Глава 6. Донжуан

Потом наступили каникулы, которые, как обычно, пролетели стремительно.

Летние месяцы я провела в лагере, а Аля на даче. Там у неё имелся преданный поклонник Игорь Воронцов. Однако Игорем она не была увлечена так сильно, как Вадимом. «Пусть Воронцов писаный красавец, но есть в нем что-то отталкивающее. Он холодный и страстный одновременно. Я таких опасаюсь. Это не мой герой», – говорила Альбина.

А в новом учебном году ряды её поклонников пополнил наш, тоже не всегда безобидный,  одноклассник Стас Стрельников. И сделал это столь активно, что заставил всех обратить на себя внимание, включая и саму Альбину. Этот юноша не ограничился тем, чтобы молча смотреть на свою избранницу издали, но чуть не на каждом уроке, не говоря уже о переменах, на весь класс признавался ей в любви. Альбину это крайне раздражало. Она не могла поверить в любовь Стаса, ибо была убеждена: если человек любит, то не станет трубить об этом  на каждом углу. К тому же, прежде она не замечала со стороны Стрельникова ни малейшего  к себе интереса. Как может случиться, чтобы парень, ни разу не взглянувший на тебя за несколько лет совместной учебы (Стас перешел к нам в школу в шестом классе), вдруг воспылал к тебе любовью? «Он надо мной издевается!» – заключила Альбина и почти возненавидела Стрельникова, к которому прежде относилась неплохо, хотя и не заблуждалась на его счет, видя в нём лишь самовлюбленного эгоиста –  не более того.

За Стасом утвердилось звание дамского угодника – и недаром: он умел нравиться девушкам, произвести впечатление; отличался вежливостью и обходительностью. Однако все его повадки были кошачьи. Но котик он был довольно симпатичный: многие находили этого зеленоглазого блондина, высокого, стройного, спортивного, очень и очень привлекательным. Единственным бросающимся в глаза недостатком было его самолюбование, которое лично мне претит в молодых людях, как, впрочем, и в девушках. Стрельникову требовалось ощущать себя центром внимания – чтобы все взоры были обращены на него, и он неустанно изобретал всё новые и новые способы для достижения этой цели.

И вот, с десятого класса объектом его преследований сделалась Альбина. Прежде чем кричать на всех углах о своей любви, Стас написал Але длинную записку, походившую скорее на письмо, в которой, в частности, говорилось, что Аля давно ему нравится,  он постоянно думает о ней, видит её во сне и так далее в том же духе. Альбина не поверила ни единому слову сего пространного послания. Едва скользнув взглядом по обрывку тетрадного листа, исписанного красивым чётким почерком, Аля с первых строк поняла: молодой человек решил поиздеваться. Обдав Стрельникова ледяным взглядом, Альбина порвала записку. Стас понял, что его послание произвело действие, обратное тому,  на какое он рассчитывал. И тогда, мгновенно сориентировавшись, на весь класс заорал: «Аля Шаховская, я тебя люблю!» – нимало не смущаясь присутствием учителя химии, на уроке которого всё это происходило.

И с того дня – а было только начало учебного года –  на всех уроках сидел, неотрывно глядя на Альбину, и блаженно улыбался. Перехватив её взгляд, он тут же кричал: «Аля Шаховская, я тебя люблю!» – а поскольку она упорно старалась на него не смотреть, начинал звать посреди урока, словно учителя в классе и не было: «Аля!… Альбина!.. Альбина Шаховская!..»  –  пока она наконец с тяжелым вздохом не поднимала глаза и не одаривала его холодным взглядом. Встретив взгляд Альбины, Стрельников заявлял: «Аля, я тебя люблю».

На каждой перемене Стас ждал, когда Альбина выйдет из класса, а если она успевала уйти раньше – догонял её и снова начинал объясняться в любви и отвешивать комплименты по поводу её несравненной красоты. Альбина порой спрашивала: «Тебе не надоело ещё?» – на что Стрельников отрицательно качал головой.
Одноклассники с повышенным интересом наблюдали за этими словесными баталиями, – Алёша в том числе.  Но, в отличие от прочих,  данное представление его не забавляло, – напротив, когда он следил за Альбиной в такие моменты, взгляд его становился напряженным.

Алёша, как и Стас, сидел за третьей партой, только на нашем ряду, и оба они со своих третьих парт постоянно оборачивались в сторону нашей последней. И объектом внимания в обоих случаях была Аля Шаховская. Вероятно, Алёша чувствовал: со стороны Стаса это не просто бравада и желание обратить на себя внимание, но нечто посерьёзнее. Достаточно было видеть, каким взглядом Стрельников провожал Альбину. Ясно, что так  не смотрят на девушку, которая безразлична. Не оставалось сомнений, что Альбина действительно ему очень нравится. И существовало опасение, что, догадайся она о любви Стаса,  и сама, пожалуй, влюбится в него – ведь тот как никто умел очаровывать девушек. Но в случае с Алей – наверное единственном – ему ничего не удавалось. Альбина не могла поверить в серьезность его отношения: она знала о романе Стрельникова с девочкой из другой школы и не допускала мысли, что можно любить двоих одновременно. К тому же, первая записка Стаса была мало правдоподобна – чувства в ней казались чересчур преувеличенными, но главное: Аля знала – шутя в любви не признаются, тем более, в присутствии стольких свидетелей и таким театральным тоном. Стрельников явно работал на публику. Поэтому Альбина не верила, даже когда он делал ей совершенно справедливые комплименты; не убеждали и красноречивые взгляды. Альбина ничего не хотела видеть и слышать, она возненавидела Стрельникова и объявила его своей антипатией  № 3 (существовало ещё две – более давние) и обращалась с ним крайне грубо. Бедный Стас! Конечно же, не того он добивался. Ему хотелось обратить на себя Алино внимание – чего он достиг, – но более всего он мечтал вызвать её любовь и восхищение – ему безумно хотелось нравиться ей. А здесь он достиг как раз обратного. Это не могло не задевать его самолюбия. Но, взяв на себя роль донжуана и избрав предметом своего поклонения Альбину, он поневоле должен был соблюдать правила игры.

И если вначале Стрельников на весь класс признавался в любви своей даме, то в дальнейшем так же настойчиво требовал ответа на вопрос: «Аля, ты меня любишь?»  –  на что Альбина отвечала: «Сплю и вижу…» или что-нибудь в этом духе, а Стас с обидой произносил: «Я с тобой серьезно разговариваю, а ты всё шутишь…»

Стрельников понимал, что Альбину всего более раздражают его публичные выкрики, и, чтобы она отнеслась к нему немного серьёзнее, следует это прекратить. Что он и сделал. Вскоре признания в любви на весь класс прекратились, – но тем активнее Стас начал пытаться выяснить отношения tete-a-tete. Он задерживал Алю на переменах, пропуская меня вперед, а если это не удавалось, то присаживался на нашу парту и уговаривал Альбину: «Выйдем, поговорить надо!» Альбина не шла, и он заметно злился. Если его окликал кто-то из друзей в тот момент, когда он находился рядом с Алей, Стас лишь нетерпеливо отмахивался. Разговоры с Альбиной отныне имели первостепенное значение, а всё остальное, в сравнении с этим, не важно.

Альбина пересказывала мне эти разговоры. Стас спрашивал всегда об одном – любит ли она его. Похоже, это стало его навязчивой идеей. А Альбина отвечала всё в том же тоне, какой был избран  с самого начала, – вообще со Стрельниковым она не церемонилась. Он же  в середине осени  добывал последние, чудом уцелевшие, цветы и рвал в школьном саду декоративные ромашки – чтобы потом вручить их Але, – а та отталкивала подаренный от чистого сердца букет. Так он и оставался засыхать у нас на парте, куда его в конце концов всё же водружал Стрельников, несмотря на протесты Альбины, смотревшей на скромный букетик так, словно в нём скрывалась гремучая змея. И любой знак внимания со стороны Стаса воспринимался подобным образом. Бедный  юноша уже не знал, что  предпринять, дабы разрушить это предубеждение. Но, впрочем, сам же перед тем немало постарался для того, чтобы его вызвать. И теперь все усилия завоевать симпатию Шаховской терпели фиаско.




http://www.proza.ru/2017/05/01/1547