Баня

   В баню меня водили ещё родители, потому что жили мы в частном секторе, на рабочей окраине. Само собой, ни о каких благоустроенных санитарных узлах и речи  не могло идти, кое-как хватало места для кроватей. В баню ходили всей семьёй и со своими эмалированными тазами, несмотря на то, что там хватало общих тазов из оцинкованной жести. Очевидно из соображений личной гигиены, а она ни когда не бывает лишней, даже в бане, особенно в те далёкие пятидесятые годы. Мне, маленькому мальчишке, в бане было как-то неловко, то жарко, то страшно, там всегда было шумно от грохота тазов, многократно усиленного эхом огромного помещения моечного отделения.


 Время было послевоенное, часто можно было встретить инвалидов. А их я и так боялся, особенно их деревянных ног и металлических крючков вместо рук. Что же касается бани, отцепленные в раздевалке протезы, вообще наводили на меня ужас. Самое приятное для меня и не только, было после бани напиться газированной воды с сиропом в банном буфете. Выходящий из воды газ, сразу ударял в нос, а вода казалась такой вкусной, но далеко не из-за сиропа, его как раз в ней не хватало. Отец не разрешал мне пить воду из  крана и тем более из таза, а пить очень хотелось. Вот и казалась эта слегка закрашенная сиропом газировка самым чудесным напитком.         


    Потом, отец построил дом с ванной комнатой и наши походы в баню закончились. Все соседи по-прежнему ходили с тазиками семьями в баню и возвращались дружно обратно. Женщины с намотанными на головах полотенцами и румяными щеками. Мужчины с еще более ярким румянцем всего лица и других частей тела, неприкрытых распахнутыми рубахами. Когда мне приходилось видеть эти походы и возвращения,  сразу вспоминалась газировка в банном буфете, которая и теперь мне кажется самой вкусной на свете. Я вырос  и уже не боялся инвалидов, даже наоборот относился к ним с вниманием и желанием чем-то помочь, но только так не назойливо, чтобы они не ощущали свою неполноценность.  Хотя и был я послевоенным ребёнком не очень крепкого здоровья, но других не было, и меня призвали в армию, а там снова была баня,  только русской её было не назвать.


     Каждую неделю солдаты ходят в баню, разумеется строем, иногда  и с песней. По уставу 1936 года солдату положено мыться  один раз каждые 10 дней. Время текло как вода из не закрывающегося до конца банного крана, как для гражданских людей, так и для военных, по недельно. Поскольку своей бани в воинской части не было, нас водили в обыкновенную городскую баню. Всей этой процедурой, от марша до бани и обратно, а также вознёй с грязным и чистым бельём заведовал ротный старшина сверхсрочной службы, которого мы почему-то не любили и он отвечал нам взаимностью. Всю роту, это примерно 100 человек, он загонял в баню сразу, а помывочных мест там было не более пятидесяти. Половине желающих помыться не хватало ни места, ни тазов, вот и согревались мои русские соплеменники в парной, азиаты и даже хохлы, почему то не любили пар. Пар был очень  натуральный, выходящий из трубы белым туманом и быстро заполняющий всё пространство.


 Веников, разумеется, не было. Вернее они быстро кончались, всей летней заготовки хватало на два, три визита в баню, каждый норовил взять с собой личный веник. Поэтому, среди зимы иногда приходилось ездить на южный склон сопки и резать листья бамбука, от таких веников  запаха не было, но они не облетали, и их хватало на всех, но только на один раз. Бамбуковые листья походили на листья ландыша или колбы, только в 6 раз больше. Они росли, не разбирая времён года, прямо из-под снега, тут же замерзая и желтея. Ни каких стволов в виде удочек я не встречал, знаю только что веники из бамбука нельзя заготавливать и хранить. Кому сказать, что я парился бамбуковыми вениками, мне просто не поверят, но в бане бывает ещё и не то. Какими только вениками мне  приходилось париться -  как общепринятыми, так и оригинальными, сочинёнными самим, из подручного сырья.


    Это случалось уже в моей гражданской жизни, которая после демобилизации проходила безбанно, но это было временным явлением. Дальше как у всех, учился, бросил, женился и не бросал. Работал, это у меня хорошо получалось, и снова учился и опять хорошо получалось. Я никогда не боялся, оставив одно место работы, сменить его на другое. Судьба забросила меня в среду учёных политехнического института, больших любителей попариться маленьким мужским коллективом. Беда заключалась в том, что они раньше ходили в номера самой лучшей бани города, а потом им, не знаю, по какой причине отказали.


 Я с большой радостью восстановил эти походы, но очерёдность по записи почему то стала сползать на рабочее время. Дружная компания даже не возражала, сначала и мой начальник не возражал, он был основным инициатором этих походов. Со временем он стал намекать, на то чтобы мы отрабатывали часы, проведённые в бане, и тогда почти все перестали ходить. Остались только я и начальник, который стал не только намекать, но и требовать, чтобы я отрабатывал. Я согласился отрабатывать только с ним вместе, он отказался. Тогда я сильно отхлестал его облетевшим веником. Вот так с полосатой спиной он уехал загорать на курорт,а  походы в баню прекратились, и я уволился, потому что мне  такой начальник не нужен.


   Наступил опять банный перерыв в моей жизни. Я окончил учёбу, стал инженером конструктором, нашёл работу рядом с домом в одном секретном институте. При строительстве нового корпуса в этом НИИ запланировали  чудесную русскую баню с маленьким, но глубоким бассейном, как раз напротив моего персонального кабинета. По очереди сотрудники отделов и лабораторий института стали после работы посещать эту по-настоящему русскую баню с проточным бассейном, а зимой обнажённые и разгоряченные ложились в огромные сугробы и вытаивали в них рельефные отпечатки своих тел. В это время в институте горела давно запущенная тема, некоторую часть конструкторских работ поручили мне.


 Приходилось работать и вечером, и по выходным, ну как тут было удержаться от соблазна совместить полезное и  приятное. Работа моя продвигалась хорошо и я с лёгким сердцем мог по часу проводить в парной, без отрыва от производства. Навыки электрика и слесаря опять понадобились мне, в этот раз для отключения сигнализации и изготовления ключа. Через некоторое время я пришёл к выводу, что даже при моей жирной коже, париться каждый день вредно. Кожа на спине стала сухой как газета, пришлось париться ни так часто, не более двух раз в неделю. Ещё в этом секретном институте я пришёл к выводу, что париться можно  каким угодно свежим веником.


   Однажды  один товарищ, из-за вредности, специально не принёс берёзового веника,а на территории росли яблони, и я нарезал веток этого чудесного дерева, парились все кроме вредного товарища, мы его вообще с собой не взяли. На пороге перестройки стало ясно, что если утюги и чайники иностранного производства  захватили наш рынок, то скоро наши разработки будут ни кому не нужны, а с ними и разработчики. Настала пора возвращения к рабочей профессии, благо у меня их было несколько, и я овладел ими в совершенстве ещё в молодости, бояться было нечего, необходим был толчок.


 Ждать пришлось недолго, Бывший начальник охраны, разжалованный до рядового за хищение краски, на основании тёплой стены банного помещения, сделал предположение моего использования бани в субботний выходной день. С этими предположениями он донёс на меня высшему начальству. Начальство вызвало меня на допрос, я ушёл в «несознанку», мало того, наехал на охранника, у которого были  ключи от бани и заряженный боевыми патронами пистолет. Почему он испугался абсолютно голого человека, я предложил уволить трусливого охранника, либо я уволюсь сам, и конечно уволился из организации, в которой мне не доверяют. Совесть моя была чиста, как и всё моё тело, я действительно не парился в субботу, потому что парился в пятницу, а кирпичная стена очень долго сохраняла тепло. Вот так я стал опять рабочим, но только с инженерными знаниями, которые всегда использовал в своей работе, чего не могли сделать мои товарищи работающие вместе со мной. Это их злило, даже когда я им помогал.


    Трудные времена 90-ых годов не обошли и меня, пришлось сменить несколько мест работы и даже жилья, однажды пришлось жить даже на работе, и, разумеется, мыться в бане регулярно. Мою работу не назовёшь чистой и тяжёлой, но меня часто называли «чистоделом», а сестре своей я так охарактеризовал тяжесть своей работы, это глаженье большого белья в течение 8 … 12 часов. Изо всех бань города я выбрал одну, потому, что она работала тогда, когда другие отдыхали.  Ходить в баню старался в пятницу, чтобы в выходные чистым и культурным сходить в театр или на природу, зимой на лыжах, а летом по грибы. Заметил, что чисто помытых людей, даже комары летом не кусают.


 Я вообще много подмечаю, например, что в банях образуются коллективы парильщиков и , как правило, это люди из одной социальной среды или с одинаковыми проблемами в жизни. Так уж получилось, что в моей любимой бане, в пятницу собирались научные работники политехнического института. Всё бы ничего, но видно перепарившись, они начинали умствовать лукаво на разные темы, связанные с физикой. Я нормально отношусь к анекдотам  или политическим спорами, но научные темы меня стали раздражать, не потому что я был не компетентен, даже наоборот. Меня всегда раздражают две совершенно противоположные темы, это о религии и о науке и говорить о них в бане считаю неуместным.


 Поскольку банный анекдот про дедушку и бабушку с её последним желанием и утраченной возможностью спасти жизнь В.И.Ленина, я уже рассказал, а ученые всё не унимались и трепали несчастную физику на глазах раздетых мужиков. Я рассказал самый, что ни на есть, физический анекдот-вопрос, почему у чукчей от брошенного в воду кирпича, далеко не круглой формы, волны расходятся круглые. Учёные посмеялись над чукчей, но я не унимался и требовал ответа, почему? Ушёл, парится один, напарившись, вернулся в далеко не дружелюбную компанию, которая интересовалась у токаря, знает ли он ответ на этот вопрос? Оказалась, знает, это принцип Гюйгенса, из программы средней школы.


   Токарь не знал только одного, как этот процесс описать математической зависимостью или физической формулой? Физика всё-таки точная наука, одного названия этого принципа малограмотному, но любознательному токарю маловато. После этого анекдотического случая мне хоть в баню не ходи, со мной перестали здороваться и разговаривать вообще. И, боясь получить тазом по голове, мне пришлось сменить день недели для визитов в баню.


    В этой же бане, я мылся и парился с сектантами – баптистами, которые считали себя уже спасёнными, но я не заметил ни каких бирок об этом, а их старший, скромно сидевший в сторонке, приказал им прекратить агитацию. Я извинился перед  ними, уходя из бани, и признал их спасёнными. Есть слова, что спасённые будут нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Нищие духом-  это психически нездоровые люди. Так перевёл я священные слова на современный язык для этих «спасённых».


   А однажды  попал в день помывки бомжей, денег они не платили, а отдавали какие-то бумажки с печатями от какой-то организации, у них даже мыла не было. Вот стоит бомж и натирает себя мокрым грязным носком и жадно смотрит на моё мыло, а я, тоже хорош, взял и спрятал мыло под мочалку, видать перепарился. Прошло уже 25 лет, а мне до сих пор стыдно за мой поступок и теперь при каждом удобном случаи я всегда отдаю мыло, всякому, у меня его просящего насовсем. Не знаю, заслужил ли я прощения, главное, что сам исправился и мыло больше не прячу, пусть все будут чистыми и русские и не русские, а не чистым трубочистам- стыд и срам.


    Много ещё чего происходило со мной в разных банях, разве всё упомнишь? Записывать надо, вот я и рассказал, но это, пожалуй, только десятая часть всей банной эпопеи. Есть случаи более забавные, есть случаи, которые даже и не знаю, как описать, бани всё-таки, люди голые, причём все: учёные и бомжи, начальники и рабочие, инвалиды и спортсмены, мужчины и женщины.