Дома мы не нужны. Часть 4 Глава15

                ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
                Книга четвертая: "Последняя битва Спящего бога"
   
                Глава 15. Валерий Ильин. В новой должности

   Валерий Николаевич устало облокотился на широкий подоконник. Усталость была только физической - весь день ведь на ногах. А душа пела - главный, как он сейчас считал - труд жизни, был завершен. И сейчас в это панорамное окно с высоты двенадцатого этажа цитадели он с гордостью обозревал город, точнее целый комплекс, способный удовлетворить не такие уж малые потребности русского лагеря.
   - Нет, - поправил он себя; больше в этом большом, пока пустом помещении площадью больше восьмидесяти квадратных метров никого не было, - это уже не лагерь, а настоящий город. С предместьями в виде садов, огородов, стадионов, и конечно же, парка, в котором на совсем крошечном пятачке собрано все лучшее, чем смогла одарить цивилизация своих блудных детей. Блудных (опять-таки поправил себя Валерий) - в смысле заблудившихся во времени, за семьдесят тысяч лет до рождения Христа.
   Отсюда, с этого изумительного по красоте парка, в котором все в единое целое гармонично связали удивительные растения  садов Семирамиды, он и начал осмотр бывшей строительной площадки, на которой только вчера навели последний лоск. Почти восемь месяцев ежедневного труда; споров и переделок, и вот - город его мечты стал явью...
    Сегодняшний день, первого сентября первого года новой эры, было несколько поводов отпраздновать шумно и весело. Во-первых, по той еще, не забытой традиции, полковник Кудрявцев пронес дочерей на плечах со школьным звонком - большим и звонким. Девочки, как и их подружки и друзья, были одеты на удивление скромно - ведь первым уроком первого учебного дня был урок труда. И дети вместе с родителями, другими взрослыми дружно копали картошку - второй урожай в этом мире.
   Ильин усмехнулся, вспомнив, каким праздником отметили первый урожай - первого мая по новому стилю; с каким жадным видом большинство из новых русских ждали, когда Зина Егорова и ее расторопные подружки вынесут  к столу почти забытое лакомство - обычную жареную картошку. А на столе уже ждало нарезанное толстыми ломтями настоящее украинское сало с прослойками, и автор этого чуда - Саша Салоед - критично оглядывал плоды своего вклада в общий праздник.
   Даже неандертальцев, чье стойбище давно уже укоренилось прямо за внешними, самыми высокими стенами города, привлек необычный запах. Почему-то Валерий Николаевич с того дня был уверен, что когда антиподы человеческого рода уйдут в свою холодную Европу (а что они уйдут, он не сомневался), в их котомках обязательно обнаружится запас семенной картошки; а может, и еще что необычного и полезного, привнесенного из будущего.
   А второй урок - на который тоже пригласили взрослых - прошел в новой школе. Весь второй этаж цитадели, а это больше шестисот квадратных метров классов и учебных лабораторий, был отдан будущему поколению. Уроков сегодня было немного - до той самой поры, когда Зинаида, одетая по случаю праздника в белоснежные накрахмаленные одежды, пригласила всех на третий этаж - там, кроме прочих подсобных помещений, располагалась столовая...
   Валерий сглотнул слюну, вспомнив праздничное угощение, и опять посмотрел вниз - на белоснежный купол "храма воды", скрывавший под собой источник; высокую зеленую крышу русской бани; утонувший в цветущих лианах тайский домик массажа, из которого как раз вышла улыбающаяся Ирина, теперь уже Грассо. Его взгляд переместился дальше, за первую стену. Целый комплекс спортивных сооружений уже работал там  - и для детей, и для взрослых. Вместе с тайским чемпионом с детьми работал профессиональный тренер - бывший сержант Акимбетов. А сегодня он вместе со своими одноклассниками пытался оспорить звание лучшего повара у Егоровой. Ничего у них, конечно не вышло, но плов, сваренный общими усилиями, получился, как оценили все "настоящим узбекским". Еще Ильин сегодня узнал, что означает таинственное узбекское слово "шакароб". Обыкновенный салат. Нет - не обыкновенный! Нарезанный умелыми руками русских узбеков Салима и Абдусамата, он представлял собой обычные помидоры и репчатый лук; немного молотого перца и соль. И все. А вкус! Его  тоже до сих пор помнили вкусовые рецепторы коменданта.
   Нет - не коменданта! Потому что для цветущего города, а не крепости, осажденной врагами, комендант не был нужен. Там же, в столовой, Валерий из уст Кудрявцева получил благодарность от всех жителей нового города, а заодно и новую должность, которую придумывали всем миром. Первым, конечно же вскочил из за стола Толик Никитин.
   - Мэр! - выкрикнул он, - как Лужков в Москве. Тем более, что он его переплюнул.
   - Так у Валерки кепки нет, - вроде бы серьезно прогудел Дубов, и все рассмеялись.
   В результате Ильин сегодня стал губернатором - вторым, после командира, лицом в городе. И что-то подсказывало ему, что не зря полковник Кудрявцев устроил этот спектакль.
   За второй стеной раскинулся технопарк - так назвали весьма эстетично оформленные гаражи, в которых словно реликвии хранились автомобили - и заслуженный "Эксплорер", и шикарный двухсотый "Лендкрузер", и доставленный непонятно как с плато "Навигатор". Окрестности города сейчас не загрязняли выхлопы дизельных и бензиновых двигателей. Все работы выполняла электроэнергия, которой щедро делилось буйное солнце. А еще в зданиях, больше похожих на дворцы, теснились и маленькие юркие автомобильчики, лихо передвигающиеся между полями и хозпостройками; и огромный, оборудованный на все случаи жизни "Варяг". 
    Ильин вспомнил боевую машину разведчиков и в сердце снова кольнуло. Вроде бы ничто не предвещало долгой разлуки, но он, да и многие другие, с волнением ждали возвращения командира с товарищами из рейдов, которые делались все длиннее и длиннее, а трофеи, что неизменно привозил "Варяг", все экзотичней и загадочней. В том смысле, что и вещи, и особенно люди, которые появлялись в городе после этих рейдов, вроде бы никак не должны были появляться в этом мире. Представители разных эпох - чаще всего испуганные, а иногда замученные до полусмерти, они вливались в русскую общину, счет которой приближался к двум сотням.
   - А позавчера, - вспомнил бывший комендант, - вообще какого-то троглодита в грязной звериной шкуре притащили. И зубы у него на шейном ожерелье были - точь-в-точь, как у того махайрода...
   Взгляд поплыл дальше, по большому периметру - по полям, каких не было, наверное в самых продвинутых Европах. Валерий, даже не будучи ответственным за это чудо агрономии, с закрытыми глазами мог продиктовать сложный севооборот на этих пятнадцати гектарах; столько же радовали своими будущими урожаями на противоположной стороне города. А вот то темнеющее пятно площадью в полгектара, отдохнувшее сезон, уже завтра примет в свои ровные, словно по линейке, рядочки семена картофеля.
   Ближе, за второй стеной, так же строго цвели плодовые деревья. Впрочем, не цвели. Для непрерывного процесса, что проистекал в деревьях какой-то невообразимой селекции, в русском языке названия не было. Пока. Оно обязательно появится, когда люди привыкнут к этому чуду - в саду одновременно набухали почки, цвели, издавая тонкие непередаваемые ароматы цветы; наливались плоды, названий многих из которых Валерий не знал, но на вкус уже отличал. Потому что на любом дереве каждый день можно было найти спелые - готовые упасть в руки садоводам плоды.
   А что такое объехать и обобрать, хотя бы раз в неделю, две тысячи деревьев и лоз - именно  столько их сейчас радовали глаз в саду, над которым, как обмолвился как-то профессор Романов, распростерла свою благодать многогрудая богиня Афродита.
   - Никакая не Афродита, а Люба Ульянова, - пробормотал тогда Ильин, вспомнив, как сохли в считанные дни первые деревья, привезенный из какого-то волшебного сада.
   И только когда туда, за реку, где еще иногда ревели доисторические животные, поехала руководить выкопкой Люба, сад начал принимать свой сегодняшний цветущий облик.
   - Впрочем, уже не Ульянова, - поправил себя Ильин, - уже месяца полтора, как Дубова.
   Не только Любовь поменяла фамилию и статус; записи в журнале Маши Котовой, а следом и свадьбы посыпались одна за другой. Особенно, когда торжественно вручили ключи от коттеджей первым семьям - Кудрявцевым, Никитиным, Романовым... Ильины тоже заставили Машу, теперь Холодову, сделать запись в памятной книге, словно специально оставленной каким-то неведомым меценатом в израильском анклаве. И тоже получили домик - рядом с командирским - вон там, где за стеной пышно цветут персики любимого Кудрявцевыми сорта.
   Ильин раньше даже помыслить не мог, что персиков может быть двадцать сортов, винограда двадцать четыре, а яблок - почти четыре десятка. И каждый - со своим, неповторимым вкусом. Даже знакомые с детства сорта - та же антоновка или грушовка - здесь хрустели на зубах громче, и брызгали спелым соком настолько ароматно, что в первые дни появления сада весь город можно было смело объявлять зоной вегетарианства.
   А дом?! Не пятисотметровые хоромы, конечно - как бы не подначивала его бывшая - но вполне удобные; с высокими потолками - так что семьям Левиных и Жадовых (да-да - именно такую фамилию теперь имел знаменитый гладиатор!) было вполне комфортно в них жить. В последнее время стало модно по вечерам собираться по очереди в гостях. Командир даже пошутил, что это полезно - пусть хозяйки практикуются в кулинарном искусстве; не вечно же им столоваться вместе с мужьями в общей столовой у Зины Егоровой.
   - Тьфу, ты - никак не привыкну, - чуть слышно рассмеялся Валерий, - не Егорова, а миссис Браун!
   - Ух ты, - раздавшийся позади возглас Анатолия заставил Ильина подпрыгнуть, - что это наш губернатор про Зинаиду вспомнил? Проголодался?
   В просторном помещении враз стало тесно - практически все разведчики высыпали с лестничной площадке в эту обзорную комнату. Даже девчата не воспользовались лифтом, пронизавшим всю цитадель насквозь - от двух подземных этажей, куда Валерий Николаевич пускал посетителей очень неохотно (склады!), до вот этой самой обзорной площадки, в которой толстых стекол было больше, чем стен. Выше была только пирамида, полная воды - благодаря все той же энергии, всегда холодной, пяти градусов по Цельсию.
   - Да нет, - не обиделся на бывшего тракториста Ильин, - наелся так, что и завтракать, наверное, не захочу. Стою вот, любуюсь, на сады, на дома. Как раз дом Сергеевны разглядывал.
   - А ну-ка, подвинься, - Никитин действительно отодвинул крепким плечом Ильина в сторону, хотя места у окна было - десяток трактористов поместится.
   - Да.., - протянул Анатолий, - лепота! А особенно вот эта перспектива.
   Он показал в сторону - к воротам в город, по обе стороны которых располагались скотные дворы и конюшни. От наружных ворот вела ровная, как стрела, дорога. Она была не закончена; навстречу ей, как когда-то на БАМе, строилась такая же ветка. И начиналась она от другого города - пока еще крохотного, но уже обнесенного высокими стенами. Рос этот город на берегу изумительной по красоте бухты, где ласковые волны практически всегда неторопливо накатывали на теплый мелкий песок. По крайней мере за ту неделю, что Валера с Ларисой, практически силой изгнанный на отдых к морю, оно ни разу не штормило.
   Так что они и всласть накупались, позагорали - отчего и сейчас были похожи на туземцев (загаром, конечно), и налюбовались на неспешное строительство корабля. "Ковчег" - такое гордое имя носил транспортный каботажник. Сейчас, конечно же, судно было достроено, и от этого факта сердце коменданта, ныне губернатора, тоже периодически сжималось. Потому что все говорило ему о скорых переменах, которых он совсем не желал.
   Если бы Ильину не помешали, он бы продолжил обзорную экскурсию по окрестностям; полюбовался бы и на огороды, разместившиеся симметрично саду; и на поднявшиеся уже до высоты человеческого роста удивительные пластмассовые деревья; и на ровные ряды хлопчатника, который скоро тоже надо будет убирать.
   Лишь одно пятно он постарался бы обойти - грязно-темное стойбище неандертальцев, в котором всегда к небу поднимался чадящий столб дыма. Не-звери, как они сами себя называли, словно призывали кого-то сюда, к окрестностям города, и этот "кто-то" тоже не добавлял душевного равновесия Ильину.
    Но сейчас отворачиваться от прибывших друзей было неприлично - ведь сюда собственными ножками прибыл не только полковник Кудрявцев, но и его жена, и Бэйла Никитина, и Таня-Тамара. А подняться на двенадцатый этаж беременным женщинам на восьмом месяце это... Валерий Николаевич это уже проходил с собственной женой - еще в прошлой жизни. Впрочем, спутницы разведчиков ни запыхавшимися, ни недовольными не выглядели. Напротив - они тоже бросились к коменданту, простите - губернатору - с поздравлениями. Потому что на мобильном телефоне Оксаны Кудрявцевой на иврите было отмечена сегодняшняя дата из той, еще прошлой жизни - первое мая.
   - Ну вот и отпраздновали день труда, - засмеялся командир, - а мы ведь, Валерий Николаевич, подарок тебе приготовили.
   - Какой? - вспыхнул зарождавшейся радостью Ильин; для него лучшим подарком было хоть одним глазком посмотреть - куда это ходят в рейды разведчики.
   Он не без основания полагал, что командир догадывается об этой его возникшей вдруг слабости; так же, как верил, что Кудрявцев знает обо всем вокруг. Это было одной из тайн нового мира - такой же, как  чудесные исцеления, волшебство Светы Кузьминой и Любы Ульяновой; наконец - мрачные предчувствия самого Ильина.
   - Собирайся, - действительно сказал командир, - с Ларисой. Завтра идете вместе с нами. Если хотите, конечно.
   - Хотим! - воскликнул Валерий Николаевич; праздник  первого сентября, или первое мая по старому, еще не закончился, - ну а ты, Марио, покажешь сегодня Анатолию, что такое настоящий итальянский футбол?
   Гвоздем сегодняшней программы был футбольный матч. Перед ужином встречались две команды - "Спартак" с капитаном Никитиным, и конечно же "Наполи" с Марио Грассо...
    - Ну что, Марио, продули? - встретил утром мрачного итальянца Валерий.
   Марио, ни слова не говоря, полез в салон "Варяга". За него ответил Анатолий, герой вчерашнего матча. Он забил три гола, доведя счет до сухого пять-ноль. И не удивительно - ведь в воротах "Спартака" стоял Боря Левин, пробить которого было очень нелегко, даже форвардам настоящего итальянского чемпионата. А Никитин лишь посмеивался, засунув голову в салон:
   - Это вам за поражение Спартака в девяносто пятом, от "Интера" - тогда тоже было ноль-пять. Только в вашу пользу.
   - Ничего, - выглянувший Марио теперь улыбался, - в следующий раз за нас Спартак будет играть. Спартак против "Спартака"!
   - Как Спартак, - не поверил Анатолий, - почему?
   - Так он ведь  римлянин, значит итальянец, - захохотал русский неаполитанец...
   Вездеход остановился у россыпи громадных камней. Валерию, который вместе с Ларисой сидел у огромного лобового окна рядом с рулившим громадной машиной Анатолием, хорошо был виден круглолицый пожилой человек в желтой тоге, которого он заочно уже знал - Лама Севера. Еще трое сейчас должны были тянуть свою бесконечную песнь в пещере, где скрывалась какая-то тайна. И эта тайна сейчас раскроется перед ним!
   Долгая нота действительно встретила из перед входом в пещеру. Внутри, по трем углам, сидели копии ламы, встретившего "Варяг". Сейчас вездеход остался внизу, надежно запертый. Никого в охранении командир не оставил, а на вопрос Ильина ответил предельно серьезно:
   - В таких рейдах мы действуем только вместе. Или вместе вернемся, или... останемся там.
   Он остановил ставший тяжелым и вопрошающим взгляд на Валерии,  тот вдруг тоже понял, что следующий шаг может стать последним... в этом мире. Губернатор оглядел товарищей, задержался на Ларисе, и кивнул - скорее самому себе: "Готов! Вместе с Ларисой готов". А командира, проглотив тугой комок в горле, спросил немного охрипшим голосом:
   - Где там?
   - Смотри, - усмехнулся Кудрявцев; он кивнул подругам, - Бэйла, Оксана - попробуйте.
   Две беременные женщины навалились на громадный камень в центре пещеры, и тот на удивление легко откатился в сторону; из темного отверстия в прохладное помещение дохнуло совсем по-зимнему холодным ветром. А позади изумленно вскрикнул лама.
   - Ну что, идем, - с каким-то довольным лицом командир первым шагнул в узкий лаз. Осторожно опустившийся следом Ильин уже из темноты длинного туннеля увидел, оглянувшись, что последний - Боря Левин - подпирает камень каким-то деревянным бруском.
   - Наш талисман, - подмигнул гигант, - где от только с нами не побывал.
   На Валере с Ларисой, как и на остальных разведчиках, был надежный камуфляж; ему тут же сунули в руку ушанку из какого-то мягкого меха ("Откуда только взяли, - ревниво подумал он, - на складе у меня таких не было") - и вот уже дух захватывает от бескрайнего простора гор; от  низких огромных звезд, меж которых вроде бы промелькнуло яркое пятно; от камней, будто дышащих холодом.
   - Где мы? - прошептал он почти беззвучно, словно боялся, что громкий возглас сейчас нарушит какое-то хрупкое равновесие, и скалы обрушатся в бездну вместе с ними.
   - Тибет, - вполне буднично пояснил профессор Романов, выпуская клубы холодного воздуха изо рта, - здесь и в мае достаточно холодно. Примерно сто двадцать километров от Лхассы. Две тысячи шестнадцатый  год.
   Позади сдавленно охнула Лариса. Валерий и сам едва сдержался. И пока он подбирал слова - изумления, восторга, или негодования - Анатолий нагнулся, отодвинул в сторону какой-то камень, и достал... обычный радиоприемник, от которого под тот же камень тянулся провод.
   - Антенна, - понял Ильин; вслух же он воскликнул, уже не сдерживаясь, - почему?! Ну почему мы не знали об этом? Почему мы не могли узнать, что творится дома, как там дети...
   - Нормально все дома, - жестко ответил командир, - у них дома все нормально. Проверили. И дети там... не ваши, Валерий Николаевич. Не будем вмешиваться в их жизнь. У нас своя. Впрочем...
   Он не закончил, но Валерий понял - никто не будет сейчас удерживать ни его, ни Ларису; может, даже помогут добраться до людей. И что? Это действительно не его мир, не его жизнь. Свой мир Валерий Ильин обозревал вчера из-под крыши цитадели, и тот мир ждал его. А этот?...
   Интересно, конечно, посмотреть одним глазком, как там дома, как ребята на работе; если она, работа, в кризис еще осталась.
   Он резко повернулся к Никитину, потому что с той стороны донесся голос, усиленный морозной акустикой гор: "... ответили на обстрел территории Сирийской Арабской республики ответным огнем из орудий. Напомним, что вчера, четырнадцатого февраля, турецкая армия нанесла артиллерийский удар по позиции сирийских курдов, противостоящих силам запрещенной в России террористической организации...".
   - Все таки война, - охнула Лариса.
   - Нет, - повернулся к ней командир, выплеснув с этим коротким резким словом целое облако морозного пара, - наши только бомбят. Хотя... один наш бомбардировщик сбили. Турки - подло, в спину.
   - И что теперь?
   - Теперь наши в Турцию больше отдыхать не едут. И помидоры с огурцами из других стран возят, - последние слова Кудрявцев произнес с горечью; вспомнив, очевидно тот огород, овощи с которого вчера едва не проломили столы.
   - Впрочем, - поправил себя Валерий, - такой стол ничем не проломишь; однако ж смогли обеспечить себя за восемь месяцев всем необходимым. Наверное потому, что иного выхода у нас не было. Вот и здесь Россия, как только поймет, что все - назад шагу больше нет, так и начнет... Несмотря на нефть за тридцать долларов за баррель, и доллар за восемьдесят рублей, о чем услужливо сейчас сообщил диктор "Русского радио".
   - Все, - прервал передачу Кудрявцев, и Валерию вдруг безумно захотелось домой - туда, где дел было нисколько не меньше, несмотря на окончание строительства, - лучше потом еще  придем; в следующий раз спустимся вниз, к людям.
   Уже ныряя в темный тоннель, Валерий едва расслышал последние слова командира в этом мире:
   - Если он будет еще, следующий раз...
   В пещере их встретили невозмутимые опять ламы, теперь занявшие все четыре угла. Здесь было намного теплее, чем в тибетских горах; а еще здесь пахло... стряпней Зины Егоровой, и оттого этот темный каменный грот после потрясающей громады гор показался родным и уютным. Разведчики, а с ними Валерий с Ларисой, уже спустились к "Варягу", когда случилось, как потом сказал Анатолий, небывалое - тоскливый нескончаемый стон вдруг прервался, и все четверо тибетцев показались в темнеющем провале пещеры. Подняв головы к солнцу, они замерли в торжественной позе, а потом дружно поклонились разведчикам. Кто как, а Ильин принял этот жест как прощальный.
   Уже в салоне у его догадке присоединился Анатолий:
   - Сдается мне, что они таким макаром нам ручкой помахали... Куда курс держать, товарищ полковник?
   - Куда? - на секунду задумался командир, - раз уж обещали губернатору экскурсию, едем к пирамиде - может, удастся сегодня погреться (он подмигнул Валере с Ларисой); замерзли, наверное?
   - Есть немного, - не стал отрицать очевидное Ильин; ему почему-то стало жутковато - "приключение" впереди явно обещало быть не в пример авантюрнее первого.
   Вездеход теперь неторопливо нес разведгруппу вглубь светлого леса, где, как уверял Анатолий, не было сейчас ни малейшей опасности.
   - Хоть сейчас выходи и грибы собирай! - посоветовал он Ильину.
   - А что, здесь есть грибы? - еще до того, как тракторист засмеялся во все горло, Валера успел прикинуть, сколько людей он сможет отрядить на сбор этого, несомненно очень вкусного и ценного продукта.
   - Да Иринка здесь уже каждый кустик обшарила - ни одного не нашла, - отсмеявшись, заявил Анатолий, - пошутил я, Николаич.
  Он подсел к Ильину, который сейчас находился в глубине салона, приобнял его за плечо, и заорал вверх - туда, где высоко в башне несли вахту Марио и Ирина.
   - Ирина,  иди сюда - я подберезовик нашел.
   Моторы несли огромную машину настолько бесшумно, что было слышно, что в башне кто-то завозился, и вниз, почти на голову смеющемуся парня свалился немалых размеров башмак - это Иринка, бывшая Валеры, за неимением более подходящего "орудия", разула супруга.
    "Варяг", за рулем которого был сейчас командир, плавно замедлил ход. Под огромными стволами секвой лежал толстый слой сухой хвои, но впереди на круглом зеркале ледяного катка ее не было.
   - Ну вот, -  с какой-то обреченностью в голосе пробормотала Оксана, - так и не замело ее.
   - Ее - в смысле могилу, - охотно пояснил Никитин, - здесь когда-то было логово тварей. А по мне - ничего нет такого в том, что мы прогуляемся здесь.
   Он первым вышел наружу, и попробовал на прочность, или какие другие свойства этот "лед". Впрочем, Ильин уже понял, что и здесь не обошлось без волшебной пластмассы; без ее чудовищного количества - ведь ею, прежде чем заполнился этот немалых размеров резервуар, должно было пропитаться все вокруг. Так что этот зеркальный куб,  по центру верхней грани которого торчал какой-то камень, был сродни надводной части айсберга.
   Анатолий, убедившись, что "лед" достаточно прочный и не скользкий, оглянулся на командира, и получив его безмолвное согласие в виде кивка, пошел вперед.
   - Не хочется, а надо, - полковник Кудрявцев, взяв Оксану за руку, двинулся следом.
   И Валера - сам не зная почему - тоже подхватил Ларису под локоток. Так, вчетвером, они и подошли к камню, чья верхняя грань оказалась на удивление ровной. Валера даже погладил каменную поверхность, явно отшлифованную человеческими руками.
   - Или нечеловеческими, - мелькнула мысль; он уже ничему не удивлялся.
   - Ну, так тому и быть, - сказал командир, протягивая левую, свободную руку Ларисе.
   Оксана, в свою очередь, схватилась за ладонь Валеры.
   - Фильм седьмой; дубль сто двадцать четвертый, - дурашливо выкрикнул за спиной Никитин, и даже хлопнул чем-то - наверное ладонями.
   - Встань в круг, - строго приказал ему командир, и добавил - уже Ильиным - закройте глаза, мало ли что. Там ведь солнце еще жарче должно быть...
   Глаза закрылись, а ладони под несильным нажимом Кудрявцевых опустились на прохладный камень. В голове что-то зашумело; или загудело. Самым верным было сравнить этот звук с пением, которым встретили их сегодня утром тибетские ламы. Но звук этот не шел снаружи - его не выводили старательно разведчики. Он напротив, рвался изнутри Валеры, заполняя пространство вокруг сначала бескрайнее, а потом разом ставшее тесным, давящим со всех сторон.
   - Нет, - совсем не удивился Ильин, - не со всех, - сверху не меньше давило жаром солнце; действительно огромное и нестерпимо яркое.
   Такое яркое, что в первые секунды не было видно ничего, кроме смутных силуэтов товарищей у каких-то высоких стен. Потом тишину разорвал чей-то громкий возмущенный крик, к которому присоединились другие - не менее пронзительные.
 Разведчики вокруг  были уже наготове - с автоматами в руках они не спускали глаз с уреза стен. А четверка гигантов - Левины и Жадовы - осторожно выглядывали каждый в свою сторону. Впрочем, делали они это в полуприседе - так что командир, непонятно как оказавшийся у той стены, со стороны которой и раздавались гневные крики, тоже смог заглянуть наружу, не поднимаясь на носки, и не подпрыгивая.
   А оттуда донесся другой крик, перебивший остальные; этот был заполнен мучительной болью. Анатолий сам не понял, что заставило его подскочить к стене, и тем более, оказаться на ней - в окружении товарищей. И Лариса была рядом.  И сразу вокруг на площадке, залитой безжалостным солнцем, установилась тишина. Гнетущая, дрожащая на грани - готовая взорваться новыми криками. Молчал даже тот, что совсем недавно рвал пространство истошными воплями - практически обнаженный человек, лежащий на горячих камнях. Рядом толпились другие -  одетые в странные незнакомые одежды светлых тонов. Один из них, на лице которого свирепая гримаса медленно уступала место удивлению, и, даже сказал бы Валера, обожанию, держал в руке толстую плеть, которая и заставляла очевидно несчастного исторгать вопли.
    Что толкнуло Ильина  сделать еще один шаг вперед? Нечто вполне естественное, признал он с удивлением. В следующее мгновенье вся толпа рухнула рядом с наказуемым, не смея поднимать головы. Лишь палач каким-то неведомым образом исхитрился вывернуть шею так, что покорная поза тела не мешала ему все с тем же непонятным счастьем пялиться в лицо Валеры.
   И еще раз неведомая сила заставила Валерия Николаевича поступить так, как он никогда не сделал бы, командуй  рефлексами тела разумом, а не каким-то наитием.
   - Все вон! - швырнул он лежащей на камнях толпе сначала приказ, а потом и повелительный жест руки.
   И аборигены поняли; и подчинились, горохом скатившись с пирамиды вниз - туда, где и до них шумел подобный птичьему базар. Только здесь гам и шум создавали люди.
   - Пирамиды! - пронзила парня мысль, а потом и ужас узнавания, - какие пирамиды?
   Вокруг действительно раскинулась долина, в которой не так часто, как когда-то видел Валера, располагались величественные усыпальницы фараонов. Еще там, в двадцать первом веке, он не устоял перед напором своей половинки, и вместо ленивого плескания в волнах Красного моря целый день протрясся в автобусе, чтобы несколько часов под убийственно жарким солнцем побродить, практически не вслушиваясь в слова замученного экскурсовода по длине царей.
   - Вот этого самого солнца, - внезапно понял он, поднимая голову с защищенными ладонями глазами кверху.
   И от этого движения несчастный раб (раб!) с залитой кровью спиной, который пытался ползком отползти к широкому пандусу, по которому удрали его истязатели, снова замер, испуганно хлопая глазами на живого бога.
   - Какого бога? - Валера даже оглянулся, и наткнулся взглядом на немного грустные, и одновременно насмешливые глаза командира.
   Александр Николаевич словно понял что-то раньше Валерия; что-то невообразимое, чего сам Ильин даже не хотел знать. Он было дернулся назад, в ту просторную келью, что приняла разведчиков в этом мире, но нечто новое внизу заставило его замереть. Слепящее солнце едва позволяло разглядеть широкую дорогу, тянущуюся к горизонту, и по этой дороге тянулась к стройке, в которой сложно было пока распознать будущую пирамиду, длинная процессия. По мере движения  этого каравана, в центре которого возвышался роскошный паланкин, подверженное каким-то своим законам шевеление людских масс внизу замирало; аборигены падали ниц и не вставали, даже когда кортеж неспешно миновал их. Вот процессия чуть замедлилась у подножия пирамиды, где беснующаяся толпа не сразу сообразила, что их волнения ничто перед тенью  неведомого владыки. Но плети и древки копий быстро навели порядок.
   Вверх по пирамиде паланкин пополз в абсолютной тишине. Даже носильщики - все двенадцать - что с видимым усилием несли на плечах это роскошное средство передвижения - ухитрялись ступать беззвучно. Паланкин опустился на камень - совсем рядом с отступившими к проему в строительной площадке неведомо какого ряда гигантских блоков разведчиками - и подскочившие служки распахнули полог. Четверка других при помощи какого-то хитрого ажурного устройства подняла над вышедшими из паланкина царственными особами навес, собранный из полос чередующейся красными и белыми полосами раскраски материи.
   Впереди тройки вельмож выстроились воины - плечистые, в металлических доспехах, каких Валерий никогда не видел даже на картинках. Их длинные копья с наконечниками, каждый из которых мог заменить меч, пока упирались тупыми концами в камень, а остриями, соответственно, в небо. Но бравый вид вояк; лица, наполненные решимостью умереть, но не дать задеть охраняемых лиц даже тенью опасности показывали - в мгновенье ока эти страшные орудия будут нацелены в разведчиков, и без всякой жалости поразят незнакомцев.
   Потому Валерий Николаевич не удивился, когда за спиной громко защелкали затворы АКМ; вжикнул металл о металл - это мог быть только Спартак, единственный из товарищей, вооруженный сообразно эпохе. Какой эпохе  - вопросов уже не возникало. Тем более, когда за сомкнувшейся в железную стену воинами прозвучал нетерпеливый резкий окрик, и стена эта послушно распалась, образовав теперь живой коридор практически до самого Ильина, который с удивлением обнаружил, что сжал в ладони руку Ларисы.
   Именно она выдохнула первой: "Фараон!", - и тут же громко икнула, словно подавившись не успевшими выскочить из груди словами: "Это же ты, Валерик!".
   Да, на губернатора Ильина сейчас смотрел - надменно и удивленно - он сам; так сказать "фараон Ильин". А рядом стояла женщина  в одеянии, покрытом невообразимым количеством драгоценностей, от которых было нелегко оторваться, чтобы впиться взглядом уже в ее лицо - которое он мог назвать родным и любимым, если бы не то  выражение спеси и брезгливости, с какой она разглядывала незнакомцев в простых мешковатых одеяниях, словно измазанных свежей зеленью.
   И все же это была именно она, его Лариса. Потому что каждую черточку этого лица он изучил наизусть не только глазами, но и бесчисленными поцелуями, ласковыми прикосновениями, понятной только ему музыкой любви, которая играла в каждом жесте незнакомки. Вот она остановила свой царственный взгляд на Ларисе, и тут же стала обычной девчонкой с беспомощным взглядом; девчонкой, которой сейчас мог  помочь прийти в себя только очень близкий человек. И она - так же как Лариса  в трудную минуту - вцепилась обеими ладошками в своего спутника.
   А тот не отреагировал; он не отрывал широко распахнутых глаз от лица Валерия, словно пытаясь навсегда запомнить себя в другой ипостаси. Его лицо вдруг дрогнуло; удивительное сходство вроде бы начало исчезать, но взгляд не отрывался от глаз Ильина, который начал тонуть в этих черных зрачках так стремительно и бесповоротно, что даже не сразу понял, что не видит перед собой этого опять надменного лица, потому что какая-то беспощадная сила подхватила его вместе с Ларисой, и унесла. Унесла к камню и утвердила на гладкой прозрачной поверхности, сквозь которую прямо в правый ботинок Валерия нацелил страшную зубастую пасть дикий зверь.
   Он вскрикнул, отдернув ногу от пластмассы, и только тут понял, что зверь, заключенный в ней навеки, давно уже мертв. Пытаясь унять бешено бьющееся сердце, Ильин воскликнул:
   - Что за удивительный сон мы сейчас видели! Очень...страшный. Нет, ребята, я больше с вами не пойду...
   - Сон? - захохотал за спиной Анатолий, которому, кажется, все было нипочем, - это тоже сон, Валерик?
   Ильин резко повернулся, и даже поднял ногу, чтобы сделать шаг к веселому трактористу, но тут же отпрянул назад, больно ударившись мягким местом о камень. Потому что прямо перед ним сидел обнаженный смуглый парнишка с расширившимися от ужаса и муки глазами. И даже не видя его спины, Валерий Николаевич был уверен, что муки ему доставляют кровавые полосы, усеявшие тело. А ужас? Разве сам Ильин  не оцепенел бы от безысходности, если бы сидел сейчас среди незнакомцев неизвестно где и неизвестно когда?!..
   Уже в салоне "Варяга" Валерий Николаевич недоуменно покачал головой:
   - Что-то не сходится, - сообщил он, - слишком мало пирамид там было, и какие-то они мелковатые стали - уж я то видел их раньше... или позже - в две тысячи десятом. И этого... сфинкса тоже нет.
   Веселый тракторист не выдержал, засмеялся.
   - Конечно мелковаты, Валер, - ты же самой высокой - Хеопсовой - не мог видеть.
   - Почему? - удивился Валерий Николаевич.
    Потому что ты на ней стоял, на недостроенной. А беседовал с самим Хеопсом, и женой его Хенутсен.
   - А третий, - вспомнил вдруг Валерий,  - кто третьим был?
   - Может собутыльник, - подмигнул тракторист, - сдается мне, что этот самый Хеопс, или Ахет Хуфу, неплохо был знаком с русскими обычаями. Ну а со сфинксом еще проще - его ведь сын Хеопса, фараон Хефрен, построил. Естественно, после смерти отца, - он повернулся к новому знакомцу, - за что тебя так?
   Дур - так звали бывшего египетского раба - перевязанный так, что напоминал белый кокон, рассказал свою обыденную для третьего тысячелетия до рождения Христа историю. Он удивительно быстро адаптировался и к разведчикам, и к адской машине, которая бесшумно везла его в неизвестность. Может потому, что вопросы, которые формулировал командир, задавала ему при помощи переговорника Света Кузьмина?
   Как бы то ни было, уже через несколько минут разведчики знали, что Дур был виновен в страшной повинности - порчи готового к укладке каменного блока.
   - Я должен был лечь под него, чтобы ровный край не скололся, - сообщил он совершенно искренне.
   - Ага, - поддакнул Никитин, - под блок весом в две с половиной тонны. Вот бы тебе Хеопс, который чем-то смахивает на нашего коменданта... простите - губернатора - спасибо сказал.
   - Что значит смахивает, - прервал его Алексей Александрович, - а жена фараона тоже случайно мимо проходила? И случайно на Ларису похожа?
   - Как две капли воды, - подтвердил тракторист, - и что это означает?
   - А означает это, мой юный друг, - важным профессорским тоном возвестил Романов, - что мы на правильном пути; что цель, которую мы перед собой поставили, вполне достижима.
   - А еще это означает, - повернулся от переднего сиденья полковник Кудрявцев, - что все, что было возможно, мы от чудес света выжали.
   - И значит? - сразу несколько голосов задало вопрос, на который, как понял Ильин, все и так знали ответ.
   - И значит, пора отправлять "Ковчег" в путь.
   - Когда? - выдохнула оттуда же, с переднего сиденья, Оксана.
   - Сегодня второе сентября, понедельник. В четверг, если ничего не произойдет, будет дождик. Вот в пятницу, шестого, и отправим будущих европейцев в морской круиз.
   До самого города никто, даже Дур, понявший, что произошло что-то необычное, не произнес ни слова...