Дешёвое Vino Tinto. Части 1 - 6

               

     Глава вторая

     Думается, совсем кратенький экскурс в дневниковые записи Арины Яковлевны под названием "крупицы из моей биографии", нам сейчас не помешает.
     - Можно я прочту это вслух? - Обратилась я к ней.
     Замерев с чашечкой кофе в руке, хозяйка ненадолго задумалась. Но ничего не сказала, только кивнула в знак согласия и я начала читать:
         "Есть книги, доказывающие, что человек рождается несколько раз и, что он сам выбирает свой новый путь, а от этого зависит до какого духовного совершенства он может подняться.
        Что касается моей натуры, выше рассудка у меня - инстинкт, который не всегда ведёт по нужному пути.
            Родилась я в Каунасе, в уютном, красивом литовском городе в годы Советской власти. Дом этот стоял между двумя известными всему миру мемориальными музеями А. Жмуйдзинавичюса и М.К. Чюрлёниса. Первый популярен коллекцией чертей, второй – подлинным центром народного просвещения, эстетического воспитания и пропаганды искусства.
            Мой отец Яков Александрович, выпускник Казанского университета, незадолго до окончания В.О.В. женился на моей будущей маме Элле Васильевне, родом из под Калязина, где у прапрадеда до революции 1917 года было большое имение. Обоим пришлось двигаться с советскими войсками к Германии, так как папа отвечал за восстановление железных дорог.
            Мой брат "наследник Петенька" обожаемый родителями, а как же, у всех в родне одни девчонки, а тут - парень, родился в Лейпциге.
     - Вот, на ярмарке купили тебе братика, чтобы скучно не было, будешь его нянчить, - сказал отец, когда привёз маму с братиком из роддома. Она положила голубой пакет с Петей на кроватку, которую купили заблаговременно и сказала:
     - Нянчить придётся не долго. На будущий год мы тебя несуразную, упрямую девчонку  отвезём в Москву к моей сестре, будешь звать её тётей Ритой, а мужа дядей Лёшей. Ты же изъявила желание учиться непременно в русской школе?
     - Да, я буду учиться в русской школе.
     - Но это не потому, что ты так хочешь, а потому, что твои мама с папой так решили. - Объяснила мне родительница.
 
        Потом были техникум, институт, университет и разные курсы. Мне часто вспоминалось творчество Чюрлёниса, в работах которого так трогательно сплавлены реальность, поэзия, романтика и всё это выражено аллегорическими и фантастическими образами. Мне нравилось его философское обобщение природы, космоса, явлений человеческой жизни, выявление их сущности. Трогали мою  странную душу и его симфонические поэмы «Море» и «В лесу». Должна признаться, мной всегда владела страсть к морю, океану, рекам…
      А ещё помню, как долго стояла в каунасском музее перед собранием изделий народного творчества Тибета, островов Океании и загадочной далёкой Мексики.
-Вот бы где побывать! – мечтала  подростком.

       В Мексику я приехала вместе с мужем Ланом, известным учёным – физиком и математиком. Первое, что я сделала, это открыла наугад томик работ моей любимой поэтессы Марины Ивановны Цветаевой: «Быть в грядущем лишь горсточкой пыли под могильным крестом? Не хочу!»
      - Опять эти пророческие слова! –
        Когда-то в Москве разговаривая с  Сергеем Владимировичем Образцовым, чьим многосторонним талантом я всегда восхищалась, продекламировала ему эти строки. И он ответил тоже стихами Цветаевой:

И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок.
И всё, что мне только снится,
Ты будешь иметь у ног.

          Об этом я не могла не вспомнить, когда у моих ног разбивалась ажурная, солёная пена Тихого океана. Нечто подражательное некогда прочитанному у Цветаевой громко сорвалось с губ:

Высоко взлетает пена
Над шумливою волною
И дробится о колена
Дикой песнею морскою,

Ударяясь – воскресает,
Знать не бренная – шальная,
Тем меня напоминает,
Ведь в полёте я лихая…

И, конечно, разбиваюсь,
Но стремлюсь вновь в небо взвиться;
Кровь не кислая – признаюсь –
Молодым вином струится…

Стать звеном в цепи вселенной,
Без кладбищенских надгробий,
Надлежит всем душам пенным; -
Для ползучих – мир утопий…

           В Мексике возросло желание писать стихи, рассказы, эссе, главное для этого появилось немного времени. Часто  повторяю, как молитву, вдохновенные строки Цветаевой: «Не бить челом веку,  а  быть челом века!»
      Так уж вышло, что более менее гладкие стихи и картины - это мои очень поздние дети, без которых мне уже не жить. А с ними пришло и понимание моего предназначения в стране Майя, Ацтеков, Тольтеков… - делать всё возможное и невозможное, чтобы великое русское слово наших поэтов и писателей и вся наша высочайшая культура нашли бы достойный приют здесь в Мексике и во всей  Латинской Америке. Этому я отдаю все свои силы. и часто говорю себе: не хнычь.

Не хнычь от недосыпов, перегрузки,
Что гений муж, но пьющий и скупой,
Ты ж счастлива, когда здесь учат русский,
Дарованный, от всей души, тобой,

Ведь счастлива, коль интерес разбужен
К культуре русской - как в полдневный зной
Крестьянину кваску напиться нужно,
Так ты будь душам влагой ключевой.

Ты ж счастлива от пенья нежной скрипки,
От творчества, что освещает путь,
Полна надеждами... В твоей улыбке -
Души костёр!  А в быте  -  как-нибудь...

Шагами мерю ночью дом наёмный,
Горячий лоб тру скомканным листом,
Ищу слова, как кости  -  пёс голодный,
Пишу, рисую, чтоб порвать потом.

Двух стран культуры сблизить размечталась -
Так много общего ловлю порой...
За всё добро, что ими отдавалось,
Ответит голос благодарный мой.

Послом прозвали, знамо,  -  доброй воли:
О Пушкине, Есенине пою,
О Тютчеве..,  о незабудках в поле,
О русских мексиканцам говорю,  -

Что сладко с милым прокатиться в санках
Под снежною холстиной облаков,
А осенью искать грибы в еланках,
Алеющей зари принять покров.

Поклон шлю пламени рябин в морозы
И белым вишням, яблоням в саду,
И собранным хлебам, лугам в покосы...
Душой рисую  -  глаз не отведут.

И не досуг мне клясть свой странный жребий,
И верю, любит дочь свою земля.
И вновь на полотне, в полночном небе,
Зажгу я кистью звёздный свет Кремля.

Хоть Мексика весь год в плодах, нет снега,
Целует берега волна морей,
Но Родина нам альфа и омега  -
Дышу нетленной памятью о ней.

        Живя в Мексике, ловлю себя на мысли, что всё время ищу сходство и родство наших душ, наших культур, наших традиций и радуюсь, когда нахожу эти созвучия и совпадения. Я, например, открыла удивительное сходство судеб трёх ставших хрестоматийными женщин - русской поэтессы Марины Цветаевой, мексиканской монахини и поэтессы Сор Хуаны Инес де ля Крус и мексиканской художницы Фриды Кало. Ну разве не удивительно, что, родившись в разных веках, в разных местах, в разном окружении, эти три прекрасных женщины начали писать с одинакового возраста и, осознав в себе великий дар, спешили жить и сделать как можно больше, не взирая на все преграды, которые им посылала судьба.
      Я была в шоке, узнав, что эти три женщины ушли из жизни примерно в одном и том же возрасте - около 50 лет - и умерли не от старости, а, можно сказать, добровольно прекратили своё существование. И ещё одно совпадение - настоящее признание к ним пришло лишь после смерти, при жизни они не были по достоинству оценены.
      Я поделилась этими мыслями с замечательным российским учёным и поэтом
С.С. Аверинцевым, и он настоятельно порекомендовал мне написать книгу об этих трёх сверх одарённых творческих личностях, что я и сделаю. Сергей Сергеевич сказал:
      - Буду ждать Вашего приезда в Москву с готовым материалом, хочу стать первым читателем.   
       И вдруг, о злодейка судьба, через год после этого разговора такого умнейшего и добрейшего человека не стало. Но память о нём, о наших беседах не угаснет в душе никогда.
       Почему сверх необыкновенные личности не живут подолгу на нашей земле, почему их век так короток и беспощаден? Ответ на этот вопрос знает только Всевышний.
      
      Если спросят меня о чём я сейчас мечтаю? Отвечу: мечтаю открыть в штате Морелос, в котором  живу, в его столице Куернаваке, (хотя можно и в любом другом мексиканском штате), Дом русской культуры, настоящий «Русский терем», из брёвен, как в наших сказках, с русским интерьером, с русской баней, с чайной, блинной и медовухой, куда бы с радостью приходили и российские соотечественники, и мексиканцы, и гости страны, дабы послушать стихи русских поэтов, русскую музыку, посмотреть выставки картин русских художников и русского народного творчества. И чтобы как можно больше мексиканцев хотели бы овладеть русским языком.
             Я часто и подолгу бываю в Москве. Участвую в вечерах, посвящённых мексиканскому искусству и культуре, где демонстрирую также и свои художественные работы на тему дружбы между нашими странами. И, конечно, мне очень больно слышать как, порой, жители столицы безжалостно коверкают наш прекрасный русский язык:

"Антимира" зеркального речь,
Где абсцессная лексика, "феня",
Блеф попсовых романсов... не счесть
И одесского юмора...  Время

Позабывших святые слова
Дружбы, Веры, Любви и Мечтаний,
А без них наша жизнь трын-трава -
Среди денег, лжи, фальши, метаний...

Всю Россию грозится всосать
Антимир паханов и шестёрок.
Жертв невинных мне вопли слыхать
От речей, под английский, дешёвок.

Наудачу приехав к тебе;
Ты прости, той, что знал дух - не встретил...
Грусть, тоску подарив в ноябре,
Ты останешься болью в поэте.

И куда б мне идти не пришлось,
Ты со мною, любимая, будешь.
Я с твоих распрекрасных волос
Смою грязь и о ней ты забудешь!

            Кое-кто из мексиканских журналистов прозвал меня послом доброй воли по культурным связям между Мексикой и Россией.  Приходится оправдывать это звание. Мне радостно, что мексиканский поэт Алехандро Торруко в посвящённом мне стихотворении написал:

Россия и Мексика,
Две страны, две сестры
В поэмах вечности
И в культуре мира.
Две души в поэзии
И в объятии вечном дружбы."
               
     - Суховато звучит, - сказала Арина Яковлевна и как будто смутилась. Уголки её губ чуть приподнялись как намёк на улыбку. Я протянула ей свою правую ладонь - крепкую, горячую и надёжную. Женщина с чувством пожала её. Я бросила взгляд на часы. Хозяйка неспешно поднялась.
      -  Вам пора.
      -  Да. Забегу сейчас в супермаркет, быстро сварганю дома ужин и сяду писать. Не терпится поработать с Вашими текстами.
      
       И мне, и Вам, дорогой читатель, известно, что литература содержащая, казалось бы, фантастические образы и события, - берёт всё, всё из самой жизни и, благодаря трезвой наблюдательности, дотошности, размышлениям и творческой фантазии автора, завоёвывает Ваши симпатии. Вот и мне хочется поведать вам - в основном факты. Но, без выдумки может получиться скучновато, вот я и решила иногда вставлять в свой рассказ, для разнообразия, маленькие виньетки.

       Итак, мы в мексиканском доме Арины Яковлевны. Балкон второго этажа, где она работает и спит, уставлен большими керамическими цветочными горшками с разными видами роз, это её любимые цветы и - разноцветной геранью, её любила бабушка Анна Алексеевна, следовательно - в память о ней. Ещё, в память о ней, самом дорогом человеке, растёт под окном, набирая сил, маленький куст рябины. Уж как ей удалось привезти саженец рябины в Мексику, ума не приложу. В Мексике ни рябин, ни берёз нет. Приживётся ли? В дневнике Арины Яковлевны есть стихотворение о рябинушке, которым хочу поделиться с вами:
Автор назвал это стихотворение "Я хожу к тебе, родная"

Ты, рябинушка моя белоцветная,
Как невеста под фатой по весне стоишь,
Поздней осенью под златом приметная,
Красны ягоды свои мне зимой даришь.

Я хожу к тебе, родная, разным временем,
Говорить с тобой хочу о житье-бытье;
На душе лежит печаль тяжким бременем
Но, рыдания свои не кажу нигде.

Не кори, прости меня, раскудрявая,
Коли я тебе порой чепуху мелю,
Не бывать всегда, поди, и мне правою,
Кривду с правдой иногда я не там ловлю...

Мы, рябинушка, с тобой сходны душами,
Не боимся вьюг, дождей и ветров лихих,
Ты ветвями, что руками, мне нужными,
Гладишь ласково всегда супротив иных.

В тебе больше, чем у нас человечности,
Может бабушка моя быть тобой должна,
Чтоб ко мне сюда придти из той вечности,
"Князя тьмы" не убоясь, ибо - набожна.

Я хожу к тебе, родная, разным временем,
Говорить с тобой хочу о житье-бытье,
Хорошо,когда поём, иль в молениях,
Забываю я с тобой о любом нытье...
    
     Прочитала и задумалась, будто вижу и дерево, и женщину обнимающую рябинушку. Удивительное по форме и духу стихотворение: рифмовка классическая, а тоническая ритмика - русская народная, и по лексике, и по содержанию - это русский народный "плач". Сочетание современности и древности, образованности и наивной народности создают оригинальнейшую вещь, которую никак нельзя назвать простой стилизацией под народ. Это просто глубинная суть настоящей русской женщины.

      Тени яркого света мелькают на белёных стенах комнаты, как бы увеличивая её в объёме, в пространстве. На стенах висят картины хозяйки дома, несколько портретов, выполненных акриловыми красками на холсте. Стол завален книгами и исписанными листами бумаги. На окнах и дверях установлены москитные сетки, уж очень нравится комарам лакомится её кровушкой. Под потолком, махая крыльями, поёт свою однообразную песню вентилятор.
     Недавно Арину Яковлевну приглашали в Universidad Autonoma de Nuevo Leon, потому что она из тех соотечественников, кому мало сохранять русский язык, русские обычаи и Культуру среди соотечественников, потому, что такие изо всех сил стараются много делать  для того, чтобы местный народ по-настоящему узнал и полюбил Россию, да так, что захотел бы изучить русский язык и глубже узнать нашу великую Культуру.
      Возвращаясь из Монтеррея, где она была в жюри на 2-м конкурсе чтецов русской поэзии, (декламаторы - мексиканские студенты), а на другой день провела два замечательных мероприятия, посвящённые поэтам серебряного века и золотым страницам русской культуры, везла с собой эта женщина чувство глубокого восхищения трудом россиянок, обучающих русскому языку мексиканцев. Конечно, она подружилась с ними и эти строки, написанные в самолёте, посвятила новой дружбе:

Дай Бог, чтоб мирным было небо
И доля русских весела,
Чтоб чутких всех к российским требам,
Судьба одной лозой сплела,

Как в нашей дружбе, что от Бога, -
Дана на вечность, не на час,
Уму дарующая много
Прекрасного, родня всех нас.

Мил свет душевных разговоров,
Где откровенный честный взгляд
И нет надуманных укоров,
И всяк друг другу очень рад,

Где мексиканцы учат русский
И в душах дружба расцвела.
Общенья коридор не узкий,
В нём славные творим дела!

Мы мирного хотим лишь неба
В рассвете будущих всех дней,
Чтоб вдоволь и вина, и хлеба
И не было земных скорбей.

Тревожат дух врагов угрозы
И лживый крик про Русь, что част.
Русь, не робей, тебе не слёзы,
А жизнь любой из нас отдаст.

Пусть дружба данная от Бога,
Где не единым хлебом жив,
Прекрасного даруя много,
Своё зерно сберёт у нив.

      Продолжение следует


       Глава третья

      На первом этаже двухэтажного дома живёт её муж. Он всемирно известный учёный. Говорят,- учёный от Бога! В быту же - это человек невообразимо жадный, безумно неряшливый, с вечным трауром под ногтями, предпочитает не мыться дабы не смыть свою ауру гениальности, жестоко озлобившийся на жену, переставшую слепо подчиняться ему, смолоду и по сей день сильно пьющий  82-летний старик. Когда-то Арина Яковлевна увидела в нём сходство с графом де Бюсси, а теперь она так одинока, прожив со своим, мягко говоря, своеобразным мужем 47 лет! Это что-нибудь да значит! Как бы дурно последние 20 лет он с ней не обращался, не давая ни копейки на ведение хозяйства, зла на него не таила и не таит.
     - Видно привычка имеет громадное значение, - пожимает она плечами.-
     - Или, по глупой бабьей натуре своей всё же жалеет того, кто причинил ей уйму боли и страданья, кто сам не способен жалеть, - добавляю я про себя.
     - Бедный, бедный мой граф, - вырывается у неё, - совсем превратился в глупого злого и мстительного ребёнка.-
     В ходе бесед с Ариной Яковлевной я просмотрела её дневник, множество писем, фотографий, вырезок из газет и журналов, подтверждающих абсолютную строгую правду. Ради этой правды моя старшая собеседница не боялась выставлять себя в невыгодном свете. Вот, кое что из её дневника о муже:
      "Настала пора осветить факелом, с хорошо  просмоленной паклей, путь мужа. Но это невыполнимо, если не зажечь свой собственный факел. Пусть им станет моё, пока не очень высокое, но искреннее слово. По знакам Зодиака муж Скорпион, а я Водолей, который должен всё исследовать и подобрать ключ к секрету нашей жизни, да и настигнувшее вдохновение активно побуждает к этому. В пределах единства и разнообразия астрологического космоса быть Скорпионом - выгодно, такой знак сам создаёт свою удачу.
И только с Водолеем ему трудно справиться, ибо этот знак должен жить без ограничений, так как общее правило не знает никаких    границ.  И, стоит всегда помнить, что музыка состоит не только из звуков...   
       Конечно, человек есть Божья астролябия. Лан, всемирно известный учёный – математик, доктор физико-математических наук, автор более  450 научных работ, в молодости, после окончания физического факультета МГУ, работал в одном из самых секретных научных институтов страны, известным как «Почтовый ящик номер 75» или просто «Арзамас». Теперь-то мы уже знаем, что там располагался первый советский ядерный центр, где делались атомные бомбы.
      В одной из сверхсекретных лабораторий в Арзамасе-75 трудился в те времена выдающийся учёный, академик Андрей Дмитриевич Сахаров, который принял участие в судьбе молодого коллеги и пригласил его в свою группу. Так Лан попал в Атомный Наукоград.
     Арзамас расположен достаточно далеко от Москвы, в Горьковской (ныне Нижегородской области). Чтобы иметь возможность почаще выбираться в родную Москву, Лан решил сдавать экзамены в физико-математическую школу выдающегося советского учёного Льва Ландау. Всё сдал на отлично. А на последнем экзамене стал оспаривать мнение великого физика. И тот предложил ему приехать осенью на переэкзаменовку. Лан вспыхнул. Попрощался и быстро вышел. Уже сбегая по лестнице услышал голос Ландау: «Молодой человек, вернитесь, пожалуйста!»  Но Лан был очень гордым и решил сюда больше не возвращаться.
«Не переживайте», сказал ему Сахаров, когда Лан вернулся в Арзамас. «Ландау и меня на Экзамене завалил».
Ох, Лан всегда делал и делает только то, что доставляет ему  удовольствие, а это значит уметь быть свободным, как говорил Вольтер.  Наблюдая за мужем, как за учёным, я поняла, что основной вопрос в его научной жизни – не «Как? Когда? Что я могу получить?»  А «Что я могу отдать?!» За это я уважала его.
        Лан с юношеских лет был  очень неординарным человеком с твёрдым и весьма упрямым характером. Он привык всегда добиваться того, чего хотел. Достигнув в науке высокого положения и больших результатов, он при этом категорически избегал, как сейчас говорят, тусовок, церемоний, награждений, регалий и рангов. В этом, как некоторые считают, весьма странном человеке самым удивительным образом переплелись высокий ум с жуткой застенчивостью, глубокая интеллигентность с дикой необузданностью характера… по пьянке он способен вытворять такое, что только диву даёшься.
      Лан родился в Москве в 1935 году в семье, принадлежавшей к древнему аристократическому роду (по материнской линии). Его генеалогическое древо уходило своими корнями к Никейскому императору Иоанну Третьему (13 век, Византия). Но об этом в семье не любили говорить, по понятным причинам, ни мама, ни отец – оба известные  учёные химики. В быту очень скромные, милые люди.
       По окончании физического факультета МГУ Лан стал работать в «Арзамасе-75.» Затем поступил в аспирантуру Физического Института имени Лебедева, где защитил кандидатскую диссертацию. Мы поженились в 1970 году. Вскоре, в возрасте Иисуса Христа, муж защитил докторскую диссертацию. С 1965 года по 1997 год работал в научном центре Протвино Московской области в институте физики высоких энергий.
      С 1997 года работает в Мексике в университете города Куернавака на основе постоянного контракта. Читает лекции студентам и аспирантам по математике и физике и занимается научной работой.
     Лан  - настоящий (правда,  такие  -  на редкость…) работоголик. Он никогда не пользуется ни выходными, ни праздничными днями. Он всегда в работе и на работе, и дома, если только не очень пьян. Наверное, вот так и рождаются выдающиеся открытия.
Возможно, он принадлежит к разряду гениев такого рода, что их могут распознать только гении…  А вот каково жить с таким человеком жене, (которая, кстати, значительно его моложе) это уже – другие крупицы из нетривиальной биографии."
      В том же дневнике я прочитала недавние стихи, которые привели меня в восторг. Назывались они  "Давай, хвались..."

Давай, супруг, хвались умением своим.
По пьянке выдавай, что ты один из всех,
Пред кем головку гордую склонила,
Неукротимое сердечко подарив
И душу нежную, как дети, обнажив.

Пожив с тобой, от боли и стыда горю;
Себя лишённая так долго я ловила
И речь твою, и все твои желанья,
Такою робкой и трепещущей была,
Всё милостивых знаков глупая ждала.

И, наконец, ярму супружества упасть
Пора настала. Заблуждений больше нет.
Рассудок и свобода, вот вам - руки.
И снова дух мой красотою обуян,
И радуют так небо, горы, океан...

     Прочитала и подумала: какое замечательное трагически-светлое стихотворение. В нём Арина Яковлевна прощается с большой частью своей жизни, прожитой не так, как хотелось бы. Но иного варианта быть не могло. Бог посылает нам испытания для очищения и совершенствования души. Особенно это важно для поэтов. Без страданий нет вдохновения и поэзии.
     У меня из таких "неправильных" частей состоит почти вся моя жизнь, но именно такую жизнь я должна была прожить и живу ныне.
     Главное, что Христос воскрес и всех нас спас от лукавых надежд жить без страданий. Если и он страдал, то нам ли искать судьбу без страданий? Автор это поняла и в своём стихотворении нашла высшую свободу и необычное счастье:

"Рассудок и свобода, вот вам - руки.
И снова дух мой красотою обуян,
И радуют так небо, горы, океан..."

     - Восхищаюсь! - Сказала я. - У Вас, милый мой человек, дар Божий проявился и засиял. 
     - Боюсь, что Вы ошибаетесь, дорогая, - в каком-то замешательстве ответила мне она.

      Только что отшумели, отгремели торжественные мексиканские празднества День Мёртвых. Уже задолго в школах дети рисовали черепа своих учителей. Булочники и кондитеры сооружали черепа из шоколада и сахара, точнее, кто из чего горазд. Народные мастеровые и профессиональные художники изготовляли искусные манекены покойников, которые устанавливались везде, где только можно. Торговали и головами великих людей, используя для этого крупные кокосы. Арина Яковлевна купила голову Обамы и подвесила её на верёвке при входе в дом. В Мексике к смерти относятся, можно сказать, наплевательски. "Ла вида но вале нада!" (Жизнь ничего не стоит!) - нередко можно услышать от мексиканца. О смерти сложено много весёлых песен. Такое отношение мексиканца к смерти тянется, видимо, со времён ацтеков. Они верили, что маленький человек рождается из кости умершего, следовательно смерть каждого даёт жизнь другому человеку, а для умирающего - вечное бытие. Получалось, что смерть -
благо для всех. Поэтому ацтекские юноши шли на алтарь жертвоприношений с радостью и гордостью, покорно давая разрезать себе грудь и вырвать трепещущее сердце.
    
     Открыт ноутбук. Женщина слушает русские народные песни, и это напоминает ей о прошлом. После окончания первого класса бабушка повезла её в бывшее некогда имение Аришиного прадеда.В тех местах жила и работала в колхозе, жена бабушкиного брата. В большой деревянной избе все весело садились за стол и спешили первыми засунуть деревянные ложки в большой горшок с вкуснейшей кашей, только что вынутой из печи. Запивали парным молоком.
     Ах, а какая сказочная была не далеко от дома запруда с жёлтыми кувшинками и белыми лилиями. Там плавали утки со своими маленькими утятами. Там Ариша научилась плавать. Слёзы подступают к её глазам и слагаются строфы под названием
Бабушкина Русь:

Сколько троп нехоженых
В дорогом краю
Дадено мне. Боже мой,
Рощи, как в раю.

Здесь моря овсяные,-
Гречи, ржи, пшена...
Васильки желанные
И лугов волна.

Долы златозубые
В неводах зари...
Взяли в руки грубые
Косы косари.

Песни задушевные
Льются, что вода.
Соловьи вечерние...
И моя звезда.

Над главою ризою
Виснут небеса.
Эка ночь, с сюрпризами, -
Встрёпанна коса

Ветерком отчаянным, -
Тщится взять, измять...
Страстью изначальною
Дух околдовать.

Мне того и надобно.
Чтобы славить Русь,
Страстно петь, не жалобно,
У стихий учусь.

Сила неуёмная
В песнях ветра есть
И ещё, - объёмная
Благостная Весть.

Пробираясь чащами,
Слыша зов трубы,
Строками журчащими
Полню кладь судьбы.

В ней в садовых лапищах
Птичек щебетня.
В солнечных накрапышах
Тени у плетня.

О великих прадедах
Сонм достойных дум, -
Много ими дадено! -
Дай Бог нам лишь ум...

Голубые омуты
Мной любимых глаз,
Жизненные хлопоты
И страны наказ,

Что живёт в кипении,
Духом молода, -
В золотом цветении
Веры и труда!

     - Бедная моя, Анна Алексеевна! - Говорит она, - мне так печально, что я больше не увижу тебя. Как ты любила меня. А я была слишком глупа, чтобы платить тебе так, как ты этого заслуживала, дорогая. -
     Воспоминания о бабушке по материнской линии были всегда воспоминаниями благоговейными, священными. Вот бабушка в школе имени Пушкина, где учится Ариша,дожидается внучку после уроков. Девочка задерживается и Анна Алексеевна подымается на второй этаж и заходит в опустевший класс.
     - Ой, бабуленька, я сейчас, вот только доску вытру, я сегодня дежурная. Мне теперь надо всё делать аккуратно. И весело продекламировала:
Да, прилежный я ребёнок, -
Скоро буду октябрёнок.
Только тех, кто любит труд
Октябрёнком назовут.
     Это нам сегодня читали стихи про октябрят, - поясняет первоклашка, - а я чуть-чуть переделала.-
     - Передельщица ты моя... Яблоко с бутербродом скушала?
     - Скушала, скушала, - машет Ариша рукой.   
     А дома её бабушка рассказывает соседям:
     - Хорошая для девочек школа имени Пушкина. В классе светло, уютно. Впереди стоят совсем малюсенькие парты, за ними повыше, а за теми ещё повыше. Парты чёрного цвета, очень удобные. Столешницы в меру наклонены и по две откидывающейся досочке, чтобы было удобно встать, а потом сесть, положив локотки на парту. Сидят по-двое. Посередине наверху на партах углубления для чернильниц, их называют непроливайками. По обе стороны от них  есть желобки для карандашей и ручек. Сейчас школьницы пишут карандашами, а к концу первой четверти уже - перьевыми ручками. Мы с Иришей давно запаслись коробочкой перьев "звёздочка". -
      А потом Анне Алексеевне захочется похвастаться:
     - Ириша, в числе первых восьми первоклассниц (из отличников и хорошистов) в классе, на днях будет  принята в октябрята.-
     Весь класс, вчерашних дошколят, в канун годовщины Великой Октябрьской революции, на большом автобусе возили в Ленинские Горки. Там, в торжественной обстановке Аришу и ещё семерых девочек в белых фартучках и с большими белыми бантами приняли в первую в их жизни общественную организацию - "Октябрята". На  фартучки им прикололи  рубиновые звёздочки с изображением Ленина, когда он был в тех же годах, что они сейчас. Потом все школьницы пили вкусный натуральный лимонад и ели малютки-пирожные.
     Каким приветливым был тот солнечный осенний денёк. По опавшей листве, как по ковру бежала к дому счастливая девочка. Зелёное осеннее пальтишко распахнуто. Грудь, что называется, колесом, мол все, все смотрите какой значок мне прикололи!
     - Носик то от гордости за ветки деревьев задевает, - смеётся соседка Параша.
     - Бабуленька! - кричит, Ариша, - меня выбрали командиром звёздочки. А ещё в моей звёздочке есть физкультурник, библиотекарь, садовод и санитар.
     "Буду теперь я всем детям примером,
     Чтобы попозже  стать пионером", - распевает она и вертится перед трюмо, любуясь собой и значком.
     - Ну и егоза ты у меня, - умильно улыбается Анна Алексеевна. Она утверждала, что природа, создавая внучку, испробовала сомнительный рецепт, где к чрезмерно чувствительному характеру, ранимой натуре и ужасающей фантазии, с разрушительными языками пламени, не добавили флегмы.
     А вот и другая картинка. Ариша врывается в комнату и с порога кричит:
     - Бабуленька, с завтрашнего дня у нас будут уроки чистописания. Доставай скорей перья "звёздочка".
     Поначалу этот предмет давался девочке с трудом. Бабушка нередко вздыхала и шутила:
     - Что-то наше чистописание похоже на грязномарание. Никак мы с тобою не можем избавить тетрадь от клякс. -
     - Ох, бабуленька, это волоски виноваты, и откуда только они берутся такие приставучие? Как ни стараюсь, чтобы они к моим перьям не цеплялись, ничего не получается. Конечно чернилам это не нравится, вот они и отделываются от них скапывая  прямо в тетрадку, - грустно объясняла внучка.
     В школе первоклассниц учили писать буквы так, чтобы на сгибах и хвостиках букв пёрышко чертило тоненькие линии, а на стенках букв перо надо было нажимать посильнее и у Ариши кончики перьев нередко отламывались.
     Вы уже поняли, что в ту пору были школы для девочек и школы для мальчиков. С мальчиками тамошним школьницам пришлось учиться вместе с четвёртого класса. Соседом Ариши стал Данилин Алексей, обходительный паренёк, которому девочка сразу же понравилась. Через месяц он уже носил её портфель от школы до дома и угощал соседку по парте конфетами-тянучками "Коровка", если таковые попадались в его школьных завтраках. Арише такое поведение мальчика нравилось. Вбегая в комнату проказница бросала в сторону портфель и крутясь перед трюмо приговаривала:
      - Хорошенькая! Хорошенькая! Я не только Алёшке нравлюсь, но и Чесноку, и братьям Плужниковым, и Эпштейну... Пусть Эмка Рубинштейн на меня за это злится!
      Потом переодевалась во "дворовое платье" и летела во двор поиграть в "Белые и Красные", в "Казаки, разбойники" или в "Лапту".
      Какие замечательные подвижные игры были у детей пятидесятых годов: прятки, салочки, ножечки, вышибалы, чижик, городки, прыгалки... Любимой игрой Ариши были классики. Ловко толкая ногой битку, она умело перепрыгивала из квадрата в квадрат. Девочка ухитрялась не наступать на черту сама и не позволяла этого своей битке. Никто не мог сравниться с ней в этом. Любила она и погонять на велике. А зимой взрослые утрамбовывали для ребят сугробы, делали горки и заливали их водой. Дети тащили коробки, санки, кто-то на кукырочках, а кто-то на попе катились вниз. Крики, смех, радость... - здорово, весело!
      А современные дети, увы, предпочитают стучать по клавиатуре ноутбуков и мобильников, или сидеть во "Вконтакте"...

     Третья часть

     Ариша училась и взрослела в Москве. Успевала посещать 2 кружка и театральную студию Дома Пионеров. В СССР для детей всё было бесплатным и хорошим. Вот несколько фраз из её дневника: "Мне 11 лет. Вот уже два года я пионерка. Перед вступлением в эту замечательную организацию прочитала повесть Аркадия Гайдара "Тимур и его команда". Я поняла, добрые дела не измеряются деньгами, не измеряются и чем-то материальным, они делаются абсолютно бескорыстно. Понятия "бескорыстие", "благородство", "добро" - это очень, очень важные понятия. Главная героиня говорит Тимуру: "Ты о людях всегда думал, они отплатят тебе тем же". Мне нравятся такие ребята, как Тимур и его Команда. Когда я отдаю салют, то поднимаю чуть выше головы руку и этим демонстрирую, что ставлю общественные интересы выше личных. С прошлого года хожу заниматься в районный Дом Пионеров, в кружки литературный и ботанический. А ещё я занимаюсь в театральной студии. Тётя Рита сказала, что я создана для триумфов и сильных ощущений, поэтому лучшее, что я способна сделать, - это попытаться стать актрисой. Мама за такие слова очень разозлилась на свою сестру. А мне это понравилось. Мне приятно всё, что красиво и интересно. Бабушка переживает, что я перегружаю свой организм. Но, если я буду бездельничать и терять время, что же из меня получится! Я должна окончить всё детское учение, чтобы потом успешно заняться учением для взрослых."
     Арина любила плакать и смеяться, любила приходить в отчаяние, любила быть в центре внимания, любила быть влюблённой, любила быть огорчённой и грустной. Слава, популярность, признание - вот её грёзы, её мечты в подростковом возрасте. Видимо, а может мне это только кажется, для девочки это всё - развлечение, артистические детские роли. Главное, она любила жизнь.

     Часть четвёртая
            
     Давненько Арина Яковлевна не доставала и не разглядывала старый родительский альбом с фотографиями в чёрно-белом исполнении. Достала. Подержала его некоторое время, прижатым к груди, вздохнула и открыла.
     Вот лица двух взрослых конца сороковых годов двадцатого столетия: он крупный, высокий, видный, в военном кителе, - с тёмно-русыми волосами, которые благодаря бриолину всегда выглядели гладкими и блестящими, с прямым носом, губами-бантиком и серо-голубыми глазами. Она: среднего роста, стройная, но раздавшаяся, как говорится - дорвалась до кастрюльки после голодухи военных лет, с румяными щеками, чувственным ртом и красивыми карими глазами. Светлые волосы уложены в шестимесячную завивку. Внешне чем-то напоминает актрису Любовь Орлову. Но, внутренне эта особа вздорная, властная и как бы недалёкая. По отношению к дочери не отличается деликатностью, может влепить оплеуху прямо на улице, на глазах у всех. И всего лишь за то, что девушка-подросток, как показалось Элле Васильевне, ответила кому-то улыбкой на улыбку. Её не столько пугает, сколько злит, что излишне симпатичной Арине не дают проходу соседские парни. Да и когда семиклассница возвращается из школы, кто-то из мальчишек обязательно  несёт её портфель. Соседки за спиной кудахчут: "похоже распутная девица". И, как бы в подтверждение их слов, из комнаты иногда доносился крик:
     - Из тебя никогда не получится порядочной женщины, а уж о порядочной жене и мечтать не приходится! - Отойди от зеркала. Ты ещё соплюшка, а чувственность так и прёт из тебя! Мне стыдно идти куда-либо с тобой рядом!
     А для чистой души тринадцатилетней девушки самыми чарующими на свете образами были Ассоль и Грей, созданные волшебством Александра Грина. Арина тайно вела дневник. Вот запись того времени: " Я вся во власти своей глубокой, просящей детской любви. Кроме бабушки меня никто нигде не любит. Если я не собьюсь с пути среди  тропинок моего раздвоенного "я", не заблужусь в лабиринте моей взрослеющей души, тогда сверкающее море жизни встретит меня алым парусом. Никогда, никогда не заставить меня ни родителям, ни родственникам, ни учителям, никому, примириться с узкими условиями мещанского существования, никогда! Лучше жить одиноко на высокой скале в открытом море где высочайшие волны романтичной неизвестности, в любую минуту могут погубить меня, чем спокойно плесневеть или барахтаться в подозрительно тихой, поросшей тиной пристани..."
     Думаю, вы обратили внимание, дневник она начала писать с одиннадцати лет. По-моему Арина вся в его страницах. Вот интересная запись: "Мама время от времени перерывает все мои ящики и вещи. Я очень боюсь, что найдёт дневник, прочтёт и в гневе уничтожит его. Таким образом, если со мной что случится, то от меня, хоть я и королевна,  не останется никакой хроники, совсем ничегошеньки не останется!" -  И это ужасало девушку. 
     С самого раннего детства в Арине боролись два начала; назову их привычно-невыразительно: тёмное с его подругой кривдой и светлое - с незащищённой правдой. Душой она как будто безраздельно была на стороне философии бабушки Анны Алексеевны. Считала её образцом порядочности, совестливости и доброжелательности. И казнила себя, что порой почему-то следовала философии родителей.
     Так уж сложилось, что от родительских нудных, а порой жестоких нравоучений и наказаний "ни за что" маленькая Ариша запиралась на множество замков. Она боялась ехидных, безжалостных отцовских шуток и щипков тишком. Мать была к ней неласковой и, из-за своей истеричности, часто наказывала девочку. Та, в свою очередь, рано научилась уходить в себя и никогда не просить прощения, чего бы ей это не стоило. Любимцем в семье был её младший брат Петя. Тихий, наблюдательный, не возражающий, у себя на уме, похожий на отца.
     - Да, - вздохнула Арина Яковлевна, - истинное отношение родителей ко мне и теперь словно за туманами. -
     Открыла страницу с фотографией пелёночного конверта:
     - А в нём должно быть я. - Об этом у неё были стихи, которые так и назывались: "Моё рождение"

Последний день январский плыл
Тишайший, золотого света,
Из сказок Балтики он был,
Загадочней строки поэта.

Рябина рдела на снегу,
Сосульки над крыльцом висели,
Сменило солнышко пургу,
Синичек грудки зажелтели...

В костел и кирку люди шли,
Нет в Каунасе православной –
Клала поклоны до земли
В дому бабуленька, за славный

Приход младенца в этот мир.
Где в дюнах янтареют сосны,
Был с водкой и картошкой пир –
В победный срок жить стали сносно ...

Мороз узор на окнах вил
И в спор вступил, вдруг, с солнцем ярким,
Кому сильней мой облик мил,
И в люльку бросили подарки:

То лед и пламень для души.
Я приняла дары с улыбкой
И долго слышался в тиши
То плач, то смех порою зыбкой.

Заступница души моей
Бабуля, крошку осенила
На путь любви и правды всей, -
Наставница впредь, внучке милой.

Храм мыслей верующей прост:
Дать миру человека должно.
Когда же телу - на погост -
Дать небу ангела возможно...
 
     Было за полночь. Женщина уселась на кровать. Поджала ноги, обняла их руками,
подпёрла подбородок коленками и попыталась мысленно проникнуть в святая святых своей души. Своей ли жизнью она жила и продолжает жить? Родители дали ей имя Арина, а Бабушка, по чистой случайности, так уж вышло, окрестила её Ириной, Ириной великомученицей. С тех пор её личность раздваивается. Мало того, что-то или кто-то, на всём протяжении жизни, неизбежно толкал женщину к  саморазрушению и даже к гибели.  Трагическая цепочка нежелательных событий в её судьбе не прерывается и по сей день.
     - Ох,- вздохнула Арина Яковлевна, -для дальнейшего общения с этим альбомом понадобятся моральные силы, стало быть, придётся подкрепиться. - Она решила изъять из своего скромного бара дешёвое Vino Tinto California в пакете, достать из холодильника тушёную ножку индюшки и в одиночестве, к которому она давно привыкла, приняться за трапезу. С каждым глотком вина далёкое становилось ближе. Как она любила Прибалтику:

Не забыты белёсые дюны,
Солнце Балтии в сердце горит!
Там в кармашки янтарики сунув,
В каждом кадре Ассолью сидит
Светло-русая кроха-беглянка.
Ей навстречу плывёт синева,
Пляж волшебник чудит, - спозаранку
Стали крыльями, вдруг, рукава...
Отвяжись, память, я умоляю!
И к душе подступаться не смей.
Выть о прошлом смешно, но не знаю,
Как таиться любимейших дней.
Смехом, музыкой был разукрашен
Мир, что звался "сторонка моя" -
Ни в садах, ни у мельниц иль башен
О русачке уж не говорят...
Так зачем повторяя всё снится:
Мною найден янтарь... В глубине -
Надпись "Ар..." - Не душе ль моей спится
Мотыльком в смоляном тайном сне?

     Арина Яковлевна задумалась. Ей вспомнилась история с янтарным подарком от школьного друга Володи. В то время молодой человек был старше пятнадцатилетней королевны, так по желанию девушки он её называл, на два года и заканчивал десятый класс школы. Его можно назвать первым возлюбленным Арины. Высокий, темноволосый, с правильными чертами лица и очень романтичный, он на все лады повторял ей, какая она особенная, прямо-таки неземная, божественно милая красавица. Сама же девушка относилась к своей внешности с болезненной подозрительностью. А Володя уверял, что она рождена для любви, но, конечно, для особенной любви. Этот поклонник каждую свободную минуту читал ей вслух цитаты из высказываний восточных мистиков. И где только он доставал такие книги и журналы?  Девушка всё чаще ловила себя на том, что не прочь испытать сладость и волшебство настоящего поцелуя, о котором разглагольствовал её старший друг. Но мать недобро усмехалась в её голове - и Арина гнала от себя крамольные думы и делала вид, что между ней и Владимиром нет никаких тайн. Что он для неё как верная старшая подруга. В дневнике школьницы есть такая запись: " Мне четырнадцать лет, но ещё никто не целовал меня, и я сама никого не целовала. Сегодня я ещё раз всмотрелась в Володю. Никто из школы не умеет держать себя, как он; у него вид графа, моего графа Луи де Бюсси. У меня тоже хорошие манеры, я умею даже школьную форму носить ни как другие девочки, а как королевна. Мой очаровательный фартучек застёгивается очень туго под рёбрами, чтобы все видели какая у меня осиная талия. Господи! Дай мне графа Луи де Бюсси. Я буду очень любить его и сделаю его счастливым, и сама я буду с таким рыцарем счастлива. Его лицо снится мне ночами. Оно так выделяется среди вульгарных лиц окружающих меня. Уходя из сна граф целует мне плечо и руку.
Вчера я рассказала Володе о прочитанном мной романе Дюма "Графиня Монсоро" и о том, что влюбилась в де Бюсси."
     - Произносить только имя графа уже доставляет мне несказанное удовольствие, - заключила Арина.
     - Ты любишь какую-то тень, - поморщился он, - тень которая, быть может, не оживёт, никогда не будет твоей. -
     - А эта тень опять снилась мне ночью, - парировала Арина, - и я сказала графу:
Милый, ты полюбишь меня, я достойна такого рыцаря. Смотри, я не дурна собой, точнее красива; я хорошо сложена, как статуэтка, у меня пышные золотистые волосы, зелёно-серые волнующие глаза, я хорошо кокетничаю..."
     Наверное все люди, хоть однажды в жизни, западают на известных героев книг, актёров, певцов. Это нормально. Но вот полная откровенность Арины с Володей какая-то странная. Лучше её близкому другу было не знать, что девушка ночами фантазирует о том, каково это - оказаться возлюбленной графа  Луи де Бюсси. И симпатизирующему ей юноше вряд ли было приятно думать, будто Арина откровенничает и дружит с ним, только потому, что внешне он чем-то похож на её идеал.          
     Арина Яковлевна прикрыла веки и увидела молодого человека на своём пятнадцатилетии, сидящим в дедушкином кресле и рассказывающим  историю янтарного бокала, который принёс ей в подарок.
     - Дарю тебе этот гинтарас, Королевна, в виде старинного кубка и несколько золотистых самоцветов. Они не в оправе кулона и не собраны в бусы потому, что гинтарас, как талисман, приносит счастье только водным и огненным знакам, остальным же не следует носить его постоянно, то-есть тебе.
     -Во-первых, Володя,- прервала его полная, яркая, с тёмными волосами женщина, сестра её матери, тётя Рита, - твой подарок носит название янтарь. А ты называешь его как-то иначе.
     Юноша снисходительно улыбнулся и стал объяснять:
     - Русское название янтарь произошло от литовского гинтарас. Ведь Королевна родилась в Литве, вот я и подумал, что ей приятно будет именно это название, -
высокомерно закончил Аринин друг, чем немало удивил окружающих.
     - Я этого не знала, - заявила тётя Рита, а о каких знаках ты тут ведёшь речь? - Не унималась она. - Мне интересно... Ведь об астрологии у нас ничего не найдёшь.
     - Хорошо. Продолжу. Королевна родилась в тот день, когда солнце находилось в знаке Водолея. Королевна принадлежит стихии Воздуха. Обычно это духовно развитые люди, чаще всего творческие натуры. Их дух тесно связан с космосом, и их тянет к синему, холодному астральному цвету... Так, Королевна? - Володя пристально посмотрел на девушку.
     - К зеркалу её тянет, - выпалила мать.
     - Пожалуй вы оба правы, - пожала плечами именинница.
     Да, Арину тянуло к зеркалу. Но любимыми её цветами были белый, серебристый и салатовый. А ещё, с тех пор как она стала сознавать себя, пожалуй с трёх, четырёх лет, все её мысли были направлены к величию, которое неизбежно должно было придти.
     Володя в тот день о многом очень интересно рассказывал, да так, что у присутствующих округлялись глаза. Его мистические рассказы восхищали смелостью фантазии, но, вместе с тем, Арина не могла не заметить, что сюжеты были переделками её откровений.
     - Гинтарас или янтарь, как кому будет угодно, - говорил он, - привлекает не только своей красотой, теплотой и изяществом, но и загадочностью происхождения. И что особенно, думаю, важно для Королевны - тем мистическим микромиром, который в нём подчас заключён. -
      Владимир поставил на свою ладонь бокал.
     - Вот, посмотрите, пожалуйста, сюда. - Все уставились на янтарный бокал.
     - В эту смолу до её затвердевания попали частички растения и кто-то, похожий на комара, как бы летящего к верху бокала. Но судьбой было ему уготовано никогда не вырваться из смоляного плена.
     После, лишь ненадолго Арина с Володей оказались наедине, он попросил:
     - Королевна моя, если со мной что случится, гляди, пожалуйста, почаще на этого комара и думай, что это по-прежнему томится в твоей западне мой дух.-
     Арина рассмеялась:
     - А что с тобой может случиться? - Но он приложил палец к её губам и продолжил:
     - И янтарные камушки я принёс тебе не просто так: если их поджечь, то дымом от янтаря можно вызвать видения. Ты же мечтаешь увидеть своего несравненного де Бюсси? Он к тебе, наверное, придёт.-
     Тогда Арина не совсем поняла, что Володя имел ввиду. Она и подумать не могла, какая беда ждёт её впереди. Как-то девушка продекламировала другу одно из своих стихотворений, вроде этого:

Меркнут сказочные краски
        утомлённого заката,
Но не гаснут чудо-звуки
        и пронзают тишину.
То приходят из романов,
        мной прочитанных когда-то,
Незабытые герои, -
        в светлый миг небытия.
Вот из стен выходят тени
        и сгущаются нежданно.
В старомодных одеяньях
        предо мною предстают
Де Бюсси, Атос с Партосом,
        Арамис с де Артаньяном...
Появляются другие.
        Всех с восторгом узнаю.
Ах, они меня постарше
        не на годы, на эпохи,
А на лицах нет морщинок...
        и глядят все сквозь меня.

     - Ах, как бы мне хотелось, чтобы Луи де Бюсси ожил и полюбил меня. Только ему я смогла бы отдать своё сердце, - продолжала делиться она этой напастью с Володей. В четырнадцать лет Арина открыла для себя чудо приключенческих романов Дюма и сохранит к ним любовь до конца жизни. Она день за днём признавалась юноше, что образ Луи продолжает настойчиво снится ей ночами.
     - От его пылких признаний с поцелуями рук от пальчиков до плеча, - говоря это Арина внимательно смотрела на друга, - я стала ловить себя на том, что не прочь пожалуй испытать ту необыкновенную сладкую любовь, о которой говорит мой возлюбленный из снов. -
     От этих откровений Володя потерял голову и бросился целовать её, но открыть рот для признания в любви он не успел - Арина резко оттолкнула "обнаглевшего" и закричала:
     - да кто позволил тебе так себя вести со мной?!-
     Потом, вспоминая их ссору она думала, что во многом виновата сама, недаром слыла в школе кокеткой. И всё же, ей - девушке хотя и достаточно кокетливой, но вполне держащей себя в руках (чтобы там не говорили себе, да и ей родители), короче - девушке невинной выслушивать колкости взрослых было  неприятно, а внезапное нападение лучшего друга, показалось нестерпимо обидным. И, несправедливые слова возмущения, брошенные подругой, снова и снова звучали в ушах Володи.   
      Но нам сейчас опять предстоит  вернуться в детство героини.

     Часть пятая

     С фотографии смотрит немного угловатая, застенчивая, со светлыми глазами и белокурыми локонами девчонка лет пяти-шести. В руке она держит венок из цветов одуванчика. Взрослая Арина стала описывать девчушку стихами. После первой получившейся строфы спрыгнула с постели и побежала за бумагой и ручкой.

      - Надо записать эти строчки, а то забудутся. - И пошла зарисовка:

В руке веночек, смуглая девчушка
Кружит на залитой зарёй косе.
Кудряшки - русы, носик - чуть в веснушках,
Под крыльями бровей - трава в росе.

Так звонко, зажигательно смеётся.
Ей буйство красок сердце веселит;
И то, что солнце тучам не сдаётся,
И ветер по-разбойничьи свистит,

И небо, словно в сказке, озорное -
Сцепились тучки с встрёпанной волной...
Да, в детстве всё вокруг для нас живое,
И на песке янтарный краб - живой!

Чу, ветер с сонных дюн покров срывает
И над рыбачьем хутором несёт,
Играет с сушняком, в волну бросает,
Тот, лодкою пиратскою, плывёт.

Всё впитывает Дух, коль жаждет жизни.
Бегут Такие к морю из дворцов -
А, вдруг, на горизонте алым брызнет?! -
Знать много у Ассоли близнецов.

     Я уже говорила, что в тринадцатилетнем возрасте у Арины одной из любимых книг была "Алые паруса" Александра Грина, замечательного писателя-романтика. Да и в самой Арине так много романтичного. Наверное, у русских романтизм в моде. В прошлом году Арина Яковлевна хотела навестить любимые места в Литве. Но не получилось. Ей затянули с визой, мол дети оккупантов, а раньше их называли освободителями, не очень-то желаемые в стране гости. Тогда к Арине пришли строки, вылившиеся в стихотворение "Я родилась в Советской Прибалтике"

Помню Балтику в объятьях лета -
Зыбкую янтарную теплынь
Сосен в дюнах, - солнцем обогретый
Куст черники, набиравший синь,
Как луна вставала над землёю
И любимый край в тиши дремал,
И республиканскому покою
Так восторженно мой дух внимал,
Там цветов неброское цветенье
Мне напоминало тайну звёзд -
Высоту по глубине паденья
Узнавала, набирая рост...
По своей дороге я ведома,
Есть и крест свой, как ему не быть?
И у всех в гостях, я - словно дома -
Чту обычаи все, как не чтить?
Жаль вот только, песня детства где-то
Растеряла прежнюю теплынь:
Я родилась в Каунасе - вето -
На любовь взаимную - полынь!
Горечь эта, средь ночного бденья,
Мучит дух и жжёт так горячо -
В "перестройке" с высоты в паденьи
Оказаться - что горчей ещё?

     А вот и дрезденские фотографии. Первое воспоминание Арины - она сидит в нижней части огромного кайзеровского буфета, сделанного из красного дерева золотыми руками. Сидит с куклой Эммой, которую родители подарили ей на трёхлетие.
Кукла ростом с девочку. Она открывает и закрывает глаза, сосёт соску, а когда у неё отбирают соску, кричит Mutter и Арине это очень нравилось. Темно. Дверцы её и Эмменого дома не плотно, но закрыты. Кажется, никто не знает, что они в старинном буфете. У родителей в гостях генерал с генеральшей. Они никогда не приносили Арине ни конфет, ни игрушек да и почти не разговаривали с девочкой, поэтому были ей мало интересны.
     Это происходило в Германии, в Дрездене, в послевоенные годы. Налёты Королевских воздушных сил Великобритании и военно-воздушных сил США с 13 по 15 февраля 1945 года на Дрезден считаются одними из самых разрушительных в истории Второй мировой войны. Было уничтожено очень, очень много мирных жителей, в основном - женщин, стариков и детей.
     А вот наши два пилота решили погибнуть сами, но отвести горящий самолёт от города Берлин. Об этом даже хорошая песня есть. А наши солдаты делились своими пайками с голодными немецкими жителями.
     Наконец 8 мая 1945 года в пригороде Берлина Карлсхорсте, штаб-квартире советских войск, была подписана капитуляция Германии. Вот радости то было.
     Временное пристанище Арининой семьи располагалось на правом берегу Эльбы. А на левом берегу Эльбы находился разрушенный Альтштадт (Старый Город). Жалко было смотреть на изуродованные и знаменитый дрезденский замок-резиденцию, и на Цвингер, и на Оперу Земпера. Не понятно каким образом держался купол Фрауэнкирхе, но и он потом обрушился. Немцы народ добросовестный и дисциплинированный. Они аккуратно разобрали развалины дворцов, церквей, исторических зданий, скрупулёзно описали все фрагменты и вывезли их за город.
     Известно, что восстановление центра заняло около сорока лет, зато теперь Дрезден такой красивый. Ещё тогда, улицы города были выложены брусчаткой. Ещё тогда потрясал своей красотой Розенгартен - аллея роз на берегу Эльбы. Как восторженно говорила о том Арина Яковлевна:
     - Райская красота. Бесконечные посадки самых разнообразных роз. Никто их не рвёт, ни топчет, люди благоговейно наслаждаются красотой и ароматом божественных цветов, - женщина улыбается, - как любила я кататься там по песчаным дорожкам на своём детском велосипеде. - Арина Яковлевна окинула меня испытующим взглядом, мол не устала ли я от такого количества её воспоминаний?
     Я слушала, как говорится, с открытым ртом.
     - Помнится также, как родители ездили в праздники на Площадь Единства, возложить цветы к памятнику погибшим советским воинам. Брали и меня с собой. В шесть лет, по слогам, я могла сама прочитать надпись: "Вечная слава воинам Красной Армии, павшим в боях с немецко-фашистскими захватчиками за свободу и независимость Советской Родины". Ниже более мелкими буквами - уточнение, пятая гвардейская армия.- Я представила эту маленькую живую девочку у подножия большого каменного памятника погибшим.
     - Никогда мне не забыть, как и русские, и немцы клали цветы к памятнику. - Женщина наклонила голову к розам, понюхала их и чему -то улыбнулась,
      - Памятник всегда был убран, точнее, завален цветами, венками и другими знаками почёта. -
     Тут Арина Яковлевна перебрасывает взгляд с меня куда-то вдаль. Я ощущаю её боль и обиду, когда разговор переходит на  горький 1994 год.
     - В тот год, ох лучше бы он никогда не наступал, наша Армия Мира, Армия Сдерживания, Армия Освободителей от фашизма, как пораженец, покидала Германию.-
     Я тоже перенеслась туда мысленно. Досада, возмущение, обида так и жгут нам с Ариной Яковлевной души. Как часто приходится возвращаться к прошедшему, чтобы было понятнее дальнейшее.
     - Я говорила о памятнике, который соорудили в ноябре 1945 года. Так вот, в 1994 году не стало Площади Единства, её теперь называют Альбертплац, не стало там и памятника, вместо него поставили фонтан. -
     - Но где-то писали, памятник цел и стоит он возле музея армии, -сказала я, - правда, теперь он в запущении и на нём ни цветочка...-
- То-то и оно, - глубоко вздохнула женщина. Сходила на кухню, принесла в графине немного охлаждённой водки, разлила её по маленьким хрустальным стопкам и сказала:
- За погибших в Великую Отечественную войну. - Мы стоя выпили и потом долго молчали, каждый думал о своём.
     Отец Арины Яков Александрович, полковник-железнодорожник отвечал за восстановление железных дорог. Мать Элла Васильевна, естественно - домохозяйка. Поселилась семья в хорошем каменном доме, брошенном хозяевами. От улицы дом был огорожен красивым  металлическим забором по которому вился плющ. Из дома с большой верандой в сад вела  каменная лестница с двумя скульптурами по бокам.
Снаружи и веранда, и лестница прятались под зелёным плащом из дикого винограда, который спускался на большую площадь, выложенную булыжником. Это - вотчина немецкой овчарки Динки, красивой, ласковой и умной собаки. Когда и как родители Арины приобрели её, не знаю. Как-то дочь подошла к отцу, который непонятно что мастерил и спросила:
- А что это будет?
- Плётка.
- Для кого? - удивилась девочка.
- Для Динки и Аринки.
     Надо сказать, и ребёнок, и собака боялись обоих взрослых. Отец был  ехидный и всё делал из под тишка, а мать - вздорная и жестокая. Она, за любую провинность лупила дочь ремнём и ставила на колени в угол на горох. Тем не менее, девчушка с четырёх лет, Как только мать за дверь, срочно облачалась в наряды из кружевных накидок для подушек и белых простыней, украшала цветами и листьями из сада голову и кружилась перед зеркалом, изображая королевну из сказки Ганса Христиана Андерсена. Как только мать не ругала её за это, как не наказывала, карнавалы продолжались. Представляете, с какой радостью восприняла шестилетняя Арина  известие, что её отвезут в Москву, где она пойдёт учиться в школу. Родители вернуться в Германию, а дочь оставят у бабушки Анны Алексеевны.

     Шестая часть
         
     Арине сразу понравился дом её бабушки по материнской линии. Потом она будет часто вспоминать его и напишет стихотворение "Московский домик моих предков":
Как мне дорог тот бабушкин дом,
Как я счастливо в нём жила,
Под лепниной... цветным потолком
Повзрослела я и подросла.

Пол, исхоженный дедом, отцом,
Мамой, братом... покрашен был,
Печка, - выложена изразцом,
Запах дров с её пасти плыл.

В доме дружно садились за стол.
Та традиция - дорога;
Все, как прутики в венике мол,
Всех крестила бабули рука...

О, московский старинный наш дом,
Где резные те ставни, дверь...?
Был красив, а пошёл на слом, -
Век панельный в фаворе теперь.

Эх, всему наступает конец.
Мчались годы, как поезда.
Что нам делать с собой, наконец,
Коль тот мир не забыть, господа?
     Дом был двухэтажный. Стоял он в проходном дворе. С одной стороны дом глядел на Почтовую, а с другой - на Волховский переулок. Когда-то он считался достаточно видным. Снизу кирпичный, сверху - деревянный, с красивыми резными наличниками на дверном и оконных проёмах, принадлежал прадеду Арины, но она застала это жилище уплотнённым многочисленными соседями. Её безропотная бабушка со всеми ладила. Их комната находилась на втором этаже. Отапливалась печкой, которая прежде была в изразцах, а потом её ободрали и побелили, так мол теплее.
     К металлической резной лестнице, на которой зимой вырастали ледяные грибы, вели два тёмных коридора. В том, что ближе к комнате, стоял огромный кованный сундук, а в дальнем хранились дрова.
     Уже за полночь. В доме все спят. Арина смотрит на иконы, и все её мысли - о близящемся великом христианском торжестве, о Пасхе. Она полюбила этот праздник благодаря бабушке. Анна Алексеевна отмечала Пасху даже в страшные голодные годы Великой Отечественной да и во все другие, когда была в России безбожная власть.
Арина и после того, как бабушки не стало, ясно видела перед собой её светлый славянский облик, видела, как принарядившаяся бабушка Аня несёт узелок из белоснежной марли; внутри - три кулича, три пасхальных творожных "горки" и несколько крашеных в луковой шелухе яиц...
     И как же Арина благодарна дорогой своей Анне Алексеевне за то, что та тайком окрестила её в Елоховском соборе - вопреки воле партийного отца! Женщина закрывает глаза и видит себя в семилетнем возрасте, помогающей мять деревянной толкушкой деревенский творог и сливочное масло, купленные на рынке. Послевоенный период в разрушенной войной стране был абсолютно уникальным. С 1946 по 1953 год жизнь населения ежегодно заметно улучшалась. Плановая экономика эффектно сочеталась с рыночной. Появлялись и новые государственные хлебозаводы, и частные хлебопекарни. Производилось много и продовольственных товаров, и промышленных, от частного сектора. Анна Алексеевна уверяла, что дефицита не существовало.
 - Цены на колхозных рынках в начале пятидесятых годов почти не отличались от розничных государственных. И в магазинах, и на рынках - продукты высококачественные, не отравленные нитратами, не замороженные, а свежие.- Будет вспоминать она много позже.
- Известно и то, - говорит Арина Яковлевна, - что в годы правления И.В. Сталина население увеличивалось, не то что при либералах в девяностые - катастрофически сокращалось. Как выразился оборотень либерал-реформатор, прозванный в народе "жадный, подлый и бесстыжий, и жестокий с кличкой - рыжий", Анатолий Чубайс, "не вписались в рынок". А не вписались в основном те, кто не воровал, честно трудились, любили Родину, ну и, конечно, состарившиеся ветераны, победившие фашизм и отстоявшие для нас мир. В аду будут гореть за свои мерзости и Чубайс, и Гайдар, и Медведев, и им подобные. -
     Со слезами на глазах она рассказывает, как вешались учёные, которым не давали больше работать, содержать лаборатории, как лучшие умы вынуждены были уезжать из страны, как по радио обманывали стариков, мол отдайте свою квартиру и будете до конца дней своих обеспечены, а конец дней для доверчивых наступал очень быстро. И эти вещи можно перечислять бесконечно. Страшные, жестокие и позорные годы для России девяностые.
 - Мой учёный муж запил по-чёрному, его забирали в вытрезвители, обчищали карманы и выпускали за штрафы, которые я оплачивала. Было страшно. А тут моя знакомая по университету Культуры выходит вдруг замуж за его бывшего аспиранта и уезжает в Мексику. Вот оно спасение для учёного, может там нужен его ум? Мы списываемся, я умоляю подругу поторопить её мужа прислать моему мужу приглашение. Но, чтобы он не заподозрил моего участия, пусть думает, что его пригласили, восхищаясь его научными работами. И, о счастье, таковое приходит. Работа предлагается близкая к той, которой занимается мой муж.
Вспоминая те чёрные дни, Арина Яковлевна сидит какая-то притихшая, как обессиливший на боле боя солдат. Я тоже молчу. Наконец, осторожно говорю:
- Да, страшное время девяностые...- Смотрю на женщину, - Известно, правда, уже после 1956 года, в нашей социалистической системе появились многие негативные черты.
- А уж после 1960 года СССР совсем стал не тем, каким был раньше, - замечает собеседница. - Сталин был великан, а потом пошли карлики. Иосиф Виссарионович для себя лично не хотел ничего, а его весь мир уважал. В его время все были очень ответственны и старались друг перед другом. Вождя называли родным отцом и безраздельно верили ему, а многие его боготворили. Все были счастливы, что в стране мир. - Арина Яковлевна вытерла салфеткой глаза, открыла настежь огромное окно, подышала свежим хоть и жарким воздухом, повела плечом и вздохнула:
- Надо же, как мы перемахнули сюда из пятидесятых годов... - водворила на место москитную перегородку и повторила,  - жить на планете Земля стало боязно как-то...  Давайте вернёмся к маленькой кухарке.
- Давайте, - согласилась я. - Там мы готовились к Пасхе, Да?
- Да.
     Девочка просит бабушку всыпать в месиво побольше изюму. Бабушка даёт внучке облизать большую хохломскую ложку.
- Ну как, Анчуточка?
- Ой, бабуленька, вкусно-то как! - И, разглядывая ложку добавляет, - деревянная, а как золотая. И ягодки с цветочками красивые какие.
- Ну и слава Богу, что вкусно. А такие ложки и разную посуду из дерева делают в селе под Нижним Новгородом и называют всё это Хохломой. Эти ложки мне ещё покойный свёкор подарил. Видишь, внученька, лак-то ни от холода, ни от кипятка не сошёл, краски все тоже сохранились. Вот какие в России народные умельцы есть.
- Хорошие умельцы, - соглашается девочка, - Я тоже хочу научиться так рисовать.
- Будешь стараться, научишься, милая.
- А ты мне разрешишь красить яички?
- Чего ж не разрешить? Ты у меня единственная помощница. Вон как образа красиво веночками убрала.
- А мы будем христосоваться с соседями?
- Будем, внученька, будем.
- И гости к нам придут?
- А как же иначе? Хорошо, что приезд твоих родителей с таким праздником совпал.
- Да... хорошо... - соглашается девочка без особого энтузиазма.
     Под большим деревянным столом на холодном крашеном полу стоят бутылки с кагором и водкой, домашнее вино в прадедовых штофах. Тут же - глубокие тарелки с холодцом и заливной рыбой, кастрюля с квашеной капустой и крынка с солёными грибами. Всё накрыто белоснежной марлей. Возле печки на стульях стоят душистые красавцы куличи. На подоконнике - три творожные пирамидки и много красных яичек. Ариша смотрит на всё это, и на душе радостно, как-то необычно, трогательно.
- Бабуленька, я всегда буду тебя слушаться. Буду нищим пирожки подавать...
- Вот и славно, внученька.
-А меня за это в рай пустят?
- Если всегда такой будешь, пустят. Только жизнь прожить - не поле перейти.
Анна Алексеевна вздыхает, крестится, оправляет лампадки. Потом тяжело опускается на колени и долго молится. Девочка видит её спину, косынку, скрывающую тугую русую косу, закрученную в пучок, ноги в чёрных шерстяных чулках - и чувствует, что это единственный на свете человек, который любит её.
   Как-то первоклашка Ариша пришла из школы очень понурой.
- Что случилось? - Спросила бабушка.
- В моём дневнике две двойки, - ответила внучка.
- Это под конец-то года? - Всплеснула руками Анна Алексеевна. - Как же это так? Ты же у меня хорошистка, почти отличница...
- Я сказала учительнице, Ольге Ниловне, что ни за что не буду делать в летние каникулы насекомую коллекцию. Ведь жуки и бабочки живые, значит им будет больно, если протыкать их иголками. Вот она и поставила мне за предмет и за поведение по паре, - девочка в упор смотрит на бабушку.
- Иди мой руки, переодевайся в дворовое платье и погуляй немного, пока я со стряпнёй покончу. Иди, милая, иди. Я скоро кликну тебя.
- А за двойки будешь ругать?
- Нет. За что ругать? Твоя душа подсказала тебе, что эти маленькие, беззащитные существа не должны страдать от накалывания их на булавки. Ты не палач, чтобы пытать  и наблюдать, как они станут агонизировать. Ты правильно поступила отказавшись осуществлять казнь.
Ариша подскочила к бабушке и попросила её нагнуться, чтобы крепко поцеловать.
Потом, на кухне Анна Алексеевна с гордостью за внучку, рассказывала соседям, что Ирише ( она чаще называла девочку именем по крещению) дано "милосердие по благодати". А пришла внучка к нему после пережитого греха жестокости: по её вине погиб щеночек. Несчастная долго скорбела и каялась в этом.
Соседка Параша, толстая и неповоротливая украинка, у которой муж вернулся с войны без правой руки и вскоре запил, сказала:
- Мою-то Ленку в пятом классе так вырвало, когда на уроке зоологии её класс лягушек резал, тьфу... - сплюнула она в сердцах.
- В любой школе найдётся своя Ольга Ниловна, у которой нет органа сострадания: не врождён он и всё, не воспитан... - перекрестилась Анна Алексеевна.
- Самое обидное, - поддержала разговор курчавая брюнетка Софья, молоденькая еврейка, только что начавшая работать воспитательницей в детском саду, - эти злодеяния никто таковыми не считает.
- Вот, вот, - поддакнула Параша, - скажи кому: не убий лягушку, мотыля, жука или ещё кого... - засмеют и запишут в ханжи, али юродивые.
- Чего кудахчете, бабы? - Помешивая половником в большой кастрюле картошку с мясом, - рыкнула татарка Фатима, работавшая в Исполкоме и посему любившая, чтобы её слушали и слушались. - Вашим Богом, да и нашим, человеку были попущены в снедь животные, птицы, рыбы, раки... да кто хошь...
- В снедь ведь! - Прервала её Параша, - но не ради удовлетворения нездорового любопытства и похоти убийства.
- Цепочка зла бесконечна, когда люди не следуют по слову святых отцов, вздохнула Аринина бабушка. - Преподобный Силуан Афонский учил "жалеть всю тварь, так, что без нужды и листа на дереве не хочется повредить."
- Правильно это, - сказала Клавдия, приехавшая в Москву к родителям погибшего на войне мужа, из Крайнего Севера России, - в традиции нашего народа, без нужды не убивать ни букашку, ни тигра.
-А почему позволены  охота и рыболовство? - пошла на неё грудью Фатима.
- Отвечу, - это способ пропитания, добывания "хлеба насущного". Нельзя убивать просто так или ради излишка, и уж конечно, грех убивать ради забавы, опытов или коллекции какой-то.
-Хорошие обычаи, правильные, - в один голос согласились Параша и Софья.
- В наших родовых песнях человек кровно, по-братски связан с "низшей тварью", с самыми неприметными обитателями земли нашей, - заключила Клавдия.
     Сегодня в интернете  не редки глумливые статьи демократов о низком уровне жизни российского народа при диктаторе Сталине. А все кухонные разговоры, слышанные Ариной, начинались или заканчивались пожеланиями вождю долгой жизни. Страна только вышла из тяжелейшей пятилетней войны с фашизмом. Страна строилась и залечивала раны. Однако, Союз Советских Социалистических республик был независим, - известно, что внешнего долга Россия практически не имела. Важно и то, что государство не продавало капиталистическим странам ни газа, ни нефти, ни алмазов... СССР не знал такого жестокого позора, как продажа человеческих органов для богачей, в разные сомнительные клиники. А ещё СССР не представлял даже, что можно своих красивых молодых женщин отдавать в капиталистические бордели.  В СССР ни со сцен, ни с экранов телевидения, ни с кинолент не лились грязь, пошлость и мат.
     Никогда не забыть Арине страшный 1953 год. Болел отец простого народа Иосиф Виссарионович Сталин. И вот 6 марта 1953 года в шесть часов утра по радио объявили о его смерти. С 6 по 9 марта советские люди прощались со своим вождём. По всей огромной нашей стране был объявлен траур. Арина видела настоящие слёзы людей. Гроб с телом Сталина был установлен в Доме Союзов. Потоки скорбящих были неисчислимы. Аринина бабушка тоже плакала. Наслушавшись в коммуналке разговоров взрослых десятилетняя девочка написала:
Если долго солнца нет,
Людям холодно, конечно.
Но оно ведь светит всем, -
Для плохих и для хороших.
Ну а Сталин лил свой свет
На трудяг и сердцем чистых.
Солнце русских - Сталин. Мёртв,
Горче этой нет печали.
Знамо, вождь наш будет жить
Вечно в памяти народной.
И как прежде мы служить
Будем Родине свободной.
Памятовать о войне,
Чтить героев и трудиться.
Зря ликует мир воров -
Им, - амнистия Хрущёва...
Что ж, посмотрим кто каков.
Пресекать Русь зло готова.
- Да, воровской мир ликовал: "усатый того... жди амнистии!", - проносились в голове слова Арины Яковлевны, - так оно и вышло: в том же году на свободу выпустили сотни тысяч заключённых. Но политических это не коснулось.
   
     Продолжение  следует