Истории жизни 1 глава. Серафима

     Старое, длинное, одноэтажное здание в Подмосковье, с большим двором, огороженным кирпичным забором. Энтузиасты когда-то посадили здесь деревья, за много лет они выросли и получился парк, дающий прохладу в солнечные дни. Скамейки поменяли, нашлись наверное добрые люди, не безразличные к судьбам тех, кто здесь проживал. А может у иных были богатые родственники, уж и неизвестно по каким причинам сделавшие парк зоной отдыха. Но за многие годы существования, что только в этом здании не размещалось: и муниципалитет, и полицейский участок, и детский дом, и даже районный Собес. Даже хотели снести, но как часто бывает, руки не доходили.
     Но вот уже много лет, как здесь разместился дом для престарелых. Своя котельная, кухня, столовая и даже прачечная. Кого только не видели стены этого здания, правда за все годы своего существования, а это без малого сто лет, ремонт здесь делали... ну может раза четыре.
     Эти стены помнили и пытки при царском режиме, и шелест разнообразных бумаг, и детский смех. А вот теперь здесь жили старики, каждый из которых имел свою историю. Может быть они, на склоне своих лет, попали сюда не по своей доброй воле... кто знает. Но так уж здесь было заведено, может просто от скуки или уж они сами завели такую традицию, но каждый вечер, каждый из жителей этого дома рассказывал свою историю жизни, а все остальные, не перебивая, внимательно слушали. Работники дома престарелых иногда прислушивались к этим незамысловатым историям, кто-то жалел их, кто-то сожалел, а были и такие, что и посмеивались.
     - Выдумывают, наверное... - говорили более молодые. 
     А работали здесь повара, медицинские работники, сторож, садовник, ну и тот, кто смотрел за ними. Мало ли что... всё-таки старые люди. И каждый вечер, садясь вкруговую на поставленные у стен диваны, а прочие из своих комнат выносили свои стулья и все внимательно слушали того, чья очередь подходила рассказывать свою историю жизни.
     Сегодня пришла очередь рассказать о своей жизни Серафиме. Седовласая, старая женщина, с усталым лицом в морщинах, с обвисшими веками и щеками, бесцветно-серыми глазами, опустив голову, стала говорить.
     Она родилась за два года до Октябрьской Революции, поэтому мало что помнила о тех событиях, перевернувших историю.
     - Родилась я в Калужской области, в крестьянской семье и было нас у матери семеро детей, я самая старшая. Работала мама прачкой, обслуживала семьи богачей в нашей округе, отец работал кузнецом. Но заработки, которые они получали за свой труд, были слишком малы, несмотря на то, что работали они от зари до зари. Дома в деревне были тогда небольшие, сенцы да две комнатушки. Правда мама старалась и свой огород иметь, сажали всего понемногу: картошку, лук, капусту и морковь. Спали на печи и возле печи, зимой чтобы теплее было, а летом, что ж, печку не топили. Старые, заштопанные одеяла, служили нам матрасами, а укрывались тулупами, щедро подаренными матери боярами.
     Не могу вспомнить, чтобы мать или отец отдыхали. Когда я подросла до восьми лет, то уже делала всю работу по дому, школа была далеко, учиться было некогда. Трое братишек да три сестрёнки, мал-мала-меньше, помню, их всех мать рожала дома. Приходила бабка-повитуха, две соседки ей помогали и появлялся на свет малыш. Отец узнавал об этом только поздним вечером, когда приходил с кузницы, которая находилась на краю деревни. Только тиф да голод не пощадил пятерых детей и остались мы с младшей сестрой одни, которая и выжила-то чудом. А те, что умерли, не доживали и до трёх лет.
     Многих помещиков тогда раскулачивали и отправляли в ссылку, а некоторые создавали банды, да убивали красноармейцев, сильная злоба на них была. Только В нашей деревне троих председателей и двух помощников прямо в ихней конторе убили, житья от них, окаянных, не было. Деревенских, которые помогали советской власти, тоже не щадили, ночами семьями вырезали.
     Потом началась гражданская война, мне тогда было всего восемь лет, а сестрёнке четыре года. Деревня без мужиков опустела, остались ребята, которым было меньше четырнадцати лет. Многие тогда не вернулись с той войны, среди них сгинул и мой отец, даже могилы его не было. А как тогда выжили, сама не понимаю, жили впроголодь, коза была, да и та долго не прожила.
     Вскоре и мать заболела, видать простудилась, ведь бельё приходилось стирать в жаркой бане, а полоскать на улице, даже зимой. Местный фельдшер не очень был образованный, да и где в тридцатые годы лекарства взять, да ещё в деревне. Вот мать тогда в горячке и померла. Мне то уж лет пятнадцать было, а сестре одиннадцать. Таких сирот множество было. Кто побирался, кто помоями для свиней сыт был, среди них и мы с сестрой. Только и сестра моя вскоре умерла, видать отравилась, помню, жар был у неё и всё рвало. Так возле мамки соседи её и схоронили.
     Тогда в нашей деревне колхоз образовался, так мне приходилось в поле работать. Тяжело было, а что делать? Есть то хотелось. А когда мне исполнилось восемнадцать лет, я в город уехала, на швею выучилась, устроилась работать на фабрику, от фабрики комнату небольшую дали. Тяжёлое время было, трудно было понять, кто прав, кто неправ. С колхозами может и полегче стало, но как была голь бедняцкая, так она никуда и не делась.
     Конечно, жить в городе мне было легче, хотя и уставала на работе. А в двадцать пять лет с парнем познакомилась, Фёдором его звали, он у нас на фабрике работал, станки чинил. Встречались с ним несколько месяцев, потом он сказал, что полюбил меня, замуж позвал.
     - Работящая ты, тихая, а красоту, что ж, её на хлеб не намажешь, мне твоя красота ни к чему, - сказал он мне тогда.
     Это к тому, что была я некрасивая, да и откуда красоте взяться? Голод, болезни... а он был ничего так парень, даже вроде красивый. Ну поженились мы, сыграли скромную свадьбу и стали жить в моей комнатушке. А дом был старый, в два этажа, деревянный. В комнате старая железная кровать, стол и два стула, вместо шкафа, в стену были вбиты гвозди, общая на весь этаж кухня и туалет, купаться ходили в общественную баню.
     В сороковом году, родился у нас мальчик, хиленький, маленький такой.  Назвали его Максимом, да он до года не дожил, умер от дизентерии, было бы молоко в грудях, может и выжил бы, но видать, Бог так решил. Потом началась война, мужа моего сразу забрали на фронт, а через два месяца, похоронка на него пришла. Поплакала я, да пошла на радистку учиться, на фронт хотела идти. Три месяца отучилась и подала заявление в райком. Только попала я в партизанский отряд, ведь где немцев бить, было без разницы. В городе добывали сведения, а я в центр передавала. Даже в разведку несколько раз ходила, ох и гибли тогда парни, мальчики совсем! Раз в засаду попали, но взяли языка и кое-как вывернулись, правда вернулись не все. Но тогда добыли очень ценную информацию, о дислокации немецких войск на территории города. Часто приходилось и в бой вступать, и раненых на себе тащить. Это я сейчас пополнела, а тогда такая худющая была, откуда силы брались, не знаю.
     Серафима часто прерывала свой рассказ и будто напрягалась, вспоминая те или иные события своей жизни. Потом тяжело вздыхала и продолжала рассказывать.
     - Вот так я всю войну и партизанила, пока немца до самого Берлина гнали. Мы ведь не сидели в одном месте. Когда фашисты покидали город, мы следом шли, всё бывало. И мосты взрывали, и немецкие поезда под откос пускали, даже школу взорвали, которую немцы под комендатуру заняли. Были и предатели из местных, так те были хуже фашистов. Те хоть видимые враги, а эти... хуже фашистов, в большинстве, из раскулаченных были. Много наших тогда положили.
     Серафима вытерла слёзы с глаз.
     - Но не зря гибли, не зря под пули и гранаты ложились, всё ради Победы, - говорила Серафима.