Актриса

АЛЬБА ТРОС - http://www.proza.ru/avtor/fenriz - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ОДИННАДЦАТОМ КОНКУРСЕ ЖУРНАЛА "ЖИЗНЬ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ"

Нина Ивановна Мальцева, мать Лены, внешне вполне соответствовала своей фамилии. При росте в метр пятьдесят восемь она весила несчастных сорок пять килограмм, обладала бантикообразным ртом, носом-пуговкой и пергидрольными кучеряшками. В любовниках у неё, напротив, ходили исключительно крупногабаритные особи – брюхатые владельцы отвислых задов и щёк. Надолго любовники не задерживались, исчезая из квартиры где-то полгода спустя своего там появления. После каждой такой передислокации Нинок, как называли её ухажёры, воздевала руки к потолку и, округлив рот буквой «о», выдавала пафосный спич на тему «все мужики…». На поиски следующего кавалера, достойного занять место на раскладном диване, у неё обычно уходило не более месяца.
О том, что происходило на диване, Лена прочитала ещё в четвёртом классе. Писатель носил смешную курлыкающую фамилию, какими, как правило, щеголяют любители вина и сыра. Тогда же она решила, что никогда не станет заниматься вещами, вызывавшими у взрослых столько энтузиазма, а после нередко становившимися источником проблем. Среди последних числилось появление детей, которых Лена терпеть не могла. Не вызывали энтузиазма и звуки, периодически доносившиеся из-за двери в спальню матери. По поводу своей внешности Лена не питала никаких иллюзий. Сто девяносто сантиметров, могучей комплекции, с крупными, будто выбитыми долотом хмельного каменотёса чертами лица, она носила одежду исключительно тёмных тонов, а на косметику смотрела с неприкрытым презрением. Порой её выдающиеся формы привлекали внимание любителей излишеств, но незадачливые ловеласы ретировались уже после второй реплики, произнесённой в ответ на их предложение познакомиться. В школе Мальцеву не любили за грубость и нелюдимость, но обзывать каким-нибудь «поленом» не рисковали, опасаясь свидания с увесистым кулаком. Своей конституцией Лена, без сомнения, была обязана покойному отцу. Расставаясь с любовниками, мать неизменно доставала его фото из ящика и водружала на полку в гостиной, чтобы вскоре вновь отправить карточку в тёмные недра. К «Витеньке», запечатлённому возле серванта, терявшегося на фоне внушительных габаритов мужчины, Нина Ивановна имела обыкновение обращаться с жалобами на дочь. Чаще всего она сетовала на «корову, которая занимается всякой чушью, вместо того чтобы думать о будущем». По мнению Лены, тембр и громкость голоса родительницы сыграли не последнюю роль в том, что Витенька ушёл в мир иной значительно раньше срока. До пояснений, как нужно думать о будущем, в их доме никогда не доходило. Если бы Лену спросили об её отношении к матери, она, вероятно, пожала бы плечами. Очевидным было одно: младшая Мальцева считала Нину Ивановну беспросветной неизлечимой дурой.
К середине июня город уже изнемогал от жары. Духота давила, не давая спать по ночам, на улицах некуда было деться от пыли и тополиного пуха. Липкий пот, покрывавший всё тело, вызывал отвращение к самому себе. Погружённая в мрачные раздумья о предстоящем дне, Лена дожёвывала яичницу, когда на кухне появилась мать. На Нине Ивановне была розовая комбинация, с заспанным лицом и спутавшимися кучеряшками она напоминала циркового лилипута. «А зачем мы так рано встали? – пропела она, растягивая гласные. - Я вот специально поднялась любимой дочке завтрак сготовить в такой-то день. А ты уже… Нет, ну говорила же я тебе, говорила, нужно идти в конце».
-Чего мне дома торчать всё утро? – буркнула Лена, направляя на тарелку струю воды из крана.
-А чего бы и не поторчать? – голос матери повысился на тон. То на улицу её не выгонишь, запрётся в комнате со своими книгами и шагу за порог не сделает, а тут характер решила показать. Сколько я тебе талдычила – Борис Владиленович сказал приходить в конце…
Под аккомпанемент монолога о данных Борисом Владиленовичем инструкциях Лена прошла в ванную, почистила зубы, пару раз плеснула в лицо водой и отправилась в свою комнату. Мать следовала за ней, продолжая беспрерывно говорить. Лена молчала, никак не реагируя на происходящее. Опыт научил её, что вступать с Ниной Ивановной в диалоги было бессмысленно и вредно для психического здоровья. Из соседней комнаты доносился храп свежего разлива «отчима», то ли дяди Паши, то ли дяди Серёжи. Лена натянула джинсы, футболку и сгребла с пола потрёпанный рюкзак. «Паспорт и аттестат взяла? Слова не забыла? Не вздумай там забыть, столько времени на своё чтение тратишь, а тут возьмёшь и перепутаешь всё. И позвони сразу же, а то я изведусь вся, слышишь?», - не унималась за спиной мать. Обув кроссовки, Лена открыла входную дверь. «Позвоню, сказала же», - произнесла она, не оборачиваясь, и шагнула на лестничную клетку. По другую сторону порога Нина Ивановна призывала людей полюбоваться на дочь, которая даже в такой день не могла привести в порядок патлы и подкраситься.
Выйдя из прохладного парадного, Лена окунулась в массу раскалённого воздуха и почти сразу же начала чихать. С самого детства она страдала аллергией на солнечный свет, и в этом слепящем свете их двор казался ещё более убогим, чем обычно. Замурзанные дети возились на игровой площадке, в тени чахлых деревьев мухи описывали круги над переполненными мусорными контейнерами. Неизменные бабушки на скамейках трепали языками чужие жизни, в попытке убежать от одиночества и осознания приближающейся кончины. Батарея пустых бутылок и окурки под столом, когда-то служившим для игры в пинг-понг, свидетельствовали, что вечер прошёл как всегда. Даже беседка, обычно смягчавшая беспросветную тоску двора, казалась неуместным обломком давно ушедших времён. Нина Ивановна кривила душой, утверждая, что дочь всё свободное время проводила у себя в комнате. В тёплые дни Лена до темноты сидела в беседке с книгой. Даже с закрытой дверью она не могла полностью отдаться любимому занятию в присутствии матери и дядей с разными именами. Чтение было спасением для Лены, её отдушиной и выходом из осточертевшего двора. После смерти Витеньки Нина Ивановна жила в квартире мужа. От его родителей (бабушку и дедушку Лена никогда не видела, в своё время те уехали за границу, где благополучно окопались) там осталась солидная библиотека. Нина Ивановна, не читавшая ничего, кроме женских журналов, одно время намеревалась её продать. Внезапно грянувший кризис обесценил в глазах населения печатное слово, и книгами никто не заинтересовался – на счастье Лены. Её вкусы никто не формировал, она читала всё подряд, отсеивая не цеплявшее и жадно глотая захватывавшие воображение слова. В школе по литературе она получала в лучшем случае «хорошо». Отвечая на уроке, Лена  хмурилась, багровела и часто садилась на место, оборвав мысль. Её всегда удивляло, зачем нужно говорить о том, что кто-то другой уже так замечательно описал.
Собственно, именно из-за чтения Лена Мальцева должна была тащиться по тротуару туда, куда совершенно не хотела идти. За два месяца до окончания дочерью школы Нина Ивановна вдруг засуетилась. Одним вечером она объявила, что обо всём договорилась, и Лена будет поступать в Театральное училище. «Читаешь ты без конца, таких там любят, - говорила она. - Ничего что неряха, будешь всяких деревенских играть, которых в городе все обижают, сейчас это модно. С Борисом Владиленовичем вопрос я решила, он там председатель комиссии. Придёшь, стих какой-нибудь расскажешь, и хватит, ты их много знаешь. Только он сказал, что идти надо в конце, зачем, я не знаю, ему виднее. А Борис Владиленович человек известный, если что, и с учёбой поможет. Мне вот говорили…». Не привыкшая удивляться, Лена всё же задумалась. О Борисе Владиленовиче она слышала впервые, среди дядей такого не значилось, впрочем, специфика его отношений с матерью Лену интересовала мало. Идея казалась ей абсурдной, как и большинство генерируемых Ниной Ивановной мыслей. С другой стороны, поступать куда-либо было необходимо, как минимум для того, чтобы продолжать получать питание в родительском доме до совершеннолетия. После же можно было бросать учёбу к чёрту и осуществлять свой план. Планировала же Лена работать у Зураба.
Зураб держал магазинчик в десяти минутах ходьбы от Лениного дома, как раз по дороге к Театральному. В магазине можно было выпить недорогого вина на разлив, закусить сырными палочками или элитной бастурмой и взять с собой в пластиковой таре. Приехавший из знаменитой своими горами республики, Зураб подбирался к пятидесяти, содержал жену и троих детей, с покупателями был весел и разговорчив и пользовался любовью местных поклонников Бахуса. О пьяных драках в его заведении не слышали, возможно, из-за того, что хозяин умел находить общий язык с курирующими район стражами порядка. Зураб любил стоять у дверей магазина и приветствовать постоянных клиентов, знакомых и просто прохожих. Так они и познакомились с Леной, к собственному удивлению не испытавшей желание ответить грубостью на приветствие при первой встрече. Никогда специально об этом не задумываясь, Мальцева-младшая считала Зураба своим единственным другом. Трудно сказать, что привлекало её в заросшем щетиной человеке, невысоком, круглом, с выдающимся носом и глазами навыкате. Он тоже не читал, зато знал много забавных жизненных историй и всегда интересовался, как шли дела у Лены. Против обыкновения, та даже вкратце пересказывала ему содержание прочитанного. Зураб ещё сильнее выкатывал глаза, и лицо его в такие моменты выражало величайшее удивление. «Будет восемнадцать, возьму тебя помощницей, - сказал он однажды. – Мне такие нужны, тебе можно доверять». Лена поморщилась, а потом раз за разом перед сном возвращалась к этой мысли. Не выпившая за жизнь ни грамма спиртного, она могла не опасаться попасть под действие алкогольных чар. Посетители вряд ли стали бы приставать к ней с разговорами, в крайнем же случае удар всегда мог взять на себя Зураб. Перед Леной открывалась перспектива проводить целые дни вне дома. Деньги она тратила бы на еду. В глубине души Лена надеялась, что Зураб разрешит ей ночевать в подсобке магазина и читать там в свободное от работы время. Будущее было покрыто густым туманом, в котором единственной вехой маячило совершеннолетие.
-Эй, дэвушка, куда в такую жару одна идёшь?! - от избытка энергии Зураб обычно говорил так, будто собеседник находился от него на приличном расстоянии.
-Куда, куда, экзамен сдавать, ты же знаешь, - глядя на красно-жёлтую вывеску магазина, процедила Лена.
-Ай, харашо, актрисой будэш. Повешу доску мраморную – здесь была актриса Лена, клиенты пабэгут, деньги в мешки складывать стану.
-Какая, на фиг, актриса, - произнесла Мальцева, и тут это случилось с ней. Она читала о таком в книгах, но всегда считала авторской выдумкой. Бес внутри крутнулся, махнул хвостом, и Лена сказала: «Зураб, а налей мне стакан для храбрости».
Зураб остолбенел, складки на его шее задвигались, отчего он стал похож на сову из популярной телепередачи. «Зачэм налей? Ты не пьёшь же, как экзамен сдашь?!». «Наливай, - лицо Лены пошло багровыми пятнами, будто её только что вызвали к доске, рука перебирала в кармане мелочь. – Не у тебя, так на рынке в наливайке выпью. Отравлюсь, ты виноват будешь». Зураб хотел что-то сказать, но вдруг махнул рукой и повернулся к двери. Лена направилась следом. В магазине хозяин нацедил в пластиковый стаканчик красную жидкость и, не говоря ни слова, протянул Лене. Та взяла ёмкость, сглотнула слюну и быстро опрокинула вино в рот. Вкус оказался не настолько мерзким, как она себе представляла, а в желудке сразу же потеплело. «Держи, - Лена протянула через прилавок горсть монет, - бери, сколько там надо, я цен твоих не знаю». Зураб молча покачал головой. «Ну, как хочешь. Давай, позже увидимся», - Лена выкинула пустой стаканчик в мусорный бак и вышла на улицу.
Дорога до Театрального растянулась на два часа. Вопреки тому, что Лена знала о действии алкоголя, ей не было весело, она не теряла контроль над движениями и ориентацию в пространстве. Разве что мысли в голове стали резиново-тягучими, они ползли медленно, и Мальцева позволила ногам так же неторопливо идти с ними в такт. В какой-то момент ей стало интересно, кто выбирал направление – ноги или мысли, но размышлять над этим было лень. Она прошла через рынок, где у мясного корпуса собаки грызлись за кости с остатками мёртвой плоти, через парк с резвящимися у фонтана детьми и их мамами на скамейках. Ей захотелось пить, и она зачерпнула из фонтана воды, игнорируя недоумённые взгляды. В продуктовом на сэкономленную мелочь она купила булку с сосиской, ненадолго заморив начавшего просыпаться червячка. К училищу Лена подошла, когда жара, почуяв наступление полудня, достигла своего пика.
Возле здания Театрального кучковались потенциальные звёзды подмостков, обсуждая прошедший экзамен. Совершив несколько обходных манёвров, Лена достигла массивной двери и вошла в вестибюль. «Я на экзамен», - сказала она старичку в застеклённой будке. «Третий этаж», - дребезжащим голосом отозвался вахтёр. «Поздновато вы что-то, уже заканчивают», - добавил он в спину Лене. Мраморная лестница, казалось, источала прохладу. У одной из дверей на третьем этаже с ноги на ногу переминались две девчушки с одинаково испуганными выражениями лиц. Обе старательно шевелили губами, шепча какой-то текст. Дверь отворилась, и из неё вышел долговязый парень с пустыми глазами. Лена тут же шагнула внутрь, повергнув в шок одну из встрепенувшихся девчушек.
В глубоком гулком зале за покрытым синей скатертью столом сидела многоуважаемая комиссия. Лена воспроизвела вялое «здрасьте», осмотрелась по сторонам, увидела стоящий возле двери стул и водрузила на него рюкзак. Дама за столом слева приподняла бровь.
-Добрый день, ваша фамилия? – дама справа придвинула к себе лист бумаги.
-Мальцева.
-Мальцева, Мальцева… Да, есть.
-Есть, есть, - пробасил сидящий по центру усач со зверской шевелюрой, по всей видимости, тот самый Борис Владиленович. – Под самый конец решили придти, когда экзаменаторы устали и не слишком будут придираться. Стратегия, что ж, похвально, похвально. Ну-с, чем будете нас радовать?
Лена насупила брови, с ненавистью посмотрела на улыбающегося Бориса Владиленовича, открыла рот и услышала, как уже знакомый бес произносит её голосом: «Кот и птица».*

В деревне мрачные лица:
Смертельно ранена птица.
Эту единственную проживающую в деревне птицу
Единственный проживающий в деревне кот
Сожрал наполовину.
И она не поёт…

Никогда в жизни Лена Мальцева не думала, что станет по своей воле читать вслух стихи. В школе она с трудом запихивала в память несколько четверостиший, которые по окончанию урока тут же бесследно исчезали из головы. Эти красивые слова должны были произносить те, кто их написал, или, на худой конец, люди с приятными, звучными голосами. Собственный казался ей тусклым, как лампочка у них в парадном. И вот сейчас, вместо зазубренного монолога из хрестоматии, она читала совсем другое стихотворение, которое к тому же специально не заучивала. Много раз прочитанные слова сами срывались у неё с языка. Там было о коте, насытившемся и оставившем недоеденную птицу в месте, где её обнаружили жители деревни. Глупой щебеталке устроили похороны, за гробиком шла плачущая девочка, а кот смотрел на это и облизывался. «Надо было проглотить её целиком, - думал он. - Не было бы этого шума, и все спокойно занимались бы своими делами. Странные люди – кто-то ест, кого-то едят, так устроен мир, из-за чего тут расстраиваться?». Лена была полностью согласна с котом, согласна и с тем, что всё нужно доводить до конца. Она дочитает и пойдёт домой, послушает крики матери, дождётся совершеннолетия и станет работать у Зураба. Ему тоже можно доверять, и выпитый утром первый в жизни стакан вина ни на что не влиял. Лена закончила и замолчала. Борис Владиленович что-то сказал дамам, и те закивали в ответ.
«Я считаю, вполне достаточно, - усач снова наполнил басом зал. – Скажите оставшимся, чтобы пока не заходили. И подождите меня в коридоре».
Лена взяла со стула рюкзак и, воспроизведя «до свидания», вышла. «Не заходить сказали», - бросила она вновь встрепенувшейся девчушке и уткнулась лбом в стекло.
«Удивила ты, Мальцева, - раздался у неё за плечом голос Бориса Владиленовича. – Не ожидал, не ожидал. Мать за тебя просила, думал, придёт какая-нибудь кукла деревянная, а ты очень даже ничего. И вещь выбрала такую… неканоническую. В общем, передай дома, чтобы не беспокоились. Документы сейчас мне твои не нужны, принесёшь в следующий понедельник. В августе практика, а с первого числа милости просим. Глядишь, что-то из тебя и получится. Ну как, довольна?».
Лена оторвалась от созерцания училищного двора, сверху вниз взглянула на шевелюру с усами и устало сказала: «Да идите вы в задницу с вашим театральным». Не глядя, как с широкого лица сползает улыбка, она повернулась и пошла к лестнице.

*«Кот и птица» - стихотворение Жака Превера.


Рецензии