Limmerian Warrior

Тихая неслышная поступь льва, что был словно высечен из камня и сверкал глазами, заоблачная арфа Олимпа - все потихоньку стиралось из его памяти (он осторожно слушал приближение сна, которому не будет конца). И даже в этот миг он силился подняться на сломленные лапы, чтобы догнать их...
Мелкие-мелкие соратники Морфея со счастливыми улыбками выживших спешили в будущее, где боги уже не смогут остановить их с помощью Лиммерийского Льва, и миллионы их детей будут страдать от их гнета; а ведь когда-то...
Хитрец Морфей боялся Зевса и его могучего брата Аида, и не решался спускать на землю рвавшихся пакостить человечеству воинов - Лень, Удовольствие и Жадность, это были три монстрика, обычно обитавших в медленных водах его реки снов, и очень скучавших там. Жадность - огромная синяя коротконогая собака с длинной густой шерстью с безобразным детским лицом, Удовольствие - змея, цепко сковывающая кольцами из стального тела; и Лень - ...пригожий юноша, веселый и безответственно часто забывавший о своих младших вояках. Бог ночи терпел их шуточки и выходки в реке, где они распугали и погубили всех обитателей; но...
Более не мог сносить славу Зевса и его братьев - Аида и Посейдона, создавших с остальными богами славный и подобный им народ - людей: тогда каждый земной мужчина или женщина были честны, трудолюбивы, смелы и радостны, делая этим счастливыми своих небесных создателей.
И редко они возвращались к подушкам и одеялам, к мечтам и фантазиям, что водились в красивой искристой воде реки Морфея, чем убавляли его известность и прибавляли ощущения никому ненужности. Завистно стало ему, и многие века придумывал он таких монстров, которым под силу было б силой обратить народ поклоняться одному ему, чтобы забыли люди остальных олимпийцев и тех, кто их создал.
Взял он горсть золота и песок из часов, вдохнул жизнь - получилось Удовольствие, смешал выпавший клык Цербера и волос гордого и ненасытного Минотавра - родилась Жадность; казалось б, не было чудовищ страшнее; но захотелось коварному повелителю сна создать ещё одного, перед которым, так или иначе, никто не смог б устоять. И измельчив тончайшую струну самой нежной лиры с лепестком самой красивой розы, сотворил он Лень. И вышел последний монстр таким сильным, что стали первые два ему на службу и заколдовались исчезнуть, лишь только когда оно будет сражено.
Увидел Зевс, что стали Лень и Жадность с Удовольствием творить с людьми, какими жестокими, глупыми, слабыми и трусливыми, лживыми становились они ради того, чтобы дать себя околдовать прекрасному юноше, злобной собаке и змее. И послал он за подмогой к Посейдону. Наслал морской владыка на врагов электрических скатов и рыб-мечей. Засверкала Лиммерийская земля, на которую напали слуги яростного Морфея, от молний, заполонилась звуками лязгающих мечей; но... Заглянув на поле брани, Громовержец, опечалился - рубились между собой рыбы, и подбадриваемые недобрым Удовольвием; метали искры скаты, срывая все съестное себе ими, обуреваемые Жадностью; а верных дельфинов Пойседона, что были посланы образумить и вернуть оплошавших воинов, усыпил Лень.
Далеко внизу от Олимпа человечество все больше забывало труд, свои интересы, честь и славных богов, что создали их, все больше любили подушки и одеяла, сон и мечты; и радовался Морфей, которому чудилась скорая победа. Но встревоженные боги не желали так скоро сдаваться, Зевс Вседержитель сам повёл войско пегасов и огненных кентавров на неприятеля. И, о ужас! - едва подойдя к Лени, он почувствовал, как красивый и ласковый взгляд юноши точно диктовал ему: "Даже не пытайся, это не возможно, отнимет все твои силы; лучше приляг!". Он хотел было метнуть молнию в юношу, но... Тому стоило лишь чарующе улыбнуться, как рука Зевса ослабела и... Он раздумал нападать, развернув колесницу и поспешив к своему ложу.
И только после сна он очнулся и с ужасом осознал - пока он предавался магии Лени, его слуги разбили его войско (кентавры с Удовольствием болтали, точно друзья, обняв его, забыв время, пегасы с Жадностью кушали нектар и амброзию, подносимые ею, и никак не могли насытиться).
А Лиммерия продолжала терять тот светлый и чистый облик, когда-то дарованный ею олимпийцами; люди её теряли даже свое лицо, впитывая в себя убеждения, взгляд и улыбки, да даже самое дыхание, шаги монстров Морфея, убрав с храмов всех богов, кроме него; и ликовал он, как никогда.
Но Аид, жалея могущественного брата, с отчаянием переживавшего поражение, придумал выход. "Если люди и звери, полулюди и полузвери околдованы Ленью, Жадностью и Удовольствием, то... Наверняка, тот, кто то зверь, то человек, то словно камень, не подвластен их чарам! - решил он, вырезая стеклом из зеркал душ из камня фигуру льва и зажигая синим пламенем из своей короны ему сердце...
Так ступил на землю Лиммерийскую титан, что по своей воле мог обращаться в красивого, точно каменного льва, являясь на самом деле очень высоким и приятным каменно-бледным юношей, с причудливым шлемом, чуть закрывающим лишь лоб и уши и щеки, с падающими на плечи темно-синими волосами и серыми, чуть отливающим синим огнём, глазами; был он немой человеком и грозно рычащий зверем; добрым нравом и преданным сердцем.
Воин Аида ступил напротив трёх монстров Морфея и долго бился с ними мечом и когтями, но сила Удовольствия и Жадности не ослабевала, только искали они внутри судорожно Максимилиана (так его звали) какое-то секретное место, чем можно было б увлечь и пленить его; но тщетно: титан не страдал ни скукой, ни забавами, не ослепляла его ни гордость, ни знания; скромно и просто служил Максимилиан Аиду и его братьям, охраняя начало реки Стикс, до того, как владыка Тартара, наконец, все взвесив, призвал его к защите Лиммерии.
Все люди наблюдали битву, зная, что новый воин послан богами и, уж теперь, наверное, победит, ведь знали они, что неподвластно было и Зевсу то, чем повелевал Аид, значит, его воитель самый могучий; и смотрели они, содрогаясь на битву чудищ и титана. Не говорил ни слова Лиммерийский лев, но делом он доказывал свою храбрость и твердость, изнемогал он от порезов и усталости, но не выпускал меча и не убирал когтей и клыков.
Понял Максимилиан, что от Лени вся сила у остальных врагов, что, победив его, можно остановить произвол Морфея; обернулся он человеком и вызвал на бой его один-на-один. Юноша вышел и, как всегда уверенный в своем зло-неотразимом обаянии, стал заговаривать с ним ласково, строя глазки и улыбаясь приятно-приятно. Твёрд был защитник Стикс, стоял, точно камень, отвечая только взглядом, жестами и твёрдым шагом, вынимая меч и все надвигаясь на Лень.
Испугался противник, стало его, подобное Эроту, лицо словно криво и жутко вырезанное циклопом, заскрежетал его голос страшно, выпустив когти: "Бросай все, ты не сможешь! Иди спать! Поклонись Морфею!". И бровью не повёл титан, взяв его, как щенка, за шкирку и подняв высоко в воздух, приготовившись убить.
Удовольствие и Жадность, как и их главарь, с каждой минутой таяли от руки Грозного воина Аида, и осознавали, что если они не найдут слабость у Лиммерийского льва, пропадут они навсегда, ведь уничтожит их, разгневанный победой олимпийцев, создатель.
Стал Лень молить о пощаде, но не слушал его грозный слуга Олимпа. Тогда задумал злой монстр погубить титана; и, быстро вдруг сообразив, как это совершить, подал знак Удовольствию ткнуть в первую попавшуюся красивую девушку, чтобы тот, всегда одинокий и втайне давно тосковавший по любви, отвлёкся и влюбился.
"Смотри, каким героем ты будешь в её глазах, если пощадишь меня!" - снова приветливым голоском произнёс монстрик Морфея, следуя рукой за их указанием - показывали они на одну девушку - красавицу Персефону.
Была она тиха и добра, в тёмном закрытом платье с капюшоном и шарфом, с чермными красивыми глазами и волосами, бледная и задумчивая, она вмиг покорила сердце Лиммерийского льва и он, поразмыслив над словами Лени, не отрывая от неё взгляда, помиловал его, обернувшись зверем и неслышно крадясь за ней.
Персефона прилегла опочить на берегу реки Стикс, устав от своих дел; и долго смотрел на неё юноша, чувствуя, как все сильнее и сильнее хочет поцеловать её. Не выдержав, наклонился он и коснулся бледно-розовых губ; совсем не заметив Аида, неожиданно вернувшегося с Олимпа.
Каково же было разочарование и боль владыки подземного мира, когда он понял, что самый сильный и преданный воин имеет слабость, и весьма непростительную - он посмел коснуться его жены. Разгневался брат Зевса и поспешил к нему - выплакать своё горе и просить отмщения.
Быстро придумал Громовержец кару Лиммерийскому льву, за то, что он ослушался повелителя и повелся на уговоры Лени и его приспешников. Он велел внушить богам всем жителям тех земель страх и ненависть к, сосланному к ним, юноше, а самого заставить быть яростным и безумным.
Несчастный титан сам не понимал, отчего он бросался на тех, кого недавно так рьяно защищал, по-прежнему не в силах сказать ни слова в свою защиту человеком и лишь устрашающее рыча зверем. Прошли так многие века, пока не пришёл в те земли Геракл.
Он был наслышан о Лиммерийском Льве и велено ему было убить его, чтобы стать богом; гордый и сильный, он напал на титана и задушил его.
В последний миг той битвы… юноша не сразу ощутил острую боль в сердце от поломанных лап, от потери всех, кто верил ему, от воспоминаний о Персефоне... Тихая неслышная поступь льва, что был словно высечен из камня и сверкал глазами, заоблачная арфа Олимпа - все потихоньку стиралось из его памяти…