Щенки наместника

  Наместник не любил собак, и поэтому собаки в монастыре не приживались.

  Конечно, иногда некоторые из них прибегали в монастырь из соседней деревни, но дальше проходной редко какая из них могла просочиться, а уж по территории монастыря бегать, - то и вообще не моги!

   За такое могли и начальника охраны наказать.
 
  Ну, а уж если собака забежала в церковь, так это было такое ЧП, что о нём полагалось сообщать правящему архиерею, и по значимости такое событие приравнивалось к осквернению храма, после чего полагалось заново освящать церковь.

  Поэтому наместник самолично гонял собак, пинал их своими, обутыми в высокие яловые сапоги, ногами и даже собственноручно отстреливал их с балкона своего «Дома наместника».

  Однако эта псинка, по внешности напоминавшая борзую, была хитрее охраны, поскольку решилась обосноваться под книжным и иконным ларьком, находившимся ещё до территории ограниченной шлагбаумом, то есть де-юре за зоной отчуждения от территории монастыря.

  Сначала она суматошно бегала и крутилась возле ларьков, но потом облюбовала себе тёпленькое местечко там, где стоял электрокамин.

  Тепла хватало и продавцу в ларьке, и собаке под ларьком.

  Попытки прогнать собаку не привели ни к чему. Она упорно отсиживалась под своим укрытием и умело переползала подальше от швабры, которой продавец пытался её прогнать.

  Еду собака находила себе в мусорных баках и на помойке, а, может, даже кто и подкармливал её втихорца. Да оно и не удивительно.

  Во-первых, ко всем, кого ненавидел и гнал наместник, насельники относились с симпатией и сочувствием.

  Во-вторых, начиналась зима, и куда же собаку погонишь в холода?

  А в- третьих, собака оказалась беременной и вскорости ощенилась, принеся двенадцать прекрасных пушистых щенков.

  Щенки потихоньку повизгивали и тянули мамку за титьки. Она была на вершине блаженства и облизывала их сопливые мордочки.

  Пришлось камин оставлять включенным и на ночь, чтобы щенки не замёрзли. А днём продавец ещё и читал там псалтирь, и щенков с мамашей успокаивал его голос.

  К ларьку начались паломничества братии.

  Они приходили по двое, по трое и поодиночке. Приходили послушники и монахи, дьяконы и иеромонахи и даже благочинный совершил паломничество и со смехом наблюдал за щенячьими играми.

  Местные острословы даже вывели теорию о том, что вот, мол, раньше говорили, что в женском монастыре много собак, а в мужском котов, но вот теперь мы сравняемся и в этом.

  Другие приносили собаке еду из трапезной:  ведь она кормящая…

  Все радовались, но больше всех радовался продавец.

  Теперь щенки с роженицей стали его постоянной заботой и предметом мыслей.

  Часто, стоя в храме на службе, он думал о щенках, и даже каялся в этом на исповеди, но приходило время богослужений и вновь перед его мысленным взором представали забавные и милые щенячьи мордочки. И вновь он невольно расплывался в улыбке, и тёплое чувство наполняло его.

  Приближалась весна, щенки подрастали и даже начали выбегать из-под ларька, что стало предметом повышенного беспокойства мамаши.

  Чуя сердцем опасность, исходившую от наместника, она начала облаивать его «Волгу».

  Удивительное дело! Все машины она пропускала, так, тявкнет пару раз, но за этой она гналась с яростью.   Интуитивно чувствовала опасность.

  Чувствовали её и все, и поэтому на ларёк была вывешена записка с предложением для приезжающих «разбирать щенков».

  Все смотрели, детишки иногда просили щенка, но родители отказывались, и дальше восторгов дело не шло.

  Вообще, пристроить удалось лишь одного, которого выпросила себе какая -то маленькая девочка.

  И, в общем, всякой радости когда-то наступает конец.

  Однажды воскресным солнечным днём продавец вышел из трапезной, неся под полой угощение для  щенков и собаки.

  Как вдруг к нему подошел послушник из охраны и с гаденькой улыбочкой спросил:

  - Это ты для щенков? А их нету уже! Всех пристукнули. В мешок да в речке утопили. Наместник приказал…

  При этом послушник провёл ладонью себе по горлу и многозначительно посмотрел на продавца.
 
  Продавец как-то не понял до конца смысла сказанного и заспешил к ларьку. Щенков там не оказалось. Было странно и пусто у него на душе, он зашёл в ларёк и присел за своё рабочее место.

  - Что это? Расправа с беззащитными щенками, или урок новичку о порядках в чужом королевстве? – подумал продавец.
 
  Вдруг он услышал отдалённый собачий вой. Временами он переходил в визг ужаса и страданий.

  Вой приближался.

  Из-за ближайшего угла «гостиницы для паломников» вышел монастырский рабочий-лесник.

  На его плечах висело ружьё, и сам он был одет как охотник. При патронташе, в шляпе и сапогах. Но вот функция его в этот раз была скорее палача, нежели охотника. Потому что он тащил за собой на верёвке упиравшуюся всеми четырьмя лапами и дико вывшую собаку, только что потерявшую всех своих щенков.

  Он протащил её так, чтобы продавец это всё хорошо рассмотрел, протащил её по асфальтированной площадке, на которой парковались приезжающие автобусы с паломниками и туристы на авто, и далее в лесок, на краю которого растроганные богомольцы обычно собирали листики земляники «со святых мест».

  Как видно, в лесу убийца привязал собаку к дереву и пристрелил её, потому что она напоследок взвыла изо всех своих собачьих сил. Тут слышалась и мольба о пощаде, и отчаяние об утраченных щенках, и ужас перед смертью.

  Грянул выстрел. Всё.

  Продавец был потрясён. Он был смят и раздавлен. Белый свет померк у него перед глазами.

  Смертельная собачья тоска передалась ему, и он пал духом.

  - Зачем я здесь? Что я здесь делаю? – задавал он себе вопрос, и не находил на него ответа.

  - Щенков с собакой убили! – сказал он на исповеди иеромонаху. – Это что, новый благочинный с этого начал?

  Тот странно посмотрел на него и сказал, что это не благочинный сделал.

  Острословы примирительно указали ему, что нужно было вывезти щенков с собакой в ближайшую деревню, и выпустить их с противоположной от монастыря стороны. «И они постепенно рассредоточились бы по дворам».

  Однако дальнейшая практика показала, что «постепенно рассредотачиваться по дворам» через некоторое время начали сами, населявшие монастырь, отцы и братья.

  Много лет спустя экс-послушник встретил бывшего собрата. Они разговорились. Зашла речь и об убийствах животных во "святых обителях". Как резали свиней на скотном дворе. Вспомнили и про кошек, которых кто-то из подручных наместника собирал в мешок и топил в протекавшей мимо монастыря реке... Между прочим, была рассказана и эта волнительная история про собаку со щенками.

  - Это ещё что! - Ответил бывший собрат. - Я видел, как там корову они убивали.

  - Да ты что! - Удивился собеседник. - Это же такой грех, за который вообще на райские планеты путь навсегда перекрывается!

  - Им всё равно, по-моему, - ответил собрат. - Они охотника пригласили и он выстрелил в корову несколько раз. Стрелял, пока она не упала. Зря, наверное, тебе рассказал, - неожиданно закончил собрат и торопливо ушел.

  Вспомнился этот случай много лет спустя и уже после того, как забылись обиды и всякие неприятности, связанные со "святой обителью".

  Вспомнился этот случай - и подумалось тогда бывшему насельнику "святой обители":
    - Что же я всё упирался, читал эту псалтирь против язычников, со всевозможными проклятиями и заклятиями? А тут-то разве праведники оказались? Ведь если взять индуистов - последователей Бога Шивы, Вишну, покланяющихся женской божественной ипостаси - Шри Лакшми, Шри Сарасвати, Шри Дурге? Ведь они намного милосерднее христиан. Не убивают животных, не едят даже мяса. Никто из них не смеет приблизиться и убить корову или быка...  Имел ли я право читать псалтирь против язычников, и должен ли был вообще делать это?

   И как-то так получилось, что ответ оказался отрицательным.