Зинка

Зинка. (Страшный, жестокий рассказ. Не для слабонервных! 21+!)

Зинка появилась в моей жизни совершенно неожиданно. Лучше бы не появлялась. И для меня, и для неё было намного спокойнее: я возненавидел её, а она, бедная и несчастная, панически меня боялась. Пришлось в один прекрасный день, когда терпение лопнуло, завести её в сарайку, да там и зарезать. В помощь соседа пригласил. Тело расчленили, сложили в спортивную сумку. Потом выпили за удачно выполненное дело, за избавление от моих мучений, за упокой души её.
Однажды папаня, работавший на заводе небольшим начальником, после поездки в какую-то деревню, пришёл домой пьяненький, а на руках держал Зинку, чем привёл в смятение всех домашних. Что же с ней делать? Зачем она нам? Он, улыбаясь, поставил Зинку на пол, и она вошла в городскую квартиру так, будто здесь родилась. Вошла, смело, осмотрелась, увидала себя в зеркале посудного шкафа мебельной стенки, полки которого ломились от хрусталя, подумав, что там подруга её, с которой можно играть, да и прыгнула ей на встречу. Бабушка, не отличающаяся быстротой и ловкостью движений, каким-то чудом успела поймать Зинку в её прыжке, тем самым спасти хрустальную красоту. Иначе он издал бы прощальный и единственный на своём веку звон. Тогда можно было бы разделить слово «хрусталь» на две части «хрус-таль». В данном частном случае, первая часть имеет какой-то звукоподражательный смысл, а вот вторая – не объяснима.  Разве что, таль – это подъёмный механизм, но причём он здесь? Оставим его. Неудавшийся прыжок был первой шалостью Зинки. Все последующие ей удавались на славу.
На ночь Зинку поместили на балкон, а на следующий день повели её к другой бабушке. Рядом с её домом был сарай, в котором она, когда имела здоровье, держала кур. Бабушка запричитала, что она теперь не в состоянии ухаживать за козой, но папа успокоил её, заверив, что он сам станет скотинкой заниматься, даже доить обещал. Бабушка успокоилась, а я, конечно, не поверил. Уже утром следующего дня, перед работой, пришлось мне бежать в сарай кормить козу, потом после работы. С этого и началось. Папа козу больше не видал, пока я не принёс её домой в спортивной сумке, расчленённую.
В сарае отгорожен курятник. Кур там уже много лет не держали. Дверь в курятник, а теперь в Зинкину квартиру, заменял лист фанеры, припираемый ломом. Каждое утро Зинка встречала меня в одном и том же положении: просунув голову между листом фанеры и стеной. Плотно прижатый лист душил её. Она хрипела от удушья, глаза выпучены, язык вываливался, на губах пена. Сколько часов она так стояла, не знаю. Я бил её каждое утро по морде. Почему природа создала такое глупое животное!
Однажды я попросил соседа запереть меня в курятнике. Я хотел отжать лист фанеры, просунуть в щель хотя бы руку, но у меня ничего не вышло. Даже ногой не смог выбить дверь. Не могу представить, как коза просовывала башку свою рогатую.
Зинка чуяла мой приход, как хорошая собака! Минуты за три до моего появления она, привязанная к фонарному столбу, стоящему посередине двора на травяном лужке, начинала беспокоиться, а потом орать блажью и рваться с привязи. Знала, что драть её вожжами буду. И ведь было за что! Меня встречали соседи и предъявляли очередной изжёванный пододеяльник или другое бельё, которое Зинка стаскивала с верёвки. Я раскрывал бумажник и расплачивался. И хоть пододеяльник-то был ветхий, дырявый весь, пол им только мыть, но требовали заплатить как за новую вещь. И никуда не денешься! Новый, говорят, пододеяльник был, а коза наша его изжевала. Может специально всякое барахло вешали так, чтобы Зинка им воспользовалась. Другие соседи держали трёх коз и их козы были привязаны прямо под бельевыми верёвками, но сии предметы человеческого обихода их нисколько не интересовали.
Бабушкины подруги стеной вставали против меня, защищая несчастную животину. Я бросал им ключи от сарая и говорил, чтобы сами теперь ухаживали за этой нечистью. Они, конечно, не соглашались.
Ставил перед Зинкой миску с едой и быстро уходил, чтобы не волновалась. Она долго не подходила, потом подойдёт и перевернёт миску рогами. Я обругаю её, но не бью, иду собирать еду в миску. Она изловчится, подкрадётся и прыгнет мне на спину, ударив всеми копытами. Бабушкины подруги со смеху покатываются, под лавку падая! Этой миской я да Зинку по башке бестолковой пока рука не устанет. Гудит пустая миска, как колокол, орёт Зинка, кричат бабушкины подруги, чтобы прекратил  избиение, соседские козы от ужаса в дальний угол двора забились, куры убегают, хлопая крыльями и теряя перья.
Бил её и бил. Не надеялся, конечно, что она заговорит, как Валаамова ослица, но рассчитывал, что хоть чуточку поумнеет. Однако насилием вразумить нельзя.
К осени коза наша сделалась толстой, раскормленной. Чёрная, гладкая шерсть её лоснилась глянцем. Белая полоса, как ремень, опоясывала туловище. Масть её напоминала мне полицая времён Великой Отечественной войны! А на самом деле, это был чёрт в обличии козы, данный за что-то в наказание. Знающие люди стали советовать раздаивать козу, иначе совсем зажиреет, да к козлу её вести. К козлу водили. Резвый козлик попался, всех козочек в округе неустанно покрывал, но Зинка к нему не проявила покорности и любви, защищаясь рогами. И так, и эдак козлик пытался подойти, измучился весь, отступился.
Пришла зима. Тёплую еду приносил я Зинке. Она чавкала с наслаждением около сарая, настороженно кося на меня глазом. Зябко ночью. А я стоял рядом, держа Зинку пристёгнутой на собачьем поводке. И как же так случалось, не знаю, что она срывалась с этого поводка. Карабин неведомым способом расстегивался. Щёлкал, будто невидимая рука отстёгивала его. На собаке не расстегивался, а на козе расстегивался вопреки всем ведомым и неведомым законам природы, физики и какие там ещё существуют. Почуяв свободу, она бежала от меня в снежные дали. А я на работу опаздываю. Бегу за этой бестией, встречным людям кричу, чтобы козу за ошейник схватили. Но, куда там! Зинка голову наклонит, чёрная вся, дышит тяжело, бока белым ремнём схваченные, ходуном ходят, да и ринется, как разъярённый бык на доброго прохожего, желающего оказать помощь мне. А прохожие-то в основном мамаши молодые, детей в садик ведущие сдавать, а сами тоже на работу торопятся. Темно зимним утром, скользко. Зинка бежит, оглядывается, падает, встаёт и снова бежит. И я догнать не могу, потому что скользко, сам падаю. Бешенство меня обуревает, пот глаза застит. Зинка бежит к оврагу. Бежит туда, где людей нет. В овраге снег глубокий и рыхлый. Она проваливается по брюхо, бежать не может, пытается ползти. И я проваливаюсь в снег по пояс, не могу догнать. Вот она, в трёх метрах, но никак не настигну. Барахтаемся оба в снегу морозном, оба благим матом орём! Поймаю, думаю, удавлю руками прямо здесь. Она без сил уже, жалобно блеет, тихонько так, как стартер автомобильный. Я в бешенстве, давно уж контроль над собой потерял. Под курткой снег, в рукавах снег, в ботинках снег, полный рот снега, шапку потерял. Настигаю жертву. Хватаю её за заднюю ногу. Бьётся из последних сил, издавая  предсмертный крик. Хватаю её за ошейник, тащу волоком из оврага. По пути нахожу шапку. Поводок где-то раньше потерял или бросил. Попутно сламываю ветку дерева и этой хворостиной учу безмозглую тварь всю дорогу до самого сарая. Руки окоченели. Сам весь мокрый. Одежда начинает дубеть на морозе.
Утренние процедуры закончены. Иду на работу. Там держу сменную одежду.
Зима прошла, за нею весна, а там и лето пролетает незаметно. Каждому времени года отпущено по три месяца, но лето промелькнёт быстрее всех сестёр своих. В начале осени терпение моё лопнуло. Пригласил соседа, умеющего превращать животину в мясо. Тот связал Зинке ноги, положил её на спину и полоснул ножом по горлу так, что голову почти отрезал. Зинка не сопротивлялась и судорог никаких не было. Самой, наверное, опостылела такая жизнь.
Зинкин бутор бабушка пожарила на сковородке, сделав великолепную закуску. Домой пришёл уж поздно. Отец обрадовался принесённому мясу, ибо времена тогда были не очень изобильные, но узнав о его происхождении, расстроился весь. Зачем, мол, ты Зинку зарезал? Такая хорошая коза была, скоро бы молоко от неё пили! Отвечал ему, что вопрос о хорошей козе спорный; получение молока – мечта фантастическая. А мясо, вот оно, в наличии.
Рассказ сей, уважаемый читатель, написан с лёгкой иронией, долженствующей вызвать улыбку. В нём я сам себя показал абсолютно правым, а козу – чёртом. Но на самом деле, рассказ сей – исповедь о том, что нельзя так жестоко относится к животине, что доброе слово и доброе отношение могло бы всё изменить. Немногим меньше двадцати пяти лет прошли с тех событий. Зинку я вспоминаю периодически и сожалею, что поступал с ней жестоко. Пусть этот рассказ будет памятью о невинной страдалице, о том, что нельзя к скотине относиться жестоко.

30.04.2017.

Рассказик иллюстрирую своей же фотографией 2009 года. Это случайный кадр о неизвестной мне бабушке, которая по-доброму относилась к своим козам и те любили её. А собака верно несла свою службу.