Натальино счастье

На холмах пушки, присмирев
Прервали свой голодный рев.
И се — равнину оглашая
Далече грянуло ура:
Полки увидели Петра.

И он промчался пред полками,
Могущ и радостен, как бой.
Он поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:

И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.

А.С. Пушкин, впервые назвавший ближайших соратников царя «птенцами гнезда Петрова» в поэме «Полтава», перечислил пятерых военачальников — генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева (1652—1719), командующего артиллерией генерал-поручика Я.В. Брюса (1670—1735), генерала от кавалерии Р.Х. Боура (1667—1717), генерала А.И. Репнина (1668—1726) и генерала, герцога Ижорского и светлейшего князя Ижорского А.Д. Меншикова* (1673—1729), назвав последнего «полудержавным властелином».
__________________
* Названы чины и титулы вельмож, приходившиеся на день Полтавской битвы — 27 июня 1709 г.

Определение «птенцы гнезда Петрова» так понравилось и литераторам, и историкам, что стало крылатым. Вслед за поэтом энтузиасты стали включать в «гнездо Петрово» чуть ли не всех царских вельмож времён Петра I. Это заблуждение и перевирание замысла автора данного определения. Поэтому запомним, что под «птенцами гнезда Петрова» следует понимать исключительно пятерых вышеперечисленных военачальников времён Полтавской битвы. И первым среди всех назван Борис Петрович Шереметев.

Шереметев был везучим во всём. Даже в смерти — он умер в фаворе ещё при Петре, в 1719 г. Потому на богатства его никто не посягал и не конфисковывал. А они были огромные. Царь не любил Шереметева, но ценя его боевые таланты, постоянно благодетельствовал ему. Когда Борис Петрович овдовел и вздумал постричься в монастырь, Пётр энергично воспротивился этому. Чтобы фельдмаршал раз и навсегда отказался от такой блажи, царь заставил Шереметева жениться во второй раз и выбрал ему в жёны свою родственницу, вдову петрова дядюшки, любимого брата царицы Натальи Кирилловны — Льва Кирилловича. Звали её Анна Петровна Нарышкина (урожденная Салтыкова). Вдовушка унаследовала богатейшие имения царского родича. Благодаря этой женитьбе Шереметев стал одним из богатейших людей царства.

В этом браке у Шереметевых родились сыновья Пётр и Сергей и три дочери — Наталья, Вера и Екатерина. Все они стали наследниками несметного достояния.

Б.П. Шереметев умер, когда его дочери Наташе шёл пятый год. Анна Петровна последовала за мужем летом 1728 г. Наташе едва минуло четырнадцать лет. Заботы о дальнейшей судьбе младших детей легли на плечи бабушки по материнской линии Марфы Ивановны Салтыковой (Прозоровской) и старшего брата — пятнадцатилетнего графа Петра Борисовича Шереметева. Старушка умерла чуть ли не в тот же год, так что Наташа оказалась под надзором старшего брата, который, конечно, по-семейному любил её, но более был занят дворцовыми делами.

Подобно отцу, Пётр Шереметев был истинным баловнем судьбы — любимцем всех российских императоров и императриц. Едва мальчик родился, сам Пётр I записал его прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк! Екатерина I, взойдя на престол, возвела тринадцатилетнего Шереметева в подпоручики гвардии (т.е. в капитаны обычной армии). И это было удивительно: в своё время Пётр был назначен в свиту к опальному при дворе великому князю Петру Алексеевичу, сыну казнённого царевича Алексея. Почти ровесники, мальчики стали закадычными друзьями. И вдруг такая высокая честь.

Впрочем, это для наших современников Пётр Борисович остаётся мальчиком тринадцати лет, а в те годы он уже был участником дворцовых интриг.

В 1723 г. приехал в Россию сын президента главного магистрата* князя Алексея Григорьевича Долгорукова** (? — 1734) — пятнадцатилетний Иван (1708—1739). До этого жил он и воспитывался у деда — российского посла в Польше при дворе короля Августа II Сильного, пожалуй, самого развратного двора Европы того времени. По слухам, у короля Августа насчитывали до 365 внебрачных детей. Придворным король тоже не запрещал веселиться. В такой атмосфере и прошли детские и подростковые годы Ивана.
_______________________
* Главный магистрат — высшее государственное учреждение, управлявшее всеми магистратами российских городов.
** Князья эти носят уникальную фамилию, которая правильно произносится в двух вариантах — либо Долгорукие, либо Долгоруковы. В этом рассказе я выбрал вариант Долгоруковы.

Красавчик, живчик, бесшабашный гуляка... Хлопотами папаши, молодого человека пристроили в свиту к великому князю Петру Алексеевичу. Компания такого бравого юнкера, как Иван Долгоруков, да ещё на целых восемь лет старше его, очень льстила безвинно опальному мальчику. Иван же действовал как кукушонок в чужом гнезде — потихоньку оттеснял и выталкивал прочих друзей Петра. В числе таких пострадавших оказался и Шереметев. Так что Екатерина скорее приманивала к себе обиженного подростка из враждебного стана — ведь по российской традиции после кончины Петра I престол должен был перейти по мужской линии носителю чистых царских кровей Петру Алексеевичу, а не безродной немке. Но светлейший князь А.Д. Меншиков, опираясь на верную ему армию, посадил на трон свою креатуру — законную супругу Петра I.

Ситуация качественно изменилась в 1727 г., когда умерла Екатерина I. На царство был венчан Пётр II. В дни коронации* юный император возвёл своего друга Шереметева в чин гвардии поручика, через год сделал его капитан-поручиком. Несмотря на такое благоволение, взаимная вражда с фаворитом Иваном Долгоруковым вынудила Петра Шереметева всё более и более отдаляться от императорского двора.
___________________
* Коронация Петра II состоялась 24 февраля (7 марта) 1728 г.

Тем временем семейство Долгоруковых ухитрилось свергнуть и отправить в сибирскую ссылку за Урал светлейшего князя А.Д. Меншикова и его отпрысков. После этого члены семейства заняли наиболее важные государственные посты и заседали в Верховном тайном совете, который управлял тогда всей империей. Но и этого казалось мало Алексею Григорьевичу. В ноябре 1729 г. состоялась помолвка Петра II и старшей дочери Долгоруковых княжны Екатерины Алексеевны. Свадьбу назначили на 19 января 1730 г.

Иван не желал терять влияние на императора. В частности, он придумал сыграть собственную свадьбу в один день с Петром II. Только невесты у него ещё не было. Начались поиски. Кто-то подсказал, что у Шереметевых созрела девка — и богатая, и красотка. Наталья тогда в свет не выходила: опасаясь современных ей порядков, не желала прослыть гулящей.

Иван Долгоруков не стал тянуть со знакомством и набился к девице в гости. Достаточно было одного взгляда на жениха, чтобы Наталья влюбилась в него раз и на всю жизнь. Легкомысленный Иван ответил взаимностью. Назначили сговор…

Пётр Шереметев был явно недоволен таким родством, но отговаривать сестру не стал. Только предупредил, сколь опасно быть женой фаворита. Даже напомнил расхожую тогда присказку: «Кто около трона, тот около смерти ходит». Но до присказок ли было тогда влюблённой девушке?

Сговор назначили на 24 декабря 1729 г. Впоследствии Наталья Борисовна описала его так: «Между тем начались у нас приготовления к сговору нашему. Правду могу сказать, редко кому случилось видеть такое знатное собрание: вся Императорская фамилия была на нашем сговоре, все чужестранные министры, наши все знатные господа, весь генералитет; одним словом сказать, столько было гостей, сколько дом наш мог поместить обоих персон: не было ни одной комнаты, где бы не полна была людей. Обручение наше была в зале духовными персонами, один архиерей и два архимандрита. После обручения все его родственники меня дарили очень богатыми дарами, бриллиантовыми серьгами, часами, табакерками и готовальнями и всякою галантерею. Мои б руки не могли б всего забрать, когда б мне не помогали принимать наши. Перстни были, которыми обручались, его в двенадцать тысяч, а мои — в шесть тысяч. Напротив и мой брат жениха моего одарил: шесть пудов серебра, старинные великие кубки и фляги золочёные. Казалось мне тогда, по моей молодости, что это всё прочно и на целой мой век будет, я того не знала, что в здешнем свете ничего нету прочного, а всё на час. Сговор мой был в семь часов пополудни; это было уже ночь, по этому вынуждены были смоленые бочки зажечь для свету, чтоб видно было разъезжающимся гостям, теснота превеликая от карет была. От того великого огня видно было, сказывают, что около ограды дому нашего столько было народу, что вся улица заперлась, и кричал простой народ: “Слава Богу, что отца нашего дочь идёт замуж за Великого человека, восстановит род свой и возведёт братьев своих на степень отцову”. Надеюсь, вы довольно известны, что отец мой был первой фельдмаршал и что очень любим был народом и доднесь его помнят. О прочих всех сговорных церемониях или весельях умолчу: нынешнее моё состояние и звание запрещают. Одним словом сказать: всё что, что можете вздумать, ничего не упущено было. Это моё благополучие и веселее долго ль продолжалось? Не более, как от декабря 24 дня по январь 18 день. Вот моя обманчивая надежда кончилась! Со мною так случилось, как с сыном царя Давида Нафеаном: лизнул медку, и запришло было умереть. Так и со мною случилось: за 26 дней благополучных, или сказать радушных, 40 лет по сей день стражду; за каждой день по два года придёт без малого; ещё шесть дней надобно вычесть. Да кто может знать предбудущее? Может быть, и дополниться, когда продолжиться сострадательная жизнь моя»*.
____________________
* Здесь и далее цитируются «Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой, дочери г.-фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева» из сб. «Безвременье и временщики. Воспоминания об “Эпохе дворцовых переворотов” (1720-е — 1760-е годы)». — Л. Художественная литература. 1991.

6 января 1730 г. был праздник Водосвятия. Собралась огромная толпа смотреть, как в Москва-реке рубят прорубь и как смельчаки в нём окунаются. Все веселились. Был там и император, наблюдал за происходившим с запяток саней Екатерины Долгоруковой. К вечеру ему сделалось нехорошо — Пётр II заразился оспой.

В семействе Долгоруковых началась паника. Пока царь лежал в горячке, они сочинили и написали в двух экземплярах завещание, по которому Пётр Алексеевич передавал престол своей невесте Екатерине. Уговорить больного подписать завещание взялся Иван Алексеевич, который неотлучно находился у постели страдальца. Затея не выгорела — император ни на минуту не пришёл в сознание. Он умер накануне назначенной двойной свадьбы. Однако Иван заранее сам подписал один экземпляр завещания, благо навострился подделывать подпись Петра II с согласия самого монарха.

Поскольку в последние часы императора вокруг него толклись все высшие сановники государства, сразу же после его кончины началось совещание Высшего тайного совета. Собрались четверо: канцлер Гаврила Иванович Головкин, князья Дмитрий Михайлович Голицын, Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы. Из сторонних лиц позвали: сибирского губернатора, дядю невесты, князя Михаила Владимировича Долгорукова; фельдмаршала, князя Михаила Михайловича Голицына; фельдмаршала, князя Василия Владимировича Долгорукова. Член совета вице-канцлер Андрей Иванович Остерман участвовать в заседании отказался, сославшись на то, что он иностранец и в дела российские вмешиваться не может.

В самом начале заседания Алексей и Василий Долгоруковы попытались предъявить «завещание» Петра II, но другие участники совещания, включая фельдмаршала Долгорукова, сразу же их высмеяли. Заговорщики струсили и быстренько капитулировали. Позднее Алексей Григорьевич сжёг смертельно опасные бумаги.

Совет по предложению князя Дмитрия Голицына решил звать на престол племянницу Петра I и дочь его соправителя царя Ивана V курляндскую и семигальскую герцогиню Анну Иоанновну. Расчёт верхоников был прост — заставить Анну подписать «кондиции», по которым вся власть в империи навечно передавалась Верховному тайному совету, а императрице оставались бы только представительские функции. Другими словами, была сделана попытка ввести конституционную монархию. Или, на худой конец, монархию вроде японского сёгуната.

Как известно, при поддержке гвардии Анна Иоанновна разодрала «кондиции» и вернулась к самодержавию. Все это произошло 25 февраля (8 марта) 1730 г. Двор новой императрицы понимал, что семье Долгоруковых теперь предстоит опала. Особенно взъелся на них фаворит Анны Иоанновны — граф Э.И. Бирон, поклявшийся в отношении Долгоруковых:

— Да, мы той фамилии не оставлю!

Сразу после кончины Петра князь Иван Долгоруков поспешил к своей невесте, «жалуясь на своё нещастие». «И так говоря, плакали оба и присягали друг другу, что нас ништо не разлучит, кроме смерти… Я готовая была с ним хотя все земные пропасти пройтить».

Тем временем граф Шереметев потребовал от сестры разорвать помолвку с Иваном Долгоруковым. Да не тут-то было. Наталья сама рассказала о причинах своего решения: «Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честная ли эта совесть, когда он был велик, так я с радостию за нево шла, а когда он стал нещаслив, отказать ему. Я такому безсовестному совету согласитца не могла, а так положила своё намерение, когда сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участие в моей любви. Я не имела такой привычки, чтобы севодни любить одново, а завтре — другова... я доказала свету, что я в любви верна: во всех злополучиях я была своему мужу товарищ. Я теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чево я за нево пошла, не дала в том безумия Бога; Он тому свидетель, всё, любя ево, сносила, сколько можно мне было, ещё и ево подкрепляла».

С этого времени и навсегда между братом и сестрой Шереметевыми пробежала чёрная кошка. Некоторые биографы пытаются замолчать этот факт, представляют их отношения чуть ли не идеальными, но сама же Наталья Шереметева, жалуясь в своих записках на судьбу, подспудно выдаёт неприязнь к Петру Борисовичу.

Свадьба Ивана и Натальи состоялась 6 апреля 1730 г. в имении Горенки*. Через три дня после свадьбы, 9 апреля 1730 г., всё семейство Алексея Григорьевича Долгорукова императорским указом выслали из Москвы в их пензенское имение Селище под Касимовым. Едва они достигли места назначения, как туда прибыл отряд солдат с указом отправляться опальному семейству в Сибирь.
_____________________
* Ныне имение Горенки входит в границы подмосковного города Балашиха.

Наталья могла не ехать в ссылку, однако коли собралась, то кормиться ей повелели за свой счёт. Болевший в те дни оспой Пётр Шереметев прислал сестре на дорогу 1 тыс. рублей — огромные деньги. Но девица из гордости отказалась, взяла только 400 руб. Тоже не мало, если учесть, что за 1 руб. тогда можно было купить пару коров. А для крестьян 1 руб. представлялся огромными деньжищами.

Хотя в указах Анны Иоанновны чётко говорилось, что Долгоруковы повинны в неблюдении здоровья Петра II и в навязывании малолетнему императору великовозрастной невесты, все Долгоруковы до конца дней своих были уверены, что стали жертвами интриг цесаревны Елизаветы Петровны, которую при Петре II они намеревались постричь в монастырь. Якобы цесаревна им этого не простила и оклеветала перед сестрой-императрицей.

В ссылку в 1730 г. отправились: князь Алексей Григорьевич Долгоруков с женой Прасковьей Юрьевной и их дети: Иван с женой Натальей, а также сыновья Николай (18 лет), Алексей (14 лет), Александр (12 лет) и дочери Екатерина (18 лет), Елена (15 лет) и Анна (13 лет).

Их на струге довезли по Оке и Каме до Соликамска, а оттуда пешим ходом перевели через Уральские горы. Из Тюмени по Иртышу доставили на остров между реками Сосьвой и Вогулкой. Там стояли несколько сотен землянок и маленьких курных изб. Имелись также церковь и острог. Это был город Берёзов*, в котором за полгода до того скончался в ссылке генералиссимус А.Д. Меншиков и немногим ранее почила его дочь, царева невеста Мария. Там ещё жила в построенном отцом добротном доме младшая дочь светлейшего князя — Александра. В 1728 г. Долгоруковы спровадили Меншиковых в Берёзов, а теперь, в 1730 г. их постигла та же участь. Такова была злобная насмешка Бирона. Через несколько месяцев Александра уехала в столицу, и Меншиковы подарили свой дом Долгоруковым. Власти отобрали у опальных князей всё имущество и поставили их на скудный казённый кошт. Правда, слуг оставили. Поначалу о каждом шаге Долгоруковых докладывали в Санкт-Петербург.
_____________________
* Ныне это посёлок Берёзов близ Сургута в Ханты-Мансийском округе.

Старшее поколение умерли в первые годы ссылки. Зато вскоре по прибытии в Берёзов у Натальи Борисовны родился сын Мишенька.

Со временем надзор ослаб, узникам разрешили выходить в город. Это-то послабление и навлекло на Долгоруковых беду. Вздорный и глуповатый Иван Алексеевич загулял. Особенно подружился он с проживавшим в Берёзове флотским поручиком Овцыным. Как водится, вечерами они крепко выпивали. И Долгоруков начинал болтать лишнее об императорской фамилии, об Анне Иоанновне с Бироном, особенно о любовных похождениях цесаревны Елизаветы Петровны. Не обходил он нелестными отзывами и высокопоставленных вельмож. Провинциалы слушали его с превеликим интересом.

Если бы Наталья знала о пьяной болтовне мужа, то непременно пресекла бы его похождения в город. Но бедная женщина ни о чём не ведала. О том, что муж путается с берёзовскими девками, она и знать не желала.

Проживал в городе таможенный подьячий Тишин. Ему приглянулась бывшая царская невеста княжна Екатерина Долгорукова. Однажды, изрядно выпив, Тишин попытался склонить девицу к сожительству, а та не придумала ничего лучше, как пожаловалась на подьячего Овцыну. Поручик изрядно поколотил невежу. Избитый Тишин поклялся жестоко отомстить обидчикам: он написал кляузу сибирскому губернатору Петру Ивановичу Бутурлину, в которой особо указал на послабления ссыльным и на болтовню Ивана Алексеевича, порочившую царскую фамилию.

Окружение губернатора решило подослать в Берёзов шпиона и выведать, что там происходит. Лазутчиком выбрали лейб-гвардии Преображенского полка капитана-поручика Фёдора Ивановича Ушакова (1693—1766), родственника сенатора и начальника Канцелярии тайных и розыскных дел графа Андрея Ивановича Ушакова. Лазутчик прибыл в Берёзов инкогнито. Он быстро втёрся в доверие к местным обывателям, разузнал о похождениях и болтовне Долгорукова и поспешил с докладом в Тобольск. Вскоре после его отъезда от Бутурлина было получено предписание закрыть Ивана Долгорукова в отдельной от семьи землянке и посадить его на хлеб и воду.

Наталья на то время была на сносях. Ей удалось разжалобить стражников, и четыре месяца каждый вечер женщина тайком пробиралась к мужу, чтобы передать ему ужин. Все эти треволнения привели к тому, что Наталья Борисовна родила психически больного сына Дмитрия, ставшего причиной её дополнительных страданий на всю жизнь.

Глухой августовской ночью 1738 г. в Берёзов пришло судно с военным отрядом. На него спешно погрузили Ивана Алексеевича, братьев его, сестру Екатерину и еще около шестидесяти горожан и гарнизонных из острога. Наталье Борисовне не разрешили даже проститься с супругом. Арестантов увезли в Тобольск.

О жизни княгини в последующий год сохранились разные слухи. Говорили, будто её с младенцем Митенькой на руках бросили в тюрьму-землянку вместо мужа. Но говорили и о том, что жила она всё это время в меншиковском доме вместе с родичами — сёстрами мужа Еленою и Анною.

9 апреля 1740 г. в Берёзов прибыла научная экспедиция французского астронома Жозефа Никола (Осипа Николаевича) Делиля (1688—1768). Француз оказал семье Долгоруковых огромную помощь, остудив пыл местного начальства против ссыльных.

26 апреля 1740 г. в Санкт-Петербурге вышел указ императрицы Анны Иоанновны о помиловании княгини Натальи Борисовны Долгоруковой и её детей. Экспедиция Делиля отбыла из Берёзова 22 мая, а 17 июля француз встретил помилованное семейство уже в Тобольске. Он-то и поспособствовал скорейшему отправлению Долгоруковых в Москву.

Тем временем начался розыск по делу Ивана Алексеевича. Возглавил его Ушаков, в помощь ему был придан тогда ещё прокурор полевых войск поручик Василий Иванович Суворов (1705—1775), уже отец будущего генералиссимуса А.В. Суворова.

Иван Долгоруков был так напуган всем происходившим, что впал в ступор. Состояние несчастного усугубило то, что его сразу заковали в кандалы по рукам и ногам и держали прикованным к стене. Если верить протоколам розыскного дела, подследственного не пытали. Его ставили перед дыбой, и он сразу же начинал каяться во всех грехах, в том числе и в тех, о которых никто не знал. В частности, Иван Алексеевич сам рассказал о подложном завещании Петра II и о своей подписи под ним. А ведь это было самое страшное преступление из возможных. Более того, Иван Алексеевич выставил заговорщиками многих своих родичей, ранее помилованных Анной Иоанновной.

Других арестантов пытали, да так ужасно, что потрясённый впервые увиденным Василий Суворов потом долго болел. Все они подтвердили ругань ссыльного на Анну Иоанновну и всю императорскую семью.

Тем временем началось новое следствие — о государственной измене и о заговоре с целью свержения законной власти. По российским городам и весям арестовывали Долгоруковых. Почти всех мужчин семейства свезли в Шлиссельбургскую крепость, где подвергли жесточайшим пыткам. Розыск тянулся до осени 1739 года. В конце октября волею императрицы Анны Иоанновны было созвано Генеральное собрание, которое вынесло обвиняемым окончательный приговор.

Осуждённых вывезли в Новгород, где 8 ноября 1739 г. состоялись экзекуции и казни. Первыми били кнутом младших братьев Ивана — Николая и Алексея Долгоруковых. Затем Николаю отрезали язык. Обоих сослали в Охотск. Дядюшкам Ивана Алексеевича, князьям Ивану Григорьевичу, Сергею Григорьевичу и Василию Лукичу Долгоруковым отрубили головы.

Бывший фаворит императора Иван Алексеевич Долгоруков был приговорён к четвертованию. Его дальний родственник, видный историк XIX в. Пётр Владимирович Долгоруков (1816—1868) так описал эту трагедию: «Пришёл черёд Ивана. В эту страшную минуту он выказал поразительную твёрдость; он глядел в глаза смерти, и какой смерти! С мужеством, воистину русским. В то время, как палач привязывал его к роковой доске — он молился. Когда палач рубил ему левую руку — он сказал: “Благодарю тя, Господи!” Палач отсек ему правую ногу — Иван продолжал: “…что сподобил мя...” и когда рубили левую ногу — “…познать тя...”, затем потерял сознание. Палач закончил казнь, отрезав правую руку и голову... После казни были тотчас вырыты две могилы; в них опустили по гробу, с двумя телами в каждом»*.
__________________
* См. Записки князя Петра Долгорукова. Гл. XI. — СПб.: ИЦ “Гуманитарная академия”, 2007.

Оставленный в тобольской тюрьме Александр Алексеевич Долгоруков пытался покончить с собой, но был спасён. Ему отрезали язык и сослали на Камчатку. Трёх сестёр Ивана заточили в разные сибирские монастыри.

Наталья Борисовна с детьми прибыла в Москву 17 (28) октября 1740 г. — в день кончины в Санкт-Петербурге императрицы Анны Иоанновны. Только тогда несчастная женщина узнала о казни её любимого супруга.

Меньше чем через месяц всесильный временщик Э. Бирон был арестован и предан суду за то, что плохо смотрел за здоровьем Анны Иоанновны и притеснял русских. Герцог отправился в ссылку в Пелымский острог за Уральскими горами. А ещё через год, 25 ноября 1741 г. в результате дворцового переворота взошла на престол императрица Елизавета Петровна, та самая цесаревна, которую Долгоруковы почему-то винили в своей опале.

В первые же месяцы царствования Елизавета Петровна повелела собрать всех опальных Долгоруковых и восстановить их в правах. Воспользовавшись милостью императрицы, Наталья Борисовна вернулась ко двору. Пётр Шереметев в части родительского наследства сестре отказал, лишь отписал ей пятьсот крепостных душ. Если учесть, что большинство российских дворян владели одной — двумя крестьянскими семьями, то Наталья Борисовна обделённой не осталась. У родителей упомянутого выше сенатора А.И. Ушакова вообще имелся единственный крепостной крестьянин Аноха, который после смерти его хозяев стал единственной опорой для пятерых их малолетних сыновей-сирот. Его заботами они и выросли, а потом выбились во влиятельнейшие российские вельможи XVIII в. Но княгиня Долгорукова, урожденная Шереметева, относилась к высшей аристократии империи, потому и считается, что брат чуть ли не ограбил несчастную вдову.

Княгиня взялась было хлопотать о возвращении ей шестнадцати тысяч крепостных душ, принадлежавших до конфискации ее мужу. Отсудить удалось только две тысячи душ. Так что нищенствовать семье не пришлось.

Вернулись из ссылки братья Долгоруковы. Безязыкие Николай и Александр благополучно женились, а Николай даже сделал небольшую военную карьеру — дослужился до бригадира*. Вместе со старшим племянником Михаилом Ивановичем он построил близ места казни Долгоруковых церковь Св. Николая Чудотворца, куда были перенесены останки умученных родичей — оба гроба.
_____________________
* Этот чин был между полковником и генерал-майором

Наталья Борисовна была принята при дворе. За нею даже стал ухаживать наследник престола великий князь Пётр Петрович. Княгиня ему мягко отказала. На этой почве она подружилась с супругой наследника Екатериной Алексеевной. Об этом рассказала в своих записках сама императрица Екатерина II, восхищённая любовью и преданностью Долгоруковой своему мужу.

Княгиня изначально намеревалась постричься в монастырь, однако оставить малолетних детей на попечение враждебно настроенных к ней родственников побоялась. Когда Михаил остепенился и обзавёлся своей семьей (у него родился сын, названный в память о казнённом деде Иваном), Наталья Борисовна забрала с собою больного Митю и в 1758 г. уехала в Киев. Там она постриглась в Киево-Флоринский монастырь под именем Нектарии. В келье княгиня написала в 1767 г. «Своеручные записки...», в которых поведала о своей жизни до прибытия Долгоруковых в Берёзов. Сегодня эти «Записки…» признаны одним из самых значительных произведений русской литературы XVIII в., а саму Наталью Борисовну можно без преувеличения назвать великой русской женщиной-писателем своего столетия. По красоте и образности повествования она равна протопопу Аввакуму, а по страстности изложения гораздо превосходит его.

Судьба княгини Долгоруковой (графини Шереметевой) стала знаковой в отечественной культуре. К.Ф. Рылеев посвятил ей одну из своих «Дум», поэт И.И. Козлов создал поэму «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова», написано несколько исторических романов, в которых рассказывается о любви и трагической судьбе княгини.