Баллада о старом доме

      
    Пришло время рассказать о доме, где я провела свои первые 13 лет. Тем более, что это — дань памяти, поскольку этого дома уже нет в том виде, в каком я его помню, — его поглотили более поздние постройки, а что было взято или полностью разрушено, мне неизвестно. Однако дом номер 19 и поныне существует на той улице.
   А жил в этом доме, на крыльце которого  было написано "Поставщик Двора Его Императорского Величества". мой дед, вернее, гражданский муж моей бабушки, который увёл её с двумя детьми от мужа, своего приятеля. Так что они соединились по большой любви, которая осталось в сердце бабушки на долгие годы — возможно, на всю жизнь. — Что мы знаем о сердце другого, даже близкого нам человека?! Дед был художником-графиком, по его стопам пошёл и сын, от одного из двух предыдущих браков. А дочь работала кем-то в театре им.Вахтангова. Все они были очень некрасивые, с простоватой внешностью. Но дед был хорош из-за своего обаяния и чувства стиля. Знаю, что жили они весело — компании интересных людей собирались под этой крышей, в квартире, где жили уже и другие люди, весьма разные по статусу и интересам. В бывшей кухне жила буфетчица с мужем, в другой комнате — семья глухонемых  с дочерью, которая сделала сурдоперевод  своей профессией. Еще в одной, очень большой, комнате жили две сестры-учительницы, с дочерью одной из них. У них всегда были коты, которым запрещалось гулять по квартире, однако они об этом не знали и иногда очередной самум проносился по верхам, сметая то, что там было сложено.
   Кухня была в бывшей ванной — кстати, ванна там так и осталась, но редко  использовалась по назначению, так как вода была только холодная. Впрочем, её грели на плите. В ходу были тазы — и для стирки, и для купания детей. А еще была большая прихожая, где стояли два сундука: большой — учительниц и маленький, под полкой с телефоном, — наш. Почту получали в щель на двери, которая была предметом моих детских страхов. — Я выглядывала через неё на лестницу и воображала чужие глаза, заглядывающие в квартиру. Хотя иногда на самом деле кто-то заглядывал. Но почему было так страшно?
   Дедушка с бабушкой прожили почти 20 лет до того момента, когда он решил изменить свою жизнь, связав её с очередной дамой сердца. На этот раз судьба отомстила, послав  корыстную даму с дочерью, которые просто обирали его. — Приезжали в день пенсии.  А если она там и жила, то это было не в радость, кажется, всем — и ему, который почему-то не мог противостоять именно этой женщине, и мне — потому, что тогда нельзя было с ним видеться. Она мне внушала, что мы — чужие люди, и что-то еще было — кажется запугивала. — Но это моя память не пожелала оставлять.
   Бабушка оказалась с ним на одной территории, поскольку по тем законам люди, прожившие вместе энное количество лет считались супругами, и имели право на жилплощадь. Таким образом ему пришлось потесниться: комнату поделили — сперва временной, а потом и капитальной перегородкой. Более того, по суду пришлось отдать нам половину площади — была попытка подвинуть перегородку. Я как раз болела, была дома...
   Так что история совсем не столь радужная, как могло бы показаться. Однако — история! А значит, нужно попытаться быть честным перед собой. А это означает признать, что дедушка, приняв бабушку, вынужден был принять и маму, с её дерзким скверным характером. А меня он впустил в свою жизнь, сперва сжалившись, когда мама пришла с дитём из роддома, и, говорят, какое-то время сидела на лестнице... Однако потом так привязался, что обижался, если в трамвае я отвечала на вопрос, кто он мне: "Сосед". А у мамы просто не было тогда другого жилья.
   Но вернёмся к тому дому. Он был необычен во многих отношениях. И тем, что квартиры в нём были разные: и по высоте, и по количеству комнат, и по расположению. Подъезд был один, центральный, куда выходило всего семь квартир из одиннадцати. Но был и второй подъезд — со двора, куда выходили квартиры со стороны кухонь, чёрного хода. Часть квартир выходила (была открыта) только туда, часть, как наша, лишённая того выхода, только на парадную лестницу. Над подъездом был застеклённый купол, а часть окон в квартиры была застеклена витражами. Лестница шла вдоль стены, а центр был открыт. И это было так красиво! А еще — резонанс! Как же мне нравилось там петь! И я это делала, ловя момент, когда никого не было на лестнице.
   На нашем этаже высота потолков была около пяти метров, поэтому у всех были антресоли. — Кто-то там спал (так отселяли взрослеющих детей), у кого-то там были сложены вещи. Интересно, что выглядел дом по-разному с разных сторон: с фасада — двухэтажный, и даже с двумя большими балконами (у дедушки  был балкон), а с той стороны, куда выходило наше окно (на соседний дом, вернее, его крышу) — три этажа. Со двора, полагаю, даже больше. А лестница со двора — чёрная — была узкая и некрасивая. Но именно там мы звонили в звонки. — Была такая игра: позвонить и бежать стремглав вниз по лестнице с замиранием сердца.
  Об этом доме я написала такое стихотворение:
Мой старый дом —  дворец: стеклянный купол,
В подъездах витражи и дивный резонанс,
Пять метров потолки и общих кухонь
Приязнь и неприязнь, пожизненный альянс.

Мой старый дом тогда казался раем,
Рай кратковременного детства моего.
А детству мы долгов не возвращаем,
Но долго не прощаем ничего.

Взрослеем мы, и мир не как вначале —
Короче улицы, и дух иной царит.
Мой дом, ты неухожен и печален,
Как одинокий, брошенный старик.

Но в памяти моей ты тот, что прежде:
Сияет солнце в купол золотой, 
И радуга мозаик, и надежды,
И бабушка жива, и дедушка живой,
И мама — молода, зеленоглаза!
Ах, сколько солнца, сколько счастья сразу!
   Когда мы уехали из этого дома (маме,наконец,дали комнату в коммуналке на Ленинском проспекте), закончилось моё детство. Дальше, из нового, я вскоре поступила в техникум, чтобы поскорее встать на ноги и помогать родителям. Но это уже другая история.