Бага

Маг
И он вспомнил, что давно не испытывал трепет, от обращения к Великому Духу. Что не взывал к нему неистово и трезво, с благоговейностью и не следуя каким-то устойчивым ритуалам и канонам, когда мысль идет не из головы, а возникает откуда-то из легких. Именно в груди из центра к ребрам растекалась волна щемящего океана. Она шуршала и переливалась оттенками ночного бархата намокшей фольги, блестящей под неяркими лучами звездного братства.  Возможно, неритмично бьющееся сердце, - горячее, заводившееся вместе с тихими, прохладными звуками млечного утра, рождало этот обновленный, недоступный ранее эффект. Гормоны с ликованием и какой-то непобедимой мудростью выбрасывались в кровь, туда в низ живота, оживляя и делая там все насыщенным сознанием. В следствии такого оживления к этой части дышащего упругого живота, прилипало всепроникающее внимание.
Внимание билось мерно и как бы пульсируя внутри организма, словно сердце сместилось в полое чрево. Так солнце, по сути, оставаясь на месте, скатывается к темнеющему горизонту. И уже холодным цвыркающим родником, пробивающем себе дорогу на ощупь среди горных пород и  темных непроходимых лесов, сначала по безразмерному внутреннему небу в неистребимом трансовом танце, восходила кровь, делая душу отзывчивой и чрезвычайно чувствительной к ощущениям в телесной обители. Тогда прилетали и садились на каменные штакеты возле старинного храма светящиеся изнутри птицы: белые голуби, орлы с синими бровями и неподвижно немигающие мимо нас соколы.
Душа попадала в сердце, да так, что уже можно было не смотреть на этот мир глазами, а чувствовать его вот так запросто как ребенок, радуясь всем светящимся существом. Еще подрагивала какая-то струйка душевной руды в самой цедящейся лавине внутреннего меда, растекалась кислота химического откровения в какие-то утонченные с узорами невиданными и замысловатыми фолианты. Буквы в названиях книг наполнялись свечением, словно в каналы пересохшие вошли малиновые воды, в которых сквозь зеленый стебель режущей травы отражается египетское солнце. 
От этой светящейся истины, нетленной в веках пробирал еще больший озноб, уравнивая в веках бег времен. И то что было давно и то что свершалось сейчас - все оказывалось на одной единой материковой платформе, которую как чувствовало "детское", проживающее сей миг едино и полностью, восприятие соединило нечто высшее в какую-то незыблемую цельность.
Он медленно уходил из оков надтреснутого мира трех измерений, пятился в себя как мистическая ртуть, ползущая по глубинам неисследованных каналов психической энергии. Этот трепещущий полет змея птицы уже был не детским ликованием, когда эмоции не цепляются за разум, а это был протяженный гулкий звук-миг, словно гандхарвы достали тайное, припасенное до времени орудие света. И миг языческого откровения пробил: зашевелились невидимые оси, связывающие звездное пространство и судьбы земных народов, живущих под солнцем в разных краях и углах Земли.
Плазмой струилось величие Духа, перетекающего из одного небесного сосуда в другой. Возникали и проносились неведомо куда сонмы лиц, вереницами оживших фотографий. И каждый лик мелькал в разгоревшемся солнечном пространстве. И каждый из них несмотря на свою мимолетность пребывания в очаге внимания играл не второстепенную проходящую роль, а был тем особым и почетным артистом, которому замысел автора отводил свою особую миссию и участие. Все эти безвестные, задрапированные устами времен лица, подсвеченные огнями-свечениями Духа говорили об одном: есть за каждым нечто общее и большое. Отыграло. И тогда на место сметенных ветрами образов явился плазменный Лик - это был молодой, вечный старик с не опаленной бородой, которая напоминала больше всего текущие по небосводу и горящие облака. Ничего не было телесного в этом облике, хранящем силу Бага.