Сундучок, глава 2, облом III-ий

СУНДУЧОК ВОСПОМИНАНИЙ,
       или
НЕ УГОДНО ЛЬ ПРОСЛЫТЬ АНТИСЕМИТОМ?
(многоглавый роман
с автобиографическими и географическими деталями,
а также с выстрелами, взрывами и гибелью разных людей,
иногда с картинками, но чаще без матюгов)

                Есть у каждого бродяги
                сундучок воспоминаний…
                Из стихотворения «Бродяга»
                (1934), автор — Д.Б.Кедрин.

Глава 2. ТЕМА ЛЮБИМАЯ И ГОРЬКАЯ
(три облома + два межобломья)

                Роман пис`ать — нелёгкая работа.
                Стихи — такие ж трудные дел`а.
                Но более всего любовь к военморфлоту
                меня сквозь годы мучила и жгла.
                Подражание есенинским
                «Стансам», сочинённым
                в Баку осенью 1924-го.

ОБЛОМ    III-ий

                Дважды пытались, но Бог любит Троицу —
                ладно, придётся Ему подыграть!
                Из песни «Туман» (1968),
                автор — В.С.Высоцкий.

Час`а через 2 с половиной после того, как бабахнула пушка на бастионе Петропавловской крепости, я добрался на зюйд-в`естовый берег Васильевского `Острова (вульгарно-популярно — «Васьки»), покурил на подходе к КПП — и решительно открыл дверь.
Первым встреченным за нею был молодой человек в аккуратно отутюженной парадно-выходной «голландке». Погончики свидетельствовали, что звание у курсанта не самое большое — главный старшин`а (чин, соответствующий в сухопутных войсках старшему сержанту). Однако парень явно страдал избытком высокомерия. Может быть, потому, что физиономией (если мысленно приделать к ней усы) очень напоминал такого Ленина, каким его видел я прошлой весной во Львове на огромном первомайском портрете?
Известно, что вождя мирового пролетариата в каждой союзной республике принято было рисовать по-своему: в Армении он походил на армянина, в Узбекистане — на узбека, и так далее. Из этого пр`авила следовал вывод: сейчас передо мной — украинец. А проще говоря — «хохол». Ну и что? В студенческой нашей группе Р-61 староста Николай Невинник — «хохол» из-под Харькова — замечательный, спокойный, умный товарищ. Правда, в преферансе он блистает некоторыми странностями. Но лично я вообще ничем не блистаю в преферансе…
Главстаршина, осклабившись, заговорил:
— Гляди-к, какой шпак: в кепсончике, да в очёчках, да с чемоданчиком… Ты почему с чемоданом, карась?
— Ком`у — карась, а ком`у — Анатолий Фёдорович.
— А, ты здесь себя ТАК прикажешь величать? Ну, будем знакомы: помощник Дежурного по Отряду, старшин`а 3-ей роты Гавриил Опанасович Нестюк.
С этими словами и блудливой ухмылкой он протянул мне свою правую (показалось: честно открытую) ладонь.
Я поставил чемодан, снял левой рукой кепку, а правую протянул в ответ. Шевельнулась задняя мысль съязвить что-нибудь, опершись на сходство звучания слов «Гаврила» и «горилла», но вместо неё использовал я простую переднюю:
— Очень приятно, будем знакомы.
Хитрый Гаврила резко потянул мою руку и развернул правым плечом к себе, а свободной левой отвесил мне крепкий подзатыльник:
— Не привыкай выпендриваться, кар-р-рась!
Организм мой отреагировал без промедления: выпустил кепку, вдвинул своё правое плечо под правое плечо обидчика, ухватил его в двух местах, словно горловину тяжёлого мешка, подсел под этот «мешок», распрямил н`оги — и сбросил его на палубу, причём носом Нестюк проехался по боковине моего чемодана. Чемодан после путешествия сквозь слякотный город от Витебского вокзала через Петроградскую Сторону до нужного КПП не отличался чистотой, вследствие чего на лице, кроме ссадин, остались частицы мокрой гр`язи.
«Беска» (то есть бескозырка) слетела, обнажив причёску, густоте которой дедушка Ленин мог бы премного завидовать.
Мелькнула у меня новая мысль: «Опять началось с потасовки — опять удачи в службе не будет», — но отвлекаться на умственную деятельность было нельзя, ибо противник молниеносно вскочил, сдёрнул с себя поясной ремень и захлестнул его конец в правой руке, уподобив боевому цепу (предмету, который в музеях старинного оружия классифицируется как «булава с подвижной конструкцией»). Кобура с тяжёлым содержимым (неужто доверяют настоящий пистолет этому психу, лично я ему и холостого патрончика не доверил бы), соскользнув к сверкающей жёлтой пряжке с выпуклым якорем, превратилась в головку («подвижное навершие») цепа.
Из уст обиженного неслись звуки, превосходно соответствующие ситуации. Цензура пропустит, вероятно, только такие:
— Ну, ты, …, оборзел, … кар-р-рась! Щас я тя …, век маком … будешь!
Не один мой кореш по молодой весёлой жизни в Покл`евской уехал оттуда в ТМУ — Тобольское Мореходное Училище. Гена Ивачов, Вова Ментиков, Витя Чурлин… Я встречался с ними (преимущественно в зимние каникулы), и ребята мне показывали, как орудуют курсанты своими ремнями в массовых драках.
Теперешняя стычка не обещала превратиться в массовую драку — «карась», дежуривший вторым (младшим) сторожем на КПП, наблюдал молча и не проявлял поползновений в неё ввязаться. Но и один на один против ремня с «летающей головкой» зевать я не имел пр`ава. Эх, снять бы пальто!
                * — * — * — * — *
Снять пальто, изловчиться и набросить его на голову разъярённого «Горилльеро» (а ещё лучше было бы — одновременно и на руку с ремнём), я не успел.
В этот момент (почти в точности как тогда, когда я сцепился с Артуром Т. Таубергом) сзади скрипнула дверь, и голос (но не зычный мужской, а сугубо женский) повелел:
— Нестюк, прекрати немедленно! Ишь, петухи какие…
— Виноват, здравия желаю, Галина Фёдоровна… — с большой видимой неохотой агрессивный мой визави увял, подпоясался, поднял и взялся отряхивать «беску».
— Здравствуй, здравствуй… А ты кто такой? — вопрос был обращён ко мне.
Я объяснил.
— Из вуза ушёл сюда? Редкость для нас! А сколько математики было?
— Полтора г`ода: аналитическая геометрия, теория вероятностей, из матанализа — дифференциальное и интегральное исчисление, диффуры, теория рядов, векторный анализ, теория функций комплексного переменного, теория графов, вариационное исчисление…
— Чему ж мы тебя тут учить будем? Я здесь математику преподаю. Ну, пойдём разбираться…
Я подхватил кепку и чемодан. Мы вышли на внутренний плац. Галина Фёдоровна взяла на себя роль экскурсовода:
— Вот УК-1 — учебный корпус номер один. В нём командование, Знамя ч`асти, клуб и, разумеется, аудитории…
Перед четырёхэтажным краснокирпичным УК-1 стоял памятник — вечно живой Ильич в пиджачной паре (или тройке?) с вечно протянутой рукой. Из окн`а рядом торчала труба.
— …Это торпедный аппарат, причём действующий…
Любопытно: а на кого ж он нацелен?
— …В пятиэтажном здании напротив — библиотечка, больничка, спальни, столовая и матросская чайная. За ним — в третьем ряду, считая от Большого проспекта, — УК-2, склады, котельная…
— Галина Фёдоровна, разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— У вас в Отряде учился с 1966-го г`ода Безместных Георгий Васильевич — помните ли его? Это мой одноклассник. Из-за Урала… в Свердловской области школу вместе закончили.
— …Прямо вот сразу не получается вспомнить. Он чем отличался?
— Долговязый такой молодой человек… День рождения — 29-го мая… В почтовом адресе была буква «М»…
— Куда распределили?
— Мы с ним в последний раз виделись в феврале 1968-го — считайте, ровно 2 г`ода назад. Я в Ленинград погостить приезжал. Пот`ом связь утеряна.
— Возможно, кто-нибудь другой из преподавателей что-либо подскажет… Или поинтересуйся у «архивариусов» наших…
— А там что за архитектура с куполами? Собор?
— Церковь иконы Милостивой Богоматери. Ещё говорят: Милующей.
— Неужель тоже действующая?
— Нет, ведь крест с-над центрального к`упола, видишь, снят. В ней находится УТС …
— ????
— Учебно-тренировочная станция по ЛВД.
— ????
— ЛВД — легководолазное дело.
— Аквалангисты?
— Нет, ИСП.
— ????
— ИСП — индивидуальное снаряжение подводника…
Позже я узнал ещё многое из того, о чём Гошка не рассказывал (добровольно запрещал себе «трепаться»? Или вовсе не ведал?), например:
— в церкви есть бассейн (без подогрева вод`ы), шахта (широченная железная бочка) высотой больше чем 21 метр, ещё одна торпедная труба (для отработки всплытия из затонувшей ПЛ), барокамера и всякая прочая всячина;
— ИСП-60 включает в себя СГП (спасательный гидрокомбинезон подводника) и ИДА-59 (индивидуальный дыхательный аппарат) или ИДА-59М;
— заведение это подготовительное создали в рамках Балтфлота по указу последнего российского императора Николая II-го весной 1906-го в городе Лиепая, который тогда назывался Либавой, и окрестили трёхсловием «Либавский Учебный Отряд» (ЛУО);
— в Петроград (с остановкой в Ревеле) Отряд был переведён весной 1915-го, в ходе Первой империалистической войн`ы;
— вселился в эти здания — Дерябинские казармы — в 1925-ом (до того они побывали и царской тюрьмой, и советским местом лишения свободы, и общагой для сезонников, стекавшихся летом в город на заработки);
— имя Кирова получил в начале 1935-го — приблизительно через полтора месяца после убийства Сергея Мироновича (а разве тот был подводником?);
— `ордена Красного Знамени удостоен в 1939-ом, и с тех пор в сокращениях именовался КУОПП — Краснознамённый Учебный Отряд Подводного Плавания. (В феврале 1968-го Безместных Георгий-свет-Васильевич подарил мне «люминевый» портсигар с гравировкой внутри, которая именно так и требовала: «Помни КУОПП».)
Много дней спустя после выпуска Гошки, после всех-всех описываемых здесь событий некий ретивый тяжелозвёздный политрабочий подметил, что слитно-быстро произносимое «куопп» похоже на кваканье жабы, — и в названии переставили слов`а. Теперь оно звучит иначе: «Учебный Краснознамённый Отряд Подводного Плавания», сокращённо — УКОПП. Схожесть с сугубо сухопутным термином «окоп» не смущает никого из военморов и не возмущает…
Всё это, повторюсь, узнал я позже.
А в пятницу 6-го февраля 1970-го г`ода любезная, как и полагается интеллигентной коренной ленинградке, симпатичная, менее чем 40-летняя дама довела меня до рубки (похожей на аквариум), в коей размещался Дежурный по Отряду, и сдала ему в виде «нестриженого пополнения», на прощанье пригласив:
— СамПО предоставит возможность — не откажитесь, З`еников, разыскивать да навещать меня, будем беседовать об интегральном исчислении, о Белоруссии, о Минске…
Заметьте: добрая зрелая женщина перешла на «вы» в разговоре со мной, лишь месяц назад миновавшим рубеж английского совершеннолетия. И ещё не способным такой переход оценить по достоинству. Поэтому я не поцеловал ей нежную руку, а глупо спросил:
— Кто есть СамПО? Политотдел?
— Время, отпущенное распорядком дня на самоподготовку, — от обеда до ужина…
Не посчастливилось мне снова пообщаться с Галиной Фёдоровной ни в КУОПП, ни в УКОПП, но с единственного того раза она запомнилась на всю оставшуюся жизнь.
А портсигар, о котором сказано выше, потерял я в конце XX-го в`ека, в сильно нетрезвом состоянии и в окрестностях ближайшего универсама. Горевал, вывешивал объявление (прошу вернуть за вознаграждение, мол, память о фронтовом товарище) — не вернулся он. Вероятно, бомжи подобрали да снесли быстренько за копейку в пункт приёма цветных металлов.
                * — * — * — * — *
На площадке I-го этажа УК-1 стоял огромный памятник С.М.Кирову.
Дежурный К2Р (капитан второго ранга), приняв документы и едва глянув на них, взялся за телефонную трубку. Вскоре появился худощавый мужчина с погонами м`ичмана — подлинный старшин`а 3-ей роты (Нестюк в её иерархии числился на ступеньку ниже — старшин`ой группы, а передо мной притворился занимающим более высокую должность, то ли стремясь напугать посильнее, то ли желая просто «п`онта ради» пустить пыль в глаз`а, будто симпатичной легковерной девушке). Он носил фамилию «Казак`ов» (имя-отчество, простите, пожалуйста, товарищ мичман, не вспомню сейчас) и постоянный з`апах изо рта, заставляющий предполагать наличие вечной нерушимой дружбы с зелёным змием. Меня перепоручили Казак`ову со следующими словами:
— Зачисляем новобранца З`еникова на все виды довольствия! Переодеть, постричь, накормить, наделить спальным местом! Адмирал завтра решит, какое звание парню присвоить, куда он годится и чем будет нагружен, а до решения — простой рядовой матрос, пусть у тебя в роте поживёт, погоны себе пришьёт, БУМС поизучает. Только чтоб с брашпил`ями твоими — без эксцессов, смотри!
— Так точно!
— Сведи его с Придомским, пусть познакомятся.
— Так точно… с Прихатским?
— Ну да, с тем курсантиком-художником, который до обеда нынче прибыл.
— Есть!
— Ты Придом… Прихатского в какую группу определил?
— Велено было: в новую. 38-ую.
— Вот, и З`еникова туда же, пока утрясутся все вопросы. Если что не сойдётся — дашь две минуты, чтоб перешил «боевой» номер.
— Бу-сделано…
                * — * — * — * — *
Слово «БУМС» звучанием своим напомнило про бр`амсель, грот-бр`амсель, грот-бом-бр`амсель, фор-бр`амсель, фор-бом-бр`амсель, крюйс-бр`амсель, крюйс-бом-бр`амсель, а также про фор-брам-рей, фор-брам-ст`еньгу, фор-бом-брам-ст`еньгу и другие ч`асти деревянного рангоута парусного судна, с названиями которых мне приходилось встречаться в приключенческих романах.
В реальности эти 4 больш`их буквы разделялись на две п`ары (БУ МС) и означали «Боевой Устав Морских Сил».
БУ ВМС РККА действовал с 1930-го.
Вр`еменный БУ МС РККА ввели в действие в 1937-м. Приказ от 26.03.1937 снабдили номером, начинавшимся с нуля. То есть: и сам приказ, и вводимый им документ были секретными.
Народная мудрость гласит: «Нет более долговечных жилищ, чем вр`еменные».
С воинскими уставами, похоже, ситуация точно такая же.
Первый Устав Корабельной Службы Рабоче-Крестьянского Красного Флота (РККФ), утверждённый знаменитым Вторым Наркомвоенмором СССР Михаилом Васильевичем Фрунзе 25-го мая 1925-го, менее чем за полгода до гибели в Солдатёнковской (ныне давно уж Боткинской) больнице Москвы, не имел в своём названии сл`ова «Вр`еменный», а потому, значит, и просуществовал всего 7 лет, да и те без 6-ти недель — до 13-го апреля 1932-го.
Пришедший на смену Корабельный Устав (КУ) ВМС РККА действовал только до 1939-го, ибо тоже не имел в своём названии «волшебного сл`ова»…
КУ-39 был заменён на КУ-43.
Тот — на КУ-51.
Его сменил КУ-59.
На эту-то книжечку — внешне невзрачную, но содержавшую свыше 380-ти страниц, текст «Военной присяги», 2 отдела (940 статей в 22-ух главах) и 11 приложений, — меня и нацелил вскоре мичман Казак`ов.
Я не сдержался:
— А там товарищ капитан второго ранга про БУМС говорил…
— Рановато ещё тебе в БУ МС нос совать. Учи присягу. Примешь — тогда посмотрим…
                * — * — * — * — *
Начитавшись указанных романов, понимал я бр`ашпиль как лебёдку с горизонтальным валом, используемую для поднятия якорей. Если вал ориентирован вертикально, то такая лебёдка именуется без «бра-», просто «шпиль» (или — гораздо красивее — «кабест`ан»). Какие эксцессы могут случиться у меня с бр`ашпилем? Разве что неосторожно зацеплюсь за какую-нибудь заусеницу на его конструкции и порву казённую одежду?
Очень скоро (к ужину) я узнал: «брашпил`ями» в Отряде были прозваны обленившиеся старш`ины (по воинскому званию) срочной службы, формально несущие ответственность за, к примеру, состояние учебных кабинетов, не являющиеся старш`инами (по должности) групп или рот, а потому фактически и не напрягавшиеся тяготами общекурсантской жизни. Пример: ни один курсант не вправе был прилечь на коечку в дневное время, тогда как «бр`ашпиль» себе, любимому, это позволял запросто. Вероятно, горизонтальное расположение вор`очающегося т`ела и натолкнуло наблюдателей на ассоциацию с истинным бр`ашпилем?
В описываемое мною время на «лесенке» воинских званий Советского ВМФ аж три содержали в своём именовании звучное и многозначительное слово «старшин`а»:
— главный старшин`а (на каждом погоне — одна широкая поперечная лычка);
— старшин`а 1-ой статьи (в жаргоне — «первост`ат», 3 узких лычки);
— старшин`а 2-ой статьи («второст`ат», 2 узких лычки).
18-го ноября 1971-го Президиум Верховного Совета СССР своим Указом повелел (пункт 3) ввести ещё одно:
— главный корабельный старшин`а (ГКС, «главкост`ар», широкая полоса вдоль всего погона — такая, какую до того носили мичман`а).
Это произошло уж`е без меня.
                * — * — * — * — *
Баталёр (на гражданском языке — «кладовщ`ик») с такими же старыми мичманскими погонами, как у Казак`ова, забрал весь мой «багаж» (из чемодана разрешено было взять только принадлежности для бритья, для чистки зубов, все запасные носк`и и тряпку для вытирания помытых на ночь ног), а взамен выдал полагавшееся вещевое довольствие.
Учительница пения Клара Прокофьевна Ахматчина вбивала классическую мажорную гамму в наши детские г`оловы с помощью нехитрого стишка:
        По-лу-чил сол-дат вин-тов-ку
        и по-го-ны с о-кан-тов-кой!
До-ре-ми-фа-соль-ля-си-до, до-си-ля-соль-фа-ми-ре-до — этот мотивчик крутился у меня в голове, пока кладовщик-вещевик «сооружал» комплект обмундирования и обуви, с матюжками подыскивая нужные размеры. Сочинился другой стишок, столь же наивный, но целиком соответствующий ситуации:
        По-лу-чил ма-трос «гол-ланд-ку»,
        «га-ды», «бес-ку» и кро-ват-ку…
В поезде выспаться всласть, разумеется, не удалось, и в «кроватку» сейчас попасть я не воспротивился бы. Однако путь до оной не выглядел скорым. Значит, долой «кро-ват-ку», даёшь… «те-трад-ку»! Кстати:
— Товарищ мичман, разрешите мой чемодан — на п`ару секунд, надо вынуть одну штуку!
— Чт`о забыл?
— Тетрадь там у меня есть общая. 96 листов в клеточку…
Человеку неохота было тащиться к стеллажу у задней стенки помещения, куда уж`е угодила (интересно б ведать: как надолго?) моя «ручная кладь», и человек проявил сноровистую см`етливость, ловкость, а главное — доброту, подпрыгнув и сняв аналогичный, но чёрный «предмет для произведения записей» с ближайшего шкафа:
— Эта пойдёт?
— Так точно! У моей, правда, обложка зелёная…
— Забудь про зелёное. Флотские цвет`а — чёрный, синий, белый.
— Есть, усвоил.
— Лады… И где ж ты, матросик, голову себе такую взял — 60-го размера? Небось, там же, где и ласты 44-го?
«Ластами» — ласково — он назвал мои плоские ступни. Длиной они влезли бы, пожалуй, и в 43-й, но ширина заставила искать обувь попросторнее. Рабочим ботинкам с твёрдыми подошвами присвоено было (не при нас, конечно) жаргонное прозвище «гады» (синоним — «прог`ары»).
Естественно, перечнем, вошедшим в мой стишок, комплект вещевого довольствия не ограничивался.
Что столь же верно и для ахматчинского (не ахматовского!) стишка про солдата. Можете ли вы представить себе сухопутного бойца с винтовкой, который находится, допустим, на огневом рубеже, а из всех текстильных промтоваров имеет на голом организме только погоны с окантовкой?
Советская власть денег и тряпок на свою оборону не жалела. В подтверждение этого тезиса получил я целую кипу шмоток (часть их сразу надел на себя, часть загрузил в выданный тут же вещмешок):
— рабочее платье из синей парусины — грубую и балахонистую робу с такими же широкими штанами;
— тельняшку подводника с тёмно-синими (почти чёрными) полосами;
— синие трус`ы (почти до колен);
— чёрные бушлат и шинель с жёлтыми латунными пуговицами;
— галстук к бушлату (похож на манишку, а прозван «сопливчиком»);
— чёрную шапку-ушанку;
— «беску» (не только без козырька, но и без ленточки);
— парадно-выходной комплект — шерстяные брюки (с цельнооткидным п`ередом вместо ширинки) и «голландку»;
— чёрный кожаный пояс с рельефным якорем на тусклой латунной пряжке;
— кирзовые тапочки фасона «шлёпанцы»;
— отрезок белой ленты (плотная, отнюдь не атласная) для «боевого» н`омера;
— погоны и погончики (несколько пар) в первозданном виде, то есть без металлической фурнитуры;
— к ним горсть жёлтых «железок» — якорьков, а также лычек (с устным комментарием: «На вырост»)…
Расписался я в четырёх или пяти ведомостях выдачи, и «мой» мичман повёл меня в «нашу» роту, продолжая устный инструктаж: то и то нужно делать, то и то можно делать, то и то делать нельзя.
В роте был я без промедлений сориентирован на описанную выше серую книжечку, наделён железной койкой и половиной деревянной тумбочки в дальнем конце просторного зала (был он, пожалуй, слишком уж вел`ик для именования кубриком, а кроме того, располагался ведь не на корабле), крючком на общей вешалке, личным местом для вещмешка в каптёрке и круглой лысой головой перед квадратным зеркалом в бытовке.
— Дальше в подобающий вид приводи себя сам, — распорядился мичман Казак`ов, кивая на принадлежности для шитья, которые сложены были под цветными плакатами, изображавшими разные детали ф/о (формы одежды). — На СамПО сегодня можешь не ходить. На ужин — строем. Дневальный! Проследи за хлопчиком, закрой вопросы, какие у него будут…
Так начался мой КММ — курс молодого матроса.
Курс в ускоренном темпе следовало завершить торжественной декламацией воинской присяги, призывая на себя самог`о за её нарушение всеобщую ненависть и презрение трудящихся. (А присягать в то время мы должны были «своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству» — именно в таком порядке. Наводит на размышления, не правда ли? Но размышлять-то как раз и не требовалось.)
Про дату торжества начальник КУОПП — контр-адмирал Н-дин Алексей Фёдорович — распорядился дней за 10 до моего прибытия в Отряд.
Угадаете её с трёх попыток?
Или с двух?
                * — * — * — * — *
Трёх мнений (и даже двух) быть не может — 23-ье Февраля!
У этого общегосударственного советского праздника довольно-таки любопытная история.
Как-то попал мне в р`уки истрёпанный томик карманного формата, антикварная ценность — «Календарь на 1941-ый год».
Там говорилось, что товарищ Подвойский Николай Ильич, самый первый Наркомвоендел большевистской России, а затем Председатель Высшей военной инспекции РККА, ещё в 1919-ом предложил ВЦИКу (Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету) отмечать годовщину создания Красной Армии 28-го января, опираясь на датировку соответствующего Декрета, который СНК (Совет Народных Комиссаров) выпустил в 1918-ом.
Почему-то (о причине «Календарь-1941» умалчивал) ВЦИК тогда не взялся решать этот вопрос, и им занялся Президиум Моссовета — тоже важная «спица в колеснице» Советской власти. Поначалу он наметил совместить годовщину с Днём Красного Подарка — 17-ым февраля.
День Красного Подарка был придуман большевиками, дабы население Республики «ринулось» жертвовать подарки красноармейцам.
Посмотрели внимательнее — а в 1919-ом год`у 17-ое февраля оказалось понедельником. Решили передвинуть на ближайшее воскресенье, то есть на 23-ье.
Через год ещё хуже: о праздновании очередной годовщины забыли вообще.
И в феврале 1921-го о ней не вспоминали (додумывал я: из-за Кронштадтского мятежа, может быть?).
А в конце декабря 1921-го стартовал IX Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов. Работал он долго. В числе прочих руководящих документов выпустил резолюцию о Красной Армии и Флоте. Президиум ВЦИК на сей раз скоренько подхватил инициативу — 27-го января 1922-го откликнулся своим специальным постановлением, в котором и обратил «внимание всех исполкомов на наступающую годовщину создания Красной Армии» — 23-ье февраля. На сей раз день недели никого не взволновал…
Так и началось бесперебойно-ежегодное празднование:
— в 1922—1948 это был «День Красной Армии и Флота»;
— в 1949—1993 назывался «День Советской Армии и Военно-Морского Флота»;
— с 1994 в эРэФии введена новая формулировка «День защитника Отечества», в Беларуси — «День защитников Отечества и Вооружённых Сил», в Таджикистане — «День защитника и День образования Вооружённых Сил»…
Теперь, в начале XXI в`ека, один грамотный Диакон Русской Православной Церкви предложил вниманию своей читающей паствы аж 3 (прописью — три) версии, по-разному истолковывающие датировку нашего «мужского дня»! Ежели интересно — загляните в конец статьи Андрея Кураева «Можно ли не праздновать 8 Марта?»…
Ну, а в мирном СССР практически никто не противился повеселиться 23-го февраля, хотя обязательным выходным этот день не являлся.
                * — * — * — * — *
В небольшой бытовке с тремя зеркалами, предназначенной для всяких похвальных действий с внешним видом курсанта (шитья-пришивания-вышивания-глажения, стрижки-брижки, а также стритья-бритья, чистки латунных изделий и прочей возни), состоялось знакомство, предписанное Дежурным по Отряду. Прихатский Сергей Николаевич — тот новобранец, который прибыл в Отряд перед обедом, — выглядел действительно «курсантиком» (как сказал Дежурный), а не курсантом: стройный невысокий юноша с тонкими чертами лиц`а, тоже лысоглавец, тоже сидел с иголкой над своими «тряпками» у окн`а и тихо чертыхался.
— Откуда родом, Сергей?
— Вологодчина, станция Бабаево.
— Эге, ехал я один раз через неё… А вот фамилия твоя звучит по-польски — почему?
— Прапрадед был из поляков.
— Сосланных за восстание 1863-го г`ода?
— Да.
— За Уралом немало таких осталось, с`емьи завели, потомство… Оно уж`е языка не ведает. И ведать не хочет. Считают себя почти сибиряками…
— Нет, я — русский.
— А я — «полукровка».
— Отец — еврей, а мать — жидовка?
— Не угадал: русский и белоруска…
— Тогда — метис.
— Ага, скажи ещё «мулат». Или «квартерон».
— Имею в виду: не говори никому про себя «полукровка» — иначе будешь нарываться на эту подколку каждый раз.
— Благодарю, учту… Родился-то я на территории Белоруссии, но в паспорте и военном билете записано «русский».
— А-а, замнём: эти записи меня не волнуют. К нормальным людям всегда нормально отношусь, какая бы «инвалидность» ни была там у них прописана в 5-ой графе.
— Верно говоришь. Присоединяюсь и к лозунгу твоему, и к предложению: замнём! Ты где и кем работал до призыва сюда?
— Учился в «Мухе».
«Мухой» в ту эпоху называли Высшее художественно-промышленное училище имени знаменитой советской скульпторши Веры Игнатьевны Мухиной. При царях это было Центральное училище технического рисования, имело филиалы в Саратове и Ярославле, а ещё в Нарве. Главный корпус училища располагался (не знаю: с какого времени?) близ ц`ентра столицы Российской Империи.
— «Муха», которая на Солян`ом переулке?
— Да.
— И сколько годов там «пропахал»?
— Со II-го курса «уволили».
— За дефицит реальных способностей? Или формальных «пятёрок» в зачётке?
— Осенью поцапался не с тем, с кем разрешалось.
— И?
— И тормознули мне справку об отсрочке для военкомата. В общем, сдали в солдатчину… как Тараса Шевченко…
— Прими мои… Но не отчаивайся: во-первых, тебе не 33 г`ода, как Тарасу, а…
— 20.
— Во-вторых, здесь запрета рисовать не будет — пророчествую! Или желаешь поспорить?
— Кто спорит — тот г…на не ст`оит…
Вот таким «ушибленным жизнью» появился у меня в окружении новый человек. Его немногословие я себе объяснил наличием «малевального» таланта (люди, истинно одарённые в изобразительных искусствах и/или в музыке, обычно чуждаются большой болтовни), а также неприятным опытом из прошедшей осени — нарвавшись на печальные последствия, решил Серёжа впредь тщательно «фильтровать базар», то есть помалкивать либо быть лаконичным, когда и если представляется возможность. Пребывание в погонах рядового матроса открывало подобные возможности любому и каждому.
                * — * — * — * — *
Вскоре мичман Казак`ов принёс флакончик чёрной т`уши и коробочку с чертёжными перьями типа «редис»:
— Матрос Прихатский!
Сергей поднял голову.
— Чего ж молчишь? Надо отзываться: «Я!». Бодро, молодцевато — понял?
— Понял.
— Не «понял», а «так точно». Давай ещё раз: матрос Прихатский!
— Я!
— Теперь всё верно, не забывай… Слушай сюда. Ты и он определены в 38-ую группу Школы Техников…
— Так точно!
— Не перебивай… Значит, в 8-ую группу 3-ей роты. По алфавиту З`еников первый, ты — второй. Но по моменту прибытия на службу — наоборот. Понял?
— Так точно!!
— Значит, для себя сделай «боевой» номер Т-38-01, а товарищу — Т-38-02. Если что поменяется — будь гот`ов перерисовать.
— Всегда гот`ов!
— Ну, ну, не в пионерлагере. Давай, действуй…
Я сыскал в первой главе КУ-59 указания, касающиеся настоящего боевого н`омера. Там ничего не говорилось про алфавитный или иной порядок, про группу или про роту. Там говорилось про боевую часть, боевой пост, боевую смену. Видимо, в учебном заведении действуют несколько другие основы организации службы и повседневного её несения? Тогда их-то и надо бы в первую очередь подсовывать для чтения-изучения молоденьким матросикам, чтоб они поменьше путались и попад`али в нелепые ситуации. Разве я не прав?
Кстати вспомнилось, что «шифр» моей студенческой группы Р-61 был построен так: «Р» — радиотехнический факультет; «6» — последняя цифра г`ода приёма; «1» — первая группа, образованная из людей, принятых на этот факультет в том год`у.
Эх… завтра — первая суббота февраля… по общеобразовательным школам — традиционные ВВВ (вечер`а встречи выпускников)… отгуляют «бойцы-гвардейцы» мои из Р-61, похмелятся 8-го, ком`у понадобится, — и к понедельнику 9-го числ`а соберутся опять в Минске, дабы двинуться дальше к вузовским дипломам без меня…
Эх, и ещё привиделось: мы, 20-летние нормальные парни, будем тут томиться и скучать без «б`абов»… (В первом слоге последнего сл`ова именно «а», а не «о». Причём ударное «а». То есть — не «боб`ов». Поскольку «бобы» у каждого из нас имеются в количестве, спроектированном Матушкой-Природой, и функционируют вполне исправно, постольку мы и будем и томиться, и скучать по «б`абам»…)
Ну, да ладно, не трагедия — оттерпеть 2 недели, а там примем присягу, отрастут причёски, станем в увольнения ходить…
За окном стемнело, Сергей зажёг верхнее освещение в бытовке и принялся «рисовать» наши номер`а. Уверенно двигалась «вооружённая» широким пером правая рука. (Интересно: а татуировками он занимался? Мог бы заняться?) Я включил электроутюг и, когда тушь подсохла, прогладил ленты. Теперь их никакая стирка, никакой дождь не испортит, не размажет.
                * — * — * — * — *
После похода в стро`ю на камбуз (Галина Фёдоровна совершенно по-штатски давеча назвала его «столовой»), чтобы отужинать, Сергей и я продолжили «швейные упражнения» в бытовке, но одна из люминесцентных ламп наверху вдруг взялась мигать: то ли сама «подыхает», то ли её стартёр? Где взять замену — мы не знали. Поставили в известность дневального — и перебрались в большой спальный зал, примостились работать на своих койках, располагавшихся через общую тумбочку в нижнем ярусе. Тут меня и «настиг» Гавриил Опанасович Нестюк, час`а 3 назад сменившийся из суточного дежурства по Отряду, сдавший оружие, переодевшийся:
— Ты?
— Я.
— Здесь, у нас в роте?
— Здесь.
— Блин, с лысой башкой тебя я и не признал в столовке!..
Я промолчал, хотя слово «столовка» резануло слух.
— А с какого перепугу ты на коечке расселся?
— Не на твоей же.
— Да по распорядку дня не пришло ещё время койку мять!..
Я опять промолчал.
— Ну, ты погляди, как караси разбосячились… Встать!!
— Отойди, свет застишь.
— Штэ-э? Встать, говорю!!!
Я не вставал. И не «огрызался». В этот момент лениво подал голос «бр`ашпиль», дремавший в ряд`у напротив:
— Гаврюк, чего ты разорался?
— Да вот, лысый кочевряжится…
— Я не про лысого спрашиваю, а про тебя: чего ТЫ хай поднял на ночь глядя?
— Бур, нужно молодого воспитать, чтоб на шею не сел…
— Молодого? Ты сам с какого г`ода?
— С пятидесятого.
— А ты? — теперь вопрос адресован был мне.
— С сорок девятого.
— Кто из вас моложе?
Я снова промолчал.
— Кто из вас моложе? Гаврюк, к тебе обращаюсь! Ты арифметику учил?
— Учил.
— Ну?
— Я… моложе.
— Вот я тебя и спрашиваю: чего ТЫ разорался?
Вслед за этими словами, не дожидаясь ответа, «бр`ашпиль» запустил ботинком в Гаврилу. Тот уклонился. Я поймал «снаряд». Свеженанесённой и плохо растёртой ваксой он слегка испачкал мне левый рукав тельняшки. Что делать? Кинуть обратно? Как-то невежливо… в заступника…
Я прошёл к его койке и без особого стука опустил «гада» на палубу.
— Это не мой.
— А чей?
— Соседа.
Я передвинул ботинок к соседской койке. Ногой.
— А рукой западл`о?
— Западл`о.
— Правильно. Нечего гнуться перед всяким «гадом».
Я молчал.
— Ты откуда такой тихий?
— Из Минска.
— Зем`еля, мать-мать-мать-мать! Я из Полоцка!! Буран`ок Валерий. Будем друзьями!
— Очень приятно. З`еников Анатолий. Но в Полоцке я не бывал.
— Всё равно — земляк!! Давай, перебирайся ко мне поближе.
— Тут все койки заняты.
— Ща, поменяем! Тебе которая нравится?
— Не надо.
— Как «не надо»?
Я решил, что он сейчас же и обидится, — но не угадал, а удостоился новой похвалы:
— Молод`ец. Крысятничать нельзя.
— Не обучен крысятничать…
                * — * — * — * — *
У адмирала утром в субботу 07.02.1970:
— Радиосхемы читать можешь?
— Могу.
— Отлично! Поступаешь сейчас в распоряжение капитана второго ранга К-ина, по его указаниям будешь мастерить для учебного процесса разборчивые чертежи. В помощь вам дадим Прихатского. А летом спихнём тебя в ВВМУРЭ с наилучшими рекомендациями. Если заслужишь их. Свободен!
Капитан второго ранга К-ин Юрий (отчество, кажется, начиналось буквой «П»… а точнее сейчас, извините, не вспомню) преподавал в КУОПП радиоэлектронику и импульсную технику. Новые ПЛ, поступавшие на вооружение Советского ВМФ, укомплектовывались, естественно, аппаратурой новых образцов. Наглядные пособия для её изучения планировалось изготавливать в форме разноразмерных листов оранжевой клеёнки, на которых чёрной тушью изображены отдельные фрагменты того или иного аппарата (детализация фрагментов варьировалась).
Фрагменты эти надо было заимствовать из оригинальных бумажных схем. Каждая несла на себе гриф секретности. Посему товарищ К-ин первым делом отправил меня и Серёжу к «режимникам», чтобы дать подписку о неразглашении — фактически такую же, какую я давал три с половиной г`ода назад в Петерг`офе. Единственное, пожалуй, отличие: та была пожизненной, а эта — сроком на 15 лет. Человеку, обладающему аналитическим мышлением, не составило труда сразу же «смикитить»: очередная полная модернизация подводного флота в Стране Советов ожидается через 15 лет. Не поздно ли будет?
К-ин пришёл в преподаватели сюда с должности командира дизельной ПЛ Черноморского Флота (ЧФ), который к 20-летию Победы в Великой Отечественной войне за боевые заслуги был награждён орденом Красного Знамени и стал Краснознамённым (КЧФ). Тогда же — 7-го мая 1965-го — по Указу Президиума Верховного Совета СССР такой же орден и такую же «приставку» к наименованию получили Северный Флот (КСФ) и Тихоокеанский (КТОФ). А тот флот, в «объятиях» которого очутились мы с Серёгой, — Балтийский — объявлен был Дважды Краснознамённым (ДКБФ), ибо 23-го февраля 1928-го уж`е удостаивался общесоюзного `ордена «Красное Знамя».
В моей ли компетенции спустя почти полвека оценивать: насколько блестяще Ю.К-ин владел премудростями преподаваемой дисциплины? Зато он любил собирать и рассказывать всякие анекдоты, байки, легенды и подлинные истории из жизни моряков (и не обязательно лишь моряков)…
Функционирование моё происходило по трёхступенчатому алгоритму:
1) получив бумажную схему, я бережно, без посторонних глаз анализировал её и мысленно расчленял на отдельные каскады. Затем должен был озвучить предлагаемое расчленение и доказать его целесообразность и логичность, то есть согласовать его с главным кадром в погонах К2Р, отвечающим за всю работу, побуждая этот кадр «дать добро», скреплённое личной читаемой подписью;
2) пот`ом я предъявлял одобренный фрагмент ведущему исполнителю — матросу С.Н.Прихатскому. С ним мы обсуждали сложность фрагмента (в частности, насыщенность его условными обозначениями ЭРЭ — электрорадиоэлементов). Исходя из неё, определяли потребный размер куска клеёнки, на коем можно было бы разместить чертёж без чрезмерной тесноты и в таком увеличении, которое позволяло бы «Камчатке» (курсантам в задах аудитории) отчётливо видеть изображение;
3) далее Серёга отрез`ал нужный кусок и принимался «рисовать». Мне надлежало ещё придумывать заголовок и надписи, призванные иллюстрировать связь между фрагментами, — и это оказывалось не всегда просто, приходилось опять идти к «шефу». Скажу честно, да без застарелых обид: его остроумие в подобных случаях было и непринуждённым, и непревзойдённым…
                * — * — * — * — *
Мы занимались «оранжевой халтуркой» (так, ухмыльнувшись, окрестил её Сергей) в часы, отпущенные распорядком дня на учёбу (от завтрака до обеда) и на СамПО (от обеда до ужина). Служба шла, как у всех, по стандартному кругу:
— подъём;
— посещение гальюна (туалета);
— утренняя пробежка в громко стучащих «гадах» по улице с названием «Кожевенная линия», простиравшейся за в`естовыми воротами Отряда;
— умывание, заправка коек, утренний осмотр в роте;
— утреннее построение на плацу;
— завтрак;
— «халтурка»;
— обед;
— «адмиральский час», означавший отнюдь не петровскую традицию принимать рюмку водки перед обедом, а возможность обратиться к так называемым «личным делам» (чаще всего — соснуть);
— «халтурка»;
— ужин;
— личное время;
— вечерняя прогулка (опять же в зел`о гремучих «гадах») по плацу с синхронно-хоровым пением предупреждающих-заверяющих-многообещающих текстов наподобие:
        …Нас не трогай (ать, два, ать, два!) —
        мы не тронем (ать, два, ать, два!!),
        а затронешь — спуску не дадим!!!
Засим следовали: «пропис`он», мытьё ног и отбой (именно в таком порядке).
Один раз в неделю на тот же плац выходить надо было без песен — для строевой подготовки (от занятий ею не освобождали ни-ко-го, кроме больных). Шагистика длилась 4 час`а — и, не скр`ою, утомляла. Вернее: надоедала.
А ещё ж были и наряды, к примеру:
— дневалить и «ночевалить» (стоя, часами напролёт сторожить вход в роту и подвешенный на стенку около него чёрный металлический телефонный аппарат);
— мыть на камбузе посуду за 3-ей ротой (по списку в ней числилось 175 едоков: 2 в нашей 8-ой группе и по 25 плюс-минус 2 в первых семи);
— опять же на камбуз, но для выполнения ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕГО комплекса кухонных работ (среди которых особенно изматывала ночная чистка картошки для целого Отряда — то есть на 1000 человек без малого; участие в ней отменяло утреннюю пробежку, но не более).
Во внутриучилищный караул с индивидуальным оружием нас не назначали — за вр`еменным неимением оного. И в гарнизонный караул охранять проштрафившихся солдатиков на «губе» (гауптвахте) городской комендатуры не привлекали. И в пеший патруль по проспектам, улицам, вокзалам дивного «г`орода Петр`а и Володи» — нет пока.
Индивидуальное оружие (автоматы Калашникова) обещали «выписать» только после принятия присяги. (А непосредственно перед её принятием парни, окончившие КММ, должны были получить ленточки для бескозырок.)
В сонме этих реальных и будущих нагрузок и сует можно было б ещё выделить ТФТ типа «круглое тащить, квадратное катить» на разных базах и складах вне территории КУОПП, но туда без присяги опять же не попасть (а попад`авшие охотно пот`ом хвастались, скажем, «халявным» доступом к поеданию переносимых или сортируемых огурцов, мандаринов, яблок…).
Прошу уважаемых читателей не расценивать всё это как запоздалую жалобу на трудности. Воспринимал я их тогда совершенно спокойно, чему помогали «три гв`оздика»:
1) «не остывшее» обещание адмирала перевести летом на учёбу в Петерг`оф;
2) навсегда вмурованное в мой характер мудрое отцовское напутствие: «За работой не гоняйся, от работы не беги»;
3) ну, и едва ль не самая начальная (2-ая, если не ошибаюсь?) статья УВС (Устава внутренней службы Вооружённых Сил Союза ССР), гласящая: «Военнослужащий обязан […] стойко переносить все тяготы и лишения военной службы».
На каких «гвоздях» держался Серёга — не скажу. Может быть, на самолюбии, как прославленный лётчик Валерий Чкалов? Или рассчитывал, что вскоре сумеет восстановиться в «Мухе», — и надежда придавала силы не хныкать?
                * — * — * — * — *
Пролетели и рухнули в бездну прошлого две недели, на протяжении которых довелось мне отпробовать всего, чт`о описано выше. В начале третьей случилась неприятность, не просчитываемая заранее.
В пятницу 20-го февраля после ужина навис над нашей парочкой мичман Казак`ов — и обрушил на неё свежеиспечённое задание: выпустить для роты предпраздничный «Боевой листок».
— А кто такие раньше выпускал?
— Эти ребята закончили, уж`е закончили учёбу, разъехались по флотам.
— Ну, тогда хоть образец покажите.
— Легко! Ступайте за мной в канцелярию!
Показал несколько предыдущих выпусков (к Новогодию, к 7-му Ноября и более ранние) и выдал заготовку: тонкий, но белый лист формата А3 с незатейливой типографской картинкой вверху, светло-оранжевыми штрихами отображавшей единство флота, авиации и сухопутной армии в лучах заката (или утренней зари?), под развевающимися флагами, с силуэтами кораблей, самолётов и танков на заднем плане. Под картинкой напечатаны больш`ими заглавными буквами два сл`ова: «БОЕВОЙ ЛИСТОК». Пространство ниже пустовало.
Сергей спросил:
— А мне-то что тут делать?
— Как что? Ты ж у нас художник!! Продумай композицию размещения текстов, напиши их разборчиво, над ними заголовки раскудрявь, рамочки нарисуй вокруг. Его, — мичман махнул на меня, — почерк я знаю: без пол-литры хрен разберёшь.
— Материалы есть? Заголовки есть?
— Материалы даю, даю. И вот тексты. А заголовки З`еников придумает, он у нас не только технически, но и политически грамотный, мне Юра К-ин говорил.
Во как: слава обо мне впереди меня бежит… Надо соответствовать, да… Я мысленно надул щёки, имитируя «важную птицу», и взял тексты.
Их было три.
                * — * — * — * — *
Один подписан замполитом Отряда. Кроме казённо-пропагандистских словес, не содержал никакой изюминки, никакой конкретики. И вот извольте, пожалуйста, придумать заголовок — чтобы и политически грамотным был, и завлекал `издали… Вспомнилось, как на одном из занятий по курсу политподготовки (их мы тоже не вправе были пропускать) этот человек прокрутил на проигрывателе тяжёлую старинную грампластинку:
        …Стран`ы небывалой свободные дети,
        сегодня мы гордую песню поём
        о Партии с`амой могучей на свете,
        о с`амом большом Человеке своём…
        Славой овеяна, волею спаяна,
        крепни и здравствуй во веки веков,
        Партия Ленина, Партия Сталина —
        мудрая Партия большевиков!..
И объяснил: таков был самый изначальный вариант Гимна Советского Союза, сочинённый аж в 1938-ом год`у Василием Ивановичем Лебедевым-Кумачом под названием «Песня о Партии».
Я знал: в 1943-ем на ту же торжественную музыку от Александра Васильевича Александрова положили другие стихи. Их «соорудили» Михалков Сергей Владимирович (младший сын коего от первого брака — популярный ныне кинорежиссёр Никита) и Уреклянц (Уреклян) Габриэль Аршалуйсович (или Аршакович, или Аркадьевич) — фронтовой корреспондент в звании армейского капитана, скрывающийся под псевдонимом «Эль-Регистан». Василий Иванович сделался неугодным, «отличившись» во время битвы за Москву осенью 1941-го: якобы сразу попытался из столицы сбежать, наполнил личными вещами два грузовика, пригнал их на вокзал, однако не смог пристроить свой багаж ни на один поезд, уходящий в восточном направлении, двое суток бегал, уговаривал, кричал, матерился, плакал — и в конце концов будто бы тихонько «спрыгнул с ума», то есть помешался, душевно заболел… Эти подробности рассказывал мне мой отец-литератор — а где он их добывал??
Помню сам, что до XX-го съезда КПСС, на котором Хрущёв «дезавуировал» Сталина, радиоточка минимум дважды в сутки воспроизводила «Гимн СССР» со словами. Во втором куплете твёрдо заявлялось:
        Нас вырастил Сталин! На верность народу,
        на труд и на подвиг он нас вдохновил!!
После «разгромного» партсъезда подобные заявления оказались абсолютно «неправильными» — и все отечественные радиоточки (как и эфирные радиов`олны) стали рассылать слушателям только музыку «Гимна», без слов. Она звучала ежесуточно в 6 утра и в 12 н`очи. Почему надо было сразу ВСЕ слов`а выкинуть и забыть? Почему нельзя было обойтись заменой лишь этих двух «фальшивых» строчек? Хотя бы, например, такими:
        И всякий из нас будет верен народу,
        который на подвиги нас вдохновил!!
Чем они хуже михалковских-уреклянцевских?
Но я опять «растёкся мыслью по древу», прошу простить.
                * — * — * — * — *
Второй из текстов, выданных 20-го февраля 1970-го мичманом Казак`овым для ротного «Боевого листка», был, как и замполитовская «жёваная солома», отпечатан на пишущей машинке. Нам досталась мутная, далеко не первая копия (иначе мы её просто приклеили бы в заготовку, и не напрягался бы Серёжа «каллиграфическим» переписыванием). Исходил он от К3Р (капитана третьего ранга) С-кова.
Начальник учебной ч`асти Отряда (по-школьному: «завуч») товарищ С-ков вечно носил облик интеллигента, озабоченного всеми скорбями мира. На сей раз он скорбел не о проценте низких оценок (очередной учебный период начался лишь 9-го февраля, курсанты не успели ещё нахватать достаточно «квадратов», то бишь «двоек» — математика, вы ведь знаете, традиционно использует циферку «2» справа вверху у числ`а, дабы обозначить его квадрат, то есть результат перемножения этого числ`а с самим собой), а о прозвищах, которыми наделяют друг друга обучающиеся по разным специальностям в КУОПП: мотористов обзывают «мотылями», торпедистов — «румынами» и т.п. Это было интересно и живо, тем паче что автор пытался исследовать генезис бытующих прозвищ. Ну, с «мотылями» всё вроде бы с ходу понятно: дано по созвучию. А откуда взялось прозвище «румыны»? И насколько оно обидно для настоящих жителей и граждан СРР — Социалистической Республики Румынии? Не попахивает ли тут дипломатическим скандалом? Ведь СРР во главе с товарищем Николае Чаушеску (1918-го г`ода рождения, из простых сапожников) и его женой-красавицей Еленой (1919-го г.р., была в молодости текстильщицей, а ещё мыла пробирки в какой-то, безусловно, важной химической лаборатории) является членом нашего международного лагеря, входит в СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи) и в ОВД, помогает крепить левый фланг обороны от НАТО…
С-ков заканчивал предупреждением-напоминанием: «Классовый враг советского человека по-прежнему хитёр и коварен» — и призывал: «Товарищи курсанты! Не поддавайтесь на провокации со сторон`ы классового врага, не употребляйте необдуманных прозвищ!!». Статью я счёл вполне злободневной, но слово «необдуманных» из финала вычеркнул: получается, что обдуманные прозвища употреблять разрешается? И обдуманные издевательства тоже можно легализовать? На днях, «шпацируя» мимо по своим делам, стал я случайно свидетелем того, как мой «заклятый друг» Нестюк «воспитывал» пополнение, зачисленное в его группу:
— Вы какой рукой ж…у вытираете после ср.нья? Правой? Левой?
Один парень (видно: из наивных сельских богатырей) ответил:
— Правой, товарищ главный старшин`а! А вы какой?
— А я — бумажкой!! — радостно вскричал Гаврила.
И захохотал. Но почему-то никто из стоявших перед ним не поддержал хохота. Не уловили юмора? Или, наоборот, чётко ощутили гадкую издёвку?
                * — * — * — * — *
Третий текст (рукописный) принадлежал именно этому Нестюку и повествовал об успехах его группы на фоне общих успехов роты. Реверансы в адрес Казак`ова, комплименты в адрес командира роты и старшин иных групп в ней, а также — трудно поверить! — в адрес «бр`ашпиля» Буранка Валерия Генриховича из белорусского Полоцка. Да-да, того с`амого Валеры-земляка, который «вписался» за меня вечером 6-го февраля…
Пути Господни неисповедимы?
                * — * — * — * — *
— Когда должно быть готово, товарищ мичман?
— Да вон, в 4-ой роте уж`е свой вывесили, и нам бы сегодня или, на крайняк, завтра к утру…
— Серёга, что скажешь: к утру сделаем?
— Бум! Бум стремиться…
И мы устремились. Я придумал заголовки (наивозможно краткие) и предложил простейшую, но политически (а также иерархически) грамотную композицию: вверху слева помещаем «опус» замполита, справа — «завучевский». Ниже красным жирным шрифтом лозунг: «!!!! С ПРАЗДНИКОМ !!!! СА и ВМФ !!!!». В подножии на всю ширину листа — дифирамбы от Гаврюка. Под каждым текстом справа внизу синим цветом — сведения об авторе: воинское звание плюс должность плюс инициалы с точками плюс фамилия. Тексты даём чёрным (не зелёным же!).
Сергей не возражал, но добавил:
— Тексты напишу чёрной шариковой ручкой, пером долго. Вокруг хорошо бы вместо прямолинейных рамок сделать орнаментальную цеп`очку. Или хотя бы виньетками разделить, а?
— Прекрасная идея!
— Толян, ты поищи тут — может, над`ыбаешь какие-нибудь прототипы для орнамента, для виньеток. Если б «п`ульвер» нашёлся, то можно трафаретик в`ырезать да набрызгать. Ещё быстрее будет.
— Давай сб`егаем посмотреть на эти «стенгазетки» в других ротах?
Сб`егали. Посмотрели. «Главный господин оформитель» сказал мрачно:
— Им до нас ещё плыть и плыть нехорошей водой…
И сел расчерчивать лёгким карандашиком направляющие линии для письм`а, лозунга, заголовков и орнаментов.
Я облазил внутренности канцелярского шкафа и все ящики-закутки стола — ничего пригодного для реализации «наших» смелых оригинальных задумок. Только почтовая открытка «Слава Советской Армии!» (цветная фотография: из-под нацеленных к небу четырёх остроносеньких ракет бегут сломя голову куда-то вбок — наверное, в укрытие? Или всё-таки в атаку? — три мужских силуэта в касках и с автоматами) и маркированный конверт 1968-го г`ода с красочным посвящением 10-летию СКДА (Спортивного комитета дружественных армий). Предъявил Сергею. Он хмыкнул:
— Ладно, не бум огорчаться. Пустим в качестве рамок жёлтую линию, перемежающуюся пятилучевыми астер`исками.
— ????
— Звёздочками.
— Красными?
— Красными, красными — какими ж ещё?
— Я уж подумал: жёлтыми…
                * — * — * — * — *
Напарник принялся «раскудрявливать» заголовки, перемежать жёлтые линии красными астер`исками…
Я тем временем снова вычитывал (освобождал от конфликтов со строгими пр`авилами русской грамматики) исходные тексты и «редактировал» их — исключительно с целью сокращения суммарного количества знаков, дабы немного облегчить загрузку Серёже. Не покушался исправлять или уточнять мысли авторов своими домыслами, тем паче дописывать. (Корни термина «редактирование» усматриваю в английском слове-существительном «reduction», а оно является производным от английского же глагола «reduce», который в первую очередь переводится как «снижать, сбавлять, уменьшать, сокращать».)
Однако скажу честно: подмывало и уточнять, и добавлять.
Главная причина: во всех «Боевых листках», которые мы с Серёгой недавно обсмотрели, на ведущих позициях красовались те же самые тексты от замполита и «завуча» без вариаций — буква в букву, запятая в запятую… Хотелось, чтобы в нашем замечались хотя бы маленькие отличия (но, разумеется, лишь положительные). И эти отличия свидетельствовали бы о творческом (не бездумном, не формальном) подходе к задаче.
Эх, если б ещё ком`у-нибудь были нужны такие свидетельства…
                * — * — * — * — *
Незадолго до отбоя я сходил в роту к Нестюку, чтобы уточнить: с какой буквы начинается его отчество — с «О» или, возможно, с «А»? Объяснил, для чего это нужно. С ухмылкой, в которой сливались удовольствие, застарелая злость и, как мне почудилось, угроза, Гаврюк показал комсомольский билет: «О».
Вскоре после 2-ух часов н`очи с 20-го на 21-ое февраля изготовление праздничного «Боевого листка» для 3-ей роты было закончено, и мы вывесили его на видном месте около чёрного телефона, так что первым читателем оказался тот, кто неусыпно сторожил этот телефон. Мичман Казак`ов исчез задолго до пол`уночи. Его мы не искали, чтобы предъявить работу, — помыли р`уки-н`оги и завалились спать сном победителей.
После субботнего обеда и «адмиральского ч`аса» 21.02.1970 обнаружилась та неожиданная неприятность: в нижней подписи «Курсант-главстаршина старшина группы Г.О.Нестюк» неизвестный «диверсант» заменил вторую точку ловко-аккуратно вставленной буквой «В».
Гаврила бушевал и без тени сомнений «катил бочку» на меня.
Вся рота посмеивалась.
Я догадывался, кто мог сотворить эту «диверсию», но держал догадку при себе.
Серёга попробовал лезвием от безопасной бритвы удалить-выскрести букву «В» — получилась некрасивая дырка. Заклеив её кусочком бумаги, мастер обновил «точку».
Инцидент был вроде бы исчерпан.
Нас ожидало заступление в суточный наряд по КУОПП.
                * — * — * — * — *
Сейчас в Федеральном Законе «О воинской обязанности и военной службе» есть статья 41, согласно которой ДО приведения к присяге военнослужащий не может привлекаться к выполнению боевых задач (в их числе — к несению караульной службы).
Существовало ли подобное ограничение тогда? — Не припомню. Если и существовало, то легко игнорировалось командирами: бесприсяжным в рамках суточного наряда боевую задачу не ставили, оружия не давали, караулить что-либо не поручали. Гоняли как посыльных (или оповестителей в случае объявления, например, учебной тревоги, требующей прибытия офицеров в Отряд)… «Бросали» на мытьё памятников (к любому празднику это ведь обязательно)… окон УК-1, глядящих на Большой проспект «Васьки», да и других… Приказывали драить клуб к танцулькам — они проводились по субботам, по воскресеньям, разбавлялись демонстрацией киножурналов «Новости дня», «Фитиль», а то и мультиков…
Развод, как обычно, состоялся на плацу пред строгими очами К2Р См-ова — замн`ача адмирала Н-дина по строевой ч`асти.
В помощники Дежурного по Отряду опять «пролез» изобиженный Гаврила.
Молоденьких (меня и Сергея) этим разом отправили на ночь в котельную.
                * — * — * — * — *
На зюйде соседствовала с Дерябинскими казармами Василеостровская ТЭЦ — довольно мощная. От неё КУОПП получал и тепло, и электричество, однако свою котельную считал необходимой и эксплуатировал её в режиме «горячего резерва». Не знаю: возможно, даже круглый год напролёт?
Зачем? Попробую угадать: а на всякий случай! Вдруг хитрый да коварный классовый враг советского человека захочет вывести ту важную ТЭЦ из строя? Особенно под праздник, надеясь его подпортить? Если и выведет, то не возрадуется, потому что у Отряда есть свой энергоисточник!!
Им в дневное время командовал вольнонаёмный пожилой дядька. Говорили, будто раньше трудился он чуть ли не главным инженером упомянутой ТЭЦ — ещё тогда, когда называлась она «ГЭС-7» (государственная электрическая станция №7), то есть до 1949-го г`ода. Довелось «присесть». — За что? — А хрен его знает. Пускай радуется, мол, что не расстреляли. Когда освободился, восстановиться в прежней должности не д`али. Но позволили устроиться на работу по специальности к нам в Отряд…
Легенда эта не выдерживала элементарной критики. Полагаю: вряд ли МО (Министерство Обороны) разрешило бы на свой объект «внедриться» бывшему зэку.
В шесть часов в`ечера Иван Сидорыч без каких-либо хиханек-хаханек инструктировал курсантов, назначенных на предстоящие сутки кочегарами, заставлял каждого расписываться в «Журнале учёта инструктажей по ПТЭ энергоустановок и ПТБ при эксплуатации их» (ПТЭ — Пр`авила технической эксплуатации; ПТБ — Пр`авила техники безопасности) и уходил домой. К девяти утра появлялся в своей «епархии», знакомился с новыми записями в «Вахтенном журнале на котельной» и переваливал груз ответственности обратно на себя.
                * — * — * — * — *
После развода мы двое двинулись с плаца в роту переодеваться в рабочее платье, поскольку ночь в котельной, понятно, — не прогулка по лугам с нюханьем ромашек. Кинув взгляд на «Боевой листок», я убедился: «больная точка» Гаврюка на месте. Близко не подходил, посмотрел с дистанции… но пот`ом на внутреннем следствии отдельные «очевидцы» утверждали иное.
В робах и «гадах» мы потопали на инструктаж.
Невеликое площадью хозяйство Ивана Сидорыча располагалось в зюйд-в`естовом углу территории КУОПП. Приёмный люк `угольного бункера открывался на Кожевенную линию, но удрать сквозь него в «самоход» («самоволку») было весьма затруднительно, не говоря уж о том, что дерзкая попытка неизменно сопровождалась безжалостной потерей блеска во внешнем виде «самоходчика».
Котёл был «ш`уховский» — не водогрейный, а паровой (и потому втройне опасен), водотрубный, барабанный, стационарный… Маркировку его (слагавшуюся из большого количества разных цифр и русских букв) я напрочь забыл.
Ночным кочегарам вменялось в обязанности:
— следить за приборами, индицирующими уровни и температуры вод`ы, давление и температуру пара, фиксировать показания в «Вахтенном журнале»;
— периодически проверять заполненность поддувала золой, не допускать его загромождения ею;
— добавлять воду при необходимости;
— добавлять в топку уголь;
— распределять его по колосникам не очень толстым слоем, добиваясь равномерного сгорания.
Для последней операции служила длинная (2,8 метра) железная кочерга.
Для предпоследней — столь же цельнометаллический шуфель (совковая лопата) с полутораметровым черенком.
Свободные концы кочерги и лопаты имели Т-образную форму: к ним были приварены поперечные короткие отрезки толстой арматуры, облегчающие продольное перемещение инструментов.
И кочерга, и шуфель использовались ещё и при очистке поддувала.
Дверцы топки «украшало» нехитрое рычажное устройство для открывания и закрывания, подобное паровозному. У него была деревянная (не обжигающая) рукоятка, отполированная годами и ладонями так, что казалась пластмассовой. Шарниры нуждались в регулярном смазывании (чаще, естественно, те, что располагались ближе к накалённым поверхностям).
Дверцы поддувала свободно двигались на своих петлях.
Из смены в смену передавались рукавицы с утолщающими нашивками на ладонных сторонах (нашивки могли быть вдобавок ещё и рифлёными), обновляемые по мере истирания.
Вот, пожалуй, и всё, чт`о можно сказать об этой простой, но нелёгкой работе.
Вряд ли на советских ПЛ паровые котлы когда-нибудь использовались. Поэтому их изучение и освоение не входило ни в одну КУОПП-овскую программу подготовки специалистов. Поэтому часы, проводимые в кочегарке, никак не работали на наше будущее. Поэтому и котёл, и котельная, и Иван Сидорыч к 1975-му г`оду, насколько знаю, исчезли из Отряда. Навсегда.
                * — * — * — * — *
Закидывание угля в топку курсанты-кочегары производили вдвоём: один орудовал лопатой, второй открывал и закрывал дверцы. Пот`ом «мушкетёр-лопатёр» хватал кочергу и разравнивал набросанный уголь по всей длине топки. Заглядывал в поддувало. Если оно требовало очистки — кочергой выгребал золу, отфыркиваясь, а напарник сбрызгивал её водичкой (чтобы меньше пылила) и переносил ведром (при желании — совком… но ведро оставляло меньше следов) в другой угол котельной. Финальный аккорд: затаривание золы в чёрные пластиковые мешки — исполнялся опять вдвоём.
Спустя час менялись ролями.
В промежутках можно было подремать.
В сон после бдения предыдущей ночью над ротным «Боевым листком» нас обоих клонило безостановочно. Давали друг другу спать поочерёдно.
Спали сидя на тяжёлом стуле, сваренном из такой же толстой арматуры. Лежаков-топчанов никаких здесь (в отличие от сугубо гражданских котельных) не было. Куцый столик, на котором едва помещались два «Журнала» и телефонный аппарат, для спанья не годился.
После 2-ух часов н`очи на воскресенье 22-ое февраля 1970-го наступила моя очередь «подрыхать». Я уселся поудобнее, откинул выпрямленную спину назад, а чтобы не перевернуться, не свалиться, обеими руками зацепился за черенок лопаты, которую вонзил в `угольную н`асыпь вертикально перед собой приблизительно в полуметре от носков. Сон накрыл мгновенно…
За столом метрах в 8-ми слева сидел Серёга, испещрял бумагу затейливыми «каракулями».
Вдруг открылась дверь.
В помещение на цыпочках вошёл Нестюк в отутюженной «голландке» с красной повязкой над левым локтем.
Приложил палец к губам — молчи, мол, малыш…
Прокрался ко мне за спину, вытащил ПМ (пистолет конструкции Макарова) — и пальнул у моего правого уха, направив дуло книзу.
Бетонный пол заставил пулю срикошетить.
Она опять срикошетила от чугунной лицевой панели котла (а если б разбила её и котёл взорвался — мало никому бы не показалось, думаю), от высокого закопчённого подвол`ока и мягко зарылась в горку ещё не затаренной золы.
От выстрела, прогрохотавшего в такой близости к голове, я пробудился. Не успел осознать инстинктивное побуждение встать — а оно уж`е сработало. Р`уки, как опору, рванули к телу черенок лопаты — его Т-образный конец пролетел над моим плечом и вонзился ровно под ноздри Гаврилы.
Главстаршина упал, заливаясь кровью.
Моя вытекала струйкой из правого уха. Запомнилось странное впечатление: она будто бы шипела.
Пот`ом пришло ощущение ожога с правой сторон`ы подбородка. Коснулся рукой — увидел кровь на пальцах.
Голова сильно кружилась, обстановка поплыла перед глазами — и я рухнул навзничь рядышком с незадачливым стрелком…
Последнее, чт`о помню: Серёга накрутил телефон и жутким голосом проорал в трубку:
— Чэ-пэ в котельной! Нужна скорая помощь…
                * — * — * — * — *
Когда я очнулся, вокруг толпились и смотрели люди в военно-морской форме и «хозяин» котельной в гражданской одежде.
Я проговорил:
— Иван Сидорыч, ты не виноват…
И подивился: как странно звучит мой голос! Асимметрия, словно в стереоусилителе «сдох» правый канал.
Меня посадили на кучку угля. Затем подняли на стул, с которого я сверзился… минуткой, что ли, раньше?
Позже узнал (от Сергея): прошло минут 20. Нестюка с целиком выбитыми передними зубами уж`е отволокли в лазарет.
Военфельдшер суетился вокруг меня, затем доложил Дежурному по Отряду:
— Взрывной волной, похоже, серьёзно повреждена барабанная перепонка… плюс общее сотрясение головного мозга… Лучше бы в госпиталь, я не знаю… Царапину на нижней челюсти я заклеил, мелочь.
Офицер кивнул:
— Значит, до утра доживёт?
— Не сомневаюсь.
— Или не гарантируешь?
— Доживёт, гарантирую.
— Значит, так: окончательное решение примет адмирал утром. А пока забирай парня к себе. Вколи, может, ему снотворного. И том`у… дураку с пистолетом… тоже. Иначе очухаются — и совсем насмерть покалечат друг друга.
Кто-то протянул:
— Они не друзья…
— Да это не суть важно… просто так говорится… А откуда взялся у Гаврилы боевой патрон? Ну-ка, обойму сюда!!
                * — * — * — * — *
Последующие события показали: вопрос, откуда взялся боевой патрон, — главный. Остальное — «лирика».
Нестюк попал под внутреннее расследование.
Нашли исковерканную рикошетами 9-миллиметровую пулю в горке золы, а гильза смирно лежала поверх `угольной насыпи справа от того «кресла», на котором я заснул.
Начальству, естественно, очень хотелось «спустить на тормозах» всё это происшествие. Ведь оно, чёрт возьми, пробуждало другие вопросы — в частности: как организован доступ к оружию для участников суточного наряда? Где (у кого) хранятся ключи от оружейной комнаты и от шкафов, «населяющих» её? Правдивыми ответами на такие вопросы, вы ж понимаете, могли быть снесены «лишние» звёзды с погон доселе уважаемых кадров…
В ходе следствия всплыла немаловажная (по моему разумению) подробность: дневальный в нашей 3-ей роте видел, как около 2-ух часов н`очи на 22-ое февраля Нестюк приблизился к «Боевому листку», посмотрел, выругался, прошёл к своей тумбочке и что-то из неё взял. Что именно? — Нестюк отвечал: пачку сигарет, мол, предыдущая кончилась… Ну, а если там у него была не пачка сигарет, а пачка патронов к ПМ (16 штук)? Где перепрятал остальные? Лично я на месте лиц, расследующих огнестрельное происшествие, очень заинтересовался бы такими «деталями».
Но лично я четверо суток промаялся отнюдь не на месте этих лиц, а совсем в друг`ом месте — в военно-морском госпитале близ Старо-Калинкина моста через Фонтанку.
Привезён был туда с предварительным диагнозом: «Баротравма правого уха» (вполне типичный для подводников, и дюже назойливого любопытства никто не проявлял).
Выпущен с приговором: «Разрыв барабанной перепонки. К дальнейшей службе в подплаве не годен».
Присягу так и не принял.
Не пробыв в море ни ч`аса, списан на б`ерег.
Негодным к дальнейшей службе в подплаве признали и Гавриила Опанасовича Нестюка: «Аномальный прикус». А к суду не призвали — замяли, педализируя мотив о коррозии психического здоровья.
                * — * — * — * — *
Я вернулся в МРТИ и при помощи того же полковника Бугр`ова восстановился в студентах группы Р-61. Доучился у него на спецкафедре и ближе к лету 1970-го получил первое офицерское звание — «младший лейтенант» (определённое в приказе генерал-полковника Третьяка Ивана Моисеевича, командующего КБВО).
Через год — 03.06.1971 — выдали зелёный «Военный билет офицера запаса Вооружённых Сил СССР».
Чуть позже — 30-го июня — синий диплом, присваивающий мне квалификацию «Радиоинженер».
Подавил все личные мечтания о море.
Про судьбу фактического «убийцы» этих мечтаний не знаю ничего.
Знаю, что он в «Боевом листке» 3-ей роты КУОПП около 2-ух часов н`очи на 22.02.1970 опять увидел оскорбительную вставку между своим вторым инициалом и первой буквой фамилии.
Оттого, получается, и взбесился…
Кто же учинил эту пакость?
                * — * — * — * — *
Есть у Грина (Гриневского) Александра Степановича рассказик «Узник “Крестов”» — найдёте сами? Заканчивается так:
«— Я пропадаю за букву “г”! — вскричал он и умер, проклиная правительство».
А я, значит, для Советского ВМФ «пропал» за букву «В»?
И кого ж проклинать?

К о н е ц    «О б л о м у    III - му»    и    г л а в е    2 - ой    в    ц е л о м

© Аффтар, 2017.