Пирдуха русского мiра
- Вот все они такие, хохлы, - ныл я, ощупывая влажными пальцами задорный зад Бонии, чего - то там жарившей на плите, - предательские и хитрые, прикидываются и косят, а потом - х...як ! - нокаут. Бля.
Последнее слово я добавил для убедительности, демонстрируя свою нервозность на грани психопатии, даже закатил глаза и захрипел, пугая татуированную домохозяйку выступившей пеной в углах моего мужественного рта, только сегодня ночью искривившегося в подобие какой - то подковки от одних только мыслей об Анютке, вот представил ее сисечки и то, что пониже, и сразу искривился, слюней напускал на подушку и сны снились такие, как бы сказать помягче, в общем, во сне Мария моя единственная все же взяла мою татарскую фамилию, а это внушает, если не сказать больше. Бонни отставила кастрюлю и постучала длинным пальцем по голове, тоже моей, что странно, я - то ждал иного, сочувствия, охов, ахов, может, стишков или песен.
- Я война и справедливость кубинских моторок,
Рычащих в Сочи армянском,
Я запах лимонных корок,
Кошка, пойманная Пржевальским,
Усатым лошадем с Памира,
В медалях и труде,
В шеренге сраного мiра
На Красной площади и Кусумде.
- Я таких песен не знаю, - отказалась от чести не по отцу татуированная, ложась на пол. - Я рот пахала всю вашу долбанную гниль путинщины и скотов, топотящих в стройных, как мои ноги, колоннах по святой брусчатке. Да я рожи их идиотические видеть не могу. И не хочу, - капризно простонала Бонни, пуская ручейки на итальянский линолеум производства Одесской артели " Польские баранки ", вновь подосравшей патриотским пидорам на моциках, не пустив убогих на Берлин, прямо сказали : мол, тыр - пыр, е...ся в сраку, Алеши дорогие, езжайте воруйте, бесы закозлиные, и больше сюда не являйтесь, ездите на рыбалку, пейте вино, а к людям не суйтесь, просто живите среди русских в России. Коварство, в - натуре. Это как если вчерашний Бабченко станет завтрашним Прилепиным или прошлогодним борщом, например. Но может и Кошкильды стать, грядущим в силе и славе с границ Вселенной Смерти во главе несчитанной армии некромонгеров в сапогах, гимнастерках, пилотках и полосатых лентах, сводя с ума уже даже мух - дрозофилл, яростно жужжащих в подземных коммуникациях столицы, приводя в соответствие моменту одиноких диггеров, пробивающихся сквозь тьму к свету тусклого фонаря шахтера, ползущего с пакетом - донесением маршала Конева генералу Эйзенхауэру, мол, так и так, зема, порешили мы, командиры красные, убыть, бля, с концами на концерт Надежды Бабкиной и Толоконниковой. И убыли ведь. На вертушке Савченки. С подвешенным прибором. Поэтому больше никто и не видел ни Бабкиной, ни Толоконниковой, ни даже какой - то Ручки, с жопой и ротом рабочим, первомайским таким, трудовым и мозолистым ротом новейшей эпохи всеобщей справедливости, спустившейся токсикхолокостным облаком на поганые выселки планеты, помеченные на картах пришельцев как Святая на х...й Русь нет конца и края.
- А вот это не надо, - стонала Бонни, ерзая попкой по линолеуму, залитому липкой и сладко пахнущей влагой. - Сквирт и хезать, как в немецком порно с усатыми в кожаных жилетках, это несколько разные стили.
Я сел на табуретку, икеевскую, достойную, закурил " Казбек " и представил немцев.
- Мой фюрер, - откровенно лапая за веснушчатую грудь Еву и глядя прямо в центр усов говорил я резко и четко, как мотор " Феррари ", - вы знаете о моем провидческом даре, позволяющем проникать через годы, через расстоянья. - Сделал паузу, достойно кивнул вкатившемуся в бункер доктору Геббельсу и продолжил нагнетать. - Так вот, через много лет, русские свиньи, - снова кивнул доктору, почетно осклабившемуся от столь циничного плагиата, - симбиотически воссоединят это, - мотнул головой, как лошадь, на мелкого Хорста, спавшего в углу с Блонди, - и это, - показал пальцем на портрет Карла Маркса, задвинутый за шкаф Ланге, - и еще вот это, - задрал подол Евы и продемонстрировал буйные рыжие кущи, всегда возбуждающие меня, хоть говорила Алина Ляксандровна, что, типа, негигиенично и коррупционно, - и даже это.
- Что это ?
- А вот, - вмешался доктор Геббельс, расстегивая галифе и вынимая.
Фюрер охнул и побелел, зашатался, упал, въехав лбом прямиком в Биарриц к дочери от Блонди ...
- Вот не можешь ты без этого, - осуждающе качая головой встала на ноги Бонни, хватая меня за неистово эрегированный шишпан в джинсах. - Вечно намеки какие - то, нет бы прямо : мол, тыр - пыр, они чо, там думают, что мы тут денег украли и дверь железную поставили ? Да еще и грибов просим ?
Я сел за стол и принялся есть блины, ужаренные Бонни. Праздник же. Просто пирдуха какой - то.
Свидетельство о публикации №217050101066