Заповедное время

«Кого нелегкая?!» – привычно подумал Андрей, услышав стук в дверь, и нехотя оторвался от статьи.
– Войдите!
– Привет, Андрюха!
– О, Мишка! Привет!
«Что ж, не такая уж и нелегкая,» – Андрей протянул руку другу.
– Ну что, как дела твои?
– Да не жалуюсь. По крайней мере, сильнее обычного, – Андрей слегка улыбнулся собственной шутке.
Его собеседник ответил такой же мимолетной улыбкой.
– Ну и правильно. А то жалуйся-не жалуйся – толку ноль. Слушай, у меня к тебе дело есть.
Андрей чуть приподнял брови и широким жестом пригласил Михаила внутрь кабинета. Тот прошел и привычно устроился на стуле, что стоял возле стола с микроскопом и какими-то коробками.
Сам же Андрей так же привычно выдвинул стул из-за компа, поставил его спинкой вперед и сел.
– Андрюх, ты летом куда собираешься? – начал Михаил.
Андрей задумчиво пошевелил губами и с трудно скрываемой неприятностью ответил:
– Да, наверное, как всегда, поеду с нашими.
– Угу. Поезжай. Потом опять ныть будешь, что толком поработать не вышло. Знаю я тебя. Там же болотце то еще – материал, конечно, собираешь, чего-то обрабатываешь. Но вместо того, чтоб обдумать – вынужден во всех непонятных мероприятиях участие принимать. Так вот. Пока ты продолжаешь спускать поиск лучшего места на тормозах, мне тут пришло письмецо из Н-ского заповедника. Там мой университетский товарищ стал замдиректора по науке и, увидя плачевное состояние оной, решил привлечь народ к исследованию тамошней флоры и фауны.
– Хм... Ну, места там стоящие, и мне вполне подойдут, но... Что там с условиями? А то знаю я некоторые заповедники – у них тоже особо не поработаешь.
– Я аж даже выяснил – специально для тебя есть несколько далеких кордонов, куда и егеря не часто заглядывают. В общем, мешать там тебе не будут. Только не одичай, смотри.
– Нашел, чем пугать.
***
– Земляника там всегда богатая, – рассказывал егерь, отвозивший Андрея на кордон по неровной лесной дороге, – а вот малина, сколько знаю, никогда не урождается.
– А чего так? – спросил Андрей, рассеянно прислушиваясь к ударам веток по корпусу машины.
– Да кто ж его знает... Даже если везде неурожай или урожай – тут все как обычно будет. Это уж как пить дать.
– Может, почвы какие не те?
 – Те, не те – кто ж его знает... Вы ученые – вы и выясняйте.

Вскоре они приехали на место, и егерь высадил Андрея возле деревянного домика, выкрашенного в незаметные цвета. Вокруг была небольшая поросшая густой, давно не кошеной травой полянка, довольно быстро переходящая в суровый в своей темной неприступности лес. Рядом стоял маленький колодец и пара столбов неочевидного назначения.
Андрей выгрузил из машины рюкзак, коробки с продуктами и распрощался с егерем.
Весь день у него ожидаемо ушел на уборку дома. Кордон явно не пользовался большой популярностью у заповедницких и был, скажем мягко, необжитой. Андрею пришлось несколько раз помыть пол, стереть пыль и протопить печку, несмотря на нехолодную погоду, чтобы изгнать из дома обосновавшуюся там сырость.
***


Выпив чаю, Андрей вышел из избушки в еще влажную теплоту утра. Пение птиц уже сходило на нет, а разгоравшееся пожаром солнце стремительно истребляло остатки ночной росы, оставлявшей темные следы на штанинах.
Найти подходящий ручеек было просто – Андрей еще с вечера заприметил скачущий по песку и камням поток воды, надежно замаскированный густой зеленью, но выдававший себя журчанием и нахохлившимися пучками тростника.
Подойдя к ручью, он присел на корточки, чтобы почуять исходящую от потока прохладу. День обещал быть жарким, и она явно должна была оказаться кстати.
Солнце поднималось все выше и словно включало все новые и новые заводные игрушки дня.
Андрей перехватил половчее сачок и стал ждать своих вожделенных четырехкрылых букашек.
***
И было утро, и был вечер – и Андрей не солоно хлебавши возвратился в домик, не то, что не поймав – даже не увидев тех, ради кого забрался в эту даль. Это его не смутило: в конце концов, сезон еще только начинался, и они могли еще не вылететь.
Лишь на четвертый день удача улыбнулась ему. Хотя Андрей особо не рассчитывал на успех (и потихоньку, еще даже не признаваясь себе, начинал из-за этого расстраиваться), тем более, что солнце лишь изредка выглядывало из облаков, подойдя к ручью, он заприметил знакомый взмах крыльев.
Тело Андрея привычно собралось, готовясь к энтомологический охоте. Медленно он подходил к зарослям травы, не упуская из взгляда мельтешащее пятнышко. Остановившись, он плавно приподнял сачок, все так же неотрывно следя глазами за целью. И когда он решил, что момент наиболее подходящий, рука резко рванулась вперед и вбок, на лету привычно вращая ручку сачка, чтобы его мешок захлестнулся назад, не давая напуганному насекомому вырваться на свободу. Андрей заглянул в сачок и чуть заметно улыбнулся: на дне сачка трепыхалось шестиногое тельце – то, ради чего он приехал в эту глушь.
***
– Ну что в этот раз поведаешь в сочинении «Как я провел лето»? – спросил Андрея Миша, привычно дрыгающий ногами, сидя на столе.
– О! О-о-о! Поездочка что надо! Кругом ни души, лес, ручей – всё, что мне нужно! И твари мои в количестве – наловил себе «запасов на зиму» столько, что как раз до следующего лета сидеть! Так что спасибо тебе за местечко! Если и в следующем году случится – приеду пораньше. В этот раз зверьки мои припозднились – первого только на четвертый день поймал. Но так-то они там, думаю, могут и на неделю-полторы раньше вылетать.
– А как твои идеи? Шестиногие себя хорошо ведут?
– Да пока вроде да. Я ж говорю – материала аж до следующего лета! Но так, на глазок – всё как надо. Вроде гипотеза подтверждается. Думаю по весне доклад у нас сделать.
***
Завершающий, пятый сезон прошел без каких-либо эксцессов. Андрей подгадал дату так, чтобы приехать аккурат к вылету интересующих его существ. За прошедшее время он привык к тому, что в Заповеднике они всегда вылетали на пару дней позже положенного срока: видно, климат тому способствовал. А вот уехал Андрей даже позже обычного: решил просто подольше побыть в полюбившемся ему месте. Еще неделю он просто ходил вдоль ручья, по привычным и уже знакомым лесным тропам, наблюдая за заметными только понимающему глазу приметами ежегодного угасания природы. Это была еще не осень, но знамения были прозрачны в своей неотвратимости: всё меньше становилось набросанных на утихающе-зелёное полотно пятен красок – цветов, солнце все больше ленилось вставать по утрам, а вместе с ним и Андрей.
Сидя очередным темным вечером в избе, он бодро стучал по клавишам ноутбука, набивая отчет для заповедника. Удары пальцев по клавишам добавляли ломаный, рваный ритм к гулко шипящему звуку дождя за окном. Пятый год не принес ничего неожиданного: статистическая значимость результатов упрочилась от раздутой выборки, новые данные легли на график туда, куда их направляли линии прошлых лет, тут же исчезнув в плотных облаках точек. Да и сам заповедницкий отчет мало менялся от года к году – настолько, что Андрей просто вносил новые цифры, к тому же не сильно отличающиеся от предыдущих, да изменял старые фразы на вновь пришедшие в голову более удачные обороты.
Оторвавшись от ноутбука, Андрей подошел к окну и всмотрелся в темноту. Радость от завершения работы смешалась с грустью и растворилась в ней. Ему было жаль расставаться с тем делом, что стало привычным и словно бы вросло в жилы и нервы его тела. Но он понимал, что дальше заниматься той же темой бессмысленно: результаты были ясны и безоговорочны с такой достоверностью, которая редко выпадает на долю биолога, работающего не в контролируемой лаборатории, а в бурлящем тысячами нюансов и незаметных, но важных мелочей котле дикой природы. Его догадки блестяще подтвердились и он готов был отстоять их перед кем угодно с графиками и таблицами в руках.
Как водится, ответы на старые вопросы породили новые – и Андрей уже планировал будущие исследования по тем направлениям, о которых и не подозревал пять лет назад, когда впервые приехал в заповедник. Но это была все же очевидно другая работа – и во многом было еще даже непонятно, как подступиться к этим новым вопросам, как их надо сформулировать так, чтобы ответ можно было получить не путем Божественного откровения, а в ходе наблюдений и экспериментов.
Постояв еще некоторое время, вглядываясь в льющий за окном уже осенний, а не летний дождь, Андрей вернулся за стол и продолжил набивать отчет, отложив мысли о будущем, которые сейчас слишком сильно переплелись с мыслями о прошлом, на потом.
***
На доклад, который Андрей собирался делать по итогам всех пяти лет работы в заповеднике, собирались прийти многие, даже те, кто знали и следили за ходом работы по публикациям и ежегодным отчетам.
– Да, славная у тебя работка вышла! - говорил ему Миша за чашкой чая, пока Андрей в последний раз просматривал свою презентацию. – Все так четко, прям не подкопаешься.
- Да, аж самому нравится, -  ответил ему Андрей с довольной улыбкой. - Красивенько так, я даже не знал, что так бывает. Обычно ж год на год не приходится, всякое бывает: то провал численности, то перепроизводство у кого. А тут все как по маслу. Аж не верится иногда.
На доклад Андрей вышел уверенный в себе, четко зная, что к чему в работе. Он прекрасно осознавал все легкие недосказанности и условности, которые он был вынужден принять – и был готов отвечать за них. Он примерно даже представлял, о чем его могут спросить – и кто именно, зная, кто из коллег в чем был не согласен с его теоретическими построениями. Но теперь Андрей готов был защищать свою точку зрения цифрами и фактами.
Тем неожиданнее для него оказался вопрос Ирины, сотрудника местного университета.
– Скажите, а как вы объясните полное отсутствие различий между годами? Мы тут все знакомы с работой «в поле» и знаем, что таковое случается крайне редко. У вас же все выглядит так, что вы собрали данные за один год, а потом поигрались с генератором случайных чисел.
Андрей, конечно же, знал, что его ровным результатам дивились многие коллеги, да и он сам. Но никто еще не ставил это в вину исследованию и не формулировал вопрос так. Был ли или нет запрятан в реплике Ирины намек на самое страшное научное преступление – подтасовку данных – Андрей не знал и не понял по ее тону. Но остальные вполне могли бы додумать сами.
– Да, я сам обращал внимание на необычную выравненность лет и малый вклад всяких неконтролируемых и неучитываемых факторов, – начал он свой ответ. – Какого-то специального объяснения у меня, скажу прямо, нет. Думаю, мне просто повезло. – Андрей чуть улыбнулся, надеясь притушить этим возможную строгость оппонента.
– В конце концов, я не вижу оснований считать, что в следующем году все будет так же. Да, тамошняя популяция весьма стабильна. Но кто знает, что будет дальше? Необычно холодное или, наоборот, засушливое лето, неурожай кормового растения...
– Но что-то за пять лет ваших наблюдений ничего такого не случилось. Вы это прямо нигде не оговариваете, но из опубликованных вами данных можно посчитать, что за все пять лет ни один из учитываемых вами показателей не показал значимых отличий. Ни для одного месяца!
Ирина привела несколько цифр. Оказывается, она тоже подготовилась к докладу Андрея.
– Я ничего не хочу сказать, но, по-моему, вам стоит обратить пристальное внимание на этот факт.
***
– Ну и что ты думаешь по поводу ее замечания? – спросил Миша Андрея вечером того же дня. – Честно говоря, никогда таких претензий не слышал. Завидно ей, что ли, что у тебя все так чисто вышло?
– Да уж, я тоже не слыхал. Дело тут не в зависти даже. Ты видел лица наших коллег? Вот, а я со своего места докладчика хорошо видел: после ее слов про генератор случайных чисел многие, в том числе профессора наши словно бы поняли что-то. И такое, знаешь, сомнение, смешанное с «Ах, вон оно что!»
– И что, думаешь, это чревато?
– Всякое может быть. Но до защиты диссертации мне с этим стоит разобраться.
– И как тут быть?
– Я вот и думаю. Тут и не поймешь сразу, как и подступить. Суть же в том, что это сверхмаловероятно, но не то, чтобы совсем невозможно.
– Да. Но если она полагает, что в первый год все было сделано честно, то в последующие у тебя должны в сырых данных быть только те же самые числа.
– Например. Но, в принципе, я же мог в первый год получить все параметры распределений: средние там, дисперсии, а потом запускать уже генератор случайных чисел, который моделировал выборки из соответствующих распределений.
– Так-так. Но в этом случае генератор бы выдавал выборки из опять же чересчур идеально нормальных или пуассоновских распределений, так ведь?
– Да... Вот это уже интереснее.
Два друга еще долго обсуждали возможный ответ на замечание Ирины. Незаметно для себя они даже увлеклись неожиданной задачей, весьма посредственно связанной с биологией.
Весь следующий день Андрей провел, вновь углубившись в свои данные. Он вынужден был смотреть на них совсем по-другому: не как на отражение интересующей его биологической реальности, а как на самоценный объект исследования. Ибо теперь Андрея интересовала внутренняя структура полученных им наборов чисел.
Хотя работа и захватила его, он все же немного злился на Ирину, которая своим странным замечанием отвлекла его от явно более важных дел.
Но то, что он получал, удивляло его все больше и больше. Он проводил одни и те же статистические анализы одних и тех же данных по нескольку раз, каждый раз ожидаемо получая одни и те же результаты. И все меньше и меньше понимая, что происходит. И осознавая, что в чем-то Ирина действительно была права.
Результаты своих изысканий он доверил только Мише, который был так же ими обескуражен. Вместе они решили, что на суд широкой публики это выставлять еще рано, но в дело стоит посвятить того, из-за кого разгорелся весь этот сыр-бор.
Андрей написал письмо Ирине, в котором предложил встретиться для ответа на ее замечание, сказав, что ему есть, что показать. Она согласилась, добавив, что тоже будет не с пустыми руками.
***
На следующий день Андрей с Мишей пришли к Ирине и рассказали о новых результатах. То, что они рассказали, было явно не тем, что она ожидала услышать. В итоге Андрей предоставил ей свои старые файлы с исходными данными, чтобы она сама перепроверила результаты. Они договорились встретиться через пару дней - тогда же Ирина пообещала сообщить, что стало известно ей, наотрез отказавшись рассказать об этом сразу.
Выходя из университета, друзья чувствовали себя странно: все это больше отдавало каким-то уголовным расследованием (чего стоила только передача старых файлов, с датой последних изменений, предшествующей злополучному докладу), а не научным исследованием. Им самим хотелось независимого подтверждения новых результатов – и только после этого они были готовы подумать о возможных интерпретациях.
***
– Итак, давайте подытожим, – начал Миша, после того, как Ирина заверила, что все результаты Андрея подтверждены ею. – Первое: результаты разных лет не совпадают число в число, так что это явно не похоже на перетасовку результатов первого года. Так?
Ирина кивнула – вопрос был явно обращен к ней.
– Второе: распределения всех исследованных признаков не подчиняются идеальным нормальным и пуассоновским распределениям, а часто имеют небольшие отклонения, особенно в области крайних значений. Это вполне ожидаемо для реальных распределений вероятностей: там идеализированные математические модели чаще дают сбои. Причем эти распределения не имеют значимых различий между годами.
– Третье: погодные данные очень хорошо коррелируют между годами. Температура, облачность - все практически идентично в один и тот же день все пять лет наблюдений. Менее выраженная, но все равно весьма сильная корреляция есть и в биологических измерениях, связанных с активностью насекомых, обилием растений и так далее. О чем это может говорить?
– О невероятно стабильных условиях, – сказал Андрей.
– Невероятно, – коротко сказала Ирина.
– Именно невероятно.
– Проще говоря, так не может быть, – Ирина подвела итог экивокам.
– Да. Но это есть. И теперь ваша очередь выкладывать, что вы нарыли.
– Да, собственно, еще одно доказательство того, что так не может быть. Я сравнила данные о погоде из ваших статей с данными ближайших метеостанций. Получилось, что в них, как и положено, год на год не приходился: один июнь был холоднее, другой июль дождливее и так далее. А ваш кордон, казалось, не обращает на окружающую атмосферу никакого внимания.
– Казалось? – переспросил Андрей. – А что кажется теперь?
– И теперь кажется. Только если раньше я, вы уж простите, восприняла это как намек на подтасовку, – тут Андрей слегка поежился, но понял, что такое заключение было вполне разумным, – то теперь я даже не знаю, что это за аномалия.
– Да, аномалия – хорошее слово. Итак, – тут слово взял Андрей, – мы имеем некую область с очень стабильной погодой, которая не зависит от погоды вокруг. Что само по себе странно. Плюс ко всему там из года в год повторяются с высокой точностью события из жизни живой природы. В принципе, это может быть связано: одинаковая погода одинаково влияет на живущих там организмов. Все различия укладываются в ошибку выборки.
– У кого какие объяснения? – спросил Миша.
– Нам бы с метеорологами и климатологами посоветоваться, а то мы ж биологи, в атмосферных процессах только постольку-поскольку разбираемся, – Ирина пожала плечами.
– Да, было бы неплохо. Есть кто на примете?
– Есть. На соседнем факультете имеются. Можно даже сегодня попробовать дойти – сейчас я позвоню.
– Давайте. У нас время есть.
Ира достала мобильник, коротко поговорила и, положив трубку, сказала коллегам: «Собирайтесь.»
Троица пришла в соседнее здание. По дороге они вели обычную светскую беседу, рассказывая друг другу о своей работе. Хотя все трое были знакомы и раньше, Андрей и Миша имели довольно смутное представление о теме исследований Ирины. К волнующему всех вопросу они не возвращались, так как всё было слишком непонятно, чтобы что-то обсуждать.
Поднявшись на второй этаж, они остановились перед кабинетом профессора кафедры метеорологии.
– Вот так сразу профессор? – удивился Андрей.
– Ну что есть. Других знакомых метеорологов не имею. Как и вы.
Войдя, они расположились на стоящем в углу старом диване.
Ирина представила Андрея и Мишу пожилому метеорологу, который был отрекомендован как Никита Валерьевич.
Профессор предложил коллегам чаю и изготовился выслушать их.
Когда рассказ был завершен, Никита Валерьевич сделал большой глоток и медленно начал:
– Честно говоря, звучит все это крайне сомнительно. Никакого механизма такой стабильности погодных условий на ограниченной территории я не знаю. Проще всего не поверить в это и решить, что вы решили меня неумно разыграть. Но Иру я знаю как заслуживающего доверия исследователя. А то, как вы поступили в данной ситуации, Андрей, тоже характеризует вас положительно, хотя ничего больше я о вас не знаю.
– И есть еще один момент, на который вы не обратили внимание. Тут неправильно говорить о стабильных погодных условиях. Ведь они нестабильны: то дожди льют, то вёдро, температура скачет, остальное, думаю, тоже. Но из года в год все повторяется. Где же тут хваленая непредсказуемость поведения хаотических систем, первым примером которых и была атмосфера? Да и без всякого хаоса: почему этот ваш кордон словно бы не замечает, что творится с атмосферой вокруг?
Друзья молчали. Конечно, они и не думали, что профессор все сразу разъяснит им, но теперь стало понятно, что все еще необычнее.
– Мы же даже не знаем, на какое расстояние простирается эта аномалия, – добавил тут Андрей. Кордон находится довольно глубоко в заповеднике, и посещают его крайне редко. Но, видимо, это может быть радиус в несколько километров.
– Если бы это было меньше, то все было бы еще страннее. Знаете, тут рассуждать нечего, – Никита Валерьевич откинулся на спинку кресла, – надо ехать и смотреть. Вы действительно наткнулись на что-то интересное. Есть у меня человек, которого на это можно бросить. Новая сотрудница, толковая, но сейчас ее мозги простаивают, как по мне. Ну и для начала надо там метеостанцию поставить, чтоб мониторить погоду.
Так к спонтанно возникшей научной группе добавилась метеоролог Вера. Еще недавно студентка, она не до конца избавилась от юношеского максимализма и стремления заниматься непременно великими тайнами природы. Она взялась с энтузиазмом обрабатывать данные Андрея, но чего-то нового ей получить не удалось.
***
До кордона они смогли добраться только на новогодних каникулах. До этого всех держали их институтские и университетские дела. Андрей дописывал диссертацию, хотя работа не спорилась: он хотел понять, что же такое творится на кордоне. Конечно, Ирина уже не подозревала его в научной нечистоплотности, но ведь другие вполне могли тоже высказать подобное возражение.
Но вот они вчетвером оказались на кордоне. Андрей впервые видел его зимой и радовался, узнавая ставшие уже родными деревья, укрытые снегом, ручьи, частично скованные льдом – и дивился невероятно голубому небу. Еще ему было чудн;, что он приехал не один, а с компанией - он привык, что кордон является местом его уединения, и не стремился показать его даже друзьям.
Но теперь он не мог не устроить экскурсию по своим любимым местам. Конечно, зимой он сам не всегда узнавал их – все-таки привычным ему был летний облик. Андрей даже исполнился непонятной гордости, водя троицу по лесу, словно рассказывал об успехах своего ребенка. Они проваливались в глубокий хрустящий снег, протаптывая себе тропинки, и завороженно смотрели на неподвижные деревья, закованные в белые панцири, надежно укрывающие их от превратностей зимней погоды.
Они установили метеостанцию и наладили радиопередатчик, который три раза в день должен был посылать информацию о зафиксированной погоде.
Потом они еще раз отмечали Новый год, радуясь тому, что вырвались из города. Нехитрая еда, принесенная с собою, украсила праздничный стол. «Никогда еще ему не доводилось бывать праздничным,» - заметил по этому поводу Андрей, все еще ошалевавший от зашкаливающей по меркам кордона толпы.
Уже в ночи они пели песни: Вера оказалась прекрасной певуньей, что скрашивало посредственную игру на гитаре. Впрочем, когда дело дошло до шести струн, никто уже особо не заботился о соответствии происходящего канонам высокого искусства. Песнопения перемежались рассказами о забавных случаях из жизни, воспоминаниями об экспедициях, регулярно вспыхивали научные споры, где никто не ограничивал себя академической манерой дискутирования. Вере, как небиологу, приходилось тяжелее всего, но она, вдохновенная, все равно с головой бросалась в незнакомые ей области, заставляя старших товарищей разъяснять непонятные моменты.
В ночи, разгоряченные алкоголем, они решили прогуляться. Погода стояла не очень холодная, но пасмурная. Конечно, зимний лес не блистал синевой от лунного света, но и без фонариков они неплохо различали дорогу. Проваливаясь в никем не убранные сугробы – да и можно ли назвать сугробами сплошной глубокий покров снега? – друзья-коллеги медленно продвигались по поляне, на которой стоял кордон.
Все были веселы, и только Андрей терялся: вроде бы все прекрасно, но он испытывал что-то еще, какое-то чувство, которое даже сам себе не мог описать. Он почти выключился из оживленной смешливой беседы, уйдя в себя. При этом Андрей не переставал слушать, и когда Миша, прижавшись спиной к мощному еловому стволу, выпалил: «Эх! Хорошо-то как! Прям как будто и не уходил никуда из молодости студенческой!», он внезапно встрепенулся. Что-то появилось в его мозгу, какая-то странная мысль, заставившая его забыть о странном гнетущем чувстве и вроде бы вернувшая его к цели всей их «экспедиции». Андрей что-то пробормотал и начал забирать куда-то в сторону, стараясь немного отдалиться от друзей.
Миша, увидев это, сказал Ирине и Вере, что такое, мол, с его другом случается – он не большой любитель человеческого общества и иногда предпочитает отдохнуть, причем прямо в самом разгаре какой-нибудь тусовки.
Андрей бродил поодаль, не теряя друзей из виду, и думал. Но расслабленный алкоголем мозг так и не осознал, что же в нем рождалось. Зато Андрей понял, что же это за чувство посетило его: это была ревность. Он слишком свыкся с тем, что это место – его, и ему было неуютно, что кто-то еще есть здесь. Даже то, что и Миша, и Ирина, и Вера умилялись кордоном, не могло примирить какую-то сверхэгоистичную часть Андрея с фактом их вторжения в его убежище. Подивившись сам себе и честно пожурив себя, он вернулся к друзьям и к общему веселью, которое закончилось только ближе к позднему январскому рассвету.
***
Метеостанция исправно передавала информацию. И ее данные действительно мало согласовывались с окружающим. Пришедшая оттепель лишь незначительно повысила температуру. Кордон представлялся форпостом холода, окруженным пусть зимним, но все же теплом.
Вера накапливала данные, делилась ими с коллегами - так же, как и удивлением, которое эти результаты вызывали у нее.
А потом, ближе к весне, метеостанция перестала выходить на связь. Собственно, никто не считал ее сверхнадежной. Да и набор возможных неполадок был, в принципе, известен.
Времени и возможности ехать в заповедник ни у кого не было, так что Андрей попросил одного тамошнего знакомого инженера съездить и посмотреть, что там да как.
Через пару дней тот позвонил Андрею и удивленным голосом сказал:
– Слушай, а нету вашей метеостанции.
– В смысле? Совсем сломалась?
– Нет, ее совсем нету. Как испарилась. И следов рядом никаких. Ничего не понимаю.
Андрей тоже ничего не понял. Естественно предположив, что ее банально кто-то спёр (хотя зачем?), он все же решил съездить сам. Как пошутил Миша, «исследователь решил побыть следователем».
Андрей позвал с собой всю «рабочую группу», но Миша был занят подготовкой конференции (на которой, кстати, Андрей собирался доложить свои результаты, честно указав на непонятную выравненность результатов – вдруг кто что дельное скажет), Ирина читала курс лекций, который было некому препоручить - в итоге поехал Андрей вдвоем с Верой, отпущенной Никитой Валерьевичем: «Считай, это теперь твоя тема».
Через пару недель после того, как пропал сигнал метеостанции, они вновь ехали к кордону. Еще в нескольких километрах от него они заметили, как внезапно сменилась погода: буквально за пару сотен метров похолодало, а начавший подтаивать снег вновь обрел положенную февральскую чистоту.
– Вот оно, – сказала Вера, – граница нашей аномалии. Она отметила координаты точки на навигаторе.
– Только что ж ты раньше ее не замечал? Ведь сколько ездил...
– Трудно сказать, – помолчав, ответил Андрей. – Может, таких резких несовпадений не было. Тут же не лето с зимой меняются. Да и если не знать, на что смотреть, то можно и не придать значения.
– А местные...
– ...сюда редко забираются, честно говоря.
На кордоне зима еще и не думала отступать. Февраль тут не был лютенем, но весна чувствовалось только в высоком солнце, тепла которого еще не хватало на то, чтобы по-настоящему взяться за снег.
Метеостанции не было. И никаких следов: там, где они ее ставили, лежал мощный нетронутый слой чистого снега. Забросив вещи в домик, Андрей и Вера принялись раскапывать его – может, там будет какая улика? Изрядно потрудившись и вырыв приличных размеров яму, они увидели ничем не примечательную промерзшую землю, не имевшую никаких следов случившейся недавно установки.
– Чертовщина какая-то, – изумленно пробормотал Андрей.
– Так, давай рассуждать логически, – начала Вера.
Но ничего ценного эта попытка рассуждать логически не дала. Всё указывало на то, что никакой метеостанции тут не было. Оба точно помнили, где она находилась. На всякий случай они вскопали снег и рядом: вдруг они помнят не точно? Конечно, перекопать снег на всем кордоне они не могли – проще было дождаться весны. Впрочем, каждый понимал, что дело не в том, что метеостанцию спёрли, а они забыли место, где ее ставили.
Они не собирались быть на кордоне долго, в запасе была лишь пара дней, но они не ожидали, что их исследование-расследование закончится так быстро – и закончится ничем. Это даже не был «отрицательный результат», который, как известно, тоже результат – это было именно полное отсутствие какого-либо результата. Ответ на вопрос только отдалился, добавив еще одну загадку к множащемуся списку аномалий этого кордона.
***
Андрей с Верой все же решили остаться. Метеоролог рвалась вернуться туда, где они заметили резкую смену погодных условий. У них не было никаких сложных приборов, но упускать такую возможность не стоило – Андрею тоже было интересно посмотреть еще раз на, как они решили, границу аномалии.
Но за сегодняшний день они слишком устали, добираясь на кордон и раскапывая снег в безуспешных поисках следов пропавшей метеостанции. До темноты еще было довольно много времени – Андрей и Вера решили прогуляться по окрестностям. Без цели найти что-то ценное – просто отдохнуть от города.
Они отправились к протекающему недалеко ручью, который целиком не замерзал даже зимой. Андрей поведал своей напарнице о том, как уже много лет назад он впервые поймал интересующих его насекомых возле этого пруда – и как потом исправно ловил их тут, всё лучше понимая, как и чем они живут.
Потом они пошли в лес. С силой вынимая ноги из глубокого снега, они медленно продвигались к сомкнутым рядам древесной рати. Закончился и разговор – каждый слушал музыку зимнего леса. В этом эмбиенте громкий хруст снега под их ногами не мешал им различать прочие составляющие: шум оставшегося позади ручья, легкий ветер, скорее ощущаемый, чем слышимый, периодически возникающие птичьи трели…
Оба, как по команде, остановились и открыли рты, когда за очередным поворотом увидели… Вернее сказать – не увидели поваленного дерева. Андрей и Вера хорошо помнили, как в прошлый приезд они вчетвером расположились на нем во время одной из прогулок. Теперь же оно стояло, как ни в чем не бывало. Да, старое, сухое, умершее, ждущее хорошего ветра, чтобы упасть – но стояло.
Андрей помнил это дерево – все пять лет оно было таким же сухим. Может, конечно, пять лет назад в отдельных веточках еще теплилась жизнь – он не обращал внимания. Но когда-то осенью или зимой дерево упало, подломившись на высоте где-то в метр от земли. Андрей тщательно осмотрел ствол, словно ища следы клея, которым кто-то неведомый пытался неумело скрыть следы неизвестно чего и сделать вид. «как будто ничего не было».
Они довольно долго простояли, задрав головы и смотря на верхушку дерева, которое упало, а потом опять поднялось. Если исчезновение метеостанции еще можно было списать на то, что они чего-то не обнаружили (мало ли что…), то этот высящийся ствол с облезшей корой внушал им, что биолог и метеоролог имеют дело с аномалией, масштабы которой они недооценивали.
Молча они повернули к домику. Каждый пытался уместить в голове увиденное, а также, желательно, совместить это со всем прочим: независимостью погоды от того, что творится вокруг, ее повторяемостью из года в год, таким же постоянством в жизни насекомых и растений. Строить гипотезы было тяжело: всё разумное было либо отвергнуто раньше, либо ждало новых данных – но ничто не предсказывало оживление деревьев.
День постепенно превратился в вечер. Солнце, сумевшее устроить лишь капель на крыше, но ничуть не тронувшее всё еще зимнюю мощь покрывающих землю снегов, клонилось к закату – уже чуть медленнее, постепенно приближая момент равноденствия. Андрей и Вера присели на крыльце, все также погруженные в раздумья. Они потихоньку начали переговариваться, осторожно высказывая свои мысли. Были те довольно бессмысленны, они по чуть-чуть, мелкими шажками прощупывали дорогу к истине – и никто не гарантировал, что показавшийся надежным путь не оборвется внезапно через некоторое время.
– Прям время вспять повернулось, и всё тут, – с некоторым даже раздражением бросил Андрей, – - представляю себе, как обломок ствола бодро заскакивает на пень.
– Ага, чтоб возродиться к весне, - поддакнула Вера, смотревшая в сторону раскрасневшегося солнца.
Оба вновь замолкли и посмотрели друг на друга: ослабевшие мысли вдруг получили новый импульс и начали резво связывать воедино факты и обильно возникающие домыслы.
В вопросах научного приоритета не применяют фотофиниш. Да тут это и было бы бессмысленно: Андрей и Вера, ни слова ни говоря, выстраивали общую идею. Когда мысль оформилась, было даже немного странно говорить о ней другому: было понятно, что коллега дошел до всего сам.
Поэтому они только сказали почти одновременно, чуть ли не каноном: «Этого не может быть». Но иных вариантов не было.
- Зато если тут время зациклилось и каждый год ровным счетом происходит одно и то же…
– То это объясняет все наши аномалии.
– Погоди, – после недолгого молчания вдруг начала Вера, – но ведь твои данные, насколько я помню, не дают таких строгих совпадений, как метеорологические.
– Ну так я же не строго в одно и то же время их собирал, так что выборки были разные, хоть и из одной совокупности. Да еще и методику иногда модифицировал. Я-то уж точно не повторял свои действия все эти пять лет
– Значит, время тут если и повторяется, то на объекты «со стороны» это не распространяется.
– Видимо. Хотя, может, как-то и влияет. Я к врачам на обследование давно не ходил, – хмыкнул Андрей. – Ну и как «не распростряняется»… Когда обнуление это происходит, то всё приходит к тому, как было когда-то.
– Кстати, интересно, когда.
– Наверное, не очень давно. Домик-то этот не исчезает. А вот в нем все – да. Кстати, точно – помню, на третий год я что-то оставил тут на зимовку – до этого непонятно было, вернусь ли на следующий год. Так, по мелочи. На следующий год не нашел. Подумал, что всё-таки спёр кто-то – вещи в хозяйстве нужные. Не необитаемый остров, в конце концов.
– А вот погода твоя, – продолжил Андрей, – тоже же не строго совпадает, а только очень высоко коррелирует.
– Я думала об этом. Мы видели, как на въезде резко погода меняется. Всё-таки идет какой-то обмен воздушными массами и прочей температурой с окружающим. У тебя ж, наверняка, птицы тоже сюда залетают, жуки заползают.
– Я ж вот заполз… Вообще, конечно, интересно понять, как это всё работает.
– Не то слово. Я вот навскидку могу предложить несколько фундаментальных законов, которым это или напрямую противоречит, или неочевидно сочетается. Да хоть закон сохранения вещества. Да и термодинамика всякая: вот оно весь года медленно, но, судя по всему, идет к равновесию с окружающим миром, а потом – оп! – и всё сначала. И по новой, но уже с другими окружающими условиями.
– Да, тут даже Никита Валерьевич не разберется… Вся Академия наук нужна. Но, как по мне, биологу, так без этого «обнуления» не обойтись – если весь год аномалия эта худо-бедно окружающий мир в себя впускает, то год от года всё больше бы отличался. Популяции увеличивались бы или уменьшались в численности, например. Тут такого и в помине нет. А вот как это всё тут вышло так…
– Интересно, а как само это «обнуление» выглядит? Понаблюдать бы…
– Ну вот метеостанция понаблюдала – и что?