Проза жизни. Телячьи нежности

  Моя бабушка была человеком суровым. Сама из большой семьи, воспитав троих детей в свое время, она вместе с дедом после войны вырастила еще и меня, дочку младшей дочери. Бабушка все делала правильно, кормила и  стирала, следила, чтобы я не пропускала уроки в музыкальной школе и  была вежлива со старшими, учила шить и вязать, носить воду на коромысле и доить корову. Но не было случая, чтобы она меня похвалила, поцеловала или погладила по голове.  Если кто-то на меня нажалуется, виновата я.  Летом приезжали родители или тетка из Москвы. Обнимашки, как сейчас говорят, и поцелуи при встрече и при отъезде. Ласка, иначе, "телячьи нежности"  были  не в чести. Я считала, что все это нормально.
   Мне, начиная с пятого класса, приходилось одной ездить в Москву к тетке, чтобы проходить обследование и менять очки. Сначала надо было ехать на автобусе до станции Ковылкино, взять билет на поезд и ехать до Москвы. Взятие билета было штурмом кассы, и хотя я была в очереди вторая или третья,так как приезжала часов за восемь до отправки поезда, билет брала где-нибудь восьмая, т.к. народ всегда лез, и  очередь и "безочередь" колебались туда-сюда, и тут уж кто сильнее. Милиция за такой ерундой не следила. В Москве  - в метро от Комсомольской до Краснопресненской, и автобусом №64 до тетки (сейчас м.Полежаевская). Никто меня не встречал и никто не провожал.  У меня всё было записано на бумажке. Я была самостоятельная.Это тоже было нормально.
    Однажды я, возвращаясь из Москвы, села на автобус и рядом со мной оказалась татарка лет сорока-пятидесяти, крупная женщина в красивом платье из бархатистой коричневой ткани. Платье  сложного покроя было  отделано множеством рюшечек, бантиков и  карманчиков. Я просто не могла наглядеться на такую красоту.  И сама мне женщина понравилась. Мы поехали. И внезапно меня охватило пронзительное желание прижаться к этой теплой, красивой женщине. Я сделала вид, что задремала, и склонила к ней голову. Она передернула плечом. Спустя время я повторила попытку. Она недовольно толкнула меня локтем в бок. Больше я к ней не приставала. Кто я ей? Чужая девчонка. Но во мне появились  какие-то новые чувства.
   Я повзрослела и иногда мы с подругами разговаривали, были ли у кого  теплые  отношения с родственниками. Оказалось, что это было редкостью.  Строгость считалась первейшим инструментом воспитания. Время что ли было такое, не до сердечности.   А  хотелось женской ласки, обыкновенных "телячьих нежностей". Некоторые подруги говорили: " Ко мне так относились, и я так отношусь к своим детям, не могу по-другому".  Не передали ласку по наследству.