Унижение

   После уроков наша «классная» Марина Юрьевна попросила меня задержаться. Видимо, хочет поговорить не только с папой, но и со мной. У меня появились нехорошие предчувствия…

– Для чего вы меня пригласили? – вежливо спросил отец.
– Вот смотрите – оценки Полины за первую четверть. Две четвёрки – алгебра и геометрия. А вот её отметки за третью четверть – всего две пятёрки. Как думаете, почему ваша дочь так резко сбавила в учёбе?
– Но ведь троек нет. Учится дочка хорошо. Что вас так тревожит?
– Резкое снижение успехов. И что будет дальше, мы не знаем. Успеваемость может продолжать ухудшаться. А следующий класс выпускной. Кстати, куда вы собираетесь поступать?
– Это решать Полине. Пусть она сама определит, чего хочет. Я ей свою волю не навязываю.
– Неужели? – возразила Марина Юрьевна. – У меня есть ощущение, что вы её подавляете. Девочка близка к нервному срыву. И подозреваю, что причина этого – отношения в семье.
– А по-моему, дело в другом. Дочка призналась, что переживает из-за вашей несправедливости. Вы её высмеиваете и занижаете оценки.
– Это неправда, – решительно заявила учительница. – Зачем ты обманываешь отца, Полина?
– Я не обманываю!

   Папа держался невозмутимо, но это было похоже на спокойствие тигра перед прыжком. Я нутром почувствовала его холодную ярость. Интересно, что он предпримет?
– Не смейте унижать девочку своими бабскими штучками! Этим вы ломаете ей психику. Зачем оскорбляете дочь перед классом?
– Это она вам сказала?
– Сам догадался. Я психолог. Помните меня?
– Извините, нет.
– Тогда я освежу вашу память. Лет пятнадцать назад вы обращались ко мне в связи с проблемами в отношениях.
   На лице Марины Юрьевны мелькнуло что-то похожее на страх, но она попыталась взять себя в руки.

– Давайте не будем обсуждать это при девочке, ладно? Полина, пожалуйста, выйди в коридор.
– Нет, пусть останется и послушает, кто имеет наглость её учить.
– Значит, вам незнакома медицинская этика, Леонид Аркадьевич?
   Отец недобро улыбнулся.
– Насколько я помню, вы вообще не имеете понятия об этике, Марина Юрьевна. Поэтому в своё время переносили на меня свои нереализованные чувства. В психологии это называется трансфер.
   Учительница густо покраснела и покосилась на меня.

– Полина, выйди, погуляй. Наш разговор не для твоих ушей.
– Нет! Мне интересно послушать.
– Правильно, дочка! Никогда не вредно узнать что-то новое о людях.
– Как вам не стыдно, Леонид Аркадьевич! Чему вы учите ребёнка? Ещё отец называется!
– А как вы смеете преподавать? С вашими нравственными принципами только калечите юные души.
– Пап, а что она сделала? Расскажи!
   На Марину Юрьевну было больно смотреть. Казалось, ещё немного – и она будет умолять отца о пощаде. А он явно наслаждался моментом. В эту минуту я гордилась папой. Мне даже стало немного жаль «классную». Уж я-то знала, каким жестоким может быть мой отец.

– Ну что, Марина Юрьевна, сами признаетесь? – обманчиво мягким тоном спросил папочка. – Или мне помочь? Напомнить, что вы сделали со своим недоношенным ребёнком?
– Какой же вы циничный негодяй! – прошептала учительница и отвернулась.
– Смотри, Полина! Ей стыдно. Неудивительно. Она была беременна от парня, который её бросил, и пришла ко мне на приём, обливаясь слезами и жалуясь на горькую женскую долю. Я, как мог, успокоил её и посоветовал сохранить ребёнка. Она как будто согласилась с моими доводами и, видимо, в благодарность предложила расплатиться натурой. Разумеется, я отказался. Но даже представить не мог, чем всё обернётся. Эта дамочка вызвала у себя преждевременные роды и подбросила недоношенного ребёнка твоей маме. Да ещё записку оставила: «Ребёнок вашего мужа». Представляешь, дочка? Мама в это время была беременна тобой.

– Марина Юрьевна, это правда? – воскликнула я.
– Нет, всё было иначе. Хотя своего нерождённого ребёнка я действительно привезла… жене этого человека. Язык не поворачивается назвать его отцом. Очень жалею о том, что пошла к нему на приём.
   Смутная тень пробежала по папиному лицу. Это не было похоже на раскаяние. Скорее, напоминало досаду.
– Скажите, вы были беременны от отца? – прямо спросила я.
   Учительница не ответила, но её взгляд пылал ненавистью. Я никогда не видела Марину Юрьевну такой. Мне кажется, если бы могла, она бы убила папу. В эту минуту мне больше всего хотелось исчезнуть.
– Не хочу! Слышите! Не надо…

   Я плохо помню, что со мной было. Меня трясло, я рыдала и никак не могла успокоиться. Отец и учительница стояли надо мной и что-то говорили. Но я не слышала их. Будто провалилась куда-то…

   Через месяц Марина Юрьевна уволилась. Я никому не рассказывала о школьном происшествии, даже маме. Но обида на отца осталась. Иногда я думаю о том, что у меня мог бы родиться братик или сестрёнка. Но этого не случилось.