Где от весны не ждут чудес... Эпилог

          Станция Жангиз-тобе осталась позади,   и поезд уносил меня всё дальше на юг.   В ячейке вагонзака было душно,  но необычайно комфортно.   Я  ехал один.   Окно на проходе было приоткрыто,  и сквозь него виднелось синее небо,  и зелёные луга.  Закрыв глаза,  вспоминал каждый свой день,  проведённый в ИК-113.   После того,  как в колонии произошло массовое членовредительство,   родственники пострадавших попытались поднять шумиху.   Но особого резонанса из этого дела не получилось.  Была статья в газете «Караван»,  где в общих и размытых чертах сообщалось о происшествии.   По телевидению был комментарий специального прокурора,   назначенного для проведения проверки по факту превышения администрацией служебных полномочий.   В комментарии говорилось,   что никаких нарушений в ходе проверки выявлено не было.  И что администрация исполняет свою работу надлежащим образом,  и в рамках существующего законодательства.   Про спонтанные и незаконные этапы на «тридцатку» не сообщалось ни слова.   Я вспоминал,   как этот самый  спец.прокурор в подпитом состоянии присутствовал однажды на плацу,  на поверке.   Тогда он кричал,   что нас нужно резать,   как бешеных собак,   и что никому пощады не будет.

Я ехал в Алматы,  в центральный следственный изолятор СИ-1.   Туда,  где всё начиналось.   Оттуда мне надлежало быть этапированным в посёлок Заречный,  в зону номер 103.   Мне предстоял ещё почти год заключения в этом лагере,  но это уже был санаторий.  Там я жил в отдельном домике-«будане»,   не ходил на поверки,  и не маршировал строем.   Там я ходил  в сауну,  готовил мясо на костре,   и занимался спортом.   Там мне абсолютно всё сходило с рук.  Ведь рядом были Соня и освободившийся уже Дикарь.   В том лагере мне предстояло через многое пройти,  но всё это было уже на фоне расслабленности и ожидания освобождения.   Здесь не было драматизма и безысходности.   В дальнейшем с большим трудом,  угрозами и шантажём мне удалось вырваться на колонию-поселение.  Я жил уже в городе,  и раз в месяц приезжал на отметку.  По моей статье надлежало отбыть «от звонка, до звонка»,   но я вышел на волю раньше срока.  С Соней мы по освобождению расстались.   Дикарь пустился в бега.

«...  Такси зелёный огонёк,
       А за окном зелёный лес.
       Таксист – весёлый паренёк,
       И тоже что-то не сберёг
       Там далеко от этих мест,
        Где от весны не ждут чудес...»   – это песня Шуфутинского из купе конвоя.   Она периодически заглушалась грохотом колёс,  вместе с ветром врывающимся сквозь приоткрытое окно на проходе.   Слова эти врезались в мою память,  и иногда ночью я просыпаюсь от того,  что будто где-то играет знакомый мотив.   И ещё до сих пор мне часто снится ночь,  пурга,   и фонарь за окном свиданочной комнаты.