Часть вторая

Волшебный свет витражей, благообразные лики святых на иконах, статуи… Монастырь! Новое пробуждение Клод произошло в монастыре… Побывав в аду, она попала в рай. Такой и была ее первая мысль, стоило ей открыть глаза, несмотря на всех перечитанных ею философов. Лица, склонившиеся над ней, казалось, принадлежали ангелам. Первым из этих ангелов была молодая монахиня, в которой еще можно было признать даму из высшего света. Ее легко можно было представить в шляпке с цветами, косынке и прекрасном платье из муслина. Нежно-розовое лицо ее было довольно приятно, и выражение мягкости и доброты красило его еще сильней. Пухлые ярко-алые губки были будто созданы для того, чтобы дарить самые сладкие поцелуи, но их обладательница отказалась от земной любви, избрав любовь небесную. Вторым ангелом была все та же белокурая девушка из видения Клод. Взгляд ее серо-голубых глаз излучал нежность и грусть.

— Я уже умерла? — тихо спросила Клод. — Как это хорошо!

— Господь с вами, дитя мое! — всплеснула изящными, белыми руками монахиня-аристократка. — Вы живы и находитесь под защитой этих стен. Это Божья обитель, и здесь вы будете в полной безопасности — под защитой этих стен.

К удивлению монахини лицо Клод не выразило никакой радости. Напротив, оно омрачилось. Девушка была разочарована тем, что ей удалось остаться в живых…

— Благодарю вас, кто бы вы ни были, — сказала Клод, слабо улыбнувшись, — но вы зря спасли меня. Я хочу умереть.

Прелестное лицо монахини посуровело настолько, насколько оно могло быть суровым. Это выражение не очень шло ему, куда больше ему пристала безмятежность.

— Говорить так — кощунство, — строго сказала она. — Жизнь дана вам Богом, и только Он вправе забрать ее у вас. Вы еще совсем молоды, и впереди у вас целая жизнь.

— Послушайтесь ее высочества! — подала голос юная блондинка, и Клод показалось, что она слышит пение какой-то птички. — Бог обязательно поможет вам, он защитит вас от врагов, даже если они знаются с силами ада!

— Ее высочество… — машинально повторила Клод.

Теперь она поняла, у кого оказалась. Ее высочество Елизавета Французская — сестра Людовика Шестнадцатого, которая отказала австрийскому императору, просившему ее руки, и, подобно своей тетке Луизе, решила посвятить себя Богу. Что подвигло ее на этот шаг? Отчего она отказалась от блеска двора, от светской жизни, от замужества и трона, наконец? Может, ее отталкивала грубость мужчин или физическая сторона любви? А может, ей, как и ее тетке казалось, что монархи из их рода нагрешили столько, что кто-то должен был затвориться в монастыре, чтобы там молиться о них… Впрочем, что ей за дело до этого? Что ей теперь до всего мира?

— Да-да, именно ее высочество дала вам приют после того, как я перенесла вас сюда — полуживую и искалеченную, — продолжила девушка с золотистыми волосами. — Я из деревни и не так давно стала горничной у мадемуазель Ленорман-гадалки. Мне не так уж сильно хотелось работать у этой колдуньи, о которой ходила дурная слава. Но мне очень нужна была работа, а выбирать было не из чего. К тому же я знала, что о человеке можно наговорить Бог знает что и надеялась, что здесь тот же случай. Увы, оказалось, что в этот раз слухи не врали. Моя хозяйка оказалась не просто гадалкой, а дьяволопоклонницей. Иногда мне доводилось увидеть, как она молится перед иконами с какими-то адскими чудовищами вместо святых. А еще она часто встречается с некой мадам Богарне, и они о чем-то подолгу беседуют. В этот раз мне случайно удалось подслушать их разговор, и из его обрывков я поняла одно — они хотят причинить зло какой-то девушке, заманить ее в ловушку. К несчастью, я не знала вас и не могла предупредить, но мне удалось предотвратить зло, хоть и не полностью… Как сейчас вижу вас, привязанную к кресту с переломанными ногами. Вы были будто распятая мученица!

Она умолкла, и на глазах у нее выступили слезы. Клод слушала ее и до сих пор отказывалась верить в то, что все это происходит с ней. Еще совсем недавно все было так понятно: свободомыслие, Вольтер, Руссо, прогресс, стремление иметь те же права, что и мужчина… И вот все перевернулось, стало другим: сначала видения из другой жизни, потом предательство любимого и крест, а теперь какое-то дикое Средневековье с ведьмами и дьяволами! Девушка чувствовала, что скоро сойдет с ума. Внезапно, она вспомнила о своих перебитых ногах и с изумлением поняла, что не чувствует боли.

— Мои ноги… — пробормотала Клод.

— Ты удивлена, что не чувствуешь их? — улыбнувшись, спросила принцесса Елизавета.

— Да, я не понимаю…

Тут на лице Клод отразилось выражение ужаса. Ей пришла в голову мысль о том, уж не ампутировали ли ей их, напоив перед тем чем-то обезболивающим!

Догадавшись о чем она думает, ее высочество Елизавета шагнула к ней и непривычным для нее резким движением откинула с Клод одеяло, обнажив ее ноги. Увидев, что ног ее не лишили, брюнетка облегченно вздохнула, что снова вызвало улыбку у Елизаветы. Что до нежной блондинки, то она молча наблюдала за происходящим, иногда бросая сочувственные взгляды на Клод.

— Только что вы не хотели жить, а теперь беспокоитесь о своих ногах, — с легкой иронией проговорила принцесса-монахиня. — Все еще не понимаете?

Клод просто кивнула, устремив на нее вопросительный взгляд. Тогда Елизавета нащупала своими тонкими пальчиками нужные точки на ногах девушки и нажала на них. Боль тут же ужалила Клод, вырвав у нее пронзительный вопль. Принцесса моментально среагировала и вновь сделала ее ноги нечувствительными.

— В-ваше высочество, — запинаясь на каждом слове, начала Клод. — Как вы это сделали?

— Это зовется акупунктурой, — пояснила Елизавета, — и применять ее первыми стали мудрые китайцы. Я всегда интересовалась медициной и не могла не заинтересоваться этой методикой. Конечно, изобрели ее язычники, но почему бы не учиться у них полезному, если это не противоречит религии?

— Должно быть, вы интересуетесь и философией, — слабо улыбнулась Клод.

— Быть может. Христос тоже был философом, — находчиво ответила принцесса. — А сейчас я хочу помочь вам, сударыня, хоть чудо и отрицается господами Дидро и Вольтером.

Брюнетка приподняла бровь. Ее высочество была еще и всеведущей!

Прошептав на латыни какую-то молитву, Елизавета провела своими нежными, белыми руками по больным ногам Клод. Та ощутила исходившие от нее чудодейственную силу, тепло и умиротворение. Ноги Клод, искалеченные с помощью колдовства Жозефины, вновь приняли прежний вид. Девушка поняла, что получила исцеление, но не могла поверить такому счастью.

Белокурая красавица смотрела на это подлинное чудо, и ее губы складывались в улыбку — улыбку счастья. Она совсем не знала Клод, но ее непреодолимо тянуло к этой девушке, встреча с которой произошла при столь ужасных обстоятельствах. Притяжение это было настолько сильным, что она думала, что ее жизнь оборвется, если умрет Клод.

Меж тем, Елизавета увидела, что Клод все еще сомневается и решила протянуть ей руку, как Христос тонущему апостолу Петру.

— Иди ко мне, Клод, — ласково сказала принцесса. — Иди, ты можешь!

Сейчас ее нежное личико было таким красивым и одухотворенным, что Клод не могла отвести от него глаз. Блондинка заметила то, какое впечатление производит ее высочество на последнюю, и это вызвало у нее легкий укол ревности.

«Ну да, конечно, куда мне, деревенщине, до принцессы крови — прекрасной, умной и образованной? К тому же принцесса исцелила ее…»

Тут она поймала себя на том, что думает о Клод так, как может думать юноша о своей возлюбленной, и это ужасно смутило ее. Устыдившись своих мыслей, светловолосая опустила глаза.

— Иди же ко мне, Клод! — снова повторила Елизавета, видя, что та все еще не может решиться.

Принцесса протянула ей навстречу руки так, будто хотела принять ее в свои объятия, и Клод осторожно поднялась с кровати… сделала шаг, другой и со слезами радости кинулась к целительнице. Забывшись, она обняла ее, обвив руками ее шею. Лицо принцессы-монахини сияло, как солнце. Елизавета коснулась губ Клод своими губами, и темноволосая девушка ощутила тепло ее уст. Да, это был поцелуй, но поцелуй, в котором не было страсти или чего-то порочного… Была любовь, но иная. Так, наверное, любят ангелы…

— Спасибо… — прошептала Клод, когда поцелуй прервался. — Но… ваше высочество, как вы это сделали?

— Я сама не знаю, откуда у меня этот дар, но надеюсь, что им наделил меня Господь, — отвечала принцесса с нежной улыбкой. — Королям ведь случалось исцелять золотушных.

Клод улыбнулась в ответ. Она не верила в подобные вещи, но в последнее время с ней приключилось столь всего, что поневоле поверишь во что угодно…

Спустя немного времени ее высочество велела подать своей гостье вина и цыпленка, чтобы та смогла подкрепить свои силы. Вино было ароматным и приятным на вкус. Оно согрело Клод и заставило порозоветь ее щеки. Мясо было нежным и сочным, и всегда обладавшая хорошим аппетитом девушка с удовольствием принялась за него.

— Кушайте, кушайте, вам надо набираться сил! — любезно говорила ей принцесса, хоть Клод и не особо нуждалась в этом приглашении.

…После того, как с едой было покончено, августейшая целительница пожелала побеседовать с Клод наедине. Девушку это желание обрадовало, поскольку у нее появились к ней вопросы. Кроме того, она считала — и вполне справедливо — что мудрая принцесса может помочь ей найти свой путь…

— Несмотря на то, что я вас очень мало знаю, сударыня, вы мне представляетесь личностью незаурядной, — начала принцесса. — Ваше прошлое мне неизвестно или почти неизвестно, но мне кажется, что вас ждет большое будущее. Но мне хотелось бы знать о вас больше. Может, расскажете мне о себе?

— Охотно, — произнесла Клод, — так как я хочу узнать ответы на некоторые вопросы. Я — дочь барона де Буаселье. Когда-то это имя было известным при дворе, даже славным, но потом батюшка разорился, влез в долги и… ваше высочество, должно быть, понимает. Я — его единственное дитя. Он всегда мечтал о сыне, но родилась именно я. Мне самой хотелось быть сыном, а не дочерью, но судьба распорядилась иначе. Однако же, я не хотела мириться с этим…

И Клод поведала принцессе и о своем увлечении философией, и о своих честолюбивых мечтах, и о встрече с удивительным, но роковым для нее человеком по имени Наполеон Бонапарт, и о своей распятой любви… Когда ей случилось впервые упомянуть имя своего вероломного возлюбленного, по лицу Елизаветы пробежало облачко, и это не укрылось от Клод.

— Ваше высочество, вы знаете о Наполеоне что-то, чего не знаю я? — решила спросить она напрямик.

— Это Антихрист, — каким-то глухим голосом ответила Елизавета. — Он уже здесь!

— Что? — изумилась Клод.

— В Священном Писании сказано: «И дивилась вся земля, следя за Зверем, и поклонились дракону, который дал власть Зверю, и поклонились Зверю, говоря: кто подобен Зверю сему? и кто может сразиться с ним?..И при уме его, и коварство будет иметь успех в руке его, и сердцем своим он превознесётся, и среди мира погубит многих, он против Владыки владык восстанет», — процитировала принцесса-монахиня, и впервые ее красивые глаза показались Клод глазами фанатички. В другое время это оттолкнуло бы ее, но не теперь…

— Почему вы так уверены, что это именно о нем? — все же поинтересовалась брюнетка.

— Ты мне сама говорила о том, каков он, говорила об орле — служителе его, говорила об его коварстве… и еще спрашиваешь, откуда во мне столько уверенности? — заговорила проникновенным голосом Елизавета. — Но, чтобы поверила и ты, могу открыть тебе то, что его пришествие было предсказано Нострадамусом. В своих центуриях он говорит о нем, как об Антихристе-Звере и почти что называет его имя — Наполеарт — и даже место рождения.

Лицо принцессы стало отрешенным, а взор был обращен в себя. Должно быть, она уже видела перед собой картины Апокалипсиса…

— Из простого солдата он станет императором.
Короткую одежду он сменит на длинную.
Храбр в сражениях, очень плох для церкви,
Он будет досаждать священникам, как вода досаждает губке.

— Станет императором… — повторила Клод. — Он мечтает стать императором… Цезарем.

В ответ принцесса открыла перед ней ящик, в котором лежали двадцать три кинжала с широкими клинками. Это были древние кинжалы, вроде тех, что служили оружием еще для римлян. Клод взяла один из них, пытливо оглядела его, а потом повертела в руках. Ее высочество не возбраняла ей это.

— Это те кинжалы, которыми был заколот Цезарь, ведь так? — спросила Клод, подняв глаза на принцессу.

— Да, одно из его предыдущих воплощений, — ответила ей та.

— А я в одном из своих предыдущих воплощений была Зеной — его смертельным врагом — и вложила один из этих кинжалов в руку Брута! Быть может, они мне пригодились бы и теперь… — со страстной ненавистью произнесла Клод.

Елизавета испытующе посмотрела на нее и покачала головой.

— Нет, — негромко проговорила она.

— Нет?! — с яростью вскричала Клод. — Ты считаешь, что я недостойна убить его?!

— Тобой сейчас управляют ненависть и гнев. Ты должна отказаться от них, забыть их, ибо человек, являющийся рабом своих страстей, всегда обречен на поражение. Наполеон умен, дьявольски умен… Он без труда поймет, в чем твоя страсть и будет играть на этом.

— И что ваше высочество предлагает мне? По христиански простить того, кого вы сами только что поименовали Антихристом? — с горечью усмехнулась темноволосая девушка.

Она вновь и вновь вспоминала о своей любви, чье начало было столь же прекрасно, сколь ужасен был ее конец…

— Ты просто должна научиться укрощать свой гнев. Ты МНОГОМУ должна научиться, прежде чем вступать в схватку с Антихристом, — отвечала Елизавета.

— Так, может, вы и займетесь моим обучением? Что я должна делать?

Елизавета примиряюще положила Клод руку на плечо, после чего проговорила:

— Тебе придется еще немного побыть под стенами этого монастыря и потерпеть мое общество. Потом я постараюсь помочь тебе осуществить одну твою мечту, и… на службе у ее величества, супруги моего брата, появится один молодой офицер — Клод де Буаселье.

Брюнетка встрепенулась, и ее голубые глаза заблестели. Она хотела было начать рассыпаться в благодарностях перед принцессой, но та остановила ее:

— Не спеши! Вначале ты должна будешь пройти одно испытание.

— Я готова! — закричала Клод. — Что я должна делать?

— Не спеши… — снова урезонила ее Елизавета. — Все узнаешь, когда придет срок.

Клод вздохнула и провела рукой по лицу. Секреты, опять секреты! Даже ее высочество что-то от нее скрывает, не хочет говорить всей правды. Что же, для нее это уже не ново.

— Ваше высочество, я согласна на это, — смирившись, ответила она. — Но я хочу знать одну вещь…

— Какую именно?

— Почему гадалка Ленорман и ее покровительница, будучи колдуньями и дьяволопоклонницами, не только не преследуемы, но и преуспевают? Разве некромант и колдун не должен быть сожженным на костре?

Теперь, когда речь шла об ее обидчицах, Клод забыла обо всей своей философии, равно как и о том, что век на дворе стоял уже восемнадцатый, просвещенный. Ее высочество мягко напомнила ей об этом, после чего добавила следующее:

— А если говорить все без утайки, то девице Ленорман и той, что обучила ее всему, а теперь ей покровительствует, всегда помогают адские силы. Стоит кому-нибудь подобраться к ним поближе или потревожить их, как он может считать себя обреченным. Чаще всего он погибает при странных обстоятельствах.

Клод вспомнилась страшная для нее картина. Другая женщина рядом с ее бывшим любимым… женщина в белом. Женщина, один взгляд которой может заставить корчиться от боли, а может, и заставить умереть… Прекрасная, как ангел… ангел смерти. Наверное, именно о ней говорила юная блондинка, когда упоминала имя мадам Богарне. Это она обучала Мари де Ленорман, и это она украла у нее сердце Наполеона!

— Та женщина, мадам Богарне… кто она? — выдохнула брюнетка.

— Она — ангел тьмы, посланный на землю, чтобы защищать Антихриста и направлять его. Она же и та, кто в Апокалипсисе зовется Вавилонской блудницей — невестой Зверя. И именно она преследует тебя в каждом твоем воплощении, пытаясь уничтожить. В одной из прошлых своих жизней она носила имя Алти…

…Потрясенная этим разговором Клод вышла из кельи. Ей не хватало воздуха, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Чтобы успокоить его и вернуть себе душевное равновесие, она вышла в благоухающий сад, украшенный красивыми розами всех цветов, нежными фиалками и цветами жасмина. Но в этом саду оказалась та, кого можно было назвать то ли соперницей, то ли королевой этих цветов.

При виде ее Клод вспомнились строки: «Пойдёмте в сад, я покажу Вас розам».

В ней не было утонченности и аристократизма, свойственных мадам Елизавете, но прелести было ничуть не меньше. К тому же девушка была еще очень молода, и сквозь ее невинный, девический облик проскальзывали не только наивность и чистота, но и что-то возвышенное, поэтичное. Сейчас белокурая девушка любовалась цветами, наверное, не подозревая о том, что она прекрасней их. А еще она не замечала ее, Клод, и потому вздрогнула, когда та заговорила с ней.

— Простите, я не хотела вас напугать, мадемуазель! — успокаивающе сказала брюнетка блондинке. — Я очень рада, что встретила вас здесь. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли меня и заодно узнать ваше имя. Я ведь до сих пор не успела спросить вас о нем!

Светловолосая зарделась, став еще прелестней, и Клод пришло на ум сравнение с Флорой.

— Меня зовут Габриэль-Анжелика, и вашей настоящей спасительницей является ее высочество, а не я. Это она дала вам приют и вылечила ваши ноги, а я лишь невежественная крестьянка, — робко отвечала нежная блондинка.

— Габ-ри-эль… — проговорила нараспев Клод. — Красивое имя, и оно очень идет вам, мадемуазель. А вот ложная скромность вам не идет.

Габриэль-Анжелика стыдливо опустила глазки, но на ее губы просилась улыбка, что не ускользнуло от Клод. Это развеселило последнюю.

— Могу я узнать о том, откуда вы, и только ли желание найти работу привело вас в Париж? — поинтересовалась брюнетка.

Габриэль погладила цветок жасмина, потом подняла глаза на собеседницу и заговорила:

— Я родом из деревни Овер-сюр-Уаз, и вы, правы, мадемуазель, в Париже я хотела найти не только работу.

— А что же еще?

— Я… я хотела учиться, хотела кем-то стать… найти свой путь.

Эти слова Габриэль по вполне понятным причинам нашли отклик в сердце Клод. Ей показалось, что она слышит саму себя. То, что эта девушка была простолюдинкой, не отталкивало ее. Она считала, что все люди рождены равными, а благородным должно быть только сердце. Быть может, это чтение книг Руссо наложило на нее свой отпечаток, а может, она и родилась такой. Кто знает…

Как выяснилось, Габриэль-Анжелика тоже была немного знакома с трудами Руссо из Женевы. Это немного удивило Клод… удивило приятно.

— Что же вы читали из Руссо, дитя мое? — с улыбкой, но без тени насмешки спросила Клод. — И… как вам удалось раздобыть его книги?

— Мне случалось тайком брать книги в библиотеке моей госпожи, мадемуазель, — покраснев еще пуще, отвечала Габриэль. — Помимо книг по оккультизму, она читает и другие. Я прочитала «Новую Элоизу» и некоторые места из «Общественного договора». Первая из книг — это красивая история любви в письмах. Я читала ее и плакала, но… мне хотелось познать такую же. Вторая книга… какая-то мудрая шибко. Я не очень поняла ее. Наверное, она не для такой невежественной крестьянки, как я.

Девушка немного загрустила, наверное, решив, что теперь барышня утратит интерес к такой невежде, как она. Клод догадалась о чем она думает и решила подбодрить ее.

— Неправда. Просто ты еще слишком молода и не доросла до этой книги. Но обязательно дорастешь и поймешь то, что сейчас кажется тебе непонятным, — тепло сказала она ей. — Думать и чувствовать ты умеешь.

— Умею… Но мне хотелось бы еще и уметь красиво описать то, что я думаю и чувствую. Я бы тоже хотела писать книги, — мечтательно проговорила Габриэль-Анжелика.

— Это прекрасно. А ты уже делала пробу пера?

Габриэль замялась. Слова Клод смутили ее вновь.

— Ну, я пробовала сочинять истории, мадемуазель, но только для себя, — ответила она.

Клод посмотрела на нее, и ей пришла в голову одна мысль. Она догадалась о причине смущения девушки, но не знала, как с ней об этом заговорить, не унизив ее при этом.

Все же она решилась задать вопрос, уже вертевшийся у нее на языке:

— А… грамотна ли ты? Читать ты умеешь, но умеешь ли ты писать?

Девушка с минуту молчала, отведя взгляд, но потом неохотно призналась в том, что как раз письму она почти не обучена.

— Так, может, мне тебя обучить ему? — предложила Клод. — И давай с тобой договоримся, что я для тебя с этой минуты не «мадемуазель», а просто Клод. Будем с тобой на «ты».

— Мадемуазель, верно, смеется над мной? — с легким укором спросила Габриэль, хотя в глазах ее блеснул лучик надежды.

— Напротив, — проговорила та, — я очень серьезна и сейчас могу на полном серьезе дать тебе по шее, если еще раз назовешь меня мадемуазелью!

Обе поглядели друг на друга и дружно расхохотались…

С этого дня и для Габриэль, и для самой Клод начался процесс обучения. Клод учила Габриэль, которая также обрела убежище под стенами монастыря, письму, а сама в свою очередь училась у принцессы Елизаветы умению укрощать свой гнев и избавляться от дурных мыслей. Габриэль-Анжелика была хорошей ученицей и все схватывала на лету, а вот Клод пришлось сложнее. Научиться бороться с самим собой и собственными чувствами, как известно, сложнее, чем научиться писать.

В один прекрасный день, когда Клод в очередной раз зашла к принцессе-монахине за наставлениями, та протянула ей в ответ какую-то книгу, на обложке которой красовалась надпись «Книга о Пути и Силе».

Клод в легком недоумении посмотрела на принцессу, а потом спросила:

— Что это за книга? О чем она?

— Как я погляжу, мадемуазель знакома лишь с представителями французской философии, — с легкой иронией начала мадам Елизавета. — А меж тем, философия китайская намного древней, и на мой взгляд мудрости в ней больше. Считается, что ее написал один мудрец из Древнего Китая, звавшийся Лао-цзы. Но я не склонна этому верить. Многие приписываемые ему мысли никак не могли принадлежать мужчине. Такие суждения могли быть только у женщины.

Клод закусила губу.

— Ваше высочество хочет сказать, что книга слишком сентиментальна и потому не могла принадлежать перу мужчины?

— Нет, дело не в этом. Говоря так, я вовсе не думала принижать женщин, тем более, что сама являюсь женщиной, — спокойно отвечала Елизавета. — Я лишь хотела сказать, что писал ее не этот человек.

— А… кто же тогда, ваше высочество?

— Не знаю… — задумчиво проговорила принцесса. — Это могла быть какая-нибудь высокообразованная куртизанка — его жена или наложница. Она была при нем кем-то вроде серого кардинала и… отдала ему свои мысли.

— Какое самоуничижение! — воскликнула Клод. — Она обессмертила его имя, а о ней теперь никто и не вспомнит! Неужели она любила его настолько сильно? Или… ею двигала не любовь, а что-то другое?..

— Это неважно. Мудрость нисходит с небес и неважно кто изрекает ее. И я хочу, чтобы ты научилась китайской мудрости.

Душевное величие и глубокий ум принцессы в очередной раз поразили Клод. Она дала себе слово ознакомиться с трудом китайского философа или… его жены. Возможно, эта книга и вправду поможет ей…

«Возвращение к корню — это успокоение,
В успокоении — обретение новой судьбы,
В обретении новой судьбы (проявляется) вечность,
В познании вечного — просветление.»

Клод читала эти слова, размышляя над ними. Лао-цзы или тот, кто передал ему эти мысли, писал и о волновавших ее темах, и о том, над чем ей не доводилось задумываться, поскольку склад ее мыслей был иным, нежели у мадам Елизаветы. Здесь говорилось о пути и судьбе, о вечности и духе, о смирении желаний и пользе смирения… Многое было непонятно Клод или даже вызывало у нее протест, но она старалась все осмыслить и была благодарна принцессе за то, что та дала ей эту книгу. Мысленно благодарила она и того, кто написал ее, кем бы он ни был…

***

«Тогда Цезарь выхватил щит у одного из солдат задних рядов (так как сам пришел туда без щита) и прошел в первые ряды; там он лично поздоровался с каждым центурионом и, ободрив солдат, приказал им идти в атаку, а манипулы раздвинуть, чтобы легче можно было действовать мечами. Его появление внушило солдатам надежду и вернуло мужество, и так как на глазах у полководца каждому хотелось, даже в крайней опасности, как можно доблестнее исполнить свой долг, то напор врагов был несколько задержан.»

«Записки Цезаря о Галльской войне» были настольной книгой юного корсиканца, и сейчас он вновь перечитывал их. Еще до того, как ему довелось узнать о своей истинной сущности, читая эту книгу он не просто восхищался деяниями великого человека, а был им сам. Это он вел в бой легионы, это он побеждал варварских вождей… все это видел, пережил и описал он сам!

Но сегодня, против обыкновения мысли юноши были далеко. Не битвы занимали его ум, а прекрасный образ его новой подруги. Он мечтал о том, как вновь увидится с Жозефиной и заключит ее в свои объятия. Вдали от нее мир казался ему пустыней, в которой он был один… совсем один. Она была владычицей его души и помыслов, и без нее ему не хотелось жить. Разлука становилась все невыносимее, и Наполеон вновь и вновь вызывал в памяти ее облик, вспоминал их тайный брак и ночь любви в лесу, поцелуй под дождем… Где она сейчас? Что она делает? Может, пытается с помощью чар приблизить тот вожделенный миг, когда они вместе, рука об руку придут к мировому господству? А может… вынуждена терпеть внимание этого похотливого козла — своего мужа? При мысли о виконте до Богарне руки Бонапарта сжались в кулаки. Он не мог вынести самой мысли о том, что кто-то другой мог прикасаться к его богине!

«Ах, Жозефина!»

Иной раз ему случалось вспоминать и о той, кого он принес в жертву, и тогда он ощущал что-то похожее на сожаление. Но это чувство быстро отступало, стоило ему вспомнить о несравненной Жозефине. Невеста Зверя, Его невеста, его жена…

***

Наконец, наступил тот день, которого так ждала Клод — день, когда принцесса Елизавета увидела, что она готова пройти испытание, уготованное ей.

— Итак, я готова, ваше высочество! Что же это за испытание? Что я должна сделать?

Габриэль была вместе с ними и волновалась почти так же, как Клод.

— Сударыня, знаете ли вы о человеке по имени Донасьен Альфонс Франсуа де Сад? — неожиданно спросила у Клод принцесса.

Брюнетка изумленно уставилась на нее. Она ожидала услышать из уст принцессы-монахини что угодно, только не это.

— Да, разумеется, — наконец, вымолвила она. — Насколько мне известно, это писатель, философ, скандалист, извращенец и, вполне возможно, маньяк. Проще говоря, прелюбопытный, но не самый приятный субъект. Но почему ваше высочество спрашивает меня о нем?

— Дело в том, что ваше задание, дочь моя, будет связано с ним, — сказала Елизавета. — Два года назад этот господин познакомился со стенами Бастилии, но недавно покинул их, благодаря семейным связям. Вы должны помочь ему вернуться туда, потому что он представляет собой опасность для женщин.

Прежде чем Клод успела что-то ответить ей, в разговор вмешалась Габриэль. Девушка выглядела взволнованной и даже испуганной, но в то же время на лице ее была написана решимость.

— Ваше высочество, — заговорила она, — я тоже хочу поучаствовать в этом деле!

— Это опасно! — в один голос вскричали Елизавета и Клод.

— Это касается моей младшей сестры Лизетты, — возразила Габриэль. — Она оказалась в услужении у этого странного господина, и я боюсь за нее!

Принцесса пристально посмотрела на нее, потом ненадолго задумалась. Клод и Габриэль напряженно следили за ней. Брюнетка боялась за свою новую знакомую, но в глубине души ей хотелось, чтобы ее высочество согласилась.

— Что же, будь по-твоему, дитя мое, — проговорила Елизавета. — Твоя безопасность также ложится на плечи мадемуазель Клод.

Девушки почтительно поклонились принцессе, благодаря ее за то, что она дозволила им быть вместе.

***

…Перед его мысленным взором появилось два образа. Первый из них был олицетворенной Добродетелью и выглядел, как юная дева — робкая, невинная и целомудренная. Второй — олицетворенным Пороком, и это была развращенная, злая, но исполненная темного очарования молодая женщина. Первую он звал Жюстиной, вторую — Жюльеттой. Он был их отцом, поскольку породило их его воображение. Одна из них будет воспета и превознесена им. Кто же это будет? Добродетель? Нет, какая чушь! Добродетель — скучная химера, смешной и ложный идол, который восхваляют глупцы! Он же станет карать Добродетель и славить Порок — торжествующий и окруженный почетом!

Чтобы вдохновиться он будет снова и снова стегать многохвостой плетью свою очередную жертву, любуясь на то, как ручейки крови стекают по нежному девичьему телу.

— Пощадите! Я еще не исповедовалась, не хочу умереть без покаяния! — станет верещать добродетельная дурочка.

— Ха! Ты можешь исповедоваться мне, Бог здесь я! — хохотнет он и заставит ее разбить распятие, а может, и засунет его в ее соблазнительный задик.

В мечтах у него сейчас дикая оргия, настоящий Содом с участием юных рабов и рабынь, которые были бы для него живыми игрушками. Призвав на помощь богов злодейства, он заставил бы этих юнцов и девиц отведать все мыслимые и немыслимые пытки и показал бы им все мерзости, на которые способно животное, называемое человеком!

Увы, в реальной жизни он вряд ли сможет осуществить все это на деле. Но у него есть перо. С его-то помощью он напишет об этой оргии, заставит содрогнуться мир и увлечет на путь порока молодые души! Кто-то скажет, что он весьма посредственный, скучный и монотонный писатель и… будет не прав. Он — один из величайших гениев и один из величайших ублюдков, когда-либо рождавшихся на земле! Он — маркиз де Сад и именно с ним предстоит встретиться Клод и Габриэль!..