 10 секунд, и увеличил производительность. Стабилизировался на производительности два поцелуя в секунду.

   Вычислил, что миллион поцелуев успел бы нанести при производительности два поцелуя в секунду за шесть дней, если бы Аничку целовал день и ночь.

   Потрясенный страшными цифрами и обязательствами, представив себе, что миллион раз прижал свои губы к розовым губам барышни Анички, достал письменную  бумагу и
написал это любовное письмо:

   „Моя дорогая Аничка, я закрыл глаза и представил себе, что целую тебя. Признаюсь, что вначале эта идея была очень милой и опьяняющей, но когда я фантазировал дальше и представил, что я должен, моя добрая душечка, поцеловать миллион раз, я серьезно призадумался об этом деле и пришёл к следующим результатам:

   Если бы я, моя дорогая Аничка, поцеловал Тебя дважды за секунду, поцеловал бы
Тебя сто двадцать раз за минуту, а за час только семь тысяч двести раз. Представь
себе, что это такое, семь тысяч двести поцелуев! Я старательно представлял себе
это четверть часа, то есть тысяча восемьсот поцелуев, и мне это уже надоело, не
гневайся на меня, Аничка, но это правда.

   Я подумал, что тысячный поцелуй, приходящийся где-то на девятую минуту, не принес бы уже никакой радости, не говоря уже о головокружении. За час мы бы оба так устали, что должны были бы лечь, не переставая целоваться, и в новой позиции
ощущая ещё меньше удовольствия. Огромная задача стояла бы перед нами и мы бы уже
через час понимали беспримерные муки её осуществления.

   Наши губы уже бы опухли и ныли, как бы еще встречающиеся в отчаянной
регулярности, потеряв чувствительность от боли и отвращения уже на первой сотне
тысяч. Кровь бы хлестала у нас изо рта и носа, и мы закрывали бы опухшие глаза,
чтобы не видеть один другого.


   Поцелуй за поцелуем, ужасно, болезненно, кровь собирается в уголках губ, и губы слипаются от засыхающей крови, изо рта в рот тянется гнусная нить кровавой пены, а я тебя целую, отчаянно регулярно целую, не зная уже где Ты, а где я, я — страшное целующее животное, обезумевшее от боли и голода, с опухшей мордой,
мерзкое, смердящее гниющей кровью. На третий день наших гнусных поцелуев мухи,
рои мух садятся на наши окровавленные лица, наши гноящиеся открытые раны.

   У нас уже нет губ, ни у Тебя, ни у меня.

   Ты  — отвратительная, липкая субстанция, которое необходимо целовать, регулярно, быстро, дважды в секунду, окровавленными, гниющими, бесформенными губами, из-за которых ухмыляются зубы, жёлтые от крови, в дёснах, полных струпьев.

   Я — также ужасен и отвратителен, как и Ты, когда целую Тебя в пятитысячный раз.

   Ты умираешь у меня побоку, убитая моими поцелуями, опухшая и отвратительная сука,
которая воняет, яд твоих ран разлагает уже и мою кровь, а я тебя целую. И вот я,
предназначенный смерти, умирающий мешок чёрной крови, с подбородком без плоти
падаю, вконец обессиленный, на твоё тело...


Аничка, это я уже домыслил. Картина, конечно, ужасная, но правдоподобная.  Не посылай

мне, Аничка, моя сладкая, уже никогда миллион поцелуев.

Целует тебя тысечекратно

Твой Фердачек“.


                * * *
 

„Я уже схожу с ума, — говорил пан Фердинанд Мушка спустя четырнадцать дней, — почему Аничка не отвечает на моё любовное письмо“.


                * * *