Неизбежность

I. Пирамида.

«Ночь кажется такой далекой, когда я смотрю ей в лунный глаз. А звезды – сотни белых крапинок – усеивают это мрачное лицо. Кажется, что внутри лица ничего нет. Одна пустота, безвкусная и такая далекая. Как хотелось бы мне слиться с этой пустотой. Как хотелось бы мне сгореть от соприкосновения с солнцем. Как хотелось бы мне смешаться с лунной пылью. Летать в невесомой пустоте и спать долгим сном, свернувшись в позу эмбриона. Чем не прекрасная смерть для странника, бредущего сквозь долгие века на встречу с чем-то неизвестным?».

Отец вытер со лба пот, смешал его с грязью. В темных волосах застрял песок. В этой чертовой пустыне такие сильные ветра… От них нельзя спрятаться. Песок постоянно лезет в глаза; хочет их запорошить, высушить. К засухе привыкаешь месяцами. Иногда, вот, идешь себе по песчаной земле, освященной огненным диском с фиолетового неба, и понимаешь, что больше никогда не вернешься домой, ибо песок и камни – есть твой дом. Всю жизнь ты переносишь камни с места на место, возводишь пирамиду, а потом умираешь. И никогда не задаешься вопросом: «А для кого ты ее возводишь?». А если и задаешься, то не находишь на него ответ.

Луна казалась такой огромной… Жутко даже. Отец и другие рабы отдыхали. Многие из них уснули, но отец не спал. Он сидел на песке, уперев спину в неровную поверхность желтого камня. Сидел и размышлял. Рабочая одежда прилипла к телу взрослого мужчины. Волосы, давно уже немытые, очерствели и обратились в засушенные, спутанные пакли.

Сын вышел из укрытия. Сын – уменьшенная копия отца. Вот только глаза… Маленькие, постоянно бегающие. Отец вздохнул. Глаза не его, а той маленькой твари, что решила ради собственной выгоды променять одного мужчину на другого. Поэтому осталась там, далеко-далеко отсюда…

Отец махнул рукой. Позвал сына.

- Мне нужно тебе что-то сказать… - пробормотал отец. Снова махнул рукой.

Сын неподвижно стоял и смотрел на отца.

- Ну же, подойти сюда…

Мальчик совершил неуверенный шаг в неизбежность.

- Пап… Ты – хорошо? – неуверенно спросил отца мальчик.

- Да, я – хорошо…

Сын подошел ко темноволосому мужчине, сел рядом. Отец выдохнул воздух, накопившийся внутри стареющего тела. Мальчика обдало терпким запахом. Мальчик привык к такому запаху. Если из папиного рта идет терпкий запах, значит папа будет много говорить… Много, очень много… Пока не провалится в сон.

- Адам, я буду разговаривать с тобой теперь, как со взрослым, хотя ты являешься ребенком… Но я больше не отношусь к тебе, как к ребенку. Слышишь меня? Ты больше не ребенок, Адам…

Адам молчал, уставившись на теплый песок под ногами. Жук нес на своем горбу крохотную тростинку. Он остановился перед ногой мальчика, задумался. Затем, неуклюже пятясь в сторону, решил обойти препятствие. Тень накрыла жука внезапно. Нога Адама поднялась и опустилась… Жука не стало.

- Твоя мать всегда упрекала меня в том, что я не верю в Бога. Мы часто ругались из-за этого, - продолжил темноволосый мужчина, устремив свои голубые глаза в темное небо. – Она говорила, что все мои неудачи от того, что я не верю в Бога. А я отвечал ей… Знаешь, что я говорил твоей матери, сынок? Я говорил, что если и есть на свете Бог, тогда почему он допускает такое безобразие? Почему он не может вылечить девочку, умирающую от страшной болезни? Почему он мучает ее, не дает ей умереть быстро? Твоя мать отвечала, что она не должна задаваться такими вопросами. Она просто должна верить. Спрашивается, почему она верит? Почему не задается вопросами? Глупым людям внушают веру… Преподносят веру, как бессмертие человеческой души. Старая сказка, в которую верили и хотят верить люди. Будто они будут жить вечно. Проведут время в реальном мире, где жизни этих людей растрачены на воздвижение пирамид и мучений… А затем рассчитывают попасть в мир прекрасный. Эти люди рассчитывают объять неосязаемое, но в реальном мире они ничего не хотят делать. Не хотят задаваться вопросами. Не хотят созидать и быть счастливыми. Не хотят любить…

Адам стал рассматривать раздавленного жука на подошве своей обуви. Почувствовал… Стало холодать. Мальчик вздрогнул. Ему захотелось спрятаться в укрытии. От папиного голоса на душе кошки скреблись.

- Если есть на свете Бог, то почему он не наказывает власть, что обворовывает народ? Почему бедные всю свою жизнь должны воздвигать пирамиды, надеясь, что лишь после смерти обретут покой в душе? Почему Бог позволяет богатым делать всё, что им заблагорассудится, а бедный пусть только сворует мелочь – его сразу в тюрьму отправят. Богатым же позволительно сбивать людей, пользоваться их землями и ресурсами, как угодно. Простыми людьми, слабыми людьми, глупыми людьми власть всегда управляла, и будет управлять любыми способами, будь то средства массовой информации, или религия. Вот в это я верю. Я верю в то, что я вижу. Я верю в пирамиду, что строю вместе с другими рабами. И не верю в чудеса. А что такое – эти чудеса? Идея вечного бессмертия проталкивается в любые сферы. Религия или искусство, война или любовь. Кажется, будто любовь может быть вечной; на войне молодых парней не заденет пуля… Искусство торгует идеей бессмертия, как может. Герои фильмов не убиваемы; в компьютерных играх персонаж воскресает из мертвых после смерти. В книгах преподносят любовь, как что-то идеальное, однако в реальности любовь всегда протухает и гниет… Также, как протухают и гниют человеческие тела. Идея бессмертия позволяет зарабатывать на простых, несчастных людях большие деньги. Простые люди идут в кино или читают про вечную любовь лишь затем, чтобы забыть свою пустую жизнь и ощутить себя на пару часиков бессмертными, богатыми, счастливыми…

Адам медленно, но верно погружался в воды темной неизбежности. Запах холодной тишины и лик опустошенной луны сопровождали мальчика, держа его за руки, как родители – своего маленького ребенка.

- В конце концов, почему мы должны воздвигать пирамиды? - продолжил отец. – Почему мы не хотим бороться за независимость и хотим быть рабами? Что мешает нам разрушить эти пирамиды? Что мешает нам дышать свободно? Почему мы должны мириться с неизбежностью рабства? Почему мы…

Говорить мужчина больше не мог. Набрал в руку горсть песка; захрипел, точно раненое животное. Отец устал воздвигать пирамиды. Его силы истощились, а тело потеряло энергию. Ветер вырвал из его ослабевших рук песок и разнес по пустыне.

Маленький Адам прижался к мертвому отцу в поисках защиты от неизбежности. Мальчику снился сон… Птицы кружили в нем. Голубое, безоблачное небо…


II. Ева.

- Милый, не теряйся…

Голубое, безоблачное небо. Адам зажмурил глаза. Солнце…

- Я тоже устала… Но мы должны двигаться дальше, милый…

Адам открыл глаза и уставился на голые ноги, выглядывающие из-под короткой, парусиновой юбки. Ноги шоколадного цвета, мускулистые, крепкие… Ткань юбки, как белоснежная мешковина, - парусом развеивается, открывая приятные на вид женские бедра…

Адам шел за своей шоколадной Евой, обернутой в белую ткань. В горле пересохло. Пить хотелось им обоим, но женщине удалось преодолеть мучительное желание. Адам боролся. Ему хотелось упасть на горячий песок и никогда не вставать…

- Нам нужно передохнуть, - наконец отозвался Адам.

- Боюсь, если мы ляжем, то больше никогда не встанем…

- Не говори глупостей.

Ева остановилась. Повернулась. Она была на голову ниже своего мужчины.

- Хорошо, - согласилась мулатка.

Адам лег на песок, повернулся на бок и закрыл лицо руками. Ева легла рядом. Обняла белого мужчину, прижалась к его худому телу. Адам не шевельнулся. Так и остался лежать, повернувшись к темной женщине спиной.

- Ты стал холоднее ко мне… - проговорила Ева.

- Тебе так кажется, - пробормотал Адам.

- Это всё из-за моего цвета кожи?

- Нет, не из-за этого…

Тогда из-за чего, Адам? Он знал, из-за чего. Шелковистая, нежная кожа молодой проститутки. Белая кожа, как сладкая вата на вкус. Хочется пробовать, вкушать, пока язык не онемеет от горького сахара. Волосы падшей девочки, которые Адам наматывал на свою руку и сжимал… Голубые глаза… Маленькая, испорченная фея с чудесным язычком.

- Скажи мне, милый… Ты нашел кого-то?

Что за банальный вопрос… Адаму не хотелось уходить. Желание ласкать молодое тело было очень велико. Адам заплатил девочке и все же покинул ее… Он обещал вернуться, но так и не вернулся. После ночи с испорченной феей Адам провел время в трактире, раздумывая о своих чувствах. Он понимал, что ласки девочки вцепились в его сердце занозами. Глубоко залезли. Адаму не хотелось возвращаться домой, к своей темнокожей Еве. Но он вернулся.

- Нет, у меня никого нет, кроме тебя, - ответил Адам.

- Посмотри мне в глаза, и скажи то же самое...

Адам повернулся. Глаза Евы показались ему чужими. Мог ли Адам признаться Еве в том, что теперь не любит ее? Нет, ему не хватило бы смелости. К тому же он боялся остаться один. Адам знал, что Ева не простит ему этих слов, хотя она знала, что он не любит ее. Просто они играли в хорошего мужа и хорошую жену… Желание удовлетворить свою плоть экзотичной плотью прошло. Теперь Адаму нужны были молодые тела… Фея с голубыми глазами и высоким ценником.

- У меня никого нет, кроме тебя, - солгал Адам, смотря в глаза темнокожей Евы.

Ева приблизилась к Адаму и потерлась носом о его щеку. Два стервятника появились в небе, стали кружить над парой. Адам ощутил неловкость. Ему захотелось отстраниться от темнокожей женщины.

Стервятники покружили недолго, затем улетели в поисках падали.


III. Птицы.

Рука Евы лежала на белом мужчине. Мулатка спала, приоткрыв губастенький ротик. Луна освещала обоих. Адам осторожно выполз из объятий спящей женщины, не нарушив ее сна. Тихо вздохнул. Белому мужчине всегда нравилось проводить ночи в пустыне. Он не любил ночные сны посреди теплого песка. Эти сны казались Адаму пустыми и прозрачными…

 Он решил прогуляться. Снова вернулся в мыслях к той девочке… Ее улыбка показалась Адаму такой искренней… Но на самом деле улыбка была куплена. Она обошлась очень дорого Адаму, поэтому и показалась ему искренней.

Вскоре белый мужчина остановился. Сильный порыв ветра развеял его задумчивость. Адам увидел человека, сидящего у желтого, песчаного камня… Небритый, с темными, немытыми волосами… Человек у камня махнул рукой.

- Мне нужно тебе что-то сказать… - пробормотал человек, обращаясь к Адаму. Снова махнул рукой.

Адам неподвижно стоял и смотрел на темноволосого мужчину.

- Ну же, подойти сюда…

Адам совершил неуверенный шаг в неизбежность.

- Пап… Ты – хорошо? – неуверенно спросил отца сын.

- Да, я – хорошо…

Адам подошел ко темноволосому мужчине, сел рядом. Отец выдохнул воздух, накопившийся внутри стареющего тела. Сына обдало терпким запахом. Адам привык к такому запаху. Если из папиного рта идет терпкий запах, значит папа будет много говорить… Много, очень много… Пока не провалится в сон.

- Значит, ты затерялся в пустыне, сынок? Не знаешь, куда идти тебе? – спросил сына отец.

- Да, затерялся… - ответил Адам. – Только я перестал воздвигать пирамиды, отец…

- Правильно, сын… Ты молодец, - проговорил отец и прикрыл глаза. – Я всегда в тебя верил.

Говорить отец больше не мог. Набрал в руку горсть песка; захрипел, точно раненое животное. Отец устал воздвигать пирамиды. Его силы истощились, а тело потеряло энергию. Ветер вырвал из его ослабевших рук песок и разнес по пустыне.

Адам прижался к мертвому отцу в поисках защиты от неизбежности. Адаму снился сон… Птицы кружили в нем… Стервятники, ищущие падаль… Голубое, безоблачное небо…