Душа некроманта. 2. 3

*еще один сыроватенький эпизодец с жутенькой картинкой*

Окутавшая замок Вердмуров сеть переливалась синим и зеленым. С последним штрихом, привнесенным к общему магическому рисунку, давление на разум исчезло, страх и желание убраться канули вместе с ним. Еще пару мгновений Мьериванн любовалась проделанной работой, а потом громко крикнула:
- Ла’эх! – и зашагала вдоль молчаливых стен.
От разноцветного кокона и бьющих по воздуху отростков не осталось и следа. Сокрытое от людских глаз вернулось к прежнему состоянию.
Она миновала парадные врата и густые заросли древесных лиан. Когда будет покончено с делом, Мьериванн вернется к ним. Она пройдется по просторным залам и гулким, пустым коридорам, где разрослась паутина и носятся гонимые ветром сгустки пыли и песка, заглянет в отсыревшие спальни и посидит у камина, бездействующего много лет. Живут ли здесь призраки замученных до смерти? Если так, то встретятся ли они ей?
Где-то в глубине души Мьериванн боролись любопытство, волнение и стыд. За этими серыми, поросшими мхом и лишайником стенами, разгорелась кровавая бойня, когда на пороге явился могущественный некромант Таврог. Он умертвил всех слуг: старики, женщины, дети, рабочие и охрана – никто не покинул замок. Затем принялся за высокий род – заживо содрал кожу с отца семейства Вердмур, обесчестил и убил его жену и дочь. Только младшему ребенку удалось пережить этот день. Говорили, что колдовские чары скрыли его от безумного Таврога. Одни слухи утверждали, что он разошелся так, не найдя мальчишку, будто бы ему был нужен только он, а вот для чего, история умалчивала. Другие убеждали, что Таврог безумец и зверства его вдохновляли. Третьи - что смерть семьи богатого и уважаемого рода, его слуг стали жертвой в каком-то особо ужасном ритуале. Какой бы ни оказалась истина, узнать ее Мьериванн не дано, но она могла прикоснуться к месту, где рос юный аквидолец, и где его душа обернулась во тьму. Только никто не давал ей такого права.  Алорди не хотел, чтобы кто-либо тревожил пустующий замок. Чтобы кто-то ступал там, где лилась кровь близких ему людей.
Наконец, обойдя цитадель с восточной стороны и преодолев совсем узенькую тропинку – все, что осталось от былой, утоптанной копытами и повозками дороги, ведунья пришла к родовому кладбищу. Здесь испокон веков хоронили потомков фамилии Вердмур и их законных жен. Слуги же покоились среди прочих жителей Аквидола на погосте за городом.
Это был открытый надел земли на небольшом возвышении, первые робкие ростки зелени едва пробивались сквозь прогретую почву. Солнце обогревало могильные камни, испещренные именами покойных, а влажный, соленый ветер ласкал их, бил струями ливней, сглаживая шероховатости, словно незримый скульптор. Мьериванн подняла глаза и увидела небосвод, упиравшийся в гладь морскую, кромку белого песка, омываемого пенными волнами. Соскользни она сапогом вниз по голой скальной поверхности, по крутому склону навстречу берегу и морю, переломала бы кости и шею в придачу. Кричи чаек и шум прибоя сопровождали ее блуждание меж каменного леса. Кладбище было небольшим, старые могилы отличали гладкие, с почти истершимися письменами, камни. Их ведьма обходила стороной, силясь отыскать последние.
«Земля с могил ближних родичей воззовет к крови… отец, мать или дочери, сыновья… всех по горсти собрать и выжечь Мертвым огнем…» - писалось легким размашистым почерком в том трактате.
Остановившись подле первой нужной ей могилы, Мьериванн сняла поясную сумку и опустилась на колени. Безмолвный обелиск сообщал, что здесь покоилась старшая сестра некроманта – обесчещенная уродливым карликом дева. На миг, Мьериванн помедлила, застыла, стирая пыль с нечеткой надписи.
- Они все давно мертвы. Хозяин и его слуга горят у Зарбука на вертеле и ты отомщена, - произнесла она, сомневаясь, что будет услышана.
А затем погрузила белые пальцы в землю. Первая горсть отправилась в сумку.

Они шли по тонкому следу, преследуя неспешно, но верно. Алые плащи взвивались вверх, когда мужи меняли направление в череде безликих серых подворотней. Истончающаяся серебряная линия, оставленная душой или астральным телом, уходила глубь квартала валяльщиков шерсти и обрывалась за хлипкой дубовой дверью, изъеденной древоедами. Там укрылся один из ранних посетителей «Пьяной вши». Был ли он некромантом или случайно оказался не в том месте, не в то время, и предстояло узнать двум красным магам. Третий, сопровождая ослепленного Калимана, направился в обитель Ордена.
Нагоняя страх и благоговейный трепет жившим здесь людям, они держались одного им видимого следа. Оббитые металлом каблуки высекали звук стука о камни мостовой. Бряцали скрученные в кольцо магические цепи на кожаных поясах. В воздухе повисло напряжение, схожее с тем, какое бывает перед надвигающейся грозой. Будь у простого люда зрение наделенного даром ведения, от него не укрылись бы крохотные разряды молний, пляшущих на красных одеяниях магов и вокруг них на целую пядь. Сеть волшбы дабы защитить от атак загнанного в угол творца магии Ночи и Смерти. Несколько простых и легких при создании арканов наготове – стреножат слабого некроманта, правда совершенно бессмысленны против матерого противника, его они разве что оглушат на краткий миг, но и этого довольно,  чтобы распознать, кто использовал Мертвый язык, и выбрать стратегию.
Тишина, сковавшая короткий тупик квартала валяльщиков, треснула по швам и взорвалась с хрустом ломаемого дерева. Красным магам в Аквидоле нет нужды таиться. Здесь они вторая сила, призванная поддерживать закон королевского двора, потому один из преследователей скинул с плеча жезл, не больше двух локтей в длину, и выпустил через него сгусток сконцентрированного воздуха. Бросок был такой силы, что дверь из дуба, довольно плотного, хоть и источенного червем, разлетелась на сотни частей. Не будь у творящего волшбу проводника, каким служил заговоренный жезл, тот легко лишился бы кисти, а то всей конечности по локоть.
- Он там, - сказал другой и, не дожидаясь ответа, шагнул в открывшийся взгляду проем.
Первый, не выпуская из руки колдовского орудия, двинулся следом.
Они нашли мужчину в первых же покоях распластанным на полу. Увидав возникших в его жилище магов, он избрал покорность - пал ниц, опустив чело, и принялся бормотать что-то себе под нос. Слова не сразу складывались в связную речь, но с каждым мигом пребывания красных подле него, человек трезвел. На низком столе у окна, занавешенной знавшей лучшие времена шториной, стоял наполовину пустой кувшин вина, рядом - почти целая лепешка.
- Прилично пьян и напуган, - произнес маг, отметив следы зубов на черством хлебе.
- Прошу вас, будьте милостивы, - бормотал согбенный на полу муж, искоса поглядывая на незваных гостей. – Я ничего не сделал, ничего запретного, в жизни мухи не обидел, прошу вас, милостивые господа маги…
Лет пятьдесят на вид, тронутые сединой темные волосы и борода, уродливый шрам на переносице. И ни малейшей искры Дара.
- Он пуст, - покосился тот, что разрушил дверь, и ткнул человека жезлом в плечо. – Вставай. И поведай обо всем, что видел в трактире «Пьяная вошь». Если задумаешь утаить что-то…
Быстро трезвеющий муж под холодным взглядом сжался и замахал руками.
- Все, все расскажу. Все, что видел, - говорил он, спешно поднимаясь с колен.
Желая умилостивить гостей, человек предложил им свободный стул и смахнул со второго суконный мешок с  вещами, но маги не воспользовались гостеприимностью и весь пересказ слушали стоя.
Его жилище и квартал валяльщиков шерсти маги покидали в молчании и растерянности. Каждый из них думал о том, что сделает с ними Учитель, когда услышит подобную ересь. Слова пьянчуги не вязались с устоями мироздания, разве что он надрался с рассветом и видел лишь порождение слабого разума.
- Он безумен, - произнес тот, что был без жезла и двигался, опережая другого на шаг. – Вино в его жилах давно заменило кровь, он видит не то, что есть на самом деле, а то, что роиться в его больном рассудке.
Сказав так, красный покосился на собрата и, дождавшись его кивка, набрал воздуха в грудь. Лгать Учителю в столь важном деле опасно, но кто докажет, что это не истина?
- Нужно найти другого, допросить и избавиться от тела, - сказал другой, поддерживая решение первого, потом усмехнулся и добавил. – Можно не избавляться. Поднять и допросить его все равно некому.
Лицо первого исказила улыбка, но была она нервной и неуверенной.

Помимо склонности к мошенничеству и ловких рук у Брута Аквина была еще одна способность, незаменимая при том образе жизни, который он вел. Неприятности сухопарый хорувиец чувствовал за версту. Одно дело, когда они возникали за увлекающей игрой, как было в доме утех. Совсем иное, когда неприятности распахивали пасть прямо у него над головой, того и гляди, грозя захлопнуться на жилистой шее. Этого Брут никак не мог допустить. Не хотел он умирать прямо сейчас, когда на горизонте появился вполне зримый способ заработать. Дерзкой, убитой горем ведьме нужна помощь. Всего-то делов – воскресить мертвеца! Выудить из Дальних Земель Анамара, будто рыбу подсечь на крючок и вытащить в мир живых. Вот уж не зря Брут встал с утренней зарей. Боги награждают терпеливых и страждущих, но это не значит, что нужно ждать их пинка в праздном безделье. Неподвижного лосося убивает река.
План, способный обогатить его, еще не до конца сформировался в голове, когда плут краем глаза уловил алое пятно позади себя. Красные маги. «Ну, конечно. Идут по следу от самого Блошиного конца. Не иначе как за ведьмой подчищать» - мрачно осклабился Брут и резко завернул в темную подворотню. Свет проникал в нее сквозь крупные и не очень дыры в навесе, соединявшем стены двух строений. Сам проход был узким, один человек пройдет легко, но двое в ряд, а уж тем более верхом на коне или на колеснице – нет. В родном городе Брут знал каждый закоулок, каждую зловонную кишку переплетенья улиц и их истории, от тех, что знакомы всем, до тех, что не звучат при свете солнца. Жизнь еще мальчишкой научила его тому, насколько ценны подобные знания. И Аквидол не стал исключением. Слоняясь тут и там, хорувиец слушал разговоры горожан, изучал их повадки и запоминал пути возможных отступлений.
- Поиграем в догонялки, - процедил Брут, выудив один из дюжины амулетов.
Сперва он прибавил шагу, стараясь не выдавать своего волнения случайным прохожим. Проход с пологим навесом вывел его к грязным шатрам бродячих артистов. Повозки, расписанные всеми цветами радуги, стояли полукругом,  тут же, чуть поодаль стирали белье две толстые женщины со сросшимися бровями, расположившись у текущего вдоль улицы ручья. Увидав незнакомца, затравленно озиравшегося вокруг, они выпрямились, так и застыли с тряпьем в пухлых руках. Заметили его и другие артисты. Они не угрожали, но каждый третий потянулся за орудием, намекая, что воровать здесь не стоит.
«Глупые оборванцы, с вас нечего взять и не нужно смотреть на меня так», - думал Брут, старательно обходя лагерь циркачей полукругом. – Скоро у вас будут другие заботы».
Держа самых воинственных мужей, да и уродливых толстух тоже, перед глазами, он растирал пальцами холодный камень амулета. Тот плавился под мягкими движениями будто воск, проминался и плющился, принимая другую форму. Покидая крохотный клочок земли, на котором устроили себе лагерь циркачи, мужчина бросил что-то не глядя назад и продолжил путь, сворачивая в другой закоулок.
Так он петлял по городу, оставляя на разных расстояниях друг от друга маленькие податливые комки. Амулет создавал их один за другим, перенося в каждый астральный след хорувийца и прерывая на время его собственный. Для преследователей-чароплетов его передвижение выглядело прерывающейся линией, обманывая на время и заставляя искать там, откуда Брут был уже далек.
С каждым брошенным сгустком следа, Брут надеялся, что это конец. Что красные маги прикончат того, на кого амулет прицепил свою метку, и успокоятся. Но те, натыкаясь на очередную обманку, лишь больше распалялись и не прекращали охоты. После девятого провала, едва успев скрыться в очередной подворотне от пытливого взгляда, беглец понял, что играет в кошки-мышки с опасным зверем. И зверь становился все злей.
Меньше всего Бруту хотелось попасться в лапы магам, представлявшим закон короля и по сути вершившим свои черные делишки с его разрешения. Не нужно к бабке ходить, чтобы понять, почему красные мантии сели ему на хвост. Белокурая бестия в трактире использовала Мертвый язык, выжигая глаза неудачливому Калиману. Он мог поклясться, что не ослышался. Другой бедолага, наверняка, уже у них в лапах, если еще жив. Ему невдомек, что за шум поднялся и отчего, а вот Брут был знаком с запретной речью. Некромантия не его конек, точнее сказать, совсем не его, только матушка вбивала учение крепкой бранью и оплеухами с младых ногтей. Ворох амулетов и заговоренные кольца – так же ее работа. Всю свою жизнь не знавший своего отца хорувиец прятался, учил заклинания, те, которые могли пригодиться, и те, которыми он не мог воспользоваться, и был настороже.
Теперь же, продолжая ускользать от разъяренных магов, он перебирал в голове возможные пути побега. Подделать собственную кончину и обмануть гончих Красного Ордена – единственный способ, если жизнь в Аквидоле ему дорога. Правда, понадобится другой чародей, что проведет его опасной тропой между жизнью и смертью, и доверие к нему. Отметая эту мысль, Брут укреплялся в решении покинуть стены города и чем скорее, тем лучше. И так бы он и сделал, собрав нехитрый скарб и вырученные игрой в вудонг деньги, но оставалось еще кое-что. Прежде чем пуститься в бега, ему нужно вызнать две вещи – куда направиться молодая женщина, ослепившая Калимана, и где покоится ее любезный мертвец.
Затаившись за одной из подпорок на колокольне молитвенной Митре, худосочный мужчина наблюдал, как удаляются две фигуры, облаченные в красное. Они быстро шли, почти бежали к лавке старьевщика, где он оставил последний «восковой» комок – разъяренные и жаждущие покончить с затянувшейся погоней. Провожая их взглядом, Брут невольно улыбался.

Следующий эпизод ==>  http://www.proza.ru/2017/05/06/1462