Самоволка

               
1.
   Наш Президент, впервые за многие годы, объявил о призыве на военные сборы «запасников».
   Я, скажем, побывал на военной переподготовке многократно: то 7, то 14, то 30, а однажды 90 дней.
   Недельные сборы почему – то называли командирскими. кадровые офицеры читали нам лекции по тактике, рассказывали о вооружении Советских ВС. и НАТО, называли тактико – технические данные, сравнивали их качество. И случались эти «мобилизационные мероприятия» обычно во время обострений в международных отношениях: то стычка с китайцами на Даманском – тесно им, узкоглазым! – то Корея, то Вьетнам, то ещё заварушки в азиях – африках.
   Н а 7-дневные сборы едем охотно: днём занимаемся теорией в воинской части, после обеда едем домой.  В конце  сборов стреляем из пистолета, автомата и ручного пулемёта. Потом – застолье, прощание с братанием и разъезд.
   Хуже, когда назначены 30-дневные, а то и 60, 90- дневные сборы. Тогда – «Атас, берегись, рабочий класс»: грядёт всеобщее переодевание в военную форму, после чего за километр видно, что грядут «партизаны» -  так всегда называли «переподготовщиков»  за их затрапезный внешний  вид, склонность к вольнице, непредсказуемость в поступках. Кому и зачем это было нужно – ума не приложу: людей срывали с работы, уходила куча денег, нервов…
   Сохранить порядок во время сборов удаётся крайне редко. Взрослые дяди, многие принадлежат к сонму ИТР, интеллигенты, ведут себя как сорвавшиеся с цепи, истосковавшиеся по свободе псы. И то: ни начальства родного, ни жён с тёщами за спиной и перед лицом… Мужики резко меняются в условиях безнадзорности, пить начинают даже те, кто дома 100 граммов хлебнуть не смел.
   Кадровые офицеры к вечеру «растворяются в воздусях», и до утра новоиспечённые «господа офицеры» предоставлены сами себе.
Теперь подробнее.
Сначала, после получения повесток, удручает мысль о необходимости менять сложившиеся годами привычки, распорядок дня, забывать о пиве на диване вечером перед телевизором. Уходят в небытие спортивные штаны и шлёпанцы после работы, обед в исполнении жены по заявке мужа – кормильца. Тут в твоём распоряжении раскладушка в палатке, обильная, но безвкусная еда из полевой кухни; дощатый, щелястый нужник на 20 задниц вместо ватерклозета с подогревом. Самое неприятное – это неподогнанная, необмятая форма, топорщащаяся  колючая, а ещё – сапоги! Сапоги-то у «господ офицеров» кирзовые, солдатские, «бэушные». Стыдоба!
   Опять я сбился с ритма, нарушил плавность повествования. А хотел ведь всё по порядку…
Добираться в часть каждый воин должен самостоятельно.
 Я ехал поездом.
Приметного на мне ничего не было, но мужики – попутчики каким-то десятым чувством во мне «партизана»  учуяли. И каждый пассажир мужского пола почитал необходимым угостить «воина». Отказ от угощения расценивался как личное оскорбление.
   Не стоит удивляться, что на нужной станции меня провожали мужчины из трети ехавших в вагоне, трое умудрились за недолгую стоянку довести «эрзац-офицера» (Reserve/Ersatzoffizier) до автостанции и впихнуть в автобус. Я мгновенно уснул и видел во сне, как меня регистрирует в штабе батальона писарь:
- Значит, старший лейтенант такой – то, запасной…
Я возмутился:
- Это дома я запасной, а тут самый настоящий, действующий…
   Сквозь сон слышу:
- Конечная, военгородок!
   Еле выполз из автобуса – разморило, укачало. Минут 10 я постоял, оклемался, настроился, пошёл на КПП. Там уже сидели такие, как я, резервисты. Дежурный накапливал группы по 10 человек, звонил куда-то, приходил солдатик и забирал их с собой, как оказалось – в склад, где прапорщик выдавал им мятую, смердящую мышами форму, чем превращал гражданских мужиков в подобие военных. Свою одёжку они складывали в ящики, видимо, из-под снарядов. Как я и предполагал, в части не очень ждали такого пополнения, и, понятное дело, никому до их вещей дела не было: выкручивайтесь, мол, сами.
   Меня похлопал по плечу один из нашей «десятки» - парень лет 25, худощавый, но с крепкой фигурой, сухой, поджарый, русоволосый, с серыми глазами:
- Ты чё, дурной? На сборы приехал, или к тёще на блины? Костюм, два свитерка тонких, штиблеты! После сборов фиг ты их обратно получишь!
   Я упаковал свои вещи плотно в сумку, застегнул молнию, обмотал ручки и саму сумку несколько раз скотчем, а в кармашек положил записку со своими ФИО  и адресом – считал, так легче будет со временем определить наличие моих вещей и их сохранность.
   На плацу орали:
- Все на построение!
   Перед трибуной, украшенной лозунгом «Учиться военному делу настоящим образом», стояли отцы-командиры. Конечно, командир бригады, батальонные, замы – по
парашютно-десантной подготовке, замполит, начштаба, зам по строю. Ротные и взводные в строю, с массами.
  Построились партизаны  на удивление быстро: взрослым дядям начала нравиться игра в «войнушку».
  Бригадный толкнул речь, послышалось:
- К торжественному маршу…
  Вспомнили мужики строевые навыки, протопали неплохо, но выглядели всё же смешно.

                2.
   На второй неделе нашей «службы» воины начали маяться дурью. Скучно стало, пива хотелось, а лагерь в 20 км от города. Стали домой проситься, на побывку. Обещали своим командирам кур, индюков, водку, наливку, а зампотылу – железяк с металлургического завода, цемент, шпалы, невесть ещё чего.
   Я обещать ничего не мог, я – гуманитарий, материально безответственный. Поэтому сговорились мы с Юркой Греком  в самоволку рвануть. А что? В выходной переоделись, вышли на дорогу, она в трёх  километрах всего, тормознули попутку – и все дела. Мы в городе, свободные до вечера. Контроля и надзора нет, все сами по себе, развлекаются картами, выпивкой, если есть. Или рыбалкой – лагерь у двух прудов расположен.
  Но как одёжку свою заполучить? Юрка – инженер, инструментальщик, ему и карты в руки.
  Грек всю неделю к складу ходил, замки изучал:
- Прапор, кусяра сундучная, настоящие замки давно пропил. На двери висит обычный колхозно-амбарный замчище. Он только на вид страшный, а открыть его можно бабской шпилькой!
  Мы с Греком строили планы на самоволку. Грек пророчествовал:
- Вот увидишь, нельзя сначала что-либо закупать. Будем потом с полными руками по городу таскаться! Сначала в бар нырнём, в подвальчик – я знаю, где. Пива попьём, с рыбкой или креветками. Потом купим водочки, комбату коньяку для отмазки, если засекёт или заложат срочники. Всё путём, не дрейфь!
   Неправда, что в толпе прятаться легко. Скоро наши переговоры с Греком стали достоянием «партизанского соединения»: нас подслушал хохол Гасюк. Он первым предложил нам обеспечить его спиртным. Пообещал, что не заложит «по команде» но расскажет всем, и тогда нам придётся делиться привезёнными деликатесами.
   Словом, нас обременили десятком заказов. Хорошо, что денег дали все. Кроме Гасюка. Он считал себя соучастником нашего будущего похода.
                3.
   Вещевой склад – объект охраняемый. Учитывая его стратегическую значимость и материальную ценность хранимого – бывшая в употреблении форма, драные сапоги и наша одёжка в старых артиллерийских  ящиках – пост был предоставлен нашей братии, и стерегли его через пень – колоду «партизанские» наряды. Поэтому, сунув постовому  уцелевшую бутылку пива, Грек без мороки вскрыл замок и махнул мне, засевшему поблизости:
- Айда!
   Мы свои вещи нашли без труда. Моя сумка оказалась почему-то открытой. Я проверил содержимое и с горечью убедился в правоте русого, встреченного на КПП: свитерки мои, вместе с джинсами и туфлями, испарились. Не успел я погоревать и завозмущаться, как от двери послышалось грозное:
- Руки вверх! Ни с  места, стреляю!
   Медленно, с поднятыми руками, как в американских фильмах, оглядываюсь. Сзади, без оружия наизготовку, стоит прапор, похожий на Данилыча из сериала «Солдаты»,  с лопатой наперевес. Но с ним вооружённый караул. Деваться некуда. Пытаюсь объяснить:
- Мы свои вещи проверить решили, целы ли. Тут деньги были, кое-что из еды…
   Слушать нас не стали, увели в конуру – пристройку у склада, заперли, поставили часового. Не помогли ни вопли, ни стук в стены и двери. Прапор, уходя, сказал:
- Сидеть, молча до утра. Утром разберутся, зачем вы в склад залезли. Там и артвооружение было! Может, вы – диверсанты. Мало ли всякой дряни на гражданке развелось!
   Мы с Греком порешили на своём стоять: мол, просто решили вещи свои проверить, целы ли. А что в склад залезли, под замок – так вещевой прапор  нас не пускал. И одёжку нашу кто-то спёр…
    Утром первым нас навестил «вещевой» прапор. Он был явно в ударе, его тешила и радовала постигшая нас неудача.
   Говорит:
- Теперь военная прокуратура вами займётся: проникновение на охраняемый военный стратегический объект, хищение материальных ценностей и вооружения…Куда и сколько ящиков вы вынесли? Где спрятали?
   Мы сконфуженно молчали. Тогда прапор гнусный предложил:
_- Давайте сделаем так: вы отдаёте мне свои дензнаки – ваши планы о недозволенном выходе из лагеря известно всем – о вещичках своих не говорите, а я с начкаром договорюсь. Иначе – трибунал и срок!
   Какой трибунал, мы не подумали. Какие вещи и оружие? Мы из склада не выходили, только свои сумки и проверяли. Но от страха перед следствием, разбирательством, позором и оглаской на работе, неурядицы в семье с последствиями…
   Грек молча достал из кармана деньги, промямлил:
- А что мы мужикам скажем?
  Прапор в ответ:
- А что я начкару и зампотылу скажу?
   И деньги все взял, гад макаронный….
   Вот вам и вся самоволка.

1.05.2017