Охотничьи страсти

     Мои первые охотничьи воспоминания относятся к раннему детству и связаны с дедом Степаном. Я не помню, чтобы он сидел просто так, сложа руки. Когда бы я ни приходил к нему в гости он всегда был занят каким-то делом. Помню, как он из суровых ниток  готовил дратву, с помощью которой подшивал валенки, используя для подошвы старые, изношенные пимы. Под руками у него всегда были необходимые инструменты – остро наточенный специальный нож, толстая большая игла и шило, дратва или капроновые нитки, деревянная колодка и т.п. Ловко орудуя шилом и иголкой, дед играючи превращал прохудившиеся валенки в добротную обувку, способную прослужить своему хозяину ещё ни один сезон. Дед ремонтировал туфли и ботинки, клеил резиновые сапоги и плащи, поправлял стулья и табуретки, лудил и паял посуду. Я с восхищением и детским любопытством внимательно присматривался к манипуляциям дедовских рук,  которые необъяснимым для меня образом создавали чудеса практически из ничего.
     Как настоящий мужик дед через всю свою долгую жизнь пронес два пристрастия – это рыбалка и охота. О рыбалке я немного уже писал, сегодня мой рассказ об охоте.  Деду было уже далеко за семьдесят, когда он начал посвящать меня, девятилетнего пацана, охотничьему делу. У него была старинная «берданка», переделанная для стрельбы крупной дробью. Своё ружьё он холил и лелеял безмерно, никогда не передоверял её никому, держал всегда в идеальном состоянии. Чаще всего, как отложилось у меня в памяти, мы с дедом промышляли зимней охотой и главным образом на длинноухого зайца. Причем способов добычи косого зверя у деда было несколько. Основным являлось ловля силками.
     Силки представляли собой специальные петли, сделанные из крепкой проволоки. Дед её отжигал на огне, она становилась мягче, и тогда с нею можно было легко работать. Перед тем как отправиться в лес, подготовленные снасти проваривались в растворе, настоянном на осиновой коре, чтобы отбить чужой запах. Иначе зайчишка свернет с тропы, почуяв неладное впереди. Основным местом  обитания большой колонии пушистых зверьков был растянувшийся вдоль правого берега речки Бызовки массив осинника в районе запруды. Это место представляло собой непроходимую лесную чащу, густо покрытую молодыми побегами осинок, являющимися деликатесом для этого зверя.
     Зайцев вокруг нашей деревни было предостаточно. После свежевыпавшего снега характерные следы косого разбойника можно было встретить не только за околицей, но и рядом с домом в огороде, куда он забегал по старой памяти, надеясь отыскать капусту или морковку. Кстати, некоторые сердобольные хозяйки специально оставляли на зиму для лесных братьев кучки капустных листьев и съедобные корнеплоды. Но в осинниках зайцу всегда было предпочтительнее обитать, потому, как рядом имелась  отличная кормовая поддержка. Порой  почти все молодые побеги первого года роста полностью съедались лесной братией, а у деревьев постарше были отчетливо видны следы от зубов по окружности ствола до полуметра высотой. Многочисленность заячьих троп и бросающиеся в глаза обглоданные осинки были для деда главными индикаторами  будущей удачной охоты.
     Мы, как правило, с дедом двигались гуськом – впереди он с ружьем на плече, а сзади  я тащил санки с орудиями ловли длинноухих.  Оба были на лыжах, которые дед мастерил самостоятельно. Для себя настоящие охотничьи, с широкими полозьями, для меня попроще, но очень удобные  для передвижения по любому, даже свежему, глубокому снегу. Опытным взглядом старый охотник оценивал обстановку и по интенсивности следов безошибочно определял возможные места наиболее интенсивного гона косоглазых обитателей леса и там, прямо на тропах, устанавливал приготовленные силки. Обычно мы ставили пять-шесть петель, которые  через два-три дня обязательно проверяли, не смотря на любую погоду. Нам с дедом всякий раз сопутствовала удача и в качестве охотничьих трофеев мы чаще всего приносили домой трёх-четырёх зайцев, вызывая среди деревенских обывателей восторг и белую зависть.
     Дед Степан по-хозяйски относился к добытому зверю. Он знал, как правильно снять шкуру и профессионально выделать её. В дальнейшем из-под его рук выходили теплые заячьи шапки-ушанки, душегрейки, меховые домашние тапочки и рукавицы. Все эти вещи он делал добротными и красивыми. Ну и конечно знал много кулинарных рецептов обработки и приготовления деликатесных продуктов из зайчатины, вкус которых трудно с чем-то сравнить. Особенно ему удавались шашлыки и супы, приготовленные на углях и костре.
     К охоте на уток у старого деда был особый подход. Я до сих пор удивляюсь его тогдашнему умению просто и без особых усилий добывать диких уток. Правда этому предшествовала продолжительная подготовка и специальные знания, которые он применял, подогревая свою страсть. Как-то ранней весной он позвал меня с собой и сказал, что с сегодняшнего дня мы будем готовиться к осенней охоте на уток.
Прошедшая зима в наших краях была на редкость снегообильная и весеннее солнышко, растопив огромные сугробы, превратило всю округу в покрытую сплошь водой местность. Большинство ежегодных гнездований диких уток, так же ушли под воду и умные птицы, включая неуклюжую крякву, вынуждены были приспосабливать для кладки яиц старые гнезда сорок и ворон на высоких деревьях. Подобное  явление случалось редко, но дед знал об этом не понаслышке и за свою долгую жизнь неоднократно был свидетелем таких случаев.
     Меня он попросил внимательно наблюдать за поведением уток и заметить момент, когда пара пернатых закончит ремонтные работы арендованных гнезд, и утица большую часть времени будет сидеть на одном месте, то есть начнет кладку яиц. Я около недели внимательно наблюдал за поведением птиц, облюбовавших два сорочьих гнезда, расположенных на рядом растущих березах и вовремя сообщил деду о начале ожидаемого нами процесса. Через две недели после этого я под руководством деда забрался по сучьям  до гнезд и позаимствовал из каждой кладки по пять яиц, оставив примерно столько же утиному семейству. С большой осторожностью, закутав свою добычу в теплые тряпки и уложив её в корзинку, мы добрались до дома и положили утиные яйца под курицу. Примерно через три недели наседка сумела вместе со своим потомством благополучно выпустить в мир и пушистых утят.
     Дед Степан сразу же отделил крякающую братву в сторону и с первого дня стал заниматься их дрессировкой. Во-первых,  создал у пушистых созданий иллюзию, что он является их отцом и матерью в одном лице. Он смастерил несколько свистулек с разными сигналами и быстро приучил малышей выполнять его нехитрые команды – «строем гулять», «на кормежку», «тревога – прячься, кто куда может» и другие.      Было забавно смотреть на этот птичий цирк, но порядок в утиных рядах был идеальным  и, наверное, сам Павлов позавидовал бы выработке таких рефлексов. Когда утята достаточно подросли и стали пробовать становиться на крыло дрессировщик стал их приучать кормиться на близлежащем озерке в километре от деревни. Было смешно смотреть, как утиная команда после шести часов вечера шагала вслед за дедом, который нес впереди ведерко с необычно пахнущим кормом. Чуть позже, когда пернатые стали подлетышами, дед уходил с ведром на озеро заранее, а выводок выпускала баба Клава и они дружным галопом, пытаясь подняться в воздух, спешили к своему кормильцу. В конце концов, они привыкли вечернюю трапезу совершать на озере и в условленное время дружно приземлялись на озеро, предвкушая сытный ужин.
     Одновременно с этим дед Степан отработал с подросшими утками ещё один трюк на озере. По специальному свистку его подопечные одновременно ныряли в воду и находились на глубине довольно длительное время. Этот маневр в дальнейшем давал великолепные результаты во время утиной охоты. Незаменимым помощником у деда в охотничьих делах был дворовый пес по кличке Миртон. Благодаря стараниям хозяина простая собака выполняла его любое желание. Казалось, что дворняга читала дедовские мысли и знает названия всех домашних вещей. Пес никогда не путал трубку для курева от тапочек и безукоризненно приносил любые предметы по желанию деда Степана.
     Наконец наступило время охотничьего сезона. Вечерней порой группа из трех охотников (дед, я и Миртон) не спеша двигалась в сторону озера, где заранее был приготовлен специальный скрадок, надежно прятавший нас от посторонних глаз. Впереди шел дед Степан с ведром корма для наших уток, за ним трусил Миртон, держа в зубах дедовскую берданку в чехле, и замыкал колонну ваш покорный слуга с пустым мешком за плечами, предназначенным для охотничьих трофеев. Обосновавшись в скрадке, дождались прилета своих уток, которые со звонким кряканьем  резвились на озере, привлекая к себе сородичей.
     Не прошло и десяти минут как на нашу приманку среагировали гости и шумно приземлились на середине озера.  Дед подал условный сигнал, и произошло чудо – часть уток дружно, как в сказке внезапно исчезла с глаз, раздался грохот берданки и за дело взялся Миртон, который в считанные минуты доставил нам трофеи прямо к шалашу.
     Наши подсадные утки были приучены дедом к выстрелам и никуда не улетали, вынырнув из глубины, они продолжали свои игрища, привлекая сородичей.  Действуя таким образом мы довольно быстро наполнили мой мешочек дичью и довольные удачной охотой возвратились домой.