Посвящение Евгению Рейну

Вопреки временам, как в начале творенья,
Он дарит не скупясь, не в угоду молве
Всё то золото Рейна, то золото Рейна,
Что таится в его золотой голове.
 
 
Да и что тут таить, ведь такое не скроешь,
План кармических генов оправдан и строг:
Превращение слитков духовных сокровищ
В золотые столбцы поэтических строк.
 
 
Потому-то на пажитях нашей культуры
Он сберёг, проходя сквозь житейский бедлам,
Справедливость в оценках и щедрость натуры
Не в пример злополучным германским Богам...
 
 
Но маршрут его был не простым и не близким,
Из 20-х годов совершая разбег,
Где учитель немецкого Манечка Зискинд
В архитектора Рейна влюбилась навек.
 
 
Им еще невдомек то, что сын их Евгений
Два начала в себе восприемлет как раз —
И германский по-блоковски сумрачный гений
И конструкторский дар в построении фраз.
 
 
А затем — Ленинград, вожделенные гранки,
Здесь родится его незаёмный язык...
Свет Толстовского дома над рябью Фонтанки,
Где витает Ахматовой царственный лик.
 
 
Тесный дружеский круг с общей долей сиротской,
Как лицейский союз, что с годами сильней —
Неразлучные Рейн, Найман, Бобышев, Бродский,
Осиянные чудом ахматовских дней...
 
 
Их четверка горда мушкетерской осанкой,
Ощущая свой дар, будто друга плечо,
Как четыре трубы, что царят над фонтанкой,
Да вот ангелы к ним не слетелись еще...
 
 
И с тех пор, проходя по вселенским дорогам
И друзей не предав ни в единой строке,
Сможет нынешний Рейн и с ребёнком и с Богом
Говорить не таясь, на одном языке.
 
 
Ну, а где что не так, то уж вы не взыщите,
Неспроста ведь, как некую важную весть,
Скажет Бродский о нём: «Женя Рейн — мой учитель»,
Что конечно же, делает Бродскому честь.
 
 
Тем, кто сам не ступал по нехоженым тропам,
Не понять, почему, бросив вызов судьбе,
Рейн приносит стихи в запрещенный «МетрОполь»,
Не страшась угодить под колпак КГБ .
 
 
Потому не в пример тем, кто духом нестойки,
Первоклассный поэт, сотрясатель основ,
Рейн раскроет свой дар лишь в канун перестройки,
Разбудив тишину именами мостов.
 
 
В царстве тёмных зеркал, избегающих солнца,
Там, где стрелки часов обращаются вспять,
Он отменит девиз записных марафонцев,
Чья извечная цель — добежать и догнать.
 
 
Ведь не всем суждено при наличии рвения
Разглядеть на скаку — так, что брызги в лицо,
Как из синих глубин многоводного Рейна
Полыхает огнём золотое кольцо.
 
 
И живёт, как и жил, наш взыскательный мастер,
Не взыскуя хвалы и даров дорогих:
— Если ты впереди в марафоне за счастьем,
Оглянись на бегу, пропуская других...
 
 
Свой таинственный клад получив от природы,
Он отнюдь не ковал из него пьедестал
И потратил на то свои лучшие годы,
Что всего лишь работал, надеялся, ждал.
 
 
Мы не прочь бы и здесь избежать повторения,
Но желающий знать нас, пожалуй, поймёт,
Что тому лишь откроется золото Рейна,
Кто работает, верит, надеется, ждёт...